Попков с нарастающим нетерпением дожидался возвращения дочери. Сказанное ею о Машкове настораживало, но не более. Мало ли какие могут оказаться у чекиста – Федор Данилович обычно предпочитал оперировать привычными категориями и терминами – причины для посещений отнюдь не закрытых для людей заведений всякого рода! Ну был, и что? А может, лично знакомился с теми, кого завтра придется брать за хобот? Мало ли какая иной раз случается оперативная нужда!

Другое нехорошо. Никому не надо знать, где и с кем работает Алена. Ее ведь проверяли, когда рекомендовали на работу в финансовый центр империи Деревицкого. Но, видит Бог, долгий опыт Попкова помог сделать эту проверку достаточно поверхностной, хотя внешне весьма въедливой и тщательной.

Да, опыта ему действительно не занимать… И фамилия у нее от родного отца, давно почившего в бозе. И в кадрах института дело отсутствует. Да и живет она сама по себе. А мать – одинокая неработающая пенсионерка. При желании все можно сделать, как того требуют обстоятельства. А еще проще развернуть эти самые обстоятельства фасадом к себе, иначе говоря, обернуть их себе на пользу. Так что с этой стороны у Попкова каких-то сомнений не было. Подруги Алены? Ну, в принципе девочки понимают, что можно говорить, а чего не следует.

Так что же ее взволновало? И слова-то какие! «Едва не сгорела!» Нервы, что ли?… А кому нынче легко? Вон, уже и Аронов не терпит. Ждать больше не может, торопит: скорей, скорей! Да, это так, кто опоздал, тот потерял. Много, если не все…

Зная, что сюда, в офис к нему на Земляной вал, Алена никогда и ни за какие коврижки не приедет, а весть у нее горящая, Попков отдал подчиненным необходимые распоряжения, велел искать его в случае форсмажора по мобильнику и отбыл к себе домой на Профсоюзную улицу. А прибыв домой, сказал Регине, чтоб она готовила обед и накрывала также и для Алены, включил телевизор и сел ждать ее.

Дневные новости ничего интересного не сообщали, и он незаметно для себя прикорнул в кресле.

Разбудила Алена. Посмотрел на нее Федор Данилович и даже зажмурился от удовольствия, как сытый котяра: до чего ж хороша, девка! Хотя какая уж девка, это так, по старой памяти. Давно женщина, а все никак не устроится с семьей, все работа проклятая. И жаль, а что поделаешь…

Да и эти ее – тоже неустроенные. Ирина – намекнула как-то Аленка – что-то наркотой стала баловаться. Надо бы ее маленько приструнить, да все времени нет. Ну со второй, с Танечкой, пока, слава Богу, спокойно, да ведь, как говорится, все у нас хорошо до поры. Пока гром не грянет… Вспомнил их отставной генерал, глядя на красавицу Аленку, себя тоже вспомнил, когда был помоложе, да покрепче телесами, и приятная волна разлилась по телу. Однако надо бы и дочь послушать.

– Ну что там у тебя загорелось? – спросил снисходительно.

И опять совсем не поразил генерала сам факт пребывания майора Машкова в офисе банка Деревицкого. Из очень доверенного источника знал Федор Данилович об акции, которую готовят две федеральные службы – безопасность и налоговики. И будет она, эта операция, необычайно чувствительным ударом по главному конкуренту. Знал, но ни с кем пока не делился своей информацией. Даже с собственным хозяином – Владимиром Яковлевичем Ароновым. Зачем загодя? Вот начнется, и тогда не составит особых трудностей частично приписать сию акцию и своей собственной инициативе. Вот, мол, какие мы! Еще не отсырел порох! И кто станет в случае удачи разбираться, с чьей ловкой подачи сокрушили господина Деревицкого? То-то и оно!

Но пока он предавался отчасти честолюбивым соображениям, сказанное Аленой будто огромный таз ледяной воды опрокинуло на его седую и умудренную голову.

Она рассказала и даже показала, как пересчитывал в конверте деньги Машков. Для большей убедительности она вынула из сумочки свой собственный и продемонстрировала.

Ошарашенный Попков машинально взял у нее конверт, открыл и увидел зеленые купюры. С изумлением уставился на дочь. Мол, это что, тот самый конверт, о котором она только что говорила?

– Да нет! – зло воскликнула Алена. – Это мой! Я сегодня получила! Премия за отличную работу – от самого Деревицкого, так я понимаю. А Машкову заплатил Жегис. А за что, это уж ты, папуля, думай. Отдай сюда! – И она резко выхватила у него конверт. Сунула обратно в сумочку. – В общем, предпринимай любые действия, но если он еще раз появится в нашем офисе и увидит меня, считай, дело провалено. По-моему, он информирован больше, чем нужно. Я не знаю, о чем он говорил с Рогожиным, и практически мне неизвестно о его взаимоотношениях с Осетровым. А сегодня, между прочим, при неожиданной моей встрече с Деревицким ко мне был проявлен явный интерес. Но я не могу с уверенностью сказать, в каком плане. И это плохо. Я не должна совершать ошибки.

Долго раздумывал над словами дочери Федор Данилович. Даже от обеда отказался, ушел в свой кабинет и заперся там. Поэтому обедали без него.

Наконец, так ни к чему и не придя, он взял трубку мобильника и набрал нужный номер.

– Полковник Караваев слушает, – ответили Попкову.

– Здравствуй, Александр Петрович, – привычно раскатистым басом пророкотал Попков. – Узнаешь?

– А-а… – протянул тот. – Приветствую. Как здоровье?

– Да не очень.

– Прихворнули, что ль?

– А мне доложили, что ты приболел. Вот и звоню – узнать да посочувствовать. Болеть нынче нехорошо. Не вовремя. Да и когда оно бывает – это «вовремя», верно?

– Согласен. Ну давайте увидимся, да обсудим наши недуги. Так?

– Давай, если найдется свободная минутка. Может, подскочишь? Адресок ведь помнишь, поди?

– Отчего ж не подскочить? Давайте и подскочу. Хоть прямо сегодня, попозже. С делами разберусь и навещу… старого друга.

– Ну спасибо. Тогда до встречи.

– И вы будьте… Скажем так, в пятнадцать тридцать. Пока.

Вроде незначительный разговор, а все, что нужно, сказали друг другу. И все правильно понял Александр Петрович Караваев, свой человек – отставного генерал-полковника Попкова. Узнал, но ни разу не назвал по имени-отчеству. Незначительный дружеский разговор, даже треп. А если кто подслушивал – и на такое способны в конторе, – ну так что?

…Примерно то же самое думал и полковник Караваев. Он-то прекрасно понимал, что без острейшей нужды не станет звонить ему на службу Федор Данилович. А раз такое случилось, да еще о здоровье речь завел, значит, худо дело. Где-то случился прокол. Или произошла серьезная и опасная утечка.

Поэтому полковник и не стал мешкать. Достаточно уверенный в себе, он взял с полки первую попавшуюся ненужную папку на «молнии», сказал секретарше, что отбывает по важному делу, будет звонить и важно прошагал к подъезду. Ввиду, надо полагать, секретности поездки, полковник не стал брать оперативную машину с водителем, а сел в собственную голубую «Ладу» девяносто девятой модели.

Отъезжая со стоянки, привычно огляделся, но ничего не заметив на хвосте, спокойно, уже больше не оборачиваясь, покатил по направлению к Профсоюзной улице.

Он не был особо виноват в своей самоуверенности, скорее сработала привычка: кому нужно следить за ним? Абсурд. И потому не увидел полковник, что вслед за ним устремились серые, почти неприметные из-за своей обыденности, «Жигули».

Машина у полковника была новая, всего-то и прошла три тысячи. Бегала быстро, а полковник любил хорошую скорость. Но и «Жигули» не отставали, и это значило, что движок у машины был не обычный, а форсированный. И никуда полковничья «Лада» убежать не сможет.

По мере продвижения по Москве молодой человек с улитками плеера в ушах и с обычным кейсом на коленях, сидевший рядом с водителем «Жигулей», негромко докладывал в микрофон, вмонтированный в приборную доску машины:

– Прошли Калужскую… Прошли Гагарина… Идем направо, на Профсоюзную… Прошли Нахимовский… Идем налево по Гарибальди… Есть контакт.

Молодой человек увидел, как впереди, у поворота к розово-кирпичному комплексу домов бывшей партийной элиты, показался на асфальтированной дорожке высокий пожилой мужчина в тряпичной серой кепочке на седой шевелюре, скромном спортивном костюме и коричневых кедах.

«Лада» прижалась к бортику, и полковник Караваев вышел из машины. «Вякнул» пультом сигнализатора и пошел навстречу седому. Они подали друг другу руки и отправились по той же дорожке в глубь небольшого скверика.

– Поезжай, – сказал молодой человек водителю «Жигулей», и, когда тот, миновав стоящую у обочины голубую «Ладу», свернул в сторону комплекса домов, достал фотоаппарат и несколько раз щелкнул эту парочку. – А вон там остановись.

«Жигули» проехали еще сотню метров и остановились. Молодой человек вышел из машины и, направляя плоскость крышки кейса, словно тарелку радара, в сторону уходящих седого и полковника, медленно отправился следом.

Чуткий магнитофон в кейсе вел запись, а молодой человек слушал разговор в наушниках…

– Кажется, у нас легкая паника? – в вопросе полковника прозвучала ирония.

– Сегодня твоего майора видели в офисе на Ордынке. Что скажешь?

– Не может быть, Федор Данилович, он с самого утра никуда не отлучался. Мне доложили.

– Значит, совсем плохо твое дело. Кто-то тебе вешает лапшу на уши, а ты не видишь. У меня ошибки быть не может. Был. И более того, получал бабки. Считал, во всяком случае.

– Какие бабки!

– Обыкновенные, зеленые. В большом таком белом конверте.

– Вы серьезно?

– Ну как ты думаешь, стал бы я бить тревогу по пустякам?

– Вот те на-а… Нет, я, конечно, немедленно проверю!

– Как? – Теперь насмешка прозвучала в вопросе Федора Даниловича. – Показать попросишь? И спросишь, за что гонорар?

– Ну… есть достаточно способов…

– Вряд ли ты найдешь у него эти деньги. Мы же, как тебе известно, и у Рогожина ничего не обнаружили. А ведь были. Уж это я тебе говорю ответственно, можешь мне поверить.

– Да с тем совсем другое дело! Кстати, там адвокат наседает. Но я его не подпускаю.

– А вот это зря, Александр Петрович. Я бы на твоем месте, напротив, пригласил его, поговорил по душам, дал наводящие… С той тетрадкой еврейской, мать его, все правильно, ничего лишнего нам не надо, но ведь любой факт можно повернуть и к своей выгоде, верно?

– Оно так, конечно.

– Вот и поверни. Посочувствуй. Вдова опять же… Не нравится она мне, больно стала молчаливая. А ты – расшевели. Ты ж понимаешь, что будет, если я это своим поручу?… Да вот, кстати, еще проблемка из ничего. Шустрая эта «Глория»-то оказалась. Такая прямо шустрая, что хоть ошейник надевай. Ты в курсе?

– Знаю кое-что. С адвокатом работает. Но у них определенно есть «крыша». Причем у нас. А кто – не знаю. Так что ручонками там сильно не помашешь… Вы тоже имейте в веду. На всякий случай. Там же у них целая компания. И Генеральная прокуратура, и МУР, и еще какие-то выходы, не исключаю, что и на нашу «дирекцию». Вот так, Федор Данилович, увы…

– Это нехорошо, нет. Но я б таких мужиков взял к себе. Чисто, сволочи, работают… Ладно, подумаем. А вот ты немедленно делай выводы.

– То есть?

– А вот то самое и есть! – жестко сказал Федор Данилович. – Знаешь, чем может запахнуть в случае, если?… Тут уж не о большой звездочке тебе придется думать! Я понимаю твое положение, Александр Петрович, и сочувствую. Но все, чем могу помочь, сам знаешь… И времени у тебя по сути нет. Он что-нибудь знает?

– О чем? Ах, об этом? Ну что я могу сказать?… К великому сожалению, немцы правы: где знают двое, знает и свинья. Не исключаю!

– Тогда и сомневаться не в чем. Черт возьми!… О, Господи, теперь одна надежда, что вы не опоздаете. Аркадий же хитрющий лис! Ему много времени не надо, чтобы замести все следы! Ты это понимаешь? И этот твой мудак дал ему наводящие, ты чувствуешь? Все – в жопу!

– Ну уж все!… Подчистить концы за каких-то пару дней никто не способен. Хвостики да останутся. А налоговики научились их вытягивать и на пальчик накручивать. Хороший клубочек получается. Но вы сейчас-то не переживайте, я все-таки поговорю с Машковым. Жаль будет, он толковый опер… Посмотрим. Ну что, это все?

– А тебе мало?

– Более чем достаточно. Ладно, тогда я поеду. Не надо, не провожайте. Я ближе к вечеру позвоню… если что.

– Хорошо. Обязательно только. А я уж тебе в крайности так и быть помогу. Тебя не заденет…"

Федор Данилович – видел это молодой человек, присевший в отдалении на лавочке и «углубившийся в книгу», – в сердцах махнул рукой и ушел домой.

Полковник повернул по дорожке обратно, к своей машине, а молодой человек спрятал книгу в кейс и отправился в другую сторону, к своим «Жигулям».

Усевшись в машину, он сказал водителю:

– Меня обратно, а кассету передашь немедленно Третьему. Вместе с катушкой.

Он перемотал пленку в фотоаппарате и вынул катушку. Отдал все водителю.

– Пока за ним? – водитель кивнул на удаляющуюся голубую «Ладу».

– Так нам же по дороге! – хмыкнул молодой человек.

Олег Машков ехал домой в Люблино. Он не торопился, потому что за рулем хорошо думалось. А подумать было о чем.

Тревожил сегодняшний разговор с начальником. Тот посреди дня куда-то укатил, сославшись на важные дела, – так сказала секретарша, когда Олег сунулся было к нему в кабинет. А когда возвратился, позвал к себе и был как-то неприятно сух и официален, что ли. Неожиданно спросил, в курсе ли он того дела, которым занимался Рогожин. Ну конечно в курсе, смешно говорить, но вот как раз именно говорить об этом Олег не мог. Не положено ему быть в курсе. И Вадим тоже ничего ему не говорил. Хотя в принципе какая уж тут тайна среди своих? На всякий случай ответил уклончиво: мол, весьма приблизительно. Знал же, куда собирался лететь Рогожин, догадывался зачем. А чтобы сделать определенный вывод, много информации не требуется. Так, пару раз в разговорах мелькнула фамилия Деревицкого. Да вот и Осетров уже после гибели Вадима намекал, что, возможно, Олегу придется войти в группу, которую возглавляет сам генерал Васнецов. Так сказать, заменить Вадима. Но пока приказа или указания руководства нет, он предпочитал об этом не думать.

Кажется, полковника удовлетворил такой его ответ. Хотя этот сухарь вечно всем недоволен.

Потом вдруг спросил: приходилось ли когда-нибудь Олегу бывать в офисе Деревицкого? На это Машков лишь пожал плечами: откуда же? Ни повода не было, ни нужды. Да ему и вообще неизвестно, где находится офис олигарха. Или нет, кто-то говорил: в районе Ордынки, да? Но бывать там не доводилось ни разу. А что, надо будет поехать туда?

Оказалось, никуда ехать не нужно, просто полковник прикидывает планы дальнейшей работы. Действительно, не могут же остановиться все дела только из-за смерти Рогожина! Кто-то должен их продолжить.

Чего– то хмурился Караваев, поглядывая не на своего сотрудника, как обычно, а в окно. Манера у него такая: время от времени кидать взгляды на собеседника, словно подлавливая его на чем-то. Неприятная, надо сказать, манера. Раздражающая.

И так же сухо подвел итог непонятной беседы:

– Ну ладно, свободен. Иди занимайся. Я попозже тебе кое-что передам. Посмотри, но не уходи, в конце дня еще поговорим.

Олег вернулся к себе в кабинет, сел за стол и стал размышлять: что бы все это значило?

О том, что он сегодня с утра был у Жегиса, не знала ни одна живая душа – в этом Машков был просто уверен. Сто раз проверялся, никого на хвосте не было. Да и сама встреча была обговорена еще вчера, и не отсюда, а, естественно, из телефона-автомата. И в самом здании банка никто Олега не видел, за исключением секьюрити на площадке второго этажа да еще двоих французов. А, вот еще и секретарша Жегиса, которая провожала этих французов к президенту банка! Но она совершенно точно с Олегом незнакома. Тогда почему возник вопрос: бывал ли он в офисе?

И Олег вдруг рассмеялся. Чушь какая! Ну конечно, ведь банк и офис Деревицкого – оба расположены на Ордынке. Только первый – на Большой, а второй – на Малой. Рядом, но не вместе. Значит, тут нет никакого подвоха. И он успокоился.

А вот то, что начальник, кажется, собирается поручить ему продолжить оперативную разработку, начатую Вадимом Рогожиным, это действительно удача. И Жегис об этом предупреждал. И беспокойство, вызванное странным вопросом, улеглось, а в голове стали роиться приятные мысли. Гонорар оказался вполне достойным той информации, которую сегодня утром привез Жегису Олег. Десять тысяч баксов – сумма приличная. Молодец Жегис, не мелочится. С таким и работать одно удовольствие, знаешь хоть, за что стараешься…

И ведь как интересно началось!

Это случилось практически сразу после смерти Вадима. Уже поздно ночью, в первом, что ли, часу, вернувшись из Голутвина и сдав девочку Нине Васильевне, Олег позвонил Караваеву и рассказал, что и как было на даче. Тот велел отдыхать, а с утра – на доклад. И Олег поехал к себе домой.

Но возле подъезда его встретил незнакомый мужик, вежливо поздоровался и попросил уделить ему буквально несколько минут. Место у дома было освещенное, да потом Олег и не сомневался в своих способностях, ежели чего, «успокоит» незнакомца, тем более что тот был один.

Ну отошли в сторонку. Незнакомец показал свое удостоверение. Олег прочитал: «Частное охранное предприятие „Кречет“, Савицкий Игорь Анатольевич». Кому принадлежит «Кречет» – известно. Но особый интерес Олега вызвало то обстоятельство, что именно о людях Деревицкого сегодня шла речь у Караваева, когда в качестве одного из предположений – «Ну кому нужна смерть Рогожина?» – прозвучала и фамилия Деревицкого. Правда, остановились на версии самоубийства, однако появилось и много неясностей. Да хоть с теми же баксами в цветочном горшке. Словом, вот так: поговорили, а он уже тут, как черт из банки, господин Деревицкий! Точнее, его посланник. Вежливый и спокойный.

И вопрос– то у него был по меньшей мере смешной: на кого грешат?

Честный ответ Машкова стоил бы ровно тысячу баксов, которые для большей убедительности протянул ему этот Савицкий. Полагаясь на искренность. Только соображения начальства – и ничего более. Ну и что? И какая тут тайна? К тому же никакой расписки не требуется.

Прощаясь, Савицкий сказал, что вся информация по делу о самоубийстве Рогожина будет также оплачена, и продиктовал свой номер телефона.

Баксы, свалившиеся с неба, были очень приятной неожиданностью. Но гораздо большей неожиданностью для Машкова стало известие о том, что на дело Рогожина приглашен адвокат, у которого, похоже, нет никаких сомнений в том, кто виноват. Нет, уже не в самоубийстве, а в убийстве сотрудника ФСБ. И как этот самый адвокат ни темнил, ни прикидывался простачком, Олег сумел-таки вычислить, что за стараниями Гордеева стоит вовсе не супруга покойного, а другие силы. Одного пока только на мог понять Олег: этим сучкам-то какой оттого прок? И он решил сам разобраться. Времени вот только все не хватало…

Но Машков был уверен, что и эту задачку ему удастся решить.

Олег ехал уже по Люблинской улице. До поворота на Нижние Поля оставалось несколько десятков метров. Слева, освещенная прожекторами, тянулась бетонная ограда новостройки. Неожиданно из проема в ограде показался кузов здоровенного камазовского самосвала, груженного бетонными плитами. Олег притормозил. Это ж надо, идиот-водитель сдавал задом, даже не глядя на машины, едущие по противоположной стороне улицы. Ну так и есть, перегородил и стал как-то странно дергаться взад-вперед. Позади раздались сигналы – нетерпеливые шоферы были недовольны невольной задержкой. Засигналил и Олег. Из кабины самосвала высунулся человек и резко замахал рукой: мол, проезжай давай, не стой!

Олег добавил газу и, заехав правыми колесами на тротуар, стал объезжать препятствие…

Через двадцать минут, когда на месте происшествия собралась милиция и примчалась уже ненужная «скорая», водители ехавших сзади машин давали показания, которые выглядели по меньшей мере фантастическими.

В тот момент, когда красная «шестерка» проезжала почти под кузовом «КамАЗа», этот кузов вдруг сам собой поднялся, и на «Жигули» рухнули бетонные плиты, вмиг превратив машину в груду покореженного металла. Все это случилось так неожиданно, что никто и отреагировать не успел. А когда очухались и кинулись к самосвалу, оказалось, что его водитель исчез. Сбежал, просто пропал.

Место катастрофы оцепили, и сердитый милиционер в куртке со светящимися полосами стал заворачивать все машины, пускать их в объезд вокруг сквера, возле которого и произошло чепэ. Со смертельным исходом…

Утром, читая сводку ночных происшествий, начальник МУРа Вячеслав Иванович Грязнов обратил внимание на этот, ну совершенно идиотский случай. Он задумался и перечитал отчет еще раз. Потом снял телефонную трубку и позвонил племяннику.

– Слышь-ка, Денис, что-то у меня вроде как затор в мозгах образовался. Напомни-ка мне, пожалуйста. Тебе такая фамилия – Машков, ни о чем не говорит?

– Машков? А зовут как?

– Зовут, точнее, звали Олегом Николаевичем.

– Почему – звали? – насторожился Денис.

– А потому, – отрезал Грязнов-старший и уже сам все понял. Точнее, вспомнил, от кого слышал эту фамилию. И рассказал о более чем странном происшествии в Люблино.

– И кто его так… уделал? – спросил Денис.

– Неизвестный водитель самосвала. Который тут же исчез с места происшествия. А вот подлинный водитель – ни сном ни духом. Сидел в каптерке. Есть свидетели. Чем пахнет?

– Хорошо организованным убийством.

– Вот-вот, и я о том же… Ладно, звони.

И Грязнов-старший положил трубку на место. Но тут же вспомнил о своем обещании племяннику и снова поднял ее. Набрал по памяти номер начальника отдела уголовного розыска Перовского ОВД.

– Привет, Василий Егорович, – сказал Грязнов.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – бодро откликнулся капитан Новиченко.

– Нужен ты мне. Как у тебя с делами? Все горит или есть пауза?

– Если очень, то я готов.

– Хорошо, подскачи-ка ты ко мне через часок, что ли. По-тихому, без огласки.

– Понял, товарищ генерал…

Разговор с прибывшим капитаном милиции Новиченко был недолгим. Грязнов напомнил ему о Мамедове и спросил, с кем конкретно из руководства советовался капитан по этому вопросу. И как это выглядело?

Новиченко, как человек честный и прямой, ничего скрывать не стал и рассказал, как все было.

Ну конечно, на Мамедова имеется кое-какой матерьялец, но когда с полгода назад его прихватили в числе других и сунули в «обезьянник», прилетел самолично полковник из Главного управления уголовного розыска, потребовал освободить ему кабинет для допроса Мамедова, которого сразу и привели к нему, а спустя полчаса приказал отпустить задержанного. Сказал так: «Я все, мужики, понимаю, я вам сочувствую, но таково указание руководства. Обсуждать не будем, поскольку наверху имеются на этот счет свои серьезные соображения». Так и ушел Мамедов, хитро поглядев на оперов. Съели, мол?

А что, ведь и съели! Видать, крепкая «рука» имелась у этого барыги где-то наверху, в Главном управлении уголовного розыска. Как в таких случаях оправдывает начальство свою заинтересованность в том или ином криминальном авторитете? «А он, – говорит, – на меня работает». Агент он, мол, тайный. Осведомитель. И раскрывать его ну просто никак нельзя. А что наркотой, говорят, балуется, так то «крыша» его истинной деятельности, направленной целиком на оказание помощи правоохранительным органам. И ведь что самое поганое: убедительно говорит…

В общем, понятна была картина Вячеславу Ивановичу. Так же, как и капитану Новиченко, которому все эти начальственные игры были особенно хорошо видны снизу, из его отдела уголовного розыска. Но Грязнов вовсе не собирался подставлять капитана и поэтому, выслушав его, попросил по-товарищески держать язык за зубами, а причину вызова в МУР, ежели кто заинтересуется, продумать самому. Зато вот о тех, кто станет интересоваться, сразу найти возможность сообщить. С тем и уехал обратно, к себе в Перово, капитан Новиченко.

Грязнов же, отпустив его, немного походил по кабинету в раздумье, потом подошел к сейфу и открыл его. Там, за высокой стопкой папок со всевозможными документами, стояли две бутылки коньяка. Хорошего. Потому что, когда здесь появлялся, к примеру, Александр Борисович Турецкий, либо какой-нибудь не менее дорогой сердцу генерала Грязнова гость, он запирал дверь и доставал очередную бутылку. Исключительно в целях поддержания хорошего здоровья. А суррогатами угощать друзей Грязнов не мог себе позволить.

Рассмотрев на свет бутылку, Вячеслав Иванович сунул ее в кожаную сумку, подарок племянника, которую в последнее время стал непременно таскать с собой. Удобно, в карманы мундира ничего совать не надо. Да и сумка уж больно крутая – небольшая, но емкая. Братва этакие обожает.

Затем Вячеслав Иванович взял трубку и набрал номер управления кадров министерства. Отозвался знакомый рокочущий бас заместителя начальника управления генерал-майора внутренней службы Василия Григорьевича Салимонова. Вечный зам! Он иной раз невесело шутит: «Начальство меняется, но ведь кто-то должен и постоянно работать! А то какой же это к хренам порядок?!»

– Привет боевому коню! – провозгласил Грязнов. – Как, Василий Григорьевич, здоровье не мешает?

– А-а! – обрадовался Салимонов. – Кого слышу! Но об чем забота? Кому мешает мое здоровье? А, Грязнов?

– Ну как тебе сказать?… Все мы в обязательном порядке кому-нибудь сильно мешаем, верно? А вот я хотел спросить: шоколадка у тебя, Василий Григорьевич, случаем, не найдется?

– Да ты, никак, на сладкое перешел, Грязнов? Что с тобой, заболел?

– Нет, я к тому, чтобы знать – по дороге купить или уже есть чем занюхать?

– На этот случай, Грязнов, у меня всегда что-нибудь найдется. А для тебя – тем более, сам знаешь. Давай подкатывай…

Полчаса спустя Вячеслав Иванович, помахивая своей крутой сумкой, поднимался в управление кадров Министерства внутренних дел. Салимонов встретил его самолично и провел в свой кабинет. Усадил и уставился вопросительно.

Грязнов никогда и прежде не лукавил перед Василием Григорьевичем. А знакомы они были достаточно, чтобы хорошо изучить характеры друг друга. И поскольку никакие дипломатические хитрости в этом кабинете не проходили, Грязнов сразу, как говорится, взял быка за рога. То есть рассказал кадровику о своих сомнениях относительно некоторых деятелей из руководства ГУУР. И естественно, с выходом на Мамедова.

Салимонов слушал внимательно, а потом не столько спросил, сколько предположил:

– Я так понимаю, что тебе, Грязнов, желательно знать: ежели кто, то почему, так? – Он обожал этакие речевые обороты.

– Ты, как всегда, зришь в самый корень, Василий Григорьевич!

Салимонов засмеялся, загрохотал – ему понравился комплимент.

– Ясно-понятно! – заявил он. – Тогда я тебе, пожалуй, исключительно по старой дружбе так и быть дам почитать, но без записей дальнейшей огласки, парочку дел. Их сейчас поднесут сюда, а ты пока не стесняйся, раскрывай свою портфелочку-то. Ишь ты, какой обзавелся! С такой и к самому нестыдно явиться. – И Салимонов указал большим пальцем себе за спину, в ту сторону, где сидело высшее милицейское начальство.

Пока несли личные дела, старые товарищи успели принять по парочке рюмок, закусив невесть как сохранившимся у хозяина кабинета и напоминавшим камень шоколадным батончиком. Кажется, их уже сто лет никто не выпускает. После чего Грязнов рукой показал, чтоб Василий Григорьевич убрал бутылку в сейф. А тот и не спорил.

– Ага, – удовлетворенно заметил Грязнов, открыв первое «дело». Именно Петраков Сергей Сергеевич его в настоящий момент более всего и интересовал. – А ведь ты угадал, Василий Григорьевич, – сказал Грязнов, погружаясь в чтение.

– Хе! – хмыкнул довольный Салимонов. – Можно думать, будто я не понимаю, что к чему и зачем! Вот потому, Грязнов, – многозначительно добавил он, – все у нас потому что так… Мать их, извини.

Салимонов знал, чьи дела надо показать Грязнову. Оба генерала появились в руководстве МВД сравнительно недавно, и оба – из ФСБ. Что у них там произошло по службе, было не сказано с достаточной прямотой: чекисты не любят публично вскрывать собственные нарывы, но что-то определенно было. Похоже на то, что кто-то наверху попросту спасал «своих человечков». И если это так, то, значит, во-первых, было от чего спасать, а во-вторых, перешли они в МВД, принеся с собой и прошлый груз – скорее всего, неприятный, ибо от приятного никто не отказывается и даже гордится им. А тут гордости не просматривается.

Второе «дело» Грязнов просто небрежно пролистал, а смотреть не стал: этот второй не имел отношения к уголовному розыску. Зато первый, то есть Петраков, до недавнего прошлого занимал кресло заместителя начальника Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. То есть сидел опять-таки в Департаменте экономической безопасности. Вот они – все корни и уши. И что интересно, снова очередной заместитель. Так они и кочуют – незаменимые, но и легко заменяемые заместители – из ведомства в ведомство. И не тонут! Так ведь всем известно, что никогда не тонет…

– Ну, – поинтересовался Салимонов, – нашел, чего надо?

– Думаю, да, – кивнул Грязнов.

– Вот и славно. А на меня ссылаться не будем, так, Грязнов?

– А когда я тебя подводил, Василий Григорьевич?

– Это верно. Ну так что? – Он кивнул на сейф.

– А это уж сам.

Грязнов сердечно пожал Салимонову широченную, будто лопата, ладонь и покинул его кабинет.

Теперь Вячеслав Иванович мог себе отчетливо представить, чем вызвана наглость того же Мамедова. И его видимая непотопляемость. Переходя из одной конторы в другую, генерал Петраков не оставлял постоянной заботы о своих «кадрах». А вот в переносном или прямом смысле этого слова, предстояло выяснить.

Грязнов вспомнил. Капитан Новиченко рассказывал, что Мамедова с наркотой прихватили где-то полгода назад. То есть как раз в то время, когда в управление перешел из ФСБ Петраков. И не упустил шанса прикрыть дело Мамедова. Так ведь ничего ж ему тогда и не предъявили, хотя взяли с поличным. И никакой он, скорее всего, не тайный осведомитель того же Петракова, а самый натуральный подельник. Ну это, конечно, уж слишком! Хотя чем черт не шутит?…

Ведь посреди бела дня убрать свидетельницу не всякий решится. А если уж решился, то никакой он тогда не осведомитель, а именно подельник, который ничего в этой ситуации не боится. Знает: его обязательно прикроют.

Другого не знал Мамедов. Что в сумочке убитой им девицы лежит еще одно заявление. Да и первое тоже в столе у капитана Новиченко осталось. До поры до времени, как он заметил…

«Нет, Мамедов, – сердито сказал сам себе Грязнов, – никуда ты от нас не денешься. И никакой Петраков тебя не прикроет… То в Перове, вишь ты, несчастный случай. То теперь в Люблине… Что-то много их становится. Вроде и люди разные действуют, а почерк один – наглый. Вот поэтому положение Юры Гордеева, надо прямо сказать, далеко не завидное. Правда, Денис сумеет помочь ему в какой-то степени размотать это дело. Но ведь лично брать преступников он не может ни при каких условиях. И значит? А то и получается, что придется тебе, Вячеслав Иванович, подключать и свои силы».

Вот на такой мало отдающей оптимизмом ноте и закончил свои размышления начальник МУРа. Чтобы заняться делами.