В 1995 году мы с Борисом впервые поехали в Израиль. Это произошло в марте, на весенние каникулы. Путешествие было просто незабываемым!
Лёня был очень занят, поэтому организационные проблемы нам помогала решать Лёнин референт - Ирина Васильевна Фёдорова. Первое знакомство с ней было заочным, как говорится, телефонным. Тогда мы ещё не знали, что подружимся.
Ирина Васильевна Фёдорова
В 80-е годы я была одним из руководящих работников крупного госучреждения, но к 1990 году его ликвидировали. Именно в это время по рекомендации одного госчиновника мне предложили работу в МЕНАТЕПе. И я согласилась на самую рядовую должность в отделе кадров.
Первое впечатление от МЕНАТЕПа было удручающим. У меня возникло такое чувство, будто руководили там исключительно какие-то мальчики и девочки. Всё было совершенно неорганизовано, сплошная бессмысленная суета и беготня. Позднее работа наладилась, обрела четкие формы и деловую неспешность.
Вместе со мной в МЕНАТЕП пришло довольно много госслужащих. Это было время, когда работы в стране не было. И бывшие государственные чиновники, оставшиеся не у дел, потянулись в новые коммерческие структуры. Вместе со мной в МЕНАТЕП пришло человек десять-пятнадцать. Многие из них очень быстро ушли, не смогли приноровиться к новым веяниям, новым трудовым отношениям, новому графику работы. В это сложное время, конечно, надо было суметь перестроить себя. Не знаю, получалось у меня или нет, но я продолжала работать. И в один из дней меня вызвал к себе Михаил Борисович Ходорковский. Видимо, мои какие-то способности были замечены, поэтому он и предложил мне две должности на выбор. «И на той, и на другой работе», - сказал Ходорковский, - «Вы будете более полезны МЕНАТЕПу. Выбирайте». Выбрать я не успела, практически сразу после беседы с Ходорковским мне позвонил Леонид Борисович Невзлин и пригласил на беседу. Я прошла к нему в кабинет. Леонид Борисович в разговоре человек очень мягкий и обаятельный. Никакого давления, нахрапистости. Замечу к слову, что его секретарша встретила меня очень ревниво. И причина этому была достаточно простой. По-моему, большая часть женщин МЕНАТЕПа была в него влюблена. Он был, конечно, очень интересный молодой человек. При виде Леонида Борисовича все женщины охали и ахали, но старались скрывать свои чувства. Он, конечно, производил сильное впечатление, при этом на работе никогда никаких романов не заводил.
Так вот, в этой своей мягкой манере он меня спросил, не хочу ли я пойти к нему в помощники. Я тогда не предполагала, что это будет для меня очень сложный переход. Между мной и Леонидом Борисовичем была значительная разница в возрасте. Я никогда не работала под руководством человека моложе себя, а Леонид Борисович - ровесник моего сына. Я одного возраста с его родителями. И это, конечно, откладывало определённый отпечаток на наши с ним отношения. Они, молодые, могли шутить между собой, могли называть друг друга по имени, могли легко и непринужденно общаться и веселиться, а я всегда звала его «Леонид Борисович» и никогда не могла позволить себе назвать его «Лёней». Я видела, как приходили какие-то девчонки и мальчишки, и они тут же к нему обращались «Лёня». Ему, как мне кажется, с молодыми людьми, с ровесниками было проще. Впрочем, мы всегда спокойно и по-деловому общались. Работали мы очень хорошо. Нас было трое - он, секретарь и я.
Лично я занималась вопросами благотворительности - писала бесконечные письма, проводила переговоры с инвесторами и спонсорами, занималась организацией Коралово. Ни на каких совещаниях я не присутствовала и никакой политикой не занималась. Меня часто спрашивают, мол, вы, наверное, всех руководителей знали. Я всегда отвечала и отвечаю: нет, не знала. И вообще, мы сидели всегда отдельно от всех. И занимались только своим делом.
Лёня - человек неординарный, неординарно мыслящий относительно всего, что касалось новых идей, новых направлений и новых решений. Я проработала с Леонидом Борисовичем довольно долго. И не скрою, что на протяжении всего времени мне было с ним и сложно, и безумно интересно. МЕНАТЕП создавали очень молодые, одарённые и целеустремлённые люди. Молодые ребята, способные, талантливые. Они получили возможность реализовать себя. И когда я пришла к ним работать, они выглядели мальчишками - мальчишеское в них ещё оставалось. Мне это очень нравилось. Я сразу заметила и поняла, что и Михаил Борисович Ходорковский, и Леонид Борисович Невзлин - это, конечно, нечто особенное. При всей своей внешней мягкости, вроде как общительности, человеческом обаянии, Леонид Борисович всё же очень закрытый человек. Он умел держать дистанцию. Он вообще был очень отстранённым, как будто не хотел кого-либо подпускать к себе близко. Я думаю, у него не было очень близких друзей. Правда, внешне, когда он улыбается, когда он в хорошем настроении, когда налицо всё его личное обаяние, может сложиться совсем другое впечатление. Этой чертой характера он совершенно не похож на своих родителей.
Ирина Марковна и Борис Иосифович совсем другие. И, может быть, именно поэтому я с ними в очень хороших отношениях, я их люблю и очень им благодарна за то. что они меня не забывают и всё время приглашают к себе.
Мы начали наше путешествие с Эйлата, потом побывали на Мёртвом море, потом - Иерусалим со всеми достопримечательностями, - одним словом, мы по-настоящему увидели Израиль, никуда не торопились. В Эйлате мы были три дня, на Мёртвом море - два. Мы располагали достаточным временем, чтобы ознакомиться со страной, побывать в музеях. Гиды у нас были просто замечательные: умные, образованные, знающие. Они проехали с нами с юга на север, потом мы вернулись в Тель-Авив и оттуда уже полетели домой, в Москву. Эта наша первая поездка в Израиль оставила неизгладимое впечатление. Мы оба пребывали в восторге от Израиля.
К тому времени мы с Борисом уже выезжали за границу, кое-где побывали и каждый раз, когда проходило несколько дней, я ловила себя на мысли, что меня уже тянет домой. Израиль стал первым местом, откуда уезжать мне не хотелось. Я сразу почувствовала, что здесь мой дом. Это было удивительное чувство.
Конечно, эта поездка состоялась благодаря Лёне. Его интерес к истории еврейского народа и к истории Израиля давний и прочный, а когда Лёню избрали президентом Российского Еврейского конгресса, он стал особенно глубоко изучать этот вопрос, который по-настоящему волновал его ещё со студенческих лет. Мы с Борисом шутили, что Лёня гораздо больше еврей, чем мы. Мне кажется, что эта любовь и этот интерес к своим еврейским корням, к иудаизму у Лёни от деда, от моего папы.
Папа, вообще, проявлял большой интерес к Израилю с самого момента образования государства. Я знаю, что любая новость, связанная с Израилем, была для него важной.
Леонид Невзлин
Дед, в отличие от многих, слушал «голоса». Конечно, он никому об этом не рассказывал. Он просто слушал, вникал и анализировал, а я всегда лежал рядом. Понимал ли я что-либо, не столь важно, но сам факт моего присутствия рядом с ним мне очень многое давал.
При этом дед полтора часа, отпущенные им на прослушивание радиоголосов, делил так: пятнадцать минут - на один «голос», пятнадцать минут - на другой, включая, конечно, «Голос Израиля», и так далее. Он обожал Израиль. Даже тогда, когда Советский Союз осуждал Израиль, когда Советский Союз воевал на стороне арабов и в стране была жуткая антиизраильская пропаганда, дед любил Израиль. И мне кажется, он даже гордился тем, что есть такое государство - Израиль!
Папа собрал большую библиотеку еврейских писателей, точнее, русских еврейских писателей. Он очень дорожил этой библиотекой и трепетно к ней относился. И когда папы не стало, эта библиотека перешла к нам, а незадолго до нашего отъезда в Израиль мы эту библиотеку передали в Еврейский культурный центр в Москве. Кстати, Лёня принимал активное участие в создании этого Еврейского культурного центра.
И ещё я помню, что папа интересовался именно современным Израилем, киббуцным движением. Он иногда делился с нами новостями, рассказывал о том, что ему самому казалось интересным, но я должна отметить, что всё это было вскользь, мимоходом, очень коротко. Эти его рассказы не были предметными, обстоятельными. И я не помню, чтобы своими знаниями об Израиле он делился с коллегами, с друзьями и очень близкими знакомыми. Такого я не помню. И, конечно же, понятно почему. Он беспокоился, в первую очередь, о нас, о своих друзьях и коллегах, а не о себе. Не так давно я вдруг поняла, что в душе папа был, конечно, диссидентом. Несмотря на то, что он был офицером Советской армии. Умный и талантливый человек, он, несомненно, всё видел. Видел царящую несправедливость, видел ложь и обман. И, конечно же, он всё понимал. Признаюсь, что тогда, в ту пору, я слова «диссидент» просто не знала.
Леонид Невзлин
Не думаю, что дед был диссидентом и, более того, что мог бы считать себя диссидентом. Нет. Умный, образованный человек, человек, который видел окружающую его действительность и мог анализировать происходящее, он прекрасно понимал, что диссидент - это нечто другое.
Уже появились произведения Солженицына и Шаламова. Были на слуху фамилии тех, кто выходил на Красную площадь с протестом против событий в Праге. Я думаю, что дед чисто психологически был далёк от диссидентов. И ещё. Очень и очень важное. У него была наука, его любимая химия, было дело, которому он отдал всю свою жизнь. Этому делу, делу всей своей жизни, он никогда не изменял.
Мы вернулись из Израиля в конце марта. Проходит месяц. В один из дней звонит Лёня и говорит о том, что есть возможность ещё раз побывать в Израиле в середине мая. Банк МЕНАТЕП организовал гастрольный тур известных деятелей культуры, и есть три свободных места. Лёнин референт, Ирина Васильевна, с удовольствием согласилась участвовать в поездке, и не хотим ли и мы присоединиться к ней. Мы сразу согласились. Так состоялось наше личное знакомство. Я это так хорошо помню, как будто вчера было.
Ирина Фёдорова
Как-то Леонид Борисович меня вызывает и говорит, мол, Ирина Васильевна, мы организуем поездку в Израиль некоторых деятелей культуры, и я хочу, чтобы вместе с ними поехали мои родители. Вы не желали бы поехать вместе с ними? Я с удовольствием согласилась. Здесь я хочу сделать маленькое отступление и сказать, что мы с Ириной Марковной и Борисом Иосифовичем, несмотря на всю разницу характеров, люди одного поколения, одних, можно сказать, взглядов, одного круга.
Конечно, очень многое зависит от того, в какой семье человек воспитывался, в какой культурной среде он вырос. У каждого жизнь складывалась по-разному. Я потеряла папу в шестнадцать лет, а маму - в двадцать три года. К этому времени я уже вышла замуж, и моё становление в смысле образования и выбора профессии было делом моих собственных рук. Именно поэтому у меня отношение к Ире, к Борису, к их семье особенно тёплое. Мы познакомились и полетели в Землю Обетованную.
За нами прислали машину, мы поехали на Ростовскую набережную, Ирина Васильевна вышла, села в машину, и мы поехали в аэропорт. Вот так мы, наконец, увидели друг друга и познакомились. В аэропорту мы вместе пили кофе, потом уже в самолёте все время общались, затем нас повезли в Натанию, разместили в гостинице, где по соседству с нами жили артисты, певцы, музыканты.
Это были очень известные люди: Олег Ефремов, Вахтанг Кикабидзе, Нани Брегвадзе, Белла Ахмадулина, Василий Лановой, саксофонист Алесей Козлов, Эммануил Виторган, Лариса Голубкина и Борис Мессерер. Меня больше всего поразило то, что эти известные люди, для которых сцена была как будто местом привычным и естественным, каждый раз с волнением готовились к своему выходу и встрече со зрителями. Тем более, что программа выступлений во всех городах была одна и та же. Всё равно они всегда волновались и тщательно готовились к своим выступлениям. Концерты происходили в трёх городах: Иерусалиме, Хайфе и Тель-Авиве. Приезжали мы в эти города за два часа как минимум. И всё это время до начала концерта они репетировали. Признаюсь, такой серьёзный подход, такое трепетное и уважительное отношение к своей профессии и к зрителям стали для меня приятным откровением. Мы, конечно, присутствовали на всех концертах. Артисты нас так и называли - «группа поддержки». После концерта мы шли в автобус и ждали. Это было понятно, им надо было снять грим, переодеться и собраться. И каждый раз, поднимаясь в автобус, они спрашивали у нас: «Ну как?» Их замечательно принимали. Особенно Беллу Ахмадулину. Она, несомненно, выдающаяся поэтесса. Зрители её подолгу не отпускали, постоянно вызывали на «бис».
Вернусь к Ирине Васильевне. В Израиле, как я уже сказала, мы были неделю. И всю эту неделю мы с ней очень тесно общались. Возвращаясь в Натанию, ужинали, а потом допоздна гуляли, делились впечатлениями, обсуждали новости. Мы говорили о жизни, о себе, о прошлом и будущем. Говорили о наших сыновьях. Как заметила Ирина Васильевна, её сын и Лёня - ровесники, и это, конечно, было поводом для беседы. Да и мы тоже ровесницы, мы одного поколения, так что нам было о чём поговорить. Ирина Васильевна - начитанный, образованный и культурный человек. Она очень мудрая женщина. Женщина, которая умеет и любит работать. Мне почему-то кажется, что ей сейчас не очень легко.
Ирина Фёдорова
Мы в Израиле очень хорошо провели время. Мне понравились Хайфа, пригороды Тель-Авива, Яффо.
В группе деятелей культуры было много известных личностей: Лариса Голубкина, Белла Ахмадулина, Олег Ефремов. Мы были как бы группой поддержки, много шутили, смеялись, одним словом, замечательно проводили время.
Ирина Марковна и Борис Иосифович оказались милейшими людьми, очень добрыми, открытыми и искренними, и при этом какими-то наивными, что ли, я бы даже сказала, не очень современными. Мы замечательно сдружились. Тем более, что Борис Иосифович работал когда-то в том же министерстве, что и я. У нас находились общие интересы и общие темы для разговоров. Когда я общалась с Ириной Марковной и Борисом Иосифовичем, я постоянно ловила себя на мысли, что про них невозможно было сказать, что они родители олигарха. Настолько они были скромными, настолько естественными, открытыми и искренними. Никакой нарочитости, никакой позы. Они были такими - и такими, я уверена, остались. Потом, позднее, когда они жили в Коралово, я у них часто бывала в гостях. Мы приезжали с мужем, пока он не ослеп. Ирина Марковна и Борис Иосифович - очень светлые люди!
Тогда, за семь дней нашего пребывания в Израиле, мы очень сблизились и подружились. Нам было по-настоящему интересно вместе. Позднее мы даже дни рождения стали отмечать одной компанией. Так что эта поездка положила начало нашей дружбе.