РАССЛЕДОВАНИЕ
В Ставрополь Турецкий прибыл самолетом, хотя были приобретены билеты на поезд не только для него, но и на большую группу оперов из «Пантеры», сотрудников спецподразделения МВД и двух старших следователей из Главной военной прокуратуры. Поздно вечером Турецкому позвонил Меркулов и сказал, что Супрун и четверо парней из спецназа вылетают вместе с ним, Турецким, в шесть утра из Внукова. Турецкий возражать не стал, лишь поинтересовался, летит ли с ним Чирков Валерий Викторович. «А он тебе нужен?» – спросил Меркулов. «Не помешает». – «Значит, полетит». – «А я наладился в окошечко поглядеть, пивка попить. Люблю поезд. Или что-то случилось?» – «Ничего не случилось. Но за сутки в поезде может случиться всякое». – «О чем ты, Костя? Вагон охраны. Муха не пролетит!» – «Муха не пролетит, а пуля может. Не все, как ты, в рубашке родились». – «Не беспокойся ты о Супруне, – догадался Александр. – Будет доставлен живым и здоровым!» «Номер тебе заказан в гостинице „Интурист“. Счастливо, Саша!»
В аэропорту прибывших встретили прокурор края Власенко Григорий Анисимович, начальник крайуправления ФСБ Макеев Никита Ильич с охранниками, которые по его знаку хотели было направиться к Супруну, но Турецкий остановил их.
– Прошу не торопиться, – сказал он и, обращаясь к Макееву, добавил: – Федор Степанович в охране не нуждается.
И действительно, несколько крепких парней в штатском уже стояли возле Супруна. У Макеева вытянулось лицо, но он молча проглотил обиду, обернулся к Федору Степановичу:
– С прибытием, Федор!
– Спасибо.
В самолете Турецкий и Супрун договорились, чтобы он, Федор Степанович, при встрече с краевым начальством не выказывал заметного недовольства или, не дай Бог, не сболтнул ничего лишнего, вообще, чтобы больше помалкивал. Мало ли что бывает, ну, случилась с ним неприятность. Придет время, прояснится обстановка, тогда можно и поговорить. И Супрун держался достойно. На вопросы о здоровье, о пережитом отвечал кратко, но дружелюбно, правда, ехать на загородную дачу губернатора, который лично хотел поздравить его со счастливым освобождением, отказался.
– Первым делом – к жене и детям. И еду немедленно. А отметить мое освобождение всегда успеем! – отшучивался он.
– До встречи, – протянул Супруну руку Александр.
– Во-он стоит твоя машина, – указал на «Волгу» Макеев. – С охраной.
– Не обижайтесь, но охранять Федора Степановича пока будут они, – кивнул на штатских Турецкий. – Выделите им еще один автомобиль, Никита Ильич.
– Пусть садится в мою, – ответил Макеев и, дождавшись, когда Супрун и охранники отошли, обратился к Турецкому: – Ну а каковы ваши планы?
– В Ставрополе, говорят, славится хороший кабачок под названием «Вдали от жен»? – улыбнулся Александр.
– Местечко известное, – рассмеялся Макеев. – Но там вы побываете. А сейчас, быть может, все-таки к губернатору?
– Как вы считаете, Григорий Анисимович, поедем? – обернулся к прокурору Турецкий.
Власенко молча пожал плечами, мол, хозяин – барин.
– Я почему спрашиваю. Дела-то, как принято говорить, у прокурора! – пошутил Александр.
– Следственные дела у меня, – не приняв шутливого тона, очень серьезно ответил Власенко. – Они в любую минуту будут переданы вам.
Надо сказать, что Григорий Анисимович Власенко здорово напоминал прокуроров из криминальных романов девятнадцатого века. Они там изображены, как правило, сухими, высокими, мрачноватыми, но в душе добрыми, любящими детей и жену. Неизвестно, каким любящим отцом и мужем был прокурор Власенко, о своих семейных делах он помалкивал, но внешне он имел сходство с прокурорами из этих самых романов девятнадцатого века. Высокий, худой, в очках, одетый в форму прокурорского генерала, он всем своим видом внушал уважение, а то и страх людям простым, далеким от юридической казуистики. Робели перед прокурором и подчиненные, хотя он никогда никого не обижал по службе, принимал решения, строго следуя закону, и решения его были справедливы, хотя порой и жестки.
– Александр Борисович вкратце ознакомлен немного с происшедшим, – вступил в разговор Чирков.
– Все следственные дела в крайпрокуратуре. Оперативные материалы в ФСБ и УВД, – суховато ответил Власенко.
– Я ознакомил Александра Борисовича, естественно лишь в общих чертах, – уточнил Чирков. – Но без деталей.
– Мы беседовали, – подтвердил Турецкий. – Я так понял, что Николай Михайлович ожидает нас?
– И думаю, с нетерпением, – заметил Макеев. – Обидно, что отказался Федор Степанович…
– Его понять можно, – перебил Турецкий. – Едем. Нехорошо обижать хозяина края.
– В эту машину, пожалуйста, – указал на белый «мерседес» начальник местного ФСБ.
– Не вижу своего старого приятеля Романа Маркушу, – садясь в машину, сказал Александр. – Я к тому, что на даче губернатора можно совместить приятное с полезным.
– Подъедет, – ответил Макеев. – Открою вам небольшой секрет, Александр Борисович. Уехал Роман на дачу, за бутылкой вина.
– Разве в Ставрополе закончились вина?
– В том-то и дело, что бутылка особенная. Мало того что она трехлитровая, она последняя. Таких в городе не сыщешь.
– Помню, угощал он меня в Москве каким-то удивительным вином, – припомнил Турецкий. – Собственного изготовления.
– За ним и поехал.
– Неужели не могли привезти?
– Так бутылка-то закопана! И кроме хозяина, места никто не найдет! Времени в обрез. Мы ожидали вас завтра.
– Меркулов с панталыку сбил. Ни с того ни с чего вдруг приказал лететь! – не стал скрывать правды Турецкий.
– Я получил приказ выполнять лишь ваши указания, – намекнул Макеев.
– Я тоже, – поддержал Власенко. – По крайней мере здесь, в Ставрополе.
– А для меня, дорогие мои коллеги, даже пустяковая просьба Константина Дмитриевича есть приказ. Он учитель, я ученик. И потом, у него была причина.
– Вероятно, обеспокоенность за безопасность Федора Степановича? – предположил Макеев.
– Как выражается Меркулов, смотришь в корень, Никита Ильич! – улыбнулся Турецкий. – Супруна и в Москве не оставляли в покое…
Александр бросил первый пробный камень в слабой надежде, что кто-то из начальства на это клюнет, но не получилось.
– Да? – удивился начальник ФСБ. – Не слыхали.
– Было. Пришлось переселить Федора Степановича в более надежное место… Красота-то какая! – глядя в окно на далекие горы, отошел от темы разговора Турецкий.
Машина шла по шоссе, вдоль которого по обе стороны выстроились яблони, буквально усыпанные крупными плодами. Сады вскоре кончились, и машина нырнула в густой лес. В открытые окна пахнуло прохладой и каким-то особым тонким ароматом.
– Чем это так пахнет? – поинтересовался Александр.
– Падалицей с диких груш, яблонь, абрикосовых деревьев, – объяснил Макеев.
Минут через десять их взорам открылось большое озеро, на берегу которого стояли дачи.
– Красота, – повторил Турецкий. – Сюда не работать, отдыхать надо ездить!
– Сингилеевское озеро, – снова пояснил Макеев. – И между прочим, рыбы навалом!
– А какой?
– Прокурор у нас рыбак заядлый…
– Разная водится, – со знанием дела ответил Власенко. – Лещ, плотва, карась, карп, толстолобик… Форель горную вывели! Да какую! Граммов на пятьсот – семьсот каждая! Карп, толстолобик – рыба промысловая. Тоннами берут. Ну а мы карасиками пробавляемся.
– А кому озерцо принадлежит с промысловой рыбкой? – поинтересовался Турецкий.
– А как вы думаете?
– Конечно, КАКТу.
– Ошиблись, Александр Борисович. Сингелей – хозяйство Федора Степановича Супруна. Торговая фирма «Машук».
– Приехали! – объявил Макеев.
Гостей встретил на пороге дачи сам хозяин, губернатор Николай Михайлович Колесниченко.
– Не вижу Федора Степановича, – после приветственных слов и рукопожатий отметил Колесниченко.
– Семья, Николай Михайлович, семья! – развел руками Макеев.
Турецкий был мало знаком с губернатором, хотя и виделся с ним в Москве на совещаниях, даже о чем-то разговаривал, но совершенно не помнил о чем. Теперь он с интересом вглядывался в крупное лицо хозяина, и ему показалось, что с последней встречи губернатор изменился, но далеко не в лучшую сторону. «Уж не пьешь ли ты горькую, голубок? – подумал Александр. – Не красят тебя мешочки под глазами, ох, не красят…»
– Проходите в дом, – пригласил радушно губернатор. – Там, в гостиной, Маркуша что-то маракует, – пошутил он. – Привез какое-то особое вино и даже попробовать не дал. Первым, говорит, пробу снимет Александр Борисович.
С начальником краевого УВД Турецкий вел одно дело об убийстве. Это было несколько лет назад, когда Маркуша ходил еще в майорах – старшим опером угро. Убийство было раскрыто, преступники получили большие сроки. Но случилось так, что по рапортам, которые были направлены большому эмвэдэшному начальству, была очевидна лишь заслуга одного майора угро Маркуши и в раскрытии преступления, и в задержании убийцы. Турецкому об этом доложили, но он не обиделся – дельце было рядовое, ему оно лавров не прибавит, а майору Маркуше будет в самый раз, и звездочку пришпилят, и в должности повысят. Так оно и вышло. Турецкий был искренне рад, что майор пошел в гору. С тех пор Маркуша, приезжая в столицу, никогда не забывал навестить Турецкого.
Вот и теперь, увидев Турецкого, Маркуша обнял его, наполнил бокалы необыкновенным своим вином.
– С приездом!
Вино действительно было необыкновенным, одно слово, нектар! Пьешь благоуханный напиток, голова светлая и легкая, но после трех-четырех бокальчиков телом овладевает непонятная истома, в душу поселяется радость. А вот подняться не можешь.
Мало– помалу собеседники, как водится, перешли к делам, которые позвали «важняка» в дальнюю путь-дорогу.
– Не любитель старший следователь по особо важным делам Александр Турецкий корпеть над бумагами, – заметил Чирков после упоминания прокурором края о следственных делах. – Ему по душе оперативный простор. Об этом вся Генпрокуратура наслышана. Не так ли, Александр Борисович?
– Как ни крути, а семьдесят процентов рабочего времени занимает писанина, – усмехнулся Турецкий. – Впрочем, оперативную работу я люблю не меньше следственной. Завтра сюда приедут следователи военной прокуратуры, они и поработают. Ну и я гляну. Не буду скрывать своего отрицательного отношения к итогам вашей работы. Слишком она затянулась, а результатов нет. Не выяснены мотивы убийств, не установлены организаторы преступлений. Нет и исполнителей.
– Как будто у вас в Генпрокуратуре нет «глухих» дел, – возразил Макеев.
– Они не «глухие». Их глушат.
– У нас тоже есть умельцы глушить.
– Вот бы знать кто! – оживился Турецкий.
– А вы своих глушителей знаете?
– Догадываемся. Но они слишком высоко сидят.
– Вот и наши слишком высоко.
– Может, и ваши и наши одни и те же люди?
– Может быть, – согласился начальник краевой ФСБ.
– Это уже кое-что.
– Как по-твоему, Никита, – обратился к Макееву губернатор, – высоко ли сижу я?
– Ваше кресло не из низких, – улыбнулся Никита Ильич.
– В том-то и дело, – согласился Колесниченко. – Убийства совершены в моем крае. И убили не кого-то, а кандидатов в губернаторы. Здесь не надо быть «важняком», чтобы догадаться, на чью мельницу льют воду эти убийства. На мою. Значит, первым, кого вызовет на красный ковер Александр Борисович, буду я. Первый спрос, как водится, должен быть с хозяина.
Колесниченко, видимо, ждал реакции на его слова, но Александр от ответа уклонился.
– Здесь сидят люди опытные, профессионалы, – ответил он. – Они знают, как нелегко вести расследование по убийствам, когда упущено время. Скорее всего, я начну работу не с материалами дел, а с живыми людьми.
– Отличное решение, – поддержал его Маркуша. – Есть такой живой человек – Супрун Федор Степанович, которого похитили, куда-то увезли, где-то держали. Наверняка он запомнил похитителей. От этого надо и плясать.
– «Куда-то», «где-то»… – усмехнулся Колесниченко. – Все уже знает Александр Борисович.
– Вы, думаю, тоже здесь не дремали? – поинтересовался Турецкий.
– Как получили сообщение от вас о возбуждении уголовного дела по факту захвата Супруна, тотчас начали оперативную работу, – сказал Маркуша.
– Что-то прояснилось?
– Опросили жителей дома. Никто ничего не видел. Переговорили с охранником…
Маркуша закурил, посмотрел на Турецкого и выразительно махнул рукой.
– Что? Исчез охранник? – догадался Александр.
– С концами.
– Я понимаю, что живем мы при трех правительствах. Одно возглавляет премьер-министр, второе – как бы Президент, а третье – теневое, мафиозное. Ваш-то край при какой из трех живет? – спросил Турецкий, обводя взглядом собеседников.
– Как и вся страна. При всех трех, – ответил губернатор.
– И нет никакой возможности тряхнуть третье правительство?
– Возможности найдутся, – раздумчиво сказал начальник местного ФСБ. – И силы тряхнуть – тоже. А вот как распознать, где первое, второе и третье? – вот вопрос!
– Ну-у, – протянул Турецкий, – у вас, оказывается, дела покруче, чем в столице! Мы, по крайней мере, четко видим границы.
Колесниченко насмешливо посмотрел на Александра, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой.
– Давайте лучше выпьем! И прекратим весь этот разговор. Расследование поручено Александру Борисовичу, а вы при нем. Чем можете, тем и поможете. Ваше здоровье, Александр Борисович!
Приехал Турецкий в Ставрополь засветло, осмотрел гостиничный номер, который оказался просторным, в две комнаты, обставленным добротной мебелью под старину. Хотел было поискать «жучков», в наличии которых не сомневался, но раздумал и вышел на улицу.
Он не спеша шагал по главной улице города – проспекту Ленина, рассматривал старинные дома, вглядывался в лица прохожих, останавливался возле коммерческих ларьков. Он любил бродить по улицам, переулкам незнакомых городов, заходить в пивные, где за кружкой пива всегда можно встретить охочего до разговоров мужичка, и бывало так, что возвращался он в гостиницу с новыми впечатлениями и мыслями.
Миновав переулок, Александр вышел на улицу Мира, прошелся немного и на углу, недалеко от светофора, увидел девочку лет четырнадцати, стоявшую возле большого здания, у стены которого лежали живые цветы.
– Цветов-то сколько! – подойдя, сказал Турецкий. – Видно, хороший был человек…
Девочка взглянула на Александра, и тот содрогнулся, столько неизбывной тоски и боли было в синих глазах подростка.
– Извини, – смутился Александр. – Близкий кто-то?
Девочка долго молчала, внимательно рассматривая незнакомца, потом ответила:
– Мой папа.
Турецкий вдруг вспомнил, как Супрун рассказывал, что его старшая дочь Ольга дружит с дочерью погибшего профессора Васильева.
– Тебя зовут Дашей, – уверенно произнес он.
– Да, – не сразу вымолвила девочка.
– А твою подружку Олей.
– Да…
В глазах девочки мелькнула тревога, она повернулась и пошла прочь.
– Даша, я понимаю, что у тебя ни к кому нет веры, – догнав девочку и взяв ее за руку, сказал Турецкий. – Но прошу поверить мне. Моя фамилия Турецкий. Вот удостоверение. Пожалуйста. Я приехал расследовать убийства. В том числе и убийство твоего папы, Васильева Григория Ефремовича…
– Вы генерал? – спросила Даша.
– Пока еще нет. Но если очень хочется, считай меня генералом, – улыбнулся Александр.
– Я слышала о вас от Гриши…
– Твоего старшего брата, – уточнил Турецкий. – У тебя есть и другой брат, Артем… И что же ты слышала?
– Он сказал, что во всех убийствах лишь один человек может разобраться. Вы.
– Не знаю, Дашенька, разберусь ли, но буду стараться… Куда ты? Я провожу!
– Не надо. Во-он мой дом, – указала девочка на красивое здание.
– Вот и провожу. Тем более что рядом, – решил Александр.
– А за генералами не следят? – тревожно спросила Даша.
– Следят и за генералами.
– Тогда не ходите, не стоит.
– Я приказал снять охрану.
– То охрана, а то…
Девочка не договорила и снова поспешила вперед.
– Даю тебе слово, Даша. Я найду убийц твоего папы, – внезапно сказал Турецкий.
– Мне об этом уже говорили, – ответила девочка, и опять на Александра глянули печальные понимающие глаза.
– И вероятно, тоже генералы?
– Самые главные в нашем городе.
– Ты слышала, что сказал обо мне твой старший брат. И я здесь, в вашем городе. Я хочу познакомиться с твоими братьями. Они ведь тоже люди военные… Кстати, можно и сейчас зайти. Если, конечно, ты разрешишь.
– Их нет.
– Как это? – не понял Турецкий.
– Они в командировке.
– Оба?
– Да.
– И когда уехали?
– Позавчера.
– И конечно, что-то срочное?
– Я не знаю. Они часто уезжают.
– Такова их работа, Дашенька. Мне тоже редко приходится видеть свою дочку…
– Пришли, – сказала Даша. – До свидания.
– До свидания. Ты не против, если я зайду к вам в гости?
– Как мама скажет…
– Я позвоню. Думаю, что к этому времени возвратятся твои братья.
Девочка улыбнулась и вдруг на мгновенье прижалась к Турецкому, и у того сами собой повлажнели глаза.
По пути в гостиницу, куда он возвращался тоже пешком, Турецкий, припоминая тоскливые глаза Даши, покачал головой. «Не бывало с тобой такого, Александр Борисович, – думал он про себя. – Шалят нервишки, дорогой, шалят… Расслабился».
– Пить надо меньше! – вслух произнес он.
– Что вы сказали? – приостановился пожилой прохожий.
– Да вот, говорю, пить народу надо меньше.
– Верно, товарищ дорогой, вернее господин, – серьезно согласился прохожий. – Пьют, не приведи Господи! Будто верблюды!
После этого незначительного случая Турецкий несколько отошел, настроение улучшилось. Поднявшись по широким мраморным ступеням, ведущим ко входу в гостиницу, Александр протянул руку, чтобы открыть дверь, но кто-то вежливо предупредил его:
– Пожалуйста, Александр Борисович!
– Ты откуда? – приглядевшись и узнав в предупредительном молодом человеке старшего офицера из московского ФСБ, спросил Турецкий. – Ты же у Супруна должен быть!
– Трое остались, хотя им там, в Степном, тоже делать нечего. Казачки Супруна в обиду не дадут.
В холле за Турецким пристроился еще один фээсбэшник из Москвы, а на четвертом этаже, где находился номер Александра, он увидел и третьего, стоявшего неподалеку от дверей номера.
– Не торопитесь, Александр Борисович, – шепнул старший, прикрывая Турецкого своим телом и одновременно делая знак своему товарищу, и тот быстро зашагал к мужчине, стоявшему возле дверей.
– Вы тоже не торопитесь, майор, – негромко сказал Турецкий, кивнув на полу пиджака, под которым, по его мнению, было оружие.
– Здравствуйте, Александр Борисович, – поздоровался мужчина, когда все трое приблизились к нему.
– Здравствуйте…
Мужчина посмотрел на охранников и замялся с ответом.
– Люди свои, – предупредил Турецкий. – Из Москвы.
– И все-таки мне хотелось бы поговорить наедине.
– У меня, думается, небезопасно… – начал было Турецкий, но майор вежливо перебил:
– Открывайте дверь и заходите. Номер чистый.
– И когда вы все успели? – усмехнулся Александр. – Может, видели, как я с молоденькой девушкой разговаривал?
– Вы не заметили? Ну и очень хорошо!
Мужчина посмотрел на охранников с видимым уважением и поочередно протянул им руку.
– Майор милиции Богданов.
– Проходите, майор. Как ваше имя-отчество?
– Алексей Иванович.
– Ужинали? – обратился к охранникам Турецкий и, видя, что те переглянулись, добавил: – Тоже заходите. В холодильнике полно еды. И выпить найдется. Мы устроимся в спальне, а вы пока сообразите. Там вино из погреба генерала Маркуши, так вы все-то не выдувайте! Коньяк – пожалуйста! Пойдемте, Алексей Иванович.
Майору Богданову было за пятьдесят, но выглядел он бодро. Невысок ростом, но, как говорят, ладно скроен, о чем и не преминул сказать ему Турецкий.
– Силенка есть, – не стал возражать майор. – Я ведь до сих пор по горам лазаю. Как начал лет с десяти, так и продолжаю.
– Покоритель вершин, значит? – улыбнулся Александр.
– Какой я покоритель, не знаю, а на Эверест поднимался. И не однажды.
– Мастера спорта поднимаются-то! Так знающие люди мне говорили.
– Значок имею, – скромно ответил Богданов. – Ну да ладно. Это к делу не относится. Думаю, как к делу-то перейти, с чего начать…
– А с самого начала и начните!
– Можно и так. Работаю я в управлении. Лет двадцать по оперативке бегал, но после одного случая… – Майор помолчал. – Вобщем, добегался.
– Ранили?
– Оно самое. И вот пятнадцатый годок при оружии. Сдача, выдача, расписки, документы, ну и так далее. Не хвастаясь скажу, что в оружии волоку.
– Надо думать, – согласился Турецкий.
– О своем и не говорю. Ну так вот, приносят мне автомат уволенного прапорщика Грищука. Принял, подержал, положил, но чую, что-то не то. А почему чую, и сам не могу объяснить. Начал рассматривать повнимательнее. И усмотрел. – Богданов выразительно глянул на собеседника. – Номерок-то перебит.
– Неужели на глаз определили, Алексей Иванович? – не поверил Турецкий. – Работа, вероятно, была чистая?
– Лучше не бывает. На глаз я не то чтобы определил, но засомневался, а криминалистическая экспертиза показала точно. Перебит номерок.
– И кто делал эту экспертизу?
– Я и делал. Самолично.
– Хорошо. Перебит номер. Пахнет, конечно, нехорошим, но ко мне-то для чего пришли?
– Не спешите, Александр Борисович. Я уже говорил, что автомат принадлежал прапорщику Леониду Грищуку. Пришел он к нам недавно. И трех месяцев нет. Теперь посмотрим, что это за человек. Сам я давно с оперативной работы ушел, но друзья остались. Родом Грищук из Татарки. Прозвище или кличка, как хотите думайте, его Коршун. Татарка – местечко серьезное. Паханом там некий Владимир Байбаков по кличке Байбак, а до него был Женька Француз. Коршун, Байбак и Ашот Захарян были закадычными друзьями с детства. Заинтересуетесь, так вам подробно доложат об убийстве Захаряна. Я лишь скажу, что убрал его Француз. Деньги, счетчик, разборка… Через некоторое время ушли в мир иной и сам Француз, и его охранник. Дело прикрыли.
– Почему?
– Снова деньги, – усмехнулся майор. – Всем деловым в Татарке было ясно, что на место Француза встанет Коршун. И он действительно встал. Но всего лишь на несколько месяцев. Сменил его Байбак. И без всякой крови, без разборок, полюбовно. А еще через некоторое время к нам в управление пришел работать Леонид Грищук, то есть Коршун. Ему-то я и выдал автомат.
– А он вам вернул другой?
– Точно.
– Не могло получиться так, Алексей Иванович, что все-таки оружие одно и то же?
– Не понял, Александр Борисович…
– Выдавая оружие Коршуну, вы просто-напросто не обратили внимания на номер?
– Не поверили вы мне, что разбираюсь я в оружии, – помолчав, ответил Богданов. – А жаль.
– Но ведь так могло все же быть? – настаивал на своем Турецкий.
– Не могло. Автомат, что я выдавал, был новый. В смазке заводской. Ну, если предположить, что на заводе…
– Извините, Алексей Иванович, – перебил Александр. – Все ясно. Интересных людей принимают в краевое управление внутренних дел…
– То-то и оно! Я поинтересовался, по какой такой причине был уволен Коршун. Оказывается, по собственному желанию. Любопытно мне стало, чем он теперь пробавляется. Оказалось, живет в Татарке, в родном краю. Разъезжает на «вольво» с Байбаком. А?! То, понимаешь, работал в системе по борьбе с организованной преступностью, а то, понимаешь, наоборот? С паханом на иномарке!
– Это вы знаете, что ваш Байбак пахан, а для других, вероятно, он один из «новых русских». Богатый человек, владелец ресторана, казино, фабрички… Не знаю, что там есть в Татарке.
– Все так. И богатый, и владелец, но и пахан. И об этом, представьте, знает вся Татарка.
– Думаю, не только Татарка. Все органы, включая УВД и ФСБ. Близок локоть, да не укусишь, – усмехнулся Турецкий. – По документам он гражданин России, бизнесмен, а бизнес у нас, как вам известно, поощряется… Из ваших слов я понял, что, первое, полученное вами оружие из рук Коршуна оказалось с перебитым номером.
– Так точно.
– Второе. Коршун человек малоприятный, имеет тесную связь с паханом из Татарки. Возникает вопрос: что заставило Коршуна сдать автомат с перебитым номером? Не поинтересовались?
– Желание имел, но воздержался.
– Чрезмерное любопытство наказывается?
– Само собой. Но не в этом дело. Я вдовец. Человек одинокий, детей Бог не дал. И возраст немалый, пятьдесят пятый повалил. Чего мне бояться? Смерти? На гору ползешь, ведь тоже не знаешь, спустишься ли… Думаю, автоматик тот давно уже тю-тю, с концами.
– Утерян? Или, может быть, продан? В Чечне они в цене.
– Все возможно,– уклончиво ответил Богданов. – Одно знаю. С номерком кто-то промашку дал.
– Не могли они предположить, что вы догадаетесь. Работа-то, сами говорите, лучше не бывает.
– Почему – они? – помолчав, спросил Богданов.
– Так обычно выражаются. Можно сказать и в единственном числе. Коршун не предполагал.
– В этом была первая промашка Коршуна или еще кого-то. А вторая – автомат-то у меня затребовали!
– Кто?
– Мой непосредственный начальник, полковник Холмец.
– И вы отдали?
– Доложил полковнику о случившемся.
– Когда это произошло?
– Позавчера. Засуетились по поводу вашего прибытия.
– Вы не рисковали, Алексей Иванович?
– Нет, не рисковал. Всю жизнь вместе. Если бы не Холмец, я бы, пожалуй, не догадался прийти к вам.
– Полковник Холмец… Не учился ли он в Академии МВД?
– Так точно. Учился. Вы там семинар вели по криминалистике.
– Да, я преподаю в Академии время от времени, – сказал Турецкий. – Теперь веду курс предварительного следствия.
– Вот Холмец вас и запомнил.
– Видимо, он тоже получил от кого-то указание об изъятии оружия?
– От заместителя начальника краевого УВД.
– И где же теперь автоматик?
– При мне, – спокойно ответил Богданов.
– И вы можете его предъявить?
Богданов распахнул пиджак. И Турецкий увидел на его боку аккуратно пришпиленный ремнями короткоствольник с откидным прикладом.
– Разрешите глянуть, Алексей Иванович?
– Пожалуйста.
Александр долго рассматривал номер, отложил автомат в сторону и покачал головой.
– Ну и глаз у вас! Как у Левши!
– Тот, что гвоздочки в подковки вколачивал? Помню. Мы, говорит, так, пристрелявши…
– Пришли вы ко мне, значит, по совету полковника Холмеца? Правильно я понял?
– Правильно. Дело в том, что уже пошел шумок о побеге Супруна Федора Степановича. И зашумели казачки из Степного. Село такое.
– Знаю. Федор Степанович уже там, у младшего брата.
– Откуда сбежал, кто его похитил, толком никто не знает. Но шум пошел. И не сразу, а после двух-трех дней, как прожила семья Федора Степановича в Степном. Мы и стали кумекать с Холмецом. Если убег, значит, от кого-то. А стало быть, была и охрана. А охранников без оружия не бывает. Ну, и решили до поры до времени попридержать автоматик.
– Наверняка заместитель начальника УВД поинтересовался выполнением указания?
– Холмец ничего не говорил, а я ничего не спрашивал. А тут и вы прибыли. Автомат, на всякий случай, из сейфа взял, ношу с собой.
Турецкому очень захотелось сделать неожиданный сюрприз майору, достать из-под полы пиджака автомат, отобранный у охранника, очень уж понравился ему майор, но Александр, следуя привычке не спешить, пересилил желание. Сказал лишь:
– Надеюсь, мы еще встретимся и поговорим, Алексей Иванович. А пока лишь поделюсь с вами, что Федор Степанович Супрун побывал в Москве. Нетрудно догадаться, что нам кое-что известно. – Турецкий вытащил три фотографии. – Взгляните. Фоторобот, конечно. А вдруг?
– Не очень-то хорошая зрительная память у Федора Степановича, но узнать можно, – приглядевшись к фотографиям, сказал Богданов. – Леонид Грищук, он же Коршун. Старший лейтенант Сидорчук. Имя, отчество запамятовал. Но могу уточнить.
– Он служит у вас в управлении?
– Так точно. Оружие ему выдавал. Пистолет, автомат.
– И давно служит?
– Примерно с полгода.
– То есть ни плохого, ни хорошего вы сказать о нем не можете?
– Не могу. Но поинтересоваться можно.
– Мы теперь сами поинтересуемся, – улыбчиво ответил Турецкий. – Идемте ужинать. Как бы они и впрямь вино не вылакали. Чудесное вино у Маркуши! И большое спасибо вам, Алексей Иванович. Мне стало легче.
– Не думайте, Александр Борисович, что все продались. Люди у нас неплохие. Располагайте мной. Может, пригожусь.
– Обязательно. Оперсостава со мной понаехало много, но они здесь чужаки. Наломать таких дров могут, не соберешь. Без опоры на местных работников не обойтись.
– Располагайте, – повторил Богданов, пряча автомат.
– Хорошо бы оставить здесь, – кивнув на оружие, Турецкий посмотрел на майора и улыбнулся. – А еще лучше, если переночуете у меня. Хата большая, хозяин добрый!
– Подумаем, – ответил Богданов, приглядываясь к третьей фотографии. – Этого не знаю. Вроде видел где-то, но вспомнить не могу.
– Я так и понял.
После ужина майор Богданов расслабился и согласился переночевать в гостинице.
Уснули хозяин и гость далеко за полночь. Много полезного услышал Турецкий о руководящем составе управления, больших и малых начальниках, о частностях, касающихся убийств, каких он никогда ни от кого бы не узнал, вообще о рядовых работниках краевой милиции. Турецкий был благодарен судьбе за то, что свела она его с таким человеком, как майор Богданов.
Не спали этой ночью и в другом месте, в особняке генерального директора КАКТа Михаила Юсина. Возле камина в кожаных креслах расположились трое: начальник УВД Маркуша Роман Валентинович, советник Креста Георгий Гагаринский и сам хозяин.
– Начните вы, Роман Валентинович, – обратился к Маркуше Гагаринский, или, как его называл Крест, Гоша Доктор.
– Начать со встречи у Колесниченко?
– Я беседовал с губернатором. Он допустил оплошность.
– Про мельницу и красный ковер? – догадался Маркуша. – Так об этом на всех углах болтают!
– Не имеет значения. Пусть болтают. Собака лает, ветер носит! Губернатор, по-моему, по углам не шатается. Значит, ничего не знает, ничего не слышит. Меня, Роман Валентинович, интересуют ваши мыслишки по поводу Супруна и действия, которые вы готовы предпринять, – сказал Доктор.
– Давайте поразмышляем, что имеет, как говорят, за пазухой Турецкий, – закуривая, начал Маркуша. – С Супруном, надо полагать, они поработали фундаментально. Думаю, что у всех прибывших, а также прибывающих завтра поездом есть фотороботы охранников Коршуна, Сидорчука и Саврасова. Не знаю, хорошо ли запомнил Супрун женщину, думаю, тогда ему было не до этого, но иметь в виду это надо. Это первое. Второе. У Турецкого имеется важное вещественное доказательство – отобранный у охранника автомат. Думаю, с него он и начнет раскрутку. Оружие из моего ведомства. Правда, мы приняли меры… – Маркуша вдруг умолк, припомнив, что в суете и спешке он не спросил своего зама, где в настоящее время автомат, но тут же успокоился, подумав, что, если бы оружие не лежало в надежном месте, заместитель бы уже доложил. – Меры приняли, – повторил он. – Турецкий быстро выйдет на Коршуна и потребует если не ареста, то задержания. И будет вынужден его отпустить. Оружие сдано, как и положено по документу. Где оно теперь? А кто его знает? Возможностей достаточно, и вполне официальных.
– Например? – поинтересовался Доктор.
– Скажем, у контрактника в Чечне! За эти дни люди отправлялись в Чечню.
– Отличное решение, – похвалил Доктор и даже похлопал в ладоши.
– Третье, – воодушевленный похвалой, продолжал Маркуша. – Супрун далек от обоих управлений – и УВД, и ФСБ, однако мы все отлично его знаем, он тоже имеет о нас свое мнение. В его положении он наверняка припомнил что-нибудь такое, о чем в другое время и умолчал бы. И конечно, поделился своими мыслями с Турецким. Мелочь, но в нашей работе на мелочах-то и попадаются.
– Это действительно мелочь, – проговорил Доктор. – Если вы говорили нечто скабрезное о бабах… Пустяки. Переходите к четвертому.
– Супрун не раз бывал на вилле губернатора, куда его привезли. Более того…
– Вот где ошибка! – прервал Маркушу Доктор. – Какому идиоту пришло такое в голову?
– Губернатору, – подал голос Миша Юсин.
– И губернаторы ошибаются, – бесстрастно заметил Доктор.
– Мысль-то ведь какая была? – оживился Миша. – Не должен был убежать оттуда Супрун!
– Вы не договорили, Роман Валентинович, – обернулся Доктор к Маркуше.
– Я хотел сказать, что у Турецкого есть повод пригласить на красный ковер господина губернатора.
– Никакого повода нет. И если господин Турецкий пригласит господина губернатора на этот самый ковер, то он имеет полное право послать следователя по особо важным делам куда подальше! – резко сказал Доктор. – Или у вас имеются сведения о каких-то отношениях губернатора с похитителями?
– Я таких сведений не имею, – с улыбкой ответил Маркуша.
– Что поделаешь, бандиты. Они могли завезти Супруна и на вашу виллу или в этот особняк. Хочу вам сказать, господа, что положение не из легких. Турецкий, вы знаете, на полпути не остановится. Но и небезвыходное. А при благоприятных обстоятельствах, а они непременно будут, особенно в дни съезда, когда приедут весьма солидные и ответственные люди, все обойдется как нельзя лучше. У вас все, Роман Валентинович?
– Могу перейти к соображениям по предупреждению действий Турецкого.
– Пожалуйста.
– Итак, люди Турецкого будут пытаться выйти на охранников. И если они их задержат, то по цепочке обязательно выйдут на людей, что на голову выше простых охранников…
– Минутку, – нахмурился Доктор. – По-моему, вы говорили, что в случае задержания Коршуна Турецкий вынужден будет его отпустить?
– Я и теперь этого не отрицаю. Но это лишь в случае задержания Коршуна. А он крепкий парень. Будет молчать. Чего не могу сказать, к примеру, о Саврасове. Допрашивать Турецкий умеет.
– Крепкий этот Коршун, а удрал, как трусливый заяц, – усомнился Доктор.
– Он неплохо знает характер старшего лейтенанта Сидорчука. У того, как у старшего, были большие права.
– Вплоть до… – усмехнулся доктор.
– Так точно. Есть два способа противодействия. Один – отправить подальше, и второй – вплоть… – развел руками Маркуша.
– Второй мне больше по душе, – ухмыльнулся Муссолини.
– По этому поводу у вас, господин Юсин, был уже разговор, – напомнил Доктор. – Конечно, второй способ намного безопаснее, но пора и меру знать. Возьмем Сидорчука. Вы можете найти второго такого?
– За бабки все можно!
– Многое, но не все. Сколько человек мы отправляли в Грецию? И бесполезно. А Сидорчук смог. Я уж молчу о его работе в России. Рембо, Турок, Клык… Да и здесь он даром хлеб не ел. Мне вот что интересно… Каким образом Сидорчук попал в эту компанию? Таким человеком дорожить надо. Киллер от Бога.
– Сам удивляюсь, – пожал плечами Маркуша.
– Сидорчука направить к Григорию Васильевичу. Он согласился, – обратился Доктор к начальнику УВД.
– Утром выедет.
– Что касается двух других… На ваше усмотрение.
– Коршун в Татарке. А к Татарке, а точнее, к Владимиру Байбакову Крест питает слабость.
– Для Григория Васильевича дело превыше всего, – посуровел Доктор. – С Турецким в принципе все ясно. Он будет заниматься следствием, мы – мешать этому расследованию. Меня, господа, очень волнует Супрун Федор Степанович. Мы совершенно не представляем его дальнейших действий. А они могут быть непредсказуемыми. По имеющимся данным Супрун намерен продолжать борьбу за пост губернатора.
– Не наклал, значит, в штаны, – позлорадствовал Муссолини. – Я надеялся, что одумается…
– Он может выступить по телевидению, напечатать в газетах о своих приключениях, на худой случай обратиться к людям на митингах. И доложу вам, господа, нынешнему губернатору придется худо.
– Проиграет по всем статьям. Факт, – сказал Маркуша.
– Еще разок попробовать? – снова взялся за свое Муссолини. – И гори все синим пламенем!
– Я не слышал ваших слов, господин Юсин, но не советую повторять их при Григории Васильевиче, – сказал Доктор.
– Если Колесниченко проиграет, то считай – наша карта бита! Новая метла метет по-новому! – не сдавался Муссолини.
– Нет, господа хорошие, чтобы маховик, нами раскрученный, остановить, а потом повернуть в обратную сторону, необходимо время и время, – спокойно начал объяснять Доктор. – После съезда на нашу сторону перейдут крупные предприятия, банки, фирмы. Партия, если хорошо подумать, уже создана, но действует неофициально. Она пока не зарегистрирована. Официальный статус позволит нам законно бороться за власть. На алтарь борьбы будут брошены огромные деньги, какие не снились никакой другой партии, подключены основные средства массовой информации. И тогда посмотрим, на чью сторону встанет народ. А народ, господа, что бы там ни говорили, был и будет основной движущей силой истории.
Доктор помолчал, оглядел притихших собеседников.
– А если действовать так, как предлагает господин Юсин, то, уверяю вас, через самое короткое время смотреть нам на волю через решетчатые окна. И это в лучшем случае! Дело о похищении Супруна известно в правительственных кругах, в президентских, в ФСБ и МВД России. Я даже подозреваю, что все эти организации ждут от нас подобных действий. Я имел разговор на эту тему с Григорием Васильевичем. Вам, уважаемый Роман Валентинович, теперь нужно глаз не сводить с Супруна, чтобы, не дай Бог, какому-нибудь дураку не пришло в башку шмальнуть в кандидата в депутаты. Вот так, господа хорошие!
– Я так и не понял, Доктор. Что делать-то? – спросил Муссолини.
– Лично вам сосредоточиться на делах КАКТа, где вы занимаете самую высокую позицию, – улыбнулся Гоша Гагаринский. – Вы, Роман Валентинович, свои усилия направьте на то, чтобы найти общий язык со следователем по особо важным делам господином Турецким. Вероятно, придется кое-кем поступиться. Об этом у нас с вами разговор еще предстоит. Кого обычно винят в крушении поездов?
– Стрелочников! – ухмыльнулся Муссолини.
– Вот и мы найдем таких. Касательно кандидата в губернаторы Федора Степановича Супруна… Здесь пока не все ясно, нужно хорошо подумать. Решение должно прийти. – Доктор поднялся, протянул руку собеседникам. – Извините, мне пора, господа.
Маркуша и Муссолини проводили Доктора до машины.
– Впервые слышал от него такую длинную речь, – глядя на исчезающие красные огоньки, сказал Миша.
– Давно его знаешь?
– С тех пор как Крест познакомил. Около года.
– А Крест когда с ним сошелся?
– Сходятся мужик с бабой. Или два пидора, – помолчав, ответил Муссолини.
– Будь здоров! – сказал Маркуша, направляясь к своей машине.
– Не обижайся, Роман! – кинулся к нему Миша. – Муторно мне что-то… Ну и вырвалось. Тебе ли не знать меня!
– Доктор правильно сказал. Работай.
– Кресту многих докторов наук приводили. Не понравились. А этому поверил.
– Бестолковка у него работает, – постучал по голове Миши Роман Валентинович. – Далеко смотрит… Ладно. Зови моих людишек.
– Может, останешься, две телки поджидают.
– Не до них, – решительно отказался Маркуша. – Еду. Зови.
По пути к дому произошел случай, на первый взгляд незначительный, но который почему-то очень насторожил и даже расстроил начальника УВД. В лобовое стекло машины, шедшей с большой скоростью, ударилась птица, оставив на стекле кровавое темное пятно. Зашелестели «дворники», потекла вода, но пятно почему-то не смывалось.
– Останови и вытри! – не выдержав, приказал водителю Маркуша.
Всю дорогу от дома он молча курил и неприятное чувство тревоги охватывало его.
Турецкого разбудил телефонный звонок.
– Слушаю.
– Восемь тридцать, как было приказано.
– Доброе утро, Игорек! Заходи.
– Один?
Игорьком Турецкий назвал старшего из сотрудников ФСБ, с которыми они вчера хорошо посидели.
Турецкий оделся, заглянул в соседнюю комнату, где ночевал майор Богданов, но диван, на котором он спал, был пуст.
– Алексей Иванович! – крикнул Александр.
– Здесь я! – донесся голос майора.
Турецкий направился в ванную. Проходя мимо полуоткрытой стеклянной двери, он увидел в небольшой комнатке, приспособленной как бы для кухни, майора Богданова, колдующего над завтраком.
– Мама родная! – удивился Турецкий, оглядывая накрытый столик. – Куда там «Националю»!
– Я любитель, – скромно ответил майор.
– Главное, на пятерых! – подмигнул Александр.
– А как же? С кем гуляли, с теми и поправляться будем!
Подполковник Игорь Падерин и два его товарища явились через несколько минут. Все трое были чисто выбриты, пахли хорошим французским одеколоном, были одеты в темные костюмы и белоснежные рубашки. И ни в одном глазу! «Умеют держаться ребята из ФСБ, – с уважением подумал Турецкий, оглядывая молодых мужчин. – Ничего не скажешь! Умеют». Но, видимо, и сам Александр имел не менее приличный вид, потому что сотрудники также с заметным уважением посмотрели на нового шефа.
– По сто коньячку, закусим – и по коням! – улыбнулся Турецкий. – Задание не забыл, Игорь?
– Через десять минут отчаливаем в Георгиевск, берем братьев Васильевых – и обратно.
– Имена?
– Григорий и Артем.
– Все помнишь, все знаешь, – довольно улыбнулся Александр.
– По карте около двухсот километров.
– Часика через три жду. Командир вертолетчиков в курсе. До аэродрома машиной.
– Что же, – сказал Богданов, взглянув на часы. – И мне пора.
– В десять ноль-ноль в кабинете начальника УВД.
– Есть.
Зазвонил телефон.
– Турецкий слушает. Доброе утро! Заходите. Явились не запылились, – кладя трубку, подмигнул он майору.
– Я пошел, – сказал Богданов.
Через несколько минут в номер Турецкого вошли ребята из МУРа: майор Голованов, Филя, Демидыч, молодой незнакомый человек и следователь военной прокуратуры полковник юстиции Геннадий Попов. Обменявшись с пришедшими рукопожатием, Турецкий вопросительно посмотрел на молодого человека.
– Пожалуйста, – протянул молодой человек конверт.
Из короткой записки, подписанной заместителем генпрокурора Меркуловым, Александр узнал, что в его распоряжение посылается на стажировку студент-дипломник юрфака МГУ Латышев Глеб Глебович. Турецкий, припомнив, как сам когда-то пришел на стажировку к следователю по особо важным делам Мосгорпрокуратуры Меркулову К. Д., доброжелательно улыбнулся парню.
– Будем работать, Глеб Глебович. Оружием владеете?
– Да так… – замялся парень.
– Оно ему ни к чему, – одобрительно похлопал Глеба по плечу Голованов. – Наш человек.
– Значит, что-то было в дороге, – догадался Турецкий.
– Ничего не было, – сказал Глеб.
– Демидыча уделал, – усмехнулся Голованов. – На спор.
– Не может быть, – не поверил Турецкий. – Демидыч, так, что ли?
– Я черных поясов не имею, – прогудел Демидыч. – Мы по-простому, по-русски…
– Понятно, – ответил Турецкий. – Мы с Глебом уезжаем, вам два часа отдыха. Ждите звонка. Все. Поехали, Глеб Глебович!
– Александр Борисович! – остановил его полковник Попов. – За дорогу я отлично отдохнул. Хотелось бы приняться за работу.
– Хорошо, – согласился Турецкий. – Поезжайте в краевую ФСБ и просмотрите списки сотрудников, которые занимались делами об убийствах. Я буду там через три часа.
– И мы отлично отдохнули, – сказал Голованов.
– Ты ведь бывал в Ставрополе, майор? – спросил Турецкий.
– И не раз.
– Поселок Татарку знаешь?
– Жил там.
– Слышал про Володю Байбака?
– Если речь идет о мастере спорта по карате Байбакове, то я с ним знаком.
– Теперь он Байбак. Держит Татарку.
– Понятно.
– У этого Байбака ходит в помощниках некий Грищук Леонид по кличке Коршун…
– Слыхал.
– Хорошо было бы пригласить его в Ставрополь…
– Будет сделано.
– Ты не спеши, Голованов. Ребята в Татарке крутые. Ходят не под какой-то мелочью, а под самим Крестом.
– Машина нужна.
– Будет.
– Тогда мы с вами в УВД?
– Поехали, – подумав, ответил Александр. – В одну машину поместимся?
– Без Демидыча запросто, – рассмеялся Филя.
Машина, стоявшая у подъезда гостиницы в ожидании Турецкого, оказалась «мерседесом». В нее уместились все, даже прихватили полковника Попова.
– Ты что в Татарке делал? – спросил Турецкий, обращаясь к Голованову.
– Женщина, – коротко ответил майор.
– Ясно.
– Не то подумал, Александр Борисович. Жена погибшего друга.
– И замуж не вышла?
– На свадьбу пока не приглашала, – помолчав, ответил Голованов.
В управлении Турецкий договорился о машине и, провожая архаровцев Грязнова, сказал:
– Через два дня жду.
– Будем, – за всех ответил майор милиции Голованов.
Роман Валентинович Маркуша сидел за столом своего кабинета и курил. Он только что вернулся от прокурора края Власенко и узнал много интересного. Власенко рассказал о том, что перед съездом Турецкий был в кремлевском кабинете Потапова, что фээсбэшники из Москвы давно уже шуруют в Ставрополе, сразу после того, как Турецкий получил полномочия от секретаря Совета Безопасности, что за представительством КАКТа, которое находится вблизи Медвежьих озер, ведется наблюдение, но самое главное, что встревожило Маркушу, было сообщение о том, что в Москву уходит информация о коммерческих структурах края, о которой должны знать лишь в самых верхах местной власти.
Куря одну сигарету за другой, Роман Валентинович ломал голову над тем, кто же поставляет эту информацию, чем занимается и какую должность исполняет. Он прекрасно знал, если такое сообщение получил он, значит, получат и начальник краевого ФСБ, и губернатор, и сам Крест, если уже не получили. Он перебрал в памяти с десяток людей, в той или иной мере приближенных к верхам края, но так ни на ком и не остановился.
– А может, сам этот прокурор из Генпрокуратуры Чирков и стучит?! – вслух самого себя спросил Маркуша.
Ему было известно, что прокурор получает сведения от зонального прокурора следуправления Генпрокуратуры Чиркова Валерия Викторовича.
«Все знает Чирков, а привез ли Супрун автомат, ему неизвестно! – взвинчивая себя, думал Маркуша. – Такая малость, а ему неизвестна?! Спроси своего коллегу „важняка“ Турецкого! Или язык присох?! А если присох, так не под колпаком ли ты, господин прокурор?!»
Маркуша предполагал, что Турецкий при встрече, которую, кстати, он теперь ждал, выложит свое вещественное доказательство – этот автомат, он был даже в этом уверен. И что тогда? Где улики? Сможет ли «важняк» получить показания? Коршуна Турецкому не взять, Митька Саврасова тоже, далеко отправили Митька, пока, правда, не на тот свет, но туда, где стреляют, девушка Маша уехала аж в Сибирь, и не к родной маме, где ее могли бы найти, а в более надежное место. Остается старший лейтенант милиции Виктор Сидорчук, но за него в ответе Крест и Доктор, а они сами знают что делают и вряд ли дадут правдивые показания в кабинете следователя.
О Федоре Степановиче Супруне Маркуше думать не хотелось, особенно о его дальнейших действиях. В этой истории завязан губернатор, пусть и думает, как жить дальше. И вообще, послать бы всех подальше и махнуть на тихое побережье куда-нибудь в Австралию, жить да поживать, тем более у него есть на что жить, не только на сыновей, на внуков хватит. Ан не уедешь, не махнешь, найдут везде и голову оторвут, да еще скажут, мол, так и было.
– Разрешите? – приоткрыл дверь кабинета помощник. – Подъехал Турецкий.
– Хорошо, – ответил Маркуша.
Турецкий зашел в кабинет не один, со стажером.
– Знакомьтесь, товарищ генерал, – с улыбкой обратился он к Маркуше. – Глеб Глебович. Дипломник юрфака. Мой новый стажер. Меркулов подсуропил.
– Присаживайтесь, – пригласил Маркуша.
– Припомнил себя молодым, когда у Меркулова в стажерах бегал, подумал и взял. Пусть слушает, набирается опыта.
– Может, вторым Турецким станет, – улыбнулся начальник УВД. – К делам?
– За тем и приехал. Давай, Глеб Глебович!
Стажер молча выложил на стол автомат.
– Супрун постарался? – спросил Маркуша.
– Он. Из твоего ведомства автоматик-то…
– Уже доложили?
– Делов-то, – отмахнулся Турецкий. – Тут другое, Роман. Оружие вроде бы у тебя и не пропадало.
– Не пойму… Если Супрун привез его в Москву и оно лежит сейчас передо мной…
– А вот в оружейном хранилище майора Богданова лежит точно такой автомат, принадлежавший прапорщику Грищуку, который был им сдан три дня назад.
– И номер совпадает?
– Точь-в-точь.
Маркуша нажал кнопку вызова, и в дверях возник помощник.
– Найдите прапорщика Грищука и пригласите его ко мне, – приказал Маркуша.
– Есть!
– Минутку! – остановил помощника Турецкий. – Прапорщик Грищук уволен из рядов нашей славной милиции. Так что искать его не стоит.
– Почему? – как бы удивился начальник УВД.
– А ты не догадываешься? – усмехнулся Александр.
– Да-а, – вздохнул Маркуша. – Всего можно ожидать… Вызвать Богданова? Хотелось бы глянуть на сданный автомат.
– Майор Богданов вместе со специалистами осматривает автомат, полученный от прапорщика Грищука. С минуты на минуту будет.
– С чего начинать будешь? – спросил Маркуша.
– Я уже начал. В прокуратуре идет работка. Мои сотрудники штудируют следственные и оперативные материалы. И, сам понимаешь, Супрун в Москве тоже не молчал. Дал подробные показания. Похитителей было четверо. Среди них одна женщина. Машей зовут. Привезли Супруна на губернаторскую дачу.
– На какую?
– А что, у него их несколько?
– Разумеется, как и положено губернатору.
– Эта возле Минвод.
– Чудное место.
– Почему именно на губернаторскую? Как считаешь?
– Арестуем подозреваемых – спросим.
– Резонно, – заметил Турецкий.
В сопровождении помощника в кабинет вошел майор Богданов.
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор!
– Здравствуйте, Алексей Иванович. Докладывайте.
– Специалистом по оружию и мною установлено, что номер на оружии перебит. Лабораторное исследование в криминалистическом отделе покажет истинный номер этого автомата, – доложил майор, выкладывая принесенный автомат на стол.
Маркуша внимательно сверил оба автомата, покачал головой.
– Мастер работал. Не подскажете, Алексей Иванович, кто у нас такой умелец?
– Умельцев хватает… – уклончиво ответил Богданов.
– А все-таки?
– На Казачьей есть мастерские. Умные парни работают. В той же Татарке мечи, кинжалы, ножи делают аж из дамасской стали…
– Как думаете, Алексей Иванович, есть смысл навестить мастерские? Как бывшего хорошего оперативника спрашиваю.
– Смотря с какой стороны подойти. И как.
– Может, попробуете?
– У меня другая работа, Роман Валентинович.
– Все в наших силах. Что скажете?
– Найдем мы умельца. А дальше?
– А дальше выйдем на заказчика.
– Не успеете, товарищ генерал, – сказал как обрезал Богданов. – Заказчик, думается, человек непростой.
– А то мы не успевали, – как бы обиделся Маркуша. – Вспомните Амбала, Скворца, Ахмеда…
– Кто за ними стоял? Да никто! Одно слово – «отмороженные». Хулиганье, бандиты, уголовники… Вот если бы вы, товарищ генерал, Левитана тряхнули или того же Муссолини, тогда был бы разговор. Амбал, Ахмед… Тьфу!
Маркуша долго и пристально смотрел на майора, потом грустно заметил:
– Вы правы, Алексей Иванович. Руки у меня коротки, чтобы тряхнуть Левитана, Муссолини, не говоря уже о Кресте, главном уголовном боссе России, который и живет-то под боком. – Маркуша помолчал и добавил: – Вы думаете, об этом не знает старший следователь по особо важным делам, старший советник юстиции Александр Борисович Турецкий?
– Знаю, – выждав немного и не услышав ответа от Богданова, сказал Турецкий. – Но об этом известно и генпрокурору, и министру внутренних дел, и секретарю Совета Безопасности. Не знает лишь Президент, и то потому, что ему об этом не докладывают. Я, например, так полагаю, а там кто его знает…
– Слышали, Алексей Иванович? – усмехнулся Маркуша.
Богданов посмотрел на своего начальника и махнул рукой.
– Оружие я приобщаю к делу, – решил Турецкий. – И до встречи, Роман Валентинович.
– Я ожидал более подробного разговора, – нахмурился Маркуша.
– Более подробно мы поговорим после того, как я досконально изучу дела.
– В прокуратуру?
– Разумеется. Но вначале мы, пожалуй, немного погуляем с Глебом Глебовичем. Так, что ли? – обернулся Турецкий к парню.
– Как прикажете.
После ухода посетителей Маркуша выпил рюмку коньяку, закурил. Итак, Турецкий начал расследование, как и предполагалось, с изъятия вещественных доказательств, двух автоматов. Ну и что? Нашелся дурак в управлении, клюнул на большие деньги, не один такой живет на свете. Каждый живет как может. Один ворует, второй торгует, третий взятки берет. Пятно, конечно, на управление ложится, но это дело поправимое. Маркуша выпил вторую рюмку и уже начал было успокаиваться, как припомнил, что Турецкий никем не заинтересовался, кроме Коршуна, а ведь Супрун наверняка запомнил всех. К примеру, почему он не спросил о старшем лейтенанте Сидорчуке?
Маркуша снял телефонную трубку, набрал номер.
– Подполковник Игнатов слушает.
– Привет, подполковник.
– Здравствуйте, Роман Валентинович.
– А где хозяин?
– Никита Ильич знакомит следователя из Главной военной прокуратуры полковника юстиции с руководящим составом управления.
– Что, трубку не мог взять?
– Полковник Попов знакомится с каждым лично на рабочих местах.
Маркуша положил трубку, закурил и выпил третью рюмку.
– Что скажешь, Глеб Глебыч? – спросил Турецкий у стажера.
– А что вас интересует?
– Хотя бы психологическое впечатление от генерала внутренней службы Маркуши.
– Думаю, что придет время – и вы предъявите ему санкционированное Генпрокуратурой постановление на его арест.
– Ты откуда такой взялся, прозорливый? – усмехнулся Турецкий.
– Со Степного.
– С того самого Степного, откуда и Федор Степанович Супрун?
– Точно.
– Служил?
– Морская пехота. Два года. Владивосток.
– И где тебя откопал Константин Дмитриевич?
– Сам к нему пришел. Хотелось поработать в следственной части Генпрокуратуры.
– Тебе сколько стукнуло, Глеб Глебыч?
– Двадцать пять.
– Женат?
– Пока нет.
– Невеста, конечно, в Степном?
– Так точно.
– Ладно тебе… «Так точно», «слушаюсь…» С Федором Степановичем в Москве встречался?
– Было.
– И где?
– На даче Константина Дмитриевича, куда вы его упрятали.
– Молчал Костя. Ни слова не гукнул.
– Он не знал.
– Сильный каратист Байбак?
– Был сильным. Каков сейчас, не знаю.
– Знаком с ним?
– Его все знают, кто имеет отношение к спорту.
– Смотрю, молчун ты.
– Да нет, – улыбнулся парень. – Вы спрашиваете, я отвечаю.
– Надо было тебя отправить в Татарку…
– Я к вам следственному ремеслу учиться приехал. И решил: куда вы, туда и я.
– Что же, – подумав, ответил Турецкий. – Тогда, выходит, можно и охрану снять.
– Не замечаю я охраны вашей…
– Вот и я не могу заметить. А знаю точно, ходят.
– Оружие бы мне, Александр Борисович…
– «Макаров»? ТТ?
– Лучше бы короткоствольник.
– Подумаем, Глеб Глебыч… Куда двинем?
– Вам решать.
– Вот что мы с тобой сделаем, Глеб Глебыч. Купим торт, конфет, цветов и поедем к дочке профессора Васильева Даше! Посидим, попьем чайку, а там, глядишь, и братцы нагрянут.
– С Артемом я знаком.
– Решено?
– Годится, – широко улыбнулся стажер.
Дверь в квартиру открыла Даша.
– Мама-а! – закричала она. – Тот самый генерал прише-ол! Здравствуйте! Проходите, пожалуйста!
В коридор вышла высокая статная женщина.
– Я обещал вашей дочке зайти и вот пришел. Мой молодой друг, Глеб Глебыч, – представил стажера Турецкий. – А я еще не генерал и не уверен, что когда-нибудь получу государственного советника. Это ваша дочь меня в звании повысила.
– Здравствуйте, Глебушка, – улыбнулась женщина.
– Здравствуйте, Елена Николаевна.
– Куда нам это все? – спросил Александр, покачав в руках свертками.
– Проходите в гостиную!
– Мне необходимо позвонить.
– Телефон перед вами.
– Распорядись, Глебыч, – приказал Турецкий, проходя в гостиную и сваливая свертки на стол. – Думаю, колбасу резать и банки вскрывать умеешь.
Вернувшись в прихожую, Александр набрал телефонный номер.
– Дежурный по части капитан Ерофеев, – услышал он молодой голос.
– Турецкий, – привычно представился Александр.
– Значит, я Персидский, – хохотнули в трубке.
– Послушай, капитан, – понизил голос Александр. – Я действительно старший советник юстиции Турецкий.
– А я генерал Персидский!
– Подожди, генерал, я дверь прикрою. – Александр прикрыл дверь, ведущую в гостиную, и выдал капитану по фене такое, что тот надолго умолк. – Что молчишь?!
– Перевариваю…
– Соедини с комполка!
– Вы меня убедили, товарищ старший советник. Слушаю вас.
– Вертолет с Георгиевска вылетел?
– Так точно. Через десять минут сядет.
– Встретить можешь?
– Если провожал, так и встретить могу.
– Значит, в курсе?
– Так точно.
– Передай, чтобы позвонили маме.
– Так они вроде как из Москвы…
– Ты передай, а они поймут как надо. Пока, генерал Персидский!
Не прошло и двадцати минут, как зазвонил телефон.
– Меня, – поднялся Турецкий.
Звонил подполковник Падерин. Он доложил, что задание выполнено, однако без трений не обошлось, заартачился местный начальник, видимо, позвонил Макееву, пришлось немного поработать. Турецкий не стал спрашивать, в чем конкретно заключалась работа, лишь сказал, что срочно ждет братьев Васильевых на квартире их мамы.
– Ну что, – заходя в гостиную и оглядывая стол, спросил Александр, – начнем или подождем твоих братцев, Дашенька?
– Они приедут? – не поверила Елена Николаевна.
– Через полчаса!
– Господи… – вздохнула Елена Николаевна.
– Подождем! – обрадовалась Даша. – Мама, покажем Александру Борисовичу пленку?
Мать молча взглянула на дочь.
– Что за пленка? – поинтересовался Турецкий.
– Прощание с папой.
– Я бы посмотрел, Елена Николаевна, – сказал Турецкий. – В нашем деле… Сами понимаете.
– Понимаю. Я, извините, не смогу. Да и Даше, пожалуй, не стоит.
– Мама, я не буду плакать, – сказала девочка.
Видеофильм был небольшой, минут на двадцать пять, но делал его человек, знающий дело. Изображение было четкое, как и звук, даже выдерживалось построение видеоряда.
Речи руководителей края на Турецкого впечатления не произвели, одного человека, мэра города Головачева, Александр отметил. Мэр подошел к гробу, несколько раз пытался заговорить, не смог, махнул рукой, отошел в сторону и полез за платком, чтобы вытереть набежавшие на глаза слезы. Запомнил Турецкий и второго мужчину, стоявшего в толпе, среднего роста, в затемненных очках. Он точно знал, что где-то и когда-то видел его, мало того, о чем-то даже говорил с ним, но когда и где, вспомнить не мог.
Лента закончилась, и почти сразу послышались из прихожей веселые мужские голоса. Даша выбежала в коридор и с радостным криком бросилась к братьям.
Турецкий с интересом разглядывал двух рослых, крепко сбитых парней, очень похожих друг на друга.
– Все, сестричка, все, – сказал старший, Григорий. – Пообнимались, и хватит. Добрый день, Александр Борисович! Привет, Глеб! По какому случаю праздник? – спросил он, заглянув в гостиную.
– По случаю моего прибытия в славный град Ставрополь, – ответил Александр. – А где Падерин с друзьями?
– Уехали в гостиницу. Мы, конечно, приглашали, но…
– Все нормально, Григорий Григорьевич, – перебил Турецкий. – Падерин свое дело знает.
– Это уж точно, – улыбнулся Григорий. – Называйте меня просто Гришей.
– Можно. Случилась небольшая заминка? – спросил Турецкий, понизив голос.
– Была небольшая…
– Мальчики-и! – пропела Елена Николаевна. – Мойте руки – и за сто-ол!
После обеда Турецкий, братья Васильевы и Глеб уединились в кабинете.
– Рассказывайте, друзья, с кем пришлось поработать? – спросил Турецкий.
– Поначалу все шло гладко, – начал Григорий. – Приехали ваши парни, показали документы, приказали собираться. Ну и поехали. До вертолета всего километров десять, не больше. Смотрим – догоняют. На двух машинах. Падерин приказал водителю давить на всю железку. Немного оторвались, водитель подрулил прямо к вертолету. Мы в вертолет, а Падерин стал толковать…
– Что за люди вас тормознули?
– Свои.
– Стрельбы не было?
– Не было. Говорю, свои ребята. Но у них тоже приказ.
– Какой?
– Вернуть нас обратно.
– Чей приказ?
– Начальника отдела ФСБ Георгиевска.
– Но вы же ему, по-моему, не подчиняетесь?
– Видимо, брякнул Макееву.
– Макееву дано указание не вмешиваться в мои действия.
– Но вы же его не предупредили!
– А я не обязан никого предупреждать. Приказ был в письменной форме из центральной службы безопасности. Подписан первым заместителем директора ФСБ.
– Все так, – согласился Григорий. – И все-таки нас тормознули.
– Почему же тогда они вас не вернули? – улыбнулся Турецкий.
– Договорились.
– Каким образом?
– Старшим у них был капитан Вадим Сизов, хороший мой товарищ.
– Но приказ есть приказ.
– Они гнались за нами, но не догнали.
– Понятно, – усмехнулся Турецкий. – Ты разговаривал со своим хорошим товарищем, Гриша?
– Вышел, поговорил. Ему много объяснять не надо. Все знает. Но у него могут быть неприятности.
– Неприятностей не будет, – успокоил Турецкий. – Закурим?
– Можно и выпить, – подал голос младший Артем.
– Наливай! – сказал Турецкий. – Я не спрашиваю, почему вас отправили с моих глаз долой, здесь все ясно, но меня интересует, с какой стороны дует ветер. Кто приказал?
– Наш непосредственный начальник, полковник Таловыря.
– Это фамилия такая заковыристая? – удивился Турецкий.
– Не очень и редкая украинская фамилия.
– Я, к примеру, впервые слышу. Ваше здоровье, братья!
Понемногу разговор перешел к главному вопросу – убийствам кандидатов в губернаторы.
– Кое-что я знаю, – сказал Турецкий. – Но меня интересуют частности, подробности, детали и нюансы, которых я не вычитаю из следственных дел об убийствах. Что вы можете мне сообщить? Начнем с тебя, Григорий, как со старшего. Поработал ты, видно, неплохо, если досрочно получил звание подполковника…
– Кинули звездочку, чтобы заткнуть рот, – зло ответил Григорий. – Но они ошиблись.
– Очень мне любопытно, кто это «они»?
– Те, кто не допустил нас к расследованию дела об убийстве отца. Я не могу сказать пофамильно кто, но приказ мы получили от нашего непосредственного начальника. Я понимаю, что согласно закону сыновья не имеют права принимать участия в расследовании дел об убийстве их отца, но все же…
– А непосредственным начальником полковника Таловыри является, по-видимому, генерал Макеев?
– Да.
– Вы беседовали с полковником?
– Не знаю, как в Генпрокуратуре, а у нас по подобным вопросам не беседуют.
– У нас действительно проще, – улыбнулся Турецкий. – Мы же не военная организация. Давайте с самого начала, Григорий. Ты вел оперативную разработку убийства Приходько… Это первый заметитель генерала Макеева. Человек, как мне стало известно недавно, жил неплохо. Шикарная дача, просторная квартира…
– Две, – произнес Артем.
– Три машины, собственные. Счет за рубежом…
– Да? – удивился Григорий. – Это точно?
– Ты все-таки не забывай, Григорий, с кем коньяк пьешь, – приподнял рюмку Турецкий. – Чего ему не хватало? С чего в политику-то потянуло?
– По-моему, не всех, конечно, но многих политика тянет, чтобы прикрыть свои делишки.
– Ты что-нибудь знаешь о делишках полковника Приходько?
– Такие люди, как Приходько, следов не оставляют. Поводом для ухода со своего поста стал крупный разговор с Макеевым. Это точно. Но о причине можно лишь догадываться.
– Что-то не поделили?
– Кто с кем? – вопросом на вопрос ответил Григорий.
– Не-ет, ребята, так дело не пойдет, – улыбнулся Турецкий. Давайте-ка выложу я вам свои карты… Понятно, что от убийства кандидатов выгоду получает губернатор Колесниченко. Но он не может ничего приказать ни начальнику управления ФСБ, ни начальнику УВД, а тем более краевому прокурору. Отсюда вывод. Если убийства совершаются и не раскрываются, значит, существует сговор между губернатором и начальниками правоохранительных служб. Я лично подозреваю всех четверых в этом сговоре.
– У вас, в столице, убийства тоже совершаются, но не раскрываются. И такие громкие убийства! Куда уж нам, провинциалам, – усмехнулся Григорий.
– Очень громкие, – согласился Турецкий. – В этом-то все и дело. Если бы были помельче, то раскрывались бы. И потом, я же ничего не сказал о своем отношении ко многим крупным московским деятелям.
– Спасибо за откровенность, Александр Борисович, – помолчав, ответил Григорий. – Я постараюсь ответить так же.
– Весь внимание.
– Как я понял, вы сегодня намерены ознакомиться с делами об убийствах?
– Вы правильно поняли.
– Так вот, материалы следственных дел по всем убийствам ничего серьезного, за что можно было бы ухватиться, вам не дадут.
– Посмотрим…
– И ваши помощники ничего серьезного не найдут. С самого начала дело было поставлено так, чтобы придраться было не к чему. И не потому, что налицо фальсификация доказательств, например, подчистки там, исправления, переписки и так далее – этого не было. Просто-напросто в папки, где хранятся следственные материалы, не попадали важные доказательства – показания свидетелей, изъятие вещдоков и документы, имеющие значение по делу.
– Например?
– Возьмем дело Приходько, которым я некоторое время занимался. В заключении судебно-медицинской экспертизы отмечено, что Приходько скончался от ран в живот. Но я-то точно знаю, что полковник Приходько был убит выстрелом в голову.
– И можете это доказать?
– У меня есть черновик судебно-медицинской экспертизы.
– Эксперт, конечно, мертв?
– Жив. Но он уже составил иной акт экспертизы, и именно измененный акт вы будете читать. И эксперт этот будет держаться за свое заключение.
– Очень хочется жить. Я понимаю… Как же попал к вам черновик?
– Черновик был передан мне лаборанткой бюро судмедэкспертизы. Конечно, конфиденциально. Она просила никому не показывать эту бумагу.
– Итак, я буду читать липу?
– Да.
– При допросе медэксперта Дроздова я использую черновик, а не официальное заключение, – решил Турецкий.
– Вы забыли о просьбе лаборантки.
– После эксгумации трупа Приходько и повторной судебно-медицинской экспертизы, которую проведет конечно же не Дроздов. Так что ваша лаборантка может не беспокоиться.
– И все-таки они могут выйти на нее, – подумав, ответил Григорий. – Ведь каким-то образом попал ко мне черновик!
– Кто – они?
– Люди, заказавшие убийство.
– Думаю, им будет уже не до лаборантки, – улыбнулся Турецкий. – Они будут обеспокоены своей судьбой… Только что мы просмотрели ленту о похоронах вашего отца. Множество людей, искреннее горе, переживания, горы цветов… А на похоронах полковника Приходько, как мне говорили, присутствовали десятки простых граждан, почетный караул и, разумеется, отцы города…
– Кроме мэра Головачева, – уточнил Григорий.
– Один хороший человек среди отцов края и тот не пришел. Вывод: убит плохой человек. Но следствие должно заниматься убийствами и плохих людей!
– Думаю, что киллер, убивший Приходько, совершил и другие убийства.
– Не убежден. Киллер – профессия специфическая. Он не всегда берется за дела, когда возможны массовые жертвы.
– Вы полагаете, Александр Борисович, это разборка среди своих?
– Да, полагаю. – Турецкий помолчал, закурил, поочередно оглядел братьев. – Я прекрасно понимаю ваши чувства, но прошу понять и меня. Было бы куда лучше, если бы вы занялись раскрытием убийств Приходько и бизнесмена Скачко, нежели изобличением убийц вашего отца. Кроме того, так будет лучше для всех, особенно для перспективы судебных дел.
– Мы понимаем, – после продолжительного молчания ответил Григорий.
– Вот и хорошо, что понимаете, – улыбнулся Турецкий. – Ведите оперативную работу по делу Приходько. Письмо и постановление я вручу вашему непосредственному начальнику полковнику Таловыре завтра в десять ноль-ноль.
– Вы знаете, что Приходько был застрелен на своей даче, в бассейне?
– Слышал.
– Поначалу, как и положено, убийством занялись следователь прокуратуры и оперативники угро. Потом подключились мы. Когда на место происшествия приехали сотрудники из следственно-оперативной службы, воды в бассейне не было, ее спустили. Труп лежал возле бассейна. Ранение в живот и пулевое отверстие в голове. Судмедэксперт Дроздов сразу предположил, что вначале был произведен выстрел в голову и лишь позднее прошили Приходько автоматной очередью. Мы занялись охранниками. Через некоторое время один из них, Петр Ворончук, исчез, а еще через пару недель привезли из Чечни его тело. Ну и списали все на Ворончука, потому что у остальных охранников было алиби.
– Минутку, – перебил Турецкий. – Пуля, извлеченная из головы Приходько, оказалась винтовочной, калибр 7,62. Не так ли?
– Именно так. Более того, Дроздов предположил, что стреляли из винтовки ВСС.
– Слыхал о такой, Глеб Глебыч? – обратился к стажеру Турецкий.
– Встроенный глушитель, лазерный указатель, цена с пятью ноликами в баксах. Товар штучный, – ответил Глеб.
– Хорошо учил криминалистику, – похвалил парня Александр, обернулся к Григорию и добавил: – И очень плохо, что пуля, пущенная из винтовки ВСС, в деле не фигурирует. Была, видел хирург, видел Дроздов, а теперь ее нет! Вот отсюда и следует ваша задача: найти вещественное доказательство – пулю, выявить киллера и, конечно, граждан, заказавших убийство полковника Приходько.
– Вы понимаете, Александр Борисович, что мы все же поведем частное расследование по поиску убийц нашего отца? – спросил Григорий.
– Догадываюсь.
– Мы пока не знаем, кто заказал убийство Приходько, но нам известно, кто заказал и исполнил убийства отца и бизнесмена Скачко. Заказчики – большие люди из Москвы, исполнители – местные уголовные элементы.
– Мы тоже обратили внимание на частые вояжи в Ставропольский край советника Президента по информации Потапова Юрия Андреевича, – помедлив, сказал Турецкий. – Нас насторожило то, что почти после каждого его прибытия в крае появлялись трупы. Не буду скрывать, что перед отъездом сюда я побывал в кремлевском кабинете Потапова.
– Мы подозреваем, что убийства нашего отца и бизнесмена Скачко, дела одних рук. Нам не хотелось бы уходить от расследования убийства Скачко. Тем более что он был честным бизнесменом.
– Мне сообщили, что у Скачко не было заграничных счетов, что само по себе о чем-то говорит. Вы полагаете, что заказчиками убийства Приходько и двух последующих убийств были люди, не относящиеся к одному клану, если можно так выразиться?
– Этого мы пока не знаем, но исполнителем убийства Приходько был человек, видимо, не из уголовного мира. Заказчики же, думаю, одни и те же лица.
– Если вы выйдете на заказчиков раньше, чем на киллера, убившего Приходько, можно и не уходить от расследования дела по убийству бизнесмена, – согласился Турецкий.
– Вы к нам надолго?
– Пока не раскрою убийства и не предъявлю обвинений всем, кто причастен к ним.
– Тяжко вам будет…
– Но я же не один. С вами. Круговая порука, обет молчания, взятки, коррупция… Однако не все же куплены!
– Далеко не все! Мы тоже не одни. Есть парни, которые хоть в огонь, хоть в воду!
– Значит, победим. – Турецкий глянул на часы. – Нам пора.
– У нас к вам просьба, Александр Борисович.
– Слушаю.
– По убийству Приходько я работал со старшим следователем краевой прокуратуры Николаем Рагозиным. Хотел бы работать с ним и дальше.
– Он не уволен?
– Не уволен, но от следствия по убийству Приходько отстранен.
– Следователь Рагозин. Запомнил. Ждите звонка. И до встречи, братья!
В крайпрокуратуре Турецкому пришлось проторчать до вечера. Несколько часов ушло на изучение дел, более часа просидел он в кабинете краевого прокурора Власенко. Того будто прорвало, говорил и говорил о чем-то, но смысл его излияний Турецкий улавливал с трудом. Власенко подготовился к беседе со старшим следователем по особо важным делам. На столе лежали папки материалов, в которых, надо признать, Власенко ощущал себя как рыба в воде. Любой следственный документ находил моментально. Поначалу Турецкий откровенно намекал ему о своих неотложных делах, но, почувствовав, что от прокурора не отвяжешься, начал прислушиваться к его речам. Потом он даже заинтересовался, потому что в словопотоке прокурора нет-нет да и прорывалось выстраданное. У Турецкого создалось впечатление, что отношения Власенко с краевыми властями, включая и губернатора, весьма непростые, что многие краевые боссы ставят ему палки в колеса. И хотя Власенко не упоминал фамилий, домыслить их было нетрудно. Прокурор коснулся и дел КАКТа, которые, на его взгляд, имеют криминальный уклон. Турецкий прекрасно понимал, что старый волк Власенко ведет хитрую игру, готовя тем самым благополучный исход себе, зная, что Турецкий доведет дело до конца. Выслушав пламенную прокурорскую речугу, Александр уцепился за мысль, поданную Власенко.
– Вы говорите о КАКТе как об организации с криминальным уклоном. Доказательства есть? И хорошо бы письменные.
– Как сказать, – замялся Власенко. – Корни этой жульнической корпорации надо искать в Москве…
– Московские корни нам известны. Меня интересует, что делает или уже сделала краевая прокуратура по поиску криминала в корпорации и изобличению виновных?
– Если вы отвлечетесь на КАКТ, у вас не хватит времени на раскрытие даже одного убийства, – усмехнулся Власенко.
– А вам не кажется, что злоупотребления в этом КАКТе, убийства, похищения, отправка свидетелей и подозреваемых в Чечню – звенья одной цепи?
– Не кажется. Убийства кандидатов имеют политические мотивы, а злоупотребления в КАКТе чисто экономического характера.
– Не вам мне объяснять, что экономика, политика и деньги – одно целое. Я задал вам вопрос. Какими конкретными фактами вы располагаете о криминальном уклоне КАКТа?
– А я вам ответил, что паханов КАКТа надо искать в Москве, – возразил Власенко.
– Вы уклоняетесь от прямого ответа. К слову сказать, по приказу секретаря Совета Безопасности проводится работа по выявлению источников доходов всех российских фирм, корпораций и банков.
– Слышал.
– По КАКТу также работает группа сотрудников ФСБ в Москве. В вашем крае этим занимаюсь я и несколько оперативников из моей группы. Что касается вашего намека о моей работе по раскрытию убийств, то позвольте, уважаемый Григорий Анисимович, сказать следующее. Я занимаюсь не только расследованием убийств, но и делишками мафиозных структур, причастных к этим убийствам.
– Я не хотел вас обидеть, – смущенно ответил Власенко. – У меня и в мыслях не было ничего такого, о чем вы только что сказали, когда я упомянул о недостаточности вашего времени.
– Времени у меня более чем достаточно. И хочу вас заверить: пока убийства не раскрою, из края не уеду.
– У вас будут большие, быть может, непреодолимые трудности, – помолчав, заметил Власенко.
– Надесь, вы знаете о деле вице-премьера Стрельниковой? – спросил Александр.
– Любой работник Российской прокуратуры знает!
– О покойниках плохо не говорят, но дама была крутая. Пусть ей земля будет пухом. Она ответила за свои дела. Но ответили и другие. В том числе и генералы ФСБ. К чему я это веду? А к тому, что, когда я начинал расследование убийства «короля» – См. роман Ф. Незнанского «Король казино» (М., 1996).», мне говорили то же самое, что и вы. Вышло, однако, по-моему.
– Не совсем. Многие загорают на заграничных пляжах, – возразил Власенко.
– Но не на Черноморском побережье! – парировал Турецкий. – Не в России. Согласен. Не все получилось, как было задумано. Скажу больше. И в данном деле многое не получится, но знаю наверняка – будут и аресты, и огласка, а может быть, и трупы.
– Что вы обо мне думаете? – внезапно спросил Власенко.
– Ничего сомнительного, – пожал плечами Турецкий. – Знаю, что вы на хорошем счету у генпрокурора, что вы опытный работник, раскрываемость преступлений, в том числе и особо опасных, в вашем крае на уровне. Вот и все.
– А как о человеке?
– Я вас не знаю, Григорий Анисимович. Да меня это и мало интересует.
– Вы неискренни, Александр Борисович, – снова помолчав, ответил краевой прокурор. – Вы, конечно, понимаете, что, узнав о вашем назначении бригадиром группы по расследованию убийств в нашем крае, мы не остались безразличны. Собрались, переговорили…
– У кого, где и кто собрался? – перебил Турецкий.
– Собрались в кабинете губернатора. Я, Макеев, Маркуша…
Власенко умолк и посмотрел на Турецкого.
– И кто-то из руководителей экономики края? – пришел на помощь прокурору Турецкий. – Я говорю об экономических структурах.
Он хотел сказать «криминальных структурах», но воздержался.
– Нас было четверо, – сказал Власенко.
– И о чем же вы беседовали по поводу моей скромной персоны?
– Если бы она была скромна и незначительна, мы бы не собрались в таком составе, – польстил «важняку» прокурор. – А беседовали мы о вашей будущей деятельности на поприще расследования убийств.
– И что дальше?
– Убийства-то не раскрыты!
– Нераскрытых убийств в России хватает.
– В том числе и в Москве.
– Дело Меня, Листьева, банкиров… Несть им числа!
– Хочу спросить у вас, Александр Борисович, почему вам не поручили расследование дела, скажем, Листьева?
– Я тоже удивляюсь!
– Раскрыли бы?
– Думаю, что да.
– Я серьезно спрашиваю.
– И я не шучу. Но… не поручают!
– А вы бы проявили, так сказать, следовательскую инициативу…
– Пробовал, но начальству лучше знать, кому какие поручать дела. Еще о чем вы беседовали с губернатором?
– Мы полагали, что первой фигурой, за которую вы возьметесь и на которую падает подозрение, будет именно губернатор Колесниченко…
– Помилуйте! – прервал прокурора Турецкий. – Почему я должен браться за губернатора, да еще в первую очередь?!
– А как иначе? Налицо выгода губернатору от того, что исчезают его противники!
– Да, может, он и ни при чем? Вы, дорогой мой прокурор, забыли о презумпции невиновности!
– Он, между прочим, ждет вашего визита.
– Пусть позвонит, пригласит, и я приеду.
– У вас есть живой свидетель, Супрун. Вам известно, что привезли его на загородную резиденцию губернатора. У вас, как мне недавно сообщили, имеется автомат, принадлежащий нашему управлению внутренних дел. Это указывает на причастность к похищению Супруна сотрудника УВД…
– Я знаю гораздо больше, чем вы мне сообщили. Но дело не в этом. Да, сотрудники милиции причастны к похищению. Но я бы не удивился, если бы на их месте оказались сотрудники ФСБ. Вы не хуже меня знаете, что в прошлом году было арестовано за разные преступления около девяти тысяч сотрудников внутренних дел. Более тысячи работников федеральной службы. О чем это говорит? Если их арестовывают, значит, кто-то их арестовывает, нередко с риском для жизни. Значит, люди работают. Если говорить высоким слогом, честно служат своему Отечеству…
Турецкий закурил, помолчал.
– Вот вы все повторяете, что я с вами неискренен. Предположим. Но почему я должен быть с вами совершенно искренен? Вы молчите о Кресте, главном крестном отце России, который окопался под вашим боком! О его помощнике, а вернее, верховном идеологе всего криминального мира Георгии Гагаринском по кличке Доктор, который действительно является одним из крупных знатоков экономики России! Вы, наконец, ни словом не обмолвились о Мише Юсине, Муссолини, а ведь он – генеральный директор КАКТа. Я уже молчу о мелких сошках типа Левитана и Старика. Вот с чего нужно начинать расследование всех дел, уважаемый Григорий Анисимович!
– Криминальные структуры раскиданы по всей стране. К великому сожалению, роль уголовного мира велика. Они имеют свои военные организации и всегда готовы к убийствам, расправам и террору. Чего не скажешь о наших правоохранительных структурах. У меня есть несколько дел на сотрудников милиции, применивших оружие против бандитов.
– Думаю, вы держите их под сукном?
– Пока держу. Но долго ли смогу держать – не знаю. А сотрудникам светит от семи до двенадцати. – Власенко тоже закурил, глубоко затянулся. – Вы говорите о Кресте, Докторе, Левитане… Да, воруют! Да, не платят налоги или же платят самый мизер! Но все это документально чисто. Умеют прятать концы в воду. Придраться не к чему!
– Даже воровство?
– В первую очередь воровство.
– Выходит, куплены все, начиная с мелких чиновников и кончая крупными?
– Следующим вопросом будет, вероятно, куплен ли я?
– Да, – не стал скрывать Турецкий. – Именно такой вопрос я и хотел задать.
– Нет. Я не куплен, – помолчав, ответил Власенко.
– Я запомню ваши слова, – быстро вставил Турецкий.
– Но я связан по рукам и ногам.
– Кем?
– Системой, несовершенными законами, существующим режимом, в котором мы живем.
– Иного ответа я от вас и не ожидал, – улыбнулся Турецкий. – Мы хорошо поговорили, Григорий Анисимович.
– По-моему, мы почти не коснулись существа дел, по которым вы к нам прибыли…
– Именно существа мы и коснулись, – сказал Александр. – А эти документы я бы попросил вас дать прочесть моему стажеру.
– Толковый паренек?
– Пока я не слышал от него глупостей.
– Прав Маркуша, говоря, что вы небольшой любитель сидеть за бумагами, – улыбнулся прокурор. – Пусть приходит ваш стажер и читает. Местечко выделим. Целый кабинет.
– О вещественном доказательстве – автомате, уже приобщенном мною к делу, сообщил вам генерал Маркуша? – как бы невзначай спросил Турецкий и, заметив, что Власенко смутился, продолжил: – Я к тому, что лишь он один мог знать о вещдоке.
– Да, – признался прокурор. – Мы созванивались.
– Я очень рад, что у вас хорошие отношения к начальниками органов, – улыбнулся Турецкий. – Хотя, откровенно сказать, после ваших речей у меня возникло прямо противоположное мнение. Но теперь оно испарилось. Когда правовые структуры работают сообща, это многого стоит.
Попрощавшись с краевым прокурором, Турецкий направился искать своего стажера. Нашел он его в кабинете, который выделили для зонального прокурора Генпрокуратуры Чиркова Валерия Викторовича.
– Не заскучал без меня, Глеб Глебыч? – подмигнул Турецкий.
– Заскучал, – улыбнулся парень.
– И ты ему дал скучать? – обратился к Чиркову Александр. – Не верю.
– Мне в самом деле было не очень-то весело, – подтвердил свое мнение стажер.
Турецкий неопределенно хмыкнул и вопросительно посмотрел на Чиркова.
– По-моему, разговор шел по делу, – сказал Чирков. – И никакой скуки я не замечал.
– Вы, Валерий Викторович, вели со мной беседу как бы свысока, словно с каким-то несмышленышем, – прямо высказался Глеб.
– Например? – спросил растерявшийся Чирков.
– Для чего вам было нужно несколько раз повторять латинские слова в русском переводе?
– Чтобы было понятнее…
– Я знаю латынь. И кроме того, владею английским и японским. И довольно сносно.
– Какова молодежь-то пошла! – сказал Турецкий. – Ему слово, он в ответ десять!
– Валерий Викторович не даст соврать. За время нашего разговора я произнес лишь несколько фраз. Я очень внимательно слушал. Правда, Валерий Викторович?
– Ты хотя бы предупредил, что владеешь латинским, – рассмеялся Чирков. – Он действительно молчал. С характером парень. Молодец!
– Мне бесхарактерные стажеры ни к чему, – похлопал по плечу парня Александр. – Пошли, Глеб Глебыч!
На улице возле машины, на которой приехали Турецкий и Глеб, стояла иномарка, «ауди».
– Падерин с ребятами, – узнал Турецкий.
И верно, завидев «важняка», из машины вышел подполковник Падерин и направился к Александру.
– Приехал доложить? – спросил Турецкий. – Так я знаю. Как говорят, спасибо за службу.
– Нет, Александр Борисович, не доложить. Я получил выговор.
– От кого? – удивился Турецкий. – Здесь, кроме меня, у тебя начальников нет.
– Зато в столице есть. И очень много. Позвонил помощник директора и сделал втык за то, что оставил вас без присмотра. Так что, извините, но теперь от вас ни на шаг.
– Не имею ничего против, – согласился Туреций. – Мы с Глебом Глебычем едем ужинать. Куда прикажешь, Глеб Глебыч?
– Лучше в гостиничном номере, – хмуро ответил парень.
– Там, конечно, спокойнее. Но и дела тоже надо делать. Поедем-ка мы с тобой в ресторанчик «Вдали от жен»! Знаешь?
– Все мужики знают, – усмехнулся Глеб.
– Уютное местечко?
Глеб неопределенно хмыкнул.
– Права имеешь?
– С восемнадцати лет.
– Садись за руль, – предложил Турецкий.
Не успели миновать проспект Ленина, как запищал зуммер телефона.
– У вас на хвосте две иномарки, – сообщил Падерин. – Будьте внимательны.
– Спасибо, Игорь. Жми, Глеб Глебыч!
Муровский майор Павел Голованов, когда завиднелись первые домики Татарки, заволновался. И на то была причина, и немалая.
В Татарке старший опер МУРа побывал дважды. Впервые после Афгана, когда он приехал, чтобы сообщить Насте о смерти мужа, а во второй раз года через четыре. Залетел по какому-то случаю в Ставрополь, а вечером взял такси и помчал в Татарку, предварительно солидно нагрузившись разнообразными закусками и выпивкой. Он хотел увидеть Настю, поговорить с ней и вернуться обратно, но получилось иначе. То ли многовато выпила Настя, то ли улеглась боль от потери мужа, но допустила она к себе Пашу Голованова, и прожил майор у Насти ни много ни мало десять дней. Тогда-то он познакомился с ее соседом – Владимиром Байбаковым.
Голованов уже подумывал о женитьбе, как в один из дней Настя вдруг напрямик заявила майору, чтобы он сегодня же уезжал. Голованов никак не мог уразуметь, почему гонит его женщина, ведь еще прошлой ночью все было так, что лучше не бывает. Но Настю словно подменили. Она приказала ему вообще больше не приезжать, не писать, не звонить и не посылать телеграммы. Пришлось майору уехать. Но он не забыл Настю. И письма писал, и звонил, но ответа не получал, а телефонную трубку Настя, заслышав голос майора, тут же бросала. Так что причина для волнения была.
– Куда поедем? – спросил другой муровец Демидыча, сидевшего за рулем.
– Прямо к Байбаку, – приказал Голованов.
– Может, поначалу осмотримся, оценим обстановку? – предложил осторожный опер Филя.
– Ты не в разведке, – отрезал майор. – Спроси у женщины адресок Байбака, – указал он на проходившую молодуху.
– А ты сам не знаешь?! – откликнулась на вопрос Фили молодуха. – Весь край знает, а ты нет!
– Знал бы, не спрашивал!
– Проедешь рынок, свернешь налево и увидишь!
– Ты бы адресок подкинула!
– Ты поезжай, поезжай, а уж там тебе подкинут! Так подкинут, что своих не узнаешь! – рассмеялась молодуха, посмотрев на парня и добавила: – Один такой дом в Татарке.
И действительно, миновав рынок и чуть проехав проулком, они увидели особняк, обнесенный оградой чугунного литья. Особняк был наполовину закрыт виноградом, к массивным воротам вела дорожка, выложенная мраморными плитами.
– Забурел Вова Байбак, – задумчиво проговорил Голованов.
– Авторитет!
– Куда рулить? – спросил Демидыч.
– К воротам. И посигналь.
На звук сигнала вышел качок.
– Ну? – спросил он, зорко оглядывая сидящих в машине.
– Чего нукаешь? – умехнулся Голованов. – Пока не запряг.
– Кого надо?
– Хозяина.
– Нету.
– А ты поищи. И если найдешь, скажи, что прибыл майор Голованов. Топай!
Качок снова оглядел прибывших гостей.
– Крутенько берете, братухи, – осклабился он.
– Да разве так крутенько берут? – улыбнулся Голованов, выходя из машины.
– Стоять! – рявкнул качок.
– А вот и сам хозяин! – глядя поверх головы качка, широко улыбнулся майор. – Вова-а! Вовик!
Качок машинально обернулся, и этих мгновений Голованову вполне хватило для того, чтобы качок лежал на земле вниз лицом и нюхал землю.
– Пусти-и… – прохрипел он.
– Братуха, – припомнил майор. – Тоже мне браток нашелся. Мои братаны в машине сидят.
Голованов вытащил у качка ТТ, привычно разрядил, прошелся по карманам и достал сотовый телефон.
– Звони.
– Кому?
– Другу моему, Байбакову!
– Правду говорю, нет его!
– Что ж ты оглядывался? – сердито спросил майор.
– Так… Это…
– Вставай, чучело! И впредь помни, громко не кричи и грабки к оружию не тяни! – Голованов посмотрел на парня, покачал головой. – Неужели у Володи все такие?
– Обманом взял, – пробурчал качок. – Если бы…
– Молчи, братуха, – прервал парня Голованов. – Скажи лучше, где хозяина найти?
– А на кой он вам? – насторожился парень.
– Не слышал? Друзья мы. Приехали в гости.
– Друзья-а, – не поверил качок. – Таких друзей за одно место – и в музей! Не знаю, какие вы друзья, а что не местные, это верняк.
– Названивай, братуха, – кивнул на телефон Голованов.
– А чего звонить? Он сейчас подъедет. Обед… Ты бы отдал пушку-то, – попросил качок. – Голову свернет Байбак.
– Не забалуешь?
– Я не псих. Вон какие мордовороты си-дят, – кивнул качок на машину. – У них, может, за пазухой-то не ТТ, бомбы атомные!
– Соображаешь, – возвращая пистолет парню, усмехнулся Голованов. – Иди охраняй. А мы покурим, подождем.
Качок не ожидал такого поступка от незнакомца, а потому заметно потеплел.
– Закуривайте, – вытащил он пачку «Мальборо». – Вы вообще-то кто будете?
– Скажу, а ты не поверишь.
– Менты, что ли? Из Москвы?
– Прошел слушок?
– Не без этого. В Татарке что потеряли?
– Любопытный ты парень… Ведь сказано, приехали в гости.
– Хорошо, если в гости… – начал было парень, но вдруг замолчал, прислушался и уверенно произнес: – Байбак летит.
В переулок на большой скорости ворвались две машины – джип и «БМВ».
Из обеих машин выскочили парни и очень грамотно окружили «Волгу». Не спеша вышел из джипа Байбак, присмотрелся к Голованову.
– Павел…
– Он самый.
Майор и Владимир приобняли друг друга.
– С тобой? – кивнул на Демидыча и Филю Байбак.
– Они уже много лет со мной.
– Понял. Заезжайте. Сразу за стол или поначалу в баньку?
– Лучше банька и стол одновременно, – улыбнулся Голованов.
– Устроим.
– Оружие имеете? – спросил один из охранников, по-видимому, старший.
– Как же без него в наше-то время?
– Прошу сдать.
– Оставь, – глянув на Голованова, сказал Байбак.
Баня оказалась просторной, но жар держала хорошо. Майор, Филя и Байбак, докрасна распаренные, уже несколько раз прыгали в бассейн с холодной водой, и лишь Демидыч все еще аккуратно намыливал тело, окатывался и неодобрительно посматривал на товарищей.
– Демидыч! – не выдержал Байбак. – Ты что, не любитель?
– А че мне в этакой холодине делать? – хмыкнул в ответ Демидыч.
– То есть как? – удивился Байбак. – Ты считаешь, что нет жара?
– Для кого жар, а для кого холодина. Парьтесь, а я уж после вас дам дрозда.
– Дай сейчас! – раззадорился Байбак.
– Выдюжишь? – покосился на парня Демидыч.
– Попробую!
– Тогда выметайтесь, – приказал Демидыч. – Ополоснитесь, пивка попейте, а я поработаю.
– И долго ждать?
– Позову.
Мужчины ушли в предбанник, если можно так назвать шикарное помещение, отделанное карельской березой, где стоял стол с разнообразными закусками.
– Откуда он такой? – спросил Байбак, кивнув в сторону парилки.
– Бычок архангельский, – рассмеялся Филя.
– Здоро-ов… По пивку, Павел, или чего покрепче?
– Сначала пивка. Для рывка!
Демидыч позвал мужчин минут через двадцать.
– Давайте, ребята! По-одному и потихоньку. Вроде как нагнал немного…
Демидыч зашел первым и полез на верхнюю полку. Следом сунулся было Филя, но пулей вылетел обратно.
– Сидеть тихо. Вениками пока не махать, – увидев зашедших в парилку Голованова и Байбака, приказал Демидыч. – Дышите.
– Че-ем?! – задыхаясь от нестерпимой жары, прохрипел Голованов.
– А ты, авторитет, сюда поднимайся! Ко мне!
Байбак с удивлением посмотрел на майора.
– Не обращай внимания, – ответил тот. – Деревня…
Байбак поднялся на одну ступеньку, на вторую, присел.
– Чего ты? – спросил Демидыч.
– Здесь пока посижу.
– И я не рыжий, – проговорил Голованов, храбро поднялся и присел рядом с Демидычем.
– Подышали? Ну, Господи благослови…
И с этими словами Демидыч замахал дубовым веником.
– Твою ма-ать! – заорал Голованов и, сжавшись в комок, загремел вниз по ступеням. – Не баня! Преисподняя!
Байбак тоже пересчитал все ступени, но молча.
– Дверь закройте! – громыхнул сверху Демидыч.
Он вернулся в предбанник примерно через полчаса, с маху опрокинул две кружки пива, услужливо налитых Филей.
– Еще?
– Позже.
– Неужели не допарился?
– Прибрать надо.
– Приберут, – сказал Байбак.
– И то верно, – согласился Демидыч. – «Шестерок» у тебя хватает.
– Послушай, Павел, – не выдержал Байбак, – он у тебя всем хамит или на выбор?
– Почему у меня? – не понял Голованов. – Он сам по себе, я сам по себе. Говорю же, деревня!
– Руки-ноги не поломали? – ехидно поинтересовался Демидыч, разрывая большого копченого леща.
Мало– помалу под пивко да под ледяную водочку разговор подошел к вещам серьезным.
– Много вас из Москвы понаехало, – сказал Байбак. – В столице дел не хватает?
– Ты что, знаешь, где я работаю? – вопросом на вопрос ответил Голованов.
– Не знаю, где сейчас, а недавно служил ты в частном сыскном агентстве «Глория». И твои друзья тоже.
– Хорошо в твоей конторе дело поставлено…
– И в твоей солидно. Я понимаю ментов, фээсбэшников, следователей, у них приказ, а вас-то, частников, для чего сюда принесло?
– Известно тебе, Вова, кто руководит расследованием?
– Спрашиваешь…
– А мы друзья Турецкого. И очень близкие.
– А в Татарку для чего?
– В Татарку? – переспросил Голованов. – Приказали нам, Вова, привезти в город Ставрополь Леню Грищука по кличке Коршун.
– Не маловато вас на всю Татарку?
– По-моему, в самый раз, – оглядывая друзей, ответил майор.
– Коршуна я вам не отдам, – помолчав, твердо сказал Байбак.
– Запомни, Филя, – обернулся к товарищу Голованов. – Байбаков – истинная местная власть или, как говорит Демидыч, авторитет, знает, где обретается Коршун.
– Это первый его прокол, командир.
– Второй, – поправил майор. – Первый был у ворот, когда по доброте своей оставил нам оружие.
– И вы его можете применить? – спросил Байбак.
– Лишь в безвыходном положении. У твоих ребят тоже в карманах не зажигалки. – Голованов тяжело посмотрел на Владимира. – А Коршуна, Вова, ты отдашь.
– Ни за что!
– Знаю, хороший ты спортсмен, мастер, не трус, но недостаточек один есть.
– Какой?
– Пороху ты не нюхал, Вова. Смерти в глаза не смотрел. – И, заметив ухмылку Байбака, майор добавил: – То, что ты какого-то дурачка пристрелил в этом домике, не в счет.
– Вот и ты начинаешь хамить, Павел, – холодно сказал Байбак.
– Это не хамство, это факт. А факт, как говорится, не реклама! Да ты не дергайся, Вова. Сиди спокойно, не переживай и думай. И хорошо думай.
– Если ты снова насчет Коршуна, то я все сказал.
– И не торопись. Спешка нужна при ловле блох… Я не хочу и не буду читать тебе лекцию о том, каким хорошим ты был мальчиком и каким плохим стал. Тебе нравится такая жизнь, мне – другая. Каждому свое. Жизнь покажет, кто прав, кто виноват…
– Именно! Жизнь покажет!
– И от тебя я не хочу слышать нотаций, потому что наперед знаю, что скажешь.
– Всего каких-то два года назад я тоже был таким же лопухом, как вы, – поочередно оглядывая гостей, сказал Байбак. – Нашлись добрые люди, протерли глаза!
– Для тебя они добрые люди, для нас ворье, уголовники, убийцы. И один из уголовничков, как ты только что подтвердил, находится у тебя в доме. Прошу тебя, Вова, отдай его нам по-хорошему.
Некоторое время Байбак смотрел на Голованова, потом весело рассмеялся. Гости были серьезны.
– Довольно, – резко оборвав смех, сказал Байбак. – И до свидания.
– Спасибо за баньку, за угощеньице, – негромко проговорил Голованов, вытащил из бумажника сто баксов и положил на стол.
– Да ты что, Павел?! – смутился Байбак. – Не обижай.
– Мы на халяву не пьем, а тем более не закусываем. Надеюсь, проводишь?
Все четверо вышли на волю и под взглядами охранников направились к воротам.
– Будь здоров, Вова! – садясь в машину, попрощался с хозяином Голованов.
– Будь здоров, – не сразу ответил Байбак.
– Ничего ребята, – провожая взглядом «Волгу», сказал охранник-качок. – Лихие…
– Они не ребята, – смерив качка с головы до ног, обронил Байбаков. – Они «волки».
– Похожи, – ответил качок, подумав при этом, что пистолет ему майор вернул разряженным, а патроны так и не отдал.
Коршун действительно жил на верхнем этаже особняка, хотя у него и была возможность переселиться. Но Байбак пока медлил, а когда прошел слух о прибытии московской команды оперативников, вообще запретил выходить на улицу.
– Все пьешь? – заходя в комнату и кивая на бутылку, стоявшую на низком столике, хмуро спросил Байбак.
– А что делать?
– Помнишь майора с Афгана?
– Это ты с ним корешился, а я так – с боку припека. Но припоминаю, – ответил Коршун, наливая в рюмку коньяку. – Снова прилетел? И снова к Насте?
– По твою душу.
– Та-ак, – проговорил Коршун. – Значит, попарились…
– Дело с наркотой в Воронеже они накрыли.
– Кто – они? Пока я слышал лишь об одном майоре.
– «Русские волки». Слыхал о таких?
– Волки? – переспросил Коршун. – На волков собаки есть. Называются волкодавы.
– Не шути, Леня. Чую, не до шуток тебе скоро будет…
– Да ладно тебе! Прорвемся!
– Мне об этих «волках» Крест говорил. И заметь, с уважением. Одним словом, имеется в Москве частное сыскное агентство, где шефом был полковник Грязнов. Теперь он начальник МУРа. Там, в МУРе, они и окопались, «волки», во главе с Пашей Головановым. Думаю, перешли в ментовку вместе со своим шефом Грязновым.
– И много их?
– Может, и немного, но если свистнут, весь «афган» сбежится. С «афганцами» ссориться нам не с руки.
– У них тоже там сыр-бор, свои разборки.
– До поры до времени.
– И что решил? – помолчав, спросил Коршун.
– Смываться тебе надо. Жаль, но ничего не поделаешь.
– Когда?
– Чем быстрее, тем лучше.
– Не узнаю тебя, Володь… – посмотрев на друга, сказал Коршун. – Еще конь не валялся, а ты мандражишь.
– За тебя. Не за себя. Надежное местечко обеспечу.
– Я уж как-нибудь сам!
– Хорошо, – легко согласился Байбак.
Коршун ожидал другого ответа и заметно обиделся.
– Сейчас когти рвать?
– Твое дело. Пойми, Леня, если бы приехал не Паша Голованов, послал бы я их подальше!
– Да что они, бессмертные?!
– Все смертны, Леня, но прежде чем они лягут, над нами плакать будут.
– Ну, это бабка надвое сказала, – не поверил Коршун.
– Они здесь, в моем доме, на меня, хозяина, давили. Словно на допросе.
– И ты терпел?
– Я попрощался с ними. И не очень вежливо. Тебя выдать требовали.
– И за что ты своим остолопам деньги платишь?! – ухмыльнулся Коршун. – Нажал бы на кнопку под столом!
– Я жить хочу, Леня.
– Выпью и рвану, – решил Коршун.
– Советую все-таки воспользоваться моим местечком.
– Далеко?
– Не очень. В горах. Примут по-царски.
– Уговорил, – подумав, ответил Коршун.
– Выедешь ночью.
Тем временем муровские оперативники Голованов, Демидыч и Филя ехали по тихой зеленой улочке, по обе стороны которой стояли добротные домики, заросшие виноградом и плодовыми деревьями.
– Тормози, – сказал майор, открывая дверцу. – Минут через десять буду.
Он подошел к калитке и остановился, ощутив, как быстро и неуемно забилось сердце. Позвонив несколько раз, он толкнул калитку, и она открылась. Зайдя во двор и приглядевшись, Голованов увидел вдалеке пожилого мужчину и мальчишку лет трех.
– Здравствуйте, Николай Васильевич, – подойдя, сказал Голованов.
– Здорово, здорово! – протягивая руку, ответил старик. – Давненько не виделись! Поздоровайся и ты, Максимка!
Мальчишка молча, исподлобья смотрел на незнакомого дядю.
– Максимка? – переспросил Голованов. – Настин?
– А то чей? Был один Максим, теперь другой появился. Так она, жизня-то, и идет… В память мужа погибшего назвала сынка Настя.
– Значит, вышла замуж… – с грустью произнес Голованов.
– Один приехал?
– С друзьями.
– И где дружки-то твои?
– В машине сидят.
– Зови, – вроде как приказал старик.
– Да я на минутку, Николай Васильевич…
– Там поглядим, – перебил старик. – Пока дружков зови. Вином угощу. Не забыл вкус вина-то моего?
– Да разве забудешь!
– Посидим, поговорим…
– Настя дома?
– Работает Настя. А на обед прибежит. Зови.
Голованов послушно направился к воротам.
– Пошли вино пить, – подойдя к друзьям, смущенно сказал он.
– У нас вроде другие планы были, – проговорил Филя, но под взглядом командира умолк. – Что с тобой, Паша?
– Пошли, – повторил майор.
За это время Николай Васильевич успел поставить на садовый столик большой запотевший кувшин холодного, из погреба, вина, яблоки, груши и виноград.
– Со свиданьицем, мужики! – поднимая стакан, сказал старик. – А ты, Максимка, нажимай на виноград!
Филя, увидев мальчишку, долго смотрел на него, потом перевел взгляд на командира.
– Демидыч, – шепнул он, не удержавшись.
– Ну?
– Ничего не замечаешь?
Демидыч огляделся.
– Вроде ничего…
– Ты на мальчонку глянь!
– Ну…
– А теперь на командира.
– И что?
– Чего шепчетесь, мужики? – спросил хозяин.
– Между собой, Николай Васильевич! Дела, – постучал по часам Филя.
– Второй стакан, гости дорогие, поднимем за отца внука моего, погибшего на чужой стороне.
– Они там были, – кивнул на друзей Голованов.
Выпили молча и стоя.
– Слышь, Филя, – пробубнил Демидыч. – Мальчишка-то вроде на командира смахивает?
– А я о чем?
– Командир… – обернулся Демидыч к майору.
– Тихо ты… – прошептал Филя.
– Ты что?
– А третий стакан, мужики, выпьем мы за Максимку…
– Погоди, отец, – пробасил Демидыч. – Командир!
Голованов вопросительно глянул на парня.
– Ты давно в зеркало смотрелся?
– А в чем дело? – машинально поглаживая щеки и подбородок, спросил майор.
– Я спрашиваю, давно ли?
– Кончай, Демидыч, – поморщился Голованов.
Филя сильно ткнул друга в бок.
– Ишь ты, толкается, – усмехнулся Демидыч, кивая на Филю. – Но я скажу. Уж не знаю, что будет, но скажу…
– Не тяни, – приказал майор. – Опять про зеркало?
– Ты на Максимку-то посмотри внимательно, командир! На кой тебе зеркало? Твое отражение один в один!
– Ты что мелешь? – бледнея, проговорил Голованов, однако взгляд его невольно остановился на мальчишке.
И Максимка, расширив и без того большие глаза, смотрел на дядю.
– Николай Васильевич… – прошептал вдруг Голованов.
– Выпьем, Павел, – помолчав, ответил старик. – За здоровье внучка моего, Максима Павловича!
– Николай Васильевич… – повторил Голованов. – Это правда?
– Тебе друг-то сказал: присмотрись! Иди, Максимка, погуляй, – обратился он к мальчишке, а когда тот отошел, продолжил: – Не знаю, что уже мне Настя скажет… Не похвалит меня дочка, гордая она. Это уж как пить дать. Но я выскажу, что на душе накипело. Мне так и жена-покойница заказывала…
– Марья Федоровна умерла? – спросил Голованов.
– Позавчера сороковины были. Заказывала, спроси, мол, Павла, какая кошка меж их пробежала…
– Да я же писал, звонил. Бесполезно, – почти простонал майор.
– Она тебя уважала, Марья-то Федоровна. Ругала Настю. А что сделаешь? Она, дочка-то моя, смолоду такая. Однолюбка, словом. А жена, царство ей небесное, тебя уважала, – повторил старик.
– Филя! – глянул на друга Голованов.
– Понял, командир!
– Может, и я с ним? – спросил Демидыч.
– Сиди.
Филя, на ходу хрустя яблоком, быстро зашагал к калитке.
– Вы говорите, Настя на обед придет? – спросил Голованов.
– Минут через десять будет.
– Помогите мне, Николай Васильевич, – вдруг попросил Голованов, да таким жалобным тоном, что Демидыч перестал жевать.
– Чем я помочь-то могу, Паша?
– Да ведь сын! И отчество мое дала!
– Отчество, как и следует по закону, дают по имени отца, – строго сказал старик. – А как иначе?
– Помоги, отец, – повторил Голованов.
– Ты парень что надо. Орел! И честно скажу, по душе ты мне. Вот и друзья твои, гляжу, тебя уважают.
– Не то слово, батя, – улыбнулся Демидыч. – Он командир. И этим все сказано.
– Ты-то, Павел, не женился? – осторожно спросил старик.
– Нет.
– Что так? Пора бы, – вроде как не поверил Николай Васильевич.
– Я Настю люблю.
– Плохо любишь. Не писать да не звонить, а приезжать надо было!
– Так она же запретила!
– Баба с норовом, – согласился старик. – А с другой стороны, не чужой ты ей теперь. Максимка-то иной раз нет-нет да и спросит, где, мол, папа…
Филя моментально вернулся, неся в руках пакеты, в которых оказалось приличное количество бутылок, колбас, сыров и копченостей.
При виде такого богатства Николай Васильевич нахмурился. Но ничего не сказал, правда подумав при этом, что хорошо бы поначалу и с ним посоветоваться, прежде чем ехать в магазин, нашлось бы и у него в погребе кое-что закусить.
– Не из «новых» ли вы «русских», ребята? – спросил он.
– Неужели похожи? – широко улыбнулся Филя.
– Теперь, милый, не разберешь… Такая заваруха пошла, что только руками развести… Гляжу, на полмильона отхватил!
– Мама-а! – раздался голос Максимки.
Голованов обернулся и увидел, как мальчишка со всех ног мчится к матери, стоящей возле калитки.
– Держись, командир, – сказал Филя.
Максимка подбежал, сунулся в подол матери и что-то зашептал, оглядываясь на незнакомых дядей.
Настя оказалась статной черноглазой женщиной с длинной косой, которая покоилась на ее высокой груди.
– Губа у тебя не дура, командир, – проговорил Демидыч.
– Заткнись, – прошипел Голованов.
– Иди, Павел, – сказал Николай Васильевич. – Встречай. Что же ты прирос?
Майор медленно приблизился к женщине.
– Здравствуй, Настя…
– Здравствуй, Паша, – певуче ответила женщина. – Какими судьбами?
Голованов долго смотрел на нее, потом дрогнувшим голосом спросил:
– За что ты меня так, Настенька?
– Иди, батя, иди, – забасил Демидыч. – Выручай. Вишь, он чего-то говорит, а она ни словечка в ответ. Иди.
Старик поспешил на помощь.
– Папа… – укоризненно произнесла Настя.
– Я чего? Я ничего. Вон стоит востроглазый. Как глянул на Максимку, так и угадал. А второй, бугай-то здоровый, тоже угадал, да и брякнул!
– Неужели? – засомневалась женщина. – Нет в самом деле так было?
– Вот те крест! – перекрестился отец.
Настя некоторое время смотрела то на сыночка, то на Голованова и вдруг улыбнулась.
– И вправду похожи… Что ж ты, папа, на улице гостей принимаешь? Приглашай в дом.
Николай Васильевич хитровато подмигнул Голованову:
– Ты к сынку поближе. Понял? Перемелется, Паша, мука будет. Чует мое сердце…
– Позвонить бы надо, – хрипло произнес майор.
– Звони. Чай, не забыл, где телефон-то стоит!
Голованов позвонил в гостиницу Турецкому, совершенно не надеясь, что застанет его на месте. Но трубку подняли моментально.
– Слушаю, – раздался знакомый, чуть хрипловатый голос Славы Грязнова.
– Откуда, командир?! – удивился Голованов.
– Хо-хо! – раскатился Грязнов. – Мы тоже виноград обожаем! Ты-то где?
– Недалеко. Есть такой поселочек, Татарка.
– Знаю.
– Бывал, что ли?
– Ты лучше спроси, где Грязнов не бывал! Чем занимаетесь?
– Действуем согласно полученному приказу.
– Чувствую. Голосок у тебя веселый, майор. Винцом балуетесь?
– Нужна машина, командир.
– А вы что, пешком до Татарки шлепали?
– Ничего не могу тебе сейчас сказать, – понизил голос Голованов. – Тут, брат, такое случилось… Постарайся, командир.
– Давай адрес, – приказал Слава.
– Нагорная, семнадцать.
– Ждите.
Грязнов приехал минут через тридцать на «рафике», и не один. Во двор с улыбающимися рожами вошли ребята из МУРа: Шура Дьяконов, Ленька Удачин, Орлов Николай, вся грязновско-головановская команда.
– Настя, это все друзья Максима, – отвечая на растерянный взгляд хозяйки, сказал Голованов. – Все были в одной роте.
– Проходите, пожалуйста, – пригласила мужчин в дом женщина.
Грязнов галантно поцеловал Настину руку.
– Что же ты не предупредил, майор?
В это время на крыльцо вышел маленький Максимка. Грязнов посмотрел на мальчишку, потом перевел взгляд на майора, на засмущавшуюся Настю, которая быстро пошла в дом, на ходу подхватив ребенка.
– Твой, что ли? – неуверенно спросил Грязнов.
– Мой, – широко улыбнулся Голованов.
– Хорошо поработал. И главное, очень солидно. Какой годик ему повалил?
– Третий.
– Что не сделаешь по приказу Турецкого! – хохотнул кто-то.
– Почему молчал? – строго спросил Грязнов.
И парни загудели, мол, нехорошо, командир, такое дело скрывать от друзей, очень даже нехорошо.
– Не знал я, братцы! – выдохнул Голованов. – Ей-богу, не знал! Я как во сне, братцы!
– А Турецкий откуда вызнал? – спросил Слава.
– При чем тут Турецкий?
– Я так понимаю, он приказал тебе ехать в Татарку…
– Времечко идет, командир, – постучал по часам Филя.
– Не взорвутся же без тебя! – откликнулся Голованов.
– Кто? – насторожился Грязнов, обводя взглядом Филю и майора.
– Вообще говорю.
– Темнишь, майор. А ну выкладывай!
– Надо взять одного отморозка и доставить Турецкому, – сказал Голованов.
– И каков план?
– В теремке сидит, – усмехнулся майор. – А теремок местного авторитета Володи Байбака.
– Не слыхал о таком, – подумав, ответил Слава.
– Из новеньких, но ранних.
– Я про план спросил.
– Надо подъехать и взять.
– Чего же не взяли?
– Решили было к местным заглянуть, но подумали и отказались. Наверняка купил их Байбак.
– Охрана большая?
– Ходят ребятки…
На крыльцо вышел Николай Васильевич.
– Мужики, стол готов. Проходите!
– Идем, отец! – откликнулся Слава. – Ты чего, Филимон, по часам стучал? – обратился он к Филе. – Поджимает?
– Стол слишком богат, – улыбнулся Филя. – После такого стола нас возьмут тепленькими.
– Ладно, по сто граммов – и едем, – решил Грязнов. – Понимаю, майор, неудобно. Все беру на себя. По дороге обрисуешь обстановочку.
Грязнов приложил все свои артистические способности, чтобы успокоить хозяев. Травил анекдоты, заразительно хохотал, а потом, видя, что хозяева никак не расслабятся, объявил, что отлучатся они по службе всего на час-полтора и вернутся.
– А ты, майор, оставайся, – сказал Грязнов, глянув в затуманившиеся глаза Насти.
– Оставайся, командир, – поддержал Филя.
– Почему это я должен оставаться? – буркнул Голованов, поднимаясь из-за стола. – Поехали.
На полпути к калитке он обернулся: на крыльце, сложив руки на груди, отрешенно стояла Настя. И, повинуясь охватившему его чувству, майор повернулся и подбежал к женщине.
– Настя, – проговорил он, беря ее за руки.
Глаза Насти наполнились слезами, и она вдруг порывисто прижалась к Павлу.
Мужчины деликатно отвернулись и направились к машинам.
– Я пошел, командир, – сказал Филя, когда «Волга» остановилась возле проходной знакомого особняка.
– Пойду я, – ответил майор, подавая ТТ Грязнову.
– Командир…
– Жди сигнала, Филимон, – подмигнул Голованов.
– О! Снова-здорово! – широко развел губы в улыбке качок, увидев майора.
– Звони.
– И чего сказать?
– А ты напряги свою тыкву!
– Веселый ты мужик! – рассмеялся качок, вытаскивая сотовый телефон. – Але! Опять прибыл. Да. Тот самый…
Голованов молча взял телефон у качка.
– Есть разговор, Владимир. Прикажи, чтобы пропустил… Обыскивай, – возвращая телефон качку, сказал майор. – Да побыстрее!
У входа в особняк Голованова встретил охранник, вежливо сказал:
– Прошу за мной.
Они поднялись на второй этаж, и охранник открыл дверь одной из комнат. В комнате находились двое – Байбак и Коршун.
– Присаживайся, Павел, – пригласил Байбак.
– Спасибо. Тороплюсь.
– Познакомься, – кивнул на Коршуна Владимир.
– Что надумал, Владимир? – не обратив внимания на слова Байбака, спросил майор.
– Не по адресу обращаешься, Павел, – усмехнулся Байбак.
– Можно обратиться и по адресу, – согласился майор. – Едем, Леня?
– Куда?
– Пока в Ставрополь. Другого приказа не поступало.
– У меня свои планы.
– Придется изменить.
– Мне эта история начинает надоедать, – обратился Коршун к Байбаку.
– Мне тоже, – подхватил Голованов.
– Шагай, майор, откуда пришел, – угрюмо проговорил Коршун. – И моли Бога, что живым тебя отпускаем!
– Брякни своему качку на проходной, – помолчав, произнес Голованов. – И пусть передаст трубку.
– Кому?
– Он увидит.
– Что ты задумал, Павел?
– Много я с тобой беседовал, Володя, но, видно, не впрок пошло. Все мои здесь.
– «Русские волки»?… – спросил Байбак.
– Теремок твой под прицелом. А после того как поговорю по телефону, думаю, мало чего останется от твоей конурки…
– Не понял, Павел. Объясни.
– В теремке твоем, Володя, припухают две радиоуправляемые мины. Одна на воле.
– Шутишь… – не поверил Байбак.
– Какие там шутки, – отмахнулся майор. – У меня приказ.
– Но ведь и ты взлетишь, Паша, – после долгого молчания ответил Байбак.
– Я уже взлетел, Володя. Ничего, как видишь, живу. Звони.
– А если откажусь?
– А если откажешься, – глянул на часы Голованов, – у нас осталось три минуты и двадцать шесть секунд.
– Да что ты с ним толкуешь? – вскакивая, заорал Коршун. – Не видишь, он на понт тебя берет!
Байбак нажал кнопку вызова на телефонном аппарате.
– Есть кто-нибудь рядом с тобой? – спросил он.
– Стоит один…
– Пусть возьмет трубку, – приказал Байбак, передавая телефон майору.
– Не верит. Так что давай, действуй.
– Есть, командир.
– Через две минуты сорок секунд.
– Понял.
– Наливай, Владимир, – улыбнулся Голованов.
Байбак наполнил рюмки, выпил, глянул на часы, отошел в сторону и стал набирать по телефону какой-то номер.
– Байбаков. Соедини с хозяином.
То и дело поглядывая на часы, он нервно постукивал пальцами по аппарату. Наконец трубку взяли.
– У меня гости. «Русские волки». История прежняя… Осталось меньше минуты. Понял. – Оборвав разговор, Байбак вызвал качка: – Позови… Кого-кого… Того, кто стоял рядом! – рявкнул он. – Быстро.
Байбак протянул телефон майору.
– Отбой, – сказал Голованов. – Сейчас выйдем.
И майор вопросительно-требовательно посмотрел на Коршуна.
– Ты не выйдешь, – спокойно произнес Коршун. – Тебя вынесут.
Свой «макаров» он вытащить не успел: страшный удар ногой с разворотом туловища обрушился на его голову. Нанес удар Байбак.
– Как жаль, что ты не с нами, Володя, – покачал головой Голованов. – Не убил ли?
– Отойдет.
– Кресту звонил? – усмехнулся майор.
Байбак не ответил, молча налил себе коньяку, не предлагая гостю, выпил.
– Я к тому, что в машине старый его знакомец сидит, полковник Грязнов из МУРа. Два раза Креста твоего брал.
– Показывай лучше, где припухают твои управляемые, – хмуро проговорил Байбак.
– После того, как он сядет в машину, – кивнул на Коршуна майор. – Зашевелился…
Байбак склонился над товарищем, потрепал его по щекам:
– Поднимайся, Леня.
Коршун сел, крепко потер лицо ладонями.
– Сдал ты меня, Володя…
– Глотни, – протянул ему рюмку Байбак.
А в машине возле проходной негодовал Грязнов:
– Скрываете вы что-то от меня! Что молчишь, Филимон?
– А что говорить-то?
– Чего удумали? А ну рассказывай.
– Ничего.
– Где он? Почему не идет?
– Придут…
– Думаю и не могу догадаться. А то, что дело дерьмецом пахнет, чую.
– Ты не думай, не переживай… Идут!
На дорожке, ведущей из особняка к проходной, показались Голованов, Байбак и Коршун. Филя негромко свистнул, и сразу из кустов появился Шура Дьяконов.
Коршун смирился со своей судьбой после того, как Байбак сообщил ему, что приказ о его сдаче получен от Креста. Он подумал, что лучше тюрьма, лагерь, но лишь бы Крест молчал, а еще лучше, чтобы забыл о существовании Коршуна.
– Иди возьми свои игрушки, – сказал Голованов после того, как Коршуна посадили в машину. – Или минеров вызовешь, Володя?
– Ясненько, – хмуро проговорил Грязнов.
– Пусть возьмет, – сказал Байбак.
К проходной подлетел «рафик», из которого выскочили «волки» и быстренько окружили «Волгу».
– Сходи, Филя. А ты, Володя, постой с нами, покури.
Филя ходил недолго, не успели парни и по паре сигарет выкурить.
– Порядок, командир.
– Покажи господину Байбакову, а то он дол-го не верил.
– Я и сейчас не очень-то верю, – сказал Байбак.
– Можно отсалютовать, – улыбнулся Фи-ля. – Я одну оставил. Во-он в той клумбе.
– Розы. Жалко.
– Салютуй, – помолчав, сказал Байбак.
– Ты предупреди своих «шестерок». Как бы они от страху в штаны не наклали!
– Салютуй! – упрямо повторил Байбак.
– Отставить! – подал голос Грязнов.
– Человек просит, – усмехнулся майор. – Почему бы его, шеф, не уважить?
Грязнову тоже было любопытно узнать, на самом деле были установлены настоящие мины или парни взяли на понт местного авторитета.
– Хорошо. Пиши, – подавая Байбаку блокнот и ручку, приказал Грязнов. – Я, такой-то, проживающий там-то и там-то, при неосторожном обращении с газовым баллоном… Почему не пишешь?
– Передумал.
– И правильно сделал, – похвалил его Грязнов. – Забери, Филя. Пригодится.
– Будь здоров, Володя, – попрощался с Байбаком майор Голованов.
Байбак ничего не ответил и зашагал к своему дому.
Примерно через час Демидыч, Шура Дьяконов и Коля Орлов доставили Коршуна в камеру следственного изолятора Управления внутренних дел Ставропольского края, а сами поспешили в Татарку, в дом Николая Васильевича и Насти, где их ждали друзья.
Ночью Ленька Грищук, он же Коршун, был задушен в камере следственного изолятора.
В народе верно говорят, что два медведя в одной берлоге не уживаются. Не ужились губернатор Колесниченко с мэром города Головачевым Павлом Андреевичем. Мэр был чистой воды демократ, искренне верил в народовластие, истинным демократом считал академика Сахарова, чей портрет висел на стене его рабочего кабинета. Казалось бы, обязанности и права губернатора и мэра определены законом. Губернатор в ответе за край, мэр – за город. Вроде и делить-то нечего. Однако в любом регионе страны, исключая столицу и в какой-то мере Санкт-Петербург, трения между этими двумя ветвями власти неизбежны, потому что хозяйство городов крепко связано с хозяйствами регионов.
Первое время терпел Головачев, шел на уступки губернатору, но, видя, к примеру, что полученные средства из центра на нужды города используются исключительно на нужды края, не смолчал, выступил против. А что делать, если деньги, предназначенные для выплаты пенсий, ушли в коммерческий банк, где их крутили около полугода, и так закрутили, что пенсионеры остались без пенсии. На этот раз выкрутился Головачев, оторвал деньги от заводов, выделенные на усовершенствование рабочих цехов, на закупку нового оборудования, но дальше пошло-поехало… КАКТ богател, в крае виллы строились для «новых русских», разорялись колхозы и совхозы, а приватизация подрубила хозяйства под корень. Мэр пошел на крайний шаг, обратился за помощью к народу, выступив с прямым воззванием по телевидению. И что же? Народ смолчал. Для Головачева это было ударом, он предполагал, что люди выйдут на улицы, поддержат его. Но вышли лишь несколько десятков, и то коммунисты, с красными флагами и портретами Ленина, а коммунистов мэр не признавал.
Позднее он понял, что люди уже никому и ничему не верят: ни коммунистам, ни демократам, ни национал-патриотам, ни Думе, ни правительству, ни самому всенародно избранному, они надеются лишь сами на себя. Тогда Головачев избрал другую тактику, исподволь начал собирать компрометирующий материал на губернатора и его окружение, и это ему удалось, да иначе и не могло быть, потому что оборзели людишки. С точными выкладками и данными по фактам коррупции среди выдвиженцев губернатора, с биографиями уголовных элементов, ставших директорами различных фирм, мэр вылетел в Москву и лично передал материалы генеральному прокурору.
Через некоторое время в край нагрянул прокурор следственного управления Генпрокуратуры Чирков, подробно обсудил все дела с мэром, пообещал разобраться, и «разобрался». В столе, отнюдь не губернаторском, а в столе мэра была обнаружена крупная сумма в валюте, а его сын был арестован за связь с чеченцами, переправлявшими наркотики на Запад. При аресте у сына и в карманах, и в его сейфе были обнаружены наркотические вещества. И снова Головачев полетел в столицу, пытался доказать, что его спровоцировали, но… помыкался по кабинетам и понял, что все чиновники от мала до велика куплены и перекуплены, что никому никакого дела нет до интересов простых людей, а думают они лишь о своем кармане. Аудиенции Президента мэру добиться не удалось, и он снова поехал в Генпрокуратуру, где ему все же повезло, потому что встретился он с заместителем генерального прокурора Меркуловым Константином Дмитриевичем. Тот внимательно выслушал Головачева, ни разу не прервал, тут же вызвал Чиркова и приказал ему немедленно подготовить материалы по Ставропольскому краю и положить ему на стол. «Дела ваши, уважаемый Павел Андреевич, плохи, – прямо сказал Меркулов. – Я-то вам верю, но этого далеко не достаточно. Цель ваших противников – убрать вас с поста. Настоятельно вам советую идти на прием к секретарю Совета Безопасности. Я попрошу его принять вас сегодня».
К вечеру секретарь принял мэра. «Меня ознакомили с вашими проблемами, – сказал он. – Езжайте и работайте». «И это все?» – спросил Головачев. «А разве этого мало?» – вопросом на вопрос ответил секретарь.
Решение выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора пришло к Головачеву после того, как он узнал о выдвижении Михаила Юсина.
– Ну если ворье полезло в губернаторы, то мне сам Бог велел, – сказал он на первом же собрании по выдвижению.
А когда исчез на некоторое время Супрун, решение мэра выдвинуть свою кандидатуру окрепло. Он не знал подробностей похищения Супруна и теперь с нетерпением дожидался его прихода. Главное, о чем хотел узнать мэр, – не отступил ли от своих принципов Федор Степанович, не струсил ли.
– Павел Андреевич! К вам посетитель, – пропел женский голос по микрофону.
– Пригласите.
Отношения между мэром города и Супруном были доброжелательные, хотя Федор Степанович на дух не принимал демократию в том виде, как она создалась в России. Но в подобном виде не принимал ее и Головачев, бывший прежде ярым демократом. Вот и теперь они встретились по-дружески, даже приобнялись.
– Жив, курилка! – рассмеялся Головачев.
– Я-то жив, на тебя удивляюсь!
– И я живу!
– Тому и удивляюсь.
– Я и сам, Степаныч, удивляюсь, – посерьезнел Павел Андреевич. – Вся сила у них, ан не трогают!
После рассказа Супруна о своих матырствах Головачев спросил:
– Не передумал, Степаныч?
– Ты о чем?
– О выборах.
– Может, и хотел бы передумать, да теперь не имею права. Ты знаешь, подписи я не собирал, на митингах не кричал, не бил себя в грудь, никому ничего не обещал. Народ все сам сделал. Назад пути мне нет.
– Два человека пройдут во второй тур. Ты и Колесниченко.
– А почему не Головачев?
– Люди знают меня как демократа, а демократам сейчас веры нет.
– Если бы все делалось верой…
– Вот почему и говорю, что пройдет Колесниченко. Купят, наговорят, обманут, пристращают, но кое-что и доброе сделают. Убежден, что выплатят зарплату. У них власть, у них и деньги.
– Много ошибок ты наделал, Павел Андреевич, – помолчав, проговорил Супрун.
– К примеру?
– Я тебе главную причину выдам, а примеров можно сосчитать много.
– Слушаю тебя, Степаныч, – помрачнел Головачев.
– Не своим умом ты живешь. Заграничным: американским, германским, французским, но не родным, русским. Оттого все твои беды… Забыл! Международным валютным фондом! Просите, ноете, унижаетесь, вам, дерьмократам, кидают кость, ну вы и гложете!
– Я вроде, Степаныч, у заграницы ничего не просил, – нахмурился мэр.
– У Центробанка просишь, у премьера, у замов, а они просят у заграницы. То на то и выходит. А заграница дает в кредит. В долг! А кто отдавать будет? Дети наши, внуки! Что такое деньги? Бумага. А вывозим-то лес, руду, гоним газ, нефть, медь, алюминий, золото!
– Кто же знал, что так получится? Задумано было ведь по-другому. Хорошо было задумано, – возразил Головачев. – Ты припомни, как приходил к власти Президент. Вся страна за ним шла.
– А теперь тридцать процентов! Вот тебе и всенародный! Так и эти тридцать на воде вилами писаны.
– Станешь губернатором и проверишь. Слушок идет, что приписки были.
– Если стану, обязательно проверю.
– А я тебе подмогну.
– Каким образом?
– Кто-то и за меня проголосует. Пусть пару тысяч голосов, но наберу.
– Больше наберешь, – улыбнулся Супрун. – Но это дело впереди, а теперь ты подмогнуть мне можешь, если устроишь прямую телепередачу со мной. И лучше без комментатора. Только разойдешься, а уж журналист извиняется, дескать, время передачи истекает… Устроишь?
– Когда ты хочешь?
– Да хоть сегодня.
– И о чем говорить будешь?
– О чем с тобой говорил, о том и людям расскажу.
– Добро, – подумав, ответил мэр.
– Спасибо, Павел Андреевич. Но после передачи у тебя возникнут большие проблемы…
– У меня их и теперь хватает, – усмехнулся Головачев. – Хочу предложить тебе свой недельный час.
– А удобно? Люди привыкли тебя видеть.
– Если не против, могу тебя представить.
– Тогда большие проблемы превратятся в одну, но огромную.
– Я готов. Я, Степаныч, на все готов.
– Тогда с Богом!
– Перед твоим приходом мне сообщили, что паренек, которого ты оглушил, повесился, – сказал Головачев.
– Повесили. Такие, как он и его дружки, самоубийством не кончают.
– Это само собой, – согласился Головачев. – А начальнички-то наши зашевелились!
– Они неплохо знают Александра Борисовича.
– Он полностью отстранил от расследования местные органы, за некоторыми исключениями. Наш краевой прокурор потребовал письменного указания, которое и было из Москвы немедленно им получено. Маркуша и Макеев пилюлю проглотили.
– Турецкий сделает все, что от него зависит, в смысле расследования убийств и моего похищения, а вот что будет дальше, не знает. Сам мне говорил.
– Но если будут неопровержимые улики, факты против руководителей самого высшего ранга, то куда им деваться?
– Все-таки демократ, – улыбнулся Супрун. – Не обижайся. В самом хорошем смысле говорю. Неужели, Павел Андреевич, ты еще чему-то веришь? Или мало тебя били?
– Били, бьют и будут бить. Но я верю.
– Во что?
– В правду, справедливость, в истину.
– Сын сидит? Сидит. Твое дело, между прочим, тоже не прекращено. Денежки-то у тебя нашли! И дельце, придет момент, всплывет снова. Они там тоже кумекают. Завтра, может, и тебе наркотики подсунут. А что ты думаешь? Запросто. А потом отмывайся.
– В одну реку дважды не входят.
– Это ты такой грамотный, а Левитану или Муссолини такая грамота ни к чему.
– Муссолини теперь тоже кандидат в депутаты, представляешь? – сказал Головачев.
– Вот ты бегал, кричал на митингах, агитировал против советской власти. Ну и что, наагитировал?
– Я бы и сейчас пошел кричать. То была не власть, обман и террор.
– Ошибаешься. Была власть, и сильная. Весь мир боялся.
– Конечно, пугало, а не власть! И уж совсем не народная, о чем орали днем и ночью средства массовой информации!
– Теперь что, стало лучше? С Запада наседает НАТО, с Востока – Япония и Китай, армия морально разложена, солдат кормить-обувать не-чем, сверхсекретное оружие, какого еще и генералы наши не видели, в Чечню привозят прямо со сверхсекретных заводов. Бывшие воры в законе царствуют… Продолжать?!
– Все это мне известно не хуже тебя.
– Вот я и спрашиваю, на кой хрен ты агитировал?
– Задумка была правильная, но многого мы не учли. Мы забыли о том, что Ленин со Сталиным уничтожили шестьдесят миллионов человек, что почти каждый третий из мужчин в бывшем СССР сидит в лагере. Кто год, кто два, а иные и по десять. Говоришь, армия морально разложена? Больше скажу. У нас почти весь народ был морально разложен. И ты со мной не спорь, Степаныч. Не переубедишь. Был один пирог, отщипывали от него кусочки и раздавали. Всем хватало. А хватало потому, что отщипывали всем, за некоторым исключением, почти поровну. Бригадиру грузчиков двести, и кандидату наук, может быть, будущему Вернадскому, тоже двести. Но бригадир, если он связан с продуктами, украдет еще на двести, а кандидату красть нечего.
– На двести можно было крутиться. И очень даже неплохо, – стоял на своем Супрун.
– По-моему, ты идешь в кандидаты как независимый от любых партий? Или в Москве тебя переубедили?
– Никто меня не переубеждал, никто и не переубедит, даже если сильно захочет. Я, Павел Андреевич, с ужасом припоминаю лозунг о покорении природы, кукурузу за Полярным кругом, награды Леонида Ильича, которые, говорят, весили больше пуда, Генсека Черненко, которого держал сзади охранник за ремень во время голосования…
– Неужели так было? – удивился Головачев.
– Сам охранник рассказывал. Иначе бы Генсек рухнул… Стройки века, блажь лысого дурака, что наше поколение будет жить при коммунизме, разрушение храмов, борьба с алкоголизмом и пьянством путем вырубки самых лучших сортов винограда…
– И ты вырубал, Федор Степанович!
– А куда денешься?!
– А теперь бы вырубил?
– Черта с два! Пусть хоть сам Президент прикажет!
– Прозрел, значит? Это и есть демократия. Еще раз повторяю, задумка была верная, но задумку эту сломали в корне. И виновны все. Коммунисты, патриоты, уголовники, воры в законе и демократы. И в первую очередь – демократы. Коли уж взяли власть, надо было держать. И самое главное – новую структуру общества и власти создать. А они все это профукали.
– Беседовал я, Павел Андреевич, с одним монахом. И вот что он мне поведал. Россия, говорит, призвана повторить подвиг Иисуса Христа в назидание другим народам. То есть, как Господь, жить, проповедовать, перенести страдания и муки, а потом взойти на Голгофу и погибнуть…
– Не хотелось бы погибать-то, – грустно усмехнулся Головачев.
– …И возродиться вновь, но уже в другом качестве, – закончил Супрун.
– В каком?
– А этого никто не знает, даже монах.
– Бред какой-то! – резко сказал мэр. -Не осуждаю верующих, но сам не верю.
– Может, все демократы безбожники?
– О других ничего не могу сказать.
– Безбожники, – уверенно сказал Супрун. – И в этом ваша слабость. Президент Америки демократ?
– Разумеется.
– А он верующий. Да в любой стране демократы верующие. Не православные, правда, но все христиане. Не стыдятся лоб в храме перекрестить. А наши демократы стоят в храме будто истуканы. Для чего стоишь-то, если не молишься? И выходит, что вы безбожные демократы – те же коммунисты, большевики!
– Ну ты хватил, Степаныч…
– А что касается правильной задумки, то я согласен. С одной небольшой поправочкой. Не вовремя вы задумали всю эту возню со свободой слова, ваучерами, капитализацией и диким рынком. Вся свобода досталась вместе с деньгами, которые и не снились американским воротилам, уголовникам, чиновникам и генеральскому ворью.
– Согласись, Степаныч, начинать-то было все-таки надо! – возразил мэр.
– Китайцы тоже начали. Но с умом! – Супрун помолчал и махнул рукой. – Теперь что уж говорить. Бесполезно.
– Что ты ожидаешь, Степаныч?
– Народного гнева.
– Снова смерть, кровь, страдания, лагеря?
– Можно обойтись и без смертей, если вернут народу награбленное. Жизнь покажет, Павел Андреевич…
Загородный ресторан под негласным названием «Вдали от жен» соответствовал своему имиджу, хотя женщин в нем было немало. Но, судя по отношению к ним мужчин, женами они не были, если только чужими.
– Отморозки, – оглядев присутствующих, сказал Турецкий. – Они здесь центрят?
– Не сказал бы, – ответил Глеб Глебыч. – Раньше здесь собирались люди бизнеса, игроки, авторитеты края.
– Игроки? Карты, биллиард, рулетка?
– И карты, и биллиард, и рулетка. Здесь же можно приобрести и наркотики.
Турецкому в ресторане не понравилось и, выпив за стойкой бара рюмку коньяку, он направился к выходу. Возле дверей оглянулся и увидел встающих из-за стола парней.
– Игорь, – обратился он к Падерину, – поинтересовался, что за люди?
– От Макеева. Ваша охрана.
– Да я вроде не просил меня охранять.
– Что с них взять? Приказ.
Не успели отъехать, как за машиной, кроме фээсбэшников Макеева, пристроился «мерс».
– Охрана, говоришь? – спросил Турецкий. – Прибавь, Глеб Глебыч, и через пару километров тормозни.
Глеб так и сделал, разогнал машину, резко свернул направо и остановился. Водитель иномарки, где сидели фээсбэшники, среагировал мгновенно и притормозил, проехав метров тридцать, но «мерс» ушел далеко.
– Подкати-ка к охране, – приказал Турецкий.
Глеб подъехал почти вплотную. Александр вышел из машины. Из «ауди» тут же выскочил высокий мужчина.
– Подполковник Богатов, – представился он.
– Мне не нравятся люди из «мерса», – сказал Турецкий. – Вам они известны?
– Мне доложили, что они из УВД.
– Тоже меня охраняют? – усмехнулся Александр. – Не слишком ли? Выясните, подполковник, и позвоните. Номер телефона, надеюсь, знаете.
– Александр Борисович, у меня другая задача…
– Думается мне, подполковник, что люди в «мерсе» совсем из другого ведомства. Прошу проверить.
Подполковник оглядел Падерина и его товарищей, бесшумно подошедших к «важняку», пожал плечами и сел в машину.
Парни, сидевшие в «мерседесе», тоже были себе на уме. Не успел подполковник открыть дверцу, как «мерс» сорвался с места и сразу развил большую скорость. «Ауди» с охранниками понеслась следом.
– Вряд ли догонят, – сомнительно покачал головой Глеб.
– Не догонят, так хоть разомнутся, – улыбнулся Турецкий. – Давай в гостиницу, Глеб Глебыч!
– Вам не тяжело, Александр Борисович?
– От чего мне должно быть тяжело? – удивился Турецкий.
– Пьете много, – резковато ответил Глеб.
– Так я же закусываю! – рассмеялся Александр. – Неужели действительно много? А ты разве не пил?
– Я вообще не пью.
Турецкий посмотрел на парня, помолчал и сказал:
– Ты прав, Глеб Глебыч. Больше не пью.
В гостинице Турецкого ждал сюрприз. Зайдя в свой номер, он нашел на столе записку. «Прилетел. Ждал. Уехал в Татарку. Грязнов».
– Не вынесла душа поэта! – рассмеялся Александр, подавая записку Глебу.
– Но как оказалась записка на вашем столе? – спросил Глеб.
– Ты про Никандра Кожина слыхал?
– Нет.
– Был такой медвежатник. Один из последних. Такие замочки, как на этой двери, он ногтем открывал.
– А Грязнов-то при чем?
– А Грязнов с этим медвежатником дружбу водил. Ну и подучился.
– Тоже ногтем открыл? – усмехнулся Глеб.
– Зачем? У него в кармане на всякий замочек отмычка имеется… Вот в Татарку для чего помчался – это вопросик.
– Вам чай приготовить или кофе? – спросил Глеб.
– А если поспим?
– Вы хотели поработать над материалами следствия, – напомнил Глеб.
– Давай, – согласился Турецкий. – Вари кофе, а я посмотрю. Думаю, не все тома приволок?
– Лишь наиболее важные.
– Сомневаюсь, что ты нашел что-то важное, – пробурчал Турецкий. – Важной была первоначальная экспертиза, которую сделал Эдуард Дроздов. Но теперь придется извлекать труп Приходько из гроба на свет Божий.
– У вас отличная память, Александр Борисович, – сказал Глеб и, отвечая на вопросительный взгляд начальника, добавил: – Не забыли фамилию медэксперта?
– Почему я должен забывать то, что обязан помнить? Иди.
Вернулся Глеб минут через десять и увидел, что «важняк» не спеша переворачивает страницу за страницей, а еще через несколько минут хлопнул папкой о стол.
– Подобьем-ка мы с тобой бабки, как говаривает Константин Дмитриевич Меркулов, – беря чашку кофе, проговорил Турецкий. – Вторые сутки околачиваемся, пора и выводы кое-какие сделать… Давно я приметил, если хотят господа следователи завести дело в тупик, то они целые тома пишут, в которых нет необходимой информации и доказательств. Как и здесь – сплошь ненужная бумага. Разберемся со следствием по делу полковника Приходько. Известны фамилии всех охранников. И где же они? Мне говорят, в Чечне. Воюют. Один Петр Ворончук довоевался…
– Разве нельзя вызвать пока еще воюющих? Послать, к примеру, отдельное требование по месту их службы?
– Можно. Но не убежден, что мы их доставим сюда живыми. А с мертвых какой спрос? Убийства профессора Васильева и бизнесмена Скачко были сделаны грамотно. Со взрывом вот дело темное, как ночь. Подобные убийства вообще раскрываются крайне редко, если не помогает господин случай. В деле Скачко не выявлены свидетели. Дальше – возникает вопрос, почему оставлены кое-какие следы при убийстве Приходько? А потому, что он все-таки был полковником ФСБ, сумел обеспечить свою безопасность, подобраться к нему было нелегко. Но подобрались. При помощи киллера.
– И что, нам тоже не удастся раскрыть эти убийства?
– Я этого не сказал. Есть шансы, и неплохие. У нас потерпевший, Супрун Федор Степанович, которого привезли не куда-то в подвальное помещение, а в загородный особняк самого губернатора. И если предположить, что по какой-то причине губернатор решил напоследок потолковать с Супруном, то дело может проясниться.
– Напоследок?
– Я думаю, что живым Супруна не выпустили бы. Вот почему мне совершенно необходим хотя бы один из этих похитителей.
– Вы полагаете, что губернатор мог прибыть в особняк?
– Почему бы и нет? Если не губернатор, то кто-то другой. Тоже, видимо, шишка немалая…
Зазвонил телефон.
– Слушаю, – поднял трубку Турецкий. – Какое у вас оружие? Понятно… Бывает, товарищ подполковник. Конечно, конечно, куда там «ауди» до «мерседеса»! Всего доброго. Вот так, Глеб Глебыч, не догнали, – положив трубку, обратился Турецкий к стажеру. – Автомат «Борз» это, по-моему, чеченский аналог «Узи»?
– Да.
– Хорошее оружие?
– Неплохое.
– Не догнали, – повторил Александр. – А Грязнов даже на нашем «газике» догнал бы. И не только бы догнал, но и привел бы их, голубчиков, ко мне в браслетах.
– Вернее, пуля догнала бы? – усмехнулся Глеб.
– Какое имеет значение, – отмахнулся Турецкий. – Главное – результат… На чем мы остановились?
– На губернаторе, приехавшем в свой особняк.
– Или на ком-то другом. Если мы это узнаем, то уже имеем право действовать.
– Уехали же сотрудники Грязнова в Татарку…
– А если Коршун тоже в Чечне?
– Не думаю. Байбак не отпустит. Я слышал, они друзья.
– Прикажут, и не пикнет твой Байбак.
– Смотря кто прикажет.
– Кто может приказать авторитету? Более крупный авторитет. У них, Глеб Глебыч, дисциплинка неармейская. Что не так – пуля или нож под ребро. И вообще, твой родной край избран криминалом как место, из которого их власть должна распространиться на всю Россию. Перед отъездом я поинтересовался, чем располагают ставропольские ОПГ. Организованные преступные группировки, – пояснил Турецкий, заметив вопрос в глазах стажера. – На их вооружении автоматы Калашникова, «узи», «борзы», снайперские винтовки, большое количество взрывчатки, гранатометы. Думаю, им ничего не стоит приобрести БМП или даже Т-72. Правда, пока дышит армия, оружие это будет молчать, но, если дела в армейских частях пойдут так же, как идут сейчас, с твоим краем будет покончено.
– Вы забываете про народ, Александр Борисович, – возразил Глеб.
– У народа есть оружие?
– Насколько я знаю – имеется.
– А если народу не только пообещают, но и выплатят заработную плату? Возьмутся они за оружие? Нет, потому что народ отстранен от принятия властных решений. Живет одним днем. Власть сама по себе, народ сам по себе. И потом, люди не будут знать, от кого они получат деньги. Они их получат в кассе.
Снова затрезвонил телефон.
– Турецкий.
– Я вас приветствую, Александр Борисович! – раздался голос Славы Грязнова.
– Привет, – включая кнопку звука, ответил Турецкий. – По голосу слышу, весе-олый!
– Гуляем-с!
– И по какому поводу?
– Скажу – не поверишь! Считай, свадьбу играем!
– Чью?
– Майора Голованова.
– Да я вроде его не жениться отправлял…
– Твой приказ выполнен!
– И где задержанный?
– В изоляторе временного содержания при Ставропольском управлении внутренних дел.
– Когда вас ждать?
– Завтра к обеду будем.
– Поздравь от меня майора, – сказал Турецкий и положил трубку.
– Уже взяли? – удивился Глеб.
– Сам слышал.
Турецкий позвонил ответственному дежурному по краевому управлению внутренних дел и удостоверился, что Леонид Грищук, он же Коршун, сидит в камере предварительного заключения и ведет себя спокойно.
Утром Турецкому сообщили о смерти Коршуна.
ИЗ АКТА СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
ТРУПА ГР-НА ГРИЩУКА Л. С.
Сего числа мною, судебно-медицинским экспертом морга No 1 гор. Ставрополя Дроздовым Э. Н., на основании постановления старшего следователя Ставропольской горпрокуратуры советника юстиции Симоняна А. Б. было произведено судебно-медицинское исследование трупа гр-на Грищука Л. С.
При этом установлено.
Смерть гр-на Грищука Л. С. наступила в результате механической асфиксии, то есть по причине кислородного голодания, развившегося в результате физических воздействий, препятствующих дыханию и сопровождавшихся острым расстройством функций центральной нервной системы и кровообращения.
Вероятнее всего, смерть наступила от удавления руками, так как пережаты сонные артерии, яремные вены и блуждающий нерв. На это указывают: очаговые кровоизлияния в области давления пальцами, переломы рожков тела подъязычной кости и щитовидного хряща.
На коже обеих передне-боковых поверхностей шеи видны многочисленные повреждения, что указывает на удавление двумя руками. На лице, шее и руках обнаружены кровоподтеки и ссадины линейной и угловатой формы, а это – признаки борьбы и самообороны. Смерть наступила между пятью и шестью часами утра.
Из протокола осмотра места происшествия видно, что на месте события обнаружен шнур, на котором висел потерпевший. Данный шнур был перекинут через оконную металлическую решетку.
Вывод. Несмотря на наличие странгуляционной борозды, вероятнее всего, смерть Грищука Л. С. последовала от задушения механического характера, скорее всего, в результате удавления руками.
Судмедэксперт Э. Н. Дроздов.
Прочитав акт экспертизы, Турецкий посмотрел на Дроздова, сидевшего напротив.
– Спасибо, Эдуард Николаевич, – сказал он.
– Я свободен? – помолчав, спросил Дроздов.
– Да.
– До свидания.
– Вот так, – сказал Турецкий, когда за Дроздовым закрылась дверь. – А ты говоришь…
– Я ничего не сказал, Александр Борисович!
– Это уже объективный документ, – похлопал по листу Турецкий. – Боится, но дело свое делает. Молодец!
– Не за себя он боится. Двое детишек, жена молодая…
– Не тронут его детишек. Скоро им будет не до этого эксперта.
– Кому конкретно, Александр Борисович?
– Не спеши. Или, как говорит Меркулов, уперед батьки у пекло не лизь! Ну что, приглашаем всех троих?
– Каждого из них уже допросил следователь Симонян, ведущий дело. Вот протоколы. Пожалуйста.
– Вызывай.
В комнату вошли старший лейтенант и два сержанта.
– Присаживайтесь, – пригласил Турецкий, кивнув на стулья. – И поговорим.
– С нами уже поговорили, – усмехнулся старший лейтенант.
– Знаю. Следователь городской прокуратуры Симонян.
– Не только.
– И начальство успело?
– А то как же! На то оно и начальство. Везде должно успевать.
– И кто, если не секрет?
– Наше непосредственное. Подполковник Сизов.
– И что внушало начальство?
Старлей посмотрел на сержантов, приметил их сдержанные улыбки и ответил:
– Вы сами с ним поговорите.
– Обязательно поговорю. Но я догадываюсь, о чем может говорить начальство, когда ему грозят большие неприятности… Как же вы, мужики, проморгали?
– Кто мог знать, что он в петлю полезет? Смотрели. Парень вроде спокойный.
– Он и не лез, – помолчав, сказал Турецкий. – Его задушили.
– Это что-то новенькое, – подал голос один из сержантов, оглядывая товарищей.
– Неужели? – не поверил Турецкий. – А я-то думал, вы мне подскажете, кто, как вы говорите, повесил, вернее, задушил Леню Грищука. Подай-ка, Глеб Глебыч, протоколы допроса наших гостей, – обратился он к стажеру. – Кто из вас Канюка Анатолий Трофимович?
– Я, – ответил сержант, подавший голос.
– Плохи ваши дела, сержант, – внимательно вглядываясь в милиционера, сказал Турецкий. – У ваших товарищей, судя по их показаниям, есть алиби. Они по приказу подполковника Сизова покинули помещение тюремного блока, ну а ты остался! И произошло убийство как раз в твое дежурство, между пятью и шестью утра. Согласно показаниям следует, что в камеру заключенного никто не заходил. Вывод прост. Сказать или сам догадаешься?
– Вы видели Грищука? – спросил Канюка.
– И что?
– Он же под метр девяносто! А я? Сами видите. Неужели я мог один его придушить?!
– Разве я сказал, что ты был один?
– В помещение же никто не заходил, – сказал Канюка.
– Проверим. – Турецкий обернулся к коллегам Канюка. – Вы тоже хороши! Услышали голос начальства, и по коням! Вам известно, что подполковник Сизов в это время спал сном праведника?
– Я уже говорил вам, что он нас вызывал, – ответил за всех старший лейтенант. – Я и сейчас уверен, что голос был его!
– Не я, подполковник Сизов утверждает, что он спал. Впрочем, так оно и могло быть. Может, у вас, в Ставрополе, тоже есть свой Михаил Евдокимов или же Геннадий Хазанов…
– Ну не такого класса, но умельцы подделывать голоса имеются, – сказал старлей. – Об этом я как-то и не подумал.
– Одна загвоздка. Умелец должен хорошо знать голос подполковника. Он хотя и большой начальник, но не Горбачев. Среди сотрудников надо искать.
– Капитан Степаненко! Он любым голосом говорит! Но чтобы Степаненко… Этого просто не может быть.
– Не знаю, как на том, а на этом свете все возможно, – сказал назидательным тоном Турецкий, оглядел приглашенных и улыбнулся. – Почему-то я верю вам, ребята. Интуиция, видно… Но человека-то нет! Неужели ты, сержант Канюка, ничего не видел и не слышал?
– Ничего.
– Пойдем с другого конца, – решил Турецкий. – Сколько человек находилось во временном изоляторе?
– Семнадцать, – ответил старший лейтенант. – Список с адресами в дежурном журнале.
– И когда прибыли?
– Некоторые до Грищука, большинство по-сле, ночью.
– Не многовато ли для временного изолятора?
– Бывало и больше.
– В отделениях мест не хватает?
– Не в этом дело. Сюда привозят задержанных сотрудники крайуправления.
– Видимо, ваши задержанные, так сказать, выше классом тех, что доставляют в отделения? – улыбнулся Турецкий.
– Повыше. Ну и попадают сюда за дела покруче.
– Впервые слышу о таком новшестве, – удивился Александр. – Во всех городах доставляют преступников в КПЗ ближайших отделений, а у вас – сразу в краевое управление. И кто приказал?
– Давно так повелось.
– Ну приехали вы на Казачью улицу. Пусто. Тишина ночная. Вы хотя бы позвонили подполковнику Сизову?
– А как же!
– Ответил сразу?
– Да нет. Пришлось подождать.
– А что он сказал?
– Обматерил.
– Сколько времени ушло у вас на все про все?
– Минут сорок.
– И как раз между пятью и шестью?
– Так точно.
– Припомнил что-нибудь, сержант? – обратился Турецкий к Канюке.
– Кажется, я все сказал…
– Кажется или точно?
– В туалет ходил.
– Запоров не бывает у тебя? – серьезно спросил Александр.
– Да ладно вам… Я по-солдатски, – ухмыльнулся сержант. – Раз-два – и готово!
– Пост, значит, оставил?
– Всего на пару минут! И потом наряд приехал. Ребята все свои.
– И кого же привезли?
– «Ночную бабочку». Избили, ограбили…
– Принял «бабочку»?
– Принял, оформил, поселил и закрыл на ключ.
– Кстати о ключах. Ключи от камер где были, когда тебе стало невтерпеж?
– Как и положено, на ремне.
– На твоем?
– А то на чьем же? – снова ухмыльнулся Канюка.
– Камеры изнутри открыть невозможно?
– Никак невозможно.
– И они были все закрыты?
Канюка вопросительно посмотрел на второго сержанта.
– Закрыты, – ответил второй сержант. – Проверял.
– Когда?
– Примерно за час до звонка подполковника.
– И ключи висели на твоем ремне, сержант Канюка?
– На моем, – ответил второй сержант.
– Зимовец Василий Прокофьевич, – проговорил Турецкий, заглянув в бумаги. – И что была за причина проверки?
– Шумели в двенадцатой.
– Тоже невтерпеж стало?
– Так точно. И всем сразу, – усмехнулся Зимовец.
– Выводил по одному, – пришел на помощь подчиненному старший лейтенант.
– Что за люди находились в двенадцатой?
– Блатные.
– И сколько их было?
– Трое.
– Привезли их после Грищука?
– Точно не помню, но в журнале записано.
– Что же выходит, братцы, – улыбнулся Турецкий. – Двери изнутри открыть невозможно, ключи на ремнях сержантов, а кто-то зашел в одиночку и задушил Грищука!
– Может, и вправду, сам повесился? – предположил Канюка.
– Так… тогда кто-то из вас подарил ему шелковый шнур… Или вы его не обыскивали?
– Все было произведено по правилам, – заверил старший лейтенант.
– Следователь Симонян допросил вас в качестве подозреваемых. Подписку о невыезде с вас взяли? – помолчав, спросил Турецкий.
– Взяли, – за всех ответил старлей.
– Отдыхайте, – отпустил подозреваемых Турецкий.
– Не подвела вас интуиция, Александр Борисович? – съехидничал Глеб, глядя на задумавшегося «важняка».
– По старшему лейтенанту и Канюке не подвела, а вот по сержанту Зимовцу… Не знаю. Что, по-твоему, могло произойти во время его проверки камер и вывода блатных в туалет?
– Смотря какие блатные…
– Говори, Глеб Глебыч, говори. Я слушаю.
– Да нет, чушь подумал, – помолчав, ответил Глеб.
– Сняли ключ с ремня?
– Точно, – засмущался Глеб. – Но это чушь.
– Есть мастера, скальп снимут – не заметишь… Почему его задушили? Не пристрелили, не зарезали, а именно задушили?
– Таков, видимо, приказ был.
– Верно, Глеб Глебыч. Бестолковка у тебя варит… И те, кто заказал убийство, своего добились. Половина-то задержанных отпущена на свободу.
– Вы все-таки считаете, что убийцы из числа задержанных?
– Чистый верняк.
– Но кто-то же их выпустил из камеры?
– Этим вопросом ты и займешься. Понимаю, дело муторное, но оно как раз для такого смышленого криминалиста, как ты. Подозреваемых несколько. Трое дежурных, наряд, приехавший ранним утром, все семнадцать задержанных, фамилии и адреса которых ты узнаешь из журнала…
– Подполковник Сизов, – напомнил Глеб, видя, что «важняк» задумался.
– С подполковником разберусь сам. Иди и работай, Глеб Глебыч.
– Вы считаете, Александр Борисович, что подписка о невыезде для этих трех достаточная мера?
– А что предлагаешь ты?
– Хотя бы задержать на сорок восемь часов, положенных по закону. Мы уже потеряли Грищука, можем потерять и других, – сказал Глеб.
– Ты считаешь подписку мерой недостаточной. Найди бесспорные доказательства для их ареста.
– Задержания.
Турецкий посмотрел на стажера и невесело рассмеялся.
– Ты прав. Задерживай. Я у Маркуши.
Генерал Маркуша на этот раз был сдержан и серьезен.
– Я беседовал с Сизовым, – на вопрос Александра о подполковнике ответил начальник краевого УВД. – И сделал выводы.
– Какие? – принимая официальный тон собеседника, спросил Турецкий.
– Я знаю подполковника Сизова как честного работника. А со своими сотрудниками разберусь.
– Уже разбираются люди из моей группы.
– И ваш стажер? – усмехнулся Маркуша.
– И мой стажер. Он занимается подготовительной работой. Для меня, разумеется.
– Я от всей души желаю вам удачи.
– Спасибо. В дальнейшем, после его аттестации, я оставлю стажера в своей группе, – как бы не заметив сарказма в голосе генерала, ответил Турецкий.
– Я сказал, что желаю успехов лично вам, Александр Борисович.
– Мне думалось, что мои успехи станут и вашими, – помолчав, пояснил Турецкий.
– Но вы же не хотите, чтобы я и мои сотрудники принимали участие в расследовании всех этих дел!
– А все оттого, что ваши сотрудники препятствуют следствию. Более того, сами совершают преступления.
– Это уже попахивает обвинением…
– Понимайте как хотите.
– Меня тоже очень интересует, Александр Борисович, как вашим парням удалось взять Коршуна?
– Наши парни умеют работать. Всего доброго, Роман Валентинович.
– Всего доброго…
А в Татарке назревали события, которые серьезно встревожили Виктора Байбака. Слух об убийстве Коршуна дошел до бойцов, работающих с Виктором, утром того же дня, но это был всего лишь слух, которому не поверил и сам Байбак. Но посланные в Ставрополь парни вернулись, и слух стал явью. Один из них даже видел труп. Первой мыслью Виктора было позвонить Кресту, он начал было набирать телефонный номер, но передумал и положил трубку. Долго сидел, раздумывая, что делать, потом подошел к окну. Был солнечный, ясный день. На зеленой лужайке, распушив хвост, стоял павлин, привезенный недавно Байбаком из Южной Америки, куда он летал людей посмотреть и себя показать. В комнате работал телевизор. Шла передача о каком-то северном провинциальном городке, в котором закрылась единственная фабрика – кормилица всего города. И теперь в городок пришел голод, сравнимый, по словам диктора, лишь с голодом в тридцатые годы в Поволжье. Пятилетний ребенок шел по улице и просил у прохожих на хлеб. Врач принимал дистрофичных подростков. И гробы, гробы и гробы, которые сколачивали мужики в каком-то сарае, который, опять же по словам диктора, был единственным местом, где можно хоть как-то заработать.
– Павлин, – пробормотал Байбак.
В дверь постучали, и вошел парень, старший охраны.
– Я ухожу от тебя, Владимир, – сказал он.
– Уходи, – тихо ответил Байбак.
– Со мной двое.
Байбак вытащил бумажник, отсчитал несколько сотен в долларах, положил на стол.
– Хочу предупредить тебя. В поселке базарят, – кладя деньги в карман, сказал парень.
– Деньги на троих, – не обратив внимания на предупреждение, ответил Байбак.
– Почему не спросишь о причине?
– Она мне известна.
– И все-таки скажу. Ребята говорят, если ты сдал Коршуна, лучшего друга, то в любой момент можешь сдать каждого из них.
– Тебе было бы легче, если бы я и Коршун взлетели на воздух?
– Ты забыл третьего, мента. Коршун уже взлетел. А вот ты и мент живы.
Байбак мог, конечно, сказать о звонке Кресту, но делать этого не стал.
– Ты сказал, я выслушал. И больше не задерживаю, – сухо проговорил он.
Охранник оглядел своего хозяина, усмехнулся и вышел.
Байбак знал, куда и к кому могут уйти его боевики. Всего за каких-то два года на окраине Татарки выросли небольшие аккуратные домики, в которых проживали бойцы Валерия Маклакова по кличке Мак. Они совершенно не претендовали на владения Байбака, да и не могли претендовать, зная об отношении Креста к авторитету Татарки. У них было свое, хорошо налаженное дело – переправка наркотиков и торговля оружием. Мак считался в подчинении Байбака, но на самом деле работал самостоятельно. И когда Байбак решил прижать его, потребовав определенную сумму на общак, то был немало удивлен звонку Креста, который по-отечески посоветовал ему оставить Мака в покое. И Байбак понял, что Мак платит, и, видимо, неплохо, самому Кресту. Несколько недель назад между Маком и «шестерками» Креста вышло какое-то недоразумение, потому что Байбак получил приказ проучить Мака. Сила была на стороне Владимира, и он уже назначил час и место разборки, но вдруг получил указание оставить все как есть. Позже Байбак сильно пожалел, что не поспешил с разборкой.
После того как в Штатах Япончику влепили наконец-то десять лет, по всей России между боевиками различных бандформирований, особенно между славянскими и кавказскими группировками, пошли настоящие боевые действия с применением автоматов, гранатометов, взрывчатых веществ, не говоря уже о пистолетах. И если десятками гибли крестные отцы и авторитеты воровского мира, то рядовые боевики погибали сотнями.
России еще предстоит подсчитать число жертв как из лагеря бандформирований, так и из лагеря мирных граждан, павших от рук бандитов. И думается, когда подсчитают, Россия содрогнется: ведь молодые парни, взявшие в руки оружие, родились не бандитами, не ворами, такими их сделала сегодняшняя жизнь, а также сегодняшняя власть, то есть правящая финансово-аппаратная олигархия и могущественное чиновничество, полностью коррумпированное, жадное до денег, продающее все и вся, давно потерявшее понятия о служении стране и народу, о чести, достоинстве и любви к Родине.
После сходки, которая прошла в Кисловодске, страсти несколько улеглись, но появилась другая головная боль, и очень серьезная. Так называемые отморозки – молодые люди, объединившиеся в боевые группы, не имеющие представления о законах воровского мира, а просто захотевшие быстро и во что бы то ни стало разбогатеть, объявили настоящую войну авторитетам. Палили они из автоматов без всяких там «стрелок», без предупреждений, без лишних слов, покушаясь тем самым на уже поделенные сферы влияния. Крупные преступные авторитеты обращались даже в ФСБ, умоляя защитить их от юных отморозков! Вот и Мак сделал ставку на них. Этому была своя причина. После уничтожения в Воронеже огромного количества наркоты, туда отвозил свой товар и Мак, ему пришлось искать другие адреса, и он их нашел. Правда, пришлось поступиться имиджем защитника славянских интересов в крае, потому что великий господин случай свел его с одним из самых известных чеченских авторитетов – Султаном, который подключил к группе Мака своих земляков. Султан первым подал мысль о том, что пора бы Маку не жить на отшибе поселка, а быть полновластным хозяином Татарки. Мак напомнил о близких отношениях Байбака с Крестом, на что Султан ответил известным французским изречением: «Мементо мори».
Поначалу Мак не придал значения словам Султана, но позднее, особенно после встреч с Коршуном, которого он упорно перетягивал на свою сторону, мысль о власти в Татарке все больше и больше овладевала им. С Коршуном Мак имел встречи не зря. Как ни говори, а если бы не Байбак, авторитетом поселка был бы он, Коршун. На его честолюбии и играл Мак. И постепенно Коршун начал сдаваться, а когда Байбак отправил его служить в Ставропольское краевое управление внутренних дел, кстати, исходя из самых чистых побуждений, он затаил на Байбака обиду. Большое значение имело и то, что Коршун получал деньги и от своего лучшего друга, и от Мака, платившего ему много больше, чем Байбак. Словом, смерть Коршуна, на которую, как ни крути, послал его Байбак, развязывала руки Маку, и он решил действовать.
Но не спал и Байбак. После ухода старшего по охране он приказал собрать своих боевиков, и вскоре к его особняку начали подъезжать иномарки.
Не успели боевики разместиться в просторной гостиной особняка, как раздался телефонный звонок. Трубку поднял Байбак.
– Подбери Быка с приятелями, – послышался голос Мака. – Возле рынка.
Байбак не успел ничего ответить, потому что на противоположном конце провода трубку бросили.
– Звонил Мак, – сказал он притихшей братве. – Сказал, чтобы подобрал Быка…
Кто– то спросил:
– Значит, война?
– Увидим трупы, тогда и решим, – ответил Байбак. – По машинам.
«БМВ», в котором ехали Бык и двое его товарищей, был изрешечен пулями. Возле машины стояли милиционеры и два врача «скорой помощи».
– Кто-нибудь из троих жив? – обратился Байбак к одному из врачей.
– Нет, – коротко ответил доктор.
Байбак вновь пригласил к себе гостей, но теперь лишь руководителей групп.
– Меня обвиняют в трусости, в сдаче Коршуна, но действовал я не по своей воле, – сказал он. – И чтобы не быть голословным, вы сейчас услышите мнение по поводу гибели наших товарищей. Я звоню Кресту. – Байбак набрал телефонный номер, нажал кнопку подрежима включения звука. – Байбак. Мне хозяина. Дело срочное.
Через некоторое время по гостиной разнесся глуховатый голос:
– Я слушаю.
– Люди Мака убили троих, в том числе Васю Быка. Мы готовы к ответным действиям.
– Никаких ответных действий, – после продолжительного молчания ответил Крест.
– Мак ведь не остановится.
– Его требования?
– Не знаю, но догадываюсь, что ему нужна вся Татарка.
– Веди переговоры, тяни время.
– Я уже сделал глупость, сдав Коршуна.
– Тогда спроси у Мака, о чем он толковал с Коршуном насчет тебя.
– Коршун?! Насчет меня?!
– Спросишь и узнаешь, если он тебе скажет. Ну а если не скажет, узнаешь от меня. Ты все понял?
– Понял.
Послышались короткие гудки. Байбак молча глядел на своих помощников. Молчали и братаны.
Совершенно секретно
Старшему следователю
по особо важным делам
при Генпрокуроре РФ
тов. Турецкому А. Б.
Согласно вашему письменному указанию о проведении оперативно-розыскных мероприятий мы провели ряд действий, направленных на установление лиц, совершивших умышленные убийства как доктора технических наук, профессора, кандидата в губернаторы Ставропольского края Васильева Г. Е., так и генерального директора фирмы «Исток» Скачко И. Н.
Установлено, что взрыв автомобиля марки «Волга», в которой находились Васильев Г. Е., водитель Грызлов О. К. и охранник Зуев Г. С., произошел в 14.45 по московскому времени в пятистах метрах от дома, где проживал Васильев Г. Е. При взрыве погибли водитель Грызлов О. К., сам Васильев Г. Е., а охранник Зуев Г. С. был доставлен в больницу в тяжелом состоянии, где и скончался от полученных ранений на операционном столе. Мы были включены в оперативную группу лишь во второй половине следующего дня. Врач «скорой помощи» Ткаченко А. А. показал, что Зуев, находясь в машине «скорой помощи», несколько раз произнес одно лишь слово «барсук», после чего потерял сознание. Допрос свидетеля Ткаченко следователь краевой прокуратуры Синица Ю. Я. производил в нашем присутствии. Однако, ознакомившись с протоколом, мы поняли, что следователь не внес эти важные показания свидетеля в протокол.
Кроме того, сообщаем следующее: майор в отставке Зуев Геннадий Сергеевич был отправлен в отставку, уволен из рядов ФСБ по сокращению штатов в мае 1996 года. Но мы твердо уверены, что главной причиной увольнения была его бескомпромиссная позиция по расследованию убийств четырех военнослужащих, охранявших вагоны с оружием и боеприпасами. Дело это считается раскрытым. Были арестованы девятнадцать человек, двое уничтожены. Начальники отделов, а также начальник Ставропольского управления ФСБ генерал-майор Макеев Н. И. получили благодарности и ценные подарки от директора ФСБ. Мнение Зуева Г. С. было иным.
Да, была разгромлена группа молодых людей, так называемых отморозков, но эта группа не имела никакого отношения к убийствам военнослужащих, а также грабежу вагонов с оружием. Была обычная разборка между отморозками, с одной стороны, и преступными элементами, которых возглавлял вор в законе по кличке Барсук – с другой. Таким образом, лавры победителей незаслуженно достались работникам ФСБ, которые, как можно предположить, сами причастны к правонарушениям.
Советник юстиции Синица Ю. Я. – следователь опытный, и он не мог не знать такого авторитета, как Барсук, который является одним из основных помощников криминального босса по кличке Крест. Наша оперативная группа вышла на след Барсука. В день расследуемого убийства он находился в Ставрополе, остановился в гостинице «Интурист», вечер и всю ночь гулял в ночном баре и в полдень следующего дня выехал с охраной в Кисловодск.
Мы были отстранены от ведения дела спустя двое суток после совершения преступления, а через две недели были включены в группу полковника Таловыри С. И., назначенного руководителем бригады по расследованию убийства Скачко И. Н. Проведенными оперативными мероприятиями было установлено, что убит Скачко И. Н. был в офисе своей фирмы между девятью и десятью часами вечера. Два охранника были оглушены и разоружены. Они были допрошены. И у нас создалось впечатление, что им известны личности нападавших, но признательных показаний они не дали.
Охранники были задержаны, но утром по приказу полковника их отпустили якобы в связи с наступившим в изоляторе ухудшением их здоровья. Мы были обескуражены приказом, но после этого начали действовать более осторожно.
Агентурным путем мы получили шифровку об отъезде группы боевиков из Кисловодска во главе с тем же Барсуком. Удалось выявить, что Барсук и его братаны прибыли в Железноводск около восьми часов вечера. Несколько свидетелей показали, что к зданию фирмы в десятом часу вечера подъехали четыре иномарки. Наш агент, обосновавшийся в доме напротив фирмы, заснял их приезд на видеопленку.
Пленка, а также увеличенные фотографии боевиков, в том числе и Барсука, были лично переданы подполковником Васильевым Г. В. начальнику Ставропольского управления ФСБ генерал-майору Макееву Н. И. После этого нашу группу отозвали в Ставрополь.
Выводы. В органах Ставропольского краевого управления ФСБ работает хорошо сплоченная, коррумпированная группа старших офицеров, во главе которой стоит начальник краевого ФСБ генерал-майор госбезопасности Макеев Н. И.
Следователи Синица Ю. Я. и Лесовой Б. Е. вели расследование из рук вон плохо, не проверяя важных показаний свидетелей следственным путем, не включая в протоколы допросы свидетелей, показания, изобличающие должностных лиц, что говорит как об их связях с преступниками, так и о выполнении ими противозаконных указаний руководителей краевой прокуратуры.
Заместитель начальника отдела
Ставропольского краевого управления ФСБ
подполковник Г. Васильев.
Капитан А. Васильев
Старший следователь
Ставропольской крайпрокуратуры
Н. Рагозин.
Старшему следователю
по особо важным делам
при Генпрокуроре РФ
старшему советнику юстиции
Турецкому А. Б.
ОБЗОРНАЯ СПРАВКА.
В соответствии с вашим требованием ежедневно составлять обзорную справку о проделанных мероприятиях сообщаю следующее.
П е р в о е. Допрошенный в качестве подозреваемого сержант Зимовец признался в соучастии в убийстве прапорщика Грищука Л. С.
В т о р о е. Подполковник Сизов М. Н. покинул свою квартиру, нарушив тем самым ваше постановление о пребывании под домашним арестом, и теперь место его нахождения неизвестно.
Т р е т ь е. Будучи в нетрезвом состоянии, начальник УВД Ставропольского края генерал-майор Маркуша Р. В. вел себя безобразно. Когда я обратился к нему с просьбой помочь организовать розыск подполковника Сизова М. Н., он оскорбил меня в нецензурной форме, что и было зафиксировано мною с помощью подслушивающего устройства японского производства.
Стажер Г. Латышев.
Прочтя последний пункт справки, Турецкий рассмеялся.
– Зафиксировал! Хитрове-ец! – проговорил он вслух.
Турецкий начал просматривать материалы, лежавшие в объемистой папке, собранные полковником Геннадием Поповым. Попов и четыре следователя следственно-оперативной группы «Пантера» работали над КАКТом и фирмами, имеющими связь с этой компанией. Поработали они основательно. От экономических выкладок, фамилий и цифр с большим количеством нулей у Турецкого начало покалывать в висках. Теневые деньги отмывались через коммерческий Ставропольский банк «Грот», напрямую связанный с московскими коммерческими банками. Этого было достаточно, чтобы начать работу с банком «Грот».
Турецкий отодвинул папку с документами, закурил. Прошло восемь дней со дня его прибытия в Ставрополь, а головка края во главе с губернатором как жирела до сих пор, так и жирует. Более того, Турецкий приметил, что начальники краевых управлений ФСБ, УВД и даже краевой прокурор начали относиться к нему суховато. Причина – их уверенность в своем могуществе. К тому же приближался день открытия съезда РПДП в Кисловодске, куда прибыли десятки делегатов. В городе-курорте давно уже работали сотрудники «Пантеры», так что Турецкий имел представление не только о прибывших делегатах, но и о вещах более любопытных.
К примеру, не успел Крест выехать из своего особняка, как об этом получил шифровку московский «важняк». Через пару часов засуетились и краевые начальнички, в том числе и сам губернатор. Разумеется, все точки, где могла быть назначена встреча, были взяты под наблюдение. Для этого пришлось задействовать множество людей, но Турецкий пошел на такую операцию, отлично понимая, как это необходимо.
Было установлено, что машины начальников УВД и ФСБ, а также губернатора подъехали около шести вечера на дачу Колесниченко, что возле озера Сенгилей. Туда же прибыли машины Креста и его охранников. Прибывшие на дачу разъехались через два часа пятнадцать минут. Большую помощь оказали Турецкому майор Богданов и его непосредственный начальник полковник Холмец, что было для «важняка» приятной неожиданностью.
Подключиться к расследованию убийств дали согласие девять человек из управления внутренних дел, за которых майор поручился головой. «Есть хорошие ребята, есть, – повторял Богданов. – Не все скурвились». Турецкий беседовал с ними и понял, что еще многим и многим не нравится положение в крае. Необходимо лишь действие и уверенность в том, что не пострадают семьи сотрудников, о себе же они не беспокоились. Постепенно накапливались факты, но они не были столь значимы, чтобы предъявить обвинение в убийстве кому-либо конкретно. К уголовной ответственности за совершение злоупотреблений Турецкий мог уже привлечь любого из краевых начальников, но он не делал этого, так как хорошо знал, чем все это кончается. Александр за время своей следовательской работы научился ждать и теперь искал лишь случая, то есть накопления доказательств, чтобы нанести неотвратимый удар головке края.
Турецкий не забывал о разговоре с директором ФСБ. Тот сообщил об агенте, внедренном в структуры края, но пока агент не подавал признаков жизни, хотя иной раз Александру и казалось, что тот или иной из сотрудников, за которых поручился майор Богданов, вполне мог оказаться агентом ФСБ.
Турецкий отлично понимал, что хватать надо крупную рыбу, и хорошо бы сразу губернатора. Вот почему он так настойчиво добивался конкретных улик на Колесниченко в деле похищения Супруна. Он даже съездил с Федором Степановичем на виллу возле Минвод, из которой тот так удачно скрылся. И съездил не зря. Лесник Гришуня, к которому они заглянули, припомнил, что в тот день на дачу губернатора прилетал вертолет. Он уверял, что вертолет был губернаторский. «Мне ли не знать? – кипятился Гришуня. – Скажи ты ему, Степаныч! Мне ли не знать? Я его по звуку отличу, а не то что по виду! Губернаторский. Приземлился и поднялся. А до этого парни прибегали. Искали кого-то». – «Меня», – улыбнулся Супрун. «Неужто? На кой?» – «Телевизор у тебя есть?» – «Гляжу-у. Смотреть, правда, нечего. Одни бабы голые!» – «Бабы голые, – рассмеялся Турецкий. – А говоришь, нечего!» Гришуня сплюнул. «Значит, тебя, – проговорил он задумчиво. – У меня на сеновале мужичок спал. Заблудился. Они на сеновал-то будто ошпаренные кинулись».
Лесник сразу узнал по фотографии Сидорчука. «Этот был. Точно. И второй похож… А ты что про телевизор-то спрашивал, Степаныч?» – «Двадцатого вечером смотри. Выступать буду. Все узнаешь. А я ведь у тебя в тот день побывал», – улыбнулся Супрун. «Ну?!» – не поверил лесник. «В огороде ты копался, а я по телефону набрякивал». – «Не приметил… Ты когда на охоту-то приедешь? Куропатка пошла». – «Не до куропаток, Гришуня», – вздохнул Супрун. «Почему же? – возразил Турецкий. – Сделаем кое-какие делишки и приедем. Меня примете?» – «Большой начальник?» – спросил у Супруна Гришуня. «Немалый». – «Поважнее наших?» В ответ Федор Степанович лишь развел руками. «Я к тому, что охотятся-то тут только большие начальники. Бумагу берут у самого хозяина!» – «А если без бумаги? – спросил Турецкий. – Не сошелся я как-то с вашим хозяином». – «Можно, – ответил старик. – Если со Степанычем, и если язык умеешь держать за зубами».
Итак, на дачу прилетал губернаторский вертолет. После разговора сотрудников «Пантеры» с командиром вертолета тот коротко подтвердил прилет и дату не только устно, но и письменно. Все это было зафиксировано в протоколе допроса свидетеля. Не забыли сотрудники захватить и выписку из диспетчерского журнала о вылете и возвращении губернаторского вертолета на аэродром Ставрополя.
В дверь постучали и в номер вошел Игорь Падерин.
– К вам какой-то господин, Александр Борисович.
– Пусть заходит.
– Проходите, – обернулся к посетителю Падерин.
На пороге появился Алексей Петрович Кротов.
– Добрый день, Александр Борисович, – как всегда вежливо и сдержанно поздоровался он.
– Наконец-то! – вырвалось у Турецкого. – Здравствуйте! С утра нос чесался!
– Что, не пили с самого утра? – усмехнулся Крот.
Турецкий поставил на стол бутылку вина, рюмки и груду различных фруктов.
– Рубай! Здесь, брат, не столица! Вот эти дикие груши, к примеру, сам сорвал в лесу!
– Спасибо. Уже нарубался. Я в этих краях не первый день.
– Интересно… И где же обитал?
– В Кисловодске.
– Не может быть!
– Почему?
– Засекли бы тебя наши ребята.
– Значит, слабы против разведки министра внутренних дел.
– Твое здоровье, Алексей Петрович.
– Твое, Александр Борисович, – ответил Крот, чуть отпив из рюмки. – Вас пригласили на обед. Так что не очень-то налегайте, – добавил он, заметив, что Александр залпом проглотил водку.
– Кто?
– Будущий председатель Российской партии демократии и порядка господин Акимов Станислав Станиславович.
– И куда?
– В загородный ресторан «Вдали от жен».
– Что-то мне там не показалось, – поморщился Турецкий.
– Второй этаж. Отдельный кабинет.
– И что ему от меня нужно?
– Ему – ничего. Хотя познакомиться с таким человеком, как вы, всегда приятно.
– Смотря кому…
– Впрочем, Станислав Станиславович даже не имел представления, что вы здесь, в Ставрополе.
– И просветили его вы?
Турецкий никак не мог привыкнуть к обращению на «вы» с Алексеем Петровичем, часто сбивался на «ты» и наконец окончательно переходил к последнему. Но Крот себе этого не позволял, четко следуя своей привычке.
– Я бы это сделал, не будь с ним дамы.
– И хороша дама?
– Очаровательна.
– Если отдельный кабинет и очаровательная дама, надо ехать, – решил Турецкий. – Жена?
– Акимов убежденный холостяк.
– Значит, просветила его дама?
– Вы правильно догадались.
– Откуда очаровательной даме известно, что я нахожусь в Ставрополе? – помолчав, спросил Турецкий.
– Именно очаровательным дамам известны некоторые подробности из жизни таких людей, как вы, – улыбнулся Крот.
– И чья подстава?
– Вот этого не знаю, – ответил Крот. – Нас ждут в два часа. Вы успеете просмотреть небольшое послание.
И с этими словами Крот вытащил из кармана пиджака конверт, на котором было написано: «Турецкому А. Б. Вручить лично».
Александр вскрыл конверт, вытащил несколько фотографий и пакетик, в котором оказалась кинопленка. На фотографиях был изображен губернатор Колесниченко, стоящий на ступеньке вертолета, снятый в разных ракурсах. На одном из снимков запечатлен особняк и на двух – Супрун собственной персоной, сидящий в кресле.
– Спасибо, Алексей Петрович, – сказал Турецкий. – Не очаровательная ли дама сделала мне такой подарок?
– Не знаю, – ответил Крот, и по его глазам Турецкий понял, что он ничего не скрывает. – Был прием у Креста, приглашенных оказалось много, в том числе присутствовала и Соня. Так зовут даму. В кармане пиджака я уже на улице обнаружил пакет. Сделано было профессионально и не в том смысле, что сунули мне в карман незаметно, а в том, что сунули перед самым моим уходом. Вероятно, прямо по пути к выходу.
– Почему – они? Наверняка был один человек.
– Я же говорю, приглашенных к Кресту было много. Потому и отвечаю на ваш вопрос о подставе, что не имею представления.
Турецкий выложил фотографии на стол.
– Загородная дача губернатора… Супрун Федор Степанович. А вот и сам губернатор… Что же, лед тронулся, господа присяжные заседатели, как говаривал бессмертный Остап Бендер!
– Просмотрите пленку, Александр Борисович, – с улыбкой сказал Крот.
Он был польщен тем, что Турецкий не стал ничего скрывать от него, хотя другого и не ожидал. Мелочь, но приятно!
Пленка оказалась короткой, но впечатляющей. Крупным планом вертолет, выходящий из него Колесниченко. «Добрый день!» – «Здравствуйте. Ушел. Наша вина». Веселый смех губернатора. Колесниченко поднимается в вертолет. «А нам-то что делать?!» Твердое лицо хозяина края, его ответ: «Что хотите. И запомните, я вас не видел, вы меня тоже. И вообще, здесь никого не было. Пока!»
– Кажется, я знаю, кто подложил пленку в ваш карман, – сказал Турецкий, поднялся, открыл шкаф, где висела его одежда, вытащил из нагрудного кармана пиджака фотографию старшего лейтенанта Сидорчука. – Не видел этого человека среди приглашенных Креста?
Крот вгляделся в фотографию, закурил и обволок себя дымом.
– Не видел, – коротко ответил он.
На этот раз что-то насторожило Турецкого в голосе товарища, и он не поверил его словам.
– Если ты и не видел его, то знаком с ним, – уверенно проговорил он.
– Может быть. Знакомых много, всех не упомнишь… А не мог поработать еще кто-то?
– Не смеши меня, Алексей Петрович! Или ты не видел пленку?
– Пленку я только что просмотрел, – спокойно сказал Крот.
– На даче оставались два человека. Старший лейтенант милиции Виктор Сидорчук и некий Митек Саврасов…
– Этого никто не может знать.
– Чего не может? – не понял Александр.
– Что оставались всего два человека.
– Я снова задаю прежний вопрос. Ты внимательно просмотрел пленку?
– Очень.
– И ты не заметил, что на экране нет старшего лейтенанта?
– Но на экране нет и Митька, – возразил Крот.
– Митька, может, вообще нет в живых, а Сидорчук живет и здравствует.
– А вам это точно известно?
– Если его нет на экране, значит, съемку вел он. И специальной камерой. Я сужу по сильно увеличенным фотографиям. Большая зернистость.
– Мне очень хотелось бы дать положительный ответ на ваш вопрос об этом человеке, – похлопал по фотографии Сидорчука Крот, – но, к сожалению, не могу. Среди приглашенных его не было, или я его действительно не приметил.
– Будем считать, что не приметил, – усмехнулся Турецкий, складывая фотографии в конверт. – Вот только одного не могу понять, почему такие документы оказались именно в твоем кармане?
– Сам ломаю голову…
– Ну-ну, – сказал Турецкий. – Ломай… Как принял тебя Крест? Снова выпили на брудершафт?
– На этот раз обошлось без брудершафта.
– И много уже понаехало гостей-делегатов?
– Прилично. Около половины.
– Грязнов тоже скоро нагрянет. Делегат!
– Кстати, где он?
– В Татарке поселился. Вместе со своими архаровцами. Сняли дом и живут-поживают, вино на халяву дуют у тестя Голованова.
– Майор успел жениться? – удивился Крот.
– И не только. Уже сделал сына, и сразу трехгодовалого!
И Турецкий коротко рассказал житейскую историю майора Голованова.
– Все-таки интересная штука жизнь, – выслушав Александра, сказал Крот. – А Грязновым заинтересовались очень серьезно. Я беседовал с этим доктором наук Гагаринским. Они готовы полностью финансировать агентство «Глория», которым, насколько мне известно, сейчас командует племянник Грязнова.
– Они – это Крест и иже с ним?
– И иже с ним, – подтвердил Крот. – Я бы на месте Грязнова подумал. Он, как глава МУРа, мог бы, скажем, внедрить своих агентов в криминальные структуры.
– Предложи это Грязнову сам.
– Так и сделаю. И если вы меня поддержите…
– Ни в коем случае! – перебил Турецкий.
– Не торопитесь. В их предложении есть зерно.
– Одно дело быть делегатом съезда, что ни к чему не обязывает, и совсем другое – получать деньги от воров в законе. Хорошо известно…
– Кто платит, тот и заказывает музыку, – на этот раз перебил Турецкого Крот. – Поговорка верная, но она мало относится к деятельности агентства. «Глория», по-моему, обслуживает если не чисто криминальные структуры, то людей богатых, нуворишей. Откуда у простого человека картина Эль Греко или же бриллианты царского двора? И кто может сказать, что потерпевшие не из криминальных структур? Подумать стоит. Племянник Грязнова будет иметь возможность многое знать и видеть изнутри. Дело, конечно, рискованное, но к риску мы все давно привыкли.
– Хорошо, я потолкую с Грязновым и его племянником, – согласился наконец Турецкий.
– Доктор наук Гагаринский передал вам привет, что я и делаю.
– Да… Правая рука Креста, мозговой центр криминала… Каков он на вид?
– Среднего роста, лысоват, полноват, глаза серые, умные, нос прямой, губы тонкие, жесткие… Он беседовал с вами на правительственном приеме.
– Убей Бог, не помню, – вздохнул Турецкий. – Человек, которого вы описали, похож на мужчину, бывшего на похоронах профессора Васильева. И если это один и тот же человек, возникает вопрос – что ему нужно было на кладбище.
– На кладбище приезжают для прощания.
– В таком случае почему не приехал сам Крест?
– Вы считаете, что Доктор причастен к убийствам? – вопросом на вопрос ответил Крот.
– Ну если он мозговой центр…
– И у вас есть хоть какие-нибудь доказательства причастности к убийствам людей Креста?
– Я сижу здесь больше недели, кое-что, конечно, высидел, – пробурчал Турецкий. – Но, откровенно говоря, меня удивляет такой вопрос.
– Я всегда старался не задавать никчемных вопросов. Одно дело быть мозговым центром по экономическим вопросам и совсем другое – быть причастным к убийствам. Я тоже, Александр Борисович, не зря сидел в славном городке Кисловодске.
– Уверен, что не зря, – улыбнулся Турецкий. -Мне много не надо. Фактик, но хороший!
– Фотографии и озвученная пленка для вас уже не фактик? – напомнил Крот. – Я обещал вам гостевой пропуск на съезд. Вот, пожалуйста.
– А стоит ли мне туда ехать? – крутя в руках красиво оформленный билет, как бы советуясь, спросил Турецкий.
– Необходимо просто, – ответил Крот. – Об этом мы еще потолкуем, а теперь пора в ресторан «Вдали от жен». Вы незнакомы с господином Акимовым?
– Когда его сажали, я еще был слишком молод, – усмехнулся Турецкий.
– Он любопытный и по-своему честный человек.
– Но еду я с удовольствием.
– Слишком уж вы любвеобильны для следователя по особо важным делам, – хитровато улыбнулся Крот.
– Это мне не мешает, – также с улыбкой ответил Александр.
– Насчет Татарки. Чуть не забыл. Не кажется ли вам, что Грязнову и его товарищам пора прекратить пить вино на халяву?
– Засуетились? Как там в песне… «То ли еще будет!» Но, по-моему, пока там тихо.
– Кресту очень не нравятся «русские волки»…
– Они мало кому нравятся.
– Думаю, они не только пьют вино в Татарке?
– Ждут.
– Если Мак с Байбаком найдут общий язык, а дело идет к этому, у них возникнут большие проблемы.
– Проблемы возникнут не только у них.
– Отморозки – тоже чьи-то дети, – помедлив, сказал Крот.
– У меня нет сведений, чтобы кто-то из них погиб от рук наших сотрудников, – суховато ответил Турецкий.
– Не в этом дело, – поморщился Крот. – Сегодня уголовники, завтра отморозки и еще неизвестно, кто из них опаснее.
– Вот когда придут отморозки, тогда и будем думать, что с ними делать. Но уголовничков-то они трясут. И наше дело им не мешать… Я понимаю, что ты хочешь сказать, – предупредил Александр ответ Алексея Петровича. – Конечно, я с удовольствием взял бы всю верхушку, но мешают наши идиотские законы. Не могу. Не может и ваш министр МВД. До чего дошло – по телевидению на это жалуется! Его зам имеет пять квартир, несколько иномарок, три дачи, а взять его никто не может. Более того, быстрее вашего министра возьмут, чем генерала-вора!
– Едемте, Александр Борисович, -сказал Крот.
Станислав Станиславович был в ударе. Он произнес целую речь о будущей работе партии, которая, правда, очень смахивала на устав, чем и не преминул воспользоваться Турецкий.
– Не вы ли, Станислав Станиславович, работали над уставом РПДП? -очень серьезно спросил он.
– А вы знакомы с ним?
– Пришлось ознакомиться.
– Над уставом я не работал, но мысли, в нем заключенные, близки мне. И в этом была главная причина моего согласия баллотироваться на пост председателя, – солидно ответил Акимов.
Соня, сидевшая напротив Турецкого, усмехнулась.
– Пост председателя такой партии, как РПДП, – прямая дорога в большую политику.
– Дождемся выборов, – улыбнулся Станислав Станиславович.
– Убежден, что победа будет за вами!
– И на чем основано ваше убеждение?
– Хотя бы на том, что вы единственный кандидат на этот пост.
– Кандидаты могут выдвигаться в процессе съезда, – возразил Акимов.
– Ни у кого из кандидатов, если они будут выдвинуты, нет такой славной биографии, как у вас, – открыто польстил Акимову Турецкий и, почувствовав легкий толчок в ногу, глянул на Крота, но ничего подозрительного не заметил.
– Однако у них могут оказаться другие достоинства.
– Например?
– Деньги.
– Думаю, для тех, кто предложил вам этот высокий пост, деньги не имеют значения.
– А вам известно, кто именно предложил мне пост?
– Но вы же сами недавно сказали!
– Да? – удивился Станислав Станиславович. – Соня, разве я говорил нечто подобное?
– Разумеется. И не раз, – подтвердила женщина.
– Впрочем, тайны в этом никакой нет.
– Смотря для кого, – загадочно произнесла Соня. – Ты забываешь, что перед тобой сидит следователь по особо важным делам!
– В свое время передо мной сидел генпрокурор! – улыбнулся Акимов. – И ничего.
– Как это ничего? – удивилась Соня. – Семь лет за решеткой – ничего?!
– Вы упустили одну важную деталь, Софья Андреевна, – вступил в разговор Крот. – Станислав Станиславович сказал «в свое время».
– Именно, – оживился Акимов. – Теперь времена другие. Кстати, – обратился он к Турецкому, – вы прибыли сюда, по-моему, для расследования нескольких убийств?
– Вы давно приехали в Ставрополье? – не ответив на вопрос, спросил Александр.
– Давненько. А что?
– Думаю, нет ни одного человека в крае, который бы не знал, для чего я сюда прибыл.
– Если мне придется возглавить партию, рассчитывайте на мою всемерную помощь, – искренне сказал Станислав Станиславович. – Демократы потому и терпели поражение, что в силу некоторых обстоятельств к истинной власти пришли преступные элементы. Положение необходимо исправлять, и, видимо, весьма крутыми мерами.
«Или он сам дурак, или держит меня за полного идиота», – подумал Турецкий, с видимым интересом разглядывая будущего председателя новой партии, но вслух вежливо спросил:
– И какие же меры вы предпримете в случае прихода вашей партии к власти?
– Я уже сказал: самые крутые.
– Самая крутая мера – смертная казнь.
– В западноевропейских странах смертная казнь давно уже заменена пожизненным заключением.
– Однако в Штатах нет-нет да и сажают кое-кого на электрический стул, – усмехнулся Турецкий.
– Мы в России постараемся обойтись без такого стула. У нас нет этой варварской традиции, – с пафосом произнес Акимов.
– Хочу вам напомнить, Александр Борисович, что к власти придет самая богатая партия в стране, – поддержал Акимова Крот. – Если судить по центральным и региональным организациям, представляющим на съезде интересы партии, то им ничего не стоит открыть новые современные тюрьмы для осужденных к пожизненному заключению.
– Благодарю вас, Алексей Петрович, – наклонил голову Акимов. – Вы предупредили мой ответ. Хотел только добавить, что открытие тю-рем – лишь крохотная частичка задуманного…
И Станислав Станиславович снова заговорил о грандиозных планах партии, о лицах, занимающих большие должности в правительстве и Президентском совете, которые целиком и полностью поддерживают начинания устроителей съезда. Он даже назвал фамилии, которые конечно же не ускользнули от внимания Турецкого. «Господи, что он несет?! – думал он, глядя на одухотворенное лицо бывшего диссидента. – Неужели ты, просидевший в лагерях семь лет, ничего не понял и ничему не научился? Или совершенно очумел, получив приглашение господина Потапова? Да нет, вроде искренен. Ишь как раскипятился, переживает, кулачком стучит…»
– Алексей Петрович, – нагнулся Турецкий к Кроту. – Пригласил бы ты его куда-нибудь, а? Надоел.
Крот понятливо усмехнулся, но терпеливо дождался окончания речи Акимова, даже слегка похлопал и предложил тост за успех всех начинаний новой партии, а потом, как бы между прочим, предложил:
– Здесь прекрасный биллиардный стол, Станислав Станиславович…
– Да? – неопределенно хмыкнул Акимов и посмотрел на Соню. – Хочешь глянуть, как меня разденет господин Кротов?
Женщина не ответила, взяла сигарету, а прикурить ей дал от зажигалки мгновенно среагировавший Турецкий.
– Так уж и раздену, – усмехнулся Крот. – Вы игрок блестящий.
– Если бы ты меня не раздевал, – вздохнул Акимов, – я бы поверил. Но вообще-то во Франции у меня был неплохой учитель.
– Кто?
– Господин Брак.
– Когда-то он входил в пятерку лучших игроков мира. Учитель прекрасный, а если ты овладел его коронным ударом, то мне придется просить у тебя форы.
– Ну уж нет! – воспротивился Станислав Станиславович. – Без всяких фор!
– Согласен.
– Ты идешь с нами? – обратился Акимов к своей подруге.
– Я посижу лучше с Александром Борисовичем, – ответила женщина. – Не каждый же день приходится беседовать с «важняком».
– Выпьем? – предложил Турецкий, провожая взглядом уходящих Акимова и Крота.
– С удовольствием!
– Вино, водку?
– Я пью только крепкие напитки.
– В этом мы с вами совершенно солидарны, Софья Андреевна! – откровенно любуясь женщиной, ответил Турецкий.
– А вы бабник, Александр Борисович, – выпив, улыбнулась женщина.
– Что, очень заметно?
– И не просто бабник, а жуткий бабник! – снова приоткрыла в улыбке белые зубки Соня. – О чем задумались?
– Да вот думаю о том, что одна моя очень хорошая знакомая говорила так же, как и вы…
– Ну что ж, любая мало-мальски опытная женщина скажет вам то же самое.
– Вы считаете себя опытной?
– Не задавайте глупых вопросов, вы же раскусили меня с первого взгляда.
– С первого взгляда я понял, что вы – само очарование!
– Я не об этом, – все еще улыбаясь, ответила женщина, но в глазах ее появилась насмешка.
– Других мыслей у меня не было.
– Ой ли? – не поверила Соня. – Вы же следователь!
– «Важняк»! – приподнял палец вверх Турецкий. – Как верно вы изволили заметить.
– Тем более. Значит, у вас не могли не возникнуть мысли обо мне.
– Возникли. И моментально.
– Само очарование? – вопросительно усмехнулась Соня.
– Так точно, как говорит мой юный помощник, бывший сержант морской пехоты.
– Верю, – согласилась женщина. – Мужики ко мне липнут. Не верю лишь в то, что только об этом вы и думали.
Турецкий тяжело вздохнул и серьезно заметил:
– Знаю, дорогая Софья Андреевна, что вы пытаетесь из меня выжать. И если вам очень уж надо, могу сказать.
– Слушаю вас с огромным вниманием…
– Вы пытаетесь доказать мне, что, выпивая и закусывая, я между тем томился мыслями о том, что вы за человек, на кого работаете, словом, чья подстава… Но видит Бог, не было у меня подобных мыслей! И откровенно говоря, меня это совершенно не интересует. Я отлично понимаю, что женщина, подобная вам, не может просто так сидеть с человеком, на которого сделали ставку большие люди. Меня удивило другое…
– Что именно?
– Господин Акимов всегда так говорлив?
– Не всегда, но порой на него находит.
– И вы каждый раз выслушиваете подобную белиберду?
– Не заткнешь же ему рот. – Соня серьезно посмотрела на Турецкого. – Хотя насчет белиберды вы, по-моему, ошибаетесь.
– Возможно, – согласился Александр. – Вам лучше знать.
– У вас, в Генпрокуратуре, «важняки» все такие серые? – усмехнулась Соня. – Вам говорили наиважнейшие вещи, а вы – «белиберда»…
– Просто ничего нового я не услышал. Прочтите устав любой партии – и сами увидите. Трепачи.
– Вы уважаете мнение Алексея Петровича?
– Конечно!
– Если судить по его словам, он более серьезно отнесся к речи будущего председателя партии…
– Ну, он пограмотнее меня, – улыбнулся Турецкий.
– Потому что он бывший полковник КГБ, – пояснила Соня.
– Разве? – спросил Турецкий. – Впервые слышу. Майора Кротова я знал…
– Какая разница? Майор, полковник…
– Большая, – посерьезнел Александр. – Особенно в рядах наших славных чекистов… А вам-то откуда известно, что Алексей Петрович дослужился аж до майора КГБ?
– Слышали о таком режиссере Татаринцеве?
– Не только слышал, но и неплохо знаком с ним. Он одно время часто бывал в Генпрокуратуре, в том числе и в моем кабинете.
– Он как глянул на господина Кротова, так сразу и расколол его.
– «Важняк», «расколол»… Не из блатных ли вы, Софья Андреевна? – невесело улыбнулся Турецкий.
– Похожа?
– Рожать тебе надо, Сонечка. Детишек воспитывать, а не сидеть в кабаках со старыми козлами, – внезапно зло сказал Турецкий.
Некоторое время женщина ошеломленно хлопала глазами, потом громко рассмеялась.
– Вы имеете в виду себя?!
– Ну если я похож…
– Успокойтесь, – перебила Соня. – Не похожи. Я уже сказала, кто вы. А потому с удовольствием пришла бы к вам в гости.
– Когда?
– Ближе к ночи.
– Зачем ждать так долго? – оглядывая кабинет, нетерпеливо сказал Турецкий.
– Вы хотите сейчас?! Прямо – здесь?!
– А почему бы и нет? Отдельный кабинет, английский замок, – кивнул Александр на дверь, – глухие шторы…
Он обнял женщину, припал к ее губам, руки привычно начали ласкать податливое тело.
– Нас слышат, «важняк», – прошептала Соня.
– Но не видят, – тоже шепотом ответил Александр.
– Неизвестно…
Соня вырвалась из объятий, покачала головой.
– Рисковый ты мужик, «важняк»!
Александр махнул рукой, наполнил рюмки.
Соня, крутя рюмку в руках, долго смотрела на Турецкого, потом сказала:
– Передай своим охранникам, чтобы сразу не стреляли. Я приду.
И Турецкий, глядя в синие глубокие глаза девушки, поверил.
– Охраны не будет. По крайней мере, ты их не заметишь.
– «Пантера»?
– Все-то ты знаешь! – улыбнулся Александр. – Откуда?
– Ну если я твоя подстава…
– Я не говорил, что ты моя подстава.
– Настояла-то на приглашении в этот кабинетик я.
– Неужели?
– Не смеши, «важняк»! – усмехнулась женщина. – Ты все знаешь. Разговор был при Алексее Петровиче.
– Откуда же такая информация у тебя?
Соня молча указала на места в кабинете, где могли бы находиться подслушивающие устройства, потом игривым голосом произнесла:
– Много будешь знать, скоро состаришься! Торопишься? – спросила она, заметив, что Александр глянул на часы.
– Пойдем посмотрим, кто кого раздел-ра-зул? – предложил Турецкий.
Когда они вошли в биллиардную, то одного взгляда было достаточно, чтобы понять, кого снова раздели: Станислав Станиславович угрюмо отсчитывал сотенные.
– Миллион, – тускло проговорил он.
– Вообще я предпочитаю брать баксами, – сказал Крот.
– Перебьешься, – буркнул Акимов. – Он применил удар Барка!
– Но вы тоже пытались его применить, – парировал Крот.
– Последний и решительный? – предложил Акимов.
– Не могу, – постучал по часам Крот.
При прощании, когда Турецкий галантно прикладывался к руке Сони, она шепнула:
– Ждите.
В машине Александр обратился к Алексею Петровичу с вопросом:
– Тебе что-нибудь известно о Софье Андреевне?
– Очень мало.
– Фамилию хотя бы знаешь?
– Полонская.
– Чувствуется в ней дворянская кровь…
– Отец цыган, пел в хоре «Ромэн», а мать русская.
– Цыган… А сама беленькая!
– Видно, пошла в мать. Но глаза-то цыганские.
– Да какие там цыганские? – возразил Турецкий. – Синие, как озера! У цыган, всем известно, глаза черные!
– Я специально поинтересовался. У настоящих, родовых цыган глаза ярко-синие.
– И поинтересовался после того, как расколол тебя режиссер Татаринцев? – усмехнулся Турецкий.
– Вам что, делать было нечего, как только говорить обо мне? – недовольно пробурчал Крот.
– Софья Андреевна припомнила…
– Госпожа Полонская частенько посещает бар «На горке» и казино «Максим».
– Играет?
– Редко, но по-крупному. И чаще всего выигрывает.
– Если бы ты еще сообщил, на кого она работает…
– А вы поинтересуйтесь при вашем следующем свидании, – серьезно посоветовал Крот, глянув на друга и добавил: – И не делайте таких удивленных глаз. Вам это не идет… Куда мы едем?
– Я – к генералу Маркуше. Хочу услышать, на каком основании он обматерил моего стажера-помощника.
– Остановите, пожалуйста.
– Подкину, Алексей Петрович. Скажите адрес.
– Остановите. Возьму такси.
– И где вас искать? – притормозив, спросил Турецкий.
– Будет нужно, я вас сам найду. До встречи.
Крот вышел из машины и вскоре затерялся среди прохожих.
…Хотя встреча Креста с руководителями края происходила на даче губернатора, сам хозяин отсутствовал, он был вызван в Москву секретарем Совета Безопасности Василием Алексеевичем Хвостовым. Главенствовал на встрече, как обычно, Георгий Гагаринский, вернее, провозглашал те указания, что были обговорены с Крестом и прилетевшим в Кисловодск помощником Юрия Андреевича Потапова. Поначалу Крест пожелал услышать мнения боссов края о создавшемся положении в связи с приездом Турецкого и их предложения о нейтрализации действий силовиков «Пантеры», которых Крест серьезно опасался. Общее мнение боссов «озвучил» прокурор края Власенко. По его словам, основная причина для беспокойства – расслоение сотрудников всех трех ведомств: прокуратуры, ФСБ и УВД – по их взглядам, а главное, по действиям. Сотрудники как бы разделились на два лагеря, на подчиняющихся указаниям начальника края и не выполняющих их приказы. Открыто об этом пока не говорят, но всему свое время и свой час, могут выступить и в открытую.
Турецкий, пользуясь полномочиями, данными ему не только генпрокурором, но и секретарем Совета Безопасности, почти полностью отключил краевых сыщиков от расследования убийств кандидатов в губернаторы, а также прапорщика Грищука. Члены группы «Пантера» во главе с полковником Поповым добыли доказательства злоупотреблений и хищений в коммерческом банке «Грот», который напрямую связан с КАКТом. А это, если потянуть ниточку, приведет следствие к изобличению большинства руководителей края в особо опасных хозяйственных преступлениях. Вывод был неутешителен: старший следователь по особо важным делам при Генпрокуроре России и его команда готовятся к решительным действиям против организованной преступности и ее лидеров, против могущественного чиновничества, против крупного капитала, которым манипулируют чиновники.
Затем выступил Доктор. Сказанное им не только успокоило краевых начальников, но даже воодушевило. Доктор начал с того, что в ситуации, в которой находится Россия, выживут лишь люди энергичные, волевые, умные, что отступления назад, в прошлое, не предвидится. Что все вопросы, касающиеся экономических структур края и прежде всего КАКТа, будут улажены в центре. Что «Пантера», конечно, организация сильная, боевая, однако она тоже находится в подчинении. Ну а с тем, кому она подчиняется, уже ведется основательная работа. При последних словах на лице начальника ФСБ появилось кислое выражение. «Чем вы недовольны, господин Макеев?» – нахмурился Доктор. «Пантера» ведь находится в подчинении секретаря Совбеза, – уныло заметил генерал. – А вам ли не знать, что это за человек?" – «Секретарь назначается и снимается Президентом», – ответил на это Доктор. Начальники переглянулись. «Что касается „важняка“, – подал голос Крест, – с этой минуты советую не обращать на него внимания. Клин вышибают клином».
Доктор говорил еще минут десять о предстоящем съезде, который, если не произойдет нечто из рук вон выходящее, будет иметь огромное значение для всей страны. «Что может произойти? – задал справедливый вопрос Маркуша. – Наши ведомства, – кивнул он Макееву, – порядок гарантируют». – «Если гарантируете, то беспокоиться не о чем, – помолчав, ответил Доктор. – Вы что-то добавите, Георгий Васильевич?» – «Только одно. В случае разборок, какая, к примеру, была в Татарке, применяйте оружие, – сказал Крест, оглядел отцов края и добавил: – Стрелять в тех и других».
После встречи начальники воспряли духом, поняли, что их песенка далеко еще не спета, более того, они вновь обрели уверенность в своей непогрешимости и правильности избранного ими пути, твердо зная, что за их спинами стоит сила, способная привести в чувство не только какого-то там «важняка», но и самого секретаря Совета Безопасности.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ПОДОЗРЕВАЕМОГО ЗИМОВЦА В. П.
ГОР. СТАВРОПОЛЬ
Член следственной группы Генпрокуратуры РФ Латышев Г. Г. допросил в качестве подозреваемого Зимовца Василия Прокофьевича, 1970 года рождения, украинца, образование среднее.
В о п р о с. Следствие располагает данными о вашем соучастии в умышленном убийстве прапорщика Грищука Л. С. Что вы можете сказать по существу дела?
О т в е т. Лично я его не убивал, но если то, что я сделал, называется соучастием, то с такой постановкой вопроса я согласен.
В о п р о с. В чем конкретно выразились ваши действия?
О т в е т. Прежде всего хочу заявить, что ни старший лейтенант Коготков, ни сержант Канюка ни в чем не виновны, и прошу отменить ваше постановление об их задержании.
В о п р о с. Ваши конкретные действия?
О т в е т. Как вам уже, видимо, известно, примерно минут за сорок до звонка подполковника Сизова зеки зашумели в двенадцатой камере, требуя вывода в туалет. Ключи от камер находились у меня. Выводил я их, как и положено, по одному. Один из них сообщил мне…
В о п р о с. Что сообщил вам задержанный из двенадцатой камеры?
О т в е т. Сестру мою изнасиловали… Их было четверо. Одним из них, точнее, первым, был Грищук.
В о п р о с. В чем конкретно все-таки заключались ваши действия?
О т в е т. Я не закрыл дверь двенадцатой камеры и передал ключ одному из задержанных от камеры номер тринадцать, где содержался Грищук.
В о п р о с. Не кажется ли вам, что этот задержанный мог просто оговорить Грищука?
О т в е т. Не кажется. Мне показали фотографию. Не могу…
В о п р о с. Поясните, что было изображено на фотографии? Кого вы узнали на ней?
О т в е т. Узнал сестру и узнал Грищука. Но и рожи трех других тоже запомнил!
В о п р о с. Почему вы не доложили об этой информации вашему непосредственному начальнику, старшему лейтенанту Коготкову?
О т в е т. Я хотел это сделать, но передумал.
В о п р о с. Какова причина?
О т в е т. Если бы я доложил все начальству, Грищука бы не придушили.
В о п р о с. Вы желали смерти Грищука?
О т в е т. Да. Я был очень взволнован и хотел, чтобы заключенные убили Грищука.
В о п р о с. Откуда вам было известно, что задержанные собираются убить Грищука?
О т в е т. Мне об этом рассказал задержанный, с которым я беседовал.
В о п р о с. Вы были знакомы с ним?
О т в е т. Да. Он раньше жил в нашем доме. Это Цыгикало Иван. Где проживает он теперь, мне неизвестно, но по слухам, где-то под Кисловодском.
В о п р о с. Вы понимаете, что совершили должностное преступление?
О т в е т. В то время я мало что соображал. Теперь, конечно, понимаю это и осознаю свою вину.
В о п р о с. Каким образом дверь двенадцатой камеры оказалась вновь закрытой на ключ?
О т в е т. По прибытии Коготкова и Канюки я взял ключи и закрыл дверь. Но прежде заглянул в тринадцатую камеру.
В о п р о с. И что вы там увидели?
О т в е т. Не что, а кого. Труп Грищука. Он был задушен этими людьми.
В о п р о с. Когда вы доложили о случившемся и кому?
О т в е т. Сразу после того, как обнаружил труп Грищука. Доложил об этом старшему лейтенанту Коготкову.
В о п р о с. По чьему приказу были отпущены задержанные?
О т в е т. По приказу подполковника Сизова, который прибыл в управление после телефонного звонка к нему Коготкова.
В о п р о с. В котором часу они были отпущены?
О т в е т. Не знаю. Мы в это время уже находились в кабинете старшего прокурора следственного управления Генпрокуратуры Чиркова.
Показания записаны с моих слов правильно и мною прочитаны.
В. Зимовец.
Допросил следователь Г. Латышев.
Турецкий отложил листы протокола допроса и вопросительно посмотрел на Глеба.
– Сестра Зимовца опознала Грищука по фотографии из его служебного дела, – сказал Глеб.
– Она допрошена?
– Пожалуйста, – протянул Глеб протокол допроса потерпевшей.
– Твари, – скрипнул зубами Турецкий, проглядев показания девушки. – Сержант, видимо, дал признательные показания после того, как прочел это?
– Так точно.
– Твои соображения?
– Я бы освободил сержанта Зимовца под подписку о невыезде.
– Зимовец хорошо запомнил рожи трех остальных насильников…
– И все-таки я бы освободил его.
– Согласен, – подумав, ответил Турецкий. – Измени меру пресечения на подписку о невыезде. Что скажешь по поводу исчезновения подполковника Сизова?
– Майор Богданов утверждает, что Сизов находится в Татарском лесу.
– Грибы собирает?
– То ли в избе лесника, то ли на какой-то дачке.
– А где, между прочим, теперь Алексей Иваныч?
– Ждет окончания нашего разговора.
– Пригласи.
– Есть. У него, кстати, имеется предложение.
– Решил припомнить старый служака свое оперативное прошлое? – улыбнулся Турецкий.
– Он сам скажет.
После дружеских приветствий Турецкий перешел к делу.
– Докладывай, Алексей Иваныч, что надумал.
– Видел Сизова в районе Татарского леса…
– Почему он называется Татарским?
– Так рядом поселок Татарка!
– Это и надо было мне знать, – удовлетворенно сказал Александр. – Вдвоем решили ехать на задержание?
– Можно и вдвоем, – ответил Богданов, кивая на Глеба.
– Езжайте, – согласился Турецкий. – В Татарке найдете семнадцатый дом по улице Нагорной. В нем проживает майор Голованов…
– Семнадцатый? Спокон веку там проживал Николай Васильевич Сараев! Недавно овдовел. Жены наши дружбу водили. Майор Голованов… Постой, постой, не тот ли, что Настеньку забрюхатил и пропал?
– Тот самый.
– Та-ак, – посуровел Богданов. – Прилетел, значит, сокол ясный…
– Ничего объяснять не буду, – сказал Турецкий, но предупредить хочу: – майор из МУРа – парень что надо. Я пошлю ему поручение, а он уж знает, что делать.
– Разрешите выехать? – спросил Глеб.
– А чего тянуть? Езжайте.
Губернатор Ставропольского края Николай Михайлович Колесниченко летел в самолете из Москвы. В столице он пробыл чуть более суток, но и за это время много успел узнать, понять и оценить собственное положение.
Встреча с секретарем Совета Безопасности была назначена на четырнадцать ноль-ноль, а прилетел Колесниченко в столицу утром, так что у него было время встретиться с нужными людьми. Первым делом он, конечно, дозвонился до Потапова Юрия Андреевича, который оказался на даче. «Приезжай», – сказал Потапов, не дослушав извинений губернатора по поводу раннего звонка.
Перед отлетом из Ставрополя Колесниченко предупредил о своем прибытии директора представительства КАКТа Асатряна, тот обычно приезжал в аэропорт на своем «форде». Но сейчас губернатора встретил лишь водитель Гургена Акоповича, который сообщил об аресте Асатряна сразу, как только «форд» тронулся с места. «Куда едем, Николай Михайлович?» – спросил водитель, глядя в непроницаемое лицо пассажира. «В Барвиху». На кольцевой водитель, посмотрев в зеркало, усмехнулся: «Не отстает хвостик-то! Заметили, Николай Михайлович?» – «Вижу». – «Любопытно им, куда вы путь держите…» – «Разве тебя не предупредили?» – «Предупредили и сказали, чтобы не обращал внимания». – «Вот и не обращай».
Юрий Андреевич принял губернатора приветливо, повел в свой кабинет.
– Хочу показать тебе свое новое приобретение. Зверев. «Женщина у рояля». Картина принадлежала вдове одного известного поэта. Долгонько мне пришлось с ней повозиться… Между прочим, на картине изображена она.
– Картина хорошая, – похвалил равнодушно Колесниченко.
– Какая тоска иметь дело с дилетантами! Да это одна из лучших работ Зверева! Может быть, самая лучшая. Он был влюблен в эту женщину. Ты посмотри, какие краски, какая нежность во взоре… Теперь взгляни на эту, – кивнул Потапов на картину, висевшую неподалеку. – Тоже зверевская работа. Ощущаешь разницу?
– Я ощущаю другое, – помолчав, ответил Колесниченко.
– Что именно?
– Не верю, что ты ничего не знаешь.
– Тьфу! – сплюнул Потапов. – Я думал, ты о картине… Разумеется, мне известно о твоем ближайшем друге Асатряне и еще многое, о чем пока рановато говорить… Ты голоден?
– Закусить не отказался бы.
– На который час назначена встреча с Василием Алексеевичем?
– В два часа я должен быть у него в кабинете.
– Времени больше чем достаточно. Я, конечно, мог бы еще показать тебе одну вещь…
– Дилетант я! Дилета-ант! Уволь, Юрий Андреевич!
– Ладно. Пойдем в столовую.
Колесниченко видел дачи и побогаче потаповской. У него у самого, пожалуй, была, если судить по удобствам и обстановке, не в пример лучше, но он не мог не отметить тонкого вкуса хозяина, выдержанности тона и цвета в комнатах, обставленных антикварной мебелью с камином прекрасной работы в гостиной и единственной иконой на стене, изображающей Богоматерь с младенцем.
– Шестнадцатый век, – пояснил Потапов, заметив, что икона привлекла внимание гостя.
– В храме бы ей висеть, а не здесь, – вырвалось у Колесниченко.
– Из храмов крадут. Но, вероятно, она будет в храме Христа Спасителя. Ты не первый, кто подал мне подобную мысль.
– А кто первый?
– Мэр Москвы.
После завтрака они вновь вернулись в кабинет и закурили.
– Слушаю тебя, Николай, – сказал Потапов.
– Мне хотелось бы послушать тебя.
– Асатрян арестован, представительство опечатано, идет следствие.
– Об этом мне сообщили.
– А что ты хочешь услышать тогда от меня?
– Хотя бы причину вызова.
– Арест Гургена Акоповича – это тебе не причина? Он наверняка даст показания.
– Но это же гроб, Юрий Андреевич!
– До гроба пока далеко. Очень даже далеко… Ты лучше расскажи, что там поделывает господин Турецкий?
– Господин Турецкий не дремлет.
– Ты встречался с ним?
– Лишь по прибытии. Но ты об этом знаешь.
– Значит, у господина Турецкого нет желания общаться с тобой?
– Выходит, так. Впрочем, и у меня нет особого желания общаться с ним. Скажи, пожалуйста, нет никакой возможности остановить Турецкого?
– Пока нет.
– Что значит «пока»?
– То и значит, что пока.
– Но она может появиться, эта возможность?
– На этом свете ничего невозможного нет.
– Ты говоришь загадками, Юра.
– Разве раньше я что-то от тебя скрывал?
– Ты был гораздо откровеннее.
– На этот раз, видимо, есть существенные причины.
– Хорошо. Настаивать не имею права.
– Я могу сказать лишь одно. Машина, которую мы раскрутили, уже не остановится. Может случиться, что тебя, к примеру, после беседы снимут с поста, но может и не случиться. И все-таки это все частности…
– Ничего себе частность! А если бы тебе такое сказали?!
– Точно такое, но в более грубой форме мне сказали вчера.
– Кто?
– Ты снова спрашиваешь о том, чего я не могу сказать, и поэтому обращаюсь к прежней мысли. Потребует тебя снять секретарь Совета Безопасности или не потребует, дело десятое. Даже в самом худшем случае ты не пропадешь. Вернее, тебе не дадут пропасть. Ты уже винтик в запущенной машине, и, признаюсь, очень важный. Быть может, на данный момент самый важный. Главное, о чем ты должен думать денно и нощно, о выборах. Проиграть их мы не имеем права.
– Но если секретарь меня снимет…
– Секретарь ни назначать, ни снимать губернаторов не может.
– Что ему стоит открыть дверь кабинета хозяина? Не тебе объяснять, какие у них отношения.
– И какие же?
Колесниченко внимательно посмотрел на собеседника и улыбнулся.
– И какая кошка пробежала между ними? – спросил он.
– Живи спокойно и не волнуйся. Береги здоровье, – не отвечая на вопрос, посоветовал Потапов. – Этими днями все решится.
– До съезда или после?
– Нам необходимо, чтобы это произошло до съезда. И на этом, дорогой Николай Михайлович, завязали.
– Как посоветуешь вести себя с секретарем?
– Судя по тому, как он будет вести себя с тобой.
– Разумеется, будет хамить.
– Не думаю. Даже убежден, будет выдержан и спокоен.
– Свежо предание, но верится с трудом, – усмехнулся Колесниченко.
– И запомни, любое поведение секретаря не имеет никакого значения. Нет денег ни у секретаря, ни у правительства, ни у Президента. Деньги есть у нас. В машине, которую мы закрутили, крутятся все, от самого мелкого чиновника до самого большого. Другое дело, что они об этом не догадываются. Но это уже их проблемы.
– Включая и самого хозяина?
– А что бы мы делали без него? – вопросом на вопрос ответил Потапов. – Перейдем к другим вопросам. Как поживает Крест?
– По-моему, отлично.
– При таком помощнике, как Георгий Гагаринский, можно спать спокойно.
– Я не бываю на встречах.
– Правильно делаешь. Зачем светиться? Спецгруппа «Пантера» шутить не любит. Шифрограммы в Москву поступают ежедневно.
– В чье ведомство?
– ФСБ. Но ты не думай, что содержание шифрограмм неизвестно секретарю. Он нашел общий язык с директором. Грамотно работают сотрудники «Пантеры»?
– Думаю, им известно если не все, то многое. Особенно трясут Изобильную и Прикумский район.
– Оно и понятно. Хозяйничают там бывшие воры в законе.
– Помнится, Михаил Юсин с гордостью заявлял, что бывших воров не существует…
– Левитан и Старик про себя могут думать все что угодно, но для нас они бывшие.
– Если Хвостову известна хоть часть документов за моей подписью, то он конечно же полетит к хозяину…
– Снова-здорово! – поморщился Потапов. – Я тебя спрашиваю про Фому, а ты опять про Ерему! Была бы воля, конечно, засадил бы Василий Алексеевич всех, кто ему не нравится, в лагеря. Но нет у него такой власти. А часики тикают, времечко бежит… Что случилось в Татарке? – внезапно спросил он.
– Обычная разборка.
– Между кем?
– Эти… как их? Отморозки! У Маркуши неприятность, – припомнил Колесниченко. – Придушили одного из тех, кто был на даче.
– На твоей даче? – уточнил Потапов. – Это мало похоже на неприятность. Скорее на событие приятное.
– Придушили-то в его управлении.
– И дело взял в свои руки Турецкий?
– Он. С Маркушей вообще какие-то нелады…
– Пьет?
– Пил он всегда, но пьяным его никогда не видели. А теперь он зарядил, и довольно серьезно.
– Богатый стал, – насмешливо проговорил Юрий Андреевич. – Но богатство – дело такое, сегодня оно есть, а завтра поминай как звали! Поучил бы по-отечески, по-губернаторски…
– В народе говорят: пей, да дело разумей. А дела у Маркуши идут хуже некуда. Вообще, должен сказать, во всех правоохранных структурах какая-то неразбериха. Власенко начисто скис. Надеялся на своего дружка, зонального прокурора из Генпрокуратуры, но тот полностью отключен от расследований.
– А что Макеев?
– Жалуется. Офицеры получают приказы, под козырек, а результатов не видать.
– Они на службе. Должны докладывать.
– Докладывают. Только то, что давным-давно известно.
– Умеет работать Турецкий, – задумчиво произнес Потапов.
– С такими правами, как у него, да не уметь?
– Правами тоже надо пользоваться с умом, – назидательно ответил Юрий Андреевич. – Супрун, говорят, митингует?
– По всему краю. Охраняют его казаки.
– Народу, слышал, на площадях тьма?
– Достаточно.
– Об истории своей, конечно, молчит?
– Пока молчит.
– Значит, чего-то ждет. А ждать он может лишь одного. Подходящего момента. Такой шанс набрать очки он не упустит.
– Печать? Телевидение?
– Он воспользуется тем и другим, когда наступит время. Но ты очень-то не переживай, – посмотрев на собеседника, успокоил его Потапов. – Историю вспять не повернешь.
На этом деловой разговор хозяин дачи закончил.
От встречи с секретарем Совета Безопасности Колесниченко ожидал худшего, но Потапов оказался прав. Хвостов был сдержан и спокоен, хотя неприятного наговорил достаточно.
– Я вызвал вас по поводу дел Краевой акционерной компании товаропроизводителей, – сразу после приветствия сказал секретарь.
– Слушаю вас, Василий Алексеевич, – вежливо произнес Колесниченко.
– Порядка восьмидесяти процентов доходов от деятельности вашей конторы уходит неизвестно куда.
– Во-первых, это не моя контора, как вы изволили выразиться, а во-вторых, я не имею данных о доходах КАКТа.
– Разве вы уже не хозяин края? – тяжело посмотрел на губернатора Хвостов.
– КАКТ – организация коммерческая…
– Частная и теневая, – перебил секретарь.
– С первым пунктом можно и согласиться, а что касается второго, не убежден. Да, предприятие крупнейшее в крае, зарегистрировано по всем законам, обязательства перед краем выполняет…
– Какие?
– Платит за аренду земель, водоемов, отчисляет процент, обусловленный нами, на счет края и, что немаловажно, дает работу тысячам и тысячам граждан.
– То, что КАКТ платит краю, – это мизер по сравнению со средствами, уходящими за рубеж.
– Подобными вопросами занимаются правовые органы.
– Что же тогда, повторяю, делает губернатор?
– Мне бы не хотелось вести разговор в таком тоне, – помолчав, ответил Колесниченко.
– Генеральный директор – вор в законе, подведомственными предприятиями КАКТа руководят Старики, Левитаны, бывшие партийные боссы – то же ворье, московским представительством – некий Асатрян, игрок и картежник! Это вам известно?!
– Известно.
– И вы молчали при их назначении?
– Назначение руководителей коммерческих предприятий не входит в мою компетенцию. И потом, Василий Алексеевич, разве в столице нет руководителей рангом выше каких-то директоров и имевших судимости?
– Вы можете назвать фамилии?
– Уверен, что они вам известны.
– Чувствую, вас неплохо настропалили, – помедлив, заметил Хвостов. – Не знаю, как насчет обязанностей, но права свои вы четко знаете. Считаю, что беседа наша не получилась. Материалы по КАКТу передаю генеральному прокурору. Все.
– До свидания, Василий Алексеевич, – откланялся Колесниченко.
В ответ секретарь Совбеза буркнул что-то невразумительное и закурил.
И теперь, сидя в кресле самолета, Николай Михайлович размышлял о собственной судьбе.
В мире много людей, о которых говорят, что они мягко стелют, да жестко спать. К такой породе относился и Колесниченко, и, видимо, не зря прозвали его в народе «бархатным губернатором». Он не скупился на обещания, но справедливости ради надо сказать, что старался их выполнять, хотя многое из обещанного так и осталось на словах. И все-таки его край по сравнению с другими регионами выглядел по всем экономическим показателям намного лучше. Что ни говори, а в КАКТе платили, деньги выдавались без задержки и в принципе народ не бедствовал, опять же если сравнивать с другими областями. Иное дело, что разрыв между богатыми и бедными достиг таких размеров, что это уже всерьез начало волновать губернатора. Успокаивало лишь одно: во всей России еще хуже. От людей ничего не скроешь, ничего не утаишь, все прекрасно понимали, что работают на карман «новых русских», но, как выразился один изголодавшийся воркутинский шахтер по телевидению, мне, мол, на кого бы ни работать, хоть на негров, лишь бы платили.
Колесниченко отчетливо представлял последствия расследования дел о коррупции и хищениях в фирме КАКТ. Дело касается его лично, а если «важняк» Турецкий раскопает хотя бы один эпизод его участия в преступлениях, совершенных в этой фирме, ему вообще труба. Утешало лишь то, что Потапов, узнав о содержании его беседы с секретарем Совета Безопасности, весело хохотнул: «Ну а что я тебе говорил? Живи. Живи себе спокойно».
В аэропорту Ставрополя губернатора встретил начальник местной ФСБ Макеев. Он сообщил о приказе министра внутренних дел об отстранении Маркуши от занимаемой должности. «И кто же исполняет его обязанности?» – «Полковник Холмец». Колесниченко промолчал. «Того и гляди, до меня доберется», – сказал Макеев. И снова ничего не ответил Колесниченко.
Майор милиции Голованов, держа за руку сынишку, стоял на крыльце дома и смотрел на подходившего Глеба.
– Привет! Каким ветром? – улыбнулся он, пожимая парню руку.
– Попутным. Здравствуйте.
Глеб вытащил письменное поручение Турецкого и подал бумагу майору.
– Придется тебе с дедом посидеть, Максимка, – обратился к сыну Голованов. – Иди в машину, Глеб.
– Грязнов в Татарке?
– Уехал. Но мы и сами с усами!
– Один?
– С кем прибыл, с теми и убыл. Шагай. Я мигом.
Поехали на поиски подполковника Сизова на двух машинах. По пути к Татарскому лесу Глеб коротенько рассказал Голованову, для чего Турецкому так необходим подполковник.
– Не объясняй. Задание получено, будем выполнять. Возьмем, если он живой. Правильно едем, Алексей Иваныч?
– Метров через триста будет дорога направо. Надо будет тормознуть.
– И куда ведет эта дорожка? – подъехав к перекрестку и остановив машину, спросил Глеб.
– К дому лесничего.
– Ты его знаешь, Иваныч? – поинтересовался майор.
– Как не знать? Я всех знаю, и они меня знают… Пойду я, ребята.
– Я с вами, – вызвался Глеб.
– Михеич незнакомых не уважает. Один пойду.
– Иди, Алексей Иваныч, – разрешил Голованов, подмигивая Глебу.
Когда Богданов скрылся из виду, майор выразительно посмотрел на подошедших Демидыча и Филю, и те моментально исчезли в кустарнике.
– А мы с тобой, Глеб, посидим, покурим, – сказал майор. – Или ты не куришь?
– Не курю.
– Не пьешь, не куришь… Такие, как ты, женщинам нравятся. Я тоже лет до восемнадцати не пил и не курил. И никогда не думал, что не только табак, но и кое-что еще придется потягивать.
– Анашу?
– И анашу тоже… Много знает этот подполковник Сизов?
– Полагаю, немало. Он всюду сопровождал генерала Маркушу.
– Дали мы маху с Грищуком…
– Почему – мы?
– Его колоть надо было сразу, а мы повезли.
– Кто мог предположить такое?
– Собралась шайка-лейка в южном краю, – посокрушался майор, но, глянув на парня, перевел разговор. – Глаза у тебя красные, Глеб. Не высыпаешься?
– Сегодня часика два вздремнул.
– Тогда спи, – приказал Голованов.
А Богданов тем временем беседовал с лесничим Михеичем, мужчиной лет шестидесяти, приземистым и крепким, как пень.
– Что-то, Иваныч, ты не о том говоришь, – сказал лесничий. – Дичь, грибы, ягоды… Кого потерял-то, сказывай сразу.
– Подполковника Сизова, – не стал скрывать Богданов. – А больше сказать ничего не могу. Сам понимаешь.
– Видел, – ответил лесничий. – Сегодня и видел. С ружьишком по лесу бродит.
– В каком месте видел?
– У ручьев. Там сейчас куропатка копошится.
– В котором часу его встретил?
– Рано. Часов в шесть. Я у Захарова Семки ночевал, проснулся и пошел к себе напрямки.
– Поговорили?
– Как и с тобой. О дичи… Дела-то, Иваныч, какие, а?
– Ты о чем?
– Не слыхал разве о стрельбе в Татарке?
– Слышал.
– И еще услышишь!
– Ты-то откуда знаешь?
– Ко мне охотиться приезжают не только подполковники!
– Знаю. И генералы не брезгуют.
– Верно. Не брезгуют. Но и генералы бывают разные…
– Из крутых, что ли?
– Из них самых. Когда подопьют, чего только не наслушаешься! Прикатили тут недавно крутые во главе с Маком…
– Знаю, – ответил на вопросительный взгляд лесничего майор.
– И Байбаку грозили, и самого Креста крестили! Парни отчаянные, не успокоятся. Так что ждите событий, а больше тебе ничего не скажу.
– Они друг друга не жалеют, а нам-то чего их жалеть, – равнодушно ответил Богданов. – Пока, Михеич!
– Будь здоров.
Первыми из леса вышли Демидыч с Филей, а следом притопал и майор Богданов.
– Едем, – садясь в машину, приказал он.
– Дорогу показывай. И говори потише, – кивнул Голованов на заднее сиденье, где спал Глеб.
– Трудяга парень, – перешел на шепот Богданов. – Целыми днями следствие, допросы, свидетели, а вечерами уезжает куда-то.
– И не говорит куда?
– Молчит.
– Значит, по делам. Что узнал-то, Иваныч?
– Немного. Но Сизов здесь, в этих краях.
– И куда едем?
– К леснику Семке Захарову. У вас водка найдется?
– Коньяк.
– Пьяница Семка-то. Из него трезвого слова не выжмешь, а подопьет – только успевай запоминать!
– Можно записать. Аппаратура японская.
– Семку жалко, – усмехнулся Богданов. – Он хоть и пьяница, но человек хороший.
– У Семки этот подполковник?
– Приедем, узнаем.
Принято думать, что лесники живут в неказистых избушках, где вся обстановка – самодельные стол, табурет, печка, деревянная широкая скамья. И больше ничего. На севере лесники в основном так и живут. Хотя и там у некоторых лесников есть и сауны, и бассейны, и аккумуляторное отопление, точнее не у лесников, а у тех, кого они обслуживают. На юге же этих сказочных избушек, скособочившихся от времени, не найдешь. Стоят в лесах теремки, не очень высокие, но и не низкие, а в теремках и телефонная связь, и цветные телевизоры, и современная мебель. Приезжают сюда охотнички – люди богатые. Плати и стреляй хоть кабана, хоть косулю, хоть любого редкого зверя, даже тигра. Из зоопарка привезут какому-нибудь воротиле, только плати!
На дороге показался человек.
– Кажется он, Семка… Точно – он. Тормози. Здорово, Семен! – открывая дверцу, закричал Богданов.
– Здорово…
– Не узнаёшь?!
– Ты, что ли, Иваныч? Давно не бывал…
– Куда пылишь?
– Да это… Тово… Башка трещит!
– Садись. Опохмелим.
Проснувшийся Глеб подвинулся, освобождая место леснику.
Голованов обернулся к Филе, щелкнул по горлу, и тот быстренько подбежал с бутылкой коньяку в руке.
– А стакан? – попросил Семка. – Пошуруй-ка, Иваныч, в бардачке!
Нашелся и стакан.
– Полный? – глянул на лесника Голованов.
– Я не половинкин сын, – вроде даже обиделся лесник.
– Молодец! – похвалил Филя, посмотрев на пустой стакан.
– Вчера дали, – обратился Семка к Иванычу. – Да так, что всю память отшибло!
– Круто. С кем пил-то?
– С Сизовым, ты его знаешь.
– И он ничего не помнит?
– Он в аккурате.
– А где же он?
– Как – где? Лежит небось, телевизор смотрит.
– Поедем и его опохмелим, – ухмыльнулся Голованов, трогая машину.
– Нет, ребята, так не пойдет! Принимать мне никого не велено! – воспротивился Семка, пытаясь выйти из машины.
– Сидеть, – спокойно приказал Голованов, но так, что лесник мигом успокоился. – В доме он один?
– Один…
– Держи бутылку, Сема! – останавливая машину, сказал Голованов. – И шагай. Мы тебя не видели, ты нас – тоже.
– Подкузьмил ты меня, Иваныч…
– Ты же слышал, Семен, – ответил Богданов. – Мы тебя вовсе не видели. Иди куда шел.
Подъехали к избе лесника, действительно похожей на теремок.
Голованов знаком приказал Демидычу и Филе оставаться в машине, а Глебу и Богданову коротко сказал:
– Идемте.
Они подошли к теремку незаметно, открыли дверь, прислушались. Откуда-то доносилась музыка.
– Стой здесь, Иваныч. Глеб, за мной…
В комнате, из которой доносилась музыка, сидя в кресле, похрапывал грузный мужчина. Это был подполковник Сизов, облаченный в тренировочный костюм. Голованов подошел к телевизору, нажал кнопку, и музыка умолкла. И почему-то сразу открыл глаза подполковник.
– Привет, – улыбнулся Голованов.
– Кто такие? – не узнав спросонья Глеба, спросил Сизов, затем пригляделся к парню и вскочил: – Ты?!
– Узнал тебя, – ухмыльнулся Голованов. – Все понял, друг ситный? Как поедешь, в «адидасе» или наденешь форму?
Словом, обошлось все как нельзя лучше, без лишнего шуму, без криков и без стрельбы.
Но по– другому вышло на воле, возле теремка, где остались в машине Демидыч и Филя.
– Мотор гудит, – сказал Филя, прикладывая ладонь к уху.
– Ничего не слышу…
– Скоро увидишь.
Машины, на которых приехали сотрудники, были предусмотрительно загнаны в кустарник, так что с дороги увидеть их было невозможно. Из леса выскочил джип и, мигом миновав небольшое пустынное пространство, резко затормозил возле ворот. Из джипа вышли четверо, направились к калитке, но тут же остановились, ошарашенные зычным приказом Демидыча.
– Стоять! Руки за голову!
Трое потянули руки к голове, а четвертый, профессионально упав на землю, успел пустить автоматную очередь. Но тут щелкнул сухой одиночный выстрел, и парень, дико вскрикнув, выронил оружие из рук.
– Иваныч! – рявкнул Голованов, услышав очередь. – Держать! – кивнул он на подполковника. – Быстро, Глеб!
– Стоять, суки! – выходя из-за дерева и держа автомат наготове, проревел Демидыч.
Может быть, парни и ослушались бы Демидыча, но в это время из калитки стремительно выбежали Голованов и Глеб. Впрочем, Голованову делать было нечего, он лишь с удивлением наблюдал, как качки словно подкошенные валились на землю от рук и ног владельца черного пояса по карате.
– Ну, морпехота, – только и смог проговорить Голованов. – Иди в теремок, поговори с задержанным. А если молчать будет, свистни.
Подошел Филя, склонился над раненым.
– Что скулишь, дорогой? Больно? – ласково обратился он к парню.
– Ты куда стрелял? – спросил Демидыч.
– В руку.
– А почему он за живот держится?
– Прошило, может… Что с животиком, дорогой?
– Иди ты… – прошипел парень, зло оглядел незнакомцев. – Менты поганые!
Подошел Голованов:
– Перевяжите его. Крови – будто из барана недорезанного.
– Где служил? – доставая из кармана бинт и склянку с йодом, спросил Филя.
– Ты там не был! – все еще со злостью, но уже поспокойнее ответил парень.
– Падаешь по науке и стреляешь неплохо. В ствол попал. Жаль, правда, если дерево погибнет.
– Жаль, что тот, кто стоял за деревом, не сдох, – скрипнул зубами парень.
– Тогда бы я стрелял не в руку, – усмехнулся Филя. – Слушай, а животик-то и впрямь задело! Ну дела… Снимай рубаху.
– Чем? Рука-то не двигается!
– Поможем.
Когда Филя стянул рубаху с парня, то увидел на предплечье наколку, которую могли сделать лишь в Афгане. Филя молча оголил свое плечо.
– «Волки»… – то ли спросил, то ли уточнил парень. – Из разведроты Саргача?
– Пуля неглубоко сидит. Катается… Потерпишь?
– Водяры бы…
Филя отстегнул от ремня плоскую серебряную фляжку, протянул раненому, вытащил из ножен обоюдоострый нож.
– Этим ломом, что ли, колупать будешь, доктор? – ухмыльнулся парень.
– Тебя как зовут?
– Степаном.
– Потерпи, Степа…
– Давай, только побыстрее!
Боль была дикая, но раненый не охнул, не всхлипнул, лишь заскрежетал зубами.
– Порядок, – широко улыбнулся Филя, подбрасывая на ладони пулю. – Возьми на память. Ну а дырку в руке мы сейчас заштемпелюем и печать поставим!
Демидыч в это время орудовал над качками, которые пришли в себя и теперь сидели на земле, пристегнутые друг к другу наручниками.
– Ну, мужики, круто вы вооружились, – ворчал Демидыч, отцепляя от ремней пистолеты, «узи» и гранаты. – Будто рейхстаг брать приехали!
– А ты шутник, дядя, – осмелел один из качков.
Демидыч молча ткнул пальцем в живот парня. Тот икнул и закатил глаза.
– Поосторожнее, – предупредил Голованов. – Мне еще с ними разговоры разговаривать.
– Пока только погладил, – ухмыльнулся Демидыч.
Майор подошел к Филе и раненому.
– Как он?
– Ему не привыкать, наш человек, – улыбнулся Филя. – Так ведь, Степа?
– Был ваш.
– А теперь чей?
– Мамин, – слабо усмехнулся парень.
– Понял? – обратился Филя к командиру. – Говорю – наш. Харбарский проход держал.
– Капитана Сазонова знал? – спросил Голованов.
– В его роте служил.
– Прозвище?
– Беспалый. Не дави, командир…
– Говорить будешь?
– Смотря что.
– Кто, откуда, для чего?
– Пока не созрел… Одно скажу. Не советую ехать через Татарку.
– И на том спасибо, – ответил Голованов.
– Мне тоже жить охота, – прозрачно намекнул Степа.
– Я понимаю, что не ради наших шкур стараешься. Я пошел, – обернулся он к Филе.
– Ехать бы надо, командир…
– Через десять минут.
Еще на крыльце теремка Голованов услышал возмущенный бас подполковника Сизова, посылающего угрозы в адрес стажера. Майор послушал немного, открыл дверь комнаты и молча уставился на задержанного.
– Чего уставился?! – заорал Сизов. – Арестовал, вези в управление! А там разберемся!
– Никуда я тебя не повезу, – спокойно произнес Голованов. – Не к нам приехали гости. К тебе. А точнее, по твою душу.
Сизов закурил, сделал несколько глубоких затяжек.
– Кто такие? – хрипло спросил он.
– Могу познакомить. Могу сделать даже больше. Освободить их. Приказывай, подполковник, и я выполню твой приказ. Бумага перед тобой, ручка тоже. Пиши.
– Для чего?
– Мне хочется, чтобы был документ о твоем добровольном желании отойти в лучший мир. А то, мало ли, подумают на нас.
Сизов нервно застучал пальцами по столу.
– Времени у меня в обрез, – сказал Голованов. – Я, конечно, могу сделать так, что ровно через пару минут ты выложишь все интересующее сотрудника прокуратуры Латышева, но не хотелось бы… Думай, подполковник.
– Везите в город, – после долгого раздумья ответил Сизов.
– Что скажешь, Глеб? – обратился Голованов к Латышеву.
– Надо везти.
– Надо значит надо, – согласился Голованов. – Тогда поехали.
За руль джипа сел Демидыч, рядом с ним устроился Филя, качки и раненый Степа, пристегнутые браслетами, сидели на заднем сиденье.
В «Волгу» сели Голованов, Алексей Иванович, Глеб и Сизов.
– Дорогу в объезд Татарки знаешь? – обратился к Богданову майор.
– Найдем.
– Трогай.
– Хорошо бы ребят предупредить, – сказал Богданов.
– Действуй, Глеб!
Латышев, достав сотовый телефон, набрал номер.
– Подполковник Падерин слушает!
– Латышев.
– Здравствуй, Глеб Глебыч! Откуда?
– Из Татарского леса. Нас необходимо встретить.
– Где?
– Минутку! Алексей Иванович, в какое место мы выедем?
– Поселок Светлый. Стоять будем в тополях. Роща одна, увидят, – ответил Богданов.
– Поселок Светлый, тополиная роща, товарищ подполковник!
– Выезжаем.
– Все слышал? – обернулся к Сизову Голованов, не получив ответа, ухмыльнулся. – В управление его вези… Прямо к генералу Маркуше!
– Да, я требую доставить меня в управление, – твердо заявил Сизов.
– К Маркуше, что ли?
– Он мой непосредственный начальник.
– Доставим, Глеб?
– Невозможно.
– Почему? – насторожился Сизов.
– Тебе сказали: невозможно – значит, невозможно.
– Что случилось с генералом? – тревожно спросил Сизов.
– Расстреляли! – хохотнул Голованов.
– Прекратите ваши дурацкие шутки! Не знаю, как вас по имени…
– Тебе лучше и не знать, – глухо ответил Голованов. – Благодари помощника Турецкого, а то давно бы ты у меня не вякал.
– Генерал Маркуша жив и здоров, – вступил в разговор Глеб. – Надеюсь, что встреча ваша состоится.
В поселок они приехали быстро и сразу заметили иномарку, стоявшую возле тополиной рощи.
– Наша? – спросил Голованов.
– Кто его знает, – пожал плечами Богданов.
– Свои, – сказал Глеб, узнав выходящего из машины Падерина.
Падерин заглянул в «Волгу», в джип, улыбнулся.
– Нахватали вы, ребята… А с этим что? Живой? – кивнул он на Степу.
– Сознание потерял. Много крови вышло, – пояснил Филя.
– Кто потерял? – шевельнул посиневшими губами парень, а затем выдал долгий заковыристый мат.
– Живой, – удовлетворился ответом Падерин.
Всех задержанных доставили в здание краевой Федеральной службы безопасности, кроме «афганца» Степы, которого привезли в больницу. А вскоре в ФСБ прибыл и Турецкий. Вероятно, у него были плохие вести, потому что сразу, даже не здороваясь, он обратился к Голованову:
– Вы еще здесь?
Голованов побледнел.
– Успокойся, майор, – улыбнулся Турецкий. – Твой тесть, Николай Васильевич, оказался хорошим солдатом. Но ехать надо. И поживее. Милиция зашевелилась. И вообще, мой совет: отправляй жену с сыном в Москву!
– Все в доме?
– Да, и все живы-здоровы. Грязнов с ребятами уже там.
– Спасибо, Саша, – с трудом улыбнулся Голованов, кивнул Демидычу и Филе и быстро зашагал к машине.
– Что случилось, командир? – спросил Филя, когда машина тронулась.
– Да вроде тесть майора немного повоевал.
– В доме тихо?
– Турецкий сказал, что все живы-здоровы…
– Кто наехал? – пробасил Демидыч.
– Узнаем.
– И потом накажем, – добавил Филя. – Дави, командир!
Турецкий, проводив взглядом машину, махнул рукой Глебу, приглашая подойти.
– Презент тебе от братьев Васильевых, – подавая кассету с пленкой, сказал он. – Не знаю, каким способом они раздобыли эту пленочку, но подполковник Сизов, считай, у тебя в кармане. Протокол допроса жены подполковника в твоем кабинете, в сейфе. Задержанных должны охранять наши сотрудники.
– Задержанных сами допросите?
– Хотел бы, да не могу. Занят. Поручаю тебе. Допросишь и Сизова. Считай, это и будет твоей аттестацией полноценного следователя. Все понял?
– Понял, Александр Борисович.
Турецкий заторопился в гостиницу, где его уже, вероятно, ждал Алексей Петрович Кротов, предупредивший звонком о своем желании встретиться. Времени оставалось в обрез, а Турецкому была известна педантичная точность Крота.
А в Татарке после отъезда Голованова и в самом деле была стрельба. Стрелял Николай Васильевич, палил, правда, в воздух, но встревоженные соседи немедленно вызвали милицию. Спасибо соседскому мальчишке Веньке, который прибежал в дом Николая Васильевича.
– Дядя Коля! Чего я вам скажу-то! – закричал он, еле переводя дух.
– Ты не говоришь. Ты кричишь.
– Прячьтесь скорее, дядя Коля! И тетка Настя пусть прячется, и Максимка! – перешел на горячий шепот Венька.
– Садись и рассказывай, что видел и что слышал, – приказал хозяин.
И мальчишка рассказал, что сидел он на берегу речки Татарки, удил рыбу, как подъехали две машины с мужиками, пили вино, ругались матом и все время припоминали какого-то дядю, которого они называли майором…
– Мало ли майоров на свете, – отмахнулся Николай Васильевич.
– Я одного с Байбаковым видел! И адрес они ваш называли!
– Тебя-то они не заметили?
– Я под обрывом сидел. Под кустиком, не заметили они.
– Мужики незнакомые?
– Одного я не знаю. А другие наши, татарские.
– И ты их знаешь?
– Не-е, не знаю.
– А говоришь, наши, татарские…
– На иномарках ездят, видел. – Мальчишка подумал и добавил: – А если бы и знал, не сказал бы.
– Почему?
– Убьют.
– Дожили, – после продолжительного молчания ответил Николай Васильевич. – Спасибо, Вениамин.
– Так я побежал?
– Беги, милый…
Голованов предупреждал тестя о возможных неприятностях, ибо служба у него такая, и даже предлагал уехать Насте и Максимке в московскую его квартиру, но Настя пока не соглашалась, хотя с работы уволилась. Николай Васильевич же убеждал майора в том, что никто и никогда не посмеет наехать на Настю, потому что каждая собака в Татарке знает его, бывшего капитана милиции Сараева, все эти Байбаки, Маки, Коршуны, исключая отморозков, о которых капитан и слыхом не слыхивал во времена своей службы, родились и выросли на его глазах. Они и теперь уважительно к нему относятся, даже приветствуют его из своих «кадиллаков». «Времена твои прошли, отец. Людишки, подобные Маку, мать родную не пожалеют, если поступит приказ», – возражал Голованов, на что тесть лишь посмеивался.
Конечно, если бы капитан знал о роли Голованова, которую он сыграл в аресте Коршуна, он бы призадумался, но майор об этом помалкивал. В чем-то Николай Васильевич был прав, крутые парни Байбака вряд ли без серьезной причины наехали бы на бывшего капитана милиции, они и правда питали к нему своего рода уважение за его прошлую работу. Вот почему Николай Васильевич засомневался в правдивости рассказа Веньки. Но береженого Бог бережет, проговорил он вслух и направился в дом. Оружие у капитана в отставке было непростое – личный подарок бывшего шефа МВД Щелокова, «макаров» с соответствующей надписью. Но это так – игрушка, зарегистрированная где положено. Незарегистрированное, схороненное в тайном месте на всякий пожарный, тоже имелось. И это были далеко не игрушки, оборону держать можно.
Первым делом Николай Васильевич приказал дочери и внуку спрятаться в самой глухой комнате, а сам полез в подвал, пошуровал там немного и вышел уже не пустым, с «калашниковым» и парой гранат, устроился на крылечке и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Подскочили мужики. Это для Веньки они были мужиками, а для него – сопляки! Приехали на двух машинах. Вышли трое.
– Заходите, ребята! – крикнул Николай Васильевич.
Парни уверенно направились к дому.
– А теперь стоять! – приказал капитан, и они остановились будто вкопанные. – Оружие на землю и три шага назад! – привычно скомандовал Николай Васильевич.
Но тут парни неожиданно бросились прочь. Тишину вспорола короткая автоматная очередь. Капитан быстренько скатился с крыльца, по-молодому споро подбежал к калитке, но увидел лишь высокие багажники стремительно удаляющихся иномарок. Он выстрелил еще пару раз из «макарова» на всякий случай. И не зря выстрелил.
Милиция прибыла подозрительно быстро, еле успел Николай Васильевич припрятать автомат и гранаты в прежнее тайное местечко.
– Что за стрельба, дядя Коля? – спросил молодой лейтенант.
– Попугал кое-кого, – вытащил Николай Васильевич из кобуры свой «макаров».
– Не знал, – прочтя надпись на пистолете, с уважением сказал лейтенант. – Документ на ношение имеется?
– А что, это тебе не документ? – постучал по надписи бывший капитан милиции.
Лейтенант неопределенно хмыкнул, вернул оружие.
– Из него и стреляли?
– Понюхай, – сунул оружие под нос лейтенанту Николай Васильевич. – Не бойся. Разрядил уже.
– Стреляли-то из автомата, дядя Коля…
– Кто?
– Вот и я спрашиваю: кто?
– Я стрелял из пистолета.
– Недалеко мы были. Слышали очередь, – настаивал лейтенант.
Не только всем жителям Татарки было известно, что местная милиция куплена и перекуплена, но узнавали об этом и приезжие, если попадали в отделение. Выходили они оттуда, как правило, с пустыми карманами, если не имели связей с Байбаком, а если имели, дело моментально поправляли в пользу пострадавшего. Николай Васильевич знал намного больше, чем рядовые жители Татарки, на собственной шкуре испытал все «законы» местного правопорядка.
Во двор зашел сосед казак Митроха, жена которого, услышав выстрелы, и позвонила в милицию. Митроха был немногословным, а если говорил, то всегда попадал в точку.
– Вот и Митрофан Игнатьич подтвердит, – обратился к Митрохе лейтенант.
Митроха молча уставился на милиционера.
– Слышал очередь, Митрофан Игнатьич?
Ничего не ответил казак.
– Обыск надо производить, Николай Васильевич, – отвернувшись от Митрохи, обратился к хозяину блюститель порядка.
– У кого?
Лейтенант крякнул, смекнув, что спорол большую глупость.
– Разберемся, дядя Коля, – пришел на выручку своему командиру сержант, годами постарше.
– Может быть, расскажешь, что произошло, дядя Коля? – помягчел лейтенант.
– Иномарки видел? – в свою очередь спросил хозяин.
– Не понял…
– От меня рванули.
– Проехали какие-то…
– Видел. Но не тормознул, – ответил за лейтенанта Митроха.
Лейтенант покосился на казака, но связываться не стал.
– Выходит, к тебе приезжали? – снова обратился он к Николаю Васильевичу.
– Выходит, так.
– Из машин выходили?
– А как же!
– И кто такие?
– Найди и спроси.
– Ты же всех в лицо знаешь, дядя Коля!
– Знаю, но не скажу.
– Они стреляли?
– Я же сказал, найдешь и спросишь.
– Да как же я их найду, если ты говорить не хочешь?
– А ты покумекай головенкой. «БМВ» белый и голубая «ауди». Не знаешь хозяев этих машинок?
– Белый «БМВ»… – как бы призадумался лейтенант.
– У него у самого белая иномарка! – прогудел Митроха. – Может, тоже «БМВ».
– У лейтенанта, Митрофан Игнатьич, машина японская, «хонда», – со знанием дела поправил соседа Николай Васильевич. – На двадцать тысяч долларов потянет!
– Хорошая у тебя зарплата, парень, – ухмыльнулся казак.
– Работать надо, – ответил лейтенант, совершая вторую ошибку.
Бабы, давно забежавшие во двор, но до этого молчавшие, стали шушукаться. Выскочила вперед жена Митрохи, могучая баба, под стать своему мужу, уперла руки в широкие бока.
– А мой Митрофан не работает?! Слыхали, бабы?! Это мой-то Митрофан не работает?! Он не работает, а ты, молокосос, работаешь! Ах ты, рожа гладкая, жопа мягкая!
– До того гладка, вошь не усидит!
– Ворье-о!
– Одна шайка-лейка! – разом заорали бабы.
– Пошли отсюда, лейтенант, – потянул за рукав командира сержант.
Лейтенант помедлил немного, выдерживая характер, но, глядя на разъяренных женщин, кричавших уже что на ум взбредет, махнул рукой и круто зашагал к калитке.
– Во стервы! – уже сидя в машине, проговорил он.
– Бабы отчаянные. Одно слово – казачки! – Сержант посмотрел на лейтенанта. – Тебе не понять. Ты не казак.
– Что делать будем? – спросил старлей.
– Покумекай, – припомнил слова Николая Васильевича сержант.
– Молчим?
– Самое милое дело.
Однако замолчать случившееся не удалось. По рации лейтенанта вызвали в отделение, где его встретил начальник отделения милиции и приказал ехать на Нагорную, семнадцать, вручив при этом ордер на обыск дома Сараева Н. В., санкционированный прокурором района. Пришлось рассказать о том, что произошло во дворе гражданина Сараева, как их встретили и как проводили. Начальник оказался в затруднительном положении. Ему очень не хотелось поднимать шум на Нагорной, где жили коренные казаки, народ, как известно, вольный, и особенно в доме бывшего капитана милиции Сараева, который был своего рода его учителем. Но, с другой стороны, отказать в категорическом требовании людям, потребовавшим обыск, было нелегко и даже опасно. Начальник попросил лейтенанта выйти из кабинета и позвонил прокурору, который четко дал понять, что ветер дует со стороны Маклакова, то есть Мака, но отнюдь не Байбака.
Появилась возможность потянуть время, а потом, глядишь, и вовсе забыть, но Владимир Байбаков, которому начальник тоже позвонил, моментально оценив обстановку, настоятельно поддержал требования Мака. Байбак знал, что делал, он убивал сразу двух зайцев, отморозков во главе с Маком, которые если сунутся, то наверняка получат такой отпор от «русских волков», что не скоро придут в себя, ну и отморозки при благоприятных обстоятельствах тоже могут потрепать «волков». Посомневавшись и подумав, начальник все-таки приказал произвести обыск, усилив группу лейтенанта двумя рядовыми сотрудниками. Звонки, разговоры и раздумывания отняли не менее часа времени, и этим воспользовался бывший капитан милиции Сараев.
Майор Голованов дал Николаю Васильевичу гостиничный номер телефона дежурного московского сотрудника ФСБ и номер телефона Грязнова, чем и воспользовался капитан сразу же после отъезда лейтенанта. Трубку поднял сам Грязнов и, услышав про стрельбу, с ходу решил: «Едем. И до меня никого в дом не пускать!»
Турецкого Грязнову разыскать не удалось, и он передал информацию дежурному сотруднику, а тот в свою очередь «важняку». Но, видимо, доложил слишком серьезно, вот почему изменился в лице майор, услышав от Турецкого о том, что Николай Васильевич оказался хорошим солдатом. Да и было отчего измениться в лице. Не все знал старший следователь по особо важным делам, далеко не все.
Слава Грязнов со своими «волками» прибыл раньше местной милиции, внимательно выслушал Николая Васильевича и усмехнулся.
– Значит, оборону держать можешь?
– Не я один могу, – хитровато заметил хозяин.
– Неужели в каждом доме пулеметы?
– О каждом не скажу, а в казацких найдутся.
– И для чего?
– Ми-илый, – протянул Николай Васильевич. – Мы казаки. И этим все сказано. Нас не трогай, мы не тронем, а затронешь – спуску не дадим!
– Чечня?
– С чеченцами нам делить нечего. Ежели бы не ваши московские правители да генералы, давно бы договорились!
– Значит, враг один – Байбаки, Маки, Муссолини и прочие Кресты?
– Не то балакаешь, Вячеслав. Гляди глубже.
– Те, что в Кремле?
– То Москва. Ваша забота. У нас своих «кремлевцев» хватает… Смотри-ка, Вячеслав, прихали!
В окружении милиционеров по дорожке, ведущей к крыльцу, строго и решительно вышагивал лейтенант.
– Прочтите, – подавая лист бумаги хозяину дома, сказал он.
Николай Васильевич прочел, хмыкнул, глянул на Грязнова.
– Обыскивать приехали.
– Разреши-ка, Васильич, – отбирая постановление на обыск, сказал Слава. – Действительно… – И он, спокойно глядя на лейтенанта, положил лист в свой нагрудный карман. – Покури, лейтенант.
– Вы что себе позволяете?!
– Ты вроде не слепой… И не спеши приказы отдавать, – заметив, что лейтенант обернулся к сотрудникам, проговорил он. – Сначала оглянись.
Возле калитки стояли Шура Дьяконов и Ленька Удачин, а в беседке посиживал Николай Орлов.
– Через несколько минут примчатся сюда и прокурор, и твой начальник. И все будет шито-крыто.
– Ваши документы, – помолчав, потребовал лейтенант.
– Пожалуйста!
– Слышал о вас, – просмотрев удостоверение начальника МУРа, сказал лейтенант.
– И наверняка что-нибудь плохое?
– Почему же? Хорошее.
– И от кого слышал?
– Я все-таки пятый год в милиции…
– А я двадцать пятый! Есть разница? Ку-ри… – Грязнов закурил и с сожалением посмотрел на парня. – Вляпался ты, лейтенант.
– Почему это вляпался?
– Я бы объяснил, да ты и сам знаешь. Бежать тебе надо. И лучше подальше. Поверь моему слову. Братаны у вас здесь крутые, но и на них узда имеется. Обидел ты отца не какого-то братана, а батю майора Голованова. Это я с тобой болтаю, а он болтать не умеет. Между двух огней ты оказался, лейтенант. И мой тебе совет, беги, пока не поздно.
В глазах лейтенанта метнулся неподдельный испуг.
– А я-то здесь при чем?!
– Ни при чем, – согласился Грязнов. – Стрелочники тоже ни при чем, но почему-то именно с них спрос.
– Не приедут прокурор с начальником, – расстроился лейтенант.
– Значит, позвонят, – уверенно ответил Слава.
– Я действовал согласно инструкций, – как бы успокаивая себя, заговорил лейтенант. – Услышали автоматную очередь, потом два одиночных выстрела – и приехали!
– И сразу прямиком к дому Николая Васильевича… Очень интересно почему.
Парень заметно смутился, но все-таки возразил:
– Не сразу. Опрашивали.
– Врешь, лейтенант, – резко прервал его Грязнов. – Ты бы не забывал хорошую поговорку.
– Какую?
– Жадность фраера сгубила.
– Команди-ир! – донесся голос Николая Васильевича. – К телефону!
– А ты говоришь, – усмехнулся Грязнов. – Шагай.
Задержался лейтенант в доме недолго, вышел смурной, молча кивнул своим сотрудникам и пошел прочь.
– Теперь бы и винца пропустить недурно. Как, Николай Васильевич?
– С нашим удовольствием! – весело ответил хозяин.
– А где Настя? Максимка?
– В чулане!
– Пора бы выпустить…
…Голованов, Демидыч и Филя, ворвавшиеся во двор, увидели идиллическую картину: под звон гитары, которую держал в руках Ленька Удачин, обнявшись, пели песню про удалого Хазбулата Слава Грязнов и Николай Васильевич.
– Гуляют, – ухмыльнулся Демидыч.
– Кто гуляет, а кто страдает, – раздался вдруг голос Шуры Дьяконова, и тотчас из кустарника вышел он сам.
Настя сидела возле кроватки, в которой спал, раскинув ручки, маленький Максим. Неслышно зайдя в комнату, Голованов некоторое время смотрел на Настю, потом негромко кашлянул. Женщина обернулась, встала и протянула руки.
– Ничего не бойся, – прошептал Голованов, обнимая женщину.
– Ты же со мной, Паша…
– И буду всегда. Верь, Настенька.
– Я верю.
Утром Вячеслав Грязнов уехал, перед отъездом обстоятельно переговорив с Павлом Головановым.
– Через пару суток съезд! – подмигнул он. – А насчет Насти и Максимки полностью согласен с Турецким. Отправляй их в Москву.
– Отца не отправишь.
– Разговаривал?
– Бесполезно.
– Не тронут его, майор, – уверенно ответил Грязнов.
– Конечно, не тронут, – усмехнулся Голованов.
– Не наломай дров, майор!
Грязнов уехал один, но с приказом майору немедленно прибыть куда надо после звонка его или Турецкого.
– Удивляюсь на тебя, Павел, – провожая взглядом отъезжавшую машину, сказал Николай Васильевич. – Такое дело, а ты ничего не спрашиваешь!
– Все что надо я слышал от Грязнова.
– Я Грязнову про рожи знакомые вроде не говорил… – неуверенно заметил Николай Васильевич.
– Перебрал ты вчера, отец, – улыбнулся майор.
– Не говорил, – твердо заявил бывший капитан.
– Вот если бы забыл еще, что стрелял, даже из своего подарочного, был бы полный порядок!
– А надо?
– Иначе я бы молчал.
– А люди?
– Люди слышали выстрелы. Всего лишь.
– Может, ты и прав, – задумчиво проговорил Николай Васильевич.
…Алексей Петрович Кротов встретил Турецкого у входа в гостиницу. На приглашение Александра подняться в номер отказался.
– Зайдем в скверик, – предложил Крот. – Но пусть твои охранники тусуются подальше.
Они присели на скамейку, закурили.
– Думаю, через день-другой объявят об отставке секретаря Совета Безопасности со своего поста, – огорошил Турецкого Крот.
– Не слишком ли скоро?
– Он совершил много промахов, надеясь на хорошее к нему отношение хозяина.
– А что ему оставалось делать? И я бы не решил назвать сделанное секретарем промахами, – возразил Турецкий.
– Политика конечно же поле сражения, – заявил Крот. – Но на этом поле воюют не танками.
– До поры до времени.
– Этой поры и не дождался Хвостов, а потому проиграл. Впрочем, этого и следовало ожидать. Последний поступок ему не простят.
– Какой?
– Ты вообще-то смотришь телевизор?
– Ночной выпуск новостей.
– Секретарь открыто поддержал бывшего главного охранника Президента в его борьбе за пост депутата Госдумы. Другими словами, он объявил бой всему президентскому окружению. Главный охранник, как тебе известно, имеет компроматы, и весьма серьезные, если не на всех, то на многих руководящих работников. А поддержал его секретарь Совета Безопасности, человек, отвечающий за безопасность страны во всех проявлениях как внешних, так и внутренних. Из этого следует, что Президент должен дать ход компроматам или сдать секретаря. И я уверен, что он сделает второе.
– Президенту ничего и не остается, как сдать секретаря. Это гораздо проще, – согласился Турецкий.
– Тем более что ему не впервой сдавать бывших своих друзей, – добавил Крот. – Но Бог с ним, с секретарем! Нам надо думать о своих делах, Александр Борисович.
– Придется сматывать удочки, Алексей Петрович, уходить несолоно хлебавши, – усмехнулся Турецкий.
– Можно уйти по-тихому, а можно и громко хлопнуть дверью…
– Дверью-то мы хлопнем, да что толку…
– А нужно не только хлопнуть, но кое-кого прищемить при этом…
– Что предлагаешь, Алексей Петрович?
– Сорвать съезд.
– А сможем? – ухватился за мысль Турецкий.
– Мне хотелось бы в пределах возможного узнать, какими материалами вы располагаете по губернатору Колесниченко.
– А что конкретно тебя интересует? Экономические преступления или причастность к убийствам?
– Второе.
– Скажу сразу. Арестовать мы Колесниченко не можем, нет оснований, хотя все материалы следствия свидетельствуют об его причастности. У нас есть показания Супруна, пленка с видеозаписью на загородной даче, где содержался Супрун, зафиксирован его разговор при этом визите. Думаю, сегодня, если постарается мой стажер, прояснится вопрос о подполковнике Сизове, правой руке генерала Маркуши. Его показания, безусловно, прольют свет на убийства кандидатов… Губернатору мы можем предъявить обвинения в злоупотреблениях властью. На многих документах, связанных с перекачкой денег через коммерческий банк «Грот», стоит его подпись.
– Долгая история, – вздохнул Крот. – Людей за руку поймали при выносе валюты из здания правительства, и – ничего, все в ажуре, живут и процветают, а тут… – Крот махнул рукой, потом внимательно посмотрел на Турецкого. – Мы оба находимся в весьма затруднительном положении, Александр Борисович, хотя, в чем я совершенно не сомневаюсь, доверяем друг другу. Но дело в том, что мы не имеем права говорить об этом открыто…
– Догадываюсь, о чем ты хочешь сказать, Алексей Петрович, – тоже посерьезнел Турецкий.
– Могу сказать лишь одно: вы правы, говоря, что человек, снимающий на пленку, не может попасть в кадр.
– Я понял. – Турецкий помолчал, раздумывая, какой вопрос задать Кроту, чтобы не попасть впросак, но так ничего и не придумал и откровенно признался: – Вечером ко мне должна прийти Софья Андреевна.
– Я уже говорил вам, что мне неизвестно, на кого она работает. А точно известно лишь то, что я с ней никаких дел не имел, – улыбнулся Крот.
– Вопрос исчерпан, – сказал Турецкий. – Но я думаю, это не все, о чем ты хотел поговорить.
– Если у нас нет достаточных оснований для ареста самого губернатора, то мы можем сделать это с лицом неменьшего масштаба. Но вам придется поработать, Александр Борисович.
– Я, как пионер, всегда готов!
– Вы как-то упоминали, что намечается выступление Федора Степановича на телевидении?
– Оно будет.
– Когда?
– Вечером, в день открытия съезда.
– Отлично! Надеюсь, выступление будет откровенное?
– Супрун расскажет все, как было.
– Вот и первая задача. Обеспечить явку делегатов на просмотр.
– Может случиться и так, что моментально перегорят пробки во всем Кисловодске, – улыбнулся Турецкий.
– Думаю, этого не произойдет.
– Меня-то больше интересует личность губернаторского масштаба, – перевел разговор Турецкий.
– А вы подумайте, Александр Борисович…
– Личностей много и гораздо крупнее губернатора, – вздохнул Александр.
– Но не все они имеют отношение к убийствам.
– Гоша Гагаринский, Доктор, – сказал Турецкий.
– Нет слов, господин Турецкий! – развел руками Крот. – Вот что значит говорить с понятливым человеком!
– За что его брать, Алексей Петрович? Какое преступление он совершил?
– Лучше скажите – как, а вот – за что… Время покажет. Так что вы обязательно должны присутствовать на открытии съезда. Понимаю, что у вас жесткий график работы, но, как говорят, надо, Федя, надо!
– Приду, конечно, – неохотно согласился Турецкий.
– Прилетите, – поправил Крот. – Я имел смелость, Александр Борисович, сказать губернатору, что вы с большим удовольствием проведете с ним какие-то тридцать – сорок минут в его вертолете.
– Так, – проговорил Александр. – И снова без меня меня женили… И о чем ты беседовал с губернатором?
– О сотрудничестве края с фирмой «Север», которую я по официальной легенде представляю.
– Вероятно, интересный был разговор, – съязвил Турецкий.
– Да, встреча была полезной, не только для фирмы, но и для меня лично. Так вы не против, Александр Борисович?
– Он же не один полетит!
– Я же сказал, с вами.
– А куда же денутся краевой прокурор, Макеев, помы, замы?
– Они не делегаты съезда. В вертолете будут вы, он и охрана, ваша и губернаторская.
– Ладно, – согласился Турецкий. – Все равно когда-то побеседовать с ним надо.
– Мне пора, – поднялся Крот.
– И куда теперь?
– На вокзал.
– Могу предоставить машину до самого Кисловодска.
– Люблю поезд. Особенно ночной. До встречи, Александр Борисович.
– До встречи…
Софья Андреевна не обманула, пришла. Турецкий, как мужчина опытный, долго тянуть не стал, чуть выпили, чуть закусили и… за дело. Впрочем, желание было обоюдным, Соня в любовных утехах оказалась не менее опытной, чем Турецкий.
Потом, отдыхая, они лежали рядом, бездумно глядя в высокий потолок.
– Хороша я? – спросила женщина.
– Прекрасна!
– Не был бы ты женатым, «важняк», вышла бы за тебя замуж! Дай закурить.
Турецкий подал женщине сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил сам.
– Очень жаль, – искренне вздохнула Соня. – Любишь жену?
– Люблю.
– Как не любить!
– Все-то ты знаешь, Софья Андреевна!
Женщина долго молчала и неожиданно сказала:
– Я скоро умру, Турецкий.
И так она произнесла эти слова, что Турецкий поверил, однако решил пошутить.
– Цыганка нагадала?
– Я сама цыганка, – усмехнулась Соня. – Ты знаешь барона по кличке Алеко?
– Он проходил по одному делу, которое вела следственная часть Генпрокуратуры.
– Проходил, но не прошел.
И Соня снова надолго умолкла.
– Почему ты вспомнила про барона Алеко?
– Он мой отец.
Турецкий чуть не сказал, что отец Сони вроде пел когда-то в театре «Ромэн», но вовремя спохватился.
– Выходит, ты очень богатая женщина, если имеешь такого отца?
– Отец богат. А я на свою жизнь зарабатываю сама.
– И он не предлагал?
– Не раз. Но не брала и не возьму от него ни копейки.
– Почему?
– Он убил мою мать.
Теперь– то он вспомнил и барона, и его дело, за которое тот и получил кличку Алеко. И еще припомнил, что заявление в Московскую городскую прокуратуру об убийстве своей матери написала девочка лет десяти. Убийство так и не было раскрыто. Расследование вел другой следователь, но Турецкому стало стыдно за то, что они не смогли раскрыть это дело. Припомнилось, как коллега дал ему прочесть то детское послание и как оно взволновало его.
– Лет пятнадцать назад я прочел письмо девочки… Это была ты?
– Да.
– И чем ты живешь?
– На тебе, к примеру, я могла бы заработать двадцать тысяч баксов. Не вышло. Но я об этом не жалею.
– Почему ты решила, что не вышло?
– Ты слишком смело вел себя, – призналась Соня. – Да и остолопам губернаторским можно было догадаться, что «Пантера» – это «Пантера».
– Ты полагаешь, что всю подсматривающую и подслушивающую аппаратуру ставили остолопы губернатора?
– Значит, твои друзья из ФСБ!
– На кого ты работаешь, Соня?
– На тех, кто больше платит.
– В том числе и на ФСБ?
– На МВД.
– Насколько я знаю, там платят мизер.
– Я вообще ничего не взяла.
– По идейным соображениям?
– Я не идейная. Мне плевать на коммунистов, демократов, капиталистов и на всех их вождей, вместе взятых!
– Зачем же тогда работала?
– Тебе известно дело Казимира?
– Растление и убийство малолетних… Неужели, Соня?
– Да, я шла под кличкой Француженка. Хоть ты и «важняк», Турецкий, но и от тебя тайны имеются.
– Жаль, что сотрудники МВД потеряли такого агента…
– Они не потеряли.
– Тогда я ничего не понимаю…
– Все мужики глупы, но каждый глуп по-своему.
– Тебе грозит опасность? – помолчав, спросил Турецкий.
– А тебе не грозит?
– Но я умирать не собираюсь.
– Тебя никто и не спросит. Убить могут любого. А ты уже кое-кому сильно надоел.
– Умные люди говорят мне, что не посмеют.
– Кто не посмеет?
– Да те же люди, которые хорошо тебе платят!
– Сейчас, вероятно, и не посмеют, но придет их время, и поставят тебя к стенке как миленького! Могут и пожалеть как талантливого профессионала, но с одним условием – работать на них.
– Ты считаешь, придет?
– Оглянись вокруг себя, – насмешливо ответила Соня. – Посмотришь, что будет через годик-другой после создания Российской партии демократии и порядка!
– Ты тоже профессионал, Софья Андреевна.
– А за что меня к стенке, если я на них работаю? Я, милый мой «важняк», если захочу, стану первой леди!
– Выйдя замуж за Станислава Станиславовича, – уточнил Турецкий.
– Несчастный человек Станислав Станиславович. Мне его жаль. Он ведь искренне верит в справедливое дело будущей партии.
– Мне он тоже показался славным человеком…
– Из него выжмут все, что надо на данный момент, и выбросят. И он или сопьется, или покончит самоубийством. – Женщина помолчала и добавила: – Как и я.
– Ты хочешь покончить с собой? – удивился Турецкий.
– Какой-то мудрец сказал, что человек, увидевший восход солнца, день, вечер и закат, видел все и на этом свете ему делать нечего…
– А сам мудрец небось прожил сотню лет!
– Какое это имеет значение? – поморщилась Соня.
– Тебе надоело жить?
– А что нового, кроме того, что я увидела в этом мире, я могу узнать?
– Я бы посоветовал тебе другое, – сказал Турецкий.
– Что?
– Уйти в монастырь.
– Я думала об этом. И очень серьезно. Ты знаешь, я отдала в один из женских монастырей приличную сумму.
– А если точнее?
– Что ты имеешь в виду, сумму или монастырь?
– И то, и другое.
– Монастырь на Ярославщине, разрушенный. Восстанавливают его монашки. А сумма… Тебе столько не заработать и за всю жизнь.
– Почему же? – возразил Турецкий. – Если постараться… Какая сумма, если не секрет?
– Сто тысяч баксов.
– Возьму сейчас трубку, скажу всего лишь одно слово, и немедленно принесут миллион, два, десять, и не нашими, деревянными.
– Можешь, – ответила Соня. – И получишь. И даже откроют тебе счет в Швейцарском банке, купят виллу или целый остров, лишь бы с глаз подальше! Но, к сожалению, никогда ты не позвонишь, а значит, будешь всю жизнь жить на свои три лимона деревянными!
– На три с полтиной, – поправил Турецкий.
– Моя рядовая ставка в казино, – усмехнулась женщина.
– Ты права. Я никогда не позвоню.
– И зря! Совесть, честь, закон… Все эти понятия изжили себя. Может быть, это Божье наказание для нашего народа за убийство царя и его семьи, за разрушение храмов, за то, что сажали на кол слуг Божьих… Не знаю. Но уверена в одном, придет Сатана и будет править.
– Тебе действительно надо идти в монашки!
– Я бы пошла, но поздно.
– Опять ты за свое! – рассердился Турецкий, обнимая женщину.
Он глянул в огромные глаза Сони и увидел в них такую неизбывную печаль, что внутренне содрогнулся.
– Сонечка… Соня, – зашептал он. – Милая моя женщина…
– Ты не влюбляйся в меня, Сашенька. Я цыганка. Мы любим насмерть. Я погублю тебя, родненький… Все бросишь! Жену, дочку… Я разлучница!
…Когда Турецкий проснулся, Сони рядом уже не было. На столе лежал лист бумаги, прижатый крупными серебряными серьгами, которые были в ушах женщины. Серьги были продолговатые, выпуклые, и одна из них была вскрыта. Турецкий понял, какой секрет хранили серьги. Лист бумаги тоже был непростым, то было завещание Софьи Андреевны Полонской в случае ее внезапной смерти, оформленное по всем законам. Все свое движимое и недвижимое имущество, а также крупную сумму в долларах она завещала женскому монастырю на Ярославщине и просила похоронить ее возле Богоявленского храма в том же монастыре.
Турецкий достал пинцетом миниатюрное подслушивающее устройство, еще раз прочел завещание и внезапно понял, что говорила Соня всерьез. Вернее, и тогда, ночью, он в это верил, но именно теперь понял.
Не в характере Турецкого было предаваться мрачным мыслям, и он уже начал соображать, каким образом пресечь опасность, преследующую Соню, о которой она, видимо, умолчала.
А в Татарке вновь произошла разборка, после которой милиция обнаружила трупы Мака и его четверых дружков-отморозков, вповалку лежавшие в белом «БМВ» и голубой «ауди». По многочисленным свидетельствам, огонь вели из автоматического оружия из джипа, принадлежавшего Байбаку. Он вновь стал полновластным хозяином Татарки.
При встрече Грязнов спросил Голованова, не имеют ли «волки» какого-либо отношения к разборке, на что майор ответил, мол, он доволен тем, что его тесть может спать спокойно. Настю с сыном Голованов отправил самолетом в Москву, где их встретил капитан Щербак, заместитель директора агентства «Глория», отвез на квартиру майора и тут же позвонил в Ставрополь, доложил об исполнении порученного и передал трубку Насте. «У тебя не квартира, а хлев!» – первым делом заявила Настя. «Зато большой! – рассмеялся Голованов. – Устраивайся! Да за Максимкой следи! Москва – это тебе не Татарка!»