— И не думай, никуда ты не поедешь, — бушевал отец, надсадно кашляя и стуча себя кулаком в грудь. Орыся с жалостью смотрела на отца и прощала ему все — и взрывы гнева, и постоянную воркотню, и совсем детские капризы. Отец уже год тяжело болел и вставал только в туалет. С трудом тащился, загребая ногами и тяжело дыша, хватаясь руками то за стул, то за стену. Орыся раздобыла в больнице «утку», но отец категорически отказался пользоваться ею. Он xoтeл до конца оставаться мужчиной и с трудом мирился с тем, что стал почти беспомощным.
— А лечить тебя на что? — в отчаянье воскликнула Орыся, когда приступ кашля прошел и отец задышал с хрипом, но хотя бы ровно. — Эти бабкины травы не помогают. Ты ж сам видишь. А лекарства какие дорогие, никаких денег не хватает.
— Значит, буду без лекарства. А в Грецию тебя не пущу. Вчера по телевизору показывали— там девчонок прямиком из аэропорта в бордели отвозят, и поминай как звали. Сколько их, бедолаг, пропало, этого же никто не знает. А ведь обещали им работу официантами, горничными… Даже и не думай. Только через мой труп!
Орыся подошла к отцу, подоткнула одеяло и подумала, что он недалек от истины. Если не лечить теми дорогими лекарствами, ему скоро конец. И как тогда младшие без отца? Славчику только одиннадцать, Марийке — семь. Они к отцу очень привязаны, наперебой помогают за ним ухаживать, сидят по очереди рядышком. Книжки ему вслух читают, жалеют. И он им первый советчик, уроки помогает делать.
— Не поеду я ни в какую Грецию, — пообещала она отцу. — Буду поближе работу искать.
За окном мелькнула голова бывшей одноклассницы Наталки, и дверь со скрипом распахнулась.
— Папа, я выйду прогуляюсь с Наталкой, а Славчик тебе почитает.
Отец неодобрительно нахмурился. Он недолюбливал Наталку, дочку соседей. Та ходила вечно расфуфыренная, меняла наряды по два раза в день, что вызывало у него раздражение. Он, может, и не замечал бы ее пестрых тряпок, если бы по вечерам не слышал перешептываний жены Анны с Орысей:
— Бачишь дочка, как люди живут, если мать в Италии чужих бабок присматривает. Если бы не больной отец да Славчик и Марийка, тоже подалась бы. Говорят, там наши жинки по девятьсот евро в месяц зарабатывают. И то чистыми — питание и жилье за счет хозяев. Но ты ведь одна со всем не справишься.
Глупая баба. Разве она не видит, сколько семей разрушено из-за разлуки? Те мужья, кто на Украине остался, завели себе подмену, а те бабы, кто в Италии, с итальянцами сожительствуют. А приезжают и врут, что замуж повыходили. Да кому они там нужны? Итальянцы — мужики осторожные, не спешат наших в жены брать. Потому что вперед заглядывают — а ну придется разводиться? И что тогда, половину своего добра чужестранке отдавать?
Роман хоть и лежит лежмя в своей кровати, но смотрит все полезные телепередачи — и про миграцию украинского населения, и про затяжную борьбу за власть, над которой уже весь мир смеется. Как говорят в народе: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. И сколько можно эту власть делить? Скоро уже половина населения переселятся на чужие земли. Кум Петро в Португалии ишачит, сосед Иван в Испанию подался, братья Гайворонки под Москвой виллы строят олигархам. Ой как народ бежит из житницы державы, прямо сердце кровью обливается…
Роман тяжело вздохнул и подумал, что Орыся хоть и пообещала ему, что в Грецию не поедет, но сейчас наслушается рассказов своей подружки и опять что-нибудь придумает. Та только и хвастается — то новой одеждой, то гостинцами, которые на автобусе прямо из Италии привозят да по хатам развозят бравые шоферюги, ловко вписавшиеся в новый бизнес. Это ж надо такое придумать, правду люди говорят — голь на выдумку хитра. Каждую неделю на привокзальной площади стоят с десяток микроавтобусов, куда сносят местные жители посылки для своих кормилиц — жен и матерей. И едут эти посылки и в Милан, и во Флоренцию, и в Пьяченцу, и еще в много-много городов, где их встречают украинские бабы. А взамен передают диковинные продукты и тряпки, даже деньги не боятся через водителей передавать, чтобы не тратиться за пересылку.
Славчик подбежал к отцу, и тот ласково погладил его по белокурой головке.
— Открой окошко, сынок, нехай свежий воздух зайдет, а то дышать трудно.
Под окном остановились Орыся и Наталка.
— Мать попросила ей веник передать, а то не нравятся итальянские метлы. Не может привыкнуть к ним. И щенка попросила от нашей Жульки, хочет подарить какому-то итальянцу.
— Жулька у вас красивая, и щенки у нее хорошие, — услышал он голос Орыси. — Я бы тоже взяла, но у отца аллергия, нельзя шерстью дышать.
— А мы щенков только продаем, — услышал отец голос Наталки. — Так что не журись, и так у вас денег нету.
Вот чертова девка, что ж она все напоминает, что живут они, не в пример семье Гринько лучше? Орыся и так себя чувствует постоянно ущемленной, бедная девочка.
— Семечки ей передала?
— Да, и тот чертов веник. Пока донесла, чуть со стыда не сгорела, тащиться с веником через весь город. Хотели колбасу передать, так мадьяры теперь на границе проверяют — мясные продукты выкидывают. Еще и штрафуют водителей, те теперь аж ругаются, когда увидят колбасу. Говорят: зараз запишем у свои тетрадки вашу фамилию и больше брать у вас не будем.
— А щенка взяли?
— Так то ж не мясо! — Громко рассмеялась Наталка, прямо как кобыла. Ну и голос у нее! Хоть на базаре зазывалой ставь.
Орыся пришла какая-то задумчивая, и отец подозрительно спросил:
— Ну что, опять что-то придумала?
— А почему ты так решил? — смущенно проговорила она. — Ничего не придумала, просто пообщалась с подружкой.
— Ты ее не очень слушай, — на всякий случай предостерег дочь Роман. — Она девка хитрая, сама всегда сухой из воды выйдет, а тебя подведет под монастырь.
Орыся только повела плечами. Роман невольно залюбовался на нее. До чего же хороша выросла, и кто мог подумать? В детстве страшненькая была, они уже с Анной горевать стали, что никак не выравнивается — и брови толстые, как у тестя, так ведь тот мужик, ему все равно, что его за спиной Брежневым дразнили. И нос длинноват, и волосы реденькие, два мышиных хвостика носила, потом пришлось в один собирать, чтобы не так в глаза бросалось. Тощая, сутулая, ногами загребала, как старая бабка. А лет в десять новый учитель физкультуры рассмотрел в ней что-то, записал в секцию гимнастики. И тут начала дочка на глазах меняться — вытянулась, спинку стала держать, будто у нее между лопатками штырь вставили, походка, как у (балерины, все заглядывались. И личико преобразилось — щечки румянцем налились, носик вроде стал ровнее. И волосы загустели, прямо чудо какое-то. Может, бабкины советы мыть волосы отваром из корней лопухов подействовали? А может, обмен веществ наладился. Говорят, и такое бывает — даже самые невзрачные девочки неожиданно расцветают. Брови, правда, Орыся выщипывала. Не тонюсенько, как некоторые девчонки, а придала им красивую форму. Но тут уж родители не протестовали. Что природе не под силу исправить, пускай сама постарается. Эх, найти бы ей хорошего мужа с достатком! Чтобы не считала каждую копейку, как они с Анной.
Вечером, когда Роман уже спал, на кухне шептались его жена с дочерью.
— Ой, боюсь я тебя отпускать, дочечка моя. В чужом городе, да еще таком большом будешь одна-одинешенька. А сколько злых людей вокруг!
— Да что вы, мамо, прямо как на похороны меня собираете. Это ж вам не чужая земля, Москва, столица нашей Родины, помните, вы учили в школе?
— Мы-то учили, это правда. Так ведь с тех пор все изменилось, между Украиной и Россией уже граница пролегла, как будто мы чужие между собой. И пограничники проверяют поезда, ходят злые, особенно наши до своих, со всех деньги тянут. И за товар, кто везет, и с рабочих, кто горбатился на чужих да заработки в семьи везет. Я уж наслушалась на базаре, люди такое рассказывают, что лучше дома сидеть, чем такие унижения переживать.
— А с меня и взять нечего, — улыбнулась Оры-ся. — Товаров не везу. Деньги не заработала. А заработаю, лучше на перевод потрачусь, чем этим гадам дань отдавать.
— Ото правильно, доченька, лучше перешли переводом. Да смотри, если кто обижать будет, сразу возвращайся. Мы здесь не пропадем, как-то прокормимся.
— Прокормимся, — согласилась Орыся. — Да только тут на лекарство папе не заработать. А там платят хорошо. Сегодня меня Наталка водила к своей тетке, Стефании Владимировне, и та показала кучу паспортов. Это тех девушек, кого она на работу устраивает. Знаешь, сколько туда наших едет? Москва — город большой, рабочих мест навалом. Не то что у нас. И деньги там совсем другие.
— Откуда у нее тетка? Вроде, родни у Галины, ее матери, у нас в городе нет, а у Мыколы брат, да и тот в Луганске.
— Да какая-то очень дальняя, — солгала Орыся и мучительно покраснела. На самом деле никакой родственницы у Наталки действительно в Стрыю не было, объявление о найме на работу в Москву Орыся прочитала на столбе рядом с базаром еще вчера. Всю ночь не спала, раздумывала. И ехать в большой город страшно, и в нищете прозябать надоело. В конце концов решилась, с утра позвонила по указанному телефону и пошла. И Стефания Владимировна ее встретила ласково, все объяснила, все страхи развеяла.
— Ну ты ж смотри, доченька, — сдалась мать, — хозяев слушайся, будь терпеливой.
— А то я не знаю! — передернула плечами Орыся. — Буду слушаться, не волнуйся. Я им как приготовлю борщ да вареники, как ты меня учила. Да пироги напеку, да котлеты по-киевски нажарю, — они такого, небось, в своей Москве и не ели.
— А еще что ты там должна делать?
— Говорила Стефания Владимировна, что это уж как повезет. В некоторых семьях и убирать еще нужно. А у богатых каждый своим делом занимается — кто готовит, кто убирает. Кто за садом смотрит, кто за детьми.
— Прямо как во времена панщины, — вздохнула мать. — Твоя бабушка рассказывала, что у панов Стодольских вот так точно и было. На каждую работу отдельный человек: ее мать готовила, а отец на конюшне работал. Все вернулось, аж страшно. Может, лучше с дочкой Лидии Степановны в Польшу поедешь? Там работа надежнее, на фабрике, будешь себе сидеть за машинкой и строчить. Общежитие дают. Выходной один день.
— Там платят в три раза меньше, мама. И шить я не люблю, ты же знаешь. Я лучше готовить буду.
— Да, это у тебя лучше получается, — согласилась мать и понурилась.
— Ну не горюй так, не в Италию еду. Почти что к своим, — попыталась подбодрить ее Орыся.
— Да ладно уж — к своим. Какие они свои, если в Евросоюз нас не пускают?
— О, и ты теперь мне про эту политику. Даже говорить не хочу.
— А куда без нее? Жизнь такая…
— Попытались мы сделать жизнь получше. На Майдане уже посидели, хватит. Выбрали на свою голову…
— Тихо, тихо, дочечка, а то еще кто услышит.
— И что? Теперь за это в лагеря не сажают.
— И то слава богу… А если отец не пустит?
— Уговорю как-нибудь. У него в Москве — помнишь? — друг живет, вместе в армии служили. Я его адрес возьму, они же переписывались.
— Вспомнила… Да когда это было? Они уже лет десять как не переписываются.
— А я его попробую найти. В справочное бюро обращусь, там про всех москвичей известно, — кто где живет.
— В церковь не забывай заходить, — попросила ее мама и перекрестила, будто дочка уже прямо сейчас садилась в поезд…
Через неделю Орыся и три новые подружки вышли из вагона на перрон Киевского вокзала. К ним подошла бойкая женщина, одетая модно и по-городскому.
— От Стефании Владимировны прибыли? — весело спросила она.
— От нее, — ответила за всех Оксана Яркевич, самая разбитная из девушек, с броским макияжем на лице и свободными манерами. — А вы ее сестра?
— Лидия Владимировна, — представилась та. — Ну что, девчата, двинемся к машине?
Девчонки переглянулись. Москва их встречала радушно, а Лидия Владимировна одобрительно оглядела каждую из них.
— Хороши, ничего не скажешь. Работой я вас обеспечу, не пожалеете. Только паспорта мне в машине отдадите, потому что вас придется регистрировать.
— Ой, как хорошо, — обрадовалась Оксана. — А то я все думала, что придется нелегалами безвылазно по домам сидеть. А с регистрацией можно спокойно по Москве гулять.
— Погуляете, я вам обещаю, — усмехнулась Лидия Владимировна. — Повидаете нашу славную столицу и ее славных жителей.
Подхватив сумки, все гурьбой пошли за ней, боясь упустить из виду. Вокзал ошеломил толпами людей и десятками таксистов, которые просто не давали прохода.
Орыся поспешила нагнать Лидию Владимировну.
— А где здесь справочное бюро? — спросила она.
— А зачем тебе? — подозрительно прищурилась женщина.
— А у папы здесь армейский друг живет, хочу адрес узнать.
— Не знаю я, где здесь справочное бюро, — раздраженно бросила Лидия Владимировна. — Надеюсь, ты сюда работать приехала, а не знакомых разыскивать.
— Конечно, — заторопилась успокоить ее Орыся. Ей стало неловко, что из-за нее у такой милой женщины вдруг испортилось настроение. Но та вдруг опять улыбнулась.
— Вот устроишься и, если будет время, найдешь своего знакомого.
— Да я его никогда и не видела, это папа с ним переписывался много лет. Только вот последнее письмо пришло лет десять назад.
Лидия Владимировна почему-то вздохнула с облегчением.
— Ну, если лет десять назад, может, его и в живых-то давно уже нет.
— Да что вы? — изумилась Орыся. — Он же папин ровесник, ему сорок восемь лет.
— Ну, мог уехать, — предположила та.
Орыся про себя решила, что этот дядя Петя Суглобов мог просто сменить квартиру, но развивать тему не стала. Почему-то она не нравилась работодательнице, лучше не раздражать ее.
За руль старенькой «Лады» села сама Лидия Владимировна. Ехали долго, девчонки прилипли к окнам и шумно удивлялись всему — и количеству машин на дорогах, и многолюдию среди белого дня. Москвичи что, не работают?
— А кто их знает? — пожала плечами Лидия Владимировна. Она сосредоточенно крутила баранку и думала о чем-то своем. Наконец выбрались за город и поехали по широкой магистрали.
— А где мы теперь? — полюбопытствовала Оксана.
— А не все ли тебе равно? — равнодушно бросила работодательница. — Ведь не запомнишь…
— У меня память хорошая, — обиделась Оксана.
Но у женщины зазвонил мобильный и она односложно отвечала.
— Да… Как всегда. Помню. Да. Можно не напоминать.
Машина свернула на каком-то повороте, потом еще несколько раз, мимо мелькали аккуратные улицы, красивые коттеджи, девочки оживились в предвкушении того, что их сейчас развезут по этим роскошным дворцам, но машина все поворачивала, затем опять выехала на магистраль. К тому времени девчонки устали от монотонной езды и даже не пытались понять, куда их везут. Стемнело. За окном замелькали высокие дома, в окнах горел свет. Странно, столько ездили и опять оказались в большом городе. Похоже, Москва. Вот высотное здание, Орыся его запомнила, когда они ехали по какой-то широкой улице. Непонятно… Орыся взглянула на часы.
— Уже два часа едем, — тихо сказала она своей соседке — миловидной девушке с высокой прической, над которой она сегодня трудилась в поезде целый час.
Та безразлично кивнула.
— А долго еще? — не выдержала Орыся.
— Не терпится приступить к работе? — усмехнулась Лидия Владимировна. — Скоро приедем.
Действительно, минут через десять подъехали к высокому дому с лепниной.
— Выходим, — строгим голосом объявила Лидия Владимировна.
Девушки веселой стайкой выпорхнули из машины, радуясь, что наконец-то могут размяться. От долгой езды даже слегка занемели ноги.
— Пошли, пошли, — заторопилась женщина и стала подгонять их. — Нечего тут стоять, внимание привлекать. Не на вокзале…
Когда зашли в подъезд, открылась дверь — единственная на всю площадку. Их встречал крепкий мужчина лет сорока пяти — черноволосый и смуглый, такой элегантный, что девчонки уставились на него, как на какое-то чудо. Он слегка усмехнулся и посторонился.
— Заходите, красавицы! — И подмигнул Орысе. Она смутилась и отвела взгляд. Такие мужчины ей еще не встречались. Прямо как бизнесмен из красивого западного фильма.
Лидия Владимировна передала ему паспорта и отрапортовала:
— Все четверо из Стрыя.
— По-русски хоть говорят? Впрочем, какая разница? Им разговаривать необязательно.
Он рассмеялся, и Орыся зачарованно уставилась на его белоснежные зубы. Такие в природе не бывают, почему-то мелькнула мысль, и вспомнились темные зубы отца. А ведь они почти ровесники с этим богатеем.
Тем временем красавец крикнул в глубину квартиры:
— Барби, выходи встречать новеньких.
Появилась молодая женщина — тоже элегантная и в таком сногсшибательном платье, что девчонки потеряли дар речи. Она выплыла павой, небрежным движением руки поправила золотистые струящиеся волосы, которые так блестели при свете яркой лампы, словно живое золото, и лениво проговорила:
— Ну что там еще Кен? Сказал бы им, чтобы шли в зал, я же смотрю фильм.
— Гостей надо встречать, — нахмурился тот и сразу же повернулся к Лидии Владимировне:
— Пошли в мой кабинет, рассчитаемся.
Они ушли по коридору, и Орыся подумала, что убирать такие хоромы одна радость — все блестело чистотой и резная мебель стояла такая роскошная, словно в царском дворце.
— Идите за мной, — бросила через плечо Барби и пошла впереди. Ее стройную фигуру облегало узкое платье яркого бирюзового цвета, оно даже слепило глаза, и Орыся опять подумала: как в кино. Такое платье она видела только на экране.
В зале Барби махнула в сторону мягких диванов и пропела:
— Ну садитесь уже, девочки. Я вас сейчас проинструктирую.
Девчонки заробели при виде великолепной мебели и мягких диванов пурпурного и золотистого цвета. На высоких окнах висели тончайшие шторы из ярко-оранжевой ткани, как капроновой, — Орыся такие видела впервые. Но между двумя полотнами штор не было стекла. Она увидела тонкую полоску стены и удивилась — зачем же здесь висят шторы? Наверное, эта квартира такая новомодная, что хозяева даже отказались от окон. Ну и ладно, меньше мыть.
— Ну, что вы умеете? — тем временем капризным голосом заговорила Барби, насладившись изумленными лицами девушек, которые вертели головами, разглядывая невиданную роскошь.
Орыся решила, что нужно первой заявить о своем умении готовить. А то ее кто-нибудь обскочит и придется заниматься чем-нибудь другим.
— Я умею хорошо готовить, меня мама научила.
— А что ты готовишь? — Барби перевела на нее взгляд.
— Борщ умею по всем правилам, украинский, вареники, галушки, котлеты по-киевски, — заторопилась Орыся.
— Молодец, будешь развлекаться, готовить подружкам, — одобрительно кивнула Барби и стала рассматривать свои ногти.
— Но я могу готовить и то, что вы захотите, — растерялась Орыся.
— Мы здесь не едим. — Барби наконец оставила в покое свои ногти.
— Тогда могу убирать, — вяло продолжила Орыся.
— Убирает у нас Катя. Мы ей за это платим.
Повисла пауза.
— А что нужно? — наконец спросила Оксана. — Нам Стефания Владимировна сказала, что требуются повара, горничные.
— Ну вот, объясняй сначала, — непонятно ответила Барби. — Вы, девочки, что, не поняли, что вам оказана высокая честь? Вы прошли конкурс и вас приняли в элитный клуб для высокопоставленных господ.
Девочки ничего не поняли.
— А господа здесь обедают? — не выдержала Орыся.
— У нас подают только фрукты и алкогольные напитки.
— На этом много не заработаешь, — хмуро бросила Оксана.
— Почему же? Говорю — у нас элитный клуб. Господа платят щедро, главное, чтобы вы им понравились. Господа любят новеньких.
Орыся начала что-то понимать, и ее бросило в жар. К горлу подкатила волна ужаса.
— Это как понимать?
— Обыкновенно. Сейчас вам покажут ваши комнаты. Два часа на адаптацию. В десять большой прием. Приведете себя в порядок, вам подберут костюмы. Сегодня у нас праздник Диониса.
— Какого такого Диониса? — обалдело спросила Оля, обладательница высокой прически.
— Ну такой древнегреческий бог. Вы что, мифологию в школе не учили?
Оксана нахмурилась и резко спросила:
— Скажи нам прямо, чего вам нужно от нас? Готовить вам не надо, господа здесь не едят, убирает Катя, а мы тогда на что?
— Для высококлассного секса и прочих интеллектуальных развлечений, — спокойно ответила Барби и откинулась на спинку дивана. — Ты что, дура? Не поняла, зачем вы здесь?
— Да откуда мы могли знать? — рявкнула Оксана. — Мы сюда работать приехали!
— А я вам что предлагаю? Работать и будете, только на более высоком уровне, чем вы привыкли в своей деревне. Хоть жизнь увидите. Что вы в своей провинции видели? Вы хоть ели досыта? А здесь вам роскошные апартаменты, бесплатное питание, дорогая одежда, элитное белье, богатые мужчины из высшего общества. И за все это двадцать процентов от выручки. Где вы еще видели такие деньги? Разве что в кино!
Девушки загалдели, все еще не веря, что попали в обыкновенный бордель. Таня, миниатюрная девушка с точеной фигуркой и фарфоровым личиком, расплакалась, размазывая тушь по щекам.
— Я не хочу здесь оставаться! Отдайте мой паспорт, я хочу уйти. Скажите, где Киевский вокзал? Какие здесь автобусы ходят?
— Тихо! — вдруг услышали они зычный мужской голос. Появился Кен и сердито бросил Барби: — Опять базар развела? Говорил — подготовь, чтобы никаких слез и выступлений!
— А я что, не готовила? Я им тут расписала все прелести их будущей счастливой жизни. А они все — дуры деревенские. Кто орать, кто реветь, — обиделась Барби. — Сам с ними разговаривай.
— Кто у нас помощник администратора? Я тебе за что деньги плачу?
— Ладно, ладно, не злись, — проворчала Барби. — В общем так, девочки. Зря вы расшумелись На вашем месте тысячи девчонок хотели бы оказаться. Может, вам и не приходилось услаждать господ, не тот уровень, но ведь сексуальный опыт у вас есть. А нет — научим.
Таня разрыдалась вслух.
— О! — сладострастно улыбнулся Кен. — Среди нас девственница! Сегодня к нам прибудет милейший господин, большой любитель вот таких бутончиков — свеженьких и нежных. Так что, детка, у тебя нынче премьера. А к премьере обычно готовятся особенно тщательно. Сейчас тебя отведут в твои апартаменты, отдохнешь, умоешь личико, приведешь себя в порядок. Лично тебе обещаю оглушительный успех.
Он с удовлетворенной улыбкой потер руки и негромко позвал:
— Джим, Стив, проводите новеньких и проинструктируйте. Да, мобильные соберите.
Оксана попыталась было спорить, но, встретив взгляд Стива, безропотно отдала свой мобильный телефон. Остальные девочки даже не спорили.
Орыся, оглушенная неожиданным продолжением «найма на работу», ничего не соображала. Все девочки были подавлены и растерянно оглядывались друг на друга. Даже бойкая Оксана потеряла свою самоуверенность и сникла.
Девочки молча пошли за Джимом или Стивом, один из них замыкал шествие. Коридор тоже поражал их своей роскошью. Светильники в виде факелов мерцали приглушенным светом и придавали помещению вид старинного замка, стены облицованы диким камнем, и Орысе на секунду показалось, что они попали в заточение. «Осмотрюсь и сбегу при первой возможности», — решила она.
Охранники, здоровенные парни в элегантных костюмах, с бесстрастными лицами подвели девушек к первой двери.
— Значит так, — сказал тот, которого можно было бы назвать даже красивым, если бы не кривая ухмылка, которая сильно портила его холеное лицо, — правила такие: вести себя тихо, не орать, не устраивать истерик, подчиняться господам. Второе: никаких споров с Кеном и Барби, со специалистами и охраной. Правило третье: не вступать в разговоры с обслуживающим персоналом. Все апартаменты под наблюдением. Понятно? В случае нарушений штрафы — лишение зарплаты.
— А как же мы сможем посылать деньги родным? — с вызовом спросила Оксана, которая первая пришла в себя.
— Либо мы заводим на вас счет в банке и сами кладем туда деньги, либо держите наличкой при себе.
— А если я собиралась каждый месяц пересылать деньги родителям? — не унималась Оксана.
— Опять же, все операции с деньгами проводим мы. Естественно, квитанции об этих операциях вы получите на руки.
Он опять ухмыльнулся, хищно ощерив ровные крепкие зубы:
— Наша фирма работает честно. Девочки не жаловались.
Все промолчали. Хотя у каждой мелькнула мысль, что никак нельзя назвать честным метод, которым их завлекли в бордель.
— Ну, поняли?
— Раз уж нам придется работать вместе, — подала голос Оксана, — хоть назовитесь, кто из вас Джим, а кто Стив.
— Ну я Джим, — небрежно отмахнулся ухмыляющийся. — А теперь угадайте с трех раз, кто Стив.
На лице второго охранника мелькнуло что-то похожее на улыбку. До этого он безотрывно смотрел на Таню, и та ежилась под его пристальным взглядом.
— Заходи, — велел Джим Орысе и открыл перед ней комнату.
Орыся зашла и осмотрелась только тогда, когда за ней закрылась дверь. Она услышала, как в дверном замке повернулся ключ. Заключенная. Теперь она по-настоящему поняла весь ужас своего положения. Все над ней господа — и Кен, и эта манерная Барби, и охранники. А через два часа придут еще господа, и неизвестно, что ее ждет.
Она рухнула на широкую кровать, прямо на шелковое покрывало, которое сверкало и переливалось под ярким светом дорогой парчой. Ее не радовало ничто — ни эта кровать, она такие видела только в кино, ни изящная резная мебель, ни зеркало на всю стену, в котором она увидела себя — маленькую, несчастную, с испуганным лицом. Орыся тихонько заплакала, представляя, как ее на этой кровати будут трогать чужие отвратительные мужские руки, потные и жадные, как ее будут принуждать раздеваться и удовлетворять похотливую страсть. Стало так тошно, что она почувствовала отчаянье. А если сопротивляться? Ведь она никому не обещала, что согласна на такою работу! Ведь Стефания Владимировна обещала ей совсем другое — работу горничной или повара в богатой семье. Ее и девчонок привезли сюда хитростью, а теперь принуждают заниматься непотребством! Нет, она на такое не согласна! Охваченная решимостью, Орыся раздвинула шторы на окне и увидела, что там тоже стена. Значит, шторы висят для антуража. Не бывает комнат без окон! Эти сволочи заложили окно. Нужно будет спросить у девчонок, как у них. А как же здесь проветривают? Она повертела головой и увидела под потолком в углу небольшое отверстие. Наверное, вентиляционная труба. Но даже если постараться и каким-то образом добраться туда, потолки высокие, метра три, наверное, то и от этого никакого толку. Через такое узкое отверстие разве что кошка пролезет.
Орыся подошла еще к одной двери и распахнула ее. Ванная, джакузи. Большая, белоснежная, как маленький бассейн. Да, господ тут принимают с размахом. Все стены в зеркалах, шкафчик с косметикой и всякими баночками и флаконами, унитаз, как царский трон, чтобы сесть на него, даже нужно подняться на ступеньку. Все выглядело так шикарно, что она невольно залюбовалась роскошью. Если бы не подневольное положение, в которое она попала, можно было бы порадоваться переменам в ее жизни. Ведь ее окружала такая роскошь, о которой она никогда даже не мечтала. Но вспомнив, что совсем уже скоро ей придется принимать какого-то господина, она содрогнулась от отвращения.
Ключ в замке повернулся, и зашла невысокая женщина с короткой стрижкой. За ее спиной маячил Джим и насмешливо смотрел на Орысю. Он закрыл дверь, и опять Орыся услышала, как повернулся ключ. Аккуратненькая, собранная, женщина по-деловому окинула взглядом Орысю и буднично представилась:
— Меня зовут Юлия. Я научу вас пользоваться косметикой и подбирать определенные костюмы. А как вас зовут?
— Орыся, — растерянно ответила она. — Но я умею пользоваться косметикой.
— Охотно верю. Но к каждому костюму нужно подбирать определенный макияж.
— А здесь что, костюмированные балы? — решила сострить Орыся.
— Да, и они вам понравятся, — не отреагировала на вызов Юлия. — Сегодня праздник Диониса. Так что вы появитесь в греческом костюме. Но сначала примите ванну.
— Я не люблю ванну, я привыкла к душу, — заявила Орыся.
Лицо Юлии изменилось. Она строго взглянула на Орысю и предупредила:
— Правило номер два. Ослушание наказывается штрафом. Ведь вы не хотите лишить своих родственников зарплаты? После второго предупреждения весь месяц будете работать только на фирму. Без вознаграждения.
Орыся промолчала. Если придется работать на этих уродов, то свои деньги она им не отдаст никогда. Она наблюдала, как Юлия набирала воду, капнула несколько капель из одного флакона, затем из другого, сыпанула колпачок какого-то порошка, взбила пену. Наконец, удовлетворенная результатом, просто сказала:
— Можете раздеваться. А я пока посижу в комнате, посмотрю телевизор. Кстати, рекомендую, здесь кабельное телевидение. Есть интересные фильмы — на любой вкус. Через двадцать минут зайду и приступим к макияжу. К этому времени вы должны уже сидеть в халате.
Она показала на коротенький халатик нежнорозового цвета.
Орыся легла в ванну и подумала, что события развиваются так стремительно, что некогда даже пораскинуть мозгами, как же вести себя дальше. Из-за этих чертовых штрафов придется подчиниться, это уже понятно. Но как быть с теми господами, которых придется принимать? Как раз недавно они с отцом смотрели передачу про сексуальное рабство, и она усвоила одно: если хочешь остаться живой и не покалеченной, нужно вести себя разумно. То есть не сопротивляться, а выжидать удобного случая. Очень глупо вызывать гнев хозяев, когда и так понятно, что просто так отсюда не выберешься. Эти двери на запоре, наблюдение, вышколенная обслуга — со всем этим бороться ей пока не под силу. Но нужно держать ухо востро и быть внимательной. Наблюдательной. Изучить обстановку. Усыпить бдительность охранников. А там Бог поможет, — она в этом не сомневалась. Орыся очень верила в силу материнской молитвы. А мама, провожая, благословила ее и осенила крестным знамением.
В дверь деликатно постучали. Орыся быстро набросила на себя халат. Зашла Юлия и велела сесть перед зеркалом. В других обстоятельствах Орыся даже получила бы удовольствие оттого, как профессионально работала над ней Юлия, но сейчас она думала только об одном — о том, что ей впервые в жизни придется отдаться незнакомому человеку. Подумала об Олеге, — он сейчас на практике во Львове и не знает, что она поневоле вынуждена ему изменить. На душе было так плохо, что на глаза навернулись слезы.
— Тушь потечет, — жестко сказала Юлия. — Не ты первая, не ты последняя. Хочешь получить совет? Он старый, как мир. Если насилуют, расслабься и попробуй по крайней мере получить удовольствие. Если тебе повезет и сегодня тебя выберет господин Банкир, тогда можешь считать, что свою неприкосновенность ты сохранила. Он у нас созерцатель.
— А какой он? — тут же спросила Орыся.
Юлия внимательно посмотрела на нее.
— А ты умница. Он выше всех. Больше ничего не скажу.
Орыся смотрелась в зеркало. Никогда она еще не выглядела такой красавицей. Юлия действительно специалист. Как жаль, что все ее ухищрения не радуют Орысю. Лучше бы она была уродиной. Тогда на нее никто и не посмотрел бы.