Глава 1. Преддверие

Я лежала на диване и запоем читала очередную книгу о спецназе. Почему-то я «подсела» на эту тему и глотала книги одну за другой. Шел второй час ночи, а я лежала в позе кобры, готовой к атаке, уже часа три, но шея у меня нисколько не устала. Я отметила для себя это явление, удивилась – такого раньше никогда не было. Я всегда долго умащивалась, подкладывала дополнительные подушки, чтобы было удобно лежать, а тут – голова висит в воздухе три часа, а усталости нет, неудобства не чувствую.

– Забавно! – подумала я и забыла об этом.

Через некоторое время я отметила у себя еще одно необычное явление. Иду по улице. В правой руке несу сумку, а левая рука висит сбоку и совсем не делает отмашку. Висит и все. Но когда я это заметила и стала насильно ею махать, вернее – все время держать ее под контролем, она снова стала двигаться. Что еще за новости!

И третий момент, который меня несколько напряг – это положение левой руки, когда я ходила по квартире: она была постоянно полусогнута в локте, прижата к боку, а пальцы собраны в щепоть. Я выпрямляла руку, но когда забывала о контроле, рука опять возвращалась в прежнее положение, а корпус чуть наклонялся вперед. Позже я узнала, что это тоже один из признаков болезни Паркинсона и называется «поза просителя».

Еще я заметила, что стала с трудом поворачиваться ночью в постели. Сначала я должна сесть на кровати, потом повернуться на нужный бок, и лишь потом лечь. Я всегда была беспокойной: раз пятьдесят за ночь повернусь. А теперь я стала вертеться меньше, но для каждого поворота мне нужно проснуться и осознанно проделать этот маневр.

– Какая я стала неуклюжая к старости! – отметила я про себя и все списала на возраст.

Наверное, эти мелкие неудобства я терпела бы еще довольно долго, если бы к этим симптомам не прибавилась ноющая боль в спине, от которой я сгибалась как старушка, у меня напрягались все мышцы спины. Больно было до слез, и даже дышать становилось трудно. Ко всему прочему, походка у меня стала как у Буратино: ноги в суставах двигались так, будто в каждый сустав вставили по зубчатому колесу, и во время ходьбы там что-то хрустело, как при заводе будильника. Нога шла не плавно, а как у робота. И во всем теле ощущались пружинки, которые покачивали всю меня при ходьбе. В общем – просто кукольный театр!

Мне все это не очень нравилось, но, в силу своей медицинской неграмотности в сфере нервных заболеваний, я даже представить себе не могла, признаки какой страшной болезни я у себя обнаружила!

Но, поскольку спина все-таки ужасно болела, я попросилась на гидромассах к своей знакомой – заведующей физиотерапевтическим отделением одной из московских больниц. Она назначила мне гидромассаж, лечебную физкультуру и пару процедур с нафталаном и магнитом. При очередной встрече я рассказала ей про руку, которая не делает отмашку, про походку Буратино и спросила, не надо ли и для конечностей сделать какую-нибудь процедуру, уж для полного комплекта?

Светлана Юрьевна, – так зовут мою знакомую, – покрутила мне руку в запястье, заставила пройти по кабинету, спросила что-то еще. И вдруг сказала:

– Знаешь, я советую тебе съездить в Боткинскую больницу на кафедру экстрапирамидных заболеваний. Я ведь по образованию невролог. А твои симптомы очень напоминают признаки болезни Паркинсона. Я не уверена, что это – та самая болезнь. Бывает, что признаки похожи, но они от других болезней и проходят при изменении лечения. Но, для твоего спокойствия, я тебе все-таки советую там проконсультироваться. Эта кафедра общероссийская, главная в стране, если не единственная. Только возьми направление в районной поликлинике.

 

Глава 2. В поликлинике

Я не знала, что такое – болезнь Паркинсона, поэтому не очень испугалась, покивала в знак согласия сходить на эту кафедру, и поехала домой, чтобы посмотреть в интернете, что это за болезнь с таким звучным именем. Дома я открыла нужную страничку и стала читать. Чем дальше я читала, тем больший ужас меня охватывал. Написано было очень подробно и красочно, особенно про то, что жить с таким диагнозом мне осталось пять лет.

– Господи! За что мне это?! – только и повторяла я, судорожно пробегая глазами странички интернета. Зашла на форум – там вообще караул! Сплошные стоны и вопли о помощи. Причина болезни неизвестна, лекарства не помогают, люди страдают, у них галлюцинации, боли, потеря координации, ступор и еще столько всего, что у меня началась истерика.

– Заболевает один на сто тысяч человек! Ну почему этим одним стала я? – причитала я, сидя на краю ванны, и пыталась остановить истерику, поливая себе лицо холодной водой.

Кое-как справившись со слезами, я понеслась в районную поликлинику за направлением.

Влетев в кабинет невролога, проглатывая окончания слов, я залепетала:

– У меня нашли признаки болезни Паркинсона. Мне нужно срочно проконсультироваться на кафедре в Боткинской! Дайте мне направление! – я «била копытом» и ожидала, что невролог всполошится, заохает, кинется заполнять бланк направления и, смахнув сочувственную слезу, благословит меня на посещение кафедры экстрапирамидных исследований. Но…

Не повернув головы в мою сторону, глядя в окно, совершенно безразличным тоном она изрекла:

– Мы в Боткинскую направлений не даем. Только в наш районный диагностический центр. Пойдете?

– Конечно, пойду! – почти кричу я.

– Сейчас я могу только поставить вас на очередь. Ждать талона придется месяца три, – равнодушно сказала неврологиня.

– Как три месяца? Мне сейчас нужно! Я не могу столько ждать в неизвестности! – завопила я.

– Ничего не могу сделать! Вас много, талонов мало!

– Неужели у Вас так много пациентов с таким заболеванием? – удивилась я.

– Достаточно! – буркнула невролог. – А если Вам нужно быстрее, – с доктором попробуйте договориться сами. Все как-то договариваются!

И, сделав озабоченное лицо, она нажала кнопку вызова очередного пациента, давая понять, что дальнейший разговор не имеет смысла.

Ей было совершенно не интересно, откуда я узнала об этих симптомах, что это за симптомы – может, я ошибаюсь?

Нет, никаких таких вопросов я не услышала. Ей важно было отделаться от меня, отправить или к другому врачу, или поставить в режим ожидания талона месяца на три – чтобы не беспокоила. И это у нее получилось блестяще!

В полной растерянности я вышла из кабинета и остановилась в раздумье: куда идти? Рядом увидела табличку «Зам. Главврача…».

– Пойду, уточню, почему в Боткинскую нельзя направление получить, – подумала я и открыла дверь в кабинет.

Не буду приводить весь наш диалог, но сухой остаток таков:

– Тебе нужно, ты и добивайся, а на нашу помощь не рассчитывай: ее не будет!

С этим ободряющим заключением я вышла из очередного кабинета и поплелась домой, пытаясь по дороге наметить план своих дальнейших действий.

 

Глава 3. В больнице им. Боткина

Дома муж встретил меня на пороге вопросом:

– Ну, что сказала невролог? Направление получила?

– Ага! Получила! Даже два! Теперь не знаю, куда вперед бежать? – я едва сдерживала слезы.

– Стоп, стоп, стоп! С этого момента – поподробнее! – перебил мое слезотечение муж и подтолкнул меня к дивану. – Сядь и расскажи все по порядку.

Я коротко пересказала свою беседу с неврологом и сказала, что завтра я сама поеду в Боткинскую без направления и попробую договориться попасть туда платным образом. Настроена, не смотря ни на что, я была решительно. Муж с сомнением покачал головой, но других вариантов не было: я должна была попасть на эту кафедру, чего бы мне это не стоило! Прочувствовав на собственной шкуре полное безразличие к своей проблеме со стороны лечащего, нет, вернее – совершенно не лечащего, врача, я поняла, что осталась один на один со своей проблемой, и решать мне ее придется только самой.

На следующее утро мы встали в шесть часов, чтобы попасть в диагностический центр Боткинской больницы прямо к открытию.

Вечером я позвонила в регистратуру, где мне объяснили, что попасть на кафедру можно только по направлению их невролога, а запись и оформление карты – с восьми утра.

В восемь мы были уже в регистратуре. Очередь была – человек тридцать! Все обсуждали, где найти ксерокс. Оказалось, что для оформления карты нужны ксерокопии паспорта и полиса. Все это было у меня дома, но я не подумала взять их с собой. Просто в голову не пришло, а по телефону не сказали. Оставив мужа стоять в очереди, я понеслась делать ксерокопии документов. А пока стояла в очередь на ксерокс, узнала много полезной информации. Опытные люди рассказали, что можно подойти в кабинет зам. Главврача, и он даст разрешение оформить карту на бесплатное прикрепление на год к любому врачу, если сочтет нужным.

Я не знала, сочтет ли начальство мой повод достаточно серьезным, но для меня он был просто вопиющим. И я поспешила занять очередь в его кабинет.

Зам. оказался милейшим человеком! По-моему, он не отказывал никому. Когда я приготовилась пустить слезу после слов:

– Помогите мне попасть к неврологу! В районной поликлинике мне не дают направление! – он мило улыбнулся и произнес:

– Ну не дают, – и не надо! Я вам дам направление к любому врачу. К кому вы хотите еще, кроме невролога? К сосудистому хирургу? К эндокринологу? К ортопеду? Пожалуйста! – и он быстро набросал на маленьком бумажном квадратике несколько слов для регистратуры. Я выскочила от него совершенно счастливая, несмотря на то, что уже оплатила в кассу прием у невролога и завела карту платного посещения. В регистратуре мне тут же поменяли карту на бесплатную, деньги возвращать я не стала – я была и так вполне довольна началом дня: талон к неврологу мне дали прямо на сегодня, я заняла очередь в кабинет, а мужа отправила погулять по территории. Была середина мая, погода стояла теплая и солнечная – чего сидеть в помещении, когда можно прогуляться.

Не прошло и часа, как подошла моя очередь.

Я открыла дверь, поздоровалась и вошла в кабинет. Врач сидела за столом и, видимо, заполняла карту предыдущего пациента. Мельком, не поворачивая головы, она взглянула в мою сторону, поздоровалась и продолжала писать, предложив мне сесть. Расстояние от двери до стола было всего четыре-пять метров, но этого ей оказалось достаточно, чтобы рассмотреть меня и сделать соответствующие выводы.

Когда она, наконец, закончила писать, посмотрела на меня, а я, опять торопясь от волнения, начала лепетать, что у меня нашли признаки болезни Паркинсона, и я хотела бы проконсультироваться на кафедре, она улыбнулась и сказала:

– Да какие там признаки! Вашей болезни уже как минимум лет пять!

Я обалдела! От всего одновременно. И от того, что болезнь все-таки есть, и от того, что болезни уже пять лет – значит, скоро мне уже умереть придется (как я вычитала в интернете), но больше всего – от того, как она все это определила, всего один раз, мельком, взглянув на меня, когда я вошла в кабинет. Об этом я ее и спросила.

Доктор опять улыбнулась и спокойно объяснила, что это единственная болезнь, для постановки диагноза которой не нужно никаких обследований и анализов. Только врач и пациент.

– Мы же сидим на этом! Я смотрю на Вас и вижу: Вы – наш пациент! А направление на кафедру я Вам сейчас дам, потому что диагноз нам ставить разрешают, а лечить – нет. Поэтому Вы пойдете на кафедру, там Вам назначат лечение. Потом опять придете ко мне, я дам Вам выписку для Вашей районной поликлиники. Потом Ваш невролог направит Вас в окружной диагностический центр к паркинсонологу. Тот поставит Вас на учет, даст рекомендации по лечению, напишет заключение для невролога Вашей районной поликлиники, а тот, в свою очередь, уже будет выписывать Вам рецепты на лекарства, которые Вам положены: некоторые основные – бесплатно, а какие-то придется и покупать.

Слушая ее, я совсем сникла: и от подтверждения диагноза, и от тех перспектив «хождения по мукам», которые она мне описала.

Но она была в этом не виновата, и я на нее не сердилась. Более того – она была мне глубоко симпатична.

Видя мое расстроенное лицо, она сказала:

– Да не расстраивайтесь Вы так! У Вас самая хорошая форма болезни – смешанная. И благодарите того, кто распознал ее на такой ранней стадии и посоветовал, куда обратиться. А жить Вы будете долго и умрете не от этой болезни! Лекарств сейчас много, Вам подберут то, что подойдет именно Вам, и все будет хорошо.

Живут с этой болезнью обычно долго, и у Вас никогда не будет ни инфаркта, ни инсульта.

– Это почему же? – полюбопытствовала я.

– Этого пока не знает никто, но это статистический факт!

– Знаете, мне пока достаточно и Паркинсона!

– Вот и хорошо, им и занимайтесь! – весело сказала невролог. Через полгода приходите – посмотрим, как у Вас пойдут дела.

Она каким-то непостижимым образом спустила с меня весь страх, ничего особенно не предпринимая. Она была из тех, настоящих врачей «от бога», от одного разговора с которой мне уже стало гораздо легче. Я уже не готовилась к ужасам болезни и даже смерти, а поняла, что это – не конец света. Надо жить и бороться!

– А в интернете Вы поменьше читайте. Там такое напишут – мало не покажется!

– А как же про пять лет?

– Так это – если не лечить, и если болезнь определили уже на последней стадии! – успокоила она меня. А у Вас еще только самое начало. Так что Вам пугаться нечего. Принимайте лекарства и живите, как все обычные люди. Паркинсонизм – это не болезнь, а просто особенность Вашего организма с определенного возраста. Вам можно все: работать, заниматься спортом, ездить на экскурсии, плавать в бассейне, встречаться с друзьями, выпить вина, танцевать – в общем – все, что Вы делали до того, как узнали о своей болезни. И чем более активный образ жизни Вы будете вести, тем меньше Вас будет донимать болезнь. Вот так!

Невролог меня просто очаровала. Она была невысокого роста, мне показалось, что ей где-то 45–48 лет, (потом я выяснила, что 60).

Очень легкая, подвижная, улыбчивая, с короткими кудрявыми волосами, она просто летела по коридору больницы и заражала нас всех своей энергетикой. С тех пор я прихожу к ней не столько за лечением, сколько за очередной порцией оптимизма.

Запомните это имя: Попова Татьяна Владимировна. И если Вам когда-нибудь понадобится консультация невролога – лучшего я Вам порекомендовать не смогу! Да и зам. зав, к которому я ходила за направлением, сказал, что она – лучший невролог у них в клинике, и отзывы пациентов о ней только самые восторженные.

 

Глава 4. Кафедра экстрапирамидных исследований

Я вышла от Поповой несколько успокоенная. Это, конечно, еще не заключение кафедры, но это мнение специалиста, и оно меня несколько подбодрило. Я стала дышать спокойнее, перестала напряженно вслушиваться в свой организм и выискивать дополнительные симптомы паркинсонизма, благо в интернете начиталась всякого, и теперь была подкована на все сто.

Я снова отправилась в регистратуру записываться на прием, теперь уже – на кафедру. Талон дали только на следующий вторник. Значит, еще неделю ждать заключения специалистов. Но это все-таки быстрее, чем ждать талона в свой диагностический центр.

Всю эту неделю я переживала три первые стадии поведения человека в такой ситуации:

Первая – животный страх надвигающейся ужасной неизлечимой болезни и невозможность ее предотвратить;

Вторая – Господи, ну почему именно я стала этой одной из ста тысяч!?

Третья – Надо же что-то делать!

Я рыдала потихоньку, закрывшись в ванной, и громко, когда была дома одна.

Я причитала как на похоронах и скулила как побитый щенок.

Я хотела лучше умереть прямо сейчас, чтобы не дожить до тех ужасных последствий болезни, о которых я прочитала в интернетских статьях и на форумах.

Я пыталась высчитать, сколько лет мне осталось жить в сознательном состоянии, и что я успею за это время сделать: дожить до окончания внучкой школы – это еще 12–13 лет. Могу не дотянуть. Ей всего 4 года в январе исполнилось. Мужа одного оставлять тоже не хотелось – он без меня пропадет. Конечно, не пропадет, но со мной-то лучше! При условии, что я буду в дееспособном состоянии. И т. д. и т. п.

Муж, как мог, успокаивал меня. Говорил, что не допустит моей смерти:

– Жена должна мужа в последний путь проводить, а не наоборот! Вот похоронишь меня, а дальше уж как хочешь. Хоть замуж выходи! – шутил он.

В таких метаниях – от отчаяния до здравых рассуждений – неделя пролетела довольно быстро. Во вторник в десять утра я уже сидела под дверью врача на кафедре экстрапирамидных исследований.

Назвать это место солидным учреждением даже с натяжкой было невозможно. Кафедра располагалась на последнем этаже семиэтажного корпуса. Судя по его виду, ремонта там не было со дня его постройки, примерно лет 25–30. Лифт ходил только до шестого этажа. Затем надо было зайти в маленькую дверцу, завешанную какими-то объявлениями – прямо как в каморке у папы Карло, подняться по лестнице на седьмой этаж, пройти через темный коридорчик и попасть, наконец, на этаж. В коридор, покрытый ободранным линолеумом такого же возраста, как и сам дом, выходило несколько таких же обшарпанных дверей с именами их хозяев.

У каждого кабинета стояло по 2–3 стула. Посетителей было гораздо больше, – они подпирали облезлые стены, хотя им бы очень не помешало сесть. Пациенты, как обычно, пришли пораньше, а врачи, тоже как обычно, где-то задерживались. Они пролетали мимо нас из кабинета в кабинет, куда-то звонили по мобильникам, что-то оживленно обсуждали между собой. А мы смиренно ждали, когда же они, наконец, обратят свое внимание на нас, недостойных, которые притащились чуть свет и мешают им работать.

И это всероссийская кафедра, единственная в России! Сюда приезжают на консультации больные со всех концов страны. Здесь стажируются неврологи из многих регионов, где вообще нет специалистов этого профиля, и людям просто не у кого получить квалифицированную помощь. Здесь проходят симпозиумы, как солидно называют приезд 20–30 врачей из регионов. А собирают их в зале, больше похожем на сельский клуб начала 30-х годов. Такая серьезная болезнь, столько неясных моментов, столько людей в отчаянии приезжают сюда, чтобы найти помощь и поддержку, а тут – три стула, коридор и несколько врачей, которые принимают по три часа один раз в неделю. И все! Дальше – тишина…

Принимать врач начала на сорок минут позже. За это время мы все успели рассмотреть друг друга и расспросить о симптомах болезни, ее сроках и результатах медикаментозного лечения. Люди были все разного возраста: от 25 до 75 лет. У всех были разные стадии заболевания и разные формы. Поэтому и проявления болезни тоже были разные.

Рядом со мной сидела интересная, довольно молодая женщина.

Руки у нее дрожали так сильно, что я даже представить не могла, как она сумела сделать такой аккуратный макияж. Ей было где-то около пятидесяти. Она была ухоженная, хорошо одета, еще работала. Интересно – кем? Она пришла, чтобы поменять лекарство. От препарата, назначенного ранее, ей стало только хуже.

– Неужели и я дойду до такой трясучки? – подумала я. – Вот ужас!

Во всех источниках информации, которые я успела проштудировать за эту неделю, я выяснила, что болезнь эта неизлечима, она прогрессирует с разной скоростью, но ведет всегда к одному: обездвижению, потере внятной речи и полной беспомощности, да еще с галлюцинациями, потерей ориентации и нарушением глотательного рефлекса. Перспективка радужная даже теоретически! А как будет на самом деле – этого не может предугадать никто.

Но вот подошла и моя очередь. Я вошла в кабинет врача. Это была крупная женщина лет тридцати, полноватая, какая-то немного неуклюжая что ли. Мне показалось – она была беременна. Наверное, очень умная, поскольку обсуждала со своей коллегой предстоящую защиту диссертации. Она взяла мою карту, положила ее на стол, предложила мне, как обычно, вытянуть руки и, закрыв глаза, коснуться пальцем кончика носа, затем ударила молоточком по коленке. Рефлексы были в норме.

Пока она проверяла мои рефлексы, ее коллега что-то быстро набирала на компьютере. Теперь она позвала моего доктора к себе, и они принялись что-то оживленно обсуждать, совершенно позабыв о моем присутствии. Потом они куда-то позвонили, и в кабинет зашла еще одна девушка и присоединилась к обсуждению. Я без приглашения опустилась на стул и нарочито громко вздохнула, напоминая им о своем присутствии.

Доктор обернулась ко мне и, несколько раздраженно извинившись, попросила немного подождать. Потом все втроем они куда-то ушли, и я прождала их минут двадцать. Народ в коридоре начал роптать. Все были на взводе: время приема кончалось, а я уже больше получаса сидела в кабинете и не собиралась выходить.

Наконец она вернулась в кабинет, села к компьютеру и стала что-то печатать.

Кажется, мне придется тут просидеть до самой ее защиты! – ехидно подумала я.

Но тут врач закончила печатать, шлепнула на лист личную печать и протянула листок мне.

– Лекарство будете получать в районной поликлинике, на учет встанете в ДКЦ района, ко мне – через месяц. Все.

Я ожидала, что меня подробно расспросят, почему я сюда попала, что меня беспокоит, что с этим делать. Успокоят, научат, посочувствуют, в конце концов! Но – увы! И тут облом. Никому я здесь оказалась не нужна со своими проблемами. Впрочем – как и везде.

Взяв в руки листочек с назначением, я вышла в коридор и прочитала те несколько строк, которые там были написаны:

– Болезнь Паркинсона, 1,5 стадия по Хен-Яру, смешанная форма. Лечение: Проноран 50 мг по 1 т. 3 раза в день.

Еле сдерживая слезы, я пошла в консультативный центр к Поповой, к которой записалась тоже на этот день, чтобы не ходить еще раз за выпиской для окружного невролога.

Мне не терпелось хоть кому-то пожаловаться на такой бессердечный приём на кафедре, и я все выложила неврологу. Она была со мной солидарна, и разрешила мне помучить ее вопросами, что я и сделала с большим энтузиазмом. После беседы с ней я перешла к четвертой стадии своего существования в новых условиях:

– Значит так! – сказала я себе. – Ты, болезнь, будешь сидеть тихо у моих ног как собака, и молчать, а я за это буду кормить тебя разными полезными таблетками. Ты не мешаешь жить мне, а я терплю твое присутствие. Только так и не иначе! На этом и порешили.

 

Глава 5. С первой попытки

Поскольку невролог нашей поликлиники обещала обеспечить мне «доступ к телу» окружного паркинсонолога не ранее, чем через три месяца, я решила, как все нормальные герои, попробовать идти в обход. В этот же вечер я нашла телефон регистратуры ДКЦ и сразу дозвонилась. У меня никто даже спрашивать не стал, есть ли у меня какие-то особые основания записываться напрямую, а не через районную поликлинику. Спокойно записали номер полиса и предложили выбрать удобный день и час посещения. А потом спросили:

– А хотите завтра? Если Вам удобно, конечно?

Я была крайне удивлена! Зачем мне создавали искусственные препоны, когда врач или сестра могли прямо при мне позвонить из кабинета и записать меня к врачу сразу, а не изображать вселенскую очередь? Подруги пытались меня убедить, что мне намекали на материальное поощрение. Но я больше склоняюсь к тому, что им просто лень даже шевелиться, а не только лечить. В общем, я с удовольствием согласилась идти к врачу прямо завтра. Не люблю, когда на мне висят какие-то незаконченные дела.

Но, чтобы идти к паркинсонологу, нужно обязательно взять выписку и направление в районной поликлинике. Класс! Да? Самая главная и единственная кафедра ставит диагноз и дает свое заключение, а наш ДКЦ требует направление и выписку от врача, который видит меня первый раз в жизни и ничего не знает, и не хочет знать, о моих болячках, которому я настолько безразлична, что это даже не скрывается! И что, интересно, она будет писать в выписке?

Я направилась в кабинет невролога без записи и талона, объяснив в регистратуре, что мне только направление взять. Я вошла в кабинет сразу, так как пациентов под дверями не было. Врач и сестра вопросительно уставились на меня. Объяснив, что мне нужно направление и выписка из карты, поскольку завтра с утра я должна быть в ДКЦ у паркинсонолога, к которому только что записалась, я увидела на их лицах искреннее недоумение.

– А как вы туда попали? – в один голос спросили меня медики.

– Да вот – договорилась! – многозначительно сказала я, не вдаваясь в подробности. Пусть помучаются в догадках! Еще посмотрю, как она выписку будет заполнять Но, я напрасно переживала за местную неврологиню. Она оказалась, как и многие другие врачи, очень талантливой сочинительницей. Оказывается, я уже давно жалуюсь ей на боли в спине, на синдром зубчатого колеса и на скованность движений. Просто фантастический роман! Видно, за время, прошедшее с моего первого визита, она успела несколько расширить свои познания в области болезни Паркинсона. Но вот заключение Кафедры ее совершенно не заинтересовало:

– Мне это не нужно. Для меня важно только заключение окружного паркинсонолога, – не поднимая головы сказала она.

Ну, дело хозяйское. Не надо – так не надо! Я сложила свои бумаги в пакет и стала ждать, пока доктор закончит творить свой «роман». Хоть бы поинтересовалась из любопытства, что написано в заключении. Нет. Все пишет и пишет.

Наконец, опус был закончен. Я пробежала глазами выписку, ухмыльнулась и спросила:

– А откуда Вы столько про меня знаете? Я ведь у Вас никогда не лечилась.

Она свирепо посмотрела на меня, а медсестра прошипела:

– В следующий раз без записи не приходите, не примем!

Я поняла, что больше моя персона их не интересует, забрала выписки и распрощалась.

На сегодня у меня было запланирован еще один визит. Я должна была обязательно заехать к Светлане Юрьевне и поблагодарить ее за квалифицированную работу – раннюю постановку диагноза. Ведь до нее меня именно лет пять лечили от остеохондроза. И так бы и лечили, если бы я случайно не оказалась в ее больнице и не рассказала о своих «непонятках». Я была ей бесконечно благодарна, и не зайти к ней просто не могла.

На рынке около метро я купила большой букет сирени и первых розовых пионов и поехала к ней в отделение. Светлана Юрьевна оказалась на месте, и я с разгону бросилась ей на шею со словами благодарности и букетом. Она пыталась меня успокоить, а я все что-то ей говорила и говорила. Видимо, все это время я сдерживала свои мысли и чувства, а теперь немного успокоилась, свыклась со своим положением, и мне надо было на кого-нибудь излить всю свою боль, страх и безнадежность. Светлана Юрьевна поняла мое состояние и мужественно вытерпела всю эту концертную программу.

Теперь я была готова посетить окружного невролога-паркинсонолога.

 

Глава 6. Окружной паркинсонолог

На следующий день ровно в семнадцать часов я уже сидела у кабинета окружного невролога-паркинсонолога. Врач принимала строго в назначенное время. Я зашла в кабинет и положила на стол паспорт, полис и выписку с направлением из поликлиники. Сверху добавила заключение из Боткинской больницы и села на стул около нее.

Доктор быстро закончила свою «писанину», изучила мои документы, небрежно отложив заключение из Боткинской больницы, и обратилась ко мне:

– Я Вас слушаю. Рассказывайте!

Я коротко рассказала о своих проблемах.

– А почему сразу ко мне не пришли? Не доверяете? Думаете, что на кафедре специалисты лучше? – с нотками ревности в голосе спросила она.

Тут мне пришлось пересказать ей мой диалог с неврологом районной поликлиники и про три месяца ожидания талона.

– Они что там все – с ума по сходили? Я каждую неделю по 10 талонов на эту поликлинику даю, а у них и десятка больных не наберется! – возмутилась она. – Я с ними разберусь! Безобразие! – продолжала она бушевать.

Наконец, от оргвопросов мы перешли к моим проблемам.

Она, как и Попова, повертела мне руки в суставах, попросила пройти по кабинету, достать руками кончик носа и сделать прочие, стандартные для этого заболевания, телодвижения. Затем она ответила на мои вопросы, которые за это время успели прийти мне в голову, и стала заполнять бланк заключения с рекомендациями по лечению. Пока она писала, я поинтересовалась, есть ли в нашем ДКЦ «Школа Паркинсоника»? В интернете я видела это название, но это было в Боткинской больнице. Доктор сказала, что вроде бы должна быть, только надо пройти в другой кабинет и там записаться. Забегая вперед, скажу, что я записалась. Мне сказали, что занятия будут раз в неделю по вторникам с 14 до 15 часов, но «школа» откроется только с сентября, и мне позвонят и предупредят. Также должен работать зал лечебной физкультуры.

Прошло два года – мне так никто и не позвонил. Я сама приезжала несколько раз в ДКЦ на прием и интересовалась, что же с этой «школой»? Доктор только разводила руками и говорила, что уже устала говорить об этом с начальством и предлагать свои услуги. Никто ничего не хочет делать. К чести самой Ольги Леонидовны, она по своей инициативе открыла в интернете сайт «Школа здоровья», где вместе с еще несколькими специалистами отвечает на вопросы пациентов. Но это – ее личная забота о пациентах, а на государственном уровне – тишина…

Учитывая, что наш доктор уже пенсионного возраста и в любую минуту может уйти на заслуженный отдых, а доблестный Минздрав, по ее словам, собирается упразднить должность окружного невролога-паркинсонолога и передать его функции, как я поняла, обычному неврологу районной поликлиники, мне как-то сразу «поплохело»! Я сразу вспомнила невролога своей поликлиники, ее юный возраст, полное отсутствие знаний, а главное – полное равнодушие к пациентам, и я ярко представила себе свое «светлое будущее»!

Так вот. Взяла я очередное официальное подтверждение наличия у меня этой самой, загадочной болезни, происхождение которой до сих пор неизвестно, и поплелась домой переваривать полученную информацию.

– Лекарства – это понятно, – наивно думала я. Сказали, что мне они положены бесплатно – значит дадут. Лечебная физкультура – это тоже понятно: или к Светлане Юрьевне схожу – она мне комплекс подберет, или в поликлинике направят куда-нибудь. Уколы поделать для сосудов головы – это тоже без проблем: невролог даст направление в процедурный кабинет. Похожу пару недель. Ну, придется, конечно, посидеть в очереди, но к этому мы уже привыкли. Диеты, слава Богу, никакой не нужно, лопай все подряд и не заморачивайся. В общем – вполне сносная жизнь! По крайней мере – на первых порах. А если все эти процедуры помогут мне восстановить осанку, походку, и избавят от болей в спине – я буду вполне счастлива! И чего только я в панику впала?

Будем жить, и жить хорошо! Вот что я для себя решила, и почти совершенно успокоилась.

Я не знаю, у всех ли так, или это только особенность моего организма, но я сначала впадаю в панику и дикое расстройство. Потом понемногу успокаиваюсь и начинаю трезво рассуждать, что все-таки случилось и что я могу в этой ситуации сделать. А потом ищу все возможные способы решить проблему. И, как правило, способы находятся, а проблема тем или иным способом обязательно решается. Если не на все 100 %, то уж на 95 – точно!

Но мой энтузиазм, как оказалось, не имел под собой ни то что твердой, а вообще никакой почвы!

 

Глава 7. Рассчитывайте на энтузиазм

На следующий день я решила все-таки пойти в поликлинику к нашему неврологу к концу приема без записи, поскольку запись к ней была закрыта на две недели вперед. Но мне нужно было получить льготный рецепт на лекарство, я и так уже купила три упаковки сама на месячный курс. Я ведь не знала, сколько времени я буду слоняться по кабинетам, а лечение надо было начинать. Поэтому пришлось разориться на пару тысяч. Тогда я была готова отдать и больше, лишь бы помогло. И чем скорей, тем лучше.

К слову сказать, лекарство мне действительно помогло, и довольно быстро. Дня через три я поймала себя на том, что рука стала делать отмашку без моего надзора, боль в спине почти прошла, а спина распрямилась. Я была почти счастлива. И в поликлинику я явилась вполне здоровым на вид человеком.

Я вошла в кабинет и с порога, пока меня еще не успели выставить из кабинета, заявила, что я принесла заключение окружного паркинсонолога и мне нужен рецепт на Проноран.

– А почему опять без записи? – сурово поинтересовалась невролог.

– Потому что я пришла не лечиться к вам, а взять рецепт, который выписывает медсестра. Поэтому я не буду занимать ваше драгоценное время и рецепт подожду в коридоре.

Медики остолбенели от такой наглости, а я, воспользовавшись немой сценой, вышла из кабинета и села в коридоре. Коридор был пуст, как и всегда во второй половине дня. Они, видимо, решив меня наказать, заполняли рецепт минут двадцать. Но, в конце концов, медсестра вынесла мне драгоценный документ и сказала, что Пронорана в аптеке нет, надо ловить, когда привезут.

– И как часто он отсутствует? – в спину ей поинтересовалась я.

– Лучше спросите, как часто он присутствует! – закрывая дверь, ответила она.

– Любопытно! – подумала я и направилась на первый этаж в аптечный киоск.

В аптечном киоске сидела девица-инвалид: у нее было что-то с шеей и, как потом выяснилось, – отвратительный характер. Она рычала на всех подряд, независимо от их возраста, состояния, отношения к ней и погоды на улице. Еще она имела обыкновение уходить с рабочего места и слоняться по кабинетам врачей: где поболтает, где конфетку съест, где просто так посидит. Но всегда оставляет бумажку: ушла на склад, буду через 5 минут. Люди ждут ее по 30–40 минут, а она идет не торопясь. И попробуй ей что-нибудь скажи – крику будет на всю поликлинику. Вот и мне пришлось познакомиться с этой подругой.

Я не ожидала, что на протянутый мной рецепт, я услышу:

– Вы что, не знаете, что Пронорана уже третью неделю нет? Что Вы мне рецепт тычете? Звонить надо и узнавать сначала, а потом здесь рецептом трясти!

Я несколько опешила от такой тирады, но потом вспомнила свои навыки главного бухгалтера по общению с сотрудниками налоговой инспекции, и ледяным тоном произнесла:

– Во-первых, льготный рецепт я получила сегодня первый раз в жизни.

Во-вторых, я только что была у невролога, и она мне не сказала, что в аптеку надо сначала звонить, даже если стоишь рядом с аптечным киоском.

В-третьих, я была уверена, что если препарат назначен больному по жизненным показаниям, то он должен быть в аптеке в обязательном порядке. Я ведь не витамины спрашиваю, а препарат, без которого я не смогу двигаться. И в четвертых. Я Вас ничем не оскорбила, и если Вы еще раз позволите себе разговаривать со мной в подобном тоне, я накатаю Вашему начальству такую жалобу, что Вы потом долго будете искать работу!

Девица слушала меня не перебивая. Видимо, никто до меня не догадался сказать ей все, что думал в данный момент. Старики – люди в основном интеллигентные, просто хватались за сердце и уходили глотать валидол.

Не дожидаясь, пока девица очухается, я опять протянула ей рецепт и сказала:

Запишите меня в вашу книгу отсроченного обеспечения, и когда получите препарат – позвоните мне!

Девица хотела по привычке что-то возразить, но, видимо, у меня было такое выражение лица, что она, молча, взяла рецепт, записала в свой кондуит и спросила номер моего телефона. Я, как воспитанная дама, сказала «спасибо» и «до свидания» и величественно удалилась из поликлиники.

Так я получила еще один урок: спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

С тех пор все два года получение лекарства для меня – это особый вид спорта. Надо прийти к неврологу примерно в то же число, что и в прошлом месяце, и обязательно предварительно узнать, есть ли препарат в аптеке. И если он есть, надо бежать сломя голову к врачу за рецептом, иначе лекарство разберут, и надо будет ловить снова. А если лекарства в аптеке нет, то и рецепт тебе не выпишут. Хотя по закону – обязаны выписать в любом случае.

Ведь рецепт действителен в течение месяца, но им не хочется вести учет «неотоваренных» рецептов и обзванивать пациентов, когда лекарство появляется в аптеке.

Второй момент – лечебная физкультура. Направление дали, но инструктор предложила мне просто общий комплекс для людей с больным позвоночником. А уж самой приходится что-то придумывать лично для себя.

Сначала я решила ходить в бассейн. Мы с подругой выбрали удобное дневное время и стали ходить два раза в неделю. Сначала мне все очень нравилось, и я проплывала несколько сот метров. Но потом стала замечать, что больная рука перестает грести так же, как она переставала делать отмашку. Я все время должна была держать ее под контролем. Пришлось перейти плавать только на крайнюю дорожку, чтобы всегда успеть схватиться за бортик, если рука опять откажет.

Об этом я сказала паркинсонологу при очередном визите. Она накинулась на меня со словами:

– Да кто ж Вам разрешил в бассейн? А если Вы вдруг разучитесь плавать и топориком на дно пойдете? Вас никто и вытащить не успеет!

– А что, и такое бывает?

– Еще и не то бывает! Я Вам рекомендовала гидромассаж и душ, а Вы в бассейн полезли!

Вот так мне всыпали по первое число, и моя водная эпопея закончилась едва начавшись. А доктор еще долго рассказывала мне о казусах болезни. Одна женщина, которая вязала всю свою сознательную жизнь, вдруг забыла, как вязать изнаночные петли. Лицевые вяжет нормально, а изнаночные – тормозит.

Другая стала застревать в дверном проеме. По комнате ходит спокойно, а когда надо на кухню пройти – застревает в дверях – и ни с места. И много чего еще рассказала. Дело в том, что в связи с отмиранием части клеток мозга, человек теряет навыки, которые он приобрел в прошлом. И для того, чтобы восстановить их, ему приходится всему учиться заново.

Еще я нашла себе спортивный снаряд – большой мяч диаметром 75 см, который выдерживает вес до 200 кг. Я ложусь на него спиной и свисаю со всех сторон, как осьминог или медуза. Позвоночник расправляется и спина распрямляется. Мне помогает это упражнение с мячом.

Так что ищите каждый свое. Кто что потеряет, то пусть и ищет, то есть восстанавливает утерянную функцию, знание или умение.

Рассчитывайте только на свой энтузиазм! Пока Вы собой занимаетесь – Вы живете. И при этой болезни крылатая фраза «движение – это жизнь» приобретает особый, совершенно однозначный смысл.

 

Глава 8. Летние истории

После того, как я обошла, наконец, все необходимые инстанции и полгорода узнало и зафиксировало в своих отчетах, бумагах и компьютерах, что у меня болезнь Паркинсона, я смогла продолжить нормальную жизнь. Единственно, что ее омрачало – это ежемесячная охота за лекарством. Не могу сказать, что это мероприятие доставляло мне удовольствие или считалось развлечением. Это была борьба за существование в полном смысле этого слова.

– Говорите спасибо, что это бесплатно дают. Скоро все сами покупать будете, когда вся медицина перейдет на коммерческую основу.

Вот и начинаешь дергаться за несколько дней до конца срока: надо звонить в аптеку ежедневно. А учитывая ангельский характер нашей аптекарши, делать это вовсе неприятно. При личном присутствии она мне не хамит, но по телефону-то клиента не видно, а задатки «хорошего воспитания» никуда не спрячешь! Вот и получаешь каждый раз свою порцию хорошего настроения.

Наконец, лекарство появляется! Вот тут уж хватай ноги в руки – и стремглав несись в аптеку. Хорошо – пока из дома. А вот если с дачи! Ведь надо внучку с кем-то оставить, а это в будний день – проблема. А еще есть маленький нюанс: нет лекарства в аптеке – не выписывают рецепт. Есть лекарство – нет рецепта, потому что врач болен или работает в другую смену и его можно застать только завтра после обеда, да и то, когда она примет всех по записи. Летом народу в поликлинике мало, поэтому все проходит довольно легко и быстро. А вот зимой – это мероприятие на выживаемость!

Несколько месяцев моя неврологиня ворчала на меня, что я все время прихожу к ней без записи. Я проглатывала ее ворчание и не возражала. Потом мне это надоело, и я решила с ней объясниться, чтобы закрыть тему. Когда она в очередной раз проворчала:

– Хоть бы раз для приличия записались на прием! – «тут великого комбинатора понесло», и я разложила ее как цыпленка табака:

– Скажите, Вы считаете, что поставить подпись на рецепте, заполненным медсестрой, – это прием? Я что – прихожу к Вам на лечение или консультацию? Вы можете чем-то помочь мне в лечении болезни Паркинсона? Да Вы, как я успела заметить, не можете для меня сделать даже самого элементарного: дать направление в Боткинскую – не можете! Дать талон в наш ДКЦ на завтра, а не через полгода – не можете! Обеспечить меня лекарством вовремя – не можете! Дать направление в другую поликлинику нашего района, где можно бесплатно сделать МРТ головного мозга – не можете! И ради чего я должна записываться на такой «прием»? И если бы было можно получить лекарство сразу хотя бы на полгода, я бы не занимала эти минуты Вашего драгоценного времени. Но Вы и этого не можете! Поэтому уж потерпите меня в своем кабинете один раз в месяц, пока медсестра выпишет рецепт. А уж если Вас так раздражает мое присутствие, меня бы вполне устроил такой вариант: Вы выписываете мне рецепт 25-го числа каждого месяца и передаете его в аптечный киоск. И я буду дальше сама отслеживать поступление лекарства. Так Вас устроит?

Все это время, пока длился мой монолог, медсестра заинтересованно на меня смотрела и с любопытством оценивала реакцию врача. Врач слушала молча, не поднимая глаз от пустого стола. У нее даже карты моей не было на столе. Она у сестры лежала, и та, под разговор, выписывала мне рецепт. Когда я закончила свою речь, Ираида (такое редкое имя у медсестры) положила заполненный бланк рецепта перед врачом для подписи.

– Вот видите? Всего и дел, что подпись поставить. И зачем бы я занимала место в очереди к Вам? А кому-то действительно нужна срочная помощь, а человек из-за меня в этот день к Вам попасть не сможет!

Врач у нас молодая, где-то в районе тридцати. Спорить со мной она не стала – права я была на 100 %. А учитывая ее квалификацию, вернее – полное ее отсутствие, то и вовсе ей полагалось тихонько молчать и не возражать.

С тех пор она больше не требует от меня приходить по записи, а безропотно выписывает рецепт, а иногда просто достает из шкафа Проноран и отдает мне без всякого рецепта. Меня это очень устраивает. Жалко – редко бывает! А тут мне пришла в голову вообще гениальная идея. Я приспособилась посылать за рецептом мужа. Звоню в аптеку, узнаю, что лекарство есть, и муж идет за рецептом. С ним она ведет себя очень корректно, выписывает все, что мне нужно еще, кроме рецепта – направления, выписки для ДКЦ и прочее – и они расстаются вполне довольные друг другом. Вот так я решаю лекарственную проблему.

А на даче летом я вообще чувствую себя вполне здоровой. Особенно, когда сижу на диване-качалке с книжечкой – просто именины сердца! Но нужно признаться, что такая идиллия бывает не очень часто, так как грядки и клумбы требуют постоянной заботы, кучи сил и времени. Да и внучка не дает засидеться. Грядки очень хороши вместо лечебной физкультуры, а вместе с ней – еще лучше! Пока под кустами до каждой травинки дотянешься, такую растяжку получаешь для позвоночника – ни одно упражнение так не поможет. А тут – двойная польза: и себе и растениям.

Скоро начнется дачный сезон. Так хочется скорее тепла и солнца. В прошлом году потеплело раньше. Мы выехали на дачу уже в последней декаде мая, а в июне решили первый раз вывезти на дачу кошку, которая у нас появилась полгода назад. Проведя с ней всю необходимую медицинскую подготовку для выезда на природу, мы привезли ее на дачу.

Вот тут и началась концертная программа!

Все понимали, что кошка на даче должна гулять. Ловить мышек и птичек. Но никто не хотел взять на себя ответственность за то, что кошка не потеряется и не уйдет совсем, или не попадет в лапы бездомной своры собак и т. д. Мы беспокоились о ней как о ребенке. Кошка была всеобщей любимицей, и мы боялись, как бы с ней чего не случилось. Кошка у нас – пушистая голубоглазая красавица породы Невская маскарадная, и нам очень не хотелось, чтобы она испортила свою белоснежную шерстку в мокрой траве и уличной грязи.

– Бабушка, не выпускай Ланку из дома! – кричала моя пятилетняя внучка. – Если она убежит, у дедушки инфаркт будет!

Я попыталась вывести кошку гулять на шлейке. Ей это совсем не понравилось, но зрелище было очень забавное: кошка рвется во все стороны, путается в поводке, ей хочется залезть в какую-нибудь щель или под дом, а ее все время вытаскивают за поводок и пытаются объяснить, что ей никуда нельзя. Через неделю таких мучений мы отправили кошку с дедом обратно в Москву. Дед был доволен – он не очень любит бывать на даче, а кошку никто не спрашивал, но было видно, что она обиделась на нас за то, что ее отдых закончился, можно сказать, не начавшись. И для чего только мучилась и терпела все эти медицинские издевательства! Даже погулять не дали, садюги!

В этом году я решила, что кошку возьму на все лето, и пусть гуляет, где хочет. Теперь она уже совсем взрослая дама, и, надеюсь, инстинкт ей подскажет, куда можно пойти, а куда не стоит.

И бедная моя спина, учитывая леность хозяйки к занятиям лечебной физкультурой, уже жаждет начать прополку грядок на даче и уборку территории. Не люблю бессмысленно махать конечностями. Как говорил Аркадий Райкин – от всякого телодвижения должна быть польза!

Всех поздравляю с окончанием зимы, предстоящим Днем Победы и наступлением дачного сезона! Ура, товарищи!

 

Глава 9. Дневной стационар

Прошел год. Никаких особых изменений в своем самочувствии я не ощутила. За окном опять стояла обычная весна. Все нормальные люди готовились перебазироваться из зимних квартир в дачные домики. Я не была исключением. Но, как обязательный человек, я должна была через год показаться врачу на кафедре и окружному паркинсонологу, что я и сделала.

На кафедре новая аспирантка – сейчас она уже к.м.н., доцент кафедры – на меня даже не взглянула. Она была озабочена предстоящей турпоездкой в Болгарию, поэтому за те пять минут, что я провела в ее кабинете, она четыре раза поговорила по мобильнику, выясняя что-то про медстраховку, вид на море и класс отеля.

Она быстро нашла мою фамилию в компьютере, поменяла число и подпись и отдала мне распечатку – точную копию прошлогодней. Я не возражала. С первого же визита стало ясно, что здесь мной никто заниматься не будет, поскольку начальная стадия болезни и ее незначительные внешние проявления не представляют интереса с точки зрения научных исследований и написания диссертации, по крайней мере – для московских аспирантов этой кафедры.

В конце мая, при плановом посещении окружного паркинсонолога, удивившись, что у меня нет группы инвалидности, врач написала в рекомендациях, что мне необходимо пройти МСЭК – так теперь называется бывшая ВТЭК.

– Почему Вы до сих пор группу не оформили? Вам же положено.

– Я же не знала, что мне положено. Я думала, что для направления на МСЭК инициатива должна исходить от врача, в зависимости от моего состояния. А степень тяжести заболевания можете оценить только Вы.

– Глупости! Никто ничего делать не будет, если Вы сами не проявите инициативу. Я дам Вам направление в наш дневной стационар. Они любят, когда перед комиссией человек в больнице полежит. Вам лежать не придется, а вот капельницы поделать не помешает. И выписку дадут, и заключение. Я оказалась очень наивной, когда решила, что сейчас я запишусь и с понедельника начну лечение. Записалась-то я быстро, а вот лечение пришлось начать только в августе.

На бланке направления в дневной стационар в самом низу мелким шрифтом были перечислены все те анализы, обследования и процедуры, результаты которых должны быть приложены к этому направлению к первому визиту на капельницу. Их было столько, что я усомнилась в своих способностях вынести на себе всю эту кучу обследований. За всю свою жизнь я ни разу не проходила настолько полного обследования своего организма, даже тогда, когда мне это было необходимо. Вот тут и начались мои хождения по мукам.

Жить я переселилась в поликлинику. К восьми утра я, как на работу, каждый день отправлялась к какому-либо специалисту либо на запись, либо – на прием, потом шла на анализы или на УЗИ, ЭКГ, МРТ, ЭХО, Холтер монитор и т. д. и т. п.

Часто ходила 2–3 раза в день – в зависимости от расписания приема врачей и работы процедурных кабинетов. И на все это у меня ушло два месяца жизни, куча нервов и денег на ксерокопии всех полученных документов в трех экземплярах.

Когда, наконец, все бумаги были собраны, неожиданно пропала моя карта со всеми подлинниками документов. А на МСЭК принимают только подлинники. Я как представила себе, что мне придется всю эту кипу бумаг оформлять заново, – мне стало дурно. Двадцать семь листов только в дневной стационар, чтобы капельницы начали делать!

Я бегала по этажам и кабинетам, но карта моя как провалилась! И никто ничего не мог сказать и не хотел сделать. Мне предложили так называемый дубликат карты. Но это был просто новый чистый бланк карты с моей фамилией. И что мне было делать? Никто из врачей не хотел меня принимать с этим дубликатом и, собственно, они были правы. Мне нужно заключение на МСЭК, а в карте ни одной записи. Из чего же они будут делать заключение – из воздуха?

Я все понимала, но от этого моя бурная деятельность по подготовке материалов для МСЭК ничуть не продвигалась вперед.

Две недели я металась по поликлинике, обивала пороги кабинетов вплоть до главного врача, но карта не находилась. И вот, когда я уже совсем решила отказаться от этой затеи – оформлять инвалидность, мне позвонила зам. главврача по МСЭК и сказала, что карта нашлась и сейчас находится у нее. Оказалось, что карту взяли для проверки правильности выписки бесплатного лекарства. А уж кто ее брал и куда уносил или увозил – я интересоваться не стала. Нашлась – и ладно.

Согласитесь, такие небольшие встряски очень взбадривают организм! А поскольку инстанций много, и каждая из них как мать родная заботится о нашем здоровье, то вы все время находитесь в тонусе. Кровь так и играет, адреналин зашкаливает! Домой возвращаешься чуть живой – как будто на тебе пахали целый день. Но зато здоровье стало прямо выдающееся! Все болезни, по замыслу нашего государства, после такой терапии должны проходить сами собой и исчезать бесследно. Прямо вместе с пациентом. И куда-нибудь подальше и насовсем!

Теперь, когда все мои бумаги нашлись, можно было отправляться в дневной стационар на капельницы. Вставать приходилось в 6 утра, так как ехать мне почти час, да еще идти по территории и по корпусу, бахилы надеть – вот больше часа и получается. А хочется попасть в первую партию: там и места хорошие и ждать час под дверью не придется. Поэтому надо прийти хотя бы за полчаса. А поскольку таких желающих – почти все, и живут они значительно ближе, то и приходят раньше. Если я успевала приехать к половине восьмого, то редко была даже четвертой. Обычно – шестой или седьмой. Но это было хорошо – я попадала в первую партию.

Первый день не принес мне ничего, кроме разочарования. Заведующая дневным стационаром, – не то узбечка, не то киргизка, с непроизносимым именем, пристально изучала мои документы и все искала, к чему бы прицепиться. Ничего не нашла, но все-таки к следующему разу велела принести какую-то справочку, хотя ее не было в списке. Возражать я не стала – себе дороже. Я только попросила ее проконсультировать меня по некоторым вопросам, связанным с моей болезнью, на что получила вполне ожидаемый ответ в духе времени;

– Залезьте в Интернет, там сейчас масса всякой информации. Вот и читайте, а у меня нет времени на консультации!

Отличный ответ невролога, заведующей дневным стационаром Консультативно-диагностического центра!

Но это все было для меня вполне предсказуемо и ожидаемо, поэтому я даже не удивилась. Видно, уже закалилась в борьбе с нашей медициной. Зато медсестра, которая ставила капельницы, оказалось очень хорошей: и по характеру и по профессионализму. Капельницы прошли безболезненно и «бесследно», то есть без синяков на руках, за что я ей очень благодарна.

Еще один интересный момент – пациенты. У всех болезни и лекарства разные, Поэтому всегда было, что обсудить, узнать что-то новенькое.

А тут как-то попала я палату с одной относительно молодой женщиной. Как оказалось, – у нее куча болезней. Одна хуже другой. У нее было трое взрослых детей с внуками – у них тоже свои проблемы. Они звонили ей на мобильник, и женщина быстро «разруливала» ситуацию. Оптимизма в ней было столько, что мы даже позавидовали.

– А давайте споем что-нибудь! А то опять сейчас о болячках говорить будем целый час, – вдруг неожиданно предложила наша оптимистка, и пока мы растерянно соображали, можно ли петь на процедурах в дневном стационаре, негромко запела высоким чистым голосом любимую песню всех женщин и всех времен – «Ой, цветет калина».

Мы сначала замерли от неожиданности, а потом постепенно, по одной, стали присоединяться к ней. Все мы были разного возраста, но голоса слились очень удачно, и мы очень славно провели этот час с собственным музыкальным сопровождением. Вот это была терапия!

Я больше не попала на процедуры с этой женщиной, но она осталась у меня в памяти как образец оптимизма и коммуникабельности. Вот на таких оптимистках и держится мир!

Две недели пролетели незаметно. Я получила все свои десять капельниц, выписку из стационара и направление на МСЭК, и снова отправилась в районную поликлинику добирать недостающие документы и заключения специалистов, которых у меня еще не было. Но это – отдельная история.

 

Глава 10. Подготовка к МСЭК

Подготовка к МСЭК очень облегчалась тем, что мне пришлось собрать кучу документов для посещения дневного стационара в ДКЦ, и теперь они мне очень пригодились, Но много еще и пришлось доделать. И вот тут я поняла: для того, чтобы оформить инвалидность, нужно иметь железное здоровье, поскольку более бессмысленно организованной процедуры трудно найти!

Знакомые рассказывали мне о своих страданиях в период оформления инвалидности, но я как-то не очень верила, потому что не ощущала. Зато теперь я в полной мере на собственной шкуре ощутила всю нелепость организации этого мероприятия.

Во-первых, почему сразу не дать на руки пациенту обходной лист? Какой-то врач направит на дополнительное обследование, а если данный специалист сочтет тебя здоровым по своей части, или, наоборот – ты у него постоянный пациент, и он все о тебе знает, то почему он не может в первое же посещение сделать запись в этом листе? Так нет же! Сначала я должна записаться и прийти к нему, чтобы он сделал запись в карте, а потом второй раз записаться и прийти, чтобы он переписал это из карты в обходной лист. Просто бред какой-то!

Во-вторых, попасть к специалисту можно только через терапевта. Можете представить себе, какая теперь очередь к терапевту! Умнее ничего придумать не могли!

В-третьих, поскольку карту на руки теперь не дают, то ждать, пока медсестра ее донесет до кабинетов на втором этаже, приходится иногда по 20–30 минут. Уже и очередь прошла, а карты все нет. И главное, что дальнейшее их не волнует: никто не бежит искать эту карту. Они отнесли куда-то, а ты теперь ищи. И начинаешь ходить по кабинетам, жалостно мяукая в дверную щель:

– К вам случайно мою карту не положили?

И через какое-то время узнаешь, что вместо невролога карту положили к эндокринологу. Это, конечно, врач хороший, и попасть к нему на прием обычно сложно, но в данный момент мне нужно было посетить именно невролога, а не кого-то другого. А как только начинаешь выяснять отношения с регистратурой, то тебе сразу объяснят, что «вас много, нас мало», и вообще, если не нравится – лечитесь в платных клиниках. С этим и уходишь до следующей встряски.

В-четвертых, как выяснилось, врач начинает смотреть на тебя хоть с какой-то каплей интереса, если ты можешь ему как-то пригодиться.

Не знаю зачем, но в списке врачей, которых мне нужно было посетить, оказался и уролог. Записалась, пришла, сижу. Вокруг одни мужики, смотрят как-то подозрительно. Один все-таки не выдержал и поинтересовался:

– Простите, а Вы тоже сюда?

Я кивнула. Он помолчал, но потом опять спросил:

– А Вы за кем будете?

– За мужчиной с мобильником, – ответила я, выбрав самый корректный, с моей точки зрения, опознавательный знак.

Он кивнул и, кажется, успокоился. Наконец, подошла моя очередь, и я вошла в кабинет.

За столом сидел симпатичный мужчина средних лет, перед ним стоял включенный компьютер. Он быстренько ввел мои личные данные с карты и повернулся ко мне:

– Ну-с! На что жалуемся?

– На длинную очередь, бестолковую организацию процесса сбора документов для МСЭК, и на отвратительное, в связи с этим, настроение.

– Это все? И больше проблем нет? – улыбнулся он.

– Есть, наверное. Но они возрастные. И очень распространенные. Так что жаловаться на них бессмысленно. Пишите, что жалоб нет, и я пойду.

– Не-е-т, подождите! Я могу предложить Вам участие в одном эксперименте, который я сейчас провожу совместно с немецкими коллегами на базе 1-й Градской больницы. Как раз по Вашей теме!

Не возражаете? – возбужденно затарахтел он, увидев во мне потенциальную жертву.

– А каковы будут мои функции? – решила на всякий случай уточнить я.

– Ничего сложного! Вы будете принимать определенный препарат и раз в две недели приезжать в больницу и сдавать анализ крови. Эксперимент рассчитан на три месяца. Ну, что? Записывать Вас? – спросил он с нажимом.

На мне за мою долгую жизнь уже столько раз экспериментировали, после чего я годами «зализывала раны», а медики умывали руки, твердя: – Мы все делали правильно! – что я давно зареклась добровольно соглашаться на какие-либо эксперименты. Только, если в бессознательном состоянии или по глупости куда-нибудь опять влипну. Поэтому я отрицательно помотала головой и жалостно спросила:

– А если без эксперимента – ничего нет?

– Почему? Есть! – и он назвал какой-то препарат. – Только он не лечит, а только снимает симптомы, – голос его стал скучным, а глаза потухли, как фары у машины после того, как ее поставили на стоянку, и хозяин пикнул устройством установки сигнализации.

– Знаете, я, пожалуй, обойдусь пока снятием симптомов, – вежливо отказалась я, – А там видно будет.

Уролог, мгновенно потерял ко мне всякий интерес, что-то быстро записал в карте и в компьютере, и мы расстались, как минимум на год – до следующей МСЭК.

Продолжать список непредсказуемых глупостей в организации обслуживания населения нашей медициной можно еще долго. Но если бы в этот список хоть кто-нибудь из Минздрава заглянул и ужаснулся! Так нет! Оказывается, у нас с медициной все просто прекрасно! Поликлиники и больницы растут как грибы, оборудование в них самое новейшее, специалистов медвузы ежегодно пачками впускают!

Тогда почему поликлиники стали сливать по несколько вместе?

Почему ни к одному врачу нельзя попасть тогда, когда это нужно мне, а не тогда, когда у него есть пустая клеточка в журнале?

Почему все это хваленое современное оборудование простаивает, а заранее подготовить специалистов, которые могли бы на нем работать, как-то не удосужились?

Почему выпускники медвузов имеют такую низкую квалификацию, что пациенты боятся к ним идти с серьезными заболеваниями?

Почему во всех больницах прием начинается не как раньше – со слов «что у вас случилось?» или «с чем пожаловали?», а со слов «если у вас есть деньги, – мы Вами с удовольствием займемся!» или «эта операция будет стоить столько-то, если надумаете – приезжайте!»?

А еще недавно я услышала вообще потрясающую фразу. Моя знакомая ходила на консультацию в одну престижную больницу по вопросу операции по стентированию или шунтированию сосудов нижних конечностей. На вопрос о том, платная это операция или нет, ей ответили: – Все, что выше пояса – оперируем бесплатно, а что ниже пояса – за деньги. Шедевр, а?

Почему из больниц и поликлиник уходят хорошие специалисты с большим стажем и опытом, а принимаются на работу лица, которые не только правильно карту или рецепт заполнить не могут, они по-русски с трудом говорят? Их понять невозможно! А уж выговорить их имена и отчества – занятие не для слабонервных пенсионеров.

Почему врачи отфутболивают больных друг к другу, и никто не хочет серьезно заняться конкретным больным и его болезнью?

Почему за халатность, непрофессионализм и равнодушие никого никогда не наказывают?

Почему медики позволяют себе хамить пациентам, кричать на них, швырять документы?

Почему гоняют стариков за картами, если их не оказалось в кабинете, когда проверить наличие карт перед приемом – это обязанность медсестры?

Что-то я увлеклась! У меня осталось невысказанными еще сто тысяч «почему?», но я вас и так уже утомила.

Все это вылилось у меня на бумагу после того, как я прошла сама все эти круги медицинского ада. Раньше было как-то по-другому, человечнее что ли? Правда, тогда мы были моложе, болели меньше, меньше контактов с медучреждениями было. И все-таки был контроль высших инстанций, была высокая квалификация врачей, никто не мог сказать тебе: денег нет – иди, умирай! А сейчас даже умирающих детей не хотят лечить бесплатно! Что же это за государство такое! Что же это за хваленые свобода и демократия? Не дай Бог никому жить в эпоху перестройки!

Единственно, кому я хочу низко поклониться и от души поблагодарить – это работников скорой помощи! За всю свою жизнь мне ни разу не встречался медработник со «скорой», который не помог, не успокоил, не проконсультировал. Никто никогда не вымогал у меня деньги, чтобы отвезти меня или кого-то из моих родственников в больницу по выбору. Если была возможность – везли куда просила. Много раз просто консультировалась по телефону 03 со специалистами и всегда получала вразумительный совет, или присылали врача, если не могли дать совет без осмотра. Огромное спасибо всем вам! Только вы не дадите нам умереть раньше времени!

Еще одно лирическое отступление. Но оно того стоит!

Наконец, обошла я всех врачей, собрала в папочку все обследования и анализы, и пошла к зам. главврача по МСЭК за заветным обходным листом. Она занималась какой-то отчетностью и, несмотря на приемные часы, с раздражением взглянула на меня и буркнула, не поднимая глаз от бумаг:

– Что Вы хотели?

– Я и сейчас хочу. Обходной лист для МСЭК, – попробовала я разрядить обстановку, но, видимо, не очень удачно. Дама, опять не отрываясь от отчетности, процедила:

– Паспорт и полис давайте! Карта где?

Я подала ей карту, но она даже не взглянула на нее. Открыла паспорт, переписала данные в бланк и протянула мне назад все мои бумаги. Вся операция заняла не более двух минут, но потом отдуваться мне пришлось за них несколько дольше.

И начала я по второму кругу обход специалистов. Шел уже сентябрь. Все пенсионеры возвратились с дач и срочно занялись своим, пошатнувшимся на грядках, здоровьем, и попасть на прием раньше, чем через две недели, стало проблематичным.

Пришлось пойти на хитрость. Я заходила в очередной кабинет и говорила:

– Вы сказали, что с обходным листом Вы примете меня без записи. У меня жалоб нет. Может, можно быстренько заключение, а? – и делала скорбно-вопросительную физиономию. Обычно срабатывало безотказно. Современные врачи, несмотря на молодость и хорошую память, совершенно не помнят своих пациентов. А тем более – своих обещаний им! Поэтому второй круг я прошла относительно быстро.

В начале ноября я была готова к медкомиссии и понесла документы в диагностический центр по месту прописки. Это было 2 ноября 2012 года.

 

Глава 11. МСЭК

Документы на МСЭК я сдала без проблем – их было даже больше, чем нужно по списку – я положила туда все МРТ, какие делала в прошлом году, какие-то энцефалограммы и прочие непонятные бумажки. Так, на всякий случай, как говорит моя внучка, захватывая с собой на улицу игрушечного крокодила.

На комиссию мне было велено приходить 26 ноября в 10 утра. Почти месяц свободной от поликлиники жизни пролетел быстро.

И вот я сижу в коридоре диагностического центра вместе с такими же мучениками медицины. Все пациенты находятся в разной степени нетрудоспособности, но я кажусь сама себе совершенно лишней в этой компании. Я даже и не надеялась, что мне дадут какую-нибудь группу.

Ну, в лучшем случае – третью. Люди были на костылях, с какими-то невообразимыми опухолями, в преклонном возрасте и с таким набором болячек, что было удивительно, как они вообще еще живы. И всех их каждый год заставляют приходить на комиссию подтверждать инвалидность, предварительно собрав всю эту кучу документов. Как они в таком состоянии все это проделывают – для меня загадка!

В 10 меня, конечно, никто не принял, в 12 – тоже, и я начала волноваться, что придется приходить в другой день, потому что уже стали вызывать тех, кто по времени должен был идти позже меня, а я все сидела. Наконец, пригласили и меня. Вот тут и началась комедия с трагедией. Я не знаю более унизительной процедуры, чем прохождение МСЭК.

Врач сухо бросила, не глядя на меня:

– Проходите, садитесь!

Я по привычке прошла к стулу около стола врача. Но она рявкнула:

– Не сюда! – и указала на стул, который стоял метрах в двух от нее. Мне бы никогда в голову не пришло, что этот стул относится к ее столу. Я села. Врач, молча, листала мои бумаги. Я думала, что тут соберется действительно комиссия из разных специалистов, которые будут расспрашивать и осматривать меня. Все оказалось проще – как я поняла, решение уже было принято заранее, и документы были готовы. Но вот поиздеваться над человеком, показать свою значимость и безусловное превосходство, его зависимость от того, чего «моя левая нога захочет» – это у нас любимое развлечение людей, обличенных хоть малюсенькой властью.

В этой же комнате вела прием и другая врач, более пожилая и доброжелательная. Жаль, что я не к ней попала!

Моя «мымра», как я ее сразу окрестила, повернулась ко мне и спросила:

– Вы знаете свой год рождения? – ехидно спросила она меня.

– Естественно! 1950-й, – сказала я, не ожидая подвоха.

– А здесь что написано? – и она сунула мне в руки мой обходной лист.

А там моя заработавшаяся замша написала мне год рождения – 2011, т. е. год постановки основного диагноза. – Вы хоть проверяли или нет, что Вам тут понаписали?

– А почему я должна проверять за врачом, когда она специально паспорт требует и списывает все данные с него? – ошалело отбрыкивалась я, а сама мысленно ругала на чем свет стоит и себя, и эту «росомаху», за которой все нужно было проверять.

– Нет, ты послушай! – снова обратилась она к коллеге. – Они ей полуторную стадию поставили! Представляешь? – и она противно захихикала.

– А почему Вы не в нашем КДЦ наблюдаетесь? – снова стала цепляться она ко мне.

– Живу я в том районе. Там и лечусь! – перешла я тоже на раздраженный тон.

– Ну и что у Вас? Я что-то не замечаю у Вас признаков болезни Паркинсона. Я была лучшего мнения о вашем КДЦ!

Чувствую, что начинаю закипать. До каких же пор мне выслушивать ее язвительные замечания?!

– А Вы что, паркинсонолог? Кто разбирается, тот находит и видит! – я положила перед ней последнее заключение кафедры за подписью профессора Н. В. Федоровой. Она схватила его и сказала, что это и есть самый важный документ. И тут же добавила, что у меня и без Паркинсона целый букет других болячек. У меня был с собой еще один листочек, где я записала все свои жалобы и неприятные ощущения на данный момент, и предложила врачу ознакомиться с ним.

Я составила этот список для окружного паркинсонолога, чтобы уточнить, какие симптомы от основной болезни, а какие – просто возрастные или от других заболеваний.

На каждого пациента в ДКЦ приходится всего 10–15 минут! Поэтому я и составила такой список, чтобы, второпях, не забыть что-нибудь. По моему дилетантскому мнению и на МСЭК врачу будет гораздо удобнее прочитать этот список, чем задавать вопросы и ждать, пока я вспомню или соображу, что ответить.

А тут все по полочкам разложено. Пробежал глазами – и в курсе событий! Но «мымра» взглянула на лист и фыркнула:

– Еще не хватало мне тут Ваши опусы читать! – и вернула лист мне. Короче, еще какое-то время она повозила меня «фэйсом об тэйбл», потом закрыла папку с моими бумагами и, с чувством выполненного долга, сказала:

– Идите! Будет Вам вторая группа на год.

По-моему, я даже не попрощалась с ней, – такая была злая, – и вылетела из кабинета.

Еще где-то полчаса я прождала, пока меня пригласят на оформление документов. Потом еще ждала, пока все справки выпишут. И все это время, медленно приходя в себя от пережитого стресса, я думала, а стоит ли все это затевать на следующий год?

Я сочувствовала всем пациентам, которых видела сегодня, всем, кому только предстоит эта процедура, себе – потому что пришлось пережить весь этот кошмар. Я не понимала, кто разработал такие правила, когда вместо помощи людям, которым приходится оформлять все эти бумаги и терпеть унизительную процедуру прохождения МСЭК, они, эти правила, заставляют снова ежегодно доказывать каждому самодовольному павлину на комиссии, что у него за год – это надо же! – опять так и не отросла нога, ампутированная 10 лет назад. А у согбенной старушки – участницы ВОВ – так и не прошел ревматический артрит и еще куча болезней, а пальцы, кисти рук, и позвоночник к ее 90 годам почему-то так и не распрямились!

Почему врачи, работающие в этой комиссии, позволяют себе так по-хамски обращаться с больными? Пока не было необходимости посещать эту инстанцию, – опять повторюсь – я не очень верила, что оформлять инвалидность – это так сложно и неприятно, долго и унизительно.

И я бы никогда не стала больше этого делать, зная, что «дать или не дать» зависит от одного-двух человек и их настроения, воспитания, образования, квалификации и простого наличия или отсутствия сострадания к больному человеку. Ведь никаких «золотых гор» эта справка об инвалидности не дает. Лекарств бесплатных, как правило, в аптеке нет, и их все равно приходится покупать за свой счет, А те, что есть в списке, они почему-то совсем не лечат! Все серьезные обследования типа МРТ приходится все равно делать платно, операции – тоже платные. Единственно, что мне нужно было, когда я решилась начать эту процедуру оформления инвалидности – это льгота на проезд в электричке, потому что каждый год билеты так дорожают, что, при моем режиме поездок, я скоро всю пенсию буду на электричку тратить!

Я с ностальгией вспоминаю «доперестроечные» времена, когда я ездила на работу от Вешняков до Новой по Казанке и брала годовой проездной билет за 4 руб. 20 коп. при моей тогдашней зарплате 130–180 рублей в месяц. И эта цена не менялась лет 10 или 15! Путем несложных расчетов получается, что цена годового проездного билета составляла всего 0.2 % от зарплаты. А сейчас – 19,2 % только за один месяц! Я понимаю, что от Вешняков до Новой ехать 10 минут, а на дачу до Храпуново – один час, но я исхожу из своих потребностей пользоваться этим видом транспорта тогда и сейчас. Тогда у нас не было дачи, и надо было ездить на работу. Теперь мне не надо на работу, но появились внучка и дача. И мне нужно опять ехать на электричке. Одно время была скидка для пенсионеров на летнее время – с мая по сентябрь. Но ее быстренько ликвидировали. А цены на проезд стали расти как на дрожжах.

Так вот. Я все это к тому, что инвалидность дает мне право на льготный проезд на электричке, а лето уже не за горами. Только это и заставило меня идти на эту унизительную процедуру. Еще весной, когда я пришла из ДКЦ к неврологу нашей поликлиники и отдала ей выписку, где было рекомендовано пройти МСЭК, она даже не среагировала на этот пункт. А когда я попросила ее дать мне направления на анализы и список врачей, которых мне нужно пройти для МСЭК, она удивленно и сочувственно на меня посмотрела и спросила:

– И что? Будете оформляться?

– Попробую, если не умру в процессе, – ответила я.

Она с сомнением посмотрела на меня, будто оценивая мое физическое состояние: умру или все-таки доживу до МСЭК.

– Ну-ну, попробуйте! – скептически сказала она, набросала список этак позиций на 20–25 и вручила его мне.

– Успехов Вам, – сказала она, а я добавила:

– …в Вашем безнадежном предприятии?

– Ну, почему же? Некоторые все-таки оформляют! – попыталась взбодрить меня неврологиня, но улыбка у нее получилась сочувственная.

Но я все-таки Козерог. И уж если я упрусь рогами, то буду идти до конца!

Вот так я получила вторую группу, и теперь жду лета, чтобы воспользоваться своей льготой на проезд в электричке. Хоть что-то получить от нашего государства, которое поставило пенсионеров в такие условия, что жить и умирать настолько одинаково дорого – не знаешь даже – что выбрать!

Но все-таки начну, пожалуй, с первого. А вдруг получится?

 

Глава 12. День рождения

После того, как я, наконец, закончила свои мытарства с оформлением инвалидности, получила все справки, перерегистрировала Карту москвича, обошла все конторы, где полагалось оформить льготы, я пришла домой и доложила:

– Все! Можете меня поздравить: я – инвалид!

Кого другого это признание повергло бы в шок, но я за это время так привыкла к этому слову сама и приучила родных и знакомых, что они прореагировали адекватно и искренне меня поздравили с завершением хождения по мукам.

Но жизнь вдруг показалась мне какой-то скучной и пресной без ежедневных походов в поликлинику и другие медицинские организации. К счастью – это продлилось недолго. Жизнь с удовольствием подбрасывает мне всякие «развлекательные мероприятия»! Их оказалось несколько, что дало мне возможность бодро и весело перекантоваться до сего дня.

Во-первых, пока я металась по врачам, весь мир, оказывается, горячо обсуждал предстоящий конец света, а я совершенно отстала от жизни: даже места в бункере не забронировала! И как теперь быть? Все – там, а мы здесь? Спрашиваю мужа:

– Ну и как ты представляешь себе предстоящий конец света? Как отмечать будем?

Он был чем-то занят, поэтому, не отрываясь от компьютера, ответил лаконично, не вдаваясь в подробности:

– Как обычно, с друзьями! Ирину, соседку, тоже не забудь пригласить – она хороший человек. Я помолчала пару минут, переваривая информацию, потом опять осторожно спросила:

– А где? Дома или в э-э-э «общественном» месте?

– Да как хочешь! Меня устроит любой вариант. Решай сама – это ведь твой праздник!

Тут я замолчала уже надолго, с трудом соображая, почему конец света – это мой, да еще и праздник? Потом, путем долгих и напряженных размышлений и сопоставлений, я разработала более или менее связную теорию, но все-таки решила проверить ее право на существование.

Дело в том, что мой день рождения, – а меня угораздило родиться в самую длинную ночь в году – 22 декабря, в этом году должен был состояться (или – не состояться!) как раз на другой день после даты конца света. Поэтому друзья, уж не знаю – в шутку или всерьез, – неоднократно спрашивали меня:

– В связи с предстоящим концом света день рождения отменятся или нет? Подарки готовить или как?

– А как же! Банкет состоится «при любой погоде»! – отвечала я всем, искренне посмеиваясь над всем этим трёпом.

Однако, пока я беспросветно была занята собой и пыталась сохранить свое драгоценное здоровье для долгой и счастливой жизни, в мире, оказывается, уже без всяких шуток, готовились к концу света! И для чего же тогда были все мои муки и старания? Чтобы через 20 дней так же благополучно закончить свою земную жизнь?

Что-то в этом раскладе меня не устраивало, и я опять начала трясти мужа:

– Нет, ты мне все-таки скажи, как ты думаешь: конец света будет или нет?

– А что? Почему тебя это волнует? – опять отрешенно отозвался муж.

– Да только потому, что хотела уточнить: с пирогами возиться или так уж обойдемся, бутербродами на скорую руку? Думаю, в связи с таким предстоящим событием гости меня поймут!? – взъярилась я – Или ты действительно считаешь, что конец света – это только мой, личный, «праздник»?

Муж, наконец, оторвался от компьютера и повернулся ко мне:

– Ты о чем?

– Господи! Ты же сам уже полчаса доказываешь мне, что конец света – это мой праздник, и мы должны отмечать его с друзьями в ближайшем бункере! – завелась я. – Ты хоть немного меня слышишь?

– Не может быть! Это я так сказал? Ну, прости меня, я просто заработался. А вообще-то смешно получилось! – пытался отшутиться он.

– Ну да, ну да! Получилось очень смешно! Особенно мне! – ворчала я, но уже спустила пар.

Мы еще немного посмеялись над сложившейся ситуацией, впрочем, не очень веря во всю эту рекламную кампанию, и теперь я бодро сообщала всем любопытствующим, что отмечать конец света будем обязательно, но только называться этот праздник будет «Начало света», потому что после моего Дня рождения световой день начинает прибавляться. Пусть по минутке в сутки – но прибавляется. Не зря же меня Светланой назвали!

К счастью, все обошлось:

Но до лета было еще далеко.

В последние дни уходящего года я успела посетить свою паркинсологиню, согласовать с ней свою дальнейшую лекарственную терапию, дату очередного посещения, и мы расстались на 3 месяца вполне довольные друг другом. Она – тем, что со мной не надо особенно возиться, а я – тем, что никаких особых изменений она не нашла и новых лекарств и уколов не добавила. А это значит, что до апреля я совершенно свободна!

Но радовалась я, как оказалось, рано. В этот же день дочь сообщила «радостную новость»: ей позвонили с работы и поставили перед фактом: или после новогодних праздников выходи на работу или увольняйся. Дело в том, что последние три года, после законного отпуска по уходу за ребенком до 3-х лет, она еще три года оформляла отпуск за свой счет. В принципе, по закону, она имеет права сидеть за свой счет до исполнения ребенку 14 лет.

Ну, до 14-ти – вряд ли кто сидит, а до семи, до школы – многие. Но, в связи с реорганизацией НИИ и приходом нового директора настали и другие времена.

Поэтому и без обсуждения стало ясно, что на работу выходить ей придется, а с внучкой сидеть мне – это тоже не обсуждается! Вот такой новогодний подарок неожиданно свалился нам на голову. И мы с мужем стали думать, каким образом осуществить это физически.

 

Глава 13. Предновогодние воспоминания

Но, чтобы дожить до лета, надо было пережить новогодние праздники, а их у меня получилось как минимум три: непосредственно сам Новый год, Рождество и День рождения внучки – 10 января. Так что мне было, чем заняться. Когда была жива мама, 1-го января мы всегда собирались у родителей, потому что это был мамин день рождения. И когда ее не стало, этот день для меня всегда немного грустный. Прошло уже девять лет, как мы встречаем Новый год без мамы, и мне ее очень не хватает! Вроде я уже совсем большая девочка – седьмой десяток разменяла, а все равно так хочется услышать:

– Девочка моя, отдохни! Ты, наверное, устала? (А «девочке» в ту пору оставался год до пенсии.)

Она часто так говорила в последнее время, когда лежала после инсульта, а я каждый день прибегала к ней после работы, вихрем проносилась по квартире, делая все самое необходимое, и уносилась домой, где у меня лежала свекровь 92-х лет от роду с переломом шейки бедра и психическим заболеванием. Учитывая, что дорога занимала больше часа в один конец, времени у меня было в обрез. Я ехала в метро и вздрагивала, когда произносили фразу: – станция «Парк культуры». Тут я начинала лихорадочно соображать:

– А куда я еду? Если к маме, то сиди спокойно – тебе до Таганки, на пересадку. А если домой, то выскакивай! Тебе же на Университет!

И так полтора года в таком режиме. Я уже сама себя плохо ощущала. Мне казалось, что еще немного – и я просто сойду с ума от напряжения, недосыпа, переживаний и безысходности моих попыток поднять на ноги моих больных. Но когда мама умерла, на моих руках и почти в присутствии «скорой» – она только что уехала с «обнадеживающей» фразой:

– Готовьтесь. Сколько сердце выдержит, – я сразу поняла, что готова еще 10 лет жить в таком режиме, лишь бы она осталась жива! Но…

Господи! Ну почему мы не уделяем внимания родителям, пока они живы! И только потом каемся и каемся в том, что у нас именно на них никогда не хватало времени. Всегда находились какие-то неотложные дела – что б они сгорели! – и поездка к родителям откладывалась «на потом».

Конечно, мы ездили к ним, и часто, особенно в последнее время, когда они уже были неизлечимо больны. Но это получались, так сказать, – «хозяйственные» визиты: убрать, помыть, приготовить, постирать и – бегом домой, на другой конец Москвы. А вот остаться, сесть и просто поговорить, подержать за руку, прижаться, посмотреть в глаза – на это всегда не хватало времени!

А теперь этого времени навалом, хоть ложкой ешь. А родителей-то уже нет! Сейчас в родительской квартире живет наша дочь с семьей. И когда я прихожу к ним, подхожу к двери, – уже много лет не могу отделаться от ощущения, что сейчас на мой звонок откроет мама, как всегда – в красивом домашнем платье, такая родная и уютная. А в квартире – тоже как всегда – идеальная чистота и порядок. И обязательно пахнет чем-нибудь вкусным!

Ах! Как изумительно, как необыкновенно вкусно готовила мама! А уж как пекла! Это отдельная песня. С детства мне очень нравился запах дрожжевого теста. Он наполнял не только кухню. Но вся квартира начинала дышать каким-то праздничным, веселым настроением, этим наплывающим на тебя ощущением тепла и бесконечного счастья. Из такого дома не уходят, сюда рвутся, тянутся, летят на всех парусах!

Это дом, куда всегда возвращаются.

Я вспоминаю мамины руки в муке и в тесте, ее разрумянившееся от жаркой духовки лицо, ямочки на щеках и веселые, добрые глаза. А «королевские» плюшки и пирожки с моченой брусникой никогда у меня не получаются такими же вкусными как у нее.

Теперь все наши немногочисленные родственники предпочитают пересекаться у нас, а я уже не такая быстрая и ловкая, как была раньше, и энтузиазма стоять часами у плиты, чтобы удивить каким-нибудь новым необычным блюдом, как-то поубавилось.

В то же время, я рада, что родные нас не забывают и им нравится в нашем доме. У нас с братом были очень гостеприимные родители, и на все праздники обязательно собирались гости: родственники, знакомые, сослуживцы папы – бывшие и нынешние, соседи – некоторые еще со времени «коммунального сожительства» в разных городах. Они дружили десятки лет, хотя прожили в одной квартире иногда всего несколько месяцев.

У мамы был очень мягкий, «уживчивый» характер, прекрасные кулинарные способности и необыкновенная общительность. Через несколько часов после приезда на новое место службы отца, все соседи в ближайшем окружении уже были ее друзьями и помогали обживаться на новом месте. А через пару дней вместе с ними отмечали новоселье.

Что интересно, несмотря на частые застолья, – у нас за столом никогда не было пьяных, таких – чтобы «мордой в салат», чтобы дрались, ругались или уходили на четвереньках. Никогда не было сквернословия. Конечно, были бурные споры о политике, литературных и театральных новинках, последних событиях на работе, обсуждали кадровые перестановки и новые назначения. Но никогда не было сплетен, зависти, корысти. И сейчас я бесконечно благодарна родителям за то, что они воспитывали нас не ремнем и нравоучениями, а своим личным примером отношения к жизни, к людям, к событиям. Научили нас самостоятельно решать свои проблемы, и не давить на нас, если были с нами в чем-то не согласны.

Дать совет, высказать свое мнение по какому-то вопросу – это пожалуйста! Но принимать окончательное решение предоставлялось нам самим. Они уважали наш выбор, наше решение до тех пор, пока мы сами не убеждались в том, что это решение было действительно не очень правильным, или даже очень неправильным. А такие случаи были! Но это были наши собственные ошибки, и мы никогда не могли упрекнуть родителей в том, что из-за их нажима мы совершили неправильное действие и вот теперь мучаемся. Все, что мы сделали в своей жизни, это сделали только мы сами, благодаря или вопреки советам родителей. Так что и результатам мы обязаны только себе.

Так я это все к тому, что после смерти родителей, как старшая дочь, я стала «старейшиной» нашей семьи, и все застолья переместились на нашу территорию.

Хорошо, что никто из нашей кампании не настаивает на приеме в новогоднюю ночь. Несмотря на всю свою «совиную» натуру, гостей я приглашаю на первое число, часа на три.

Раньше я готовила «всего и много». Теперь же готовлю почти символически, потому что многие из нас, мягко говоря, «повзрослели», и не в состоянии съесть такой объем пищи, как раньше, а кто – поумнел и стал заботиться о фигуре, – они тоже едят совсем мало. Поэтому теперь я не особенно утруждаюсь, а преимущественно готовлю что-то из выпечки, мясо с гарниром, фрукты-овощи и сладкое, конечно! А то наготовишь всяких салатов, заливных да холодцов, а потом неделю все это доедаешь! К концу праздников еду уже видеть не хочется!

И тут начинаешь себе давать самые искренние обещания – прямо с завтрашнего дня начать новую жизнь: даже не смотреть на все эти пироги и беляши, эклеры и наполеоны, жюльены и штрудели! И чувствуешь себя просто героиней.

Но проходит несколько часов – пора принимать лекарство. А его надо пить во время или после еды, Значит, надо что-то «куснуть», хоть чуть-чуть! Начинаю оглядываться. Но, в глаза сразу бросаются не мандаринчик или бананчик, а тазик с беляшами и блюдо с плюшками, которые мы с внучкой напекли вчера по поводу приезда брата. За столом съели по паре штук, домой взять ребята отказались – тоже уже фигуры за 80 кг перевалили. Соседей угостила еще с утра, пока горяченькие были. Но еще штук 12 в тазике осталось, и запах – на всю кухню! Ну, как тут не закусить таблетку беляшиком! У меня просто слюнки текут, даже сейчас, – от одних воспоминаний. Я обожаю тесто, жареное в масле! Знаю, что вредно, но ничего сделать не могу. Сама стараюсь печь пореже, но уж если испекла – отдаю им дань на все 100 %.

Но время не ждёт. Пора составлять новогоднее меню, докупать подарки, кому еще не успела, заканчивать генеральную уборку и делать всякие прочие приятные мелочи, которых масса у каждой хозяйки перед Новым годом.

Особое место в этом списке занимает мытье хрустальной люстры. На это мероприятие я решаюсь только один раз в год – перед Новым годом.

Вся эта красота висит под потолком на высоте трех метров и имеет в наличии 360 отдельных элементов, каждый из которых надо сначала снять с крючочка, затем вымыть, вытереть и опять надеть в определенной последовательности, чтобы выдержать рисунок и форму. Тот, у кого есть такая красавица, – меня поймут! И с каждым годом делать это нам становится все трудней. Еще снять все эти висюльки – куда ни шло, а вот повесить обратно… но, традиции надо соблюдать, и я беру пластиковый тазик и лезу на стремянку. Муж контролирует ситуацию внизу. А вот вешать висюльки обратно – это его задача, и тогда мы меняемся местами. Пока носишься по квартире, стараясь чего-нибудь в суматохе не забыть, совсем забываешь про свои болячки. Но к вечеру они сами начинают напоминать о себе. Ага! Оказывается, я забыла выпить таблетку в 5 часов. Вот клуша! Хоть будильник ставь! И зарядку днем я, конечно, не делала. Вот спина и напомнила о себе – согнулась и ноет. Видно, пора ее спать укладывать и таблеточкой подкормить. Как объяснила мне врач, необходимый мне дофамин вырабатывается организмом во сне, именно с 11 часов вечера до часу ночи. И в это время уже желательно крепко спать. А я, как нормальная «сова» привыкла почитать подольше, или телевизор посмотреть ночью. Ведь именно ночью показывают все самые интересные передачи и фильмы. Что-то никак у меня с режимом не получается! Пора проводить с собой воспитательную работу, а то совсем разболталась!

И с этой, глубоко правильной мыслью я и укладываюсь спать. Но еще долго верчусь в постели, вспоминаю свою жизнь и засыпаю уже явно после часа ночи. Прощай, мой дофамин!

 

Глава 14. Новогодние праздники

Новогоднюю ночь мы с мужем провели спокойно, с небольшим коллективом соседей и большим количеством телефонных звонков в обе стороны. Опять радостно обсудили и отметили не состоявшийся «конец света», и через час-полтора после боя курантов, поздравления президента и, наконец, наступления Нового года, мы обменялись подарками и, быстренько убрав еду в холодильник, а посуду в раковину, отправились «баиньки», так как завтра предстоит прием гостей. Все бы ничего, вот только с каждым годом все тяжелее дается мне подготовка стола. Эти километры, которые наматываешь по пути из кухни в гостиную с тарелками, очень изматывают. К приходу гостей уже хочется плюхнуться где-нибудь в уголке и посидеть тихонько, чтобы никто не трогал.

Поэтому теперь, если в гости приходит 1–3 человека, я, предварительно извинившись десять раз, накрываю стол на кухне. Так мне быстрее и удобнее, и километры «пробега» сокращаются во много раз, и «бензина» расходуется меньше.

Конечно, по торжественным случаям и при большом скоплении народа этот вариант просто невозможен, поэтому новогодний стол я готовила с помощниками. Моя юная кулинарка – шестилетняя внучка Анечка, с удовольствием резала салат, расставляла посуду на столе, носила из кухни закуски, воду, сок, салфетки и прочие необходимые составляющие, чем очень помогла мне сэкономить силы для приема гостей.

Муж тоже принимал посильное участие в процессе: резал хлеб, открывал консервные банки с соленьями, ставил бутылки в холодильник, выносил мусор, который почему-то имеет тенденцию в таких случаях накапливаться очень быстро, и прочие мелкие поручения.

Я вообще-то не люблю, когда кто-либо предлагает мне помощь на кухне, предпочитаю все делать сама. Но, видимо, наступили такие времена, когда отказываться от помощи становится просто неразумно! И я спрятала подальше свой гонор, и с удовольствием приняла предложенную помощь.

Жаль, конечно, что силы уходят, но пока есть такие помощники – мы еще повоюем!

Просто теперь придется немного изменить «гостевой стиль» – принимать не по 10–12 человек сразу, а по 1–2 пары. Это лучше и для меня – не так много готовить и бегать, и для общения: и время больше, и поговорить с каждым успеешь. А то пока десятерых обслужишь – на разговоры уже времени не остается. Гости-то между собой пообщаются, а когда я, наконец, смогу присесть – всем уже расходиться пора. А все наши друзья и родные почему-то живут в разных концах Москвы, ехать всем далеко, поэтому позже десяти вечера обычно никто не засиживается.

Потом все звонят, благодарят за хороший прием, а я сокрушаюсь, что успела с гостями переброситься лишь парой фраз. Надо как-то менять эту практику.

Думаю, надо переходить к «тематическим» встречам. Например, приглашать друзей на пироги, на пельмени или манты, на беляши или чебуреки, на жаркое или курочку в сметане, а потом, естественно, чай-кофе – по вкусу. Этого вполне достаточно, чтобы не уйти голодным, и удобно для хозяйки: поставила сразу все на стол – и сиди себе беседуй, изредка отвлекаясь на кухню: чего-нибудь донести или подогреть. Надо обсудить эту мысль с народом. Думаю – поддержат!

Но это пока проект, а сегодня стол был забит всякими вкусностями собственного приготовления. У нас уже давно никто не ест покупные колбасы. Все предпочитают запеченную мною свиную шейку или карбонад, соленья и маринады собственного изготовления и всякую выпечку, сделанную по предварительному «спецзаказу»: семья дочери подсела на беляши, брат – не отказываясь от беляшей, очень уважает эклеры, а муж и внучка заранее намекают, что наполеон должен быть, независимо от всего остального. Вот такая у меня семейка!

Конечно, пока в состоянии – я исполняю их маленькие капризы, а дольше – уж как получится.

Мне очень нравится вся эта новогодняя шумная кутерьма! Смех, общий гомон, обмен подарками! Это так уютно и празднично! Все – таки жизнь сейчас более суровая что ли, все какие-то замученные и озабоченные, нерадостные какие-то! Поэтому разрядка в праздники просто необходима как лекарство от депрессии.

Особенно любит праздники наша внучка. Как всякий ребенок, она ждет подарков – разных и много! А уж в Новый год она их получает в изобилии. Поэтому весь вечер ей есть чем заняться, и она не требует к себе особого внимания, если только не надумает показать нам цирк или театр. Тогда – караул!

Всем выдадут билеты, всех рассадят по местам и, превратив меня в оркестр, дедушку в занавес или дверь, откуда выходят артисты, кошку – в охранника, и, раздвинув всю мешающую ей мебель, начнется цирковое представление или танцевальный концерт. Он может длиться довольно долго, в зависимости от терпения зрителей. Анюта будет изображать зверей по собственной программе или по заказу зрителей. Иногда у нее действительно получается очень здорово, и мы искренне ее хвалим.

Пережив Новый год, Рождество и День рождения внучки в течение десяти дней, можете представить степень моей усталости. Но это все – мелочи жизни по сравнению с тем, что мне предстояло дальше.

А дальше – дочь вышла на работу, а я стала работать бабушкой в полном смысле этого слова, причем – вахтовым методом! Поскольку мы с детьми живем почти в полутора часах езды друг от друга, то ездить к ним каждый день к семи пятнадцати, чтобы дочь успевала на работу к восьми пятнадцати – это немыслимо! Я попробовала пару дней и поняла, что так меня надолго не хватит.

И тогда муж принял героическое решение: отпустить меня к детям на постоянное пребывание с понедельника по четверг, пока мне нужно водить Анюту на занятия в Центр детского творчества. В четверг, сразу после последнего занятия, мы возвращаемся домой, а в субботу утром родители забирают Анюту домой. А с понедельника – все сначала. Для мужа это было нелегкое решение – он никогда не любил отпускать меня одну далеко и надолго. Но ради внучки он согласился, вернее – даже настоял на этом варианте, понимая всю тяжесть дороги для меня. Теперь каждый понедельник он провожает меня «до работы», а в четверг – встречает нас с Анютой у метро.

Но скоро предстоит еще более долгая разлука – выезд на дачу. Раньше я ездила туда, когда захочу, а дочь с Анютой жила там почти безвыездно. А теперь ее роль достается мне, и как все это будет – еще надо посмотреть. Муж не любит быть на даче, а оставлять здесь его одного так надолго – тоже не дело. Вот и решаю дилемму: как перевезти волка, козу и капусту, чтобы все целы остались. А до открытия дачного сезона осталось совсем немного времени, и решать надо уже сейчас. Ох, уж – эти проблемы! И когда они только кончатся! Не успеешь одну решить, как другая уже на подходе.

Вот так и живем. И, между прочим, очень хорошо живем. Несмотря на мелкие проблемы. Чего и вам желаем!

 

Глава 15. «Школа паркинсоника»

При последнем посещении окружного паркинсонолога мне назначили дополнительную терапию и велели показаться через три месяца. Но тут в феврале-марте «совершенно неожиданно» приключилась эпидемия гриппа, вклинились 23 февраля и 8 марта, не считая Дня всех влюбленных, и пары-тройки юбилеев у друзей, поэтому до конца марта я так и не собралась навестить доктора.

За всеми этими праздниками о болезни как-то забылось. Таблетки я честно глотала, витамины пила, для сосудов что-то проколола и с чувством выполненного долга в конце марта позвонила в ДКЦ, чтобы записаться к врачу, но она оказалась больна. Посещение откладывалось дважды, и к врачу я попала только 19 апреля.

Но этому визиту предшествовало одно интересное событие.

Мы с внучкой возвращались с занятий и были уже почти около метро, когда у меня зазвонил мобильник. Я остановилась, достала телефон и посмотрела на дисплей: номер был незнакомый. Поколебавшись, я ответила.

В трубке зазвучал молодой женский голос:

– Здравствуйте! С Вами говорят из Боткинской больницы с кафедры паркинсологии. 12 марта состоится «Школа паркинсоника» в 14 часов в зале «Москва» гостиницы «Ренессанс» на Проспекте Мира. Вы сможете прийти?

Я молчала в нерешительности. Два года про меня никто не вспоминал, а теперь вдруг приглашают. Я, на всякий случай, спросила, как зовут моего абонента, уточнила – какой это будет день недели, и, решив, что я ничего не теряю, пообещала прийти. Девушка вежливо продиктовала мне точный адрес гостиницы и программу встречи, и мы распрощались.

Дома я сразу же залезла в Интернет и нашла сайт кафедры. Действительно, такое мероприятие планировалось провести, и приурочено оно было к Всемирному Дню борьбы с болезнью Паркинсона, который отмечался 11 апреля. Программа совпадала, участники тоже, – значит не липа. А посвящена она была вопросу, до которого я еще не «доросла», но для общего развития послушать не мешало. Тема называлась примерно так: «Вегетативные нарушения при болезни Паркинсона, их проявления и побочные явления при применении противопаркинсонических препаратов», Освещала ее профессор Н. В. Федорова, зав. кафедрой паркинсологии Боткинской больницы – очень симпатичная женщина, знающая предмет, о котором говорит. У нее было столько регалий и званий, что я просто не могла сомневаться в ее компетенции в данном вопросе. Но об этом – чуть позже.

Мы с мужем съездили посмотреть, как добраться до этой гостиницы, чтобы я могла рассчитать время и не бежать потом сломя голову. Бежать – это, конечно, громко сказано. Отбегалась я. Теперь ползаю как полупридушенная черепаха. Поэтому часто, по старой памяти, когда рассчитываю время, беру прежние показатели, когда я еще действительно бегала легко и быстро. Не считая «мелких брызг», меня сейчас беспокоят две вещи: боль в спине, которая сгибает меня и не дает ходить прямо, и скованность в ногах – походка Буратино, как я это называю. Шаг стал мелким, и быстро ходить я не могу – ноги просто перестают двигаться, приходится опять переходить на мелкий шаг. Рука почти не беспокоит, даже отмашку небольшую иногда делает. Только она немного неуклюжая и чуть дрожит при попытке достать что-то с верхних полок, но держит. Так что пока – грех жаловаться.

12 апреля около двух часов дня я уже была в гостинице «Ренессанс» и, не глядя на объявления, поднялась на четвертый этаж в зал «Москва». Там проходила, судя по вывеске перед залом, какая-то международная конференция с присутствием иностранных журналистов. Я покрутилась там, но никакого объявления о переносе нашего мероприятия не нашла. Хотела прояснить ситуацию у снующего младшего персонала, но они были настолько узко ориентированы, что знали направление только к своей цели и не имели ни малейшего представления о том, что делается в двух шагах от них.

Я попыталась найти кого-нибудь из старшего персонала, но – увы! А время неумолимо приближалось к двум часам. В растерянности я спустилась вниз и попыталась что-то узнать у пары встречных мужчин, но они оказались иностранцами и только мило извинились по-английски.

– Да, весело! – подумала я. – Надо же было проделать столько работы и вернуться ни с чем!

Вдруг я увидела высокого мужчину, который вошел в холл. Я сразу поняла по его внешнему виду, что мы пришли на одно мероприятие.

Я бросилась к нему, чтобы предупредить, что на четвертый этаж подниматься бессмысленно, но тут мне на глаза попался листок бумаги, небрежно приколотый к доске объявлений, на котором карандашом было написано, что «Школа паркинсоника» переносится в зал под первым этажом. До начала оставалось три минуты. Боковым зрением я увидела, что дядечка объявление прочел и теперь не заблудится, и поскакала вниз по лестнице.

Внизу, перед залом, стояло несколько столов с рекламной продукцией разных фирм, выпускающих лекарства. Я пробежала мимо них, по пути хватая из каждой стопки по одному рекламному листочку, блокноту, ручке или пакету – потом разберусь, что нужно, а что можно здесь же и выбросить, – и влетела в зал. Только плюхнулась на ближайший стул, как наше мероприятие объявили открытым.

Несколько милых девушек прошли по рядам, (а в зале собралось человек 200) и вручили каждому по тюльпану. Оказывается, тюльпан является символом Дня паркинсоника. Я очень люблю тюльпаны, но никогда не знала, что они имеют отношение к моей новоприобретенной болезни. Надеюсь, что это ничуть не умаляет всех достоинств этого цветка.

Наконец, когда лирическая часть была окончена, выступил представитель Украины и рассказал о симпозиуме в Киеве, на котором он присутствовал накануне, и достижениях в области исследований лечения болезни Паркинсона новыми препаратами и хирургическими методами. Затем выступила профессор Федорова и подробно рассказала о перспективах нашего «развития» в части вегетативных расстройств и методов их лечения. Вот тут-то я и услышала самую интересную информацию, которая меня сразила наповал! Оказалось, что препараты, которые мы принимаем непосредственно для стимуляции выработки недостающего дофамина или прямые его заменители, косвенно влияют и на стимуляцию деятельности отдельных участков головного мозга, отвечающих за различные виды деятельности человека. Среди «побочных явлений» типа игромании, клиптомании, потребности в извращенном сексе и прочих прелестях жизни, у паркинсоника может возникнуть графомания – то есть стимулируется участок мозга, отвечающий за возникновение способностей (или потребности) к творчеству, и в частности – к литературной деятельности.

Это заявление просто повергло меня в шок!

Год назад, ровно через год после постановки диагноза и годичного же приема противопаркинсонического препарата, я вдруг начала писать стихи. Это было удивительное явление, которому я не могла дать никакого вразумительного объяснения. Да, я всегда много читала, хорошо писала сочинения по литературе, в институте на летней уборке помидоров под Астраханью в 1970 году даже написала какой-то гимн отряда в стихах на знакомую мелодию – и все! На этом мои литературные упражнения и закончились. А с развитием мобильной связи и Интернета я даже письма писать перестала. Поэтому, когда я вдруг стала рифмовать все подряд, а потом и писать стихи, причем – обо всем, по делу и просто так, – удивлению моему не было предела. И что интересно – я не помню наизусть ни одного своего стихотворения! Как будто мне его в голову кто-то вкладывает, я честно записываю – и все, на этом моя миссия заканчивается. Я почти все пишу начисто, не переделывая и не вымучивая фразы. Как написалось – так пусть и живет. Просто пробегусь по тексту, чтобы опечатки исправить и синтаксис проверить – и все: гуляй, мое детище!

Это занятие меня захватило, и главное – писалось мне легко, без напряжения, темы просто сами лезли в голову. А поскольку навыки стихосложения у меня были минимальные, в пределах школьной программы шестидесятых годов, то первые стихи были написаны, как теперь говорят – больше сердцем, чем головой. Окончания прыгали под ударениями то на первый, то на второй, то на последний слоги. Но мне очень нравился сам процесс, и я им наслаждалась, не особенно заботясь о качестве «готового продукта» и мнении окружающих.

Раньше я с удовольствием шила, вязала, неделями с упоением собирала пазлы, делала панно из сухих цветов и другие мелкие поделки, но все это разом было заброшено ради новой страсти – сочинительства. Я-то думала, что вот талант вдруг проснулся на старости лет! А он не проснулся, его разбудили! «Пенделя» дали, вот он и зашевелился. И стихи, конечно, дилетантские. Но мне нравится сам процесс, и я не знаю, стоит ли насильно бросать стихосложение. Может, оставить ему жизнь, но в пределах ограниченного пространства?

Потому что параллельно со стихами я начала писать прозаические произведения, которые у меня, по-моему, получаются лучше, чем стихи.

Я не сама это определила: через два месяца после моего появления на сервере «Проза.ру» мне прислали письмо из редакционной коллегии с сообщением, что я номинирована на премию «Писатель года 2013».

Несказанно удивившись этому посланию, я даже немножко нос задрала, но участвовать в этом мероприятии по финансовым соображениям не могу. Платить 750 рублей за страницу текста, который должен быть напечатан в Альманахе для конкурсного жюри, для меня неприемлемо. Конечно, 15–20 тысяч рублей я бы нашла, но тратить такие деньги из семейного бюджета на мероприятие, отрицательный результат которого заранее известен, как-то жалко. Может быть, я очень пессимистично оцениваю свои шансы, но если я не уверена в результате, то лучше и не начинать это «безнадежное предприятие», тем более – требующее больших материальных затрат.

Но, – вернемся в зал. Последняя часть выступления профессора Федоровой вызвала большое оживление среди присутствующих. Все стали вспоминать, какие «последствия» они заметили у себя, что это значит, и главное, как с этим бороться. На последнюю часть вопросов профессор дала уклончивый ответ:

– Если эти проявления не мешают жить окружающим, то пусть они себе потихоньку существуют, а вот если игроман начинает продавать вещи из дома, – то надо пресекать его бурную деятельность, – но не объяснила как.

После этой фразы из зала раздался ехидный мужской голос:

– А с извращенным сексом как быть?

Но докладчик проигнорировал этот вопрос.

Я решила, что еще легко отделалась – одним графоманством, оказывается – могло быть и хуже. И, по крайней мере, я теперь знаю, откуда растут ноги моего безудержного сочинительства. Раньше я все сваливала на кошку, которая своим громким мявом поднимает меня в 3–5 часов ночи, я встаю, сажусь к компьютеру и тихонечко что-нибудь пишу. Совершенно тихое и безвредное занятие. Но оказалось, что если бы кошки и не было, и я могла спать до утра как все нормальные люди, то я бы все равно начала писать, но делала бы это в другое время суток. Меня очень поразило это сообщение: выяснилось, что в возникновении у меня этой болезни есть один, пусть и маленький, но очень важный для меня, положительный момент. Я отрыла себя с такой стороны, с какой никогда не знала. Оказывается, писательская деятельность доставляет мне огромное удовольствие. И мне очень приятно, что мои произведения читают. Особенно, когда один и тот же читатель возвращается неоднократно.

Недавно на сервере «Проза. ру» я наткнулась на гневное письмо одного автора. Она чуть не с проклятиями обращалась к «неизвестным читателям», которые посещают ее страничку. Уж как она их несла! Они, оказывается, за ней подглядывают, приходят «инкогнито», без приглашения, как воры и читают ее бесценные сочинения, не оставляя отзывов! Но, насколько мне известно, незарегистрированные читатели и не могут оставлять отзывов. Они просто заходят почитать, а не давать критическую оценку, разбирая по косточкам твое детище. И они не писатели, а именно читатели, которым мы должны быть благодарны, что они пришли к нам в гости и читают нас, неизвестных писателей! Низкий Вам поклон, Неизвестные читатели! Заходите чаще, я всегда Вам рада!

Я опять отклонилась от темы. Вечно меня куда-то уносит. Хочется рассказать обо всем и сразу, вот и расплываюсь «мыслью по древу».

Контингент присутствующих был примерно от шестидесяти и старше, в основном женщины. Поэтому, когда объявили, что 2 раза в неделю для больных паркинсоников будут организованы занятия в школе танцев – женщины потянулись к столу записываться. Мероприятие это платное, но говорят, что занятие танцами – это один из видов терапии при болезни Паркинсона, который дает хороший эффект для поддержания двигательной активности. Одна женщина пришла вместе с больным мужем и выступила с ярким призывом к занятиям танцами:

– Мы уже 18 лет боремся с этой тяжелой болезнью, танцами занимаемся второй год и положительный результат налицо: муж стал двигаться гораздо легче и дольше не устает.

Я тоже читала про танцы в специальных брошюрах, которые мне дали на кафедре. В молодости я много занималась бальными танцами и получала от этого большое удовольствие. Но и подумать не могла, что когда-нибудь мне предложат вернуться к этому занятию в качестве лечебной процедуры.

Да-а! Неисповедимы пути Господни!

Потом ведущая сообщила нам, что занятия «Школы паркинсоника» планируется проводить каждые три месяца. Вот только обзванивать всех у них нет возможности, поэтому надо следить за информацией на сайте кафедры. Следующее занятие ориентировочно – в сентябре.

Наконец, официальная часть мероприятия подошла к концу, народ потянулся к столу «президиума» с личными вопросами, а всех присутствующих пригласили пройти в буфет, где был организован небольшой «фуршет». Нам предлагались напитки – чай, кофе, апельсиновый сок, бутерброды с ветчиной и рыбой и выпечка в ассортименте. Народ, видимо, пропустив прием пищи в обеденное время, проголодался и с аппетитом навалился на еду. После всего услышанного, мне есть почему-то не хотелось, а во рту все пересохло, и организм требовал жидкости. Я с удовольствием выпила полный стакан сока и поехала домой, чтобы скорее рассказать мужу о своем открытии – почему я стала графоманкой!

 

Глава 16. Спустя несколько дней

Наконец-то выздоровела моя паркинсологиня, и я записалась к ней на 19 апреля на 14 часов. Пришла в ДКЦ немного раньше назначенного времени, но под дверью кабинета уже сидел мужчина и раскладывал свои документы по кучкам – готовился к приему. У меня документов было по минимуму: паспорт, полис, направление и выписка из поликлиники и её же последнее заключение. Все уместилось в один файлик, поэтому я сидела смирно и перебирала в уме все вопросы, которые я собиралась ей задать.

Дело в том, что в тех брошюрках, которые я, не глядя, похватала перед заседанием «Школы паркинсоника» было много рекламных проспектов новых лекарств от болезни Паркинсона. Естественно, – каждый «кулик» хвалил свое «болото», но я хотела узнать, что правда, а что – просто рекламная «утка».

По описанию в проспекте меня очень заинтересовал препарат «Азилект», который был рекомендован к применению на ранних стадиях заболевания и рекламировался как безвредный – в смысле побочных эффектов, удобный – в смысле приема (1 раз в сутки), и дающий стойкий терапевтический эффект. Единственным его «недостатком» является цена. «Азилект» в Москве стоит в районе 6000 рублей за упаковку в 30 таблеток.

Естественно, в списке льготных лекарств «Азилекта» нет. И, как сказала мне врач, надо посоветоваться дома, короче – «согласовать вопрос», и если семья не возражает против таких затрат из семейного бюджета, то тогда она выпишет рецепт. «Семья», конечно, не возражала, а наоборот, удивилась, что я еще раздумываю: брать или не брать – такой вопрос не возник. Возник другой вопрос: где брать, чтобы не нарваться на подделку? Время сейчас такое, что даже по официальной статистике до 70 % лекарств в стране – это подделка. В Москве этот процент может быть и ниже, но ведь никто теперь не контролирует качество препаратов при поступлении в аптеки, поэтому вполне возможен вариант, когда будешь глотать какую-нибудь дрянь и удивляться, что она не помогает.

Пока я размышляла, врач начала прием. Пробежав быстрым взглядом мои документы, она бодренько спросила:

– Ну, как дела? Какие жалобы? Рассказывайте!

Я, так же бодро, сказала, что опять болит спина и плохо стала ходить на улице: быстро устаю, и спина сгибается. Она предложила мне пройтись по кабинету, а потом безапелляционным тоном сказала:

– От этой болезни спина БОЛЕТЬ не должна! Сгибаться – да, но за осанкой надо следить, стараться ходить прямо. Походка меняется – да, но старайтесь ходить спокойно, не торопясь, тем более – не бежать, а выбирать для себя комфортный темп ходьбы. Ну-ка, разденьтесь до пояса и ложитесь на кушетку лицом вниз: я посмотрю вашу спину. Я разделась и улеглась на кушетку. Врач быстро провела рукой по позвоночнику и, мгновенно поставив диагноз – ну, конечно, вот позвонок выскочил! – она двумя руками надавила мне на спину, и я с ужасом услышала, как у меня сломалось ребро.

Женщина она крупная, сил много, а мои хрупкие ребрышки не выносят такого «зверского обращения». Я ойкнула, а потом сообщила:

– Вы мне ребро сломали!

– Этого не может быть! Я не могла ничего сломать! Значит у Вас остеопороз! – безапелляционным тоном заявила паркинсологиня.

– Может и не могли, но сломали! – вякнула я, стараясь побыстрее слезть с кушетки во избежание еще каких-нибудь травм.

Позвонок этот у меня еще с детства травмирован. И не то на нем нарост образовался, не то – он действительно несколько сместился, но он всегда первым попадался на глаза эскулапам, и они, ничего не уточняя, сразу хватались его вправлять, считая его виновником всех бед.

А произошло вот что.

Мне было лет 7–8, мама ушла в магазин, а меня оставила гулять во дворе. Это были те чудесные времена, когда родители спокойно оставляли детей одних гулять на улице и даже подумать не могли, что с ними может что-то случиться. Мы целыми днями носились во дворе, играли вместе и малыши и старшие ребята, которые учили нас кататься на двухколесных велосипедах, на коньках, прыгать через скакалку разными «заковыристыми» способами, играть в «пляжный» волейбол, вышибалу и многие другие игры, о которых современные дети уже не знают. Потому что время наступило такое (спасибо демократам и перестройке!), что страшно не только ребенка во дворе на пять минут оставить, страшно его руку из своей выпустить!

Так вот, мама ушла, а я увидела в конце двора девочку-ровесницу, которая стояла на незакрепленной крышке люка и осторожно качалась на ней. Я подошла и, по своей наивности или глупости, нахально заявила:

– Кто же так катается! Слезь, я сейчас тебе покажу как надо!

Девочка осторожно сошла с люка, а я встала на крышку и сильно нажала одной ногой на край. Результат не замедлил сказаться. Крышка моментально перевернулась, и я юркнула в люк! Каким чудом, какой инстинкт самосохранения вдруг все-таки проснулся во мне и где он был раньше – сказать не могу. Но в последний момент я успела выставить руки и задержала падение. В результате на поверхности земли осталась моя голова и руки, цепляющиеся за эту землю, тело уже болталось в люке, ноги висели в воздухе, не находя опоры, а крышка люка, перевернувшись, больно стукнула меня по спине и я почти перестала дышать. Прошло больше полувека, а эти ощущения я помню, как будто все было вчера.

Я здорово испугалась тогда. Кричать я не могла – дыхание сбилось.

Девчонка, которую я хотела потрясти своей смелостью (и потрясла-таки!), стояла, онемев от ужаса, и глядела на меня как на инопланетянку. Я из последних сил хваталась за землю, но она была сухая и гладко утоптанная, без растительности, и зацепиться было не за что!

– Позови кого-нибудь из взрослых! – еле прохрипела я. Девчонка вышла из ступора и огляделась по сторонам. Время было рабочее, и во дворе было пусто. Только где-то вдалеке играли в волейбол несколько подростков.

Девчонка бросилась к ним, что-то крича на бегу. Они сначала не обратили внимания на ее крики, потом оглянулись и побежали ко мне. Спасение пришло вовремя – я уже была готова лететь вниз.

Ребята схватили меня за руки, отодвинули крышку люка и вытащили наверх. Видимо от испуга, я даже не плакала. Сильной боли в спине я тогда не почувствовала. Больше мне досаждала огромная, величиной с кисть руки взрослого человека, ссадина на бедре, Она была грязная и очень щипала.

По-моему, даже не поблагодарив своих спасителей, я поплелась домой «зализывать раны» в полном смысле этого слова. И физические и душевные.

Конечно, я здорово испугалась! Это был канализационный люк, упав в который я бы уже вряд ли писала эти строки. Соседка по квартире ахнула, увидев меня в таком виде, а я, оказавшись дома, наконец, разревелась от души и какое-то время не могла ничего сказать. Тетя Женя умыла меня, чем-то обработала ссадину, и к приходу мамы я выглядела уже вполне сносно.

Мама тоже получила свою порцию адреналина. Когда она вернулась из магазина и шла к подъезду, мои спасители хором сообщили ей радостную новость:

– А Ваша Света в люк провалилась!

И видя, что мама вдруг побледнела и готова рухнуть в обморок, так же дружно добавили:

– Но мы ее вытащили, и она пошла домой!

Мама сразу передумала терять сознание и побежала домой.

Дальнейшее я уже не помню: ругали меня или нет, как долго заживала ссадина, и ходили ли мы к врачу обследовать позвоночник? Только знаю, что до недавних пор этот позвонок абсолютно не мешал мне жить, и я о нем не вспоминала.

Я всегда чувствовала рукой, что он немножко выпирает из общего строя. И этот несчастный позвонок вечно приносил мне одни неприятности. И не тем, что болел или мешал, он вел себя очень хорошо все 55 лет после травмы, да и сейчас не он является виновником болей – я же это чувствую! Но как только я появлялась у хирурга или невролога с жалобами на боли в спине, они тут же начинали пытаться вправить мне этот несчастный позвонок, без всякой тени сомнения в правоте своих действий и даже не удосужившись спросить меня, что с этим позвонком, и почему он не такой как все.

Так вот, пока я одевалась, я утвердилась в своем мнении – ребро паркинсологиня мне сломала. Это точно. Надо будет все-таки еще раз провериться на наличие (или отсутствие) остеопороза, а то что-то часто мне стали ребра ломать. Спорить с доктором я не стала – ребро заживет через три недели, а доказывать ей то-то без рентгеновского снимка бесполезно.

После этого «лечения» доктор посоветовала мне проколоть 20 уколов препарата «Нейрокс», а через месяц прийти к ней: она подумает, что делать с моей спиной. Ну, пусть думает!

В общем, я поняла, что меня считают практически здоровой, и все мои претензии не имеют под собой, по мнению доктора, никакой почвы. В результате в своем заключении она поставила мне первую стадию заболевания, хотя 4 месяца назад она в этом же кабинете поставила мне третью стадию, чем очень меня огорчила – мне бы не хотелось такого быстрого прогресса болезни. В этот раз доктор сказала, что не видит необходимости менять назначенную лекарственную терапию – ну и прекрасно! Хотя я уверена, что стадии болезни в обратную сторону не возвращаются. По моим скромным сведениям, можно какими-то средствами некоторое время держать болезнь на данном уровне, но потом она все равно будет прогрессировать. Болезнь неизлечима, и регресс невозможен, как бы нам этого не хотелось!

Я думаю, что причина такого заключения только в том, что никто не занимается нами серьезно. В этом диагностическом центре у меня нет даже карты, где можно было почитать и вспомнить пациента и его историю болезни. Я прихожу раз в полгода. Таких пациентов у нее сотня или больше. Она физически не может помнить, как я выглядела полгода назад, и что она мне написала в заключении прошлый раз. Каждое посещение как на новенького: встаньте, пройдитесь, присядьте, покажите руки, сожмите мою руку, перебирайте пальцами, поочередно соединяя их определенным образом – это максимум, что от меня требуется. Вот и получается какая-то картина, запомнить которую невозможно.

Поговорили мы и об «Азилекте». Она препарат похвалила, но на цену мое внимание обратила. Еще назвала мне один украинский препарат, аналог «Азилекта», и стоит он в переводе с гривен примерно 300 рублей. Но Россия его не закупает по каким-то политическим причинам, а скорее – по требованию монополистов – олигархов, которые удавятся за свою прибыль, а на больных им плевать с высокой колокольни!

Когда мне становится хуже, я уже готова перейти на «Азилект», несмотря на брешь в семейном бюджете, которую он неизбежно пробьет А когда чувствую себя сносно, то решаю пока остаться на «Проноране». А вообще-то, надо всё-таки сходить в Боткинскую к Поповой – что она посоветует. Если скажет, что «Азилект» лучше, то буду пить его. Я Поповой очень доверяю, да и принять очередную дозу оптимизма мне не помешает!

Так что закончился мой визит к окружному паркинсогологу с несколько расплывчатым результатом: спина болит больше, походка стала хуже, а стадия болезни уменьшилась до первой, тогда как при первичном осмотре в Боткинской мне уже поставили 1,5!

Ох! Чудны дела твои, Господи!

Вернувшись от врача, я стала прикидывать, как мне быть с уколами. Поскольку я теперь постоянно сижу с внучкой на ее территории, то уколы в своей поликлинике я успеваю делать только один раз – в субботу. Но именно суббота мне и не нужна: мой режим инъекций – пять дней колоть, 2 дня перерыв. Поэтому я сразу сообщила дочке: хочешь, чтобы я сидела с Анютой – учись делать уколы! Она у меня – не из пугливых, поэтому бодро ответила:

– Не боись! Надо – сделаем!

Её уверенность меня успокоила, и я пошла к мужу с тем же предложением – учиться делать уколы, поскольку тут вклинивались майские праздники, я буду дома, и вовсе не очевидно, что в поликлинике будет работать кто-то, кроме дежурного терапевта. Да и вообще, уколы надо учиться делать самим! Возраст наступил уже такой, что поликлиника становится родным домом. А если еще и уколы там делать, то забудешь, где живешь! Многие мои подруги и их мужья уже давно освоили этот процесс, и своим больным родителям и друг другу делают внутримышечные уколы сами, причем – не хуже, чем в поликлинике, а часто и лучше: без синяков и инфильтратов. А мы что – рыжие?

Вперед! Все на практические курсы по изучению «уколовведения»!

И народ потянулся за знаниями! Объект тренировки был в наличии, лекарство, шприцы и проспиртованные салфетки я купила, и обучение началось.

Первый удар мне «нанесла» дочь. Она тщательно протерла руки спиртом, долго разглядывала ампулу, пытаясь нежно ее открыть. После нескольких неудачных попыток и при отсутствии специального резца для открывания ампул, она резко нажала на носик и отломила его. Победа! Набрав лекарство в шприц, и выдавив из него воздух, она подошла ко мне.

Я тоже оказалась не робкого десятка и спокойно подставила ей объект для практики. Дочь немного помедлила, потом глубоко вздохнула и всадила в меня шприц!

– Ну, как? Больно? – спросила она, вливая в меня содержимое шприца.

– Ничуть! – бодро ответила я, и вовсе не соврала. Шприц вошел совершенно безболезненно и быстро, и лекарство она ввела медленно, все как учили. Так что первый экзамен был сдан на «отлично». Я была довольна не меньше испытуемой.

Теперь экзамен предстоял мужу. Майские праздники приближались, и он немного нервничал, хотя виду старался не показывать. А поскольку он тоже параллельно со мной делал уколы в поликлинике, то на всякий случай, проконсультировался у своей медсестры. Та оказалась женщиной отзывчивой, все ему рассказала и показала, даже дала пару шприцев и десяток пакетиков с проспиртованными салфетками – уж не знаю, для уколов или для тренировки на подушке – но он пришел домой окрыленный и готовый к подвигу!

На майские праздники поликлиника оказалась в работоспособном состоянии все дни, кроме 9 мая. Вот тогда и состоялся дебют моего мужа.

Он тоже тщательно подготовился, но волновался больше, чем дочь и, видимо поэтому, всадил шприц не глубоко и лекарство влил быстрее. Было немного больно, но вполне терпимо, и я его похвалила за смелость.

Так что теперь я обеспечена медицинской помощью, даже в двух экземплярах.

Вот и закончилась первая часть моего повествования. Теперь и вы знаете, с чего все началось. Следующую часть я планирую писать в виде дневниковых записей о наиболее интересных событиях, которые будут происходить в моей жизни в связи с наличием моей экзотической болезни и не только об этом. Конечно, при условии, что это будет кому-то интересно или полезно, в основном – в смысле моральной поддержки в момент хандры, которые бывают у всякого.

Я, как оказалось, вполне даже оптимист. В обмороки не падаю, слезы больше не лью. Хочу жить как все люди – общаться, любить, растить внучку, встречаться со старыми друзьями и приобретать новых. Я не зануда, люблю людей, всем желаю только добра и всегда открыта для общения.

А Паркинсон? Да ну его в болото!

Люди! Радуйтесь жизни и будьте счастливы!

Ваша Лана Москва 26 мая 2013 года

 

Часть 1. Второй забег на длинные дистанции

15 августа 2013 года я сделала первую запись в Дневнике, который и планировала начать после завершения «Записок паркинсоника», написанных ранее.

Вещь получилась чисто семейная, для памяти себе и близким. Это – описание некоторых моментов моей жизни и процесса общения с нашей доблестной медициной. Если мои записи покажутся интересными кому-то еще, я буду только рада. Я всегда готова ответить на любой вопрос, поделиться информацией. У меня появились новые друзья и единомышленники, а это – очень много, когда попадаешь в сложную ситуацию!

На сегодняшний день откликнулось 9 человек с БП. Все – очень интересные, интеллигентные люди, которые также, как и я, оказались совершенно неожиданно поставлены перед фактом: у Вас болезнь Паркинсона! И весь мир померк перед глазами!

Вот тут-то и необходима поддержка и участие людей, которые уже прошли через это, на себе прочувствовали всю тяжесть такого приговора, но не поддались панике, не впали в истерику, а настроились на позитивный лад. Они подобрали для себя необходимые препараты, и вот уже по 10–15 лет целенаправленно борются с болезнью, ведут активный образ жизни. Они давно поняли, что это – не конец жизни, а просто начало нового её периода, который они сами могут сделать счастливым и радостным, не смотря ни на что!

С уважением и надеждой на понимание. Лана. Москва, 10 декабря 2014 года.

15 августа 2013 года

Лето подходит к концу. На даче первые августовские туманы накрывают землю по утрам кисейной пеленой. Выйдешь утром на крыльцо и будто в купель с молоком окунешься. Тишина…

Изредка нарушаемая голосами птиц или далеким гудком электрички, она обволакивает и заставляет зажмуриться от удовольствия. Это удивительное чувство покоя, единения с природой, какого-то неземного полета в облаках тумана, когда вокруг – только крошечный видимый мир всего в несколько квадратных метров, а дальше – бесконечность пространства и времени.

Утренняя прохлада заставляет быстро проснуться, взбодриться пробежкой по влажному от утренней росы газону, и приступить к ежедневным делам.

Иду готовить завтрак – скоро внучка проснется. Что бы такое приготовить, чтобы эта малоежка Анюта хоть раз без капризов нормально позавтракала?

– Это не буду, то – не хочу! И вообще – я только мороженое буду! – заявляет маленькая разбойница и усаживается за компьютер.

– Бабушка! Можно я немного на компьютере поиграю? – задает она явно риторический вопрос, поскольку мое мнение на самом деле ее мало интересует.

– Нет, нельзя! – строго говорю я, и Анюта нажимает кнопку включения в сеть.

– Аня! Ты меня поняла? Сначала убрать постель, умыться, позавтракать, а уж потом можно поговорить с дедушкой по Скайпу и немного поиграть, – нудно стала перечислять я ей порядок действий.

– Ну, ба-а-абушка! – заныла Анюта, открывая свой сайт с детскими играми.

– Анюта! Оставь компьютер и садись кушать! Блинчики остывают! Ты со сметаной будешь или с яблочным джемом? – пытаюсь я оторвать ее от компьютера.

– Бабушка! Я сейчас! Только в одну игру сыграю и приду, – снова тянет время Аня.

Я начинаю потихоньку закипать, хотя уже пора привыкнуть, поскольку этот диалог у нас давно отрепетирован и повторяется каждое утро почти без изменений.

Так мы боремся еще некоторое время, потом Анюта с недовольным видом перемещается на свое место за столом и с аппетитом съедает несколько блинчиков, запивает их водой из бутылки и отправляется на улицу, зажав под мышкой ноутбук. Там она ставит его на качели-диванчик, включает на полную громкость музыку из своего любимого мультика «Лентяево» и начинает танцевать. День начинается!

Но лето кончается, и на смену дачной идиллии на горизонте все явственнее начинает маячить подготовка к переосвидетельствованию на МСЭК, которое я должна буду проходить в октябре. Наученная предыдущим горьким опытом, я уже представляю весь объем предстоящей работы. Поэтому начинать ее нужно именно сейчас по нескольким причинам.

Пока все пациенты-конкуренты еще не вернулись с дач, народу в поликлинике не очень много, можно быстро сдать все анализы и провести некоторые обследования в течение недели – двух. К сожалению, моя неврологиня только что ушла в отпуск и выйдет где-то в середине сентября. А без нее мне не дадут «обходной лист». Придется обойти врачей опять в два захода. Но мне не привыкать преодолевать трудности. Тем более, что я уже знаю, к чему быть готовой.

Вторая причина – у Анюты начинаются занятия в студии «Мы растем» и подготовительные занятия в школе. Так что без помощи дедушки, которому придется заменять меня, пока я летаю по кабинетам, мне не обойтись! И чем раньше я закончу свою эпопею, тем меньше ему достанется хлопот. Дед у нас замечательный! На какие только жертвы не идет ради внучки! Любит ее беспредельно, но надо и совесть иметь! Ему тоже отдохнуть нужно.

Ну, и последнее – это быстрое сокращение светового дня. Утром еще темно, а вечером в 17 часов уже темнеет, и ходить в поликлинику в эти часы, да если еще осенний холодный дождь поливает, совсем не хочется.

И в поликлинике на тебя бахилы наденут, в раздевалке в очереди постоять придется – сплошные трудности. Наклоняться и раздеваться уже стало не очень быстро получаться. Поэтому летом, налегке, все это делается гораздо быстрее и легче.

16 августа 2013 года

Вот и начались мои мытарства. В очереди к терапевту была вторая, но просидела под кабинетом полтора часа! Взяла за 3 минуты кучу направлений на анализы, сердечные мониторы, ЭХО сердца – это в 1-ю градскую ехать пришлось записываться, на прием к лору и окулисту – к ним теперь только через терапевта можно попасть. А к остальным, так называемым «специалистам» придется заглянуть попозже, когда с этими разберусь.

Пробежала по кабинетам, слетала в 1-ю градскую на запись, вернулась в поликлинику, чтобы сделать ЭКГ – потребовали на ЭХО свежую кардиограмму принести. Полдня как корова языком слизала. А ведь ничего еще не сделала, только записалась на прием.

Так что выходные мои, а с понедельника начну окучивать специалистов. Толку от них никакого. Все их познания в медицине ограничиваются способностью отправить тебя на консультацию в диагностический центр или в соседний кабинет – только бы отделаться!

Очень любят, когда заходишь только выписать рецепт на лекарство и больше ни о чем не спрашиваешь. А вот если начнешь говорить, что у тебя где-то что-то заболело – тут же настроение у доктора портится, и он с кислым видом произносит заученную фразу:

Ну что ж Вы хотите? Возраст!

Какой такой возраст? Только – только за 60 переползла. Это ведь не 95, и даже не 80! Я еще бегать должна на длинные дистанции, а мне про возраст рассказывают.

Я вспоминаю свою свекровь очень преклонного возраста, которая, стоя на стремянке у открытых антресолей, грозно вопрошала:

– У меня тут десять кусков хозяйственного мыла лежало! Куда дели?

Это было в начале 2000-х годов, а мыло было куплено, видимо, в начале 90-х, если еще не 80-х. Вот тебе и возраст! Я на эту стремянку сама залезать боялась – она какая-то неустойчивая была: как ни поставь – качается. А она в 92 года взлетала на нее птичкой, да еще спускалась вниз с какой-нибудь вещью или тяжелой коробкой. И ведь помнила, что 20 лет назад покупала 10 кусков мыла! Вот, правда, уже забыла, что использовала их или переложила куда-то. Но это уже другая песня. Я не помню, куда вчера мобильник или ключи положила. Ну, с мобильником проще – по звонку найти можно, а вот с ключами просто беда! Надо что-нибудь с ключами придумать. Какой-нибудь колокольчик приделать, чтобы звенел, когда я их в собственной сумке буду искать.

20 августа 2013 года

Сегодня ночью нашу синеглазую красавицу кошку Ланку «пас» муж, и мы с внучкой славно поспали: я – почти до шести утра, а внучка – до семи тридцати. Вот такой у нас теперь образ жизни. Кошка нам попалась неуправляемая. Сколько не пытались перевести ее на наш режим сна, – ничего не вышло. В результате живем по ее режиму и спим по очереди. А она, разговорчивая наша, начинает мяукать с 2-х – 3-х часов ночи и далее – через каждые 20–30 минут. Чего хочет? Внимания, ласки, общения, игры! Вот так час-полтора пообщаемся – она уходит спать или на балкон – наблюдать за птицами. После дачной свободы и ночных гулянок ей вовсе не хочется сидеть в четырех стенах!

А мне нужно спать не менее 9 часов. Да еще ложиться не позже 11 вечера, потому что дофамин вырабатывается именно с 11 до часу ночи. А если я не посплю хотя бы 6–7 часов, я чувствую себя разбитой, спина сгибается и болит, ноги плохо ходят и засыпаю на ходу.

Вчера была моя очередь дежурить. Ланка подняла меня в половине второго, и я больше заснуть не получилась. Поэтому к 18 часам я была уже никакая. Муж забрал внучку гулять, а я плюхнулась на диван и заснула, по-моему, прежде, чем голова коснулась подушки. Проспала до 9-ти вечера. На автопилоте уложила спать внучку и опять провалилась в сон. Нет! Это уже становится просто невыносимым, и что делать – я не знаю. В ветклинике сказали, что мы ее просто избаловали, и теперь надо неделю перетерпеть и не вскакивать на каждое ее ночное «мяу». Но на неделю нас не хватит, да и не поможет, наверное. Ланка очень обижается, если мы игнорируем ее. А поскольку она – всеобщая любимица, то карательные меры применять к этому очаровательному, пушистому, синеглазому созданию ну никак не получается!

Сегодня у меня днем по плану посещение кабинета, где мне обещали навесить сразу два монитора: датчик давления (СМАД) и Холтер-монитор – для измерения частоты сердечных сокращений. Так что домой пойду обвешанная проводами со всех сторон, как шахидка. Завтра в 2 часа сдамся, и потом еще через несколько дней за результатом прийти придется. Прямо хоть раскладушку ставь в поликлинике и живи там месяц! Но пока погода теплая, ходить еще не так противно, а вот как дожди польют…

Ой! Ланка на балконе поймала синичку, по глупости залетевшую в щелку открытой створки застекленного балкона. Анютка первая увидела, испугалась, что кошка съест птичку и закричала:

– Бабушка! Ланка синичку поймала! Спасай ее скорее! – и заметалась по балкону, но взять в руки птичку побоялась.

Я держала кошку, и тоже не могла одновременно дотянуться до синички. Но она сама быстро сообразила, что если она сейчас же не улетит, за ее жизнь никто не поручится. И она быстренько юркнула в открытое окно. Кошка опять на меня обиделась. Это уже второй раз, когда я отбираю у нее законную добычу. Учитывая, что она питается сухим кормом, – есть синичку Ланка вовсе не собиралась. Она хотела только поиграть с ней, как с большой бабочкой, а я лишила её этого удовольствия. Садюга!

Но для синички такая игра довольно скоро закончилась бы плачевно, а я не могла этого допустить. Прости меня, Ланка! Утром время бежит быстро, впрочем, так же, как и вечером. Пора отправляться в поликлинику в кабинет функциональной диагностики. Там на меня повесят сразу две сумки с двумя мониторами и обмотают кучей проводов.

Анютка очень ждет моего возвращения из поликлиники:

– Бабушка! Ты будешь похожа на робот? Придешь и скажешь железным голосом: – А-ню-та! При-вет! Как де-ла? – представляла она говорящего робота.

Все получилось немного не так. Мониторы я повесила быстро. Потом решила зайти к неврологу – попробовать добиться направления в Боткинскую на кафедру, ну, и заодно уж, взять рецепт на очередную порцию Пронорана. Вот тут я и застряла.

Врач, заменяющая нашего невролога, ушедшего в отпуск, работала первый день. Когда подошла моя очередь, ее рабочее время заканчивалось через три минуты. Но она обещала меня принять, и деваться ей было некуда. Она стала выписывать рецепт, но оказалось, что «власть переменилась» и торговое название Проноран теперь в рецепте указывать нельзя, а нужно указывать основное действующее вещество, в данном случае – пирибедил.

Господи! Ведь, действительно, посочувствуешь врачам и фармацевтам, которым теперь придется запоминать еще тысячи названий и перекладывать коробочки с лекарствами на новые места по алфавиту уже в другом порядке! Как же у нас любят указы писать! Лишь бы усложнить жизнь.

Пока врач проконсультировалась, как писать рецепт, пока карту честно заполнила. Целый лист исписала – уж не знаю о чем. Мне она вопросов о самочувствии не задавала. Направление в Боткинскую не дала. Сказала, что ей не разрешили, но если терапевт даст, то она подпишет. Я, уже без всякой надежды на успех, заглянула к терапевту. Она уже закончила прием и стояла в дверях со стопкой карт в руках: она сегодня работала без медсестры. Я грудью загородила ей выход и опять спросила о возможности получить направление в Боткинскую.

Она оказалась отзывчивым человеком и пошла со мной к зав. отделением. Там, после небольшой дискуссии, они сошлись во мнении, что уж если я 3 года уже наблюдаюсь на кафедре, то направление мне дать можно, но без выписки. И только завтра в 14 часов, так как сегодня их рабочий день закончился. Но для меня это уже была победа!

Я радостно поскакала в аптеку за Пронораном, позвонила своим – деда с Анюткой я оставила гулять на детской площадке во дворе поликлиники, – и пошла к ним в Ашан, куда они уже успели благополучно переместиться. Там мы перекусили какой-то дрянью по выбору Анюты в KFC, и разошлись кто куда: они отправились домой, а я – опять в поликлинику: у меня был талон на 15.30 к окулисту.

Пришла, села у кабинета. Никого! Спускаюсь вниз – на стенде уже висит табличка «Болен». Полчаса назад ее не было, а теперь висит! Злая как крокодил отправилась домой. Ну что за жизнь! Ничего нельзя сделать, что задумала. Обязательно где-то что-то сорвется. Просто обидно! Ведь только была в поликлинике. Если бы эти клуши повесили объявление чуть раньше, я бы не потеряла еще 2 часа времени, успела бы обед приготовить дома, а не тащить семью в общепит! Короче, начинаются прошлогодние мучения один в один, как телепередача на первом канале ТВ.

Вы хорошо устроились, ребята! Только нам от этого легче не становится. Почему-то…

21 августа 2013 года

Этот день прошел под знаком робота. Пришла я вчера из поликлиники, и внучка тут же бросилась меня осматривать и ощупывать. А посмотреть было на что!

Семь присосок, от которых отходят разноцветные провода к двум пластмассовым коробочкам в чехольчиках на липучках. Сквозь чехольчики мигают голубые лампочки, через спину перекинуты пластиковые трубочки, а завершает всю эту неземную красоту манжетка на левом предплечье, которая автоматически, с шипением и урчанием надувается каждые пятнадцать минут, потом четыре раза щелкает регистратор, а затем спускает воздух мелкими порциями, издавая уморительные звуки, что-то вроде: оп-оп-оп-у-уффф! При этом я должна вытягиваться в струнку и честно ждать завершения процесса регистрации.

Ну как тут ребенку не прийти в восторг от такого великолепия! Живой робот дома, и руками можно потрогать.

Я восторга внучки не разделяла, но ее повышенный интерес к себе терпела. Я чувствовала себя птицей со связанными крыльями: руки поднять неудобно, трубка на спине прилипает от жары к потному телу и теряет способность свободно передвигаться по спине, не сковывая движения. Сами мониторы в чехольчиках, оказалось, тоже имеют приличный вес, если носить их целые сутки, да еще с моей спиной, которая болью реагирует на каждые лишние 100 граммов веса. В общем – душераздирающее зрелище!

А ощущения еще противнее.

Но с этим набором мне еще предстояло провести ночь!

К вечеру спина горела огнем. Я не могла сделать зарядку, обмотанная проводами, не рискую испортить весь этот «натюрморт». А без движения спина совсем разболелась и прилично досаждала мне своим поведением.

Я попыталась как-то угнездиться на постели, чтобы не придавить и не отключить случайно мониторы, приняла какую-то совершенно нелепую позу закорючки, прослушала очередное «оп-оп-оп-у-уффф!» и вроде заснула.

Проснулась, как всегда, от кошачьего мява, но и еще какая-то тревога заставила меня открыть глаза и посмотреть на часы. Было 3.30 утра. Но мой горластый монитор молчал, хотя именно в это время должен был пыхтеть.

Пришлось встать, включить свет и вытащить его из чехла. Хорошо, что доктор проконсультировал меня на такой случай. Я провела необходимые манипуляции, и монитор вновь лихорадочно заморгал голубым глазом, спеша заняться выполнением своих пропущенных обязанностей. Но уснуть уже не получилось. Попробовала почитать, но как-то не могла внимательно вчитаться в текст. Время тянулось медленно, я отправилась на кухню готовить завтрак – хоть что-то полезное сделать! Так хотелось влезть под душ и смыть с себя эти присоски и провода. Тело под ними начало чесаться, видимо, от клея на присосках. Я буквально считала минуты до того момента, когда можно будет идти в поликлинику и снять эту сбрую.

Но и плохое когда-нибудь кончается. Наконец я освободилась от аппаратуры и отправилась в поликлинику, где мне вчера пообещали дать направление в Боткинскую. Просидев час под кабинетом терапевта, я все-таки получила заветную бумагу и пошла ставить на нее печать.

По дороге на первый этаж меня посетила очередная гениальная мысль: сейчас еще 15 минут принимает эндокринолог. Как бы к ней просочиться и узнать, не придется ли и по ее части сдавать какие-нибудь анализы. Так хоть направления взять, чтобы потом уже прийти к ней с готовым результатом. Я поставила печать на направление и вернулась на второй этаж к кабинету эндокринолога. Я тихонько постучалась и вошла. Эндокринолог оказалась новенькой, очень симпатичной и совсем молодой девушкой. Она еще не научилась выставлять из кабинета пациентов, явившихся без записи, поэтому я спросила у нее, не нужно ли мне сдать анализ на гормоны, хотя никаких вопросов по этой части у мен к ней нет. Она просмотрела карту и неожиданно для меня, сказала:

– Как это нет никаких вопросов? У Вас тут гипотериоз зафиксирован. И лечение назначено.

– Как интересно! – искренне удивилась я. – Оказывается, и болезнь есть, и лечение назначено, только мне об этом сообщить забыли!

– То есть как – забыли? – теперь уже удивилась доктор.

– Да, бывает у нас такое! Придешь в кабинет, двух слов не скажешь, а врач сразу что-то в карте писать начинает. Пишет и пишет, ничего не спрашивает и не объясняет. А потом случайно узнаешь, что у тебя, оказывается не все в порядке со здоровьем, тебе обследование назначили, но – только на бумаге. Когда я как-то спросила у хирурга, почему она назначила мне УЗИ сосудов нижних конечностей, а направление на него не дала, она сердито отрезала:

– Нечего в карту нос совать. Я для себя пишу, а не для Вас!

Так вот почему в регистратуре нам карты на руки не дают! Стоят насмерть, прижав нашу карту к груди и потом 20 минут несут ее до соседнего кабинета, а твоя очередь уже прошла. Два раза!

Чудны дела твои, Господи!

Короче, дала она мне направление на гормоны кровь сдавать, выдала номерок аж на 4 сентября, и мы душевно распрощались. На обратном пути у лестницы я встретила своего терапевта со свежими результатами анализов, которые я сдавала 10 дней назад. Я их у нее конфисковала – нужно ксерокопии сделать, а то вдруг опять карту потеряют со всеми внутренностями! Я теперь им только копии оставляю. На всякий случай у меня дома своя папка имеется – настоящий дубликат медицинской карты, только без фантастических записей специалистов. Так что, если карту потеряют, хоть все анализы и результаты обследований в подлинниках останутся.

И вот, переделав столько дел, с маленькими победами я поспешила домой, кормить своих домочадцев. Вечером еще 2 часа погуляли с внучкой на новом детском комплексе, где мне пришлось побыть Роби Злобным из любимого детьми и ненавидимого мною мультика «Лентяево», после чего, нагрузившись фруктами в овощной палатке, попавшейся по пути, мы усталые, но довольные приползли домой. Вернее, приползла я, а Анюта всю дорогу твердила, что еще совсем не набегалась и не напрыгалась.

Да-а! Есть все-таки разница между шестью годами и шестьюдесятью!

И еще какая!

22 августа 2013 года

День сегодня начался вполне обычно и не предвещал никаких катаклизмов. Если не считать одного-двух раскатов грома, от которых задрожали стекла в нашей сталинской восьмиэтажке, и густого проливного дождя, больше похожего на сахарный сироп, переливающийся через край какой-то огромной посудины в небесной кухне, – все было просто отлично! Но погодные шутки быстро закончилось. Тучи унеслись вместе с ветром и дождем, и наступил теплый желтеющий день конца августа.

Разбуженная своей пушистой любимицей около пяти часов утра, я обреченно села за компьютер – хоть почитать что-то у своих избранных. Столько интересных людей на «Прозе» столько замечательных работ, интереснейших литературных произведений, мыслей, рецензий на произведения, которые я читаю с не меньшим интересом и удовольствием, чем сами произведения.

Но времени на это катастрофически не хватает. Если внучка у нас, то с ней вообще ничего не успеваю делать. По 10 раз надо повторять одну и ту же просьбу, пока она решит, что все-таки ее надо выполнить – уж очень она у нас увлекающаяся натура: если чем увлечена – никого не слышит. Гулять идем – 2 часа еще пропало. Если дом или поезд начнет сроить из диванных подушек, стульев, кухонных табуреток – потом полчаса расставляем все по местам. Рассадит всех зверей на них, и начинается… конец света с музыкальным сопровождением. Или цирк начнет показывать – все звери в лицах весь вечер на арене. Или концерт с танцами народов мира организует. И не смей никуда уходить до конца представления – занимай места согласно выданным билетам и изображай бурные аплодисменты, переходящие в овации. Видимо, в ней зреет будущий режиссер– постановщик – только пока не знаю – чего. Но организаторские способности явно налицо.

Ну, и домашние дела никто с меня не снимал, и за компьютером хоть немного посидеть хочется, если вдруг какая литературная идея осенила и не ушла, не застав никого дома. С восьми утра решила попробовать заказать талон к неврологу в Боткинскую через интернет. Заполнила предложенную форму и, благополучно ее отправив, стала ждать результата.

Ждала до 10 часов утра. Потом попыталась дозвониться в регистратуру. Безуспешно: занято не было, но трубку никто не брал. К 12-ти часам решила ехать в Боткинскую сама. Но вовремя вспомнила, что вчера на радостях, получив. Наконец, направление, забыла взять выписку из истории болезни, без которой меня там могут и не принять: этот документ указан в списке необходимых.

Я понеслась в районную поликлинику за выпиской.

Вот тут и началась опять концертная программа.

Невролог, замещающая нашу на время отпуска, категорически отказалась дать мне выписку, нагородив мне с десяток причин, почему она не может этого сделать вообще и именно сегодня – в частности. Не буду перечислять их. Но кончилось все тем, что мне вручили талон на завтра на 12 часов, и обещали уделить мне все свое внимание – в пределах разумного, конечно.

Ехать в Боткинскую было уже и поздно и бессмысленно: без направления тащиться в такую даль, чтобы меня тут же отправили обратно, не хотелось. Тем более, что у меня, на нервной почве, наверное, очень разболелась спина, и хотелось только домой и сесть, а лучше – лечь и не шевелиться. Что я и сделала. Естественно, по пути заглянула в пару магазинов, набрала два пакета продуктов, а третий был с моими медицинскими бумагами, где только карта весит больше килограмма, – и со всем этим грузом еле приползла домой и плюхнулась на диван.

Тут же ко мне прибежала Анюта:

– Бабушка! Ты теперь уже освободилась? Пойдем гулять! – защебетала она. – Посмотри, какой я дом в комнате сделала!

– Только в обморок не падай! – тихонько шепнул мне муж.

Я вошла в комнату. То, что я там увидела, повергло меня в легкий шок. Еще час назад убранная мною комната представляла собой зрелище под названием «Землетрясение в Спитаке» или «Взрыв на мебельной фабрике».

Все, что могло быть сдвинуто с места и использовано в виде строительного материала – было задействовано в процессе строительства: стулья, диванные подушки и валики, ночник, скатерти и простыни, книжки, игрушки, и… всего не перечислишь. Но зрелище было потрясающее. Анюта гордо смотрела то на меня, то на деда, то на свое произведение, ожидая выражения уж если не восторга, то, по крайней мере, искренней похвалы. Ведь это стоило ей немалых трудов.

Учитывая состояние, в котором я вернулась домой и, представив размер разрухи и время, необходимое для восстановления «разрушенного хозяйства», я готова была разреветься. Но муж на меня «выразительно» посмотрел, и я расплылась в улыбке и рассыпалась в комплиментах и дому, и строителям. Позже Анюта с дедом, проникшись ко мне сочувствием, сами разобрали свое творение и навели порядок.

После обеда мы с Анютой все-таки пошли гулять на площадку, где накануне она познакомилась с двумя девочками – сестричками, своими ровесницами. Девочки были не русскими – может из Средней Азии, но скорее из Читы или Улан-Удэ – так мне показалось. Симпатичные такие, веселые девчонки. Только имена трудно запоминаемые. Но только для меня. Анюта запомнила их совершенно спокойно:

– Бабушка! Ну что тут трудного! Одна Азиса, а другая – Айбике! Они очень хорошо играли вместе и договорились сегодня вечером снова встретится на детской площадке.

Анюта набрала с собой игрушек, детские журналы – чтобы вместе поиграть, но девочек почему-то не было. Может, родители были заняты, или еще по каким причинам, но девочки не пришли.

Расстройство было до слез! Да еще какая-то отчаянная девчонка согнала ее с качелей, куда она только что села. Настоять на своем Анюта не смогла и уступила. А потом стало обидно, что не сумела за себя постоять, и горько расплакалась. Сколько еще слез будет пролито нашей тихоней, скромницей, воспитанной без детсадовских прелестей борьбы за существование, девочкой. Но надо учиться жить в нашем очень непростом обществе.

Чтобы поднять настроение, пришлось дойти до ближайшего киоска с мороженым и съесть какую-то «Нюшу». Моя спина уже готова была посадить меня на землю прямо посреди дороги. Но усилием воли я заставила себя дойти до дома, останавливаясь через каждые 5 шагов. Давно у меня такого не было. Вернее – никогда. Видимо, сказываются бессонные ночи. Эта кошка точно уморит меня раньше времени! Мне положено спать не менее 9 часов, а у меня порой больше трех не получается. Надо что-то где-то менять.

Вечером я еле-еле угомонила Анюту и отправила ее в постель. А сама на автопилоте добралась до подушки и тут же провалилась в глубокий сон, по крайней мере – снов я не видела и мяуканья кошки не слышала почти до 5 утра. Для меня это уже хорошо – почти семь часов здорового сна.

Буду надеяться, что сегодня свою порцию дофамина я выработала сегодня в полном объеме…

23 августа 2013 года

День сегодня начался со звонка дочери, которая уточняла, забирать им сегодня Анюту домой или можно оставить на выходные, так как они решили поменять обои на кухне, все там уже развалили – сняли полки, ободрали старые обои, отодвинули мебель от стен – в общем – полный развал. Конечно, везти туда ребенка нет никакого смысла, и мы оставили Анюту у нас. Она мужественно терпит разлуку с домом уже третью неделю, хотя и говорит иногда, что соскучилась по своим подружкам, игрушкам, постели.

– Ну, и по родителям, конечно, – добавляет она после наводящего вопроса.

Вот так: носишься с этими детьми, кудахчешь, всю себя им отдаешь, а все равно остаешься где-то в конце списка, после куклы Винкс или плюшевой собачки. А уж из бабушки и дедушки вообще веревки вьют, тем более, что им это позволяется.

– Ну, ба-а-бушка! Ну, пожалуйста! – Анюта лисой вьется около меня, ласкаясь и не давая пройти. – Ну, можно я сначала съем мороженое, а суп потом? Я честно-честно все потом съем!

– Да не будешь ты потом ничего есть! Были уже такие эксперименты!

– Честно-пречестно буду! – начинает она словесную перепалку.

– Нет, Нюта! Сначала суп! – твердо говорю я, а Анюта начинает разворачивать мороженое.

– Анюта! Ты меня слышишь? – сержусь я.

– Слышу! Слышу! – отвечает Анюта и, тихо пятясь, пытается выйти из кухни.

– Хитрюга! Ты будешь меня слушаться? – безнадежно спрашиваю я.

– Конечно, буду! Вот только мороженое съем – и сразу буду слушаться! – отвечает она и, чувствуя мою беспомощность и свою приближающуюся победу, окончательно сдирает обертку с мороженого и удаляется из кухни.

Разумеется, так бывает не всегда. Есть моменты, когда ей приходится слушаться безоговорочно, но чаще мы ведем долгие дискуссии на тему: кто кого должен слушаться. Я всегда была очень строгой мамой, а вот быть строгой бабушкой совсем не получается.

Так вот, изрядно устав от очередных переговоров по поводу необходимости умывания до еды, а не после, я разобралась с завтраком и побежала в поликлинику. Мой «рабочий день» начался.

Я пришла чуть раньше, чтобы перед визитом к неврологу успеть еще зайти к зам. главврача по МСЭК и получить у нее этот злополучный обходной лист, который в прошлом году доставил мне столько неприятностей. На этот раз мне повезло. Г-жа Мхитарян была в хорошем расположении духа и выдала мне этот лист моментально, даже не утруждая себя заполнением паспортных данных на лицевой стороне.

Эту инстанцию прошли без приключений. Что-то будет дальше?

Я отправилась к кабинету невролога и заняла очередь. Передо мной было два человека, и я решила, что я вполне успею войти в свое время.

Но номер не прошел. Женщина просидела в кабинете минут сорок, рассказывая доктору всю свою биографию с момента рождения и до выхода на пенсию, причем с подробностями и нюансами, перечисляя все свои должности, места работы, прошлые и настоящие недомогания и лекарственные препараты, которыми ее лечили. Мне оставалось только позавидовать ее феноменальной памяти: болезнь Альцгеймера и рассеянный склероз ей явно не грозили. Наконец, она покинула кабинет и, с гордо поднятой головой, строевым шагом удалилась.

У второй пациентки в руках был обходной лист, на заполнение которого у меня врач вчера грозилась затратить минут сорок. Я обреченно вздохнула и приготовилась провести в поликлинике еще часа полтора. И не ошиблась. Только кабинет освободился, и я собралась войти, как меня попросили подождать пару минут, и доктор ушла по делам. Вернулась она минут через десять и снова попросила подождать. За мной уже постепенно вырастал хвост пациентов, время приема у которых тоже прошло. А за дверью слышался звон посуды и шум воды в раковине – видимо, это был перекус. Наконец, меня пригласили войти.

Увидев у меня в руках обходной лист, врач замахала руками:

– Вы что, думаете, я Вам сейчас его заполнять буду? Мы с Вами вчера договаривались только направление в КДЦ № 1 написать!

– Ну, давайте направление писать, – миролюбиво согласилась я. Начинать с чего-то надо.

– И еще – хорошо бы выписку сделать из карты, а то без нее не примут, – тихонько промурлыкала я.

Врач насторожилась, а я нахально добавила:

– И хорошо бы в двух экземплярах. Мне ведь еще в Боткинскую надо.

– Ну, нет! Еще не хватало мне выписку в двух экземплярах писать! Снимите копию и отдадите в Боткинскую. Им там все равно. А подлинник отнесете в наш ДКЦ! – раздраженно сказала врач, продолжая переписывать в выписку данные биохимии и последней кардиограммы.

– Может, не стоит так подробно выписку делать? – опять встряла я. – Все равно ее никто читать не будет.

– Не знаю, как у Вас, а в нашей поликлинике пишут подробно! – отрезала она, и я не стала настаивать. Пусть пишет, если не лень.

Наконец бумаги были готовы, и я отправилась делать ксерокопию и ставить печати. Протягиваю свои листочки в окошко и слышу:

– А где личная печать доктора?

Я опять бегу к неврологу, влетаю в кабинет и объясняю ситуацию.

Врач не спеша достала свою печать и внимательно стала рассматривать бланки документов.

– Ну, и где тут графа «Личная печать»? Я не вижу.

– Обычно все документы, которые врач составляет, он должен подтвердить личной печатью, – так мне в регистратуре сказали.

– Еще не хватало, чтобы меня медсестра учила! Если ее что-то не устраивает – пусть ко мне поднимется. На направление печать поставлю, а на выписку не буду!

Я опять пошла вниз, пересказала медсестре наш диалог, она немного поворчала, но качать права не пошла, и все печати и штампы мне поставила.

Еще одна маленькая победа состоялась!

И что же у нас за медицина такая, что на каждый прием к врачу готовишься как на Куликовскую битву, и победитель неизвестен до самого конца?

Я уже устала переживать за каждый отказ или грубое отношение. Здоровья не хватает. Зато теперь я наблюдаю за развитием ситуации как бы со стороны и с возможностью использовать эти наблюдения в своих рассказах.

Вечером мы прошлись все вместе до магазина за продуктами, дедушку с сумками отпустили домой, а сами остались во дворе на детской площадке. Накануне там монтировали какую-то новую «лазилку», и Анюта хотела ее испробовать. Но там еще не сняли опалубку, где конструкция крепилась на цемент. Тогда мы пошли на паутинку. Две девочки, восьми и десяти лет, гуляющие около паутинки без взрослых, предложили Анюте поиграть с ними в «бананчики». Она сначала застеснялась и, как всегда, начала шептать мне на ухо, что она не хочет с ними играть. Я не стала ее слушать и повела к девочкам. Они объяснили смысл игры, мне пришлось подключиться тоже, и Анюта стала играть, как ни в чем не бывало. Для нее главное – перешагнуть через барьер знакомства. А потом она уже спокойно играет и получает удовольствие.

Играли больше часа, к нам подключилась еще мама с полуторагодовалой малышкой Варварой, и мы очень хорошо провели время. Весело было всем: и взрослым, и малышам. И я сразу вспомнила прекрасное время нашего детства, когда дети всех возрастов вместе играли во дворе целыми днями. Всем было комфортно. Старшие опекали младших, и родители были спокойны! Где теперь эти времена?

29 августа 2013 года

Выходные и несколько первых дней недели прошли в обычном режиме, когда Анюта остается у нас: гуляли на всех окрестных площадках, благо их теперь много хороших и разных, ездили в парк около метро «Проспект Вернадского» – не знаю его точного названия и боюсь ошибиться.

Этот парк мы с Анютой освоили давно. Там построена настоящая деревянная крепость из бревен, и дети с удовольствием лазают по всем этим башенкам и переходам, лесенкам и горкам. А сразу за крепостью – еще две игровые площадки: для малышей и деток постарше. В общем – целый детский городок. Правда, он довольно далеко от входа, но вся территория там настолько ухожена, что пройтись по парку, полюбоваться природой – одно удовольствие.

В этот раз нам повезло: около лавочки, недалеко от входа, стояла в бесконечном ожидании лошадка и ее хозяйка – симпатичная девушка лет восемнадцати. Они уже давно поджидали седоков, но день был будний, клонился к вечеру, народ начинал расходиться по домам, а мы только около шести вошли в парк и сразу наткнулись на эту лошадку. Конечно, пройти мимо не было никакой возможности!

Разорив бабушку на 200 рублей, Анюта живо залезла на лошадь, выпрямила спину, и, как настоящая наездница, двинулась вокруг клумбы.

Я пыталась снять на видео ее первый выезд на большой лошади, но вечерний боковой свет бил прямо мне в глаза, и экран был просто белый, я не видела, что попадает в кадр. И получились где-то одни лошадиные ноги, а где-то – только Анютина голова.

Но это было уже неважно! Главное, что она ехала на большой, настоящей лошади, а не на пони. Когда Анюта закончила поездку, слезла с лошади, и мы пошли к крепости, она, насмотревшись старых комедий, сказала:

– Бабушка! Я сейчас поняла, что пони для меня – уже не актуально! Вот настоящая лошадь – это да!

Лошадь была не очень крупная, рыжая, спокойная, с каким-то незапоминающимся именем. Но это была лошадь, а не детсадовская пони. И этого было достаточно для того, чтобы Анюта чувствовала себя, по крайней мере, Еленой Петушковой на международном турнире.

Потом мы еще долго гуляли на игровых площадках, но ничто не смогло затмить поездку на лошади, и первое, что она сообщила дедушке, когда вернулась домой, было:

– Дедушка! А я на большой лошадке сегодня каталась! И совсем не боялась!

– Да где же вы лошадь нашли в будний день? Они обычно в выходные около цирка детей катают, удивился дед.

– Да мы же в парк, где крепость, ездили, а там лошадка стола и скучала. А я на ней покаталась, и ей стало весело!

Мне сразу вспомнилось маленькое стихотворении, которое Анюта сочинила в 5 лет. Я его тогда успела записать и, главное, не потерять этот листочек. А сколько перлов потеряно! Казалось, что будешь помнить всю жизнь, а забывается все мгновенно, перекрывается другой информацией.

Вот этот стих:

Кошка Ланка и птичка

Вот и тут: она на лошадке покаталась – и той стало весело. У детей и животных какие-то свои отношения и свои ощущения от общения.

Так вот. Парк этот мы посетили уже вечером. А утром этого дня я все-таки решила, наконец, съездить в Боткинскую и записаться, а, может, и сразу попасть к неврологу и получить направление на кафедру. Муж не отпустил меня одну в это далекое путешествие (на другой конец Москвы), и мы поехали все втроем. Там я пошла в регистратуру решать свои проблемы, а Анюта с дедом отправились в сквер на лавочку дожидаться моего звонка.

В регистратуре народу было мало, я быстро подошла к окошку и изложила свою просьбу побыстрее попасть к неврологу Поповой. О ней я уже писала в «Записках паркинсоника». Но тут мне объяснили, что она с 15 числа уходит в отпуск на 2 недели, запись к ней только с 1 октября, а кафедра до 16 сентября вообще не работает – все в отпуске.

Я уже сделала скорбное лицо и собралась удалиться, или уж записаться на октябрь, но тут девушка взглянула на меня и почти шепотом произнесла:

– Ой! Вот тут, совершенно случайно, остался один талон на 4 сентября! Пойдете?

– Ну, конечно, пойду! – обрадовалась я.

Взяв талон, я все-таки решила посмотреть, сколько народа у кабинета Поповой – у нее как раз были приемные часы. У кабинета сидело 3 человека: женщина средних лет и пожилая семейная пара.

– Это совсем немного! – решила я. – Посижу, подожду. Если по времени с талоном никто не придет – попрошу принять меня сегодня. Вдруг повезет?

Я позвонила своим, и сказала, что они свободны как минимум на час-полтора, и могут гулять, где хотят, и уселась перед кабинетом.

Посетители прошли довольно быстро, потом просочилась еще сотрудник больницы, которые всегда вне очереди, и я постучалась в кабинет.

Татьяна Владимировна стояла лицом к окну и что-то достала или, наоборот, убирала в свою сумочку. Я нахально заявила:

– Я к Вам без талона, он у меня только на 4-е число, но порция Вашего оптимизма мне необходима прямо сейчас! Не прогоните?

– Да заходите! Конечно, приму, раз есть такая необходимость!

– А как же талон, и карта моя в регистратуре!

Попова быстро что-то написала на обороте моего талона и отправила меня в регистратуру переписать талон на сегодня и принести карту.

Вот так решает вопрос доктор, если он хочет тебя принять, помочь, вылечить, если может, или, в крайнем случае, просто взбодрить. Ведь многие врачи будут сидеть без дела в ожидании пациентов и ни за что не примут без записи. Я просто таю и урчу от удовольствия после общения с этим доктором как кошка, которой чешут шейку.

В регистратуре меня, конечно, обругали, что я им морочу голову, карту мою за эти десять минут они уже успели потерять и долго ворчали на меня и друг на друга. Наконец карта нашлась, талон был переписан, и я вернулась в кабинет.

Когда я ехала в Боткинскую, я вовсе не была уверена, что попаду к врачу сегодня же. Но на всякий случай прихватила с собой наскоро распечатанный экземпляр своих «Записок паркинсоника». Мне показалось, что доктору будет интересно увидеть со стороны работу свою и своих коллег.

А еще мне одна из моих знакомых по «Прозе» и коллега по болезни прислала мне свой рассказ в этом же стиле, который она написала и передала зав. кафедрой Федоровой Н. В., у которой ежегодно наблюдается. Вот я и решилась показать свои записки если не Федоровой – я с ней не знакома, – то хоть своему любимому доктору. Должен же кто-то профессионально оценить мою писанину!

Прежде чем начать высказывать свои жалобы на здоровье, я вручила Татьяне Владимировне свое творение. Она бегло просмотрела первую страницу и, кажется, заинтересовалась. Оказалось, что у нее муж – профессиональный писатель, пишет серьезные книги. Поэтому в следующий прием я, возможно, получу профессиональную оценку своего детища.

Поговорив о моих проблемах, заглотнув очередную порцию оптимизма, какую я только смогла в себя вместить, и получив направление на кафедру на 28 сентября, мы расстались до октября, так как доктор уходит в отпуск и до конца месяца ее не будет.

Вечером этого же дня, под впечатлением от встречи и общения с Поповой, я «разродилась» одой в ее честь, (см. «Посвящение») которую потом загнала на какой-то сайт Боткинской больницы в раздел «Отзывы». Уж не знаю, прочтет ли ее начальство, но очень бы хотелось! Может, будут больше ценить опытных специалистов, а не отправлять их на пенсию и набирать совершенно неграмотный молодняк. Им же учиться не у кого будет, если они будут вариться только в «собственном соку»!

Посчитав, что день сложился более чем удачно, я решила не сидеть до ночи за компьютером и, неимоверными усилиями загнав внучку спать, тут же рухнула на постель и заснула, не успев донести голову до подушки.

И никакая кошка в эту ночь не смогла помешать мне спать беспробудным сном до самого утра! Вот что значит – положительные эмоции!

31 августа 2013 года

Немного передохнув после нелегкого четверга, мы с детьми и внучкой решили все-таки съездить на дачу, несмотря на все «мокрые» прогнозы синоптиков. Что ни говори, а лето кончилось, и пора уже было начинать работы по свертыванию дачной деятельности: разбирать беседку, диванчик, душ, спорткомплекс Анюткин, собрать несчастные яблоки, которые за неделю, пролежав в сырой траве, успевали уже подгнить.

Скосить траву с газона – тоже нужное дело, но постоянные дожди последнее время делали эту процедуру почти невыполнимой. Мокрая трава забивала косилку, и на первом же круге работу приходилось бросать.

Приехали мы утром посуху, только немного разобрались с вещами и продуктами, Анютка побежала собирать яблоки, смотреть свои цветы, мы с дочерью разложили продукты в холодильнике, а зять пошел включать электричество, газ и воду, как тут и начал моросить дождь.

Зять трезво рассудил, что косить уже не получится, а вот за грибами сходить – очень даже можно, пусть – недалеко и не долго. Он мгновенно собрался и был таков. Обещал звонить.

Мы начали делать кое-что по хозяйству, но дождик все больше расходился, и быть на улице совершенно не хотелось. Мы включили обогреватель на кухне и стали складывать в сумки банки с вареньем, кабачки, яблоки, которые еще уцелели, и прочие вещи предназначенные к отправке домой. К середине дня стало ясно, что дождь не прекратится, уличные дела явно отпадали, а сидеть тут в сырости и ждать у моря погоды – глупо и бессмысленно. Вернулся зять с грибами. Вместе они быстро их перечистили, сварили, переложили в двухлитровую банку и тоже отнесли в машину.

Решив на семейном совете, что никто из присутствующих не возражает против отъезда домой, мы быстренько вернули все рычаги, кнопки, тумблеры и краны в исходное положение и отбыли по направлению к дому.

Я чувствовала себя как-то особенно некомфортно: с утра ужасно болела спина – ничего не могла с ней поделать. И очень отекли ноги в щиколотках – просто ужасное ощущение! И ничем не могу снять отечность: чуть лучше, потом опять хуже. Что делать – никто не знает. Все выдвигают вполне научные предположения, но никто не дает никаких рекомендаций по снятию этого синдрома. Придется самой принимать какие-то меры в пределах моей медицинской компетенции.

Ехали мы под дождем долго и нудно, больше двух часов. Стемнело, по окнам текли потоки воды. Встречные машины, проносившиеся на полной скорости по огромным лужам, с завидным постоянством – раз в 2 минуты – окатывали нас веером воды, и она с шумом билась в стекла и сползала вниз. Полное ощущение, что плывешь на утлом суденышке в шторм по океану. Неприятное ощущение, скажу я вам! Успокаивало только то, что эти волны все-таки не лезли за шиворот.

Приехали уже поздно, пришлось мне ночевать у ребят. А утром нас с Анютой отвезли домой, где уже заждались дедушка и кошка. Анюта с ходу бросилась к кошке с поцелуями, но та не оценила ее порыва и шарахнулась под диван, чем очень ее огорчила. Но ненадолго.

Несколько дней назад, чтобы Анюта не ныла, что ей скучно, я предложила посмотреть старую комедию «Бриллиантовая рука». Она нехотя согласилась, но потом вошла во вкус и просмотрела ее в течение недели раз 10–12. А весь фокус был в том, что ей понравилась песня в исполнении Андрея Миронова «Остров невезения». Анюта переняла все жесты и интонацию Миронова, выучила слова и, расставив стулья в комнате (вместо шезлонгов на палубе – в фильме), сказала деду:

– Дедушка! Ты будешь Семен Семенычем! Ты мне скажешь: «Я люблю песню «Про зайцев»».

– И что потом?

– А потом я сама все скажу!

Дедушка повторил нужную реплику, Анюта посмотрела на него и с точной мироновской интонацией произнесла:

– Сеня! Про зайцев – это не актуально! «Остров невезения»! – и точно повторила все жесты, которые делал Миронов во время вступления.

Я умирала со смеху, дед крепился, но скоро и он не смог спрятать улыбку. Анюта вдохновенно распевала песню, в нужных местах повышая или понижая голос. А уж когда она прорычала: «О, йез, би чайл!» – это был финиш! Мы с дедом не могли удержаться от рукоплесканий, а артистка заслуженно пожинала лавры. Жаль, что для родителей она так и не собралась исполнить этот шедевр, почему-то засмущалась и отложила на потом. Видно, нужно вдохновение для такого выступления!

2 сентября 2013 года

Утро выдалось пасмурное, но дождя не было, что уже радовало. Сегодня мне предстоял марафонский забег: с утра – в ДКЦ к окружному паркинсонологу, а вечером – в 1-ю градскую – к неврологу.

В 9.45 я уже сидела под кабинетом О. Л. Табаковой и ждала приема.

Точно по талону меня позвали войти. Я объяснила, что мне нужно ее заключение на МСЭК и небольшая консультация по состоянию здоровья.

Доктор быстренько посмотрела мои отеки на ногах и стала писать заключение, поставив мне опять вторую стадию болезни. Я не очень уверена, что она помнит свое предыдущее заключение, но, может, я ошибаюсь. Мы в этом ДКЦ – чужие, прикрепленные временно. Карты на нас, из 95-й районной поликлиники, не заводят. И вот бедные врачи пишут что-то у себя в тетрадках, а если меня спросят, что я могу показать, какие симптомы болезни были полгода назад, а какие появились сейчас, просмотреть какую-то динамику за эти два с половиной года – документов никаких нет, а я уже и сама не помню! Правда, недавно их компьютеризировали. Может, там остаются какие-то следы – не знаю. Все поликлиники стали сливать-разливать, бедные больные шарахаются от одного врача к другому, а за качество никто не отвечает.

Доктор предложила мне посетить сосудистого хирурга, но я у него была полгода назад. Она посмотрела его рекомендации и велела их выполнять. Но что-то мне совсем не хочется влезать в компрессионное белье. Если ноги не пройдут – все равно придется!

Еще мне были выписаны направления на УЗДГ – 2 варианта, энцефалограммы – тоже 2 варианта и к окулисту. Разложив как карты весь этот ворох бумаг, я отправилась в регистратуру, чтобы записаться на все эти процедуры, с ужасом предвкушая количество посещений ДКЦ для их осуществления. Видимо, у меня на лице была написана такая вселенская скорбь, что регистраторша сжалилась и дала мне талоны на 3 процедуры прямо «на сейчас», с разницей во времени 15–20 минут. Я прямо ошалела от такого счастья и побежала по этажам, корпусам, переходам этого огромного центра, чтобы везде успеть вовремя. И успела-таки!

Две энцефалограммы остались на другой день, и результат забирать придется еще через неделю. Так что время бежит, дело двигается, но тихонько-тихонько, со скоростью черепахи. Хотя этот день оказался очень продуктивным: три врача прошла и два обследования – не каждый день так получается.

Последний, вечерний визит к неврологу был завершающим мощным аккордом! Невролог оказалась очень приятной женщиной средних лет, очень внимательной и компетентной в своей области. Она всю меня провертела, прощупала, передавила все болевые точки в моем организме и пришла к выводу, что все мои боли в спине не от остеохондроза, а все-таки от Паркинсона.

– Если бы они были от остеохондроза, то при нажатии на эти точки Вы бы уже кричали от боли и прыгали до потолка. Так что это Паркинсон без вопросов.

Она выписала мне уколы и таблетки на двухмесячный курс, и мы распрощались довольные друг другом. Когда я села в троллейбус и поехала, наконец, домой, я поняла, что еще одного такого сумасшедшего забега по врачам в один день не выдержим ни я, ни моя спина, ни мои ноги.

Домой я приползла на последнем издыхании и еле добралась до подушки. Сил не было уже ни на что – только спать!

Да! Железное нужно здоровье иметь, чтобы тебя признали инвалидом!

4 сентября 2013 года

Сегодня у меня по плану был всего один визит в поликлинику – к окулисту. Правда, на прошлой неделе я попала к окулисту в ДКЦ, но у меня не оказалось с собой обходного листа, и запись заключения придется идти делать в свою поликлинику.

Пришла. У кабинета никого нет. Я первая – талон на 15.30. Выходит медсестра и, запирая дверь, спрашивает:

– Вы к окулисту? – будто бы в этом закутке, где всего одна дверь с надписью «Окулист» можно ждать еще кого-то!

– Да.

– Карта есть?

– Да.

– Вы на лечение или для МСЭК?

– Для МСЭК.

– Врача еще нет. Подождите. – И она удалилась, звеня ключами. Кажется, сегодня она была в хорошем расположении духа.

От этой медсестры рыдала вся поликлиника. С кем только она не работала! Когда я прикрепилась к этой поликлинике, она работала в рентгенкабинете. Люди стояли вдоль стены на вытяжку на расстоянии пяти метров от двери кабинета. И не дай Вам Бог без ее вызова сделать хоть шаг в ту сторону! По-моему, она видела сквозь стену. Разъяренной фурией она вылетала из кабинета и кричала:

– Вам что, жить надоело? А ну марш все от двери! Стоять, где сказала! Подходить к двери только после меня!

Видимо, это была забота о пациентах, чтобы они не облучались лишний раз. Но все это было обличено в такую хамскую форму, что после ее заботливых реплик хотелось запустить в нее чем-нибудь или рявкнуть в ответ. Чтобы получить у нее талон на рентген – тоже наслушаешься:

– Что значит не могу в 12? Вы больны или придуриваетесь? Кто болен, тот в любое время пойдет! Значит, Вам не очень надо! Следующий! Жалуйтесь куда хотите! А какое Вам дело, «на когда я ему дала»? Вот и меняйтесь, как хотите, а я уже записала Вас на 12. Если не придете вовремя – не приму!

По-моему, ее даже врачи боялись, или просто не хотели связываться. Но подолгу она нигде не работала. Ее передавали от врача к врачу, из кабинета в кабинет как переходящее красное знамя. И вот теперь она обосновалась у окулиста. И то, что она на меня не рявкнула и ни к чему не придралась, уже было удивительно, и должно было быть почтено за счастье!

Но надо отдать ей должное – порядок у нее был железный. При ней никогда никто не бегал искать свою карту. Уж где она умудрялась их находить – не знаю, но карты всегда были подобраны, все анализы подклеены, карты не растрепаны, ничего из них не теряется и не высыпается.

Больные сидят под дверью смирно, приходят точно в назначенное время, и не моги опоздать! В лучшем случае – обругает, а то вообще продержит до конца приема, и пойдешь после всех. Ругаться бесполезно, никакой врач тебя не защитит. Ведь она права: время знал, опоздал, кто виноват? Вопрос риторический!

Как только медсестра свернула на лестницу, в закутке показалась могучая фигура: дядька с непомерно большим животом, приличного роста, с «легкой небритостью», как теперь говорят, нечесаный, в мятых бесформенных брюках – уж какая тут форма при таких габаритах – весь какой-то жеваный, с круглым отекшим лицом и заплывшими глазами-щелочками, он производил впечатление только что разбуженного бомжа после хорошей попойки!

– Вот это экземпляр! – с содроганием подумала я. – И к нему мне сейчас идти на прием? Как хорошо, что я все-таки сходила к окулисту в ДКЦ, и ему надо только переписать результаты в обходной лист. Но сумеет ли?

У меня было такое ощущение, что он сам плохо видит. Мы, молча, прождали медсестру минут 7. Она появилась неожиданно и чуть не кинулась доктору на шею, защебетав какие-то оправдания по поводу своего отсутствия на рабочем месте.

Они зашли в кабинет и болтали там минут 15. Я уже начала закипать, да и на медсестру это было не похоже! Куда делась ее пунктуальность! А из-за двери слышался голос врача и смех и щебетанье сестры.

– Интересное кино! И что же такое с ней случилось? И не рычит, и время приема не соблюдает? Этот врач у нас – замещающий, пока наша в отпуске. Может, поэтому она так вольно себя ведет? И ведь знает, что я здесь жду, одна, никого больше нет. Ну, так прими человека, и болтайте потом сколько хотите!

Я встала и уже направилась к двери, как меня позвали. Наконец-то я в кабинете.

Врач оказался уже умытым и с открывшимися глазами. А судя по вопросам, которые он мне задавал, и репликам, которыми он обменивался с сестрой, он оказался вполне адекватным, и больше не вызывал у меня раздражения… Он сделал необходимые записи в обходном листе, и я уже собиралась удалиться, прихватив свою карту, но бдительная медсестра пресекла мою попытку:

– А зачем Вам карта?

– А я сейчас к другому врачу иду! – быстренько сориентировалась я.

– А к какому врачу? – поинтересовалась сестра.

– К урологу! – не придумав ничего лучше, брякнула я. Просто я точно знала, что хирург в отпуске, эндокринолог утром принимала, а невролог больна. Пришлось вспомнить уролога, хотя его посещать не входило в мои планы.

– Хорошо! Я сама отнесу Вашу карту к урологу. А Вы записаны?

– Нет. Но я попытаюсь договориться, чтобы он меня принял без записи. У меня нет к нему вопросов и проблем по его части. Попрошу просто написать мне заключение. Тем более, что у него сейчас никого нет.

– Ну-ну, попробуйте! Карту я сейчас занесу, – сказала сестра, и мне пришлось направиться к кабинету уролога.

Медсестра подошла с картой почти сразу за мной.

– Ну, как? Договорились? Примет?

– Нет еще! Там мужчина, неудобно заходить.

– Ладно! Карту положу, а Вы уж там договаривайтесь! – Она положила карту в кабинет и ушла.

Карту мне надо было как-то вызволять, и я зашла в кабинет. Объяснив ситуацию, я попросила написать заключение, и мы быстренько расстались.

Так, совершенно неожиданно, мне пришлось посетить еще один кабинет.

Можно было считать, что сегодня день удался. У меня была еще одна маленькая победа.

13 сентября 2013 года

Последние несколько дней я провела, в основном, в КДЦ. Мне делали какие-то многочисленные обследования сосудов головы – энцефалограммы в двух соседних кабинетах с одинаковыми названиями, УЗДГ – тоже в двух кабинетах, но в разных корпусах. Через неделю я ходила по этим же кабинетам и собирала результаты.

С одной стороны – было приятно, что результаты в целом неплохие. Но с другой – какой мне от них толк на МСЭК, если своей положительностью они угрожают не только получению бессрочной группы, но и какой-либо – вообще!

Уже на выходе из корпуса вспомнила, что не поставила печати на документы. Вернулась, поставила все штампы, и решила подняться к кабинету паркинсонолога: вдруг сейчас ее смена – попробую заглянуть и спросить, что же делать с отеками ног?

На мое счастье Табакова была на месте, посетителей у нее не было, и она быстренько написала мне направление к сосудистом хирургу.

– Я же недавно у него была! Он не нашел ничего особенного и велел носить компрессионные колготки, – попыталась отбрыкаться я от похода к очередному врачу.

– Так Вы были у хирурга, который режет. Если у Вас резать ничего пока не надо, Вы становитесь ему неинтересны, и он отправляет Вас с минимумом информации А я Вас направляю к женщине. Вот она действительно лечит! Посоветуйтесь с ней, может она решит Вашу проблему, – и Ольга Леонидовна написала мне на листочке фамилию доктора, чтобы я не забыла, пока иду до регистратуры.

Фамилия была довольно заковыристая – Манцизова, и у врача, которого я посетила ранее – тоже была очень похожая фамилия, разница только в окончании. И даже по написанию они были созвучны.

Чтобы не перепутать чего-нибудь, я отдала записку регистратору, и она дала мне талон на 17 сентября.

Каково же было мое удивление, когда, придя домой, я стала читать направление и обнаружила, что талон выдан к другому врачу, – к тому самому, у которого я уже однажды была.

Я бросилась к телефону исправлять ошибку. Хорошо, что там без вопросов переписали талон к нужному доктору, и я успокоилась. Занесла время приема в свою памятку – без нее просто караул! – и стала собираться на прием к хирургу.

Талон на 16.15.

Приехала ровно в 16.00. Врача в кабинете нет. Ждала минут 20, пока терпение мое не лопнуло, и я попросила медсестру поискать хирурга, хотя бы в ближайших окрестностях второго этажа: в кабинетах уролога или невролога – они обычно собираются у кого-нибудь из них поболтать.

Вот и хирург: выскочила из какой-то двери – нашлась, наконец! Но… попросила подождать еще минутку, которая растянулась на 10.

Где-то около пяти я вошла в кабинет и молча, с непроницаемым видом, протянула ей талон, карту и обходной лист.

– А, так мы обходной заполняем? – жизнерадостно спросила она.

– Да! – опять железобетонно ответила я. Но чувствую, что скоро взорвусь.

– А что я Вам в прошлом году писала? Вы ведь повторно на МСЭК?

– А Вы ведь не для меня пишите. Почему я должна это читать, да еще и наизусть учить? – начала дерзить я.

Дело в том, что в прошлом году, оформляя документы на МСЭК, я случайно заглянула в карту и, прочитав ее записи, наивно поинтересовалась, почему там написано, что мне назначено УЗИ вен нижних конечностей, рентген тазобедренного сустава и противовоспалительные уколы, а направлений и талонов мне не дали, она так на меня рявкнула:

– Что вы в карту нос суете? Я для себя пишу, а не для Вас! – что я опешила, и молча вышла из кабинета, не сообразив сразу, что ей ответить на этот беспредел.

Тот, кто хоть раз заглядывал в свою медицинскую карту, мог с удивлением обнаружить, что она похожа на роскошный фантастический роман. Оказалось, что у Вас и «кожные покровы чистые, и дыхание вазиулярное (кто его знает, что это такое, но звучит красиво!), и давление в норме, а зев чистый и миндалины спокойные!» А кто у вас все это смотрел и измерял, если Вы заходили к терапевту просто рецепт выписать? Но написано красиво и много!

Раньше я как-то не обращала внимания и просто не заглядывала в карту: почерк у врачей такой, что через час они сами вряд ли сумеют прочитать, что написали только что. Но когда родилась внучка, и в годик мы пошли с ней по всем специалистам на диспансеризацию, я была в шоке, увидев ее карту: толщиной она была примерно с мою, которую заполняли записями о моих болячках примерно лет пятнадцать.

Когда я стала читать записи, то получалось, что весь этот год, с момента рождения, педиатр посещала нас регулярно 2–3 раза в неделю, а медсестра просто прописалась у нас постоянно – записи были чуть не ежедневно! Естественно, «хрипов не было, горло спокойное, легкие чистые, стул регулярный!». Придраться было не к чему, со здоровьем у малышки все было в порядке, но наш участковый педиатр не посетила ребенка ни разу. После выписки из роддома, в субботу, заходила дежурный педиатр – и все, а медсестра зашла пару раз, провела беседу о предстоящих прививках и, оставив номер своего мобильника, велела звонить «если что».

Но в карте все было в ажуре. Они даже писать ничего не стали. Просто вклеивали кусочки бумаги со стандартным текстом, распечатанные на принтере: Посещение педиатра на дому: и – далее по тексту, Посещение медсестры… и т. д.

Когда я все это увидела, первым порывом было взять эту карту, пойти к главврачу и спросить: – Вы можете мне объяснить, что это за художества? С чьего разрешения у Вас в поликлинике врачи занимаются этой художественной клейкой?

Мы с ребенком были в поликлинике всего два или три раза за весь год, когда делали прививки. А для консультаций и осмотра малышки дочь приглашала, по мере возникновения у нее каких-то вопросов или сомнений, прекрасного детского доктора, консультации которого и я, мама и бабушка, слушала, раскрыв рот, как самую замечательную передачу. Если бы все наши педиатры могли так подробно и доступно рассказать молодым мамам, как растить ребенка – у нас все дети были бы со здоровыми желудками, без аллергии, с нормальными инстинктами и прекрасным умственным и физическим развитием. Но это – лирическое отступление.

Дочь тогда остановила меня от этого решительного шага:

– Посмотри! У всех такие толстые карты. Значит, всем клеят такие бумажки. И ты наивно думаешь, что это делается без ведома главврача? Она что, карты не проверяет? Просто за каждый прием им платят «душевые», вот они и стараются брать количеством, а не качеством. Ну, выскажешь ты все это главврачу, а она тебе расскажет, как мало получает мед. персонал, какая тяжелая у них работа, что они вынуждены это делать, иначе мы вообще останемся без медицинской помощи – все уволятся. И чего ты добьешься? Это же система! А ты с ней бороться хочешь? Бесполезно!

Немного остыв, я с ней согласилась и никуда не пошла. Так и любуюсь каждый раз на этот шедевр медицинского творчества!

Вот поэтому, когда хирург задала мне свой наивный вопрос, я начала закипать:

– Насколько я помню, прошлый раз Вы очень доходчиво мне объяснили, что карту Вы заполняете для себя, и мне совать туда нос не положено. Больше я карту не смотрю, и тем более, не запоминаю, что Вы там нафантазировали год назад!

Она аж подскочила на стуле:

– Что Вы имеете в виду «нафантазировала»? Я что, диагноз Вам неправильно написала?

– А Вы вообще не написали никакого диагноза. Вы написали мои жалобы и, якобы дали, направления на обследования и инъекции.

– Что значит «якобы»? – опять взвилась хирургиня. Но «великого комбинатора» уже «понесло»!

– А Вам не кажется, что если Вы так будете обращаться с пациентами, то мы все здесь инвалидами станем по Вашей милости. Позавчера я обратилась к Вам с подачи терапевта с острым отеком ног. Что Вы мне сказали? Что Вы очень устали за 2 часа от начала приема и первый день после отпуска? Что отек у меня, видимо, не только сию минуту образовался, поэтому я совершенно спокойно доживу до пятницы и приду по записи? И что мы все (за эти два часа) так Вам надоели со своими болячками и без записи, что видеть меня в своем кабинете до пятницы Вы не желаете! А талонов к ангиохирургу и на УЭИ вен у Вас нет и неизвестно, когда будут! Или все было не так?

Хирургиня молча выслушала мою тираду. Потом спросила:

– И куда я Вас отправила?

– Вы? Домой! А я пошла в частную клинику на УЗИ вен.

– Слышала? – обратилась она к медсестре. – Нашим пенсионерам деньги девать некуда! И где Вы делали УЗИ? И сколько заплатили? А я Вас направляла на УЗИ? Вам это совсем не нужно!

– Но Вы же не сказали, ЧТО нужно! Вы только сказали, что у Вас талонов на УЗИ нет, к ангиохирургу в 1-ю градскую направление тоже не дали и отправили меня домой. Что мне оставалось делать? Я сделала УЗИ платно и записалась к ангиохирургу в ДКЦ. Вы очень доходчиво мне объяснили, что Вы заниматься моими проблемами не будете – по субъективным причинам!

В результате, о моих отеках она больше не вспомнила. Молча, взяла обходной лист, что-то коротко написала, шлепнула личную печать и протянула мне обходной и карту:

– Желаю Вам больше не болеть! – мрачно произнесла она.

– Спасибо! Постараюсь сразу умереть. А то лечить все равно некому! – не удержалась и съязвила я, и выпорхнула из кабинета.

Представляю, что она про меня там потом говорила! Но это уже неважно! Ее закорючку в обходном я получила, а раньше, чем через год мы с ней больше не увидимся. Ходить к такому «специалисту» нет никакого толку.

Покончив с этим мероприятием, я решила заглянуть к терапевту: в наше последнее «свидание» она обещала принять меня без записи и заполнить обходной. Доктор была занята. Я посидела минут 15, вошла и напомнила о нашей договоренности. Доктор глубоко вздохнула и с надеждой спросила:

– А, может, в другой раз? Здесь писанины на полчаса, не меньше!

– А может все-таки сегодня? – с такой же надеждой мурлыкнула я. – В коридоре никого нет, до конца приема еще целый час. Я посижу с Вами рядышком, буду бумажки вам подавать и сидеть тихонько как мышка!

Доктор опять вздохнула, но никаких аргументов «против» – сразу не нашла, да и понимала она, что сегодня или завтра, а писать все равно придется!

– Ладно, давайте Ваши бумаги и подождите в коридоре. Писать буду минут сорок, не меньше. Так что можете даже погулять пойти. Когда будет готово, сестра Вам вынесет. И постарайтесь сделать так, чтобы мне никто не мешал!

Я радостно кивнула, положила перед ней пачку документов и тихонько испарилась из кабинета. Гулять мне не хотелось – на улице моросил мелкий дождь, поэтому я села около кабинета и в течение получаса честно исполняла роль цербера, останавливая особо рьяных желающих заглянуть в кабинет (из серии «мне только спросить!») суровым возгласом: – Извините, но доктор просила пока не входить. Она готовит документы на МСЭК.

И посетитель тихо отходил в сторону.

Через полчаса медсестра вынесла мне заполненный обходной, и я отправилась домой. Было уже начало седьмого. Дождь не прекращался. Но у меня сегодня была двойная победа, поэтому никакой дождь не мог испортить мне настроения.

18 сентября 2013 года

Наконец, наступил долгожданный день. Сегодня мне идти на кафедру в Боткинскую больницу.

Вечером я попыталась привести в порядок свои бумаги и отложить те, которые с собой нести не нужно. Последнее время мне каждый лишний листочек отражается на спине. Но что-то я вчера слишком устала, поэтому моя попытка оказалась неудачной: я уснула сидя на кровати среди разложенных бумаг. Когда муж меня разбудил, я долго соображала, утро или вечер? Сообразив, что ничего путного я сделать уже не смогу, я легла спать в надежде, что кошка меня все равно разбудит часов в пять утра, и у меня будет предостаточно времени для этого мероприятия.

Но, по закону подлости, кошка проспала до шести часов. В это время мне пора вскакивать, одеваться, и на всех парах мчаться к внучке, иначе дочь опоздает на работу.

С недавнего времени, а точнее – неделю назад, мы с мужем принесли немыслимую жертву ради внучки: переехали в другую квартиру, поближе к детям, так как внучку надо водить на занятия в подготовительный класс и в детский центр, а с Ленинского проспекта на Рязанский – не наездишься! Тем более, что занятия в этом году начинаются в 9 утра. Поэтому первая неделя на новом месте – можете представить! Чего-то не взяли, что-то куда-то засунули, и найти нельзя сразу, пока все сумки не перетрясешь.

Вот и я свои бумаги перекладывала 10 раз, но направления на кафедру с именем врача так и не нашла. Может, дома в папке осталось, а может и вылетело где-то в поликлинике, пока я по кабинетам собирала документы на МСЭК. Пришлось выехать на час раньше, чтобы зайти в диагностический корпус и уточнить фамилию врача.

Получив заветную бумажку, я поспешила на кафедру занимать очередь. К моему удивлению в коридоре у кабинета ожидала приема всего одна девушка. Она освободилась довольно быстро и через 10 минут я уже сидела в кабинете.

Доктор – Васенина Елена Евгеньевна – сразу произвела на меня хорошее впечатление. Молодая девушка, явно до тридцати лет, но уже ассистент кафедры, к.м.н., невролог, очень милая, улыбчивая, спокойная и, что немаловажно, – разговорчивая. И расспросила, и выслушала, и на вопросы ответила, и объяснила. При расставании дала свою визитку и сказала, что можно звонить в любом случае, если возникнут какие-то сомнения или вопросы.

Она выписала мне несколько новых препаратов, один из которых уже с минимальной дозой леводопы, и я отправилась в свой КДЦ к окружному паркинсонологу. Когда я примчалась к Табаковой, до конца приема оставалось минут семь, и она уже вовсе не была расположена со мной общаться. Но я попросила ее хотя бы взглянуть на перечень препаратов и сказать свое мнение о необходимости их приема.

Ольга Леонидовна моментально оценила ситуацию и сказала:

– Я считаю, что Мадопар Вам еще рано принимать. А этот препарат Вам не выпишет никто. Есть приказ, что его могут выписывать только психдиспансеры. А вот этот – резко снижает давление, и у Вас будет ужасная слабость, но спине это вряд ли поможет! – и выпроводила меня из кабинета, велев прийти в понедельник к концу второй смены, тогда она мной займется.

Я, как законопослушный пациент, пошла в регистратуру записаться и взять талон на понедельник, но, в связи с отсутствием направления от районной поликлиники, талон мне не дали и отправили ни с чем. К такому повороту событий я была морально готова, поэтому не очень расстроилась и поехала домой.

Около метро «Университет» есть неплохой книжный развал, и меня угораздило, имея уже три сумки в руках, заглянуть туда. Прямо на меня с прилавка глядел большой, красивый, в вишневом переплете с золотыми буквами, «Большой энциклопедический словарь» на 147000 слов и в пять килограммов веса. Такой словарь иметь дома в качестве настольной книги велели внучке на занятиях по развитию речи. Ну не могла я пройти мимо и не купить ребенку такую книгу!

Свои возможности я явно переоценила. Когда, расплатившись, я подняла протянутый мне продавщицей пакет, стало ясно, что мы с ним далеко не уйдем. Кое-как я дотащила его до метро. В вагоне мне сразу уступили место. Видят – тетка еле на ногах стоит, качается, еще упадет ненароком и придавит своими сумками.

Кое-как переползла на «Лубянку», забилась в угол, поставила все сумки на пол и спокойно доехала до своей станции. С трудом влезла в троллейбус с единственной мыслью: хоть бы дотащить до дома это «богатство» человеческой словесности. Чтобы общаться, вполне достаточно трех тысяч слов! И зачем забивать голову еще 144000? Уж больно тяжело тащить этот плод цивилизации!

К счастью, все кончилось благополучно. Фолиант я дотащила, и теперь он ждет приезда своей будущей хозяйки. Больше я его в руках не понесу!

20 сентября 2013 года

На 20-е я записалась на прием в ДКЦ, к Табаковой: было интересно узнать ее мнение о лечении, назначенном мне на кафедре.

Накануне я честно сходила в свою поликлинику за выпиской и направлением по телефону записалась на прием на 18.30, как и велела доктор, и в назначенный день стала собираться.

День опять оказался дождливым, ехать вечером уже не хотелось, но мнение Табаковой мне было интересно, и я поехала.

В поликлинику пришла чуть раньше, к 18.00, и Табакова попросила подождать. Минут через 15 она пригласила меня войти.

– Так что мы сегодня будем обсуждать? – спросила Ольга Леонидовна, листая бумаги, которые я положила ей на стол.

– Обсуждать будем извечный русский вопрос: пить или не пить? – бодро сказала я и со вздохом посмотрела на свои отекшие ноги.

– Ну-ка, встань, пройдись, руками энергичней двигай, так, повернись, руками достань кончик носа, – крутила-вертела меня Табакова. – Как хотите, но я не вижу никаких оснований для назначения Вам леводопы! – опять перешла на Вы доктор. – Вообще ее начинают назначать в среднем с 64 лет. Конечно, все индивидуально, кому – раньше, кому – позже, но к Вам это пока не имеет отношения!

– Тогда зачем мне это все на кафедре выписали? – жалобно спросила я. – У меня ведь на улице и спина колесом сгибается, и ноги не идут! Надо же что-то делать!

– То, что Вам выписали на кафедре, это не лечебная доза, и не профилактическая, а, скорее, – доза привыкания. Уж если назначать Мадопар, то не меньше 1 таблетки в день. А у Вас – всего четвертинка Эффекта от этого не будет.

Я обреченно вздохнула от мысли, что мое лечение опять висит в воздухе, и пить или не пить я должна решать сама. В зависимости от того, какому специалисту я больше верю. С этим, можно считать, разобрались.

Когда я спросила, куда мне податься с отеками ног, доктор посоветовала пойти к ангиохирургу здесь же, в ДКЦ, и назвала ту же фамилию, что и на предыдущем приеме.

Поскольку ничего нового она мне не сказала, а талон на прием к указанной даме у меня уже был, – мы мило распрощались.

Табакова дала мне выписку с третьей группой заболевания по Хен-Яру. – Для МСЭК я могу – что хотите написать, но это ни на что не влияет. У них там свое государство, и никто не знает, из чего они исходят, назначая группу.

Дала мне рецепт на Проноран и Мадопар и железным голосом сказала:

– Брать – все, что дают, но ничего не пить! И через месяц – ко мне!

Я собрала бумажки и выскочила из кабинета в твердой уверенности, что теперь я окончательно запуталась. Правда, вопрос: пить или не пить перевалил в сторону «не пить». Только если не пить, то чем лечиться?

Вот в таком рассеянном состоянии я и покинула ДКЦ. Ладно, тут пока ничего не получилось, – попробую хоть с ногами разобраться!

Но, не тут-то было!

21 сентября 2013 года

Сегодня я проснулась в самом хорошем расположении духа: мне предстояло сходить к ангиохирургу по рекомендации (которая лечит, а не режет), и получить, наконец, ответ специалиста, почему мои ноги так себя ведут?

На этот визит я возлагала большие надежды.

После занятий быстренько «сдала» Анютку дедушке и помчалась на прием. Знать бы, чем все кончится, так бы не летела!

Врач оказалась серьезной пожилой женщиной. Она даже не взглянула на принесенный мной листочек с УЗИ вен и сказала:

– Нет! Это не венозный отек! Вы какие лекарства принимаете? Скорее всего – это аллергия на лекарственные препараты. Попробуйте попить Супрастин 10 дней по 1 таблетке 3 раза в день.

– А если не поможет? – заупрямилась я.

– Вы сначала попробуйте, а там посмотрим! – буркнула она, заполняя заключение.

– Так это 10 дней пройдет! А если хуже станет за это время? Ведь лечить болезнь легче в начале, чем потом – запущенную! – не унималась я, желая получить от нее еще хоть какие-нибудь рекомендации.

Доктор дописала заключение, протянула его мне и, желая показать, что разговор окончен, повернулась к медсестре.

– А мне сказали, что Вы лучший ангиохирург, который лечит! А Супрастин я и сама могла попить! – от безысходности схамила я и вышла из кабинета.

И зачем ходила? Что получила? ДКЦ называется! Неужели у меня уж такая необыкновенная болезнь, что специалист, который должен про ноги знать все, развел руками и отправил меня ни с чем?

Огорченная, я поплелась к метро. По пути зашла в магазин, где продаются любимые Анюткины конфеты «Сливки-линивки», и здесь же купила ей клубничные глазированные сырки в форме рожка, как мини-мороженое. Хоть кто-то сегодня будет счастлив!

Вошла в метро. Душно, жарко! Ехать далеко. И зачем только сюда тащилась?

А скоро нужно будет ехать в Боткинскую – опять на другой конец Москвы!

Но Боткинская – это последний оплот нашей медицины. Если уж там не определят, что у меня с ногами – хоть к бабкам иди! И это – двадцать первый век! Инновационные проекты! Ау! Специалисты! Где вы? Покажитесь! Вылезайте из своих щелей-кабинетов и лабораторий! Посмотрите, чем и как нас «лечат»! Где Ваши хваленые методики и разработки? Все еще на мышах?

А пока мы должны лечиться, вернее – калечиться у так называемых «специалистов», которые имеют дипломы, купленные, судя по их квалификации, в переходах московского метро?

Все какие-то реформы в медицине идут. Поликлиники сливают и разливают так, что не поймешь – куда бежать, какой номер теперь у поликлиники, в которой наблюдался уже четверть века, кто отнесет карту к врачу, если она в одной поликлинике, врач принимает в другой, а анализ для него нужно делать в третьей? Вот где «рекбус и кроксворд», как говорил незабвенный Аркадий Райкин!

С каждым годом население стареет, больных становится все больше. Но наше гениальное руководство сокращает количество койко-мест в больницах, резко сокращает время пребывания в стационаре. Раньше человека клали в больницу, лечили, заметьте – вылечивали! – и выписывали домой здоровым, готовым выйти на работу.

А сейчас? Смотрят не на состояние пациента, а на инструкцию! Здоров ты или болен – время истекло – пошел вон! Или плати за дополнительные дни! Человека выписывают, а он еще после операции на ногах не стоит! Это называется современная медицина? Что б их так лечили, как они нами управляют!

А цены? Где они только их берут? Как рассчитывают? Вроде – Плешку кончала, всю жизнь с экономическими показателями работала, как должна образовываться цена – тоже имела представление. Но то, что творится у на сейчас, – ни в какие ворота не лезет! И горькими слезами рыдает, глядя на все это, и политэкономия капитализма и социализма и прочие экономические науки! Такой дикой прибыли закладывать в цену товара не позволяет себе ни одна цивилизованная страна в мире! И так наплевательски относиться к качеству товара, который нам предлагается за эти бешеные деньги – тоже никто себе не позволяет!

Над нами откровенно смеются: русские все съедят (это вежливый перевод) – и везут к нам всякое дерьмо, которое самим не нужно. Когда же мы научимся себя уважать? Нет! Деньги, только доллары в глазах у наших кормильцев – предпринимателей и нежно опекающих их руководителей!

Куда ни ткнись – только тысячи и улетают! А где пенсионерам взять эти тысячи? Или поставь пару пломб в хорошей клинике и сиди голодным весь месяц, или ходи без зубов и радуйся, что на овсяную кашу денег хватает, и что живешь ты в самой лучшей в мире стране!

Эх! Не думала я, что конец жизни будет у меня таким безрадостным. Болячек куча, а лечить их не на что! Так и придется калекой в инвалидном кресле жизнь доживать! Хотя вылечить можно все – только на лечение, как я подсчитала, по нынешним ценам, всего-то миллиона 4 вполне хватило бы!

Смешно, правда? Мне тоже! Вот и давайте посмеемся! Все вместе!

Может, поможет?

01 октября 2013 года

Поскольку, мой невролог в Боткинской ушла в отпуск на 2 недели, и вернуться должна будет только в начале октября, я спокойно прожила несколько дней до конца месяца без всяких мыслей о врачах. Но у меня намечалось другое мероприятие, и я о нем думала с некоторым напряжением.

Наступило 1 октября – день испытания на прочность моего организма: в этот день начинались занятия в подготовительном классе школы, куда родители намереваются на следующий год отдать Анюту.

Но так совпало, что кроме утренних занятий в Центре детского творчества и, прибавившихся к ним, двух часов занятий в школе, именно в этот день у нас еще были билеты на концерт в городскую детскую филармонию. И все эти мероприятия почти наслаивались одно на другое по времени, но очень далеко были разнесены территориально.

Я с ужасом ожидала этого марафона, плохо представляя себе, как это все у нас совместится.

Моя очаровашка – кошка разбудила меня в 4.30 и потребовала внимания и ласки. Пришлось погладиться и поиграть, собрать себя, позавтракать и в 6.30 поехать к Анюте.

В 8.30 мы с ней уже выходим на занятия в Центр. Хожу я теперь медленно и неуклюже, поэтому стараюсь выходить пораньше, так как бежать в случае накладок с транспортом уже не смогу.

Отсидев свои два с половиной часа занятий в раздевалке на низенькой детской скамеечке в позе побитой собаки, я еле разогнулась. Спина и левая нога вовсе не желали менять статическое положение на динамическое.

Быстро оделись и побежали с Анютой домой – переодеться, поесть, взять другую папку с учебниками и бежать теперь в школу. На все это у нас был один час.

До школы – минут пятьдесят на двух автобусах с преодолением полосы препятствий в виде железнодорожного моста на станции Чухлинка и полукилометрового пешего перехода до автобусной остановки в Карачарово. Я не представляю, как они с мамой будут ездить каждый день в школу? Очень далеко, неудобно, и целый день на продленке – очень тяжело и для взрослого, а уж для ребенка!

Я делала попытки прибавить шаг, но это было бессмысленно! У меня только больше начинала болеть спина, а ноги вообще отказывались двигаться!

Поскольку днем в метро еще не так много народа, то путь до школы мы проделываем на метро. Первый день – опаздывать не хочется. Выскочили из метро, прыгнули в автобус – и вот мы в школе.

А в школе нас вовсе не ждали!

Охранник на входе с удивлением выслушал, что мы пришли на подготовительные занятия:

– Чего это вы так рано пришли? До трех часов еще 15 минут. И вообще на счет вас я не получал никаких указаний. Ждите здесь! Я сейчас узнаю.

Мы остались стоять у стола охранника, почти в дверях. А мимо с гиканьем и свистом проносились счастливые ученики, которых наконец-то выпустили из альма матер на волю. Вышли два парня и девушка. Девушка тут же, на пороге школы, закурила, а некурящие кавалеры шли с двух сторон как верные оруженосцы. О, времена! О, нравы! Каких же детей нарожают такие мамы?

Вернулся охранник, разрешил раздеться и сменить обувь на ближайшем диване, но дальше не ходить. А нам, сопровождающим, на время занятий придется покинуть школу. Где мы будем болтаться эти два часа – неизвестно. Пока тепло – можно где-то побродить, а когда начнутся январские морозы и февральские метели?

Судя по «тёплой» встрече, это никого не интересовало. Очень интересная постановка вопроса!

Мы все сгрудились около диванчик, где раздевали детей, и пытались добиться от охранника разрешения повесить детские вещи в раздевалке для младших классов. Он где-то с кем-то долго согласовывал этот вопрос, но наконец решил его положительно.

Преподаватели тоже не слишком спешили на встречу со своими потенциальными учениками. Психолог вышла к нам уже в начале четвертого, собрала квитанции об оплате и медицинские справки и удалилась. Еще через несколько минут выходят учителя со списками групп и стали вызывать детей, пытаясь поставить их парами – мальчик с девочкой.

Это им удавалось плохо, вернее – совсем не удавалось. Мальчишки разбегались как рассыпанная ртуть, а девочки – наоборот, жались друг к другу, не желая расцеплять руки.

Зачем был нужен этот педагогический прием – не знаю. Дети и так волновались в незнакомом месте. Они спокойно могли построиться друг за другом, никому не навязывая себя в пару.

Наконец, неровным строем, детей увели в классы на третий этаж, а мы остались ждать их внизу, на диванчике, с которого нас несколько раз пытались согнать. В следующий раз обещали дать свободный кабинет, чтобы мы не мешали одеваться школьникам.

Видимо, поразмыслив, что идея выгонять нас на улицу на два часа оказалась не так хороша, как казалась вначале, нам все-таки дали пустой класс через два занятия.

Просидев еще два часа в ожидании Анюты, я совсем ошалела и так захотела спать, что голова просто падала на стол, и я отключалась на несколько секунд. Бессонные ночи сказываются на моем самочувствии не лучшим образом. Но трудно уложить спать «сову» в 9 вечера, а вставать приходится в 5 утра. Но жизнь вносит свои коррективы.

Умом я понимаю, что эти подвиги уже становятся мне не под силу. И пора заняться собой любимой! Но хочется уж довести Анютку до школы – всего несколько месяцев осталось до апреля. Надо собраться и сделать все, что могу.

Топот ног на лестнице прервал мои размышления о своей несчастной доле. Я сделала радостное лицо и пошла встречать Анюту. Каждый ухватил свое чадо и повел его одевать. А мы спешили вдвойне, так как нам надо было еще попасть в филармонию на концерт.

После некоторых приключений мы все-таки добрались до филармонии, хотя попали уже на середину концерта.

Когда мы приехали домой, я была уже никакая. Мама забрала Анюту около восьми часов. До пяти утра я была совершенно свободна…

10 октября 2013 года

Сегодня я посетила Боткинскую больницу, и в частности – невролога Попову. Она сегодня была какая-то возбужденная, озабоченная и не очень расположена к долгим разговорам. Да мне сегодня и не нужно было долгих разговоров. Я пришла за выпиской для ДКЦ и еще – проконсультироваться насчет отеков.

Я не питала особых надежд на то, что Татьяна Владимировна окажется компетентна в этом вопросе – это вроде не по ее части. Но она внимательно посмотрела мои ноги и без долгих размышлений сказала:

– Да тут без вопросов – лимфостаз! Быстро ищите частную клинику, где есть лимфологи. Лечить надо немедленно, иначе может развиться слоновость, которую лечить гораздо труднее, а вылечить совсем – невозможно!

Я схватила свои справки, поблагодарила доктора за наконец-то поставленный диагноз и полетела домой. По дороге я еще раз с благодарностью подумала о Поповой: все-таки она классный специалист! И как мне повезло, что я попала именно к ней!

Дома я, естественно, полезла в Интернет, насмотрелась там страшных картинок про слоновость, выпала в осадок, а потом собралась, нашла клинику, записалась к врачу, и на другой же день, в субботу, мы с мужем отправились к доктору.

Клинику мы особенно не выбирали, поэтому ехать было не очень удобно, в центр, с пересадками, но тогда меня это не очень волновало.

Проплутав минут 20 по центральным переулкам, мы, наконец, нашли клинику, которая оказалась недалеко от станции «Трубная».

Опаздывать на прием было неудобно, и я спешила, как могла! Когда мы влетели в клинику, опаздывая уже минут на 15, медсестра радостно сообщила, что ничего страшного не произошло, доктора еще тоже нет – в пробке застрял, извиняется и скоро будет. Я успокоилась, отдышалась, и к приходу доктора была совершенно спокойна и готова к разговору.

Врач оказался совсем молодым, но очень дотошным человеком, а своим именем походил на старого земского врача 18 века, чем просто покорил меня. Звали его Иван Ильич Калачев. Среднего роста, плотного телосложения, с круглой головой, веснушками на курносом носу, стрижкой ежиком и ясными голубыми глазами, – он был не очень похож на москвича, и это меня вполне устраивало.

Мальчики с периферии всегда были более усердны в учебе, и специалисты из них получались гораздо лучше, чем из столичных охламонов!

Иван Ильич тщательно осмотрел мои ноги, внимательно расспросил и согласился с диагнозом Поповой: лимфостаз обеих ног. Нужен массаж, гимнастика, лекарства и пневмомассаж на специальном аппарате «Ботфорты» или «Сапожки». Но процедуры эти дорогие. Поэтому на семейном совете мы решили, что лучше купить этот аппарат домой и пользоваться всей семьей – ноги-то у всех устают и болят к вечеру. А этот аппарат имеет два режима: простого массажа и лимфодренажа. Каждый может делать то, что хочет!

Правда, мы живем далеко друг от друга. Но аппарат переносной, поэтому – кому нужней, тому и отвезут. Мне этот курс надо повторять раз в полгода. Поэтому все успеют попользоваться.

Тем временем я решила изучить цену вопроса и углубилась в дебри интернета. Но то, что я там находила, меня не устраивало. Наконец, общими усилиями, мы нашли подходящий аппарат. Но стоил он в два раза дороже, чем остальные.

Я сразу предупредила, что нет у меня таких денег.

– Ничего, скинемся! – успокоила меня дочь.

– Ну, если так, то заказывайте, – согласилась я. И подумала:

– Как хорошо, что у меня такая надежная семья: понадобилась помощь – все подключились: и дочь, и зять, и брат. А о муже – вообще отдельный разговор. Он везде водит меня чуть не за руку, занимается с внучкой, когда мне надо к врачу, помогает по дому – просто палочка-выручалочка! Без него – просто пропала бы! Вот только я себя веду безобразно: цепляю одну болячку за другой, и все – экзотические, требующие для лечения больших затрат: и материальных и физических!

Как сказал один врач, у человека должно быть три хронических заболевания, тогда он будет жить долго! Мысль, конечно, интересная, но зачем такая жизнь, когда каждый день только лекарства и процедуры!

Когда дети привезли аппарат, то сначала опробовали его на себе, получили удовольствие, а потом уж залезла в него и я.

Делать большое давление пока побаиваюсь, а где проконсультироваться – не знаю. Пока результат средний, но я надеюсь, что через месяц, когда мне надо будет идти к врачу, результат уже будет лучше.

25 октября 2013 года

Сегодня у нас был «музейный день»: нашим детям организовали экскурсию в музей музыкальных инструментов имени М. И. Глинки.

Мероприятие интересное, не очень дорогое (150 руб. и только за взрослых, за детей платит ЦДТ), поэтому желающих оказалось много.

Мы собрались около ЦДТ и в 10.45 дружным коллективом отправились к метро. Конечно, лучше было бы собираться сразу у метро, но, видимо, педагоги решили, что около Центра спокойнее, есть детская площадка, где ребята могут поиграть, пока подтянутся опоздавшие.

Я даже подумать не могла, как тяжело мне дастся эта экскурсия! Думаю, многие представляют, каким темпом движется это неуправляемое сообщество родителей и детей: нога за ногу, под разговоры и оклики своих разбушевавшихся чад, которых постоянно приходится разнимать и оттаскивать от разных соблазнов где-нибудь зацепиться и застрять. На это я и рассчитывала. Вернее, – так и было.

Но выяснилось, что и этот темп оказался для меня непосильным. Анюта хотела идти вместе с подружкой Женей, которая шла с нормальной здоровой бабушкой, но я за ними не успевала. Анюта нервничала, бегала между мной и подружкой:

– Бабушка! Не отставай!

Я и сама не хотела отставать, торопилась, как могла, но отставала все больше и понимала, что так я долго идти не смогу. Хорошо, что метро было недалеко, и я догнала группу на входе, взяла Анюту за руку, и в метро мы вошли вместе. Немного отдышавшись, и сказала Анюте, что не смогу идти в передовых рядах. Придется идти в хвосте и стараться не выпускать группу из вида. Из солидарности и сочувствия бабушка Тома с Женей тоже пошли с нами.

Дорога была прямая, без поворотов и тупиков, коими обычно славится центр Москвы, поэтому мы не потерялись и даже не отстали очень далеко.

К нашему приходу народ в раздевалке уже рассосался, мы спокойно разделись, сдали деньги на билеты и еще минут 15 ждали экскурсовода.

Наконец, к нам вышла симпатичная молодая женщина – экскурсовод.

И очень увлеченно, образно и интересно, с учетом возраста экскурсантов, стала рассказывать обо всех музыкальных инструментах, собранных в музее:

Начала с органа, а закончила гуслями и трещотками.

Самое интересное в этой экскурсии, кроме ее познавательного начала, то, что детям дали поиграть почти на всех инструментах или хотя бы подержать их, почувствовать тепло человеческих рук, изготовивших эти инструменты, прикоснуться к истории музыки. Из ребят даже составили небольшой оркестр, и они играли на народных инструментах и вместе и по очереди. Мне кажется, – дети были в восторге. Когда еще случится поиграть на настоящих гуслях или шарманке! А потом наши ребята под руководством преподавательницы музыки, которая сопровождала нас на экскурсии, выступили с ответным номером, чем очень порадовали работников музея.

Все было построено на игре, очень интересно, в хорошем темпе и как-то «осязаемо» что ли! Впечатление осталось яркое и очень позитивное.

Но в этот день я поняла, что уже не гожусь для коллективных культпоходов. Или нам нужно приходить прямо к дверям музея или выставки и там уже ждать группу.

Да-а! Где моя легкая «летящая» походка? Где мои быстрые ножки на «шпильках» в 10 см? И вообще – где всё?

В молодости невозможно поверить, что когда-нибудь станешь старой и немощной. А когда наступает такое «плачевное» время, удивляешься: как быстро пролетела жизнь! Событий за это время произошло великое множество, кажется – на три жизни хватило бы, а время так сжалось, что не заметила, как и пролетело!

И вот я уже бабушка почти с семилетним стажем! Обзавелась не только внучкой, но и кучей болячек, которые не дают мне качественно и с удовольствием прожить этот отрезок жизни под названием «старость».

Я планировала, что буду водить внучку на выставки, в планетарий и зоопарк, в Царицыно и Коломенское. Будем с дедом брать ее с собой на отдых в Кисловодск, где удивительная природа, необыкновенная Долина Роз и потрясающий вид с фуникулера – это наше любимое место отдыха. Программа была составлена минимум лет на пять!

И вот – этот диагноз! Все планы рухнули в одночасье! И даже не столько морально, сколько физически. Я не могу долго ходить и стоять, да и сидеть в одной позе тоже не могу. Поэтому долгие пешие прогулки уже отменяются. Да и Анютины занятия занимают почти все время. Темнеет сейчас рано, гулять не интересно в потемках. Вечером только уроки с мамой сделают – и спать пора! А днем, после занятий, когда ей хочется поиграть с ребятами, я не могу два часа стоять на одном месте, а сидеть на лавочке – холодно и сыро. Она обижается, что я ее рано увожу домой, но я физически не могу гулять с ней дольше.

Анюта у нас – девочка с характером. Не всегда у меня получается с ней договориться. Я не ожидала такого развития событий, и иногда просто теряюсь, Дочь у меня была послушным ребенком, не помню, чтобы с ней в этом возрасте были какие-то проблемы. Анюта же в этом году испытывает меня на прочность. С родителями ведет себя прекрасно. Но стоит им уйти, она сразу начинает «драть об меня когти», утверждая свою самостоятельность, пытается все решать сама. Не всегда удается ее убедить в чем-то, договориться. Пока мы выясняем, кто кого будет слушаться – проходит много времени. Да и настроение пропадает что-то делать. Я думала, что с возрастом она будет умнее и спокойнее. Но что-то покой мне только снится! И сейчас за день я с ней устаю больше, чем тогда, когда она была маленькой.

Но она – моя единственная внучка, и я все равно люблю ее и не могу долго сердиться. И, конечно, все прощаю. Она это понимает и пользуется этим. Но что делать? Видно, не получается из меня строгой бабушки.

Ну, уж какая есть!

22 ноября 2013 года

МСЭК была назначена на 22 ноября. Прождала я больше месяца, уже и забыла про нее, но когда время подошло – пришлось вспомнить. Вроде ничего от меня не требовалось – только съездить в поликлинику и пять минут поговорить с этой мегерой, которая кидалась на меня прошлый раз, но какой-то мандраж все равно был, как перед экзаменом.

Втайне я надеялась, что этой дамы не будет. Мало ли по какой причине она может отсутствовать. И первые полчаса ее действительно не было. Но потом она появилась и стала ходить куда-то с документами: уйдет – опять вернется. А я как на волнах качаюсь – успею без нее на комиссию или нет.

Наконец, меня позвали в кабинет. Мегеры не было. Я сделала скучную физиономию и тихонько вползла в кабинет. Прошла к дальнему столу, за которым, спиной ко мне, сидела седая пожилая женщина – председатель комиссии.

Я аккуратно приземлилась на стул, сделала еще более жалостную физиономию, подобострастно уставилась на доктора и спросила:

– А паспорт нужен?

– Что Вы сказали? Говорите громче! Я плохо слышу, деточка!! – переспросила она.

Уж если я для нее деточка, то ей уж точно за 80! Тем не менее, она прекрасно держалась, была хорошо одета, хоть и в халате, и следы былой красоты еще не совсем стерлись с ее лица.

Я повторила вопрос, но паспорт оказался не нужен, Потому что следующей была фраза, на которую я и надеяться не смела:

– Я уже посмотрела Ваши документы. Мы даем Вам вторую группу бессрочно. Больше Вам сюда приходить не надо, – и она с улыбкой посмотрела на меня, как царица на кузнеца Вакулу, когда подарила ему свои черевички для невесты.

Я пискнула от радости, поблагодарила и пошла в другую комнату – оформлять бумаги. Радости моей не было предела! Все! Кончились ежегодные двухмесячные бдения в поликлиниках и ДКЦ! Я была в кабинете не больше минуты, но чувство радости переполняет меня до сих пор. Я понимаю, что звучит глуповато: человек стал окончательным инвалидом, а он счастлив и рад!

Но тут – случай особый! Кто проходил эту комиссию – тот меня поймет.

Пока мы сидели в очереди, то, как всегда, почерпнули друг у друга массу полезной информации. Одна женщина, еще совсем не старая, рассказала, что вот эта врач-мегера как раз и лечила ее 15 лет от остеохондроза. Залечила до того, что у нее ноги отнялись, и ее дочь с зятем на руках по врачам носили, а она даже снимок позвоночника не предложила сделать. А в частной клинике ей сказали, что у нее две грыжи позвоночника и часть позвоночника вообще в порошок рассыпалось. Время упущено, и совсем как раньше она себя чувствовать не будет, но на ноги поставят. И поставили!

И мы, на всякий случай, взяли у нее адрес клиники, где ее оперировали.

Она называется «Орто-Спайн», там отличные врачи делают операции на позвоночнике, в том числе и удаляют грыжи.

А другая женщина дала адрес диагностического центра, где делают МРТ с красителем и без него по ценам, в 2 раза ниже, чем везде, и там тоже опытные врачи описывают снимок, а не мальчишки – интерны.

Ул. Садовническая, д. 11, корп. 2 «Мед-эксперт». Без выходных и праздников. А в выходные еще и скидки.

www.med-expert.org тел. 8 499 608 00 59

Кому нужно – можете воспользоваться.

Итак, второй забег на длинную дистанцию закончился моей полной и окончательной победой, с чем я себя и поздравляю!

 

Часть 2. Жизнь продолжается

29 ноября 2013 года

Как оказалось, я рано радовалась! Получить справку в МСЭК – это еще далеко не все! Ну, разве могут у нас не влить ложку дегтя в бочку меда!

В прекрасном расположении духа я явилась в районную поликлинику, чтобы вручить врачу заветный документ, выписать очередную порцию лекарств и спокойно жить почти до Нового года, пока не придется идти за очередным рецептом. Но не тут-то было!

Невролог быстро просмотрела все мои справки и вернула мне их обратно:

– Это не мне! Зайдите в первый кабинет, там все внесут в компьютер, сделают для карты новый титульный лист. А я пока выпишу Вам рецепт. Но только на леводопу-бенсеразид! Пронорана нет!

– Но Вы ведь понимаете, что месяц кончается, и если Вы мне рецепт не выпишите, то лекарство за ноябрь просто пропадет?

– Нам не разрешают выписывать рецепты, если препарата нет в аптеке!

– Это я слышу почти каждый месяц! Но я звонила на горячую линию, и мне объяснили, что вы не только имеете право, но и обязаны выписать рецепт, а в аптеке вписать его в журнал отложенного спроса и сообщить мне, когда препарат появится в аптеке!

Невролог тяжело вздохнула, (как надоели ей эти пациенты-зануды!), взяла телефон и позвонила главврачу. Что-то долго слушала, потом положила трубку и сказала:

– Главврач подумает, минут через десять я ему перезвоню, а Вы пока займитесь картой.

Я вышла из кабинета, спустилась на первый этаж в первый кабинет и отдала все свои справки одному из компьютерных гениев, уткнувшихся в экраны мониторов.

– А где Ваша карта?

– У врача!

– Принесите! Я должен вклеить все эти справки в Вашу карту и поменять на ней титульный лист.

Я обреченно поплелась опять на второй этаж к неврологу. Заглянула в кабинет и попросила карту. Она ответила, что карта у зав. отделением вместе с рецептом. Я двинулась в сторону кабинета заведующей. По пути, боковым зрением увидела, что главврач вышел из своего кабинета и стал спускаться на первый этаж. Я быстренько взяла у заведующей карту и подписанный рецепт и поспешила вниз. Главврач шел впереди меня и тоже в первый кабинет! Какая удача!

Я зашла в кабинет почти за главврачом, отдала карту и вышла в коридор, решив поймать его прямо у дверей, пока он не нырнул еще в какой-нибудь кабинет.

Доктор вышел довольно быстро, и направился было в сторону регистратуры, но тут я вежливо его остановила:

– Извините, пожалуйста, Сергей Александрович! Я хотела у Вас уточнить, действительно никак нельзя выписать мне сегодня рецепт на Проноран? Ведь сегодня – последний рабочий день месяца, лекарства в аптеке нет уже 12 дней, и оно может прийти даже завтра, но рецепт за ноябрь мне уже не дадут, а за декабрь еще рано выписывать. Невролог сказала, что Вы не разрешили. Может, мы как-то уладим это недоразумение, и Вы своей властью разрешите ей выписать мне рецепт?

Тут как раз мимо шла «аптечная барышня». Главврач остановил ее и спросил, когда планируется получить мой препарат. Она сказала, что давно заказали, ждут со дня на день.

Врач немного подумал, потом велел мне сказать неврологу, что он разрешил выписать рецепт, а аптекарше велел занести заявку в журнал. На этом я с ними распрощалась и пошла опять к неврологу.

Но, видимо, главврач решил сам позвонить неврологу и дать распоряжение. Потому что, когда я вошла в кабинет, невролог спустила на меня собаку, я даже не успела сообразить – за что.

– Как Вам не стыдно? Кто Вас просил бежать по поликлинике впереди меня? Вот теперь сидите и ждите!

Я вышла из кабинета, села на стул. Сначала пыталась сообразить, за что она на меня наорала. Потом решила, что надо беречь нервы и прекрасно провела минут десять, беседуя с интеллигентной дамой из очереди.

Тут дверь кабинета резко распахнулась, невролог, молча, сунула мне в руки рецепт и захлопнула дверь. Ну и Бог с ней! В конце концов – рецепт я получила, а ее вопли можно пропустить мимо ушей!

Поставив все нужные печати, я зарегистрировала рецепт в аптеке и пошла домой. В понедельник мне позвонили, что препарат привезли и можно приезжать. Я помчалась в аптеку, но…

– А Вам точно звонили? – спросила меня аптекарша. – У меня только одна пачка осталась! Видимо, я кому-то еще позвонила, и Ваше лекарство забрали! Извините! Я Вам обязательно позвоню!

Каково? Ошиблась! Я через всю Москву несусь, а она мое лекарство уже кому-то отдала!

На следующий день – опять звонок:

– Приходите! Я Вам отложила! Вчера привезли после трех. Просто Вы рано пришли!

Интересно! Виновата оказалась я – рано пришла.

Ладно, что теперь виноватых искать! Лекарство получила. Теперь мужа пошлю в декабре за рецептом. Он как-то спокойно выносит ангельский характер нашего невролога. А я пока передохну от походов в поликлинику.

Хотя… на 9 декабря я записалась в клинику к лимфологу Калачеву И. И. – пойду свои ножки ему показывать – уже два месяца прошло – пора узнать результаты лечения.

Вот тебе и отдохнула!

19 декабря 2013 года

На этот день у меня было запланировано только одно мероприятие – новогодний концерт в Центре у Анюты. Но накануне вечером мне позвонила моя новая приятельница по БП и сообщила, что завтра в 14 часов состоится очередная «Школа паркинсоника» в том помещении, что и прошлый раз. Это было неожиданно: обычно они эти мероприятия проводили по пятницам. Делать нечего – пришлось опять дедушку на помощь привлекать. Он согласился перехватить Анюту после концерта, а меня отпустить на «Школу». Большое ему спасибо за это! Он и так у меня как палочка-выручалочка: когда нужно – сидит с Анютой, ходит за меня к неврологу за рецептами на лекарство, ремонтирует в квартире двери и окна – лучше любого реставратора. Жаль, что мы не сфотографировали эту межкомнатную дверь до того, как он начал ее приводить в чувства. Сейчас стоит просто Белоснежка! А была – развалюхой на выброс, вся в дырках и заплатках. Сейчас взялся за окно. Но проект держит в секрете. На все мои вопросы ответ один: потом увидишь! Ну ладно, потом так потом. Так даже интереснее!

Хорошо, что дочь отпросилась с работы на полдня и сама собрала и привела Анюту на праздник. Мне хоть в пять утра не пришлось вставать, и я пришла как нормальный гость – к началу концерта. Анюта была уже в нарядном белом платье и розовых, с блестками, туфельках – ну, просто принцесса! Концерт был очень интересный, живой, не затянутый. Участвовали все три уровня – и малыши и старшие.

За день до концерта ко мне подошла Наталья Вячеславовна и попросила еще потренироваться с Анютой, чтобы она рассказывала стих с выражением, а не бубнила как пономарь.

Я объяснила, что дома Аня прекрасно рассказывает, а на сцене боится или волнуется, что забудет текст, поэтому старается быстрее оттарахтеть.

– Ну, если уж она действительно так боится, скажите ей, что пусть не выходит. Мы ее насильно на сцену гнать не будем! – сказала преподавательница.

– Ну, нет! Вот этого ей говорить как раз нельзя! Иначе она никогда не выйдет! Пусть передрожит, пусть расскажет не очень выразительно, но надо привыкать говорить на людях, отвечать у доски! – возразила я, и пообещала провести просветительскую и репетиционную работу.

В результате Анюта вполне прилично рассказала стих, лишь в конце немного заторопилась. Но это была ее маленькая победа над собой и своим страхом!

Потом они все вместе пели песенку про чай, выступали с физкультурным номером. Так что мама успела посмотреть почти все ее выступления, а потом убежала на работу.

К двенадцати пришел дедушка, сменил меня, а я поехала на «Школу».

Сначала выступила Н. В. Федорова и рассказала о речевых нарушениях при БП. В сухом остатке – учите и рассказывайте вслух стихи, больше общайтесь с людьми и пойте протяжные народные песни.

Потом выступил представитель Института нервных болезней Иллариошкин, который долго рассказывал, что было предпринято генетиками для внедрения стволовых клеток при лечении БП. В остатке – ждать нам еще начала этого процесса лет пять или больше, но пока все на мышах.

В заключение – традиционный фуршет (очень неплохой), девичий квартет скрипачей играл приятные мелодии, а на выходе – на десерт, – всем вручили по симпатичной шоколадной лошадке и поздравили с наступающим Новым годом. Так что все было очень прилично и мило, но малосодержательно для меня: проблемы речи меня пока не очень волнуют, а в стволовые клетки верится с трудом, да и стоить такая операция будет столько, что не подступишься.

Еще один положительный момент этого мероприятия – пообщалась с женщинами из нашего «коллектива», с которыми были прошлый раз. Все очень симпатичные, интеллигентные люди, стаж болезни у них уже в районе 10 лет, поэтому у них я почерпнула нужных мне сведений больше, чем на «Школе».

Следующее занятие обещали провести в апреле, приурочив его к Всемирному дню борьбы с болезнью Паркинсона.

20 января 2014 года

Два дня назад мне позвонила подруга и сообщила, что она собирается в Боткинскую, на кафедру, к зав. кафедрой профессору Федоровой.

– Если хочешь – пойдем со мной, или могу тебя записать к ней на удобное для тебя время! – спросила она.

Я согласилась, и уже через день сидела под дверью на кафедре и ждала приема. Я пришла немного раньше, поэтому спокойно ждала прихода доктора. Ровно в 10.30 меня пригласили в кабинет.

Федорова просмотрела прошлые заключения специалистов с кафедры, у которых я была раньше, выписки из истории болезни и назначения, внимательно выслушала все мои вопросы, развеяла некоторые сомнения. Наталья Владимировна назначила мне более сильные, чем Проноран, препараты. Вернее – препараты другого спектра действия. Раньше мне пытались стимулировать выработку собственного дофамина, а теперь уже будут давать его дополнительно в форме таблеток – так я поняла.

Также я поучила дополнительные рекомендации по лечению позвоночника и отеков на ногах, направления на ЛФК, в бассейн и т. д.

Федорова предложила позвонить ей через месяц, рассказать о самочувствии, а показаться в конце мая, перед дачным сезоном.

В целом я осталась довольна визитом.

Когда я вышла из кабинета, то, как всегда, вспомнила, что еще не задала несколько вопросов, но возвращаться уже было неудобно. Да и голова моя была занята переживаниями по поводу необходимости посещения ДКЦ, где мне придется предъявить заключение кафедры, чтобы мне выдали другое заключение – для невролога районной поликлиники, чтобы она имела формальное право выдать мне бесплатное лекарство…

Уф! Написала и даже сама устала от тяжеловесности фразы!

Ну, где еще, кроме России, нужно пройти столько инстанций, чтобы тебе выдали положенное по закону и необходимое по жизненным показаниям лекарство.

Можно подумать, что такие больные, вроде меня, от нечего делать решили порадовать себя приемом более сильных таблеток и поедают их в завтрак обед и ужин для собственного удовольствия. Как лакомство! И еще требуют, чтобы им выдавали их вовремя, а не тогда, когда наша аптека соизволит их привезти!

Только у нас тебе радостно сообщают, что ты можешь лечиться в любой поликлинике, у любого врача, которому ты доверяешь! Но, в результате всех этих консультаций, ты все равно должен прийти к врачу, к которому тебя прикрепили в соответствии с регистрацией в паспорте, чтобы именно этот доктор выписал тебе льготный рецепт. Но тут выясняется, что этот доктор последней инстанции, видите ли, не согласен с назначениями, с которыми ты к нему явилась, и спокойно заявляет, что это она выписывать не будет, а выпишет то, что она считает нужным!

И все! Ты попалась! Через ее голову не перепрыгнешь! Или лечись за свой счет, или пей то, что она, в меру своего понимания процесса, решила тебе выписать!

Тогда зачем разговоры об этой мнимой свободе выбора? Мало того, что хорошие врачи, которых ты нашла через десятые руки, принимают обычно в частных клиниках за приличные деньги, так еще и лекарства придется покупать самой, хотя они предусмотрены льготным списком и должны выдаваться бесплатно. Я согласна покупать те лекарства, которые мне рекомендовал выбранный мной доктор, если бы деньги, которые выдают на лекарственное обеспечение, составляли полную стоимость этих лекарств, а не одну сотую их часть!

Ладно! Не надо денег на лекарства! Но пусть пенсия увеличивается на величину этих затрат, по крайней мере для определенных видов заболеваний.

Впрочем, кажется, – я мечтаю о несбыточном! Надо исходить из того, что есть. А есть у нас – наша страна, наша медицина, наше законодательство и наши специалисты. И уж тут – как повезет: в зависимости от того, какие представители этого всего «нашего» встретятся на Вашем пути.

7 февраля 2014 года

Сегодня, наконец, я пробилась на прием в ДКЦ к Табаковой! Естественно, без помощи районной поликлиники! Там в начале декабря меня записали в журнал на получение талона в ДКЦ. Обещали, что до февраля уж точно попаду, так как в очереди в этом году я всего третья, а талоны к паркинсонологу дают почти каждую неделю.

Учитывая свой богатый опыт, я не поленилась и в начале февраля съездила-таки в ДКЦ и в регистратуре спокойно записалась на удобный мне день. В поликлинике ничего говорить не стала – просто интересно, когда они для меня талон найдут?

В два часа я уже была у кабинета. Ольга Леонидовна с кем-то разговаривала: из-за двери доносились два женских голоса, один из которых то приближался к двери, то опять удалялся в глубь кабинета. Судя по нарастающему раздражению в голосе доктора, я поняла, что пациентка ей попалась… любознательная, решившая получит ответы на свои бесчисленные вопросы за один прием. А учитывая повторение одних и тех же вопросов уже по третьему разу, я поняла, что терпение доктора тоже не безгранично!

Наконец, доктор почти грудью вытеснила пациентку за дверь, по-моему, по пятому разу что-то втолковывая ей, и велела мне заходить в кабинет.

Разгоряченная предыдущей беседой, Табакова набросилась на меня:

– Где мое предыдущее заключение? Я всегда прошу вас всех приходить с моей последней бумагой! Я не могу помнить все назначения! – она вскочила со стула и стала искать мою карточку на стеллаже.

Понимая, что под горячую руку лучше не попадаться, а дать ей возможность «спустить пар», я тихонько промямлила, что ее заключение забрали на медкомиссии, когда я инвалидность оформляла.

Видя, что я не встаю на дыбы, доктор немного остыла и извинилась за свой срыв. Я ее простила, и разговор пошел по делу и в мирном русле. Я ее прекрасно понимала: та дама кого угодно могла довести до белого каления!

– Ну, рассказывайте, как самочувствие? – спросила меня доктор.

– Отвратительно! – бодро ответила я.

– Что так? Что принимаете? Мадопар начали пить?

– Вы же сказали, без Вашего разрешения ничего не пить! А к Вам я два месяца попасть не могла! Вот оно так как-то и покатилось вниз, здоровье-то! Я уж на кафедру сбегала – хоть там узнать – пора или нет принимать что-то новенькое. Вот заключение! – и я с душевным трепетом протянула ей заключение зав. кафедрой Боткинской больницы профессора Фёдоровой Н. В. – уж очень не любят врачи, когда мы ходим консультироваться к кому-то еще!

Едва взглянув на листочек, она равнодушно сказала, что она и так мне говорила, что пора начинать пить Мадопар, а вместо Мирапекса выпишет мне испанский препарат с удивительным названием «РЕКВИП МАДУТАБ». Звучит как древнее заклинание.

Я еле выговорила незнакомое название и поинтересовалась, чем он лучше Мирапекса?

– Тем, что Мирапекс вы будете ждать три месяца, а на этот препарат я в течение недели подпишу у глав. врача разрешение, и Вам его должны дать быстро. Поскольку пить уже надо начинать, то одну пачку купите сами, а потом получите в поликлинике.

Я не стала спорить с ней. Попробую этот препарат. Если почему-либо не подойдет, попрошу заменить на Мирапекс. В общем, я решила пока не выступать, а лечиться «как доктор прописал». Они пусть решают свои межведомственные проблемы, а я буду глотать таблетки.

Договорившись о встрече в начале марта, мы расстались. В следующий четверг я должна буду забрать подписанное направление на лекарство, а в марте сообщить, как я переношу новое лекарство.

Я уже вторую неделю пью Мадопар, в чуть меньшей дозе, чем назначила профессор Федорова, плюс – это лекарство с экзотическим названием.

Могу сказать о первых результатах: гораздо легче стало утром вставать и поворачиваться ночью в постели, почти перестала болеть спина, но сутулость и натяжение мышц еще остались, ходить на улице стало чуть легче. Ну и еще некоторые «мелкие брызги», исчезновение которых не может не радовать.

Для 10 дней и пока неполной дозе (я еще не вышла на «расчетную мощность»!) – это неплохой результат!

Вот только ноги опять отекать начали – придется сделать подряд несколько сеансов лимфодренажа. Спасибо моим ребятам, что купили мне этот аппарат. Он меня очень выручает и здорово экономит мое время и средства!

Через неделю я получила подписанный документ, и на следующий день я отправила мужа в районную поликлинику к неврологу, чтобы выписать лекарство. В течение получаса он ходил по кабинетам, пока пристроил мое направление с обещаниями, что лекарство будет не раньше, чем через пару недель. Купленная мною упаковка кончится через два дня. Значит – надо готовить еще 1.5 тысячи руб. на недельную норму. Или уж позвонить по заветному телефону, который мне дали в ДКЦ на тот случай, если вдруг будут задержки с лекарством?

Когда начинаешь общаться с коллегами по БП, узнаешь столько интересного! Оказывается, государство так заботится об инвалидах, что просто жить хочется! Только никто из медиков нам этого не рассказывает и своих услуг не предлагает! Вот скажите, кому из вас в органах СМЭ после оформления инвалидности объяснили или предложили составить «Индивидуальную программу реабилитации инвалида»?

Думаю, что никому! А почему? Потому что не нужны никому у нас пенсионеры вообще и инвалиды в частности! Мало того, что им пенсию платить надо, так еще им и какие-то льготы бесплатно подавай! Обойдутся!

А там вполне приличный список предметов, необходимых инвалиду в зависимости от заболевания – на трех страницах. Загляните в Интернет – интересная информация к размышлению! Вот только выцарапать ее у медиков – такая же сложная задача, как и получение инвалидности.

Но попробовать стоит!

Одна моя знакомая пришла с очередного заседания руководства Пенсионного фонда в глубоком удивлении:

– Представляешь, нам сегодня открытым текстом сказали, что у нас есть проблемы с возрастом дожития при расчете пенсий: с мужчинами вопрос решен – они умирают, не дожив до пенсионного возраста или ровно в 60. А вот что делать с женщинами – пока не ясно. И не боятся говорить такие вещи!

А, впрочем, чего им бояться, когда они сами себе хозяева! Это мы от них зависим, а не наоборот.

Такое впечатление, что сами наши законодатели и защитники никогда не состарятся. Или уже столько нахапали, что на три жизни хватит, и их эта «хорошая, но маленькая» пенсия вовсе не волнует?

Так что спасение утопающих дело рук самих утопающих!

Давайте все-таки постараемся не утонуть в море инструкций и постановлений и добиться того, что тебе положено по закону!

5 марта 2014 года

Сегодня я должна была навестить окружного паркинсонолога с целью оценить действие на мой организм новых препаратов, назначенных мне месяц назад. Замена старого шла постепенно, поэтому на свою норму я вышла только на этой неделе. Записалась я еще три недели назад, и попасть мне к Табаковой надо было обязательно, потому что она предупредила меня, что после 8 марта уйдет в отпуск. И, как-то между прочим, добавила:

– Меня потом долго не будет!

Но именно этой фразе я не придала особого значения: ну, может, у нее полтора отпуска не использовано – всякое бывает!

Приближалось время визита. Я честно пыталась проанализировать изменения своего состояния на фоне приема новых препаратов, чтобы была тема для обсуждения. Но… по закону подлости, за три дня до визита я умудрилась простудиться, и слегла в постель, заливаясь слезами и прихватив полотенце вместо носового платка, хотя – небольшая простынка тоже была бы кстати!

В результате усиленного лечения на третий день у меня-таки поднялась температура, и намеченный визит к врачу оказался под большим вопросом!

Я приняла все доступные мне меры, пытаясь остановить непрерывный поток жидкости из носа и глаз и сбить температуру, но безрезультатно. Я еще раз убедилась, что человек на 90 % состоит из воды, и с этим ничего поделать невозможно, пока организм сам не решит перекрыть какой-то там кран внутри себя.

Пришлось позвонить в регистратуру и отказаться от визита всего за два часа до приема – я до последней минуты не могла решить: ехать или нет в моем состоянии через всю Москву на метро и на двух автобусах – примерно 1.5 часа в один конец. Да еще погода была совершенно гнусная: с серого неба шел мелкий снег с дождем, был ветер и лужи под ногами. Решив, что сделаю только хуже, если выйду на улицу в такую погоду, я никуда не поехала, а решила уточнить у Ольги Леонидовны, могу ли я зайти к ней без записи после отпуска? Просто показаться после приема новых препаратов.

У нее есть в интернете свой сайт – она ведет Школу здоровья, куда можно обратиться с любым вопросом по теме. Я и написала ей, что прийти не смогла, и поинтересовалась, когда она выйдет из отпуска?

И вот тут – о, ужас! – она ответила:

– Не выйду! Позже размещу информацию на сайте, где меня можно будет найти с июня!

Опаньки! Вот это удар! А как же теперь мы? Ведь меньше месяца назад она сама мне сказала, что волноваться нечего, она остается окружным неврологом-паркинсонологом, несмотря на все новшества и слияния в системе здравоохранения, которые последний год поставили на уши и окончательно запутали и медиков и пациентов!

Я снова заметалась по квартире: может, все-таки как-нибудь собраться с духом, влить в себя пол-литра Санорина, замотать горло, одеться потеплее и съездить на прием? Но очередным приступом кашля эта идея была похоронена, не успев родиться!

Села я на кровать и пригорюнилась – просто «Аленушка», но в другом интерьере! Вот кому было нужно согнать человека с места и зачем?

Ну, доктору, может быть, все равно где работать. Хотя – она тоже человек, и привыкает и к месту, и к коллективу, и к пациентам. Ну, а нам-то как быть? Люди ведь у нее не годами – десятилетиями наблюдаются. Она уже знает их, видит динамику болезни, подбирает лекарства, подходящие только ему! Это ведь серьезная болезнь, а не банальный насморк, от которого тебя спасет любой терапевт!

Господи! Ну что за страна такая! Все, что хорошо, что хоть как-то осталось налажено после всех ужасов перестройки, – и это надо развалить окончательно!

Все поликлиники перемешали в кучу, бедных пациентов гоняют по специалистам по всему району, хотя карту на руки не дают, и чтобы попасть к специалисту, который сидит в другом конце округа, надо сначала взять дубликат карты в соей родной поликлинике, потом съездить (да, теперь – именно съездить, а не сходить, как раньше) в другую поликлинику к специалисту, потом еще поноситься по всему району, если какое-то обследование назначили, потом самим взять результаты, опять принести их к специалисту, а потом снова записаться к терапевту в свою основную поликлинику, чтобы она все эти бумаги подклеила в основную карту. Веселая карусель! Правда?

Как представишь, что тебе предстоит такая карусель – ничего не захочешь, только лечь и умереть! А потом медики возмущаются, что население самолечением занимается! А что же остается, если у больного нет столько сил, чтобы лечиться в нашей системе Минздрава?

Вот сижу я, вся такая больная, несчастная, носом шмыгаю, ни на что решиться не могу!

Можно, конечно, лечиться в платных поликлиниках, если есть на что. А на нашу пенсию и здоровый едва протянет, а что уж говорить про больных? Вроде, документы почитаешь – ну просто – так о тебе государство позаботилось – придраться не к чему, ну все для тебя, все бесплатно обязаны выдать, только лечись и выздоравливай!

Но, как только откроешь рот и попросишь выписать тебе что-то необходимое из того списка, – тут уж такого наслушаешься, набегаешься, наподписываешься, а главное – врачи, глядя тебе в глаза совершенно честным, незамутненным сомнениями, взглядом, говорят: нет, это нам выписывать не разрешают, туда направлять запрещают, а предписания врачей из других поликлиник – для нас вообще не указ! Только все через наш ДКЦ!

Ну, и где тут право выбора врача, которому ты доверяешь? Ходи, лечись, но лекарства бесплатно, которые тебе положены по закону в связи с определенной болячкой и степенью инвалидности, тебе не дадут, пока не будет заключения ДКЦ! А талон в ДКЦ можно ждать по полгода! Никто о тебе не позаботится, не позвонит, не попросит ускорить! И доктор там может сидеть вовсе не тот, которому ты доверяешь, а иначе ты бы не пошел к другому.

А теперь тебе надо принести выписку от того доктора этому и просить его слезно, чтобы он назначил лечение и выписал препараты в соответствии с заключением того доктора. Нормально, да? Можете себе представить диалог между пациентом и доктором в ДКЦ? Я – могу! Плавали – знаем! Даже в моральном плане это – идиотизм, но наши законотворцы будто в другом измерении живут!

НИКОМУ НИЧЕГО НЕ НУЖНО!

И везде хитрят! Норовят чего-то не сказать, какую-то справочку не выдать, не сообщить, что ты имеешь право где-то что-то получить хоть раз в год, или прикрепиться к какой-то организации (например, – обществу инвалидов), где тоже есть какие-то свои преимущества. Нет, молчат! Только вот если в очереди в поликлинике в разговоре между пациентами случайно узнаешь, то поразишься: как же у нас, оказывается, все хорошо предусмотрено, но лежит «ЭТО ВСЕ» где-то в подвале: вроде есть, но знают об этом только избранные! А раз не знаешь, то и требовать не будешь! Очень удобная позиция!

В общем, не поехала я никуда! Буду ждать, пока объявится моя Табакова, а там уже решать, что делать и куда податься.

Чувствуя я себя на новых лекарствах волне сносно. А со временем – может и еще «получшеет». Так что не буду пороть горячку, займу выжидательную позицию – в кустах, и посмотрю, как будут развиваться события!

11 апреля 2014 года

11 апреля – Всемирный День борьбы с болезнью Паркинсона, и к этому дню было приурочено очередное занятие «Школы паркинсоника», вернее, – даже не занятие, а торжественный вечер, поскольку никаких лекций нам не читали, а были небольшие выступления.

Открыла торжество профессора Федорова Н. В., которая поздравила всех присутствующих с этим Днем (праздником назвать как-то язык не поворачивается) и собственноручно вручила нам по красному тюльпану – символу этого Дня, и по брошюрке под редакцией проф, Левина О. Н. о БП с вложенным диском, где разместилась лекция Федоровой и комплекс специальных упражнений для паркинсоников.

Затем выступил проф. Иллариошкин С. Н., который кратко рассказал о развитии методов лечения БП за последние 70 лет, и о перспективных направлениях, разрабатываемых сегодня.

И последнее выступление порадовало нас больше всех: выступила гостья из Санкт-Петербурга, возглавляющая там «Школу паркинсоника». Она сказала:

– Я не буду в очередной раз рассказывать вам о медикаментозных и прочих методах лечения, а расскажу о том, как с этой болезнью жить.

И она очень живо и доходчиво, на примерах, показала нам, что с БП жизнь не кончается, а просто приобретает несколько другую окраску.

Основной идеей является то, что только собственный оптимизм, несмотря ни на что, является главной исцеляющей силой.

– Обязательно надо быть востребованной в жизни – работать, помогать детям, возиться с внуками. Обязательно иметь какое-то любимое занятие и находить на него время, пробивать по всем инстанциям положенные вам лекарства, заниматься спортом, танцами, плаванием – в общем, вести подвижный образ жизни и не стесняться своего состояния, а спокойно вести себя так, как вам удобно, и с благодарностью принимать помощь окружающих, если таковая потребуется.

– Мы понимаем, – сказала гостья, – что все, что вы делаете, дается вам труднее, чем здоровым людям. Но только физическая нагрузка, а не кресло перед телевизором, даст вам возможность надолго продлить свою активную жизнь, и не стать обузой для родственников!

Вот на этой мажорной ноте закончилась торжественная часть, и началась развлекательная танцевальная программа. Отдельно надо сказать об организации этого мероприятия.

Информация на сайте Общества борьбы с БП была размещена заранее, причем, очень красиво и красочно, в виде пригласительного билета со всеми необходимыми данными.

Место встречи – Зал «Царский» в Измайловском дворце. Проезд до метро «Партизанская» (бывшая станция «Измайловский парк»). Там, прямо на платформе нас встречали волонтеры, которые объясняли, что около выхода из метро нас ждут микроавтобусы, которые довезут до места назначения. Очень вежливые девушки встретили нас у автобуса, помогли разместиться, и через три минуты мы уже были во дворце.

Дворец – чудо! Просто теремок из сказки! Поднялись мы на лифте на 4-й этаж, и оказались в «Царском» зале, где все уже было готово к приему гостей: по центру стояли стулья и столы для президиума, а по периметру были накрыты большие круглые банкетные столы на 10–12 человек. В одном из уголков разместились картины художника-любителя, тоже больного БП, а на шторах прикреплены листочки со стихами, написанными нашими же коллегами по несчастью. Столько талантливых людей, оказывается, среди нашей братии! И главное – все «отъявленные» оптимисты!

Ровно в 14 часов мероприятие началось. После выступлений руководства и гостей началась развлекательная программа.

Выступил ансамбль «Одухотворение», где с инвалидами (молодежью) занимаются профессиональные преподаватели бальных танцев. Так они танцевали трогательно, так старались – просто слезы на глазах! Не сдаются люди, стараются жить полноценной жизнью. Просто молодцы!

А как танцевала румбу девушка в инвалидной коляске с красавцем партнером! Хорошенькая, изящная, грациозная – ей бы на шпильках танцевать, а не на колесах! Но так распорядилась судьба. Может, в аварию попала… Но не сдалась, и в этом танце просто вызывала восхищение!

Потом организаторы подняли всех желающих и все вместе прошлись по залу сначала в «Полонезе», затем в «Вальсе» и «Московской кадрили».

Молодые танцевали со стариками – больными и немощными. Но молодежь улыбалась, а у стариков задорно блестели глаза при взгляде на молоденьких партнерш, распрямлялись спины, лучше двигались ноги! А женщины, глядя на своих юных партнеров, начинали флиртовать, чуть-чуть, самую малость! Чувствовалось, что они получили большой заряд бодрости и хорошего настроения!

И завершили танцы всеобщим хороводом, на который нас с подругой подняла сама Наталья Владимировна (Федорова). Уж ей отказать мы не могли!

Пока народ отплясывал в центре зала, откуда мы растащили все стулья к банкетным столам, вышколенные официанты уже разнесли закуски и фрукты по столам, и к концу танцевального марафона все смогли перекусить и утолить жажду. Все было сделано вовремя и на достойном уровне. Большое спасибо фармацевтической фирме, которая организовала эту встречу!

Еще были показаны два небольших ролика о школе танцев для больных БП и занятия с такими же больными в США. Потом всем женщинам подарили еще и по розочке и благополучно отправили на автобусах к метро.

Все было мило, спокойно и, что уж лукавить, очень приятно. Так хорошо организованного мероприятия я еще не видела, хотя и все предыдущие встречи тоже были организованы вполне достойно.

5 июля 2014 года .

Сегодня у меня случилось удивительное событие; первый раз за все три года болезни мне позвонили из нашей районной поликлиники и торжественно сообщили, что для меня оставлен талон к паркинсонологу на 22 июля – почти срочный: всего-то 2,5 недели нужно подождать! И забрать его надо 20-го, так как до этого времени невролог будет в отпуске, и некому будет написать направление и выписку.

У медсестры, которая сообщила мне о талоне, был такой торжественный, соответствующий важности события, голос, что можно было подумать, – она сообщает мне, по меньшей мере о награждении меня Государственной премией, уж не знаю – в области чего! Скорее всего – за долготерпение, которое к этому времени было у меня почти на исходе.

Я уже собиралась начать писать жалобы по инстанциям, но тут-то талон и подоспел!

Все эти годы меня честно записывали в толстую тетрадь и обещали талон в течение месяца. Но проходил месяц, и два, и три, а талона не было. Тогда я топала в ДКЦ, и где – уговорами, где слезами, где – просто нахальством, (а что делать?), я проникала на прием к врачу. И нашего невролога это полнее устраивало: к ней больше не пристают с требованиями выдать талон – и хорошо!

Вот ведь что удивительно: все в курсе, что болезнь Паркинсона – это не банальный насморк, от которого в аптеке миллион капель, мазей, таблеток, да и просто – народных средств, которыми можно воспользоваться с положительным результатом для здоровья, даже без рекомендаций врача.

Но когда идет подбор лекарства конкретному паркинсонику – это очень ответственный момент. И от правильного или ошибочного решения врача зависит вся твоя дальнейшая жизнь: или согнешься пополам, будешь ползать черепахой и корчиться от боли, или выпьешь лекарства по схеме – и побежишь как здоровенькая. Почувствуйте разницу!

Здесь все имеет значение: забудешь в нужный час выпить нужную четвертинку какой-то таблетки – и все лечение насмарку!

Все препараты надо на себе попробовать хотя бы месяц, чтобы почувствовать результат. И если доктор говорит, что нужно прийти через месяц, то вот тогда мне и нужен талон, а не через три месяца, и не через полгода!

Хотя были моменты, когда я уже несколько раз посетила паркинсонолога, проникнув к ней «окольными путями», а про талон наш невролог даже и не намекала. Нет талонов – и всё! Ждите!

И самое обидное – им ничего не стоит позвонить в ДКЦ и зарезервировать талон на нужное время конкретно на мою фамилию, как делают с лекарством в аптеке. Но им это даже в голову не приходит. А зачем напрягаться? И так переживет!

Ведь формально они ничего не нарушают: В книгу записали, на очередь поставили – и ждут… А все эти «нюансы» моей личной жизни их ничуть не интересуют. Наверное, каждый остро чувствует только свою собственную боль, а чужую – по мере поступления талонов.

Что-то я тут философию развела!

Так вот. Я побежала к календарю, чтобы отметить эту радостную дату, но оказалось, что 20-е – это воскресенье, и меня вряд ли ждут в поликлинике. Пойду в понедельник, не опоздаю.

Интересно, что сможет мне посоветовать наша новоиспеченная паркинсологиня? У Табаковой был уже большой опыт работы, а у этой – только трехмесячные курсы повышения квалификации, на которых ее за эти три месяца попытаются сделать паркинсонологом.

Вот вроде в Москве живешь. Кажется, что уж тут-то тебя без квалифицированной помощи не оставят. А вот коснулось, что такая серьезная болячка прицепилась – и нет никого. Все разбежались! Вернее – специалисты есть и, наверное, неплохие. И лекарства они порекомендуют.

Но все дело в том, что их рекомендации вовсе не указ для невролога районной поликлиники, которая может выписать бесплатно эти препараты только на основании заключения окружного паркинсонолога в ДКЦ.

Хоть десяток специалистов обойди, хоть кучу рекомендаций принеси, а как поется в одной старой песенке: «А идти придется к лысому в этот синий понедельник»!

Мне придется идти, правда, во вторник, но это вовсе не меняет сути происходящего.

Как мне рассказывали подруги по несчастью, в некоторых ДКЦ заключение специалиста кафедры в Боткинской больнице является истиной в последней инстанции, и они безоговорочно выписывают все препараты, которые там назначили.

А вот в нашем округе доктор предпочитала иметь собственное мнение по этому вопросу, и просто игнорировала эти рекомендации. Я не знаю, может, она была и права, что не торопилась выписывать мне более сильные лекарства, а пыталась заставить работать мой организм. Но я чувствовала, что он не справляется с болезнью при ее назначениях, а как добиться нового лекарства – я не знала. Теперь вот будет новый специалист – посмотрим, что она решит.

И каждый раз чувствуешь себя какой-то бедной родственницей. Когда приходишь за очередной порцией лекарства: будто от сердца отрывают!

Нет! Никогда у нас не будут врачи интересоваться состоянием своих пациентов – ни за деньги, ни без оных! Просто потому, что теперь их учат не лечить болезнь, не искать и устранять ее причину, а вовремя «пустить пациента по кругу»! Пусть походит, сдаст все анализы, обойдет других специалистов, тогда есть шанс, что он выдохнется на этом марафоне и больше в поликлинику не придет. Что и требовалось!

Но я такой радости им доставить не могу! Я уже поняла, что если я не буду их тормошить, то про меня просто тихо забудут. А мне это совсем не нравится. Так что в понедельник я им напомню о своем существовании, во вторник схожу в ДКЦ, а потом опять в районную с результатом от окружного паркинсонолога.

Интересно, поменяет она мне лекарство или дозу увеличит?

Впрочем, ждать осталось недолго, во вторник все и узнаем…

21 июля 2014 года.

Вчера днем меня внезапно охватило сомнение, а верно ли я поняла медсестру, когда она сообщала мне о наличии талона к паркинсонологу?

Вдруг мне надо было прийти не после, а до 20-го? Вот будет здорово, если я явлюсь в понедельник в поликлинику, а невролог в отпуск только что ушла? И где мне тогда мой драгоценный талон искать? Сделать я уже ничего не могла: в воскресенье кто-то есть в поликлинике только до 15-ти часов, а я встрепенулась уже ближе к пяти вечера. Так что нервничать смысла не было, и я оставила этот вопрос по примеру Скарлетт – Об этом я подумаю завтра!

Сегодня утром, едва дождавшись 8-ми утра, я дозвонилась в поликлинику и с радостью узнала, что невролог сегодня работает во вторую смену. Я полетела по другим делам, и по пути зашла в поликлинику, чтобы мою карту положили в общую кучу, и мне потом не дожидаться, когда ее принесут из регистратуры.

Пролетев по Москве почти из конца в конец – для бешеной собаки семь верст – не крюк, не сделав намеченного и пребывая не в лучшем расположении духа, я вернулась в поликлинику и без 20-ти минут два уже сидела у кабинета невролога. Передо мной был только один человек – молодой парень с палочкой, довольно симпатичный, только очень худой.

Судя по походке и дрожи в левой руке, он был моим «коллегой». Минут через пять появилась долгожданная неврологиня. Загорелая до немыслимой черноты, она мышкой проскользнула мимо нас в свой кабинет, не полнимая глаз и не поздоровавшись. Через несколько минут появилась медсестра Ираида с пачкой амбулаторных карт. Она громко и весело поздоровалась с пациентами, прошла в кабинет и так же бурно приветствовала своего доктора.

На некоторое время в кабинете наступило затишье, потом выглянула сама неврологиня и пригласила зайти этого парня, за которым я заняла очередь. Видимо, он пришел за рецептом, потому что вышел очень быстро и сел в коридоре ждать рецепт.

Я честно подождала до 14.00 и заглянула в кабинет, но доктор попросила немного подождать. Потом вышла медсестра и протянула мне несколько заполненных бланков.

– Вот Вам талон, направление и выписка, поставьте внизу печати, а остальное Вы знаете, не первый раз идете, – и повернулась, чтобы уйти.

– Подождите! Мне еще рецепт на лекарство нужно!

– Ну, за рецептом пройдите к доктору, и вообще за лекарством записываться надо, – начала она свою обычную тираду, но я уже нырнула в кабинет, и сообщила о своем желании получить рецепт непосредственно неврологине.

– А лекарство в аптеке есть? – задала она свой стандартный вопрос.

– С утра не было, а сейчас, может, уже привезли, – бодро сказала я. Но ее это не утроило, ей очень хотелось от меня отделаться хоть на какое-то время.

– Ну, вот когда привезут, тогда и приходите! – и я вышла из кабинета.

Зашла к зав. отделением, подписала направление в ДКЦ, и пошла в аптеку, узнать о наличии лекарства. Мне сказали, что есть только 2 пачки по 4 мг, а мне нужно три. Возвращаюсь в кабинет и объясняю ситуацию. Врач принимает Соломоново решение: сейчас выпишу две пачки, когда привезут лекарство, – еще одну. И меня опять выставили из кабинета – дожидаться рецепта.

Пока я сидела в ожидании, от нечего делать уткнулась в выписку, которую мне приложили к талону. Там явно была сделана ошибка в количестве препарата: 0.008 вместо 0.012.

Тут вышла медсестра с моим рецептом и картой, и отправила меня опять к зав. отделением оформлять рецепт. Я попыталась всунуть ей бланк с ошибкой, но она велела самой идти к врачу. И я опять появилась в кабинете.

Доктор посмотрела на меня с неподдельным удивлением:

– Теперь что?

– Я тут хочу попросить Вас своей ручкой исправить описку, – как можно дипломатичнее произнесла я, и объяснила, где нужно исправить.

– Ах, да! Тут надо было поставить 1.2! – и она исправила что-то в нужном месте. Я с благодарностью удалилась. Наконец, пришла зав. отделением, подписала рецепт, и я пошла в аптечный киоск, наивно полагая, что теперь-то я уже смогу уйти домой. Но не тут-то было!

Я протянула рецепт фармацевту, но она вернула мне его:

– Я же сказала, что у меня 2 пачки по 4 мг, а она Вам выписала 8 мг!

– Но в сумме-то получается 8 мг, – наивно подсчитала я.

– Нет! Я так не имею права отпустить! Идите и исправляйте рецепт! – отправила она меня.

Чувствуя, что мое терпение находится уже где-то совсем близко к нулю, и представляя немую сцену при моем очередном появлении в кабинете невролога, я опять поплелась на второй этаж.

Перед дверью, объяснившись в очередной раз перед раздраженной публикой, я глубоко вздохнула и нырнула в кабинет. Немая сцена в «Ревизоре» явно померкла. Неврологиня, молча, смотрела на меня, а я тихо двигалась к столу, готовая в любую минуту отпрыгнуть обратно к двери.

– Что на этот раз не так? – грозно спросила она.

– В аптеке просят исправить рецепт! – тихо проблеяла я и показала неправильные цифры.

– Оставьте на столе. Придет Ираида и исправит. Вы ведь не сказали, что там упаковки по 4 мг!

Я не стала с ней спорить и рассказывать, что в нашей аптеке ни разу не было упаковок по 8 мг, чтобы не навлечь на себя еще какую-нибудь обвинительную речь и вышла из кабинета. Прошел уже час с тех пор, как я первый раз вошла в кабинет. А я еще даже рецепт не выписала.

Вот вернулась в кабинет медсестра. Через несколько минут она вылетела и пронеслась в кабинет зав. отделением – сама пошла подписывать исправленный рецепт. Потом громко позвала меня через весь коридор, вручила рецепт, я произнесла что-то вроде:

– Надеюсь, что уж сейчас мы прощаемся «насовсем», – и пошла в очередной раз в аптеку. Получила свои заветные две пачки лекарства, облегченно вздохнула и выползла из поликлиники.

Пожалуй, не скоро мне захочется прийти сюда еще раз. Но завтра мне предстоит поход в ДКЦ. Интересно, как пройдет эта часть моего тесного контакта с медициной?

22 июля 2014 года

Всю ночь я спала очень беспокойно, просыпаясь почти каждый час – боялась проспать. В 6 часов я все-таки встала, чтобы не мучиться: все равно не уснуть, да и оставшиеся до подъема 15 минут погоды не сделают. Талон мне дали на раннее утро – на 8.20, № 1. Ехать мне до ДКЦ примерно час, это если без пробок. Поэтому я планировала выйти из дома в начале восьмого.

Тихонько прошла на кухню, приготовила завтрак – муж с внучкой оставались дома, поэтому завтрак ребенку должен быть на столе. После одного случая, когда дедушка из лучших побуждений поддался на просьбы Анюты и дал ей попробовать копченой рыбы, после чего ей стало плохо и возникли признаки о отравления и расстройство желудка, дедушка поставил вопрос ребром:

– Если оставляете Анюту со мной – еда для ребенка должна быть на столе (или в холодильнике)! Что оставите, тем и буду кормить, чтобы не быть потом виноватым в последствиях!

Он тогда так переживал за Анюту, что мне его жалко стало! Хотя по нашим с дочкой соображениям ни он, ни копченая рыба – не причем! Скорее всего – это был вирус желудочного гриппа, потому что в детском центре, глее занималась Анюта, несколько мам пожаловались, что в это же время точно такие же симптомы были у их детей, и так же быстро прошли без всяких последствий.

Но дед винил во всем только себя, и категорически отказался решать вопросы с ее питанием. Тем более, что Анюта начинает еду с конфет, мороженого и клятвенных заверений, что потом она съест все, что дадут. А теперь у деда есть все основания сказать:

– Бабушка приготовила тебе вот это, поэтому ешь без капризов, а потом получишь сладкое, если будешь в состоянии еще что-то съесть. Иначе – можешь ходить голодная до прихода бабушки!

Анюта сначала пыталась капризничать, но номер не прошел, дед был непреклонен! И она сдалась.

Что-то я отошла от темы.

Так вот. В 7.10 я была готова и вышла из дома. Муж получил все ценные указания и закрыл за мной дверь. Я спустилась на лифте на первый этаж, и тут обнаружила, что отправилась на улицу в домашней обуви! Вот молодец! И никто не заметил! Правда, эти сабо вполне можно и на улице носить, но все-таки у меня они числятся тапочками, поэтому пришлось подняться и переобуться.

Вот с этого момента день как-то и не заладился!

Сначала у меня «увели» лифт из-под носа, и стали внизу его стройматериалами загружать. Пришлось спускаться пешком с седьмого этажа. А время-то бежит!

Потом долго не было троллейбуса. Затем оказалось, что из-за дорожно-строительных работ нужную мне остановку перенесли метров на 150 дальше. Пришлось возвращаться к переходу, ждать у светофора, а потом опять 150 метров – в обратную сторону. А часики-то тикают! Да и хожу я теперь значительно медленнее, чем раньше, и никак не приучусь делать нужный запас времени, все по-старому считаю. А давно пора уже полчасика лишних прихватывать в расчетах!

Добравшись, наконец, до ДКЦ, я села перед кабинетом и стала ждать, но врач не приходила. Какая-то девушка спросила:

– Здесь какой врач принимает? Аксенова?

– Пока никакой! Я Курбатову жду? – сказала я.

– Так она в своем кабинете сидит. Вон там, у окна. Я сейчас только туда заходила! – удивленно объяснила мне девушка. – А здесь Аксенова должна принимать. У меня талон.

Я подскочила и понеслась в другой конец коридора. Времени до приема оставалось 3 минуты, а я тут прохлаждаюсь! Но на талоне ясно написано: каб. № А-221. Заглядываю в кабинет, куда меня девушка направила. Курбатова там, собирает истории болезни и собирается уходить. Я уточнила, что принимать она будет все-таки в 221 кабинете, и мы с ней пошли вместе. Я еще подождала, пока у нее загрузится компьютер, и меня пригласили в кабинет.

Сразу хочу отметить, что за все время моих хождений по врачам, Курбатова – это тот редкий случай, когда общение с доктором доставляет не только пользу, но и удовольствие. Спокойная, улыбчивая, внимательная, никуда не спешащая и не бегущая, способная выслушать и обсудить все мои жалобы, развеять сомнения и поднять настроение. Пожалуй, еще только к неврологу в ДКЦ Боткинской больницы Т. В. Поповой я хожу с таким же удовольствием.

Хорошо, что все-таки есть и молодые врачи, из которых со временем получатся классные специалисты. Значит, еще не рухнет наша медицина, когда старые специалисты уйдут на пенсию.

Я рассказала ей про свои эксперименты с лекарствами и об их последствиях, она меня покрутила, повертела, и сказала, что мое состояние ее вполне удовлетворяет на фоне приема назначенных лекарств. Дала мне дополнительно несколько препаратов для расслабления мышц спины, посоветовала все-таки ходить в бассейн, делать массаж и зарядка, зарядка, зарядка! В этом мое спасение и залог приличного состояния. Так что, несмотря на всю мою лень и лютую ненависть к занятиям физкультурой, инстинкт самосохранения все-таки должен же, наконец, проснуться во мне. Ведь альтернатива у меня небольшая: или делать зарядку и жить нормальным человеком, или бездельничать и в недалеком будущем сесть в инвалидную коляску. Вот такой выбор. Что посоветуете?

Вот то-то и оно!

На этой бодрой ноте мы распрощались с доктором на полгода, до декабря. Я вышла из поликлиники, прыгнула в подвернувшуюся очень кстати маршрутку, потом пересела на троллейбус и, пока ехала, успела написать зятю СМСку с поздравлениями с днем рождения. Так, банальный экспромт, но от души:

Муть, конечно, но ничуть не хуже текстов, которые написаны на покупных поздравительных открытках.

Приехала домой я довольно быстро, и стала собирать вещи на дачу. Мы с Анютой два дня просидели в Москве и уже стремились на природу. Я честно посмотрела в интернете расписание электричек, подобрала такую, чтобы не ждать долго, Наконец, оторвала Анюту от компьютера, но поесть так и не смогла уговорить, дедушка проводил нас до троллейбуса, и мы отправились в путь.

До электрички добрались быстро, взяли билеты и прошли на платформу. Но каково же было мое изумление, когда я увидела, что в расписании на платформе совершенно другие электрички и другое время. Три электрички, на которых мы могли бы уехать, заменили короткими, и нам пришлось ждать 42 минуты на солнце, так как с платформы уже не уйдешь через турникет в город. Бедная Анюта извелась вся. Хорошо еще, что рядом с нами остановился парень, который вез в переноске большого, желтоглазого, черного кота. Кот был обычный, гладкошерстный, но крупный, ухоженный и спокойный.

Парень приоткрыл сумку и разрешил Анюте погладить котяру к обоюдному удовольствию. Время с котом пошло быстрее, и мы, наконец, дождались своей электрички. Кот» вышел» в Никольском, а мы поехали дальше.

Прочитав журнал и исписав страницу тетрадки крестиками и ноликами, Анюта сказала:

– Бабушка! Я есть хочу! У тебя есть какая-нибудь булочка?

Вот тут я дала маху. Дома-то я ей поесть предложила, а с собой ничего не взяла, так как рассчитывала к трем часам уже быть на даче. Но почти на час задержалась электричка, еще неизвестно – сколько будем добираться от электрички до дачи.

Я могла только предложить ей куриный бульон и отварную курочку. Да еще красную рыбу без хлеба. Я просто забрала все это из дома на первый раз поесть. У нас там вполне приличный магазин, и везти все из Москвы нет никакого смысла.

От предложенных «деликатесов» Анюта отказалась. Но минут через десять – голод все-таки не тётка – моя девица сменила гнев на милость и согласилась попробовать бульон. Я смотрела на ее реакцию.

Отпив один глоток и прислушавшись к своим вкусовым ощущениям, она кивнула головой, подняла вверх большой палец, что означало «мне нравится», и с удовольствием выпила примерно стакан бульона из бутылки. Вот и отлично! До дома доживет, а там найдем, что поесть. На нашей станции, в дополнение ко всему, у нас увели из-под носа последнего частника, который ехал в нашу сторону. И нам пришлось ждать следующую машину еще минут 15. Уж как день начнешь, так и проведешь!

Когда мы, наконец, добрели до участка, то выяснилось, что у нас целый день не было воды. Цветы поникли, трава пожелтела, для мытья рук осталось 2 пятилитровые бутыли с водой. Зато в центре участка стоял роскошный надувной трехметровый бассейн, накрытый сверху специальной мягкой крышкой. Это сокровище родители купили для Анюты еще в начале лета. Но сначала было некогда ставить. Потом – холодно. Потом мы несколько дней сидели в Москве, так как на даче не было электричества, потом были еще причины. И вот в эти выходные Анюта все-таки вдохновила их на этот подвиг. И теперь эта махина стояла в центре участка во всей своей красе.

Про голод было мгновенно забыто, и моментально раздевшись, Анюта понеслась к бассейну. Вода, простоявшая с самого утра под темной крышкой, нагрелась до температуры парного молока, и лезть в нее было приятно, закинула в него Анюту, а потом часа полтора не могла ее оттуда выманить. Она металась от меня от бортика к бортику, а я бегала вокруг бассейна как наседка и кричала:

– Анюта! Вылезай сейчас же! Ты простудишься!

А она в ответ:

– Бабушка! Я два часа со шлангом стояла! Это моя вода, сколько хочу – столько и купаюсь! Ну, ба-а-бушка-а-а! Я еще немножко!

Но вот, видимо, ей действительно надоело купаться или она замерзла, но когда я уже отошла от бассейна, расписавшись в собственном бессилии извлечь эту русалку из воды, она вылезла сама и отправилась в комнату переодеваться. И затихла… Я зашла посмотреть, чем она там занимается. Анюта лежала на кровати, с головой укрывшись одеялом и обложившись мягкими игрушками. Я потрогала ее ноги – они были ледяные. Пришлось срочно надевать на нее шерстяные носки, напоить горячим бульоном с парой бутербродов с ветчиной и сыром, и заварить чай со свежей малиной. Аня морщилась и пищала – она не любит чай в принципе – но немного все же выпила. И я отправила ее спать.

Наконец-то кончился этот длинный, сумасшедший день.

Всю ночь я трогала ее лоб и поправляла сползшее одеяло – как бы не простудилась! Но она спала крепко и безмятежно, и проснулась уже около девяти утра в добром здравии и прекрасном расположении духа.

Поход к врачу не дал каких-то кардинальных изменений в лечении, и не произвел на меня такого отрицательного впечатления, как было раньше. Это уже был положительный момент. Значит, все еще не так плохо. Но третью стадию по Хен-Яру доктор мне все-таки поставила. Вот так и балансирую на грани 2.5–3.0.

С завтрашнего дня начинаю новую жизнь с утренней зарядки. А если хватит терпения – то и вечером еще помашу конечностями. Буду вырабатывать характер. А интересно, он у меня есть или нет? И если нет, то где его взять?

9 сентября 2014 года

Вот и закончился один этап моей жизни и начался другой!

Мы честно вырастили свою внучку Анечку до состояния первоклашки, и теперь нам предстояло выпустить ее в большую жизнь, передав всю ответственность родителям и школе.

У Анюты тоже должен был начаться новый этап ее маленькой жизни, но она не очень заморачивалась по этому поводу: ранец, форму, канцтовары и прочие мелочи ей купили еще в мае, обувь надо было покупать сейчас, по ноге, а учебники должны были организованно выдать детям первого сентября. А чего бояться и о чем думать – она просто еще не представляла, а потому и не боялась.

Тем более, что мы водили ее в подготовительный класс, учительница и ребята были знакомые, школу она уже исследовала, подруг завела – так что и переживать не было причин.

Волновалась только я: как бы не заболела перед школой.

Но все прошло благополучно, ребенок начал свою взрослую жизнь, а я, наконец, решила заняться своей, поскольку особенно последний год я себя совсем запустила: к Федоровой на кафедру так и не собралась, зарядку не делала, литературу по теме не штудировала, даже на лечебные танцы ни разу не сходила. Спина совсем разболелась и отказывала исполнять свои «прямые» обязанности, про ноги – и вообще говорить нечего – за все лето я так и не съездила за стельками и ортопедической обувью, которую мне любезно выписали по инвалидной карте.

Так что теперь я решила заняться собой серьезно, и отправилась к неврологу для начала хотя бы выписать лекарства на следующий месяц.

Очень не люблю посещать этот кабинет, вернее – его обитателей, но никуда не денешься: раз в месяц приходится приходить за лекарством. В другом округе Москвы моя подруга получает лекарства сразу на квартал, а в нашем и на месяц получить – находишься.

К моей великой радости невролога по какой-то причине не оказалось, и я пошла к терапевту. Она без проблем выписала мне рецепт, а я еще попросила дать мне направление в ДКЦ в Дневной стационар на капельницы. Два года назад мне делали капельницы с Цитофлавином, и мне тогда здорово помогло. Потом я как-то забыла про этот препарат, а врачи ведь не предложат, если сама не попросишь! Вот я и попросила.

Оказалось, что Дневной стационар есть в нашей головной поликлинике, с которой нас слили в начале года, и мне не придется ездить так далеко. Я взяла направление на все необходимые анализы и вышла вполне довольная визитом.

Через десять дней я уже была готова начать процедуры и пришла к врачу узнать, во сколько приходить, и заодно посмотреть результаты анализов – сахар, холестеринчик и прочее, что обычно отравляет жизнь в нашем возрасте. К моей радости все оказалось почти в норме, меня записали в журнал назначений, завели карту и велели приходить в понедельник к 11 часам.

Вот на этом визите я хотела бы остановиться подробнее.

Впервые за последние три года моих мытарств по кабинетам, здесь меня приняли как родную: и усадили, и расспросили и объяснили, что нужно принести и почему. Я побеседовала с терапевтом, получила ответы специалиста на все мои вопросы. Людмила Дмитриевна, так зовут терапевта в дополнение к капельницам предложила еще проколоть витаминный комплекс Кокарбоксилазы (на базе витамина В1) и В12, дала мне на пару дней свой справочник по лекарственным сборам – меня интересовало лечение бронхита. Что-то я уже с зимы никак не могу прокашляться – все время что-то мешает слева, так и хочется там ершиком пошевелить. И флюорографию делала, и антибиотики глотала, и врачи меня слушали в 4 уха – ничего не нашли. И эта врач тоже не нашла ничего, но книжку дала и предложила травки попить. Вот теперь два выходных буду лекарственные сборы изучать.

В понедельник я пришла к назначенному времени. И меня сразу пригласили на свободное место – никакой очереди, все чистенько. Девочки приветливые, воркуют надо мной, иглу в вену воткнули под разговоры – я и не почувствовала. Но, не успела я порадоваться за себя и за нашу медицину, как доктор сообщила, что новая заведующая уже намекнула, что по возрасту ей уже могут предложить уйти!

Вот так! Как хороший специалист, – так его обязательно за что-нибудь снимут!

А на следующий день дежурным оказались кроме двух сестричек еще и медбрат Данила. Данила-мастер, как я его назвала! Ну, просто прирожденный медик! Я была уверена, что он учится в медицинском, но ошиблась. Он мне объяснил после долгих моих расспросов, что учится на специалиста торгового дела.

– Понимаю. Деньги! – с разочарованием протянула я.

– Чтобы обеспечивать семью, приходится думать о деньгах! – с сожалением сказал парень.

Вот так медицина лишилась прекрасного врача. А он просто создан быть медиком. Все бабульки требуют только его, а он со всеми вежлив и обходителен, капельницы ставит как Бог! Уколы делает не прикасаясь. В общем – руки золотые.

Так кто останется в этом стационаре через полгода, когда мне придется повторить этот курс?

Но что сейчас думать о плохом, когда пока все хорошо. На капельницы хожу с удовольствием, реально ощущаю улучшение своего состояния – так чего еще надо нормальному пациенту!

И вот что интересно: когда встречают тебя как врага – всегда потом есть, что рассказать, а когда все тепло и радостно – вроде и рассказывать нечего.

Но мне так хочется поблагодарить этот коллектив, только еще не решила, куда написать: в районное Управление здравоохранения или в Управу. Сейчас проходит конкурс на лучшего врача и медсестру. Может, это им поможет? Хоть с работы не уволят. Только надо поторопиться!

29 октября 2014 года

Три недели назад я закончила эпопею с капельницами, которые, как выяснилось, надо было делать 2 раза в год – весной и осенью, – а не раз в два года, как получилось у меня. Цитофлавин, который в меня вливали десять дней подряд, оказал на меня просто сказочное действие. Впервые за три года у меня перестала болеть спина, причем – после второй же капельницы!

Это было такое счастье! Неужели она болела от чего-то другого, а не от БП?

Я совершенно осознанно почувствовала, что боль куда-то ушла, и я могу ходить прямо, как все нормальные люди, а не согнувшись в три погибели! Я почти перестала уставать от прогулок по улице. Да, я ощущала, что при более быстром темпе ходьбы я начинаю сгибаться, но это было совершенно безболезненно! Я распрямлялась и шла дальше, не испытывая этого ужасного ощущения полной зажатости всех ребер, легких и что там еще имеется у нас внутри грудной клетки. У меня перехватывало дыхание от резкой боли. Я должна была остановиться, сделать глубокий вдох, чтобы снять этот спазм, постоять немного, затем распрямиться – и только тогда я могла продолжать движение еще несколько минут, до следующего приступа.

А теперь – это же совсем другое качество жизни!

Я просто на крыльях летала!

И надо же было мне обратиться к заведующей этим дневным стационаром с просьбой: выяснить, что там у меня в районе верхушки левого легкого временами хрюкает и скрипит! Причем, уже с февраля этого года, после того, как я перенесла какую-то инфекцию, которая сопровождалась небольшим кашлем.

Вроде меня это не очень донимало физически, но раздражало морально. Когда я не понимаю, что со мной происходит, меня это напрягает!

Доктор меня послушала, сказала, что дыхание немного жесткое, и предложила сходить к пульманологу в этой же головной поликлинике, куда нас присоединили с начала года.

– У нас прекрасный пульмонолог, очень опытный, внимательный! Уж она-то Вас выслушает со знанием дела, а там уж решит: нужно на рентген или нет, сказала она, и я отправилась в путь-дорогу.

Но ведь по нынешним правилам, – глупее придумать было трудно, – я сначала должна была попасть к своему терапевту в родном филиале этой головной поликлиники и получить талон и направление к этому специалисту.

Естественно, к терапевту запись была на эту неделю закрыта, и попала я к ней только через 12 дней. Нормально, да?

Изложив свою просьбу, я получила очень ценную информацию: пока я ждала приема у терапевта, – пульманолога уволили, и поэтому мне сделали не менее ценное предложение – прошвырнуться в окружной туберкулезный диспансер, и уж там-то меня обслужат по первому разряду.

Я с содроганием представила себе это заведение, кишащее, как я себе представляла, туберкулезными палочками, и, в отличие от терапевта, не испытала ожидаемой ею радости. Ехать надо было довольно далеко и неудобно, анализы заставят сдавать все заново, плюс еще некоторые специфические – не буду вдаваться в подробности, делать Манту или что-то похожее, но для взрослых – раньше это называлось «пуговка», и конечно, рентген – как же без него!

А ведь нужно-то было всего лишь внимательно послушать меня фонендоскопом знающему специалисту. И всё!

Так нет! Надо отправить несчастного пациента по большому кругу, угробить кучу государственных средств, облучить рентгеном в двух ракурсах, и заставить ходить на прием к врачу в это богоугодное заведение 4 раза, так как в один день все сделать им не хочется: чем больше я буду ходить, тем больше у них зарплата! И это нормально?

Как человек, давно наученный жизнью и горьким опытом, вечером, уже около восьми часов, я позвонила в регистратуру – узнать, когда принимает наш врач. Мне сказали, что завтра с 9 до 13 часов. Я усомнилась, т. к. утром мне сказали, что и сегодня она с утра принимает. Но девица из регистратуры уверенно повторила про утренний прием и положила трубку.

На следующий день я отправилась в диспансер, предварительно уточнив по интернету свой маршрут. Приехала на нужную остановку, вышла – кругом ни души! Прямо «Пале один на свете» – была у меня в детстве такая книжка, оставила неизгладимое впечатление!

Кругом одни заборы, все здания находятся в глубине этих территорий, ни номеров домов не видно, не вывесок на заборах нет. Куда идти – непонятно.

Тут подошел очередной автобус, несколько человек, вышедших из него, несколько оживили это безлюдное место. Слышу, какой-то парень у мужика про диспансер спрашивает. Я напряглась, и по жестам поняла, куда он его направил. Ну, думаю, и мне туда же, главное – не отстать, не потерять его из виду!

Ну, и потопала я за ним. Долго шла. Пришла. Читаю вывеску: Районный психоневрологический диспансер №…

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Хорошо, конечно, что это – диспансер, но он несколько иного профиля, и сюда мне, пожалуй, еще рановато! Вот побегаю еще пару часов, свой поищу, и если не найду – тогда прямым ходом сюда пойду сдаваться!

А вокруг опять пусто. Вернулась снова на остановку – все-таки есть надежда, что кто-то из следующего автобуса выйдет! На мое счастье с другой стороны проспекта пришла молодая женщина с коляской, она и объяснила, в какую щель между этими многочисленными заборами надо просочиться, чтобы попасть в нужное мне заведение.

Добралась я, наконец, до облезлого, невзрачного крыльца. На стене висит крошечная табличка с названием организации, а вокруг опять ни души! В моем представлении – в таком месте народ должен пачками ходить, муравьиная тропа должна быть проложена – ведь такой диспансер один на весь юго-западный округ. Или у нас такой контингент в округе здоровый, что и туберкулеза нет? Удивительно!

Прохожу в регистратуру, подаю документы, а мне вежливо сообщают, что доктор будет с двух часов.

– Вы что, позвонить не могли вчера? – хотела меня ткнуть носом за мою несообразительность медсестра.

Тут уж я им в красках объяснила ситуацию и сказала, что раз это их вина, пусть меня направят к любому доктору, все равно я первый раз. Хоть направления на анализы даст, а потом уж, с результатами, можно и к своему идти. Они пошептались между собой, но карту выдали.

Заведение это оказалось довольно старым, но относительно чистым и тоже пустым. Несколько человек бродили от кабинета к кабинету, сдавая все, что от них потребовали.

Я зашла к врачу. Очень приятная молодая женщина – жаль, что не мой доктор, – внимательно меня расспросила, послушала мои хрипы, дала мне кучу направлений на анализы и пробы, и я присоединилась к броуновскому движению немногочисленных пациентов.

Управилась я со всеми этими анализами где-то часам к двенадцати, остался только рентген на завтра. Ну, и отправилась домой, потеряв полдня времени и килограмм нервов. И зачем меня туда понесло? Просто натура «козерожья»: раз решила, что нужно выяснить, что во мне рычит, значит пойду выяснять до победного конца!

Сама страдаю от своего характера, а измениться не могу!

– Природа науку преодолевает! – как говорила по любому подходящему поводу на заре моей юности одна наша пожилая сотрудница. Мудрая была женщина…

На другой день я пришла только на рентген, но снова просидела полдня. Народу было всего два человека, но рентгенолог сначала делала снимок, потом проявляла его, затем отпускала пациента, брала следующего, но все время отвлекалась на вопросы врачей и больных, и еще к ней, как пчелы на мед, без конца залетали медсестры за снимками. Вот и получилось долго.

Но раз уж я сделала последнее назначение, – сфотографировалась в фас и в профиль, – то решила сразу зайти к своему врачу, чтобы она посмотрела снимок и написала мне заключение. Но куда там!

Разве у нас можно сделать что-нибудь сразу и без лишних хождений!

Прождав доктора полчаса перед закрытым кабинетом (он в это время кварцевался), я остановила ее на подходе к кабинету и попросила принять меня сегодня, поскольку все документы уже готовы. Но она даже слушать не стала никаких моих доводов.

– Я Вам сказала: придете после праздников! – безапелляционным тоном рыкнула врач и захлопнула дверь у меня перед носом.

До конца приема оставался еще целый час, народу – никого, принимают они без записи, по живой очереди, снимок и анализы готовы, карта лежит у нее на столе, пациент в наличии – что еще надо врачу, чтобы написать заключение?

Только желание, а вот этого у них нет. Просто отсутствует начисто!

И так мне что-то обидно стало! Слезы на глаза навернулись, сказать ничего не могу. Повернулась и пошла в раздевалку.

Как жаль, что доктор, у которой я была первый раз, не обслуживает наш район! Такая внимательная, приветливая, все расспросила, рассказала, объяснила, что у них прием строго по участкам, и она, при всем желании, не может меня оставить у себя.

Вот два врача: сидят в одном кабинете, работают в разные смены, делают одно дело. Но к одной – хоть каждый день ходи, а с другой – даже в коридоре теперь встречаться не хочется! Как говорится – почувствуйте разницу!

По пути в раздевалку мне попался кабинет зав. отделением. Я остановилась в раздумье:

– Зайти что ли, пожаловаться на эту Тарасову, которая не хочет работать? – возникла у меня разумная мысль. – Тогда быстренько напишет мне заключение!

А потом представила, что сейчас придется пересказывать заведующей всю мою сегодняшнюю эпопею, (а слезы никак не останавливаются, нос хлюпает!), а потом, если Тарасова все-таки соизволит меня принять, – еще всеми фибрами души ощущать ее раздражение за то, что нажаловалась! Нет, такое «удовольствие» мне сейчас ни к чему! И так никак не успокоюсь!

Затем возникла мысль – в регистратуре жалобу накатать на нее и регистратора, которая дала мне неверную информацию о времени приема врача, но потом здравый смысл возобладал над эмоциями, и я решила, что адреналина мне на сегодня уже достаточно! Лучше пойти домой, успокоиться, прийти, как велено, шестого числа с утра, получить заключение, а вот тогда, напоследок, сказать все, что я о ней думаю.

Надеюсь, нам больше не придется встречаться. А то только от одного разговора в течение двух минут можно какую-нибудь нервную болячку заработать! Впрочем, где находится психдиспансер, я теперь знаю, дорогу найду! Вы хорошо устроились, господа! Пациентов можно передавать друг другу прямо тепленькими!

Всем хороша у вас работа, вот только больные мешают! Вечно им что-то нужно! Сидели бы себе дома, а еще лучше – ползли бы сразу на кладбище, своим ходом. Вот тогда еще можно и поработать!

5 ноября 2014 года

Сегодня состоялось очередное заседание Школы паркинсоника.

Событие это редкое, но всё-таки развлекательно-познавательное, и к тому же – дает редкую возможность встретиться «живьем» всем нашим дружным коллективом и привести новых подруг по БП в наше женское сообщество.

Сегодня не пришла лишь одна дама, зато мы, все трое, пришли каждый с новым членом коллектива. Все – очень приятные, интеллигентные люди, наше общество пополнилось, и мы были этому с одной стороны рады, а с другой – еще раз возникла совершенно бесполезная мысль: за что жизнь наказала таких симпатичных людей такой серьезной болячкой?

Занятие проходило в помещении гостиницы «Ленинградская» на Комсомольской площади. Мы здесь были впервые и очень подивились роскошеству этого заведения.

Так получилось, что мне не с кем было сегодня оставить мою внучку, и пришлось взять ее с собой. Она честно высидела все мероприятие, не ныла и не дергала меня. Просто молодец! Не всякий ребенок в 7 лет тихо отсидит 2 часа, слушая лекцию о совершенно ему непонятных вещах!

Тема была актуальная для многих паркинсоников:

«Болевой синдром при болезни Паркинсона», а конкретнее – именно о тех болях, которые меня преследуют уже почти 10 лет: это боли в спине и пояснице. Бывают еще – в плече и в руке, но у меня этого пока нет.

Нам доходчиво объяснили, что эти боли не нужно терпеть, а нужно снимать всеми возможными средствами. А я думала, что они не снимаются теми простыми и знакомыми лекарствами, которые нам назвали.

Первой выступила профессор Федорова, но как-то очень неярко и академично, как для студентов первокурсников: никаких прорывов в лечении БП нет, стволовые клетки все еще пробуют на мышах, лечение надо назначать конкретное, пусть этим занимаются окружные паркинсонологи, а сейчас задавать можно только общие вопросы.

И зачем она только рассказывала и показывала больных с последней степенью заболевания, а мы все – это слушали? Нам положительные эмоции нужны, а в теории мы все подкованы не хуже нее. Сейчас в интернете и в печати столько всего можно найти и, если голова работает, то систематизировать информацию и лечиться самому. Просто мы привыкли, что с каждым чихом надо бежать к врачу. А сейчас, когда мы столкнулись с полной безграмотностью в этой болезни районных неврологов, то стало ясно, что они нам не только не помощники, они еще и препятствия чинят, им просто не хочется с нами возиться.

Потом выступила еще одна специалистка в этой области. Её выступление было больше приближено к жизни и нашим насущным проблемам. Потом быстренько свернули ответы на вопросы, Тасо Карловна Кулуа сообщила о времени очередного заседания школы, которое состоится 24 декабря 2014 года в помещении кафедры, в Боткинской больнице. В этот день там будет проводиться какой-то эксперимент. Но говорила она без микрофона, а люди уже шумели, пытаясь задать еще какие-то вопросы, поэтому я так ничего толком и не поняла. Но 24 декабря уже не за горами, поэтому подождем и все узнаем!

Мы вышли в холл, дежурные пригласили всех в кафетерий, где были разложены закуски и фрукты. Мы решили, что этим все и ограничится. Но через несколько минут опять стали сновать официанты с подносами. Принесли шашлычки из красной рыбы и креветок, что-то куриное. А мы уже уходить собрались. Смотрим, – какой-то суп в больших пиалах на столы ставить стали. Мы так и не поняли: почему блюда приносили в обратном порядке – сначала кофе с выпечкой, потом бутерброды, горячие закуски, и лишь потом суп. Удивительное меню!

Но есть что-то еще уже не хотелось, поэтому мы попрощались и ушли с Анютой и нашей новой знакомой, Ириной. Очень приятная, общительная, доброжелательная женщина. Думаю, мы будем дружить.

Приехали мы домой уже в половине шестого вечера. Только разделись, тут и мама с работы пришла. Анютке не терпелось рассказать, где мы были, но она не знала, как мама отнесется к нашей поездке. Мы ведь уехали без разрешения.

Тут уж я взяла все на себя, объяснила, что мне было необходимо поехать, потому что тема была как раз моя.

Дочь вздохнула, но промолчала. А что тут скажешь? Я делаю, что могу.

Уж так получилось, что наш дедушка простудился и побоялся оставить Анюту у нас и побыть с ней, пока я схожу на свое мероприятие. Пришлось мне до окончания каникул 3 дня пожить у детей. Я и так совершаю подвиги: мне надо мужа лечить, а я внучку развлекаю, причем – на ее территории.

А еще через день я навестила злополучный тубдиспансер, чтобы забрать заключение.

Поднялась к кабинету. Народу – никого. Постучалась, заглянула: в кабинете только медсестра, снимки в пакеты раскладывает.

Она предложила мне войти и сесть. Я села.

Не прошло и минуты, – влетает врач вместе с заведующей:

Заведующая меня узнала, поздоровалась и вопросительно посмотрела на врача:

– А как с пациенткой, может отпустите?

– Ничего, подождет! – резко ответила она заведующей и, повернувшись ко мне;

– Выйдите! Подождите в коридоре!

Не извинений, ни «пожалуйста», пнула, как собаку, и занялась своими делами.

Тут в кабинет стали поштучно забегать врачи и медсестры, у них там какая-то летучка образовалась по хозяйственным вопросам. Совещались они где-то около получаса, а мы стояли под дверью и слушали про трубы, батареи, линолеум, больных госпитализированных по их направлениям и тех, которые пошли сами (интересно, куда?) и прочие больничные дела.

Какой-то мужчина безуспешно пытался понять, когда ему подпишут какую-то справку. Ему обещали в понедельник, он пришел почти на неделю позже, в пятницу, а справка до сих пор не подписана. В чем дело?

Медсестра ответила, что она не вхожа к начальству, и требовать, чтобы главврач подписал бумагу, она не может. Он что-то стал говорить про самолет, ему куда-то улетать надо, но сестра громко рыкнула:

– Все! До понедельника! – и ушла, не объяснив, будет ли готова справка к понедельнику, или просто в понедельник он узнает, когда ему приходить в следующий раз.

Наконец, летучка закончилась, персонал выпорхнул из кабинета, задержалась только заведующая. Потом вышла и она, извинилась передо мной за задержку приема, и я вошла в кабинет.

– Вам чего? Заключение? – не глядя на меня, спросила врач.

– Да! – кивнула я.

Сестра предложила мне сесть. Я присела на краешек стула: мне так хотелось поскорее убежать из кабинета.

Врач быстро написала что-то на бланке, изредка заглядывая в пачку бумажек с результатами анализов. Поставив личную печать, она протянула мне заключение:

– Ничего страшного у Вас нет! Печать поставите в регистратуре!

Я пробыла у нее не больше двух минут. От удивления я даже забыла посмотреть свой рентгеновский снимок: хотела узнать, сколько ребер у меня было сломано, и действительно мне невролог тогда сломала ребро, или мне просто показалось?

– А что все-таки у меня хрипит? – решилась спросить я.

– Это остаточный бронхит, острая стадия! Я все написала в заключении, терапевт Вам все расскажет!

– Какая же она острая, если простуда была в январе, а сейчас уже ноябрь! Наверное – уже хроническая? – удивилась я.

– Идите к терапевту, там Вам все расскажут! – не поднимая головы, ответила врач, и дала понять, что разговор окончен.

Ждать было больше нечего, и я удалилась из кабинета. И ради этой фразы я потратила столько времени? Да, это уникальная медицинская помощь! И что мне теперь с ней делать? Меня отправили на лечение к тому же терапевту, которая все это время лечила меня, как умела, но результата не добилась. А теперь я приду к ней с той же проблемой. И что она мне скажет?

Во время этой недельной эпопеи, я надеялась получить ответ на свой вопрос и получить рекомендации по искоренению неприятных симптомов, а в результате – «а приехал я назад, а приехал в Ленинград»! Помните?

Очень хорошо работать врачом, вот только, если бы больные не докучали!

А судя по тому, что мы слышим и видим в Москве, что делается нашим мэром по закрытию чуть не половины больниц, объединению поликлиник и сокращению количества узких специалистов, то скоро мы точно перестанем обременять их своим присутствием.

Потому что при таком внимании и лечении мы все просто тихонечко начнем движение к кладбищу, быстренько вымрем, тихо и незаметно, не занимая мест в больницах и хосписах, не отнимая денег у государства на, гарантированное им же, бесплатное обеспечение лекарствами и профессиональной медицинской помощью.

Спасибо, родное государство!

Я помню, когда моя мама лежала в больнице, я с трудом уговорила выписать ее домой под расписку. Врач долго мне объяснял, что больного можно выписывать только тогда, когда он окончательно здоров. Ему закрывают больничный, и завтра он уже может выходить на работу.

А сейчас нам предлагают быть в больнице 1–2 дня даже после операций, а потом долечиваться в районной поликлинике. Класс! Да?

Для посещения на дому специалиста не дозовешься, можно 1–2 месяца ждать. Анализы на дому взять – проблема! Вернее – проблем нет никаких, если деньги есть. Позвони – и тебя обследуют и оближут с ног до головы. Но стоить это будет столько, сколько ты за всю жизнь не заработал!

А нет денег, то и разговаривать с тобой не о чем!

Вот такое светлое будущее нас ожидает.

С чем Вас и поздравляю, дорогие сограждане!

12 декабря 2014 года

Сегодня я созвонилась и договорилась о встрече со Светланой Юрьевной, доктором, которая первая заметила у меня признаки паркинсонизма и посоветовала проконсультироваться на кафедре в Боткинской больнице.

Я подъехала к ней на работу с определенной целью: привезла ей на ознакомление свою повесть «Записки паркинсоника», которую по совету нескольких профессионалов решила издать отдельной книгой.

Я уже вычитала материал, добавила туда же обе части «Дневника паркинсоника» и рецензии, полученные на них на ПРОЗЕ, и отправила все это в чешское издательство, где несколько дней назад вышла из печати моя первая книга – «Невская маскарадная».

Редактор ознакомился с материалом и «благословил» на издание книги. Но мне захотелось узнать еще и мнение Светланы Юрьевны, человека, который стал одним из «виновников» того, что я написала эту повесть, что я вообще стала что-то писать. Да и того, что я сейчас жива и здорова, а не сижу угрюмым инвалидом!

Она, по-моему, была удивлена поставленной перед ней задачей, но взяла текст и обещала сообщить свое мнение. Интересно, что она скажет?

Из медиков эти тексты я давала прочитать моему любимому неврологу – Поповой Т. В. из Боткинского консультативного центра и заведующей дневным стационаром нашей головной районной поликлиники. Они прочитали взахлеб, начав при мне, а потом дочитывали дома. Я не могу сказать, что эти записки – какой-то литературный шедевр, Это просто мои впечатления (и чаще всего – не очень лестные) о нашей медицине вообще, и отдельных ее представителях – в частности.

Поэтому от медиков можно ожидать и разноса, и обиды, и непонимания. Ну, что ж! Они имеют право быть недовольными и защищаться. Я к этому готова! Но мы с ними стоим по разные стороны баррикады, и ощущения от происходящего у нас полностью противоположные. Вот я и хочу знать, может, это я все как-то не так воспринимаю, а они все делают правильно?

Конечно, можно сказать, что это просто стечение обстоятельств – ну, так получилось, что я попадала не в то время и не к тем врачам. Что в основной своей массе – все они прекрасные специалисты и очень отзывчивые люди! Все может быть, отрицать не буду! Но думаю, что мои ощущения от посещения поликлиник и бесед с пациентами, пока мы ждали своей очереди к врачам, разделят многие. Даже платная медицина у нас страдает не столько непрофессионализмом, сколько полным отсутствием сострадания к больному. И это, по-моему, неистребимо!

Нас воспринимают как обузу, как нелепое недоразумение в такой хорошей работе. Вот если бы пациенты не надоедали своими бесконечными просьбами и вопросами, то эти 6 часов приема в клинике можно было бы считать просто райской работой!

На днях я позвонила в наш ДКЦ и пожаловалась, что не могу получить лекарство хотя бы на 2 месяца. Ведь в январе 10 дней праздников: ни аптеки, ни аптечные склады работать не будут, а у меня лекарства только до 3-го числа хватит. Даже если дежурный терапевт мне его выпишет, получить я его смогу не раньше 11-го, при условии, что оно есть в аптеке. А поскольку обычно я жду его появления дней 20, то 2 упаковки из трех необходимых мне придется покупать самой, а оно стоит прилично – 1 упаковка около 2-х тысяч.

Врач из ДКЦ ответили, что районные врачи имеют право выписать лекарство даже на квартал. Что препарат этот в нашем округе имеется в большом количестве, надо только пойти к зам. главврача по обеспечению лекарственными препаратами, и он должен в момент решить этот вопрос.

Но мне наш терапевт объяснила, что программа их компьютера не позволяет в одном месяце выписывать два рецепта. Если я на декабрь получила, то на январь она может мне выписать рецепт только в январе.

– Что за глупости! – сказали мне в ДКЦ. – У нас стоит та же программа. Все проходит, пусть не придумывают!

Вот так и общаемся. Скажете, только мне так не везет? А у всех остальных нет проблем с лекарствами? Ну-ну! Свежо предание, но верится с трудом! На этой неделе пойду, куда послали, попробую все-таки на январь получить препарат. А вдруг получится?

И тогда я напишу хвалебную оду нашим медикам, а может, и книжку издавать передумаю! Кто знает…

14 декабря 2014 года

Сегодня у нас дома состоялась тематическая встреча по поводу отчета моего мужа о поездке в Грецию на гору Афон, в Свято-Пантелиймоновский монастырь в качестве паломника или пилигрима.

Все было организовано так быстро, в течение нескольких дней, что я не успела проникнуться серьезностью затеи, как он уже отправился в аэропорт.

А через 12 дней явился в целости и сохранности, довольный, какой-то наполненный и умиротворенный, радостный, даже счастливый! Значит, не зря съездил, раз душа такая счастливая!

Подруги мои – Иринка и Танечка – с удовольствием приняли наше приглашение, и пришли обе одновременно, состыковались прямо у подъезда. Для Москвы это редкость, тем более, что ехали они с разных концов города, разным транспортом, единственно – к одному времени. Но задержаться именно на 7 минут каждая – это тоже согласовать невозможно! Но так случилось, и это было с интересом отмечено.

А еще одна деталь – звонок наших знакомых, у которых мы были накануне в гостях: они сообщили, что сегодня по каналу «Культура» в 16 часов будет передача об этом монастыре с показом его внутреннего расположения, обитателей и руководства. Это было удивительно! Надо же – именно сегодня, и именно в то время, когда мы собрались! Ведь могли и раньше эту передачу поставить, или вечером, когда мы бы уже разошлись. А тут – прямо к месту!

Так что я посмотрела все то, что видел муж, он показал мне человека, который передал лично для меня подарок, я увидела те места, о которых только недавно мне рассказывал муж и показывал фотографии на смартфоне. Так что наша встреча была подкреплена еще и официальным видеоматериалом!

Я постаралась создать если не совсем монастырскую, но хоть немного греческую обстановку на столе. Нашла в интернете рецепт и приготовила греческий суп «Фасолада», испекла постных пирогов с капустой и картошкой, сварила кисель, которым частенько потчевали в монастыре. Бутылка греческого красного сухого вина, какое подавали по воскресеньям к столу монахам во время трапезы, завершала этот натюрморт.

А потом уже, после съеденного и оцененного нашими гостями «греческого начала», я дополнила меню жареным морским окунем с картошечкой, парой салатиков, баклажанами по особому рецепту, квашеной капусткой и солеными огурчиками – все-таки мы русские люди, и без этих маленьких мелочей удовольствие было бы неполным!

После трапезы мы пошли смотреть фильм про гору Афон, потом опять плавно перетекли к столу – пить кофе. Затем мы с Танюшкой уединились, чтобы обсудить некоторые женские мелочи – нам всегда есть о чем поговорить, а Ирине я предоставила возможность наедине потерзать моего мужа вопросами о деталях его поездки, поскольку эта тема ее действительно серьезно интересует. По-моему, он сумел заполнить все белые пятна в ее познаниях, и она ушла вполне довольная результатами беседы.

Все-таки – нет худа без добра! Иначе я бы никогда не познакомилась с такими хорошими людьми. И насколько беднее была бы моя жизнь без новых подруг. Вот ведь много людей встречается каждый день, а есть такие, которые сразу что называется – на душу ложатся. Кажется, что знаешь их всю жизнь! Все-таки характер много значит в жизни. Если сама бука, то так и проживешь всю жизнь в гордом одиночестве: ни ты такая никому радости не принесешь, ни сама на чужую улыбку не откликнешься!

Люди! Давайте жить дружно! Улыбайтесь, господа, улыбайтесь! И люди к вам потянутся! Ну, не выжить в этом мире одному! И спасибо интернету! Сколько людей нашли дорогу друг к другу благодаря ему! Сколько интересной информации получили, новых мест увидели. Особенно те, кто в силу каких-то болезней или материального положения не могут себе позволить реально поехать путешествовать.

Так что сегодняшний вечер прошел в теплой, дружественной атмосфере, все гости благополучно добрались домой, я ликвидировала последствия нашего пиршества, и теперь можно спокойно написать отчет о проведенном мероприятии.

В пятницу я посетила паркинсонолога в нашем ДКЦ. Она отметила, что я выгляжу в этот раз даже лучше, чем в прошлый. Все лекарства оставила на прежнем уровне, и мы расстались еще на полгода.

Кстати, от нее я узнала, что препарат «РекВип мадутаб», который я каждый месяц с трудом выбиваю в нашей поликлинике, в большом количестве имеется на аптечном складе нашего округа, и я должна обращаться прямо к зам. гл. врача по лекарственному обеспечению, чтобы он не ленился, а обеспечил тем, что положено. И на три месяца они имеют права выписывать лекарства. Мало ли куда человек может уехать из города на это время. И компьютерная программа все пропечатывает даже по второму разу в месяц, если мне уже один раз выписали лекарство, но я хочу еще и на следующий месяц получить! А то мне мозги пудрят: что не спросишь – ничего нельзя, компьютер не пропускает! Нашли железяку, на которую все свалить можно! Теперь пойду сразу по начальству, хватит жалобно мяукать под дверью у невролога!

Вот такая я стала вся решительная после посещения паркинсонолога! Приближается 24 декабря – время очередной «Школы паркинсоника», которая должна пройти на кафедре в Боткинской больнице, да еще с какими-то экспериментами. Думаю, будет, о чем рассказать!

27 декабря 2014 года

Вся эта предновогодняя неделя оказалась у меня насыщенной событиями и разъездами, которые, обрушившись на меня в таком количестве, буквально свалили меня с ног!

В понедельник днем, по случаю моего дня рождения, муж пригласил нас с моей новой, но очень хорошей подругой Танюшкой в новый ресторан, который только что открылся в здании «Ашана». Кухня там преимущественно итальянская. Но главная прелесть этого заведения в том, что в центре его находится кухня, деятельность которой видно с любого места, а по периметру расположены отдельные уютные кабинки по принципу беседок: сверху тент с персональным светильником, а внизу стол, а вместо стульев – мягкие диваны с подушками. Есть и стулья, но меня очаровали именно диваны, на которых можно расположиться как дома, подложив подушку под спинку, И сидишь ты в этой беседке как нормальный человек, а не как стрекоза на булавочке под стеклом в музее! Никто не разглядывает тебя из-за соседних столов, не слышно чужих разговоров, и никто не слушает твоих. В общем – классно!

Так что праздник начался в час дня, домой мы вернулись в пятом часу, а на 18.30 к нам в гости была приглашена моя институтская подруга с мужем, с которой мы видимся обычно два раза в год на наших днях рождения, когда в общей суматохе и поговорить-то не удается. Поэтому я решила пригласить их одних, чтобы просто спокойно поговорить.

Так что расслабляться мне было нельзя. Хоть я приготовила почти все с утра, но крошить салаты и жарить мясо надо было уже перед приходом гостей, и я окопалась на кухне.

Но тут стали звонить те, кто не пробился с утра или когда я отсутствовала. Времени оставалось все меньше, а дела двигались медленно. Тут опять раздался звонок: соседка просила разрешения зайти с поздравлениями. А у меня тут самый гон! Я предложила ей зайти уж тогда через полчасика, когда гости придут – ну и посидим вместе!

Когда все собрались, оказалось, что поговорить с подругой мне так и не удастся, потому что соседка развлекала нас весь вечер своими рассказами о поездке на отдых, откуда она только утром вернулась. Рассказывала она интересно, мы смеялись, вечер прошел не скучно, но решить задачу, ради которой мы собирались с подружкой, нам так и не удалось.

Ну, ничего, встретимся просто так, без повода, и поговорим.

Понедельник закончился к 12 ночи.

Во вторник я забирала Анюту с продленки, поэтому домой приползла уже в 8 часов вечера без всякой способности что-то делать.

В среду у нас было запланировано очередное заседание «Школы паркинсоника», которое на этот раз должно было проходить на кафедре в Боткинской больнице в связи с тем, что нам обещали у всех желающих взять кровь на генетический анализ. Он должен выявить, у кого эта болезнь наследственная, а у кого приобретенная в результате воздействия каких-то внешних факторов. Медикам это интересно с точки зрения их научной работы, а нам – если это генетика, – надо предупредить родственников о возможности появления с возрастом этой болезни. И если они почувствуют какие-то признаки, чтобы годами не лечились от остехондроза, а шли к специалистам и проверялись на наличие паркинсонизма. Чем раньше начнут лечиться, тем лучше результат!

Анализ этот дорогой, но ради науки институт генетики согласился сделать его бесплатно. Результаты будут через пару месяцев, нам сообщат по телефону. Интересно все-таки!

После процедуры забора крови нам прочитали еще пару лекций:

– о застывании на месте и как его преодолевать;

– о совместимости лекарственных препаратов наших, противопаркинсонических, и общих, которые назначают от других имеющихся у нас болезней.

Вот эта лекция была интересная. Я узнала, например, что нам вредно принимать мои любимые Корвалол и Валокардин, т. к. в их составе есть Эуфиллин, который является чуть ли ни наркотиком и тормозит действие наших препаратов. А я так люблю 30 капель махнуть на ночь, если не спится! Теперь придется искать другой способ заснуть.

Еще нам объяснили, что все проявления нашей болезни имеют отнюдь не сосудистое происхождение, хотя некоторые симптомы и похожи, и те препараты, вроде Кортексина, Мильгамы, и др. – которые нам рекомендуют неврологи колоть 2 раза в год, ничуть нам не помогут, и не стоит тратить на это деньги и время. Лучше хорошенько подобрать дозировку наших препаратов.

Потом я спросила, действительно ли боли в спине у меня прошли после 10-ти капельниц Цитофлавина, которые я сделала осенью? Доктор сказала, что этот препарат никак не мог повлиять на спину, но скорее всего – просто приток жидкости в кровь от капельницы убрал эту боль. Поэтому она еще раз нам повторила, что нам надо пить не менее полутора литров воды в день, не считая других напитков, делать зарядку ежедневно, и ходить интенсивно по 40 минут в день. Хорошо плавать, и не нарушать режим сна и приема лекарств. А если мы вдруг решили выпить немного вина в то время, когда нужно принимать таблетки, то лучше пропустить прием лекарства, чем мешать с алкоголем.

Вот сколько полезной информации я почерпнула на этом мероприятии! Встретила в коридоре г-жу Федорову Н. В., хотела проконсультироваться у нее в этот день, уж коли пришла сюда. Но она велела позвонить и договориться о приеме, так как уже уходила. Она и на лекциях не была, хотя обычно лично проводила все эти встречи.

После лекции нам устроили даже небольшой фуршет, чего мы не ожидали на кафедре. Но пришел представитель какой-то фармацевтической фирмы, и, по-видимому, этот фуршет был организован этой кампанией.

Он рассказал, что в феврале в России появится в аптеках новый препарат из серии Пронорана и Мирапекса. Наши доктора сказали, что они об этом препарате ничего не знают, исследований они не проводили, поэтому ничего сказать о степени его эффективности или бесполезности не могут. А раз уж здесь ничего не знают, то окружные паркинсонологи – тем более. Поэтому я даже запоминать его название не стала. Все равно его еще пару лет никто выписывать не будет, так нечего и голову забивать!

В заключение на выходе нам вручили по коробочке с сувениром – «чайная кружка с ложкой», и мы разошлись по домам. Поэтому весь день с 12 до шести вечера я опять была «в бегах».

А вечером пришлось шить Анюте юбку для новогоднего костюма снежинки. У них в пятницу елка в школе была вместо четвертого урока, и они ставили маленький спектакль.

Дочь сначала металась по магазинам, хотела купить просто короткое белое платье и украсить его, чтобы потом хоть куда-то его можно было надеть. Но ничего подходящего не нашла, и в последний момент – ко мне: мама, сшей хоть какую-нибудь юбку пушистую с блестящими украшениями, а я белую футболку дождиком разошью – и сойдет. Там весь спектакль 20 минут, а мы тут два дня на ушах стояли. Сшила ей юбку по меркам, что дочь продиктовала по телефону.

В четверг опять поехала забирать Анюту с продленки. День был ужасный, снегом завалило всю Москву, еле добралась я до школы, а потом до их дома. Принесла готовую юбку мерить – а моя принцесса завопила, что длинная, она в такой не пойдет. Пришлось отпарывать серебристую гирлянду снизу, отрезать все три слоя юбки и пришивать гирлянду обратно. В общем, домой я от них вернулась в 9 часов.

В пятницу к 12-ти надо было уже быть в школе, забрать Анюту, дочь умчалась на работу, а мы к трем поехали на занятия, на Речеград… Приехали в Центр рано, но домой уже все равно не успевали зайти, промаялись там до начала занятий 1.5 часа, а я еще 2.5 – пока занятия шли, потом в 6 вечера в метро сдала ребенка маме и поехала домой. Можете себе представить, какая измочаленная я была к этому времени.

Но в субботу у меня опять намечались гости, поэтому я разделась – и к мартену. Хотели удивить ребят греческим столом, поэтому я еще утром приготовила «Фасоладо» – это фасолевый суп такой из белой фасоли с приправами, ароматный, легкий и вкусный. Потом поставила тесто для домашнего белого хлеба. Я в духовке его пеку, хлебопечку не покупаю – ставить некуда уже все эти чудеса техники.

Но… «Аннушка уже разлила масло».

Что-то переборщив с количеством теста, мне пришлось доставать с верхней полки дополнительную форму. Я подставила себе лесенку-скамеечку в две ступеньки, достала форму, а скамеечку ногой отпихнула назад, чтобы она мне у стола не мешалась, и забыла о ней напрочь! Поставила хлеб подходить, начистила картошки на завтра – собиралась с грибами потушить – этакое монастырское блюдо с праздничного стола монахов с горы Афон.

Взяла кастрюлю и хотела поставить ее на подоконник до утра – там прохладнее.

Вот тут-то я и оплошала!

Забыв про злополучную скамейку, я резко повернулась, зацепилась ногой за ее ножку и в невообразимо «изящном» полете ахнулась вместе с кастрюлей, в которую зачем-то вцепилась, вместо того, чтобы бросить и спасать себя. В полете я попыталась хоть за что-то ухватиться, но ничего, кроме вентиля газовой плиты под руку не попалось, вот за него я и зацепилась мизинцем левой руки! В результате на бедном маленьком пальчике с ускорением свободного падения на долю секунды повисла вся моя немаленькая масса тела. Палец у меня мгновенно отклячился в сторону, посинел и распух, ладонь приобрела сизый цвет, а тыльная ее сторона надулась подушкой.

Вода из кастрюли разлилась по всей кухне, картошка разлетелась в разные стороны, а я восседала посреди всего этого безобразия и с удивлением взирала на дело рук своих! Доля секунды, один шаг – и я инвалид на все праздники!

На грохот падающего тела примчался муж, оценил размер бедствия, вытащил меня из лужи и предложил ехать в травмпункт. Но время уже было позднее, двенадцатый час, палец вроде я вернула в исходное положение, подержала под холодной водой руку, потом достала что-то из морозилки – еще похолодилась, Потом муж положил всю кисть на плотную поверхность крышки от какой-то коробочки и забинтовал мне руку вместе с этой шиной.

Жизнь стала налаживаться, у меня восстановилась способность соображать, но сил на какие-то действия уже не было. В травмпункт я ехать отказалась, по крайней мере – до утра. Я представила, что мне сейчас придется натягивать колготки и застегивать брюки, и поняла, что сделать это я не в состоянии. Притом – я совершенно не представляла, где у нас круглосуточный травмпункт.

Короче, я стала оценивать ситуацию: отменять гостей немыслимо, мы три года не могли встретиться – все какие-то проблемы мешали.

Салаты как-нибудь нарежем, суп готов, хлеб уже подошел, только в духовку сунуть, картошку с грибами потушить – не проблема, всякие холодцы, рыбу, баклажаны на тарелки покидать, если до них вообще дело дойдет – справлюсь. Оставалось только решить вопрос с пирогами. Начинку я уже сделала, тесто завтра я и одной рукой поставлю. А вот лепить пирожки одной рукой я еще не пробовала. Но тут муж героически заявил, что он готов сам попробовать лепить под моим руководством. Я засомневалась, но обещала подумать над его предложением. На этой мажорной ноте мы и отправились спать.

Утром я пошла ставить тесто, муж пропылесосил квартиру, вымыл всю сантехнику, вынес мусор и отправился в магазин за греческим вином для завершения интерьера стола. А я разделала тесто на шарики и решила попробовать слепить пирожок. Думаю: если не смогу, сейчас позову соседку и попрошу помощи. Муж, может, и сделает, но это будет дольше, и мне будет невыносимо смотреть на его мучения – он ведь никогда этого не делал.

Но на удивление быстро я приспособилась к своему «однорукому» состоянию, и к возвращению мужа из магазина один противень пирогов уже был готов отправиться в духовку.

Вопрос с пирогами был решен, и я успокоилась.

В два часа мы встречали гостей при полном параде и в бинтах. Первая тема для беседы определилась сразу, вечер прошел прекрасно, и проводив гостей, я, наконец, расслабилась на один день, так как в воскресенье дети привезли Анюту до Нового года, пока они работают. Надеюсь – 30 заберут: играть в лошадок, ветеринарную клинику и прочие игры целыми днями – мне не хочется. Хочу просто побыть в тишине, нарядить елку, разложить по пакетам подарки, выяснить, чего не хватает и докупить. Еще в поликлинику надо слетать, лекарство на январь выписать, а то с этими праздниками на полмесяца никого ведь не найдешь!

Вот такая у меня была насыщенная жизнь в эти последние дни уходящего года! Тут здоровый-то с ног свалится, не то, что я со своими болячками.

Но все обошлось малой кровью. Синяки пройдут, отеки сойдут, и к старому Новому году я буду опять как новенькая!

Вот только бегать столько не нужно! Ну не получается из меня уже арабский скакун. Только владимирский тяжеловоз!

Прощай, год Лошади! Отбегались мы.

Теперь будем встречать маленькую, беленькую, спокойную овечку. Бе-е-е!