Известная фраза «Народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего» является лишь фигурой речи и не содержит вообще никакого смысла
Распады больших государств хороши уже тем, что наряду с различными драмами они предлагают еще и набор первосортных головоломок. Сегодня тоже все идет как по нотам. Свернувшись калачиком, безропотно дохнет рахитичная экономика. Рядышком, уткнувшись в пустые соски, помирают ее «щенята». То есть всякие там иллюзии, науки, надежды, права, дерзновения и законы. Солдафоны, сияя кокардами и шевеля усами, строятся для своего «последнего и решительного» канкана. Их не смущает тот факт, что в XXI веке канканировать придется не под Оффенбаха, а под Гейгера.
Но помимо этих «мелких радостей», типичных для смуты XXI века, образовываются, как мы уже говорили, и весьма любопытные головоломки. Вполне достойные изучения. В частности, к таким относится приступ общенародной злобы, адресованный всему миру вокруг. Эта злоба иррациональна и необъяснима, а скорость ее распространения завораживает. Обычно она именуется красивым словом «патриотизм», но суть ее от этого не меняется. Она остается чистой злобой, чуть подслащенной национальным нарциссизмом и истерической покорностью «начальству». Примерно то же самое уже было в России лет сто назад. Но тогда данный феномен как-то не успели обследовать. (Помешали украшенные пулеметными лентами матросы и другие евреи.)
Такая эпидемия злобы — крайне любопытное явление. Не совсем понятно ее происхождение и причины возникновения. Также остается загадкой, в чем именно она черпает силы для своего триумфального шествия по стране.
Разумеется, некоторую роль в ее распространении играет пропаганда. Но эта роль не так велика, как принято думать. Как известно, порнографический журнал способен вызвать эрекцию, но он никому не может вырастить пенис. Не следует записывать в распространители эпидемии и церковь. Конечно, возбуждение злобы — это прямая обязанность данной организации, но влияние церкви остается ничтожным. Бедняга Гундяев как сидел, так и сидит, обнявшись с одним-единственным процентом рейтинга «народного доверия».
Подозрительно легкий ответ на наш вопрос о происхождении истерической покорности русских своему начальству предлагает социология. Действительно, согласно ВЦИОМу, через много лет метаний и страстей, в 2015 году российское общество застыло в знакомых цифрах: 85 % покорных и 15 % непокорных. Напомню, в течение очень долгого времени примерно таким было соотношение крепостных людей и свободных граждан в царской России.
Согласитесь, аналогия многозначительная и весьма лестная для современных вольнодумцев. Но! Эта версия не может быть поддержана данными генетики. Скорее, наоборот: ДНК не занимается такими пустяками, как передача сословных особенностей. Так что эту гипотезу придется отбросить, а схожесть цифр списать на забавное совпадение.
И все же попробуем разобраться в этом феномене. При этом мы обязаны помнить, что наши «вычисления причин» могут быть и ошибочными. Ведь простое мышление — это худший вид математики. Используя его, мы обречены заменять точность чисел скудными словами и размытыми понятиями. Даже если, следуя правилам математики, мы будем скрупулезно удалять из мышления все «личное», то все равно возможна любая досадная ошибка. И все же попробуем.
Итак. В чем же причина той эпидемии злобы, которая называется «патриотическим подъемом»? На первый взгляд все очень просто. Существует ясная взаимосвязь: чем ниже уровень интеллекта особи, тем выше ее потребность ощущать свою принадлежность к сильной и многочисленной стае. Это нормальное свойство homo, унаследованное от тысяч предковых поколений. Чем стая свирепее и бесстыднее, тем сопричастность к ней становится слаще. Возникает культ стаи, разоблачать который бессмысленно. Отметим, что к слову «стая» мы можем подобрать любой эпитет: «народ», «нация», «отечество». Суть от этого не изменится.
Но!
Не всегда все складывается, как хотелось бы homo. По разным причинам «родная» стая может быть сконфужена, ослаблена или «опущена». В этом случае особи логично было бы примкнуть к другому, более успешному сообществу и вновь обрести «комфорт сопричастности». Но это не всегда возможно, так как языковые, финансовые и географические нюансы препятствуют легким переходам из одной стаи в другую.
Что же делать в таком случае? Есть ли лекарство, позволяющее утолить эту «национальную боль», которая может быть и весьма острой? Разумеется, есть. Если сегодняшние успехи стаи весьма скромны, то в ход идет так называемая «история». Рисуя величавые картины давнего и недавнего, она, вопреки любой очевидности, помогает особи вновь ощутить себя частью сильного и агрессивного сообщества, испытывающего лишь временные трудности. В этом и заключены волшебная сила и притягательность истории, а также ее основная функция.
Дело в том, что почтительная страсть к прошлому не имеет никакого другого рационального объяснения. Более того, с точки зрения здравого смысла уважение к прошлому можно характеризовать только как странное извращение.
Поясним. Вспоминая Наполеона или Суворова, мы, конечно, можем умиляться блеску пуговок на их мундирах. Но при этом не следует забывать, что речь идет о существах, находящихся на гораздо более низком уровне человеческой эволюции. Ведь «человек» — это только то, что он знает. А этим персонажам было неведомо еще слишком многое из того, что сегодня стало общим местом. Соответственно, их восприятие мира, их рефлексия и поведение были существенно примитивнее нашего.
Тем не менее культ истории силен и популярен. Причина этой популярности отчасти понятна. Теперь давайте рассмотрим качество самого культа.
Дочь Мнемозины и Зевса тихая девочка Клио задумывалась греческими мифологистами как особа строгая и благопристойная. Ей вменялось в обязанность держать грифель и свиток, а также важным девичьим голосом перечислять заслуги забытых мертвецов. Конечно, она должна была хорошо выглядеть, но при этом не позволять никому задирать свой мраморный подол. Так бы оно, вероятно, и было, если бы Клио, как ее сестрица Урания, стала богиней астрономии или опекала трагедию, как Мельпомена. Но девочка на свою беду стала богиней истории. Тут-то и выяснилось, что, по известным причинам, ее хотят все, так как всем нужно героическое прошлое. Подлинное или вымышленное.
Три тысячи лет непрерывных изнасилований изменили характер «девочки со свитком». Клио научилась по щелчку пальцами принимать нужные позы. А в зависимости от глубины пенетрации — издавать оргазмические крики строго в соответствии с пожеланиями насильника.
С известной долей уверенности можно утверждать, что не менее 99 % так называемой «истории» является просто ссылками одних фантазеров на других. История так и не приобрела ни одного признака науки: она не содержит в себе никаких проверяемых и повторяемых компонентов и не может быть подвергнута экспериментальному анализу. Да, есть артефакты, раскопочный материал и материальные свидетельства. Но, как известно, трактовать их можно любым удобным образом.
По всем параметрам история является всего лишь разновидностью беллетристики, специально приспособленной для утешения наций в их трудные минуты. А вот подлинное прошлое человечества, выдавленное нужными и красивыми мифами, по всей вероятности, утрачено уже безвозвратно.
Возьмем ближайшее к нам масштабное историческое событие — Вторую мировую войну. Даже здесь мы увидим, что большая часть фактов уже успешно и непоправимо деформирована. Мясники и мародеры превращены в великих полководцев, реальные герои подменены удобными, а важнейшие причины победы аккуратно забыты.
Если мы двинемся чуть глубже в века, то обнаружим возрастание этой деформации фактов. Здесь уже присутствует полная перелицовка самого смысла событий. К примеру, трагическое, но от этого не менее позорное поражение русской армии при Бородине превратилось в «победу русского оружия». Конечно, тут не обошлось без Толстого и других переплавщиков исторической фактуры в беллетристику. Впрочем, то, что было не по зубам историкам, всегда удавалось литераторам.
Вспомним Лжедмитрия. Почти за сто лет до Петра I он начал реформировать Россию: открыл границы, разрешил хождение всех валют, узаконил музыку и живопись, выписал ученых из Польши и Германии, запланировал создание университетов, отобрал у попов доходы, переименовал Думу в Сенат, начал реформу армии. Но для поэта Пушкина Лжедмитрий — это грязный Гришка, примитивный авантюрист, пытавшийся изувечить лик «святой Руси». А вот Петр I, который делал ровно то же самое, что и Лжедмитрий, — герой и гений.
Как это могло получиться? Очень просто. На тот момент уже сложилась «культурная традиция» восхищения Петром и возмущения Лжедмитрием. Как можем убедиться, эта традиция водила поэта на очень коротком поводке, по своему усмотрению заставляя его либо облизывать, либо облаивать различных персонажей.
Исходя из всех этих хрестоматийных примеров, мы вправе предполагать, что по мере еще большего «углубления в прошлое» деформация фактов возрастает в геометрической прогрессии, полностью искажая и перекраивая все, что возможно. Вероятно, мы никогда не узнаем, какой в действительности была русская история.
Это досадно, но никакой трагедии в этом нет. Мы понимаем, что знание предковых форм не является обязательным условием для продолжения развития вида. А для публики есть специфический миф, успешно утоляющий ее «национальные боли». Миф свирепый и примитивный, выстроенный лишь на крови, хвастовстве, штыках, безостановочном грабеже соседей и невиданном «величии». Вероятно, это именно он и питает очередной приступ общенародной злобы. Снять приступ возможно. Но для этого необходимо удалить или радикально изменить сам миф, который русские всерьез считают своей «исторической памятью». Лучше, конечно, этого не делать, так как взамен этого мифа предложить нечего. Но, в очередной раз щадя его, все же следует помнить, что у такого «прошлого» всегда хватит сил удавить любое будущее.