1

Константин Дмитриевич тряхнул седой шевелюрой и веско сказал:

— Нет, Саня, вы с Грязновым здесь ни при чем. Вы сделали все, что могли. Просто обстоятельства оказались сильнее вас.

— Да я себя и не осуждаю. — Турецкий пожал плечами. — Просто, пока эта сволочь будет свободно ходить по земле, я спать спокойно не смогу.

— Сможешь. Поворочаешься пару дней, а потом сможешь. Хотя, конечно, оставлять это так мы не будем. Интерпол я уже подключил, запрос об экстрадиции отослан.

— Да не станут они этим заниматься, — досадливо сказал Турецкий.

Меркулов пожал плечами:

— Как знать. Со дня на день политическая обстановка в Литве может измениться. Видел последние новости? Страсти кипят.

— Они кипят уже несколько месяцев, да все никак не выкипят. Нет, Костя, здесь нужно действовать по-другому.

Меркулов пристально посмотрел на Турецкого:

— Что ты имеешь в виду?

Турецкий спокойно встретил его взгляд и сказал:

— Именно то, о чем ты подумал. Другого способа нет.

Меркулов откинулся на спинку стула и пошевелил густыми бровями.

— Так-так, — сказал он полунасмешливо-полусердито. — Это на что же ты меня толкаешь, друг любезный?

— Я? Тебя? — Александр Борисович простодушно улыбнулся. — Ни на что. Разве я могу тебя на что-то «толкнуть»? Вы ведь главнее меня, Константин Дмитриевич, а не я вас. Вы приказываете, я — делаю. — Он пожал плечами. — Так что любая инициатива должна исходить от вас.

Меркулов хмыкнул.

— Хорошо устроился! А с тебя, значит, взятки гладки, да? Что ж… Если ты так ставишь вопрос, то я, пожалуй, соглашусь. Но только сделать это должны профессионалы. И они не должны служить ни в каких органах или спецслужбах. Понимаешь, о ком я говорю?

— Как не понять, — кивнул Турецкий. — Это будут совершенно частные лица. Вот только…

— Что?

— Надо будет этим лицам слегка подсобить.

— Поможем, чем сможем. — Меркулов одним глотком допил свой чай, насмешливо посмотрел на Турецкого и добавил: — Так им и передай. Если встретишь.

За деревянным столиком бара «Золотая бочка», что на проспекте Мира, сидели пятеро мужчин. У одного из них была загипсована рука. Четверо остальных общались с «загипсованным» бережно, как с хрупкой вазой, заботливо подставляя ему то кружку с пивом, то тарелку с солеными сухариками, то пепельницу. Даже когда они просто обращались к нему, за подчеркнутой веселостью их тона сквозила тщательно скрываемая деликатность.

«Загипсованным» был, разумеется, Вячеслав Иванович Грязнов. Четырьмя другими мужчинами — Александр Борисович Турецкий, Денис Грязнов, Сева Голованов и Филипп Агеев.

Наконец Грязнов-старший не выдержал и строго сказал:

— Так, мужики, если вы и дальше будете обращаться со мной, как с куклой Барби, я встану и хорошенько намылю вам шеи, ясно?

Мужчины заулыбались.

— Вообще-то он может, — подтвердил Денис. — Мой дядя, если его хорошенько рассердить, настоящий зверь.

— Кому ты рассказываешь, — весело отозвался Турецкий. — Я его не раз видел в деле. Не человек — лев!

— Да и гипс у него твердый, как железо, — вставил свое слово Голованов. — Стукнет — мало не покажется.

Все засмеялись. Грязнов обвел их сердитым взглядом, но не выдержал и тоже улыбнулся.

— Все бы вам дурака валять, — проворчал он. — Когда уже повзрослеете?

К столику подошел официант и забрал пустые кружки. Вскоре он вернулся с полными. Поставил их на стол, поинтересовался, не нужно ли чего-нибудь к пиву, получил отрицательный ответ и испарился.

— Расторопный малый, — похвалил Голованов.

— Да уж, — хмыкнул Грязнов-старший. — Трезвыми нас не оставит.

Голованов взялся было пододвинуть одну из кружек поближе к Вячеславу Ивановичу, но тот метнул на него грозный взгляд, и Сева поспешно отдернул руку. Мужчины разобрали пиво.

Турецкий отпил глоток, поставил кружку на стол, облизнул губы и сказал:

— Итак, начинаем действовать с завтрашнего утра. Денис, ты сможешь достать все, что потребуется?

— Смогу, — кивнул Грязнов-младший. Но, будучи человеком осторожным, тут же поправился: — По крайней мере, попытаюсь. Если не получится, тогда обращусь за помощью к вам.

— Хорошо, — кивнул Турецкий. — Кто полетит?

— Сева Голованов и… и, пожалуй, Филипп Агеев. Ну и я, само собой. Больше не надо. Иначе мы рискуем привлечь излишнее внимание.

— Согласен. — Турецкий повернулся к Вячеславу Ивановичу. — Слава, от тебя зависит, как их встретят здесь, в Москве.

— Встретят как надо, — заверил коллег Грязнов. — Оркестра, правда, не гарантирую, но все остальное будет на самом высшем уровне.

— Отлично. Ну а я пока подготовлю все необходимые документы. — Турецкий вздохнул. — Жаль, что не могу полететь с вами.

— Дальше аэропорта тебя, дядь Сань, все равно не пустят, — сказал Денис.

Турецкий кивнул:

— В том-то и дело.

— А как насчет оружия? — спросил Сева.

— С оружием вас не пустят в самолет, — ответил Турецкий. — Я дам вам адрес одного человека в Вильнюсе. Если хорошо попросите, он одолжит вам пару газовых стволов.

— Газовых? — разочарованно отозвался Агеев. — А как насчет оружия для взрослых?

— Придется обойтись без него. Я не хочу, чтобы у вас были неприятности.

— Ага, — раздумчиво произнес Филя. — Значит, эти «пукалки» спасут нас от неприятностей? Вот уж никогда бы не подумал.

— Скажи спасибо, что хоть «пукалки» будут, — сказал ему на это Вячеслав Иванович. — Мы вон с Турецким вообще воевали голыми руками.

Агеев насмешливо посмотрел на загипсованную руку Грязнова и кивнул:

— Оно и видно.

Турецкий засмеялся, Денис Грязнов деликатно улыбнулся, а Голованов поднял кружку с пивом и сказал:

— Давайте, что ли, за успех? И чтобы вернуться назад с целыми руками.

— И желательно не с голыми, — добавил Денис.

Мужчины подняли кружки и чокнулись.

— Послушайте… — Филя обращался сразу ко всем. — Послушайте, коллеги, у меня тут появилась одна мыслишка. Она, конечно, фантастическая, но, прежде чем смеяться, дайте себе труд ее хорошенько обдумать.

— Излагай, — коротко сказал Турецкий.

— У нас с вами есть план, так? План этот несовершенен, поскольку предполагает изрядную долю риска. Я сейчас говорю не столько о риске нажить себе неприятности, сколько о риске завалить все дело.

— Ну, допустим, — кивнул Турецкий. — И что дальше?

— Я хочу предложить одну… одну идею. Так, в порядке бреда. Если эта идея вам понравится и если нам удастся ее осуществить, то мы сможем обойтись без насилия.

— Гм… — Грязнов-старший почесал пальцы, торчащие из гипса. — Долгое же предисловие тебе понадобилось, чтобы оправдать свою «идею». Неужто она и впрямь такая дикая?

— Очень, — кивнул Филя. — А заключается она в следующем…

И Филя поделился с коллегами своей «идеей», а вернее — планом. Изложив план, он затих, настороженно глядя на коллег — не засмеются ли. Но никто не засмеялся. Лишь Сева Голованов неопределенно покачал головой и тихо проговорил:

— Придет же такое в голову. Хотя…

— Хотя идея интересная, — договорил за него Турецкий.

А Денис Грязнов пожал плечами и сказал:

— Почему бы и не попробовать? Говорят, что чудеса иногда случаются.

— «Чудеса», — обиженно повторил Филя. — Это, друг мой, не чудеса. Это наука!

— Тем более, — согласился Денис. И посмотрел на Турецкого: — Ну как, дядь Сань? Попробуем?

Турецкий улыбнулся и сказал:

— Легко.

2

Александр Борисович Турецкий и Филя Агеев подошли к стеклянной двери клуба «Двенадцать-плюс». Но едва они открыли дверь, как в проходе перед ними нарисовался огромный, как бык, парень в темно-синем костюме, шелковой белой рубашке и галстуке ярко-алого цвета.

— Молодые люди, извините, но вам сюда нельзя, — пробасил парень не слишком вежливым голосом.

— Почему? — осведомился Филя.

— Этого я вам объяснять не стану. Читайте сами. — Он махнул рукой в сторону небольшой таблички, прибитой к стене. Табличка гласила:

Господа, в нашем клубе действует фейс-контроль. Мы оставляем за собой право не впускать вас в клуб, не объясняя причин. Просьба с пониманием отнестись к нашему предупреждению.

Администрация.

— Вот оно что, — сказал Филя. — Значит, мы с вами, Александр Борисович, вроде как физиономиями не вышли.

— Фейсами, — поправил его Турецкий.

Все это время верзила стоял перед ними, заслоняя вход, — упитанный, коротко стриженный, огромный и широкий, как небоскреб. Удостоверившись, что они прочли объявление, верзила сказал:

— Господа, освободите помещение.

— Слышь ты, пионер, — обратился к нему Филя, иронично поглядывая на красный галстук, — но ведь это же недемократично.

— На выход, я сказал, — лениво рыкнул верзила и надвинулся на сыщиков могучей, выпуклой грудью.

Турецкий достал из кармана удостоверение, раскрыл его и поднес к глазам охранника. Тот долго пялился в удостоверение («Наверное, ищет знакомые буквы», — подумал Филя), потом перевел взгляд на Александра Борисовича и спросил:

— А что случилось?

— Ничего, о чем вам следовало бы знать, — ответил Турецкий.

— Так, может, я это… — верзила дернул могучим плечом, — менеджера позову, а?

— Не стоит, — ответил Турецкий.

— Ну ладно. Проходите, раз так.

Охранник нехотя посторонился, давая прибывшим войти. Проходя мимо него, Филя на секунду остановился, поправил верзиле узел на красном галстуке и сказал:

— Молодец, пионер. Будешь таким же бдительным — примут в комсомол.

— Чего? — не понял охранник.

— Я говорю — бди! — сказал ему Филя, затем повернулся и, ухмыляясь, прошел в клуб.

Столиков было много, но все они были заняты. Турецкому и Филе пришлось довольствоваться откидными сиденьями, стоящими вдоль задней стены зала.

Столики, за которыми, лениво потягивая шампанское, сидела избранная публика, были круглыми, белыми, и на каждом стояла зажженная свеча, подчеркивая приятную атмосферу в помещении. Этому же способствовала и тихая музыка, льющаяся из динамиков, развешанных по стенам.

— Интересно, а официанты здесь имеются? — спросил Филя, внимательно оглядывая зал.

— Имеются, — ответил Турецкий. — Вон один стоит, у барной стойки.

— Так, может, закажем хоть по бокалу шампанского?

— Обойдемся. — Турецкий поднял руку и глянул на часы. — Если верить афише, шоу начнется ровно через три минуты.

Афиша не обманула. Через три минуты на небольшую сцену, освещенную софитами, вышел толстячок во фраке и громко объявил:

— Дамы и господа! Встречайте! Мастер черной и белой магии, член тайного ордена оракулов и экстрасенсов — Винцас Альгимантас!

Толстяк отошел от микрофона и, с улыбкой уставившись за кулисы, захлопал в ладоши. Публика, сидящая в зале, отозвалась ленивыми, разрозненными рукоплесканиями.

На сцену быстрой, уверенной походкой вышел высокий, чернобровый мужчина со строгим лицом. На плечи его поверх черного смокинга был наброшен красный камзол, украшенный разноцветными блестками, а голову венчал белоснежный индийский тюрбан, в котором обычно выступают факиры.

— Дамы и господа, я рад приветствовать вас в этом зале, — заговорил факир Альгимантас хорошо поставленным баритоном, одаривая присутствующих белоснежной улыбкой. — Сегодня я продемонстрирую вам, на что способно человеческое сознание, одаренное талантом, которое имеется у многих из нас, но развитое ежедневными упражнениями!

Публика снова захлопала.

— Для начала я попрошу выйти на сцену двух желающих!

— А что вы с ними будете делать? — крикнул кто-то из передних рядов.

— На их примере я покажу вам, как легко можно управлять человеческим сознанием, — ответил факир Альгимантас. — Я покажу вам, как легко можно заставить человека делать что-то против его воли и желаний. Я покажу вам, что может сделать человек в состоянии гипнотического транса, когда открываются самые потаенные его способности! Итак, есть желающие испробовать это на себе?

— Я хочу! — крикнул тот же голос.

— Прошу! — с улыбкой пригласил его Альгимантас.

На сцену вышел худощавый, хорошо одетый мужчина. Публика встретила его выход бурными аплодисментами, перемежаемыми веселым смехом.

— Как вас зовут? — обратился к нему факир.

— Сергей, — весело ответил «худощавый».

— Приятно познакомиться, Сергей. Попрошу еще одного желающего! — вновь обратился к присутствующим факир Альгимантас.

В зале возникла пауза. И тут со своего места поднялся Филя Агеев. Бодрой походочкой он двинулся к сцене, лавируя между столиками.

Публика зааплодировала ему. Филя вскочил на сцену, повернулся к залу и помахал поднятыми руками, как спортсмен, стоящий на пьедестале. Люди засмеялись и захлопали.

— Молодец! Красавец! Покажи ему, парень! — раздались выкрики из зала.

Филя подошел к факиру, встал рядом с «худощавым» и замер в выжидательной позе, весело поглядывая то на факира, то на публику.

— Как вас зовут? — обратился к нему Альгимантас.

— Фил, — ответил Филя.

— Приятно познакомиться, Фил. Итак, смельчаки на сцене! — объявил Альгимантас публике. Затем он повернулся к «смельчакам», внимательно на них посмотрел и сказал мягким, домашним голосом: — Друзья мои, попрошу вас расслабиться и забыть обо всех проблемах. Все проблемы остались за стенами этого здания, а здесь вы чувствуете себя спокойно и комфортно.

Альгимантас выждал, пока «смельчаки» успокоятся. Затем поднял руку, так что рукав смокинга слегка сполз, обнажив запястье, и сказал:

— А теперь внимание! Смотрим на мои часы! — Он слегка стукнул пальцем по стеклу часов. — Сюда! Смотрим на мои часы и слышим только мой голос. Смотрим!

Публика в зале затихла.

Филя и «худощавый» уставились на часы факира. Поначалу они смотрели весело, но с каждой секундой их взгляды становились все серьезнее и сосредоточеннее.

— Смотрим на часы и слышим мой голос, — повторил Альгимантас «медитативным» голосом, не сводя с их лиц змеиного взгляда. — Вы спокойны. Ваше тело обволакивает приятная расслабленность. Вы не слышите никаких звуков, кроме моего голоса. Мой голос входит в ваш мозг, он заполняет собой каждую клетку мозга. Вы чувствуете себя превосходно. И это благодаря моему голосу. Вы спокойны и расслаблены и слышите только мой голос…

Лица Фили и его «товарища по несчастью» оцепенели, словно их мускулы сковал паралич. А факир продолжил:

— А теперь внимание! Я произнесу заклинание, которое полностью подчинит ваш разум мне. Слышим только мой голос! Я начинаю! — Факир сделал страшное лицо и громогласно проговорил: — Романус интерникус наутилус аминус тибериус! Гаудеамус игитур ла фацис анимас назареус омнибус вивере!

Альгимантас произнес эту белиберду таким зычным и жутким голосом, что публика в зале замерла, не спуская взглядов с двух «смельчаков». Тогда факир обошел «смельчаков» и встал за спиной у «худощавого».

— Сергей, — заговорил он уже более спокойным голосом, — ваше тело больше не подчиняется вам. Оно подчиняется только моим приказам.

Факир сделал несколько пассов руками — «худощавый» покачнулся и стал падать назад, как подрубленное дерево, тупо глядя в пространство перед собой. Факир легко подхватил его и поставил на ноги.

— А теперь Фил! — сказал он и снова сделал несколько пассов.

Однако Филя стоял.

Факир снова задвигал руками. Однако Филя и на этот раз не подчинился пассам. В зале послышался смешок.

— Тихо! — зашикал на смеющегося конферансье, прикладывая палец к губам.

— Фил, ваше тело расслаблено. Оно подчиняется только моему голосу. И только моим мыслям.

Неожиданно Филя покачнулся и стал падать. Факир едва успел подхватить его.

Турецкий внимательно смотрел на сцену со своего заднего ряда. В тот момент, когда Филя упал на руки Альгимантаса, Турецкий вдруг ухмыльнулся и насмешливо покачал головой.

Факир вернул Филю на ноги. Затем оставил его в покое, обошел парочку и встал перед «худощавым».

— Сергей, вы слышите меня?

— Да, — пролепетал «худощавый» ватными губами.

— Слушайте и запоминайте: вы больше не Сергей. Вас зовут Ира, вы гимнастка и студентка университета. Итак, кто вы?

— Я Ира, — пролепетал «худощавый». — Я занимаюсь гимнастикой и учусь в университете.

— Правильно. Ирочка, может быть, вы продемонстрируете нам несколько гимнастических упражнений?

— Хорошо, — ответил «худощавый».

Он поднял руки, аккуратно развел их в стороны, затем наклонился вперед и, задрав правую ногу, встал в позу «ласточки». Публика ответила взрывом хохота.

— Отлично, Ирочка, — похвалил факир. — Но что это? У тебя порвалась юбка!

«Худощавый» опустил ногу и испуганно прикрыл пах руками.

— Не здесь, сзади, — сказал Альгимантас.

«Худощавый» кивнул и прижал ладони к спине, чуть пониже поясницы.

Публика зааплодировала. Факир подождал, пока хлопки прекратятся, и обратился к «худощавому»:

— Ирочка, скажи, пожалуйста, ты замужем?

— Нет, — гнусаво ответил «худощавый».

— А хочешь выйти замуж?

Тот стыдливо кивнул:

— Да, хочу.

— А какие парни тебе больше всего нравятся?

«Худощавый» слегка наморщил лоб, словно размышлял, затем залепетал:

— Высокие и красивые. И богатые. И чтобы были… усы.

— Как у Михаила Боярского?

— Да.

Зал зашелся хохотом. Альгимантас издевался над «худощавым» еще несколько минут, заставляя его рассказывать о себе небылицы, садиться на шпагат и целоваться с воображаемым «Михаилом Боярским». Затем он оставил беднягу в покое и переключился на Филю. Тот все это время стоял неподвижно, с равнодушным лицом, глядя прямо перед собой.

— Фил, вы слышите меня?

— Да.

— Какое сейчас время года?

— Зима.

— А я вам говорю, что сейчас лето. Июль. Итак, какой сейчас месяц?

— Июль, — послушно повторил Филя.

— Вы стоите на пляже, перед синим, теплым морем. Жарко светит солнце. Вам хочется искупаться… Вам хочется искупаться! — повторил факир, повысив голос.

Филя принялся стягивать с себя свитер. Свитер он бросил себе под ноги и взялся за футболку. Вслед за футболкой на пол полетели брюки и носки. Вскоре Филя остался в одних трусах, демонстрируя публике свой худощавый, мускулистый торс.

— Хорош! — крикнул из передних рядов женский голос.

По залу пробежал смешок.

— Вы уже вошли в воду, — назидательно сказал Филе факир. — По пояс. По грудь. Теперь пора — плывите!

И Филя «поплыл». Он усердно махал руками, причем на физиономии у него застыло блаженное выражение.

Публика покатывалась с хохоту.

— Пусть покажет стриптиз с полным раздеванием! — весело крикнула из передних рядов все та же дамочка.

Альгимантас повернулся на голос и с улыбкой сказал:

— После шоу я научу вас кое-каким приемчикам, и вы сможете опробовать их на этом молодом человеке.

— Ловлю вас на слове! — отозвалась дамочка.

И факир продолжил, обернувшись к Филе.

— Одевайтесь! — приказал он.

Женщины, сидящие в зале, ответили разочарованными возгласами. Филя быстро оделся и замер перед факиром.

— Фил, вы слышите только мой голос и выполняете только мои приказы. Теперь вы — оперный певец Пласидо Доминго. У вас великолепный тенор. Вы приехали в Москву на фестиваль оперного искусства. Господин Доминго, может, споете нам что-нибудь?

— С радостью, — вальяжно ответил Филя. — Но только на концерте.

Люди в зале захохотали. Факир Альгимантас недовольно поморщился.

— И все-таки вы споете, — веско сказал он. — Что вы нам споете? Что-нибудь из классики?

— Ария паяца из оперы Джузеппе Верди «Индийский факир», — объявил Филя. Затем он подбоченился и запел чистым, звонким голосом:

Сме-ейся, факи-ир,

Над разбитой любо-о-овью!

Бе-едный факир,

Не смеяться последним тебе-е-е!

На этом Филя оборвал музыкальную фразу и с достоинством поклонился. Публика восторженно зааплодировала.

Не очень довольный текстом, Альгимантас еще немного покуражился над Филей, заставляя его проделывать разные глупости. Потом он превратил «худощавого» в деревянную дощечку и положил его спиной на спинки стульев. А Филю заставил гулять по этой «дощечке», как по мостику.

В конце концов спектакль закончился, и Альгимантас скомандовал:

— На счет три вы проснетесь и не будете помнить ничего, что здесь происходило. Чувствовать вы себя будете прекрасно! Раз! Два! Три!

«Худощавый» и Филя вздрогнули и уставились на факира отупелыми глазами. Затем они удивленно поглядели на публику.

— Большое спасибо, друзья мои! — поблагодарил их Альгимантас. Повернулся к публике и улыбнулся: — Господа и дамы, поаплодируем нашим смельчакам! Они это заслужили!

Под оглушительные аплодисменты зрителей «худощавый» и Филя спустились со сцены и разошлись по своим местам.

— Ну что? — насмешливо спросил его Турецкий. — Как самочувствие?

Филя усмехнулся в ответ:

— Вы же слышали, что сказал факир. Прекрасно! Кстати, как вам моя ария?

— Отличная. Вот только оперы такой я у Верди что-то не припомню.

Филя кивнул:

— Я тоже. Это был экспромт.

3

Когда Турецкий и Агеев, вежливо постучав и услышав в ответ «войдите!», вошли в гримерку Винцаса Альгимантаса, тот сидел у зеркала (еще в смокинге) и задумчиво разглядывал свое напудренное лицо.

Увидев в зеркале отражение гостей, он усмехнулся и сказал:

— А, господин артист. Добро пожаловать! — Затем повернулся на вертящемся кресле и вопросительно уставился на вошедших. — С чем пожаловали? Хотите взять автограф?

Агеев кивнул на Турецкого и сказал:

— Это — помощник генерального прокурора Александр Борисович Турецкий. Мое имя вы уже знаете.

— Генеральная прокуратура? — Лицо факира напряглось. — А в чем, собственно, дело? Я что, нарушил закон? Вы что, собираетесь мне предъявить обвинение в издевательстве на личностью?

— Вовсе нет, — ответил Агеев. — Хотя поиздевались вы над нами от души.

— Ну в отношении вас-то никакого издевательства не было. Вы ведь все слышали и понимали, так?

— Так, — кивнул Филя. — Хотя в какой-то момент я действительно чуть было не отключился.

— Я не смог сломать вашу волю, — устало сказал Альгимантас. — Вы слишком упорно сопротивлялись. Вообще-то такие люди встречаются довольно редко, поэтому… Ну что же вы стоите в дверях? Садитесь, раз пришли.

Они сели на маленький, продавленный диванчик, стоящий в двух шагах от зеркала, возле которого сидел Альгимантас.

— Вероятно, я теряю навык, раз не смог ввести вас в гипнотический транс, — сказал факир.

Филя улыбнулся:

— Вам не стоит напрягаться по этому поводу. Меня даже чеченские бандиты, у которых я две недели просидел в яме, не смогли ввести в транс. Что уж говорить о простом факире.

— Так вы воевали… — задумчиво сказал Альгимантас. — Вот оно что. Вероятно, в каком-нибудь спецподразделении?

— Вероятно, — кивнул Филя.

— Ну, в таком случае, мне действительно не стоит переживать. Кстати, спасибо, что поддержали иллюзию. Вы скверный актер, но понимали меня с полуслова. Я каждую секунду боялся разоблачения.

— Не стоит благодарности, — доброжелательно ответил Филя. — А вам спасибо за то, что сделали из меня звезду. Пусть даже оперную.

Тут Турецкий, до сих пор сидевший молча, деловито заметил:

— Господа, если вы закончили обмен любезностями, может, приступим к делу?

— Да, действительно, — нахмурил черные брови Альгимантас. — Вы же пришли сюда по делу. Могу я узнать по какому?

— Винцас… — начал Турецкий. — Простите, как ваше отчество?

— Артурович.

— Винцас Артурович, мы пришли к вам с просьбой. Мы сейчас готовимся провести одну важную операцию, и нам бы очень пригодились ваши способности. Когда я говорю «нам», я имею в виду Генеральную прокуратуру и детективное агентство «Глория». Мы проводим эту операцию совместно. Так как, вы согласитесь нам помочь?

— Гм… — Факир почесал щеку. — Неожиданное предложение. А могу я узнать, что это за операция? Или это тайна?

— Нам надо провезти в Россию одного… матерого преступника.

— Но ведь, насколько я знаю, для таких вещей существует Интерпол? — усомнился факир.

— У нас нет времени оформлять запрос официальным путем. Бумажная волокита будет стоит жизни многим людям. Мы не можем этого допустить.

— Гм… — вновь сказал Альгимантас. — А могу я взглянуть на…

Факир не успел договорить, а Турецкий уже протягивал ему удостоверение. Альгимантас взял удостоверение, глянул на него и вернул Турецкому.

— Действительно, все так, — сказал он. — А из какой страны нужно ввезти этого… «матерого преступника»?

— Из вашей исторической родины, — сказал Турецкий. — Из Литвы.

— Вот как? — Факир усмехнулся и задумчиво пожевал нижнюю губу.

— Вы знаете литовский язык? — спросил его Турецкий.

Альгимантас кивнул:

— Да, конечно. Я уехал их Литвы, когда мне было двадцать лет, поэтому… — Он нахмурился и посмотрел на Турецкого из-под насупленных бровей. — Так, значит, операция эта нелегальная?

— Скажем так, она — полулегальная. У нас имеется санкция Генпрокуратуры, имеется соглашение с генеральным комиссаром Литвы. Но, как вы понимаете, все это на устном уровне.

Выражение некоторого удивления все еще не сходило с напудренного лица факира.

— Но послушайте, — сказал он, когда Турецкий сделал паузу, чтобы закурить, — я ведь гипнотизер, а не милиционер. Не знаю, справлюсь ли я. И вообще…

— Кстати, мы наводили о вас справки, — вмешался в разговор Филя. — Вы ведь раньше работали врачом-психиатром, так?

— Ну да, — рассеянно кивнул Альгимантас. — И что с того?

— А врач должен что?

— Что? — не понял факир.

Филя поднял палец и назидательно сказал:

— Он должен помогать людям, вот что. Тем более что вы давали клятву Гиппократа.

— Гм… — Альгимантас дернул плечом. — В конце концов, это наверняка опасно.

— Опасности практически никакой, — сказал Филя. — Но если вы нам поможете, родина вас не забудет.

Альгимантас посмотрел на Агеева и мрачно улыбнулся:

— Орден мне, что ли, дадите? Надеюсь, не посмертно?

— Насчет второго — гарантирую, что вы вернетесь живым и здоровым. А насчет первого… — Филя достал из сумки толстый конверт из грубой, коричневой бумаги и аккуратно положил его на стол. — Здесь тысяча долларов. Я не знаю, сколько вы зарабатываете за одно выступление, но думаю, что это не такие уж плохие деньги. Вас не будет в Москве всего дня три.

Альгимантас помолчал.

— Да, но тут есть еще одна проблема, — сказал он.

— Какая? — спросил Турецкий.

— Человек, которого вам нужно привезти, не какая-нибудь простая сошка. Наверняка он занимает высокую ступень в бандитской иерархии.

— Верно, — кивнул Турецкий.

— А раз так, значит, он человек с сильной волей. Вы видели, что было с Филиппом. Он не захотел подчиняться мои приказам, и я ничего не смог с этим поделать.

— Тут вы не правы, — сказал Филя. — Был момент, когда я «поплыл».

— Да, но вы тут же взяли себя в руки, — напомнил Альгимантас.

Филя поскреб в затылке.

— Значит, проблема в том, что вы не сможете подавить его волю?

— Именно.

— Ну хорошо, — кивнул Филя. — А что, если мы вам слегка поможем?

— То есть? — не понял факир.

Филя улыбнулся:

— Винцас Артурович, возможно, вы не в курсе, но спецслужбы многих стран давно уже применяют препараты, подавляющие волю человека и делающие его податливым и мягким, как пластилин. Что, если мы — перед тем как вы начнете действовать — сделаем ему легкую инъекцию?

— Гм… — рассеянно проговорил Альгимантас. — Я не знаю… В принципе это, наверно, возможно.

— Ну а раз возможно, значит, получится, — резюмировал Филя. — Собирайте вещи, Винцас Альгимантас. Завтра улетаем.

4

Денис Грязнов, Сева Голованов, Филя Агеев и факир Альгимантас уже были в аэропорту, когда Турецкому на сотовый телефон позвонил генеральный комиссар литовской полиции Аурэлиос Климас.

— Александр Борисович, — обратился он к «важняку» своим интеллигентским баритончиком, — я звоню вам, чтобы подтвердить свои обещания. Я отдал все необходимые распоряжения.

— Огромное вам спасибо.

— Я готов оказывать вам оперативное содействие, и мои люди уже нашли Отарова. Он, кстати, сейчас в Вильнюсе. Живет в съемной квартире.

— Вы можете держать его в поле зрения до приезда ребят?

— Безусловно. Но учтите, что я действую на свой страх и риск. — Климас выдержал паузу. — А что, ваши ребята и правда такие профессионалы, как вы говорите?

— Они даже еще лучше, — сказал Турецкий.

— Гм… Литовская полиция не будет им препятствовать. Но они не должны нарушать закон.

— Не нарушат, — вновь заверил коллегу Александр Борисович. И добавил: — Насколько это будет возможно, конечно.

— По крайней мере, никто не должен об этом знать, — смягчился комиссар. — И не забывайте, они не должны применять огнестрельного оружия. Помогая вам, я рискую… как это у вас говорится… собственной задницей, да?

— Именно, — улыбнулся Турецкий.

— Хотите, чтобы их встретили в аэропорту?

— Не стоит. Они созвонятся с вами, как только прилетят. Просто дайте им информацию и забудьте об их существовании. Хотя бы дня на три.

— О’кей. Я сделаю, как вы просите. До свидания.

Комиссар дал отбой.

Все пришлось начинать сначала. Отаров от людей Климаса ушел. Испарился, словно и не было его никогда. Сыщики из агентства «Глория» два дня потратили на поиски, однако их было слишком мало, и на след напасть не удалось. Пока Денис Грязнов и Сева Голованов прорабатывали каунасские связи Отарова (Денис был уверен, что он «всплывет на поверхность где-нибудь поблизости от своих дружков»), Филя работал в Вильнюсе.

Сыщики рассудили, что Отарову не имело смысла глубоко залегать на дно. В Литве ему практически ничего не угрожало. К тому же Отаров был человек наглый и рисковый. Он в любой момент мог засветиться где-нибудь в публичном месте ради простого бандитского куража.

Была и еще одна зацепка. Очень прочная. Насколько прочная эта зацепка, Филя понял тотчас же, как только увидел Ее.

Красивей женщины Филя, пожалуй, еще не встречал. Причем фотографии и кадры архивных телесъемок не передавали и половины ее обаяния. Несколькими штрихами она умела замаскировать свое божественное лицо (Филя так и подумал, когда увидел его в первый раз живьем — «божественное») маской просто красивой женщины, обремененной государственными заботами и делами.

От такой женщины невозможно уйти, подумал Филя. И как только это подумал, он понял, что если в мире и есть что-то, за что Отаров держится так же прочно, как за свою жизнь, так это она — Регина Смайлите.

Бежевый, старенький «форд» Фили, взятый напрокат, уже сутки стоял во дворе дома, в котором жила Регина. В течение этих суток Регина ни разу не выходила из дома. Зато к ней приходили многие. Филя прикрепил к двери квартиры специальный датчик, который срабатывал каждый раз, когда дверь открывалась (замаскировать его помог «допотопный» почтовый ящик, тот самый, который так удивил Турецкого в его первое посещение Регины).

Стоило двери открыться, как в машине Фили раздавался тихий мелодичный перезвон, дававший старт к «разворачиванию» программы на экране ноутбука. Тут же автоматически включалась функция записи. Благодаря этим «чудесам современной техники», которыми снабдил Филю бородатый, угрюмый компьютерщик Макс, Филя мог слышать реплики, которыми обменивалась Регина со своими гостями у порога.

Реплик, впрочем, было немного. Два раза к ней приезжали курьеры с деловыми бумагами. Один раз явился какой-то важный чин в черном «мерседесе» с правительственной меткой, причем шофер остался ждать своего босса в машине. Важный чин просидел у Регины всего полчаса, после чего покинул ее в весьма бодром расположении духа (это было видно по его довольной, замаслившейся физиономии).

С наступлением темноты возле подъезда Регины остановился серый «опель», из него выбрался невысокий и щуплый на вид мужчина. Регина, по всей вероятности, удивилась его приходу, поскольку сказала буквально следующее:

— Эл? Какого черта тебе здесь нужно?

— Я по делу, — негромко ответил тот, кого она называла «Эл».

— У меня с тобой нет никаких дел. — Голос Регины был жестким и недовольным.

— Босс попросил меня проверить обстановку, — сказал Эл.

— Чушь какая, — фыркнула Регина. И затем насмешливо спросила: — Ну и как? Проверил?

— Да.

— До свидания!

И Регина захлопнула дверь перед носом у щуплого мужчины.

Через пару минут он вышел из подъезда, сел в свой «форд» и укатил со двора.

— Босс… — задумчиво пробормотал Филя. — Что еще за босс? Уж не наша ли птичка собралась прилететь сюда ночью?

Он достал телефон и набрал номер Дениса Грязнова.

5

Как случилось, что Филя уснул, он и сам бы не мог сказать. Вероятно, всему виной была предыдущая бессонная ночь, хотя Филе и раньше случалось не спать по двое суток, и это почти никак не сказывалось на его внимании и реакции. Но на этот раз слежка его измотала. Да и уснул-то он как-то резко, сразу, без долгой мучительной борьбы с дремой. Словно в омут провалился.

Проснулся Филя от негромкого стука в стекло автомобиля. Вздрогнув, он поднял голову и увидел перед собой Ее. Она стояла, зябко кутаясь в длинное черное пальто с поднятым воротом, и внимательно, чуть прищурившись, смотрела на Филю.

Мысленно ругая себя самыми последними словами, он опустил стекло.

— Здравствуйте, — сказала Регина. И улыбнулась. — Вы ведь русский, да?

— А что? — ответил Филя, чтобы хоть что-то ответить.

Регина протянула руку. В тонких, бледных пальцах был зажат маленький металлический термос со сферической крышкой.

— Это вам, — просто сказала Регина. — Здесь кофе. Я не знала, какой вы любите, поэтому сделала такой, какой люблю я — с сахаром и коньяком.

Филя ошарашенно уставился на термос и захлопал глазами.

— Зачем это? — спросил он.

— Как зачем? — насмешливо подняла брови Регина. — А зачем люди вообще пьют кофе? Вы выглядите страшно усталым. Вам нужно немного взбодриться.

Филя нахмурился. Перехватив его раздраженный взгляд, Регина мягко проворковала:

— Я просто поставила себя на ваше место. Сидеть в машине почти сутки — это тяжелое испытание. Если хотите, можете подняться ко мне и попить кофе по-человечески. А заодно и перекусите что-нибудь. Чем вы тут вообще питаетесь? — Она заглянула в салон, увидела валяющиеся на сиденье обертки от шоколадных батончиков и кивнула: — Так я и знала. Мужчины — ужасно непрактичный народ. Ну так как? Подниметесь ко мне? Раз уж я вас все равно обнаружила.

Филя промолчал.

— К чему притворяться? — спросил Регина. — Я нашла датчик у себя за почтовым ящиком. А у вас в машине я вижу не только фантики от шоколадок, но и аппаратуру для слежения. Ну так как? Подниметесь или нет? Не бойтесь, я никому не скажу, что вы были у меня в гостях. Кроме того, следить за мной можно не только снаружи, но и в самой квартире. Ведь так?

Филя вздохнул и кивнул:

— Ладно. В конце концов, не каждый же день меня приглашает в гости такая красивая женщина.

— Вот именно.

Спустя семь минут Филя сидел на мягком диванчике в гостиной у Регины и пил кофе с мягкими сдобными булочками. Регина смотрела на него с мягкой и грустной полуулыбкой, как мать смотрит на гуляку-сына, забегающего домой, только чтобы перекусить.

— Иван, — (в целях конспирации Филя представился ей Иваном), — Иван, вы ведь не из полиции, да?

— Это потому что я русский? — осведомился Филя.

— Скорей, потому, что согласились зайти ко мне в гости, — ответила Регина. — Если б вы были полицейским, вас бы за это по головке не погладили. А поскольку вы здесь, значит, вы — вне системы. А значит, вы… — Она внимательно посмотрела на Филю. — Вы частный сыщик, правильно?

Филя чуть не поперхнулся кофе.

Эта женщина была не только красива и наблюдательна, но и дьявольски проницательна. Самое опасное сочетание качеств, какое только существует в природе.

— Вижу, я угадала, — сказала Регина. — Иван, если, конечно, вас зовут Иван… можно узнать, почему вы следите за мной?

— Меня приставили охранять ваш покой, — грубо соврал Филя.

— Мой покой? — Регина неопределенно улыбнулась. — И кто же это заботится о моем покое?

— Этого я вам сказать не могу, — твердо ответил Филя.

— Да ладно вам, — небрежно отозвалась Регина. — Я ведь все рано узнаю. Не сегодня, так завтра. Кстати, если вы мне скажете, на какую службу работаете, я обещаю никому не говорить о том, что вы были у меня в гостях. Ну так что? Заключим соглашение?

Она одарила Филю таким взглядом и такой улыбкой, что у него защемило сердце. Филя как загипнотизированный смотрел в ее синие и бездонные глаза, чувствуя, как тонет в этих глазах. Потом он вздохнул и махнул рукой:

— Ладно, скажу. Меня нанял московский следователь Турецкий. Он считает, что вы связаны с русской и литовской мафиями и хочет собрать доказательства.

Регина тонко усмехнулась.

— Как глупо, — сказала она. — И как обманчива бывает внешность. С виду он не похож на дурака. Неужели он и впрямь думал, что я вас не замечу? Да и какие доказательства вы можете собрать? То, что я веду деловые переговоры с бизнесменами, в том числе и с теми из них, кто подозревается в отношениях с мафией, ни для кого не тайна. Я вынуждена с ними встречаться. Даже ваш президент время от времени встречается с олигархами и жмет им руки. А ведь российский народ считает, что все олигархи — воры и убийцы. Так что с того?

— Этого я не знаю, — ответил Филя, не сводя зачарованных глаз с лица Регины. — Мне дали задание, и я его выполняю.

Лицо Регины стало задумчивым.

— И давно вы за мной наблюдаете? — с какой-то рассеянной грустью спросила она.

Филя нахмурился:

— Вы же знаете… Уже больше суток.

— Бедный мальчик. — Регина протянула руку и провела теплой, благоухающей ладонью по Филиной щеке. — Бедный мальчик, — повторила она. — Какая трудная у вас работа. Когда вас сменят?

— Не знаю, — искренне ответил Филя. — Надеюсь, что завтра утром.

— Я… — начала было Регина, но тут в прихожей зазвонил телефон. — Извините, — сказал Регина, поднялась и вышла из гостиной.

Филя подождал, пока она возьмет трубку, затем быстро поднялся и подошел к барному шкафчику.

Когда Регина вернулась, он снова как ни в чем не бывало сидел на диване и допивал свой кофе.

— Простите, что оставила вас в одиночестве, — сказала Регина.

Филя пожал плечами.

— Ничего страшного. — Он поставил пустую чашку на блюдце и посмотрел на Регину. — Мне пора.

— Продолжать слежку? — с легкой усмешкой спросила Регина.

Филя засмеялся:

— Да нет, какая уж теперь слежка! Вы ведь меня разоблачили. Поеду домой, отсыпаться. Только, ради бога, никому не говорите, что я был у вас. Иначе меня уволят.

— Мы ведь договорились, — с улыбкой напомнила Регина. — Не в моих правилах нарушать соглашение.

В прихожей Регина вдруг поцеловала Филю в щеку и затем, достав платок, вытерла с его щеки помаду. Сыщик слегка покраснел, что заставило Регину улыбнуться. Улыбка ее была теплой и по-матерински невинной — такой же невинной, как и сам поцелуй.

— Вы мне понравились, — мягко сказала Регина. — Если будете следить за мной следующей ночью — заходите в гости. Я напою вас кофе и приготовлю для вас что-нибудь вкусное.

— Обязательно, — скрывая смущение, пробормотал Филя.

— Кстати, сколько Турецкий вам заплатил за то, чтобы вы следили за мной?

— Это коммерческая тайна, — твердо ответил Филя.

Регина посмотрела на его важное лицо и рассмеялась.

— Я спрашиваю это не затем, чтобы вас перекупить, — со смехом сказала она. — Просто, когда закончите это дело, позвоните мне. Возможно, я найду для вас работу. Обещаете?

— Обещаю, — кивнул Филя.

— Ну, до свидания. И да поможет вам Бог.

Регина открыла дверь, и Филя с большой неохотой покинул ее квартиру.

6

Отаров приехал в четыре часа утра. Он устало опустился на мягкий диван и забросил ноги на приземистый пуфик. И тут Регина его огорошила:

— Ты знаешь, этот кретин Турецкий установил за моей квартирой наблюдение.

— Турецкий? — насторожился Отаров. — Но ведь он улетел из Литвы.

Регина не сдержалась и прыснула от смеха.

— Представляешь, — весело сказала она, — он нанял частных детективов, чтобы они собирали материал о моих связях с мафией.

— Вот как? — Отаров засмеялся. — Ну разве не гений! Если все московские следователи такие идиоты, я могу спокойно вернуться в Москву. Кстати, откуда ты об этом узнала?

— Частный детектив целые сутки торчал под моим окном. Выходил из машины, только чтобы добежать до ближайшего туалета. Да еще — купить себе кока-колы и шоколадных батончиков!

Отаров хлопнул себя ладонью по колену и снова рассмеялся.

— Ох и Турецкий! Ох и голова! Он и помощников нашел себе под стать! Этот шпик до сих пор во дворе?

Регина, все еще улыбаясь, покачала головой:

— Нет. Я накормила его булочками и отправила домой, спать. Он, в общем, славный парень. Ну а то, что плохой детектив, так не всем же быть профессионалами.

Отаров пристально посмотрел на Регину. Его холодные глаза при этом ничего не выражали.

— Сердобольная ты, — сказал он без всякой интонации. — Хотя вся твоя сердобольность от хитрости. Значит, ты затащила парня домой. Ну и что еще он тебе рассказал?

— Больше ничего, — спокойно ответила Регина. — Он и сам ничего не знает. Простой шпик, «шестерка». Они повесили датчик у меня на двери, под почтовым ящиком, но я его сразу же нашла.

— Датчик? — удивился Отаров. — Как же тебе удалось?

— Ящик плохо прибит, — объяснила Регина. — И когда я открываю дверь, он легонько стукается об доски. А вчера утром стук изменился. Стал глуше. Я сразу поняла, что там что-то есть, в зазоре между ящиком и дверью. Я проверила и нашла маленький чип. Примерно такой, как ты мне давал. Помнишь, в прошлом году? Ну тот, который я оставила в кабинете у…

— Достаточно, — сказал Отаров. — Я помню. Значит, чип… — Он ненадолго задумался, затем попросил: — Расскажи-ка мне, золотце, обо всем этом поподробней. Как ты с ним познакомилась, о чем вы говорили?

Регина во всех подробностях рассказала Отарову о своем знакомстве с «Иваном». Отаров слушал внимательно. Несколько раз за время рассказа его губы раздвигались в самодовольную ухмылку.

— Что ж, — сказал он, когда она закончила рассказ, — в тупость Турецкого трудно поверить, но ведь и на старуху бывает проруха. — Отаров глянул на длинные, стройные ноги Регины. — Значит, сейчас этот твой Иван за нами не наблюдает?

— Машины его нет. Да хоть бы и наблюдал, что с того?

— В самом деле, — кивнул Отаров. — Тогда давай больше не будем об этом говорить. Лучше накапай мне полтинничек моего любимого. У тебя есть?

— Всегда, — улыбнулась Регина.

Она гибко, как кошка, поднялась с дивана и пошла к барному шкафчику. И уже через пять минут на журнальном столике красовались бутылка «Камю», блюдце с тонко нарезанным лимоном, маслины и широкий бокал.

— А ты? — поднял брови Отаров.

— Ты ведь знаешь, я не пью коньяк.

— А как насчет шампанского? Я поставил в холодильник две бутылки.

Регина покачала головой:

— Нет, что-то не хочется. Голова побаливает. Наверно, из-за погоды.

— Ну как знаешь. Тогда я выпью за тебя. — Отаров налил себе в бокал коньяку и провозгласил: — Твое здоровье!

Сделав большой глоток, Отаров посмотрел на Регину, хлопнул ладонью по коленке и сказал:

— Иди сюда.

Регина послушно встала с кресла, грациозно уселась Отарову на колени и обняла его гибкими, тонкими руками за багровую шею.

— Ты моя прелесть, — улыбнулся он и потерся об ее шелковистую щеку. Затем залпом допил коньяк до дна, поставил бокал и сильным движением прижал Регину к себе. — Ты даже не представляешь, как много ты для меня значишь, — с необычной нежностью в голосе произнес Отаров. — А ты? Я что-нибудь значу для тебя?

— Конечно, — проворковала Регина, целуя Отарова в мясистые губы. — Ты — мой единственный мужчина. Ты ведь об этом знаешь.

Отаров расплылся в улыбке, но тут ему на ум пришло что-то нехорошее, и глубокая поперечная морщина прорезалась на его широком лбу. Отаров прищурился:

— А как насчет этого следователя? — спросил он неприятным, подозрительным голосом. — Ему ты говорила то же самое?

Но Регина не рассердилась. Вместо этого она соблазнительно улыбнулась, расстегнула верхние пуговицы на рубашке Отарова, запустила под ткань руку и стала нежно поглаживать его по волосатой груди.

— Даже когда ты несешь полную чушь, — хрипло сказала она, — ты мне все равно нравишься.

В горле у Отарова заклокотало.

— Ты самая соблазнительная баба на земле, — грубо сказал он, запуская правую руку ей под юбку и поглаживая бедро. — И когда-нибудь это тебя погубит.

— Я знаю, — ответила Регина чувственным полушепотом. — Но лучше пусть меня зарежут, чем я умру от старости или болезни. Я сама выбрала эту судьбу.

— Детка, такими разговорами ты накличешь на себя беду, — строго сказал ей Отаров. — И вообще, ты слишком часто говоришь о судьбе. Как сказали бы мои русские партнеры по бизнесу, все это «гнилой базар» и «нездоровая канитель». А судьбы никакой нет. — Отаров сжал левую руку в кулак и тряхнул им в воздухе. — Вот она — судьба! Кто сильнее, тот и судьба. И не только для себя, но и для окружающих. Мы с тобой — сильные, значит, мы сами себе судьба.

— Мне бы твою уверенность, — улыбнулась Регина. — Но я всего лишь женщина. Какой бы коварной и холодной меня ни считали.

— Именно это мне в тебе и нравится, — сказал Отаров, поглаживая бедро Регины. — Вот эта смесь свирепости и слабости. Никогда не знаешь, что ты сделаешь в следующий момент — поцелуешь или укусишь, заплачешь или зарычишь. Это меня заводит. Слушай, а может, я извращенец?

Регина улыбнулась:

— Не без этого.

— И тебе не страшно иметь дело с извращенцем?

— Нисколько. Даже наоборот.

Рука Отарова скользнула выше под юбкой у Регины. Регина прикрыла глаза и закусила губу. Отаров усмехнулся, он хотел поцеловать ее, но тут вдруг лицо его исказилось, словно сведенное судорогой, и он схватился рукой за живот.

Регина недоуменно посмотрела на любовника:

— Что случилось?

— Ч-черт, — простонал Отаров. — Что за… Слезь! — вдруг рявкнул он.

Регина соскочила с его колен. Отаров переместил руку ближе к правому боку и согнулся пополам.

— Да что случилось? — недоумевала Регина. — Что с тобой?

— Болит… — прохрипел Отаров. — Здесь… справа.

— Справа? — Регина присела рядом с Отаровым на корточки и тревожно заглянула ему в лицо. — Ты сказал, что болит справа?

Отаров побледнел, на его широком лбу крупными каплями выступил пот.

— Да, черт возьми, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Регина нахмурилась.

— Это аппендицит, — сказала она. И добавила мягко, с сочувствием в голосе: — Успокойся. Я вызову «скорую».

— Быстрей… — проскрипел Отаров. — Если не хочешь, чтоб я сдох у тебя в квартире.

Регина кинулась к телефонному аппарату. Пока она вызывала «неотложку», Отаров сидел на диване скрючившись и, морщась от боли, таращился на свои туфли.

Регина вернулась, села на диван, обняла Отарова и сказала:

— «Скорая» уже выехала. Потерпи еще немного. Они сказали, что, скорей всего, у тебя лопнул аппендикс.

— Вовремя… — судорожно усмехнулся Отаров. Затем дернул плечом и грубо сказал: — Не дави на шею… тяжело дышать.

Регина поспешно убрала руку с его шеи.

7

«Скорая» приехала через пятнадцать минут. От трех рослых мужчин в белых халатах, которые стояли на пороге, веяло силой, надежностью и решительностью. Один из них — самый высокий, чернобровый и, по всей вероятности, самый главный — вошел в квартиру первым. Двое других (один из них нес сложенные брезентовые носилки) зашли следом. Бровастый от порога обратился к Регине по-литовски:

— Где больной?

— В гостиной, — ответила Регина. — Доктор, ему очень, очень плохо.

Волосы Регины растрепались. Щеки покрыл легкий румянец. На какое-то мгновение доктор замер, уставившись на Регину и, видимо, пораженный ее красотой.

— Что же вы стоите? — резко спросила его Регина.

Доктор качнул головой, словно очнулся от чар, сосредоточенно кивнул и решительно прошел в гостиную. Двое помощников двинулись за ним.

Юрий Георгиевич Отаров лежал на диване в позе эмбриона, подогнув короткие, пухлые ноги и обхватив живот руками. Он был бледен и дышал хрипло и одышливо, как загнанная лошадь. Врача он встретил неприязненным и даже сердитым взглядом.

— А, убийцы в белых халатах… — хрипло сказал он и попробовал усмехнуться. — Долго же вы добирались… Я чуть не помер.

— Помолчите, — сказал врач. — Вам нельзя говорить.

Регина встала у ног Отарова, прижала руки к груди. Ее широко раскрытые глаза блестели сухим, болезненным блеском.

Врач сел на край дивана, протянул руку к глазу Отарова и оттянул пальцем нижнее веко. Внимательно посмотрел, затем спросил:

— Боль справа?

— Да, — выдохнул Отаров.

Доктор повернулся к Регине и сказал:

— Нужна срочная госпитализация. Мы его забираем. — Он вновь повернулся к Отарову и спросил: — У вас есть паспорт?

Тот побледнел еще сильней и посмотрел на врача непонимающим взглядом.

— Паспорт? — спросила за него Регина.

Врач перевел на нее внимательный взгляд.

— Да, паспорт, — спокойно сказал он. — Он ведь русский. Мне нужны его данные.

Отаров тихо застонал. Регина метнула на врача гневный взгляд.

— Зачем вам его паспорт? — сказала она, повысив голос. — Вы что, не видите, как ему плохо?

— Именно поэтому мне и нужен его паспорт, — невозмутимо отозвался врач. — Поймите, не я устанавливал эти правила. Но я должен их соблюдать.

Отаров снова застонал, на этот раз гораздо сильнее и громче, чем прежде.

— Господи! — всплеснула руками Регина. — Да везите же его скорей! Он же умрет!

Помощники в белых халатах выжидательно смотрели на своего патрона. Чернобровый врач несколько секунд молчал — похоже, он колебался, — но затем решительно качнул головой:

— Нет. Без паспорта я его не возьму.

— Это безобразие! — закричала на него Регина. — Я добьюсь, чтобы вас уволили с работы! Слышите?

— Слышу, — сказал врач. — Но без паспорта я его не возьму. Мне не нужны лишние проблемы.

Отаров раскрыл глаза, с ненавистью посмотрел на Регину и глухо прорычал:

— Дай ему паспорт… — Сжал зубы и добавил: — В сумке… в моей сумке…

Регина вдруг прищурилась и посмотрела на врача холодным подозрительным взглядом.

— А вы из какой больницы? Куда вы его повезете?

— Туда же, куда и всех, — спокойно ответил врач. И неожиданно добавил: — Но если вы будете и дальше тянуть время, мы его можем не довезти.

— Кто установил такие правила? — жестко спросила Регина. — И почему я должна…

— Дай ему паспорт! — рявкнул Отаров и тут же громко охнул от нового приступа боли. — Господи… сейчас я сдохну…

Подозрительность на лице Регины сменилась страхом. Она быстро нагнулась и подняла с пола кейс Отарова.

— Не волнуйтесь, — успокаивал ее тем временем врач. — Все будет хорошо. У нас в клинике опытные врачи.

— Чертовы перестраховщики! — тихо выругалась Регина, достала из сумки паспорт в мягком замшевом чехле и протянула его врачу. — Вот, возьмите! Теперь все в порядке?

Врач взял паспорт, раскрыл его, бегло просмотрел и положил в карман халата. Затем он сделал знак двум другим медикам, те кивнули и развернули на полу носилки. Отаров был полным и тяжелым человеком, однако мужчины легко, но в то же время мягко переложили его на носилки.

— Подождите… — просипел Отаров. — Мне нужно… позвонить.

— Позвоните из больницы, — строго сказал ему чернобровый. — Мы не можем больше медлить. — Он сделал помощникам знак рукой, те подняли носилки и направились к двери.

Регина забежала вперед, чтобы открыть медикам дверь.

— Черт возьми, дайте мне телефон… — простонал Юрий Георгиевич.

Но его уже никто не слушал.

Когда Отарова вынесли в подъезд, Регина набросила на плечи пальто и пошла за медиками. Однако чернобровый врач обернулся и, сурово сдвинув брови, сказал:

— В машине для вас нет места. Вы будете мешать.

— Да, но я…

— Вы ведь не хотите его погубить? — сказал врач.

— Н-нет.

Регина нерешительно остановилась, впившись пальцами в перила. Врач кивнул, повернулся и стал быстро спускаться по ступенькам, чтобы нагнать своих коллег.

— Я провожу его до машины! — сказала Регина и пошла за врачом.

В «скорую» Отарова загружали аккуратно, со знанием дела, но все равно он стонал при каждом движении молчаливых санитаров. Наконец погрузка была закончена. Врач повернулся к Регине и сказал:

— Все будет хорошо. — Он вынул из кармана халата картонный прямоугольничек и протянул его Регине. — Вот моя визитка — позвоните через два часа.

Регина взяла визитку. Чернобровый врач повернулся, запрыгнул в машину и захлопнул за собой дверцу. Когда машина тронулась, Регина пристально посмотрела на ее подсвеченный лампочками номер, затем на секунду закрыла глаза и повторила номер про себя. Потом она еще раз, еще внимательней пробежала взглядом по визитке.

— Винцас Артурович Альгимантас, — задумчиво проговорила она.

Во всем произошедшем было что-то странное. Регина не столько понимала это разумом, сколько чувствовала душой. И этот внезапный приступ аппендицита, и требование отдать паспорт, и молчаливые санитары с непроницаемыми лицами.

Да и на медиков, в отличие от чернобрового врача, они были похожи не очень. Один, рыжий, зеленоглазый, все время пялился на Регину, причем таким взглядом, словно увидел наконец-то перед собой ответ на загадку, загаданную давным-давно, да так до сих пор и не разгаданную. Н-да, странный парень. Второй был ничуть не лучше: с мускулистой шеей, сильными руками — накачанные бицепсы проступали даже через ткань рукавов — и с выправкой отставного военного. Когда они несли Отарова на носилках, Регине невольно вспомнились кадры из американских фильмов про Вьетнам. Там такие же бравые ребята забрасывали в вертолет носилки с ранеными бойцами.

Санитары? Медбратья? Гм… Хотя кто их знает, возможно, такими они и должны быть.

А этот врач! Черные брови на бледном лице и пристальный, змеиный взгляд делали его похожим на вампира или оборотня. Даже Регине — а она никогда не отличалась трусостью или мнительностью — от его взгляда делалось неуютно. Он смотрел так, будто гипнотизировал. Брр!

Регина передернула плечами.

Все эти странности во внешности и поведении медиков Регина осознала только сейчас. Тогда она была слишком взволнованна, чтобы фиксировать и анализировать такие детали. А теперь… Надо бы позвонить в больницу и все разузнать об этом Альгимантасе.

Регина машинальным движением стала нащупывать на боку сумочку, чтобы достать телефон, но сумочка осталась в квартире. Регина досадливо поморщилась.

Между тем с неба стал падать мелкий, колючий снежок. Подул пронизывающий ветер, и Регине стало нестерпимо холодно. Пальто было лишь наброшено на плечи, и шея, ее нежная шея, была открыта ледяному дыханию зимы.

Регина повернулась и, кутаясь в пальто, быстро пошла к подъезду.

8

Юрий Георгиевич Отаров лежал на упругих брезентовых носилках и теперь уже в открытую, не стесняясь медиков, стонал. Стоны его усиливались, когда машину подбрасывало на ухабах.

В руках доктора Альгимантаса появились шприц и ампула с каким-то лекарством. Отаров испуганно посмотрел на шприц и спросил по-русски:

— Что это? Зачем?

— Это антибиотик, — объяснил Альгимантас тоже на русском языке (говорил он практически без акцента). — Чтобы не было заражения.

Отаров кивнул и расслабился. Одни из помощников врача помог ему снять пиджак и задрал рукав рубашки. Врач быстро перетянул руку больного жгутом, затем мазнул по руке ваткой, смоченной в спирте, и, сосредоточившись, аккуратно ввел иглу в вену.

Отаров поморщился. Пару минут назад он вдруг стал замечать — с радостью и удивлением, — что режущая боль в животе уходит. А вместе с болью уходил и страх за собственную жизнь. Спустя еще минуту боль ушла настолько, что Отаров мог не только свободно дышать, но и говорить без напряжения и усилий.

— Доктор, — обратился он к чернобровому, — живот уже почти не болит. Вы уверены, что это был антибиотик, а не обезболивающее?

Альгимантас слегка усмехнулся.

— Это был специальный состав, — сказал он. — Он не только спас вас от заражения, но и снял болевые ощущения. Теперь вам ничто не угрожает.

Отаров удовлетворенно кивнул. Ему вдруг стало легко и хорошо на душе. Тело стало каким-то воздушным, почти невесомым. А из головы улетучились все проблемы, которые терзали его последние полтора месяца.

Он вспомнил склоненное над ним лицо Регины, ее светлые, шелковистые волосы, которые упали ему на щеки, декольте ее платья, открывшее взору (в тот момент, когда она наклонилась) совершенные, нежные формы, таящие в себе все радости, доступные смертному мужчине. Отаров тихо засмеялся.

Доктор Альгимантас посмотрел на своих помощников.

— Вроде подействовало? — сказал он.

Один из помощников, тот, что был помощнее, кивнул и ответил несколько презрительно:

— Да, я уже видел такую глупую улыбку. Не хватает только слюней.

Разговор про слюни, несмотря на всю необычность, показался Отарову забавным, и он улыбнулся еще шире.

— Улыбается, — добавил он же. — Прямо как дитя.

«А ведь и этот тоже говорит по-русски без акцента», — подумал Отаров. Однако эта мысль не вызвала в его осчастливленной уколом душе никакой тревоги.

Постепенно щенячья радость сменялась в его душе тихим, спокойным умиротворением.

И тут он увидел у себя перед глазами темные, мерцающие глаза Альгимантаса.

— Юрий Георгиевич, как вы себя чувствуете? — спросил его доктор ровным, уверенным голосом, которому хотелось доверять.

— Нормально, — ответил Отаров, удивляясь своему собственному голосу, потому что он, этот голос, звучал так, словно доносился откуда-то извне. Словно его прокручивали на магнитофоне.

— Как ваш живот? Боль уже ушла?

— Да, — ответил Отаров. — Боли больше нет. — Он сделал паузу и спросил: — Вы будете делать мне операцию?

Альгимантас покосился на рыжего помощника, тот ответил ему спокойным взглядом.

— Да, — сказал Альгимантас. — Операция будет. Но это не должно вас волновать.

— Почему? — спросил Отаров.

Вместо ответа доктор сказал:

— Не думайте ни о чем. Доверьтесь мне. Я все решу за вас.

И Отаров понял, что все это правда. Этот сильный человек все сделает правильно. Отныне не нужно больше ни о чем думать, не нужно тревожиться и ломать себе голову над решением проблем. Надо просто довериться этому человеку в белом халате, и он найдет верное решение для любой проблемы.

Доктор поднял блестящую чашечку фонендоскопа и сказал:

— Смотрите на этот предмет. Вы спокойны. Ваше тело расслаблено. Все заботы уходят прочь. Вы слышите только мой голос. Вы чувствуете себя прекрасно. Вокруг вас друзья, вам нечего скрывать…

Голос врача — твердый, уверенный — обволакивал сознание Юрия Георгиевича. «Нечего скрывать…» — отозвалось у него в мозгу. Где-то в глубине сонного сознания возникла тревога, подобно маленькому колокольчику, звенящему в огромной, аморфной тьме. Не нужно скрывать? Что скрывать? От кого скрывать? Почему он это говорит?

На какое-то мгновение Отарову стало неприятно, что этот голос вторгается в его мозг, заставляет его поступать так, как он, голос, хочет, а не так, как хочет сам Отаров. Он слегка тряхнул головой и попробовал сосредоточиться.

Но сосредоточиться было сложно, какая-то внешняя сила, вторгшись в организм Отарова, подавляла все его попытки на корню. А между тем бархатистый голос врача продолжал убаюкивать.

— Вам незачем сопротивляться, — звучал он в голове у Юрия Георгиевича, подобно шуму прибоя, равномерными, мощными накатами. — Я — ваш друг. Вам совершенно комфортно. Ваше тело и сознание расслаблены. Вы слышите мой голос. Только мой голос…

Отаров сделал последнее усилие и даже слегка прикусил себе губу, но боли, на которую он рассчитывал, не было. Тело потеряло чувствительность, оно больше не подчинялось Юрию Георгиевичу. Оно подчинялось этому ровному и могучему, как шум прибоя, голосу, звучащему в мозгу у Отарова.

Постепенно тревожный звоночек утих. Юрий Георгиевич окончательно расслабился и с открытой душой принял счастье и покой, которые обещал ему бархатистый голос врача. Умиротворение перешло в какую-то смиренную апатию. И больше Отарову не хотелось ни о чем думать. Никогда.

«Скорая» ехала в аэропорт.

9

Спустя час в здание аэропорта вошли четверо мужчин. Один из них передвигался странной, вялой походкой, как бычок, которого ведут на веревочке. Впрочем, он не был похож на пьяного, поскольку не шатался, а глаза его, заблаговременно укрытые за затемненными очками, были широко открыты.

— Сколько он так продержится? — спросил Денис Грязнов, поддерживая Отарова под локоть.

Денис был одет в теплую, красную куртку. Халаты, так же как и машину «скорой помощи», друзья вернули своим литовским коллегам.

— Недолго, — ответил Альгимантас. — Нам главное сесть в самолет. А там вколем ему дозу снотворного, и он проспит до самой Москвы.

— А что будет, если он очнется? — поинтересовался Сева Голованов, с какой-то суеверной неприязнью поглядывая на вялую сомнамбулу, в которую превратился Юрий Георгиевич Отаров.

— Что будет? — Альгимантас пожал плечами. — Полагаю, будет большой скандал. У меня наготове шприц, но отключать вашего клиента нам не выгодно. Внести в самолет нам его не дадут. Он должен идти сам.

— Если ваше лекарство не подействует, я его вырублю своими средствами, — с угрозой сказал Голованов. — Кстати, где его паспорт?

— У меня в кармане, — сказал Альгимантас.

— Смотрите не потеряйте. — Сева вновь покосился на Отарова и спросил: — Кстати, доктор, что за гадость Филя подсыпал Отарову в коньяк? На парне просто лица не было. Когда я его увидел — там, на диване, — я, грешным делом, подумал, что он и вправду помирает.

— Так, небольшой раздражитель, — небрежно ответил Альгимантас. — Пожалуй, Фил немного переборщил. Я просил вылить в бутылку пол-ампулы, а он бухнул всю. И вот результат.

— Хорошо еще, что Регина не попробовала, — заметил Денис. — Два воспаленных аппендикса на один квадратный метр — это уже перебор.

Опасения Дениса Грязнова, впрочем, были напрасны. Турецкий толково разъяснил Агееву, что «раздражитель» нужно лить в бутылку с «Камю», поскольку это любимый коньяк Отарова, а Регина предпочитает красное вино.

— Да уж, — согласился Голованов. — Слава богу, Фил не перепутал. А то бы получили фокус: детям — цветы, бабе — мороженое.

— Детям — мороженое, бабе — цветы, — вдруг громко и отчетливо поправил Отаров.

Мужчины остановились и ошеломленно уставились на бандита.

— Как будто могила заговорила, — сглотнув слюну, тихо проговорил Сева Голованов.

— Спокойно, — нахмурился Альгимантас. — Юрий Георгиевич, — он изучающе оглядывал лицо Отарова, — вы слышите меня?

— Да, — сказал Отаров, — я вас слышу.

— Это хорошо. Вы спокойны и расслаблены. Вам не о чем беспокоиться, некуда спешить. Вы можете идти, но говорить вы будете, только когда я вам скажу. И только то, что я вам скажу. Вам ясно?

— Да, — кивнул Отаров. — Мне ясно.

Альгимантас посмотрел на все еще ошарашенные лица сыщиков, усмехнулся и сказал:

— Ну пошли. Время не ждет.

— А с ним все будет в порядке? — усомнился Голованов.

— Время покажет, — ответил Альгимантас, повернулся и зашагал к регистрационной стойке.

Грязнов и Голованов взяли Отарова под руки и заторопились за факиром.

Регина позвонила по номеру, указанному в визитке врача, сразу же, как только вошла в квартиру. Было раннее утро, поэтому к телефону долго никто не подходил. Один гудок… Второй… Третий… Четвертый… Трубку взяли лишь на пятом.

— Слушаю вас, — сонно произнес пожилой женский голос.

Регина, не ожидавшая уже, что кто-то откликнется, встрепенулась:

— Здравствуйте. Э-э… Простите, что тревожу в такое раннее время. Это больница? Хирургическое отделение?

— Да, — ответил голос. — Слушаю вас.

— Скажите, могу я поговорить с… — Регина глянула в визитку. — С Альгимантасом… Винцасом Артуровичем?

— С Альгимантасом?.. — Голос выдержал паузу, и душу Регины наполнило неприятное предчувствие.

— Его сейчас нет, он на выезде, — ответил голос. — Ему что-то передать?

Регина облегченно вздохнула.

— Нет, спасибо. Простите, а он… давно у вас работает?

И вновь на том конце провода повисла пауза. Затем женский голос сухо произнес:

— Я не даю такой информации. Может, позвать кого-нибудь из врачей?

— Нет, не стоит. Просто я волнуюсь за своего мужа. Он должен поступить в ваше отделение.

— Фамилия?

— Не стоит, — сказала Регина. — Скорей всего, он еще в пути. Простите, что потревожила.

Она отключила связь, положила телефон на журнальный столик и тяжело опустилась на диван. Все подтвердилось. Альгимантас существовал, хирургическое отделение — тоже. И все-таки какое-то неясное, тревожное чувство неприятно саднило в душе. Стоило бы сверить телефоны больницы по справочнику, но Регина слишком сильно устала. К тому же она страшно хотела спать, ведь было уже утро.

Самолет медленно набирал высоту. Отаров сидел в кресле, выпрямившись и тупо таращась перед собой. Затемненные очки хорошо скрывали странное выражение его глаз. На пухлых губах Отарова застыла полуулыбка.

Таможенно-паспортный контроль и регистрацию сыщики вместе со своим подопечным-сомнамбулой прошли успешно. Винцас Артурович дал Отарову «установку», и тот, когда нужно, кивал, когда нужно, отрицательно качал головой. Даже отвечал на простые вопросы: «да», «нет», «никогда», «совершенно верно». В общем, бандит вел себя молодцом и вполне справился с поставленной задачей. Хотя его заслуги в этом, конечно, не было.

Все это время Сева Голованов, не вполне доверяющий «всем этим гипнотизерским фокусам», был настороже. Лишь когда самолет оторвался от земли, он позволил себе расслабиться.

— Слава богу, поехали, — со вздохом облегчения произнес Сева.

А Денис повернулся к Альгимантасу и встревоженно сказал:

— Винцас Артурович, этот тип не приходит в себя уже полтора часа. Это не скажется на его умственных способностях?

— Не думаю, — спокойно ответил факир. — И потом, при гипнозе затормаживаются лишь отдельные участки, а не вся кора головного мозга.

— А как он вас слышит, если спит? — спросил Сева Голованов.

Альгимантас:

— Наконец-то вас заинтересовала научная сторона вопроса. Дело в том, что сторожевые пункты мозга сохраняют возбудимость и обеспечивают контакт загипнотизированного человека с внешними раздражителями.

— То есть, если я дам ему по морде, он это почувствует? — заинтересовался Голованов.

— Не факт, — ответил Альгимантас. — При гипнозе слабые раздражители действуют эффективнее сильных. Поэтому он так чутко реагирует на мои слова, обращенные к нему. А если вы его ударите, он, скорей всего, этого даже не осознает.

— Жаль, — вздохнул Голованов.

Денис улыбнулся:

— Не судьба осуществиться твоим кровожадным планам.

Тут Отаров что-то неопределенно замычал. Сыщики насторожились.

— Он подражает гулу самолета, — объяснил Альгимантас. — Простейшая реакция.

Денис посмотрел на бандита с прежним беспокойством и сказал:

— Винцас Артурович, этот человек должен быть вменяемым. Иначе суд не…

— Ладно, ладно. Если вас так тревожит состояние его мозга, я его разбужу, и мы все узнаем. — Альгимантас повернулся к Отарову и негромко, но четко произнес: — Юрий Георгиевич вы меня слышите?

— Да, — ответил Отаров.

— Подождите, — остановил Альгимантаса Сева. — А снотворное вы приготовили?

— А оно понадобится? — поднял брови факир.

— Ну… — Сева пожал плечами.

— Мне кажется, нет, — сказал Альгимантас. — Посудите сами: мы уже в воздухе. Куда ему отсюда деваться? — Он снова обратился к Отарову. — Юрий Георгиевич, когда я скажу «три», вы проснетесь и будете чувствовать себя прекрасно. Беспокойство и волнения уйдут. Не нужно будет больше лгать и изворачиваться. Вы будете добры к людям. Вы будете всегда говорить правду…

Голованов и Грязнов глядели на Альгимантаса, как на сумасшедшего. Но тот продолжал:

— Вы никогда не позволите себе ударить или унизить человека. Вы будете спокойны и благородны…

— Что за… — начал было Голованов, но Денис приложил палец к губам, и тот замолчал.

— Внимание. Я начинаю считать. Раз. Два. Три!

Отаров качнулся вперед и тут же выпрямился. Несколько секунд он сидел, ошалело глядя на спинку кресла. Потом повернулся и посмотрел на Голованова. Сева улыбнулся и легонько помахал ему рукой. Отаров, по-прежнему ничего не понимая, снял очки, повернулся в другую сторону и так же озадаченно посмотрел на факира Альгимантаса.

— Как вы себя чувствуете, Юрий Георгиевич? — вежливо и доброжелательно спросил его Винцас Артурович.

Тут в глазах Отарова мелькнуло что-то, похожее на осознание.

— Вы кто? — резко спросил он Альгимантаса.

— Я — врач, — мягко сказал ему Винцас Артурович. — Помните меня?

— Врач? Погодите… — Отаров нахмурил лысоватый лоб. — Аппендицит… — пробормотал он. — «Скорая помощь»… Больница… Укол… — И тут Отарова вдруг осенило. Он вскинул голову. — Так вы меня?.. — Он увидел лицо Дениса Грязнова, глядящего на него из-за спинки кресла. — Вы меня похитили? Мы с вами в самолете?

Осознав, что с ним произошло, Отаров едва не задохнулся от ярости.

— Куда вы меня везете?

— Мы летим в Москву, — вежливо ответил Альгимантас. — Но вам не стоит волноваться. Все будет хо…

— Ах ты, сучья рожа! — Отаров по-звериному зарычал и вдруг хлестко ударил факира кулаком в лицо. И тут же рванулся, чтобы вскочить с кресла.

Однако Сева успел схватить его за пиджак и сильным рывком усадил на место. Отаров в бешенстве повернулся к Севе.

— Сука ментовская! — вскрикнул он. — Да я ж тебя…

Удар локтем в солнечное сплетение заставил бандита захлебнуться собственным криком. Отаров выпучил глаза и мучительно закашлялся.

Факир спешно вынул из кейса шприц со снотворным.

— Дайте сюда, — быстро сказал ему Голованов.

— А разве вы умеете? — поднял черные брови Альгимантас.

— Я все умею, — коротко сказал Сева, вырвал шприц у факира из пальцев и, не секунды не колеблясь, всадил иглу Отарову в плечо.

Отаров дернулся, но Сева крепко схватил его за руку. Передав шприц Винцасу Артуровичу, он другой рукой зажал Отарову рот. Отаров продолжал дергаться, но Сева держал крепко, и вскоре бандит затих.

— Ну что? — спросил Сева у факира. — Он уже спит?

Тот кивнул:

— Да. Можете отпускать.

Сева отпустил руку Отарова. Посмотрел на Винцаса Артуровича и сказал:

— У вас кровь на подбородке. Вытрите, пока не испачкала рубашку.

К ним уже приближалась стюардесса. Альгимантас достал из кармана платок и прижал его к подбородку. Стюардесса остановилась возле кресла факира, внимательно осмотрела всю троицу (Денис сидел у них за спиной) и спросила:

— Господа, что-то случилось?

— Ничего страшного, — ответил ей Винцас Артурович. — У моего пациента был небольшой нервный припадок, но я уже принял меры. Мой сосед был так любезен, что помог мне. — Он указал на Севу Голованова, и тот вежливо улыбнулся стюардессе.

Стюардесса нахмурила аккуратные бровки:

— Простите, а вы…

— Я врач, — сказал Альгимантас. — Врач-психиатр. Милая моя, раз уж вы здесь, не могли бы вы принести нам чаю?

Привычная просьба успокоила стюардессу. Ее кукольное личико вновь осветилось дежурной улыбкой.

— Две чашки? — уточнила она.

Винцас Артурович кивнул:

— Да.

— И мне одну, пожалуйста! — попросил с заднего кресла Денис Грязнов.

— Хорошо.

Стюардесса ушла успокоенная.

— Заказали бы уж лучше вина. Или чего покрепче, — сказал Сева Голованов.

— Вино могло ее насторожить, — ответил Винцас Артурович. — А чай — это как-то по-домашнему. В этом есть что-то успокаивающее и уютное.

— Ну-ну, — сказал Сева. Он покосился на спящего бандита и спросил факира с едкой иронией в голосе: — Ну и где же «доброта к людям»? Где же все положительные качества, которые вы ему внушили?

— Я не Бог, — просто ответил Винцас Артурович.

— Зачем же вы тогда несли всю эту пургу?

Факир покраснел и ответил со смущенной улыбкой:

— Я всегда хотел попробовать. Понимаете, врачебный интерес.

— Ну и как? Попробовали?

Альгимантас вздохнул:

— Отрицательный опыт тоже опыт. Я переоценил возможности гипнотерапии. Хотя… — В глазах факира вспыхнул азартный огонек. — Вот если бы у меня была возможность поработать с ним месяца два-три…

— И не надейтесь, — вмешался в разговор Денис Грязнов. — Ближайшие лет десять этот субъект проведет в тюрьме.

— А вы переквалифицируйтесь в тюремного врача, — насмешливо посоветовал факиру Сева Голованов. — Таких подопытных кроликов у вас там будут тысячи. Как знать, может, лет через сто вам и удастся вывести из них идеального человека.

— Я подумаю над вашим предложением, — сказал Винцас Артурович и обиженно отвернулся к окну иллюминатора.