В этот раз Людмила хотела обойтись без традиционной чашечки кофе, но потом подумала, что изменять своим привычкам не стоит — это похоже на маленькую уступку своему страху. И в конце концов, сегодня ей нечего бояться. Ведь Плетнев пообещал, что все будет под его личным контролем. Если тот, кто надумал на нее напасть, заявится, он будет иметь дело с настоящим афганцем, а не с теми, кто на каждом углу любят говорить о своих подвигах, а на самом деле просидели всю войну в штабах.

Мобильный заиграл «жабью» музыку — так Светочка называла мелодию, которую сама же и подобрала маме.

На экране высветилось имя Павлика.

— Слушай, Мороз, у тебя там все в порядке? — услышала она его хриплый голос.

— У меня все. А вот с тобой что? Хрипишь, как придушенный.

— Да подстыл малость. Вчера закинул удочку, крючок за корягу зацепился. А вода холодная. Пока нащупал, пока отцепил, потом заодно поплавал.

— Полощи горло содой с йодом, — посоветовала она генералу.

— Содой? — хмыкнул Павлик. — А где я тебе ее на островах найду? Полощу водярой.

— Да я уже догадалась. — Людмила слышала пьяноватые голоса дружков Воронца, да и он сам, чувствовалось, был здорово под хмельком.

— Нашла Плетнева?

— Нашла.

— Помог?

— Помогает.

— Привет ему от боевого товарища. Не забудь передать! Найду… — Он осекся. — Ой, забыл, что хотел сказать.

— Наверное — «урою». — подсказала Людмила.

— Тебя? — удивился Павлик. — Да ты что? Тебя — такую лапочку, такую красотулечку? Да ни за что! Обидчика твоего урою. Так и передай ему.

— Кому? — не поняла Людмила.

— Плетневу.

Телефон отключился, и Людмила в недоумении покачала головой. Наверное, с рыбой уже давно покончено, потому что голоса в трубке раздавались соответственно той степени опьянения, когда начинаются провалы в памяти.

Она допила уже остывший кофе и подхватила мешок с мусором. На этот раз он был совсем легкий, одни бумаги да коробки из-под пиццы. «Все-таки как неправильно питается коллектив…» — неодобрительно подумав о сотрудниках фирмы, Людмила пошла к выходу.

— Уходите? — как ванька-встанька возник за стеклянным окном кабинки охранник. Из чего Людмила сделал вывод: опять дрых. Потому что за секунду до этого ей показалось, что на «боевом посту» никого нет.

— Ухожу.

— Ну, вы теперь там на помойке осторожнее, — напутствовал он ее, словно провожал на передовую. — А то из-за вас мне нагорело от начальства, что я ничего им не сказал о ночном происшествии. А я ведь тогда смотрел телевизор и ничего не видел, — соврал охранник.

Людмила точно помнила, что телевизор позавчера не работал. Обычно охранник его отключал, когда собирался поспать.

— Спите дальше, — не удержалась и съязвила она.

На улице было прохладно, и Людмила похвалила себя, что догадалась прихватить сегодня курточку. Она прислушалась: было тихо, только на соседней улице прошуршали колеса машины, потом второй и, бешено затрещал мотоцикл. Она оглянулась: что-то ей не понравилась тень от дерева. Секунду назад возникла дополнительная ветка идеально правильной формы. У Людмилы забилось сердце, и она с мешком наперевес двинулась к дереву, но сразу вспомнила, что мешок почти ничего не весит.

Дверь открылась, и выглянул охранник. Надо же, не спит, выполняет свои обязанности. Наблюдает, когда она выбросит мусор и покинет территорию.

— Что-то не так?

— Не знаю, — громко сказала она. — У вас электрошокер или что?

— У меня боевой пистолет, — заорал охранник и побежал к дереву.

Никакого пистолета у него, конечно, не было. Людмила уже собиралась броситься охраннику на выручку, но из-за угла дома выскочил Плетнев.

Одновременно с ним из кустов на удивление резво выпрыгнул крупный Демидов. Человек с бейсбольной битой в руках отделился от дерева и кинулся наутек. Все трое мужчин, а за ними и Людмила с мешком в руках, бросились его догонять. Плетнев оказался самым быстроногим. Он прыгнул на спину незнакомцу, они вдвоем рухнули на землю, и сыщик ухватил руку, чтобы заломить, но не тут-то было. Тот сопротивлялся, как зверь, и когда Демидов навалился всей тушей на обоих, послышался голос Плетнева:

— Выруби его!

Послышался рев и все стихло.

— Кажется, я ему сломал руку, — растерянно сказал, вставая и отряхиваясь, Демидов.

— А меня придушил, я чуть не задохнулся под тобой, Володька.

Охранник растерянно бегал вокруг и не знал, что делать.

— Да успокойся ты, — сказал Плетнев. — Мы свои.

— Они мои! — гордо заявила Людмила, не расставаясь с мешком, который блестел антрацитом под фонарем и поэтому выглядел очень нарядно.

— Вызывайте милицию, — подсказала она. Потом вгляделась в лицо незнакомца и отметила:

— А это не тот. Их что, целая банда за мной охотится?

— Мы выйдем через другой выход, так что милицию вызывай на Орловскую. А вы, Людмила, выбросьте наконец свой мешок. Сколько можно с ним таскаться? — сказал Плетнев.

Плетнев и Демидов защелкнули наручники на запястьях типа, и тот вскрикнул от боли.

— На хрен наручники? И так инвалидом сделали! — выругался он.

— Скажи спасибо, что не за спину заковали, — рыкнул Демидов.

Только теперь Антон присмотрелся к бандиту. Здоровый бандюга, накачанный. Шея, как у борца, руки оттопыриваются из-за мышечной массы, хотя вторая и висит, как плеть, и приходится поддерживать ее, насколько это позволяют наручники.

— Кто такие? — наконец угрюмо спросил бандит.

— Смерть твоя, — ответил Плетнев. — А вот ты кто такой?

— Так я вам и сказал, — пробурчал тот.

— Да мы все равно узнаем, так что не играй несознанку. И не таких раскалывали.

— Вот и поработайте, — ехидно ответил тип, бережно держа перед собой обе руки.

— Да прямо сейчас и начнем, с обыска, — пообещал Демидов и стал обыскивать бандита.

— Не имеете права, — злобно ругнулся он.

Демидов, деловито выворачивая его карманы и шаря за пазухой, а потом охлопывая ноги по всей длине, не поленился ознакомить обыскиваемого со статьей Уголовного кодекса. Говорил он занудным голосом, но с явным превосходством:

— Личный обыск может быть произведен без соответствующего постановления при задержании лица или заключении под стражу. Сейчас приедет милиция и заключит, а пока мы тебя задерживаем, поскольку у нас есть основания полагать, что ты скрываешь предметы или документы, которые могут иметь важное значение для уголовного дела.

— Ну-ну, — криво усмехнулся задержанный.

— Смотри, все документы вынул, — невозмутимо заметил Демидов. — Предусмотрительный, ешкин кот. И мобильный отключен. Профессионал, что ли?

Демидов включил мобильный. Тут же зазвучали позывные, и Владимир посмотрел на высветившийся номер. Приложил телефон к уху.

— Леха, куда ты сгинул? — услышал он взволнованный мужской голос. — Мы же договорились, как закончишь с бабой, сразу звонок!

— Скажи — закончил, — шепотом приказал Демидов и сунул мобильный к уху бандита. Тот покосился на наручники, ненавистным взглядом смерил Людмилу, непонятных конвоиров, что-то прикинул и процедил в трубку:

— Закончил.

— А чего такой нерадостный?

— Потом скажу, при личной встрече, — угрюмо бросил бандит, имя которого Демидов уже знал.

— Кто звонил? — сразу спросил Демидов, когда отключил мобильный и сунул себе в карман.

— Мог бы и не говорить, так ведь вы все равно пробьете по своим каналам.

— Догадливый! — удивился Плетнев. — Мент, что ли?

— А что, видно?

— Да как-то осенило враз, — признался Плетнев. — Ну так чей звоночек был?

— Дружка моего.

— Не того ли, кто по кумполу получил от слабой женщины?

— А какая разница?

На самом деле новость о том, что его подельник не просто так отсиживался дома, для задержанного оказалась неожиданной, потому что в его вопросе прозвучала нотка неуверенности.

— Да есть небольшая. Если твой дружок — по голове долбанутый, так тебе нет никакого резона его скрывать. Потому как засветился он уже в системе кровушкой своей. Как профессионалу напоминаю: по экспертизе крови определяется ДНК. А также и по другим биологическим следам в виде спермы, слюны, соплей и пота.

Алексей остановился как вкопанный, и на его лице Плетнев наконец увидел страх.

— Ну ты шагай, шагай, у нас еще есть время поговорить.

Они вышли на Орловскую улицу, куда через пять минут подкатила патрульная машина.

Из нее вышли двое милиционеров и с изумлением уставились на задержанного.

— Лешка, ты чего в браслетах? А вы кто такие? — сразу пошел в наступление один из патрульных.

— Представители генпрокуратуры.

Алексей даже замычал от досады, что так влип. А менты в недоумении переглянулись: и что за интерес у генпрокуратуры к их товарищу, рядовому сотруднику правоохранительных органов?

— Он что, из вашего отделения? — удивился Плетнев.

— Из нашего… Так он хороший работник, у него куча поощрений! — сразу вступились за коллегу милиционеры.

— Поощрения — это здорово. Можете гордится своим товарищем. Но тут за ним еще кое-что числится. В данный момент, например, попытка убийства вот этой гражданки. Ну и много чего другого. Так что едем к вам, а потом — даже говорить не хочется. В общем, всему свое время.

— Я с вами! — сразу заявила Людмила.

— Конечно, — согласился Плетнев. — Как потерпевшая. Будете давать показания, а мы как свидетели, подтвердим.

Еще ночью, когда в родном отделении милиции дознаватель составлял протокол задержания, Симонов понял, что влип по-крупному. И главное, как обидно: он специально отключил телефон, чтобы спокойно покончить с бабой. И велел Вовану не дергаться, а главное, не дергать его. Сделает дело — сам и позвонит. Так нет, этот урод не выдержал, видите ли, нервы у него! И позвонил в самый неподходящий момент. С той самой секунды все пошло наперекосяк. Номер Вована засветился на мобильном Лехи, не найти его теперь мог разве что ленивый. А тут еще чертов сыщик сообщил, что Вован, оказывается, два дня назад засветился в системе. То есть не играло никакой роли, что его ДНК не было в базе данных среди осужденных преступников. Достаточно было так по-глупому подставить свою тупую башку этой бабе, и следы его крови остались на какой-то стеклянной хрени. Таким образом он преподнес на блюдечке свой генетический код этим сыскарям. А они, даром что работают в частной лавочке, сотрудничают с генпрокуратурой, и у них доступ ко всем экспертизам. Когда Симонов понял это, он едва не взвыл. Ведь ясен пень, что, получив такой подарочек, эксперты примутся шарить в неопознанных образцах. И в конце концов идентифицируют ДНК Вована, а ведь есть с чем! Вряд ли та девчонка, которую они подхватили на автобусной остановки и завезли в парк, ходила на экспертизу. Они ее так запугали, что она и встать не могла поначалу, так и лежала покорно, как агнец на заклании. А уличные проститутки, которых они отлавливали и завозили в излюбленные места, и подавно не заявляли. Им как раз есть что скрывать от закона. Но вот тех, из элитных, кого они убрали, эти сыскари в конце концов обнаружили. И хотя никакой информации о следствии в отделение не поступало, Симонов знал: конечно, следственные действия ведутся. А раз ведутся, там все по полной программе — всякие экспертизы и прочая хрень. А они с Вованом тогда вошли в раж и даже не стали зарывать трупы. На кой чикаться, если это безымянные проститутки незнамо из каких краев и никто о них и не вспомнит? От них просили избавиться, заплатили неплохо, но так ведь неинтересно, хотелось получить удовольствие. Да и Вован дал волю своим черным фантазиям. Не раз намекал Симонову, что любит смотреть порнуху, где по живому мясу, да с хрустом шейных позвонков. Леха тоже завелся — беспомощность девок, а главное, то, что они чувствовали близкий конец, завела так, что он не мог с собой совладать. В отличие от тупого и примитивного Вована, Леха почитывал психологическую литературу, и как раз тогда понял: его тянет к ущербным женщинам. Нет, с виду у них все — тип-топ. Фигурки, сиськи и все прочее, но эмоциональная подавленность притягивала почище всяких этих мест. Так бывает с собаками, которые улавливают страх на уровне гормонов и нападают на жертву, излучителя этих гормонов. Поэтому с девками из элитного борделя он вел себя как зверь, возбужденный запахом страха.

У него было полночи, чтобы обдумать свою перспективу. И он мысленно представлял каждый шаг следственной группы. Прежде всего, задержат Вована. Предъявят его Морозовой, и та опознает. Такая не станет путаться, у нее глаз что прицел на винтаре. А когда обнаружится, что Вован наследил на тех девках на Киевском, да к тому же был не один… И когда возьмут кровь на ДНК у него самого, выяснится, что он, Леха Симонов, и есть тот второй. И уже не отвертишься. Либо сразу все выкладывать, может, зачтется, как чистосердечное, либо… А разве есть еще какой-нибудь выход? В петлю, что ли? Нет, и в тюрьмах люди живут. Тем более, там он будет среди своих. Ментов отправляют к своим. А там, в случае чего, он тоже может за себя постоять.

Симонов стал готовить себя к долгой отсидке… И к утру уже убедил себя, что все когда-нибудь заканчивается. И суд, и срок. Хотя могут намотать лет десять, если не больше. Угрызения совести его не замучат, это уж хрена всем им. Но Вована не пожалел бы, придушил собственными руками. Если бы этот тупоголовый вовремя избавился от Морозовой, так и гуляли бы они на воле да сшибали бабки у Кен… А про бордель-то он и не подумал! За крышевание тоже срок добавят. Но это показалось такой мелочью по сравнению с тройным убийством, что Симонов даже не стал развивать свою мысль.

Голованов явился с запозданием и в таком элегантном костюме, что все обзавидовались.

— Ты что, на свидание сегодня собрался? — спросил Агеев, чувствуя себя в скромненьком свитере нищим на паперти. А опустив глаза, и вовсе расстроился. На фоне узконосых штиблет начальника его ботинки выглядели так, словно он их носил еще в десятом классе.

— Я сегодня приглашен на прием, — важно ответил Голованов.

— А куда? — полюбопытствовал Демидов.

— Во французское посольство.

Голованов разложил бумаги на столе и приготовился работать, но сотрудники не скрывали своего интереса к личной жизни начальника.

— А чего там будет? Жрать дадут? — не унимался Демидов.

— Там не жрут. Там изысканный фуршет, — дал ему достойную отповедь Голованов.

— Ну, это бедновато, — сразу потерял интерес Демидов. — Вот подруга моей тещи ходила! на прием в китайское посольство, так им сначала три документальных фильма про ремесла показали, а потом в зал завели. Столы по периметру и — ни одного стула. А жратвы — завались. Говорит, если бы не тесные туфли, то ела бы и ела. Правда, и так от пуза наелась.

— А туфли при чем?

— Стоять больше не могла. Ноги разболелись. Пришлось уйти, сесть все равно негде было.

Голованов недоверчиво выслушал Демидова.

— И когда это было? Сейчас все посольства перешли на режим экономии, нигде от пуза не кормят.

— Ну… — задумался Демидов, — кажется, лет двадцать пять назад. Она тогда еще молодая была.

Все расхохотались, а Турецкий сделал вывод:

— Представляете, какая память у людей? Двадцать пять лет прошло, а она помнит, где на халяву налопалась. И друзья ее помнят. Наверное, и я теперь не забуду. Надо бы Ирине рассказать. Ей, как психологу, будет интересен такой феномен. Ведь двадцать пять лет назад голода в нашей стране не было.

— Я заезжал к экспертам. — Голованову наконец удалось вернуть народ к рабочему настроению. — Здесь результаты экспертиз, прошу всех ознакомиться.

Агеев только приступил к чтению дактилоскопического отчета, как тут же сообщил:

— С пальчиками Саталова все понятно. За ним тут грабеж, изнасилование и убийство. Думая, затерялся в Москве. То-то он так себя вольготно чувствовал. А где еще бабки зарабатывать, если он отвык от человеческой жизни? Нашел себе работу — девушек похищает и в бордели продает, судя по всему.

— Но он ведь работает с подельником. У кого результат экспертизы по второму?

— У меня, — отозвался Демидов. — Некто Прошкин Геннадий, в прошлом судим за грабеж. А-а, здесь год указан, освобожден в 1998 году. А когда сидел Саталов?

— Позже, он вышел на волю только в 2004 году. Нашли же друг друга где-то…

— В Москве, наверное, и встретились. Здесь адрес Прошкина указан.

— В каком районе обитает?

— На Юго-западе. Думаю, нужно ехать прямо сейчас. Поедешь со мной, Антон?

— Давай, — согласился Плетнев.

— Ну вы там аккуратненько, — напутствовал их Турецкий, зная горячий нрав Антона.

— А мы сначала — к участковому. Может, он что и знает про Прошкина. Потом к соседям. Разведаем обстановку. А на задержание уже милицию пригласим. На готовенькое.

Позвонил Щеткин и пригласил Турецкого поприсутствовать на допросе Алексея Симонова.

— Считаешь, мне это будет интересно? — спросил Турецкий.

— Ты ведь все еще занимаешься делом той девочки, Лены Савельевой?

— Да, еще есть вопросы.

— Вот сегодня я и собираюсь его дожать.

— А что, клиент такой трудный?

— На контакт идет неохотно, но видно, что уже смирился со своей участью. Они с подельником друг дружку валят, слушать тошно. В убийстве девушек на Киевском шоссе уже сознались. А куда им деваться, если экспертиза подтверждает, что это они? Кстати, имена заказчиков пока не называют. Но Петренко признался, что заказа убивать у них не было. Хозяин просил просто завезти подальше и бросить, как отработанный материал. Потому что с ними у него возникали проблемы. Ну и проучить немного, запугать. Девчонки приезжие, Москвы не знают, никого у них здесь нет, где бордель — понятия не имели. А эти мерзавцы сами решили казнь устроить. Ну и друг перед другом, как звери, которые при виде крови не могут остановиться. Петренко более разговорчивый, надеется, что срок скостят. У этого нелюдя и семья есть — детей двое, близняшки. Жена вполне нормальная. В общем, среднестатистическая семья, каких много.

— А Симонов женат?

— Ну приезжай, что я тебе все по телефону стану выкладывать. Даже неинтересно. Симонов тот еще тип, временами кажется, что все человеческое ему чуждо.

— Псих, что ли?

— Да нет, нормальный. Хотя настаивает на психиатрической экспертизе.

— Приеду, конечно. Поскольку ДНК подтверждает его причастность к изнасилованию Лены Савельевой, интересно послушать, что он скажет об этом…

Симонов, набычившись, сидел на стуле и рассматривал Турецкого. Под его тяжелым взглядом Турецкий чувствовал себя не то чтобы неуютно — навидался он таких взглядов за свою жизнь и даже примерно представлял, что все они желали ему скорейшей погибели, — взгляд же этого нелюдя давил, словно это он, Симонов, собирается допрашивать Турецкого. «Взгляд мента-беспредельщика, — подумал Турецкий, — который всю свою милицейскую карьеру провел, патрулируя улицы, и считал, что город — это его вотчина. А посему он имеет право на все. В том числе хватать беззащитных девушек, насиловать и даже предавать их смерти. Сам назначает казнь и сам приводит ее в исполнение».

— Восемнадцатого августа на остановке вы с Петренко насильно усадили девушку в патрульную машину и увезли в лесной массив, — начал Щеткин допрос.

На лице Симонова мелькнуло удивление. Для него было неожиданностью, что следователю известен этот факт из его бурной биографии.

— Никого мы не сажали. Это вообще не наша земля.

— Нам доподлинно известно, что именно вы увезли несовершеннолетнюю девушку.

— Ну, снимали мы проституток. — Симонов небрежно закинул ногу на ногу. — Так это работа у них такая. Мы им платили.

— В тот вечер, в двадцать два часа десять минут вы проезжали мимо остановки и увидели одинокую девушку.

— Проститутки часто поодиночке стоят.

— Раз у вас такой большой опыт, разве вы не смогли отличить обычную девочку, школьницу, от проститутки?

Симонов промолчал и опустил ногу на пол. Теперь он баюкал свою загипсованную руку, и Турецкий подумал: сколько еще допрашиваемый будет ломать комедию?

— Почему вы незаконно задержали несовершеннолетнюю девушку и затащили ее в машину? — спросил Щеткин.

— Это была не девушка, — настаивал на своем Симонов, — а проститутка.

— Зачем же лгать? Вы прекрасно видели, что девочка стояла на остановке и ждала автобус. Проститутки на остановках не стоят. И внешний вид ее говорил о том, что она не проститутка.

— В темноте я этого не заметил, — буркнул Симонов.

— Она вам объяснила, что ждет автобус?

— Не помню. Это давно было.

— Она просила позвонить родителям?

— Да не помню я! — выкрикнул раздраженно Симонов.

— Тогда я вам напомню. Девушка сказала, что ждет автобус, но вы схватили ее за руку и поволокли в машину. Там пригнули ее голову к сиденью, чтобы она не видела, куда вы ее везете. Завезли ее в лесной массив и затем с Петренко, по очереди, изнасиловали. Затем оставили ее в лесу и велели не вставать, пока не уедете.

— Не помню я такого случая, — угрюмо ответил Симонов. — Проституток да, возили поразвлечься. Но только с их согласия.

— У нас есть вещественные доказательства. Вот экспертиза скотча, которым вы заклеили ее рот. На скотче следы от коврового покрытия вашей машины. А также отличный отпечаток ваших пальцев, Симонов. Вот акт экспертизы. А вот следующий акт — микрочастицы вашей одежды на ее одежде. И самое главное — генотипоскопическая экспертиза подтверждает, что в сперме, которую вы оставили на девушке, присутствует ваш ДНК.

— У меня голова болит, — неожиданно заявил Симонов.

— Потерпите, время допроса еще не истекло, — жестко сказал Щеткин.

Но Симонов ухватился здоровой рукой за голову и закрыл глаза.

— Больше ничего говорить не буду, — заявил он злобно.

— Да и не надо. Любопытно только, Симонов, почему вы отрицаете очевидное? Ведь глупо, сами понимаете. Одно дело — косвенные доказательства, а совсем другое — прямые. Ведь вы милиционер, должны это понимать. А то ваши отговорки звучат как-то несолидно, непрофессионально.

Признаете ли вы, что восемнадцатого августа совершили насильственные действия по отношению к несовершеннолетней девушке?

— Признаю, — отнял руку от головы Симонов. — Но это была не моя идея, а Петренко. Он увидел девчонку и говорит: «Давай ее трахнем, а то глянь какая молоденькая красотка зазря стоит. Может, она нас дожидается…»

— С Петренко мы тоже поговорим. Удивительно, как легко вы поддались на предложение своего напарника. Мне казалось, что он гораздо примитивнее вас.

— Все, больше ничего говорить не буду, — разозлился Симонов оттого, что следователь в результате уравнял его с примитивным Петренко. Получается, что Симонов ничуть не умнее. А с таким выводом он никак не мог согласиться.

Когда Симонова увели, Щеткин спросил у Турецкого:

— Теперь видишь, что это за тип? И главное, какого высокого мнения о себе! Оскорбился, что я его сравнил с Петренко.

— Главное, что у нас есть его признание, и теперь…

У Турецкого зазвонил мобильный, и он не закончил начатую фразу. Разговор был недолгий, и Турецкий радостно воскликнул: «Ес!»

— Чего там у вас?

— Саталов, обнаружен на квартире у своего подельника Прошкина. Оба арестованы, и их везут к вам.

— Это которые на «ауди»?

— Они. Так что никуда я отсюда не уеду, пока не услышу, куда они девали Настю Зотову.

Меркулов выглядел уставшим, но своему другу Турецкому заметно обрадовался.

— Ты замечаешь, Саня, как ускоряется темп нашей жизни? Я стал это замечать по тому, что все меньше успеваю сделать за день. Раньше, кажется, горы переворачивал. А теперь постоянно чувствую — то не успеваю, это не успеваю. Между прочим, здорово раздражает.

— Конечно, замечаю. Я тоже в последнее время не все намеченное на день успеваю сделать. Нехватка времени просто катастрофическая.

— Ну и как ты с этим борешься? — спросил Меркулов и с надеждой посмотрел на Турецкого, будто тот сразу мог дать стоящий совет.

— Да просто планирую, исходя из физических возможностей. Сказал же когда-то философ: нельзя объять необъятное. Вот и принял на вооружение это мудрое высказывание. Хотя иногда случаются особо счастливые дни, когда действительно переворачиваешь норы, как ты выразился.

— Ты имеешь в виду вашу вчерашнюю операцию?

— Да, хотя нашей ее назвать трудно. Если бы не ваша поддержка…

— А если бы не ваша работа…

— Кукушка хвалит петуха… — Турецкий, заразительно расхохотался и Меркулов поддержал его.

— Кстати, без лести, расследование провели блестяще, как всегда. Ты знаешь, иногда думаю: кого мне благодарить за то, что послал мне такого потрясающего спеца и друга? Господа бога, что ли?

— Ну тогда и мне придется петь тебе дифирамбы, — опять рассмеялся Турецкий. — А насчет спеца — так это весь наш коллектив потрудился. И теперь с чувством исполненного долга все разве что не летают на крыльях.

— Расскажи мне подробности, как вам удалось выйти на бордель. Знаю, что первая подсказка поступила от какой-то удивительной женщины по фамилии Морозова. Она чуть ли не подруга знаменитого Воронца?

— Да, в Афгане служили вместе. А теперь она официальная подруга Антона, чему я несказанно рад. Так вот, она женщина очень наблюдательная. Но деятелям из местного отделения ее наблюдательность стала большой помехой. Не давала спокойно жить. Двое патрульных, которые крышевали бордель, дважды хотели ее убрать. Но им это не удалось. Потому что первого она вырубила при помощи стеклянной вазы, а второго уже скрутили наши ребята. Но именно благодаря ей мы вычислили, что в том подъезде находится бордель. Хотя до нее вели расследование по похищению и изнасилованию несовершеннолетней Лены Савельевой. Кстати, оба ее насильника — менты из двадцать девятого отделения. Когда занялись поисками насильников, Щеткин мне в дружеской беседе рассказал о трупах двух девушек, найденных на Киевском шоссе — обе были изнасилованы и убиты. Экспертиза показала, что в изнасиловании принимали участие именно эти двое, от которых пострадала и Савельева. То есть у нас были ДНК насильников, но кто они, мы не знали. По ходу расследования выяснилось, что пропала еще одна девушка, Настя Зотова, ее похитили у клуба «Ариведерчи». Наши ребята выследили машину «ауди», в которой ее увезли. В салоне эксперты обнаружили волос пропавшей, и, взяв ДНК родителей Зотовой, пришли к выводу, что именно в этой машине увезли их дочь. Потом выяснили имена хозяина «ауди» и его подельника, нашли их, а ваши уже арестовали. Оба бандита дали показания. Признались, что прямо на улице крали девушек и продавали в бордель. И назвали тот же дом, о которым уже давно заявляла Морозова.

— Так сколько там было девушек?

— В разное время от восьми до четырнадцати. Именно из этого борделя увезли трех девушек, которые отказывались работать. Хозяева решили их просто выбросить на улицу, дали указания, тем самым патрульным, которые их крышевали. А эти решили позабавиться, да не просто, а по-зверски. В общем, замучили бедняжек до смерти.

— Но ведь был еще один труп девушки?

— Она так и осталась неопознанной. От нее хозяева избавились, потому что была беременна.

— А две сестрицы из Украины? Поставщицы живого товара, дали уже показания?

— Одна дает, а вторая молчит. Но это уже не имеет значения. Потому что факт продажи девушек в сексуальное рабство налицо.

Меркулов с удовольствием слушал Турецкого.

— Ну что я могу тебе сказать, Саня? Ты, как всегда, на высоте.

— Почему же я? Это наша команда поработала. Хотя не скрою, трудно было.

— Ну, дружище, кому распутывать трудные дела, как не вашему агентству? Нужно же иногда получить хорошую порцию адреналина. И нам в трудных ситуациях помогать.

— Адреналина мы получаем сколько угодно. Но не жалуемся, так жить интереснее.

— Если бы вы знали, каких трудов мне стоило уговорить Леночку прийти сюда, — сообщила Катя Турецкому, и он ей поверил. Девочка остановилась на пороге и испуганно смотрела на Александра Борисовича.

— Ну что, птичка, испугалась? — ласково спросил он. — Мы с тобой ведь знакомы, можно сказать, дружим домом.

Лена удивленно взглянула на него.

— Говорят: «дружим домами»… — робко поправила она его.

— Я имею в виду, что Катя нас подружила в своем доме. А все, кого она у себя собирает, обязательно потом дружат.

— А где Ирина Генриховна? — спросила Лена. — Мне обещали, что она тоже будет.

— А она и будет, немного задержалась, — ответил ей незнакомый мужчина в милицейской форме с доброй улыбкой. — Давай знакомиться: я — друг Александра Борисовича и Кати. И Ирины Генриховны тоже. А теперь и твой друг.

Он протянул руку, и Лена пожала ее.

— Катя уже, наверное, объяснила, что тебе покажут нескольких мужчин, и если ты опознаешь кого-нибудь из них, то скажешь нам. Хорошо?

— Боюсь, я никого не узнаю, — тихо ответила девочка.

— Ну ты просто постараешься, да? Нам так нужна твоя помощь.

Дверь открылась, и зашла Ирина. Девочка улыбнулась ей и сделала несколько шагов навстречу.

— А вот и ты, моя хорошая, — обняла ее Ирина. — Я уже догадываюсь, о чем они тебя просили. На самом деле тебе их узнавать необязательно.

Все взглянули на Ирину удивленно. А она уже обняла девочку за плечи, увлекла ее к окну и тихо сказала:

— Они у нас уже на крючке. Помнишь экспертизу? Так вот, результаты показали, что двое из этих людей — твои обидчики. Так что даже если ты их не узнаешь, они все равно получат по заслугам.

— Да? — широко распахнула глаза девочка. — И их посадят в тюрьму?

— Конечно, и надолго, — пообещала Ирина. — Но ты все-таки посмотри на них. Знаешь зачем? Чтобы убедиться, нам удалось их поймать благодаря твоему мужеству. Потому что ты не побоялась рассказать все Кате, потом нам, не испугалась поехать с нами в лес, а сейчас не побоялась прийти сюда и посмотреть на них еще раз. Не бойся, они тебя не видят.

— Я знаю, мне тете Катя все объяснила.

Лена, не выпуская руки Ирины, подошла к стеклу. По ту сторону окна открылась дверь и в комнату зашли шестеро человек, все в милицейских формах. Они стали в шеренгу, и Лена медленно обвела всех взглядом. Потом еще раз, задерживая взгляд на каждом.

— Вот этот — номер три, и этот — номер шесть.

— Ты уверена?

— Да, — твердо сказала она и отвернулась. — А теперь мне можно уйти?

— Можно, милая, — сказал добрый дядя в милицейской форме. — Ты не ошиблась. Это они. Считай, что ты отомщена.

Катя увела Лену, и в дверях девочка оглянулась:

— Спасибо вам всем.

— Помнишь, что мы дружим домом? — подмигнул ей Турецкий.

— Помню, — улыбнулась в ответ девочка.

— Я бы не стал подвергать девочку такому испытанию, — заявил Турецкий жене.

— А я считаю, что мы все сделали правильно. Ее мучило, что они гуляют на воле. Теперь она увидела собственными глазами, что насильники задержаны, что против них выдвигается обвинение и эти мерзавцы наконец-то получат по заслугам. Помнишь, как ее мучило, что она не может отомстить им? Теперь Лена способна перевернуть эту страшную страницу своей жизни и продолжать жить дальше, без испепеляющего ее душу чувства жажды мести и ненависти.

— Звучит убедительно, — согласился с ней Турецкий. — Будем надеяться, что в жизни Лены все будет хорошо.