Да, такого со следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ Александром Борисовичем Турецким за более чем полтора десятка лет службы еще не бывало! Хотя каких только приключений и авантюр, подчас смертельно опасных, не вместили в себя эти незаметно пролетевшие годы… Но чтобы вот так, почти в открытую, прочно и неотступно «села на хвост» женщина! Да еще молодая и красивая! Такого он не припомнит.

Светофор моргнул желтым глазом и тут же вспыхнул зеленым. Турецкий вздохнул, медленно тронул с места свой верткий синий «пежо» и, едва проехав с десяток метров, снова встал: пробка на подъезде к «Павелецкой» образовалась знатная, до угла, где необходимо свернуть, дабы попасть на Большую Пионерскую, ползти не менее двадцати минут.

Александр Борисович скосил глаза на зеркальце заднего вида и хмыкнул: черный «БМВ», сверкающий новенькими боками в лучах утреннего июньского солнца, находился за две машины от «пежо». И хотя стекла автомобиля были тонированные, Турецкий прекрасно знал, кто именно находится за рулем «бээмвухи». Ее хозяйку он разглядел несколько дней назад, только-только обнаружив странную слежку за своей персоной.

И где! Не больше и не меньше, как на Садово-Сухаревской, в Таможенном комитете, куда заехал поздравить с заслуженной наградой давнего приятеля, начальника этой службы, дававшего по случаю награды небольшой банкет…

Тогда у Александра Борисовича еще не было полной уверенности, что новенькая «БМВ» его и впрямь преследует. В конце концов, это могло оказаться случайным совпадением. Тем не менее, приметив то же авто паркующимся вслед за ним на стоянке, Турецкий решил дождаться момента, когда водитель «БМВ», оказавшийся довольно высокой и несомненно привлекательной молодой женщиной, покинет свою машину.

Тогда у Турецкого еще были сомнения насчет слежки, а увидев хозяйку «БМВ», он и вовсе успокоился: на что он сдался этой явно богатой красотке с большими миндалевидными глазами, стильной прической и стройными, наверняка благодаря дорогому фитнесу, бедрами?

Нет, женским вниманием в свои всего-то сорок с небольшим подтянутый, подвижный Турецкий обделен не был — боже упаси! Мужик он еще хоть куда, так что дамы, как и в дни далекой юности, по-прежнему от Турецкого млеют и тают… Однако сия дамочка была, во-первых, брюнеткой, а весь его немалый опыт по данной части свидетельствовал, что западают на Сан Борисыча чаще всего блондинки — так же, как и он на них. Во-вторых… Во-вторых, прямо скажем, на влюбленную женщину незнакомка как-то не походила. Чем не походила? А ничем! Тонкая интуиция Турецкого свидетельствовала о том, что интерес к нему на сей раз либо чисто деловой, если он вообще есть, либо…

Да, несколько дней назад он был куда спокойней, чем сегодня. И не отнесись он тогда столь легкомысленно к едва зарождающимся подозрениям, давным-давно знал бы, что за птичка вокруг него кружит. Чего-чего, а подозрений по этому поводу на сегодняшний день у Турецкого набралось предостаточно. Женщина могла быть кем угодно, в том числе «кровавой мстительницей», — например, любящей женой или дочерью одного из тех, кого Александр Борисович собственноручно отправил в места иной, или даже постоянной, изоляции от законопослушных граждан… В конце концов даже террористкой могла быть: у них с Турецким тоже свои счеты — и немалые! Словом, отправив жену Ирину с дочкой в Прибалтику, Александр Борисович, обычно сразу начинавший скучать по семье, впервые испытал даже облегчение: случись что, его «девочки» по крайней мере не пострадают.

Кроме того, руки у него теперь развязаны — самое время вплотную заняться странной незнакомкой. То бишь собственной безопасностью. Другой вопрос, что к своему начальству — давнему другу и коллеге, возглавляющему Управление по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры, фактически заместителю генпрокурора Косте Меркулову Турецкий в данной ситуации не обратился бы и под угрозой расстрела: Константин Дмитриевич с его «правильным» отношением к женскому вопросу не преминет поиздеваться над своим старшим следователем, попросившим защиты… от дамы! Это Турецкий-то, всем известный ходок со стажем! Другое дело — Славка Грязнов, который вряд ли удивится странной просьбе старого друга.

Правда, с тех пор как в МВД началась своя собственная перестройка, грозящая затянуться до бесконечности, и Славу «осчастливили» новой должностью начальника Главного управления собственной безопасности, Турецкий что-то не припомнит, чтобы настроение его друга хотя бы раз за несколько месяцев поднялось выше отметки «ноль». Такого рода повышение генерал-майора Вячеслава Ивановича Грязнова явно не обрадовало… Да и какого, скажите на милость, приличного человека вдохновит необходимость отслеживать грешки и грехи своих же собственных коллег? Особенно после прогремевшего на всю Россию дела «оборотней в погонах»? Уж точно не Славку с его принципиальностью, с его так и оставшейся романтически чистой душой, беззаветной преданностью долгу, с одной стороны, и упрямой верой в праведность своих коллег — с другой.

Так вот и попал несчастный Грязнов между молотом и наковальней. Еще в самом начале как-то между делом жаловался он Турецкому на кипу дел по служебным проверкам, встретившую его на новом рабочем месте. А после и жаловаться перестал, помрачнел и замкнулся, что вообще-то для Грязнова нехарактерно.

…Пробка наконец начала рассасываться. Еще парочка светофоров — и можно будет сворачивать на Большую Пионерскую.

Александр Борисович вновь покосился на маячивший сзади «БМВ» и полез в карман за сигаретами. Увы!.. В отсутствие Иринки некому было напомнить рассеянному по утрам «важняку» перед выходом из дома проверить свои карманы. И вот результат: сигареты остались, вероятнее всего, на кухонном столе. Хорошо еще, что успел перестроиться в крайний ряд. И уж вовсе можно счесть везением то, что и табачный киоск оказался рядом, не более чем в трех метрах от обочины.

Заглушив движок, Турецкий вылез из машины и двинулся к киоску, стараясь не смотреть в сторону «БМВ». Ну не станет же она стрелять в него, стоя в пробке?!

Так думал Александр Борисович, неторопливо извлекая на свет божий бумажник и радуясь, что хоть деньги дома не забыл — за это самому себе отдельное спасибо…

— Александр Борисович? — Голос, раздавшийся за его плечом, был удивительно мелодичным, с теплыми такими обертонами. Женский, конечно. Несколько удивленный обращением к нему по имени-отчеству среди уличной толпы, Турецкий обернулся. И при всем своем самообладании изумленно замер на месте: перед ним стояла его преследовательница собственной персоной! Бархатистые карие глаза смотрят чуть ли не с умоляющим выражением. Как говорится, здравствуйте — приехали!

— Ради бога, простите, — незнакомка заговорила вдруг торопливо, почти шепотом — насколько это позволял уличный гул, — но… пожалуйста, очень вас прощу, уделите мне немного времени… Дело очень важное! Очень!..

Взявший себя в руки и успевший оправиться от изумления, Турецкий не собирался демонстрировать незнакомке, насколько ему самому важно любое дело, с которым она. к нему обратится, поскольку уже пора пролить свет на ее странное поведение. Слегка пожав плечами, он демонстративно глянул на часы и, вполне искренне улыбнувшись, развел руками:

— Простите, но…

— Меня зовут Тамара Владимировна Березина, — перебила она его, — я понимаю, вы… Словом, все выглядит нелепо, но у меня просто нет выхода: поверьте, дело, о котором я говорю, действительно государственной важности!.. Вам моя фамилия ни о чем не говорит?..

Она жалобно улыбнулась.

— А должна?

Турецкий пристально посмотрел на свою преследовательницу. Ибо фамилия ее и впрямь ему что-то говорила, хотя весьма смутно и неопределенно. Не то чтобы память подводила, но… Мало ли людей со столь распространенной русской фамилией попадалось Александру Борисовичу?

Вроде бы есть в МВД даже генерал такой — Березин. Во всяком случае — был, сейчас же, когда все структуры министерства трясут да перестраивают, половина должностей оказалась и вовсе за штатом… Кто его знает?! А главное — при чем тут незнакомка?

— Я Тамара Владимировна Березина, — повторила женщина, — невестка генерала Березина из МВД, вы его должны знать, хотя… Скорее, я уже бывшая его невестка…

Турецкий молчал, и Тамара скороговоркой закончила фразу:

— С его сыном Юрием мы последние полгода живем отдельно…

Александр Борисович вновь посмотрел на часы и вздохнул, всем своим видом демонстрируя недовольство тем, что его, чрезвычайно занятого человека, чуть ли не силой отрывают от несомненно важных и срочных дел. Хотя на самом деле намеченный на утро визит к Славе Грязнову на данном этапе свой смысл потерял в виду открывшейся перспективы самому разжиться необходимой информацией.

— Пожалуйста… — прошелестела Тамара Владимировна. Недовольно поморщившись, Турецкий нехотя кивнул головой:

— Только учтите, госпожа Березина, больше двадцати минут уделить вам я вряд ли смогу.

— Я понимаю! — Карие глаза моментально заискрились искренней радостью. — Я постараюсь уложиться! Тут буквально в двух шагах есть очень приличная кофейня. Вы не против?

Турецкий с видимой тоской глянул на свой припаркованный у обочины «пежик» и, еще раз вздохнув для верности, хмуро кивнул. К этому моменту он почти не сомневался, что «дело государственной важности», о котором упомянула Тамара, наверняка плод ее домыслов и дамских фантазий. Сколько таких бредовых историй довелось выслушать ему на своем веку! Эта отличается разве что возможностью, предварительно выяснив причину, по которой Тамаре Владимировне вздумалось следить за Турецким, отвязаться наконец от этого «хвоста», пусть и весьма привлекательного внешне.

Александр Борисович Турецкий даже представить не мог, до какой степени он заблуждается, когда вслед за Тамарой Березиной вошел в пустое с утра кафе и прошествовал в дальний угол зала — за столик, который выбрала его спутница.

«А фигурка у нее, можно сказать, высший класс!» — подумал он, оглядывая Березину, торопливо цокающую каблучками впереди него. Внешне Тамаре Владимировне можно было дать не больше двадцати пяти, но опытный Александр Борисович, мысленно накинул еще годика три-четыре. А возможно, и все пять. Состоятельные дамочки пользуются услугами специалистов, соответствующих содержанию их кошелька. Результат, как правило, бывает в самом прямом смысле слова налицо.

— Если вы не против, — начала Березина, едва официант, подавший им кофе, отошел, — я буквально в двух словах скажу, кто я и что я… Нет-нет, насчет свекра — правда, — среагировала Тамара на слегка приподнявшиеся в удивлении брови Турецкого. — Но ведь невестка — это не профессия, верно?

— Для некоторых профессия! — невольно усмехнулся Александр Борисович.

— Но не для меня! — твердо возразила Тамара. — Меня с детства приучили к мысли, что человек должен быть самодостаточным…

— Должно быть, ваши родители — мудрые люди, — осторожно заметил Турецкий.

— Были мудрыми… — Тамара вздохнула. — Да нет, мама и отец оба, слава богу, живы, а вот по части мудрости, особенно у отца… Вы о нем, кстати, тоже, наверное, слышали: Владимир Кропотин…

Турецкий, вознамерившийся было отхлебнуть свой кофе, поставил чашку на стол и посмотрел на свою собеседницу с интересом:

— Вы хотите сказать, что вы дочь того самого Кропотина?.. Если не ошибаюсь, Владимира Александровича?..

Березина кивнула и грустно улыбнулась, а Турецкий подумал, что женщина, сидящая перед ним, вполне могла бы вдеть в свои изящные ушки вместо маленьких сережек с крошечными бриллиантовыми искорками настоящие алмазные подвески, достойные королевы…

Дело в том, что Владимир Александрович Кропотин был довольно известным фабрикантом, владевшим в числе прочего производством по обработке якутских алмазов… Настоящий магнат, хоть и не из числа первых — непременных участников кремлевских совещаний… Впрочем, как раз на последнем Кропотин точно присутствовал. В свете данного обстоятельства слова его дочери о «деле государственной важности» начинали приобретать несколько иную окраску.

Нет, на то, что девушка выложит сейчас перед ним какой-либо компромат на собственного папашу или пусть и бывшего, но властного свекра, он не рассчитывал. Однако все тайны, возникающие рядом с алмазами, имеют обыкновение тяготеть к криминалу…

Эта мысль начисто выбила из головы Турецкого первоначальное намерение выяснить в первую очередь причины, по которым Тамара устроила за ним слежку. Женщина заговорила об этом сама.

— Прежде всего хочу извиниться за то, что следила за вами… Просто другого выхода не нашла. Если те сведения, которые я собираюсь вам изложить, попадут в дурные руки — мне конец.

«Начинается! — мысленно затосковал Турецкий. — Сейчас последует какая-нибудь душещипательная женская история, которая и окажется «государственной тайной»…

— У меня есть старшая подруга — юрист, — продолжила Березина. — Она мне порекомендовала вас как очень профессионального, а главное — абсолютно честного человека. Но я в последнее время и самой-то себе доверяю через раз… Вот и решила понаблюдать, какой вы, с кем общаетесь и… Словом, простите за недоверие. К тому же я должна была выбрать удобный момент, чтобы поговорить с вами не в стенах прокуратуры.

— Нельзя ли ближе к делу?

— Да, конечно! Я по образованию экономист — кончала МГУ. Сейчас учусь в Высшей школе экономики в Лондоне, а в Москве, как вы понимаете, бываю наездами… В основном из-за мамы, она у меня очень нездорова. Ну а что касается личной жизни — тут история особая… Только не нужно думать, что я собралась кому-то мстить… Речь идет о моем бывшем свекре, его сыне и…

Тамара на мгновение умолкла, но завершила фразу твердо:

— …О моем отце. О том, чем все они занимаются на самом деле…

— И чем же? — осторожно поинтересовался Турецкий.

— Убийствами. Бандитизмом. Хищениями в особо крупных размерах.

У Турецкого немедленно возникла мысль, что дамочка в своих фантазиях явно перегнула палку: тут тебе и контрабанда, и убийства, и… Может, она того — спятила?! Да и где это видано, чтобы кто-то из членов, если верить ее же словам, мафиозной семьи нарушил омерту — как называют в Италии обет молчания.

Но в следующее мгновение глаза Турецкого и Тамары встретились, и, к своему изумлению, следователь вдруг понял, что Березина не фантазирует: в глазах женщины была такая усталость, что сразу стало заметно — лет ей никак не двадцать пять, а как минимум тридцатник. Но если даже хоть что-то из сказанного ею правда, все равно не понятно, что могло толкнуть Березину на предательство, в сущности, собственных интересов… Тамара как будто подслушала его мысли.

— Знаете, я много думала, прежде чем пойти на такой шаг… И если вы возьметесь за это дело, то наверняка решите, что для меня вся суть в мести…

— ?!

— Видите ли, я ведь говорила, что мы с мужем последние полгода живем отдельно?.. Ну так вот: у него появилась новая пассия, некая Татьяна Монахова… Поверьте, мне было бы глубоко наплевать на то, с кем на данном этапе своей паршивой жизни спит Юрий, если бы эта женщина не была второй женой моего собственного отца! Который к тому же абсолютно на ней помешался!..

«Положим, и без этой пикантной детали «наплевать» на то, с кем спит твой муженек, тебе не было бы, — позволил себе усомниться в Тамариных словах Александр Борисович. Разумеется, мысленно! — Где это видано, чтобы хоть одна женщина на свете не была яростной собственницей? А тут еще и ситуация почти кровосмесительная… Ну и ну! Воистину неймется богачам, не могут они жить как все люди, даже в собственной постели подавай им какую-никакую чудинку, да не простую, а непременно гаденькую…»

— И давно эта самая Монахова является супругой вашего отца? — поинтересовался он вслух.

— Нет. — Тамара невесело покачала головой. — Всего-то около года. До этого была… скажем так: наложницей моего свекра… Не удивлюсь, если сейчас обслуживает и сыночка, и его папашу. По своей побочной профессии она переводчица, а по основной — шлюха!.. Простите… Но попытайтесь все-таки поверить — дело не только в ней.

Я ни в коем случае не претендую на звание человека честного и принципиального, но… с того момента, как мне стало известно об убийствах и о том, чем фактически занимается отцовская фирма благодаря стараниям Юрия и его проклятого отца… Словом, ни одной ночи я не спала спокойно. Есть и второе обстоятельство, толкнувшее меня к вам…

— А именно?..

— Я долго думала и поняла, что, с тех пор как Юрий связался с этой… Монаховой, в опасности и моя жизнь, и, скорее всего, папина тоже… Дело в том, что, несмотря на развод с моей мамой, отец написал завещание в мою пользу…

— То есть, случись с ним что, не дай бог, конечно — все его состояние, включая алмазную фабрику, наследуете вы?

— Да! — спокойно кивнула Тамара. — Сейчас на фирме почти всеми делами заправляет Юрий, а это все равно что его отец… Но формально совладельцем он не числится! Конечно, небольшой пакет акций у него есть, но не толще, чем у остальных основных акционеров. Контрольный пакет в руках моего отца, во всяком случае, пока… Ну а если ни меня, ни моей мамы на свете не будет, а с папой, как вы сказали, не дай бог, что-то случится, единственной законной наследницей станет Монахова…

Я вам больше скажу: то, что никакой любви к отцу эта тварь не испытывает, и так понятно. Но я ничуть не сомневаюсь еще и в том, что их брак был организован господином генералом и моим супругом как раз с этой целью. Они убийцы, понимаете? Настоящие убийцы и бандиты!

— У вас есть доказательства их… деятельности? — прямо поинтересовался Турецкий.

— Я… Я могу показать место, неподалеку от нашего загородного дома, в лесу, где они зарыли убитого ими человека…

— Вы полагаете, на трупе имеется табличка с именами убийц?

— Нет, но Юрий сам проговорился мне об этом, видимо, рассчитывал для начала убить морально… Я, кажется, не сказала, что человек, которого они убили, — мой родной дядя… Он сейчас числится в розыске как без вести пропавший… Даже маме я не могла сказать правду, маме — особенно, она бы снова слегла…

В сразу потемневших глазах Тамары блеснули слезы, Александру Борисовичу захотелось немедленно провалиться на месте: дернул его черт за язык насчет таблички на трупе! Вот она — оборотная сторона профессионального цинизма, рассуждать о трупах с тем же спокойствием, что и о прочих вещдоках… Как-то забываешь, что каждый погибший — чей-то близкий человек… С другой стороны, если об этом думать, работать вообще не сможешь, так и будешь предаваться сочувствию и горевать вместе с каждым пострадавшим…

— Простите, — смущенно пробормотал Турецкий.

— Это вы меня простите. — Тамара взяла себя в руки. — Дядя Моня был папиным компаньоном, понимаете? Собственно говоря, с него-то на самом деле и начались наши беды… И не подумайте, что так уж сильно задели мои родственные чувства. Маму я обожаю, не просто люблю, дрожу над ней — особенно после того, как отец ее бросил, предал, оплевал… Никогда ему маму не прощу!

Она невольно сжала изящные пальчики в кулачки.

— Но к дяде Моне никаких особых чувств я не испытывала: он выехал в Израиль еще до моего рождения, кажется, в шестьдесят восьмом… А вернулся, когда я уже училась в университете. Именно тогда все и началось…

— Тамара Владимировна! — Турецкий на этот раз посмотрел на часы вполне искренне: его желудок, в котором с утра не было ничего, кроме чашки кофе, вот уже минут двадцать как заявлял хозяину протест против подобного обращения. — Мне кажется, поскольку наш разговор и впрямь оказался куда серьезнее, чем я предполагал, есть смысл переместиться в соседний ресторан… Кстати, совсем неплохой, я там был пару раз. Как вы относительно обеда?

— При одном-единственном условии: плачу я!

— Обижаете-с! — нахмурился Александр Борисович. — К тому же взяток, даже борзыми щеночками, не берем!..

— Александр Борисович, — в голосе Тамары вновь послышались умоляющие нотки, — ведь это я вас втянула в разговор! Верно?.. Ну значит, я обязана оплатить время, которое вы на меня тратите!

Она слегка покраснела и твердо посмотрела Турецкому в глаза:

— Что касается обид… Очень прошу, отнеситесь ко мне не как к женщине, а как к обычной… то есть наоборот — необычной заявительнице.

— Вот как раз с заявительницами-то я и не посещаю рестораны, во всяком случае, за их счет!

— Ну как хотите! — неожиданно сдалась Березина. И до самого ресторанчика, действительно расположенного в полутора минутах ходьбы от кафе, молчала.

Очевидно, обдумывала свой дальнейший рассказ. Потому что после того, как приятно удивленный появлением первых посетителей в столь ранний час официант принял заказ и удалился, продолжила Тамара точнехонько с того места, на котором остановилась в кафе.

— Я остановилась на том, — произнесла она задумчиво, — что на самом деле вся наша жизнь — я имею в виду и отца, и маму, и нашу семью… Словом, все-все изменилось как раз с того момента, как дядя Соломон, или Моня, как называла его мама, вернулся из Израиля…

Александр Борисович вслушивался в глубокий голос своей собеседницы. Он начинал верить ей, а еще больше — себе самому: тому внутреннему острому холодку, что неизменно появлялся перед началом действительно важного и опасного дела.