Нет, наверное, я так никогда и не окончу оформления экспертизы!
— К тебе можно, Паша?
— Заходи. Опять?
— Опять. И на самом видном месте. Видал?
Видал, и не раз. И китель видал, и рубашку, и форменные брюки, принадлежащие Альберту Севастьяновичу Прудникову, моему товарищу по управлению и сокурснику по Высшей школе МВД.
— Неряха ты, Алик! — безжалостно говорю я.
— Это точно, — с готовностью соглашается он. — Я, как увидел, прямо-таки ахнул!
— Надоел ты мне со своими пятнами. Сколько раз я тебе говорил, выброси ты эту авторучку к чертовой матери!
— Выброшу, Паша, ей-богу, выброшу, — покорно соглашается Алик.
— Как же, выбросишь ты эту дрянную самописку, так я тебе и поверил!
Альберт Севастьянович Прудников, следователь, капитан милиции, молодой и культурный человек, имеет только один недостаток — он жутко суеверен. Правда, следует отметить, что суеверие у него чисто прикладное.
Года три назад своей знаменитой авторучкой он самолично от начала до конца расписал крупное дело по спекуляции: чертил схемы связей, записывал показания арестованных и свидетелей и, наконец, гордо подписался под изящными и точными, бесспорными выводами.
С тех пор он и воспылал к своей авторучке настолько нежными чувствами, что не желает ее менять ни под каким видом. А постаревший инструмент для письма мстит ему за нежелание дать оному заслуженный отдых в дальнем ящике стола — протекает в нагрудном кармане, разваливается на составные детали в боковом, брызгает на рубашку и оставляет жирные кляксы на документах. Так сказать, кто кого…
Но больше всех достается мне. Именно я ликвидирую все мстительные следы своенравной авторучки на костюме моего товарища.
Сегодня у Алика незапланированный приход ко мне, хотя мы с ним и так видимся достаточно часто. Я проводил и провожу многие экспертизы по его делам, и понятно, что мы всегда в курсе забот друг друга.
— Помнишь дело Рахметбаева? Ну того, из Душанбе?
— Помню.
— Телетайп: вчера взяли в Москве, во Внукове. С грузом.
— Вот и прекрасно.
И весь разговор.
— Получай свою рубашку. И выметайся. Мне еще экспертизу заканчивать. И вообще я сегодня дежурный.
— Премного благодарен! — Алик натягивает рубашку и, приятно улыбнувшись, исчезает за дверью.
Вообще, с чем только не идут к нам в ОТО! (Я не говорю о тех, кто приходит по делу.) И пятно вывести, и по фотографии проконсультироваться, и радиоприемник починить, и с просьбой соорудить футляр для презента дорогому человеку, и еще бог знает за чем!
Мы ругаемся, горько называем себя «прислугой за все», ворчим на жизнь, запираем перед посетителями двери, но — строго между нами, конечно, — весьма гордимся своей репутацией народных умельцев.
Особенно много таких посетителей у ребят из кинофотоотделения. Оптики, механики, даже радисты — они мастера на все руки. Большинство из них пришло к нам из научных и учебных институтов, с заводов, это люди с огромным опытом и большими, фантастическими связями.
Особенно отличается по части добывания новинок мой хороший приятель, капитан Лель. В противовес одноименному оперному персонажу Лель не может похвастать волнистыми кудрями по причине их полного отсутствия и даже весьма заметной лысоватости, но на его настроение это не влияет. Вообще своего эпического тезку капитан презирает:
— На свирели дудеть, это каждый может… А вот пробей на заводе нужный заказ, да пусть его при тебе в бумажку завернут, да еще и спасибо скажут, а?
Помимо обязанностей эксперта и множества общественных забот, Геннадий Лель добровольно исполняет еще и своеобразную функцию нашего инженера по новой технике, и поэтому его стол всегда завален яркими рекламными проспектами на глянцевой мелованной бумаге, схемами и чертежами. Получить у него консультацию можно в любое время дня, если, конечно, вам повезет и вы наткнетесь на него, куда-то по обыкновению летящего. Ему вечно не хватает времени, и ему чаще всех достается за непунктуальность.
Лель — выдумщик. С его легкой руки на всеобщее вооружение принят безотказный метод не задерживаться долго у начальства, особенно если оно чем-то хочет тебя огорчить.
В самую патетическую минуту надо выразительно посмотреть на часы и подать безотказную реплику:
— Ой!
Начальство, конечно, изумляется такому нахальству. Тогда следует вторая реплика:
— У меня пленка в проявителе. Важный материал.
После этого начальство машет на тебя рукой и отсылает подобру-поздорову.
Есть и еще некоторые придуманные Лелем приемы, которые мы храним в глубокой тайне.
Как бы там ни было, Гена Лель — одна из самых колоритных фигур в ОТО, и во многом его абсолютно бескорыстными заботами и хлопотами, проявленными во время поездок и походов, наши ребята ездят на происшествия с широкоформатным «Киевом-6», удивляя необычным фотоаппаратом поднаторевших фотолюбителей, печатают оперативные снимки на какой-то изысканной итальянской бумаге «Феррания» и многое другое.
Процент умельцев среди сотрудников кинофотоотделения значительно выше, чем по другим отделениям. То и дело они вытаскивают из своих необъятных карманов какие-то хитрые приборы и приспособления, все знают, все понимают, во всем разбираются, короче, являют собою рабочую аристократию нашего отдела.
И кроме всего прочего, наши фотографы (так мы их называем просто для удобства, так как фотографируем мы все и при каждом кабинете своя фотолаборатория) в свободную минуту никогда не отказываются от приятного разговора, и, наверное, поэтому в их комнатах всегда чуть-чуть шумнее и больше накурено, чем обычно…
Правда, иногда они с таинственным видом запирают двери, и тогда мы знаем — фотографы испытывают что-то новое.
Сотрясая дверь, рвется в коридор рев бензинового мотора — это значит, ребята раздобыли где-то киловаттную электростанцию, помещающуюся в небольшой чемодан. Добро, пригодится…
Распевает за дверью Николай Сличенко — фотографы исследуют новый магнитофон для оперативных надобностей. Что ж, вполне можно понять, почему ради первого испытания они записали на пленку рулады цыганского певца, а не сухую следовательскую скороговорку.
Бликуют из дверной щели ядовито-зеленые вспышки — значит, запустили-таки наконец этот капризный «Ксерокс» — аппарат для снятия копий. Слышатся восторженные возгласы наших коллег, которым еще неведомо их печальное будущее. Пройдет время, и их будут осаждать со всего управления просьбами, а то и категорическими приказаниями срочно размножить какой-нибудь документ или фотографию…
А пока у них чистая радость от того, что пошла на шестом этаже еще одна новая машина. И мы радуемся вместе с ними.