(Москва, тот же день)

Невысокий, худощавый и сутулый человек, похожий повадками и лицом на шакала, выбрался из новенькой бежевой «БМВ Z8» и захлопнул дверцу.

Он повернулся к кирпичной пятиэтажке и слегка прищурился. Щеки у мужчины были впалые, нос тонкий и хрящеватый, глаза сидели глубоко и смотрели на мир со странным спокойствием часовой мины, которая невозмутимо и равномерно отсчитывает минуты до будущего взрыва.

Одет мужчина был в легкое серое пальто и темные брюки. В руке у него был белый пластиковый пакет, из которого торчали вялые, красные головки гвоздик.

Народу во дворе было немного. Пара молодых мам с колясками да три мужичка, забивающие за деревянным столом «козла».

Поглядывая на дом, он вынул из кармана коробку тонких сигар, достал одну, вставил в тонкие, сухие губы и прикурил от тяжелой зажигалки «зиппо».

Он успел сделать всего две затяжки, когда в кармане пальто зазвонил мобильник. Мужчина неторопливо достал телефон, неторопливо поднес его к уху и проговорил в трубку спокойным, чуть сипловатым голосом:

— Слушаю.

— Шакал, это Виктор.

— Привет. Как наши дела?

— Порядок. Имя подтвердилось, адрес — тоже. Это она.

— Хорошо.

— Ты сейчас где?

— Возле се дома.

— Ясно. Ты только не пори горячку. Она женщина пожилая, у нее наверняка проблемы с памятью. Если она ничего не вспомнит…

— Занимайся своим делом, — сухо перебил собеседника Шакал. — А я займусь своим. До связи.

Он отключил связь и сунул мобильник в карман.

Итак, информация подтвердилась. Вот ее окно — на втором этаже, слева от подъезда.

Шакал взглянул на окно и затянулся тонкой сигарой. Дым приятной теплой волной прокатился по гортани и заполнил легкие.

— Пора, — выдохнул Шакал, и облачко сизого дыма вырвалось у него изо рта.

* * *

Дверь открылась, и на пороге возникла грузная женская фигура в засаленном халате.

— Анна Львовна Сопова? — вежливо осведомился Шакал.

— Нет, — сухо ответила женщина и оглядела Шакала хмурым, недоверчивым взглядом. — Я ее домработница.

— Могу я видеть саму Анну Львовну?

— А вы кто ж такой будете?

— Я ее бывший воспитанник. Пришел навестить.

— Воспитанник? — Женщина оглядела Шакала снизу доверху подозрительным взглядом. — Стой здесь, воспитанник. А я пойду спрошу.

Она хотела закрыть дверь, но Шакал подставил ногу. Брови домработницы взлетели к самой кромке седых волос.

— Ты чего хулиганишь? — изумленно проговорила она.

— Она будет рада меня видеть, — заверил женщину Шакал, подбавив в голос патоки. — Можно мне войти?

Домработница насупилась.

— Анна Львовна больна, — отчеканила она. — У нее полиартрит. Лежит, не вставая, уже три дня.

— Тем более она обрадуется моему приходу. Я принес ей цветы и фрукты.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Первыми взгляд отвел Шакал. «Успокойся, — сказал он себе. — Ты ее пугаешь». Когда он вновь взглянул на домработницу, на губах его играла дружелюбная улыбка. Однако взгляд домработницы стал еще более подозрительным.

— Тебя как зовут-то? — спросила она. — Как тебя представить?

— Боюсь, что Анна Львовна не вспомнит моего имени. Прошло много лет.

— А вот это ошибаешься. Анна Львовна помнит всех своих воспитанников. Бывает, забудет поесть или в туалет сходить. А вот их, окаянных, помнит. Так как тебя зовут, милок?

Шакал улыбнулся и ответил:

— Меня зовут Егор. Егор Кремнёв.

— Егор Кремнёв? Хорошо, я так и передам. Ты ногу-то убери. А то дверью отстригу.

Шакал нехотя убрал ногу.

— Вот так, — кивнула домработница и захлопнула дверь перед носом у Шакала.

Лицо Шакала побелело от гнева. Он почувствовал непреодолимое желание выставить дверь плечом и войти в квартиру — если придется, то даже пройти по голове мерзкой домработницы. Как было бы замечательно разбить ей голову об стену. Или просто свернуть шею. Шакал представил себе эту картину и даже услышал хруст ломающихся позвонков.

Усилием воли он заставил себя успокоиться. «Главное — не наделать глупостей».

За дверью послышались шаркающие шаги. Замок сухо щелкнул, и дверь приоткрылась. Домработница высунула в щель нос и неприязненно проговорила.

— Анна Львовна совсем плоха. Но тебя она помнит.

— Так мне можно войти? — нетерпеливо спросил Шакал.

Домработница несколько секунд молчала, затем с явным сожалением и с нескрываемой неприязнью на лице открыла дверь и сказала:

— Ну входи, раз пришел. Только постарайся ее не волновать. Веди себя тише воды, ниже травы, понял?

— Как не понять, — улыбнулся Шакал, переступая порог квартиры.

Анна Львовна Сопова лежала в постели. Она была седа, жирна и неопрятна. В комнате стоял удушливый запах медицинских препаратов.

Шакала едва не стошнило. Он терпеть не мог запаха больницы и не мог без отвращения смотреть на лица больных стариков. Но сейчас он снова, в который уже раз за последние пять минут, преодолел себя и дружелюбно улыбнулся.

— Добрый день, Анна Львовна!

Толстая старуха, лежащая в постели, повернула седую голову и уставилась на него холодным взглядом. Затем разомкнула слипшиеся губы и пророкотала:

— Ты не Егор Кремнёв.

— Я…

— Марфа! — рявкнула вдруг старуха.

По коридору зашлепали тапочки, дверь распахнулась.

— Что, Анна Львовна? — взволнованно спросила домработница.

— Ты кого ко мне привела?

— Как это — «кого»? Это ваш бывший воспитанник. Вы разве не узнаете?

— В первый раз его вижу.

Домработница перевела взгляд на Шакала, глазки ее блеснули недобрым блеском, а нижняя челюсть слегка выдвинулась, придав лицу сходство с бульдожьей мордой.

— Звони в милицию! — велела Анна Львовна.

Марфа повернулась, чтобы выйти, но Шакал быстро преградил ей дорогу и захлопнул дверь. Домработница остановилась и с ужасом уставилась на Шакала.

— Чего это ты задумал? — испуганно пробормотала она. — А ну — уйди с дороги! Хуже будет, если не уйдешь!

Гнев захлестнул Шакала. Он снова испытал непреодолимое желание размозжить проклятой старухе голову. Но нужно было держаться.

— Позвольте мне все объяснить, — мягко попросил он. — Если мои объяснения вас не устроят, вы позвоните в милицию. Но я уверен, что это не понадобится:

Домработница повернулась к Анне Львовне и вопросительно на нее посмотрела. Та лежала в постели и хмуро смотрела на Шакала.

— Так что будем делать, Анна Львовна? — спросила домработница.

— Пусть… — хрипло выдохнула Анна Львовна. — Пусть объяснит.

Шакал облегченно вздохнул. Встреча с милицией не входила в его планы. Он пришел сюда за информацией, а не за неприятностями.

— Ну! — требовательно проговорила домработница. — Чего молчишь-то? Сказано тебе — объясняй!

— Дело в том, — медленно начал Шакал, — что я действительно не Егор Кремнёв. А назвался я так для того, чтобы Анна Львовна впустила меня.

— Ишь ты, — усмехнулась домработница. — Обманул, стало быть. И ведь не покраснел даже, когда врал.

Шакал улыбнулся:

— Покраснел. Но в подъезде было темно, и вы не заметили. Итак, я не Егор Кремнёв. Но я его близкий друг. Зовут меня Андрей Борисович Звягин.

— Паспорт есть? — просипела со своей постели Анна Львовна.

— Есть, но он в машине.

— Чего ж не взял?

— Честно говоря, я рассчитывал на более ласковую встречу, — ответил Шакал. — Егор мне много о вас рассказывал. Он говорил, что вы очень душевная женщина. Вот я и…

— Я помню Егора, — перебила его старуха. — Хулиган был редкостный. Сколько пакостей мне наделал — всех и не перечислишь.

— Да, я знаю, — поспешно кивнул Шакал. — Он говорил, что вы немного не ладили. Но в детстве вы были для него самым близким человеком. Так он мне сказал.

— Конечно, близким! — Старуха усмехнулась безобразной беззубой усмешкой. — Только что задницу ему не подтирала. Ему и другим. Двадцать лет на этих мерзавцев убила. Замуж не вышла, своих детей не завела. А все из-за этих паршивцев.

Шакал нахмурился. Разговор приобретал нежелательную направленность. Нужно было срочно исправлять ситуацию.

— Вы выдающаяся женщина, — торжественно и серьезно проговорил он. — И, честно говоря, меня ужасают условия, в которых вам приходится жить.

Анна Львовна стрельнула глазами на домработницу. Взгляд у нее стал недоуменно-тревожным.

— Это ты про какие условия говоришь, что-то не понимаю?

— Ну как же, — голосом, в котором зазвучало праведное негодование, проговорил Шакал. — Сразу видно, что государство вам не помогает. Лекарства-то, небось, дорогие?

— Ужас какие дорогие! — подтвердила домработница.

— Вот и я о том же, — кивнул Шакал. — Государство ведет себя по отношению к вам просто по-свински. Ситуацию нужно немедленно исправлять.

Анна Львовна сглотнула слюну.

— Как же ее исправишь, сынок? — проговорила она, смягчив голос. — Не на митинг же мне идти?

Шакал улыбнулся.

— На митинг, конечно, идти не нужно. Да и вообще, не стоит рассчитывать на государство.

Анна Львовна и домработница переглянулись.

— Так на кого же нам рассчитывать, отец родной? — недоуменно спросила домработница.

— На частных инвесторов, — веско ответил Шакал. — Собственно, я по этому вопросу и пришел. Разрешите, я присяду?

— Конечно-конечно! — забормотала Анна Львовна. — Марфа, ты какого черта стоишь? Дай гостю стул!

Домработница подскочила к стулу, смела с него вещи и поставила перед Шакалом.

— Присаживайтесь!

— Благодарю вас.

Шакал сел на стул и закинул ногу на ногу. Теперь он чувствовал себя полным хозяином положения.

— Дело в том, что Егор Кремнёв, ваш бывший воспитанник, лет пятнадцать назад занялся бизнесом.

— Бизнесом? — ахнула Анна Львовна. — Подумать только. А я думала, что он бандит.

— Одно другому не мешает, — тихонько заметила Марфа.

Анна Львовна метнула в ее сторону гневный взгляд, и та поспешно замолчала.

— Егору пришлось пройти через многое, — спокойно продолжил Шакал. — Сами помните, в какой стране мы с вами жили еще лет десять назад. Но Егор выдержал и не сломался. Сегодня он возглавляет компанию по изготовлению спецтехники. И, как вы, вероятно, уже догадались: Егор — далеко не бедный человек.

По мере рассказа глаза у Анны Львовны разгорались все ярче и ярче.

— Так, значит, он богач? — с алчным придыханием спросила она.

Шакал улыбнулся:

— Ну, богач или не богач — это ведь понятие относительное. Если не возражаете, я перейду сразу к делу. Месяц назад с Егором Кремнёвым случилась беда. У него обнаружили неизлечимою болезнь.

— Ох, матушки-заступиицы, — дрогнувшим голосом проговорила Марфа и перекрестилась.

А Анна Львовна, состроив страдальческую мину, пролепетала:

— Бедный мальчик. Что же с ним такое?

— Этого я вам сказать не могу — врачебная тайна. Но жить Егору, судя по всему, осталось немного. Перед смертью Егор основательно пересмотрел свою жизнь и… Ну, в общем, он стал верующим человеком и не хочет предстать перед Господом с грузом старых грехов.

— Что ж, это дело, — одобрила Анна Львовна. — А я-то чем могу помочь?

— Во-первых, Егор Иванович считает, что многим обязан вам. Он уверен, что именно вы сделали его таким, какой он есть. Он сказал, что весь детдом держался на ваших хрупких, по необыкновенно сильных плечах.

— Это верно, — улыбнулась Анна Львовна. — Если бы не я, вся эта орава дружным строем отправилась бы в тюрьму. А то и куда подальше.

— Вот именно, — кивнул Шакал. — Егор помнит, что вы с ним не очень ладили, когда он был ребенком…

Анна Львовна растроганно махнула рукой:

— Чего уж там. Я тоже была хороша.

— И это воспоминание сильно его гнетет, — скорбным голосом продолжил Шакал. — Вот он и решил, что обязан перед вами извиниться. А поскольку сам Егор этого сделать не может, он отправил к вам меня — своего лучшего друга. Анна Львовна, от лица Егора Ивановича выражаю вам огромную благодарность за все, что вы сделали…

«Чтоб ты лопнула от жира, старая свинья!» — мысленно пожелал Шакал.

— …И прошу простить Егора за все гадости, какие он вам когда-либо сделал…

— Ну что ты заладил: гадости-гадости, — прослезилась старуха. — Ведь и хорошего много было. Между прочим, наш детский дом пять лет подряд занимал первые места на смотрах художественной самодеятельности!

— Это замечательно, — поддакнул Шакал. — Так я могу передать Егору Ивановичу, что вы простили его и не держите на него зла?

— Конечно, передай, — взволнованно проговорила Анна Львовна.

— Отлично, — снова кивнул Шакал. — С первым пунктом мы покончили. А теперь второй. Видите ли, Егор Иванович хочет назначить вам что-то вроде пенсиона. Вы будете получать по триста долларов ежемесячно. Если, конечно, вы не возражаете.

Анна Львовна уставилась на Шакала, не веря собственным ушам.

«Не переборщил ли я?» — тревожно подумал Шакал.

— Сколько ты сказал? Триста долларов?

— Именно так, — невозмутимо ответил Шакал. — Конечно, если вы по каким-то причинам не можете принять этот скромный…

— Что ты, сынок! — Анна Львовна мило улыбнулась. — Что ты! Егор задумал богоугодное дело, и я не могу ему в этом помешать. Не имею права перед лицом Господа!

— Так ты деньги принес, что ли? — изумленно спросила Марфа, до которой только сейчас дошел весь смысл сказанных Шакалом слов.

Шакал добродушно улыбнулся:

— Совершенно верно. Если Анна Львовна согласится — каждый месяц на ее банковский счет будет поступать сумма в размере трехсот американских долларов.

Старуха облизнула жирные губы.

— И сколько же все это продлится? Два месяца? Или три?

— Это будет пожизненный пенсион, — солидно ответил Шакал. — Если вы проживете сто лет, а я лично в этом не сомневаюсь, все сто лет двадцать пятого числа каждого месяца вы будете получать по триста долларов.

Анна Львовна побледнела, потом покраснела, потом попыталась приподняться, но не смогла и бессильно откинулась на подушку.

— Какой замечательный человек, этот ваш Егор Кремнёв! — затараторила домработница.

— Погоди, — оборвала ее Анна Львовна — И что же — это все просто так? За красивые глаза, то есть?

— Да, — просто ответил Шакал.

Анна Львовна нахмурила лоб.

— Сколько ж грехов понаделал Егор, если теперь так усердно от них откупается, — задумчиво пробормотала она.

— Все мы не безгрешны, — философски заметил Шакал.

— Уж это точно, — кивнула Анна Львовна.

Шакал кашлянул в кулак и продолжил:

— Но есть одно условие. Видите ли, Анна Львовна, перед смертью Егор Иванович очень хочет увидеть своих родителей. Но он понятия не имеет, где их искать. До сих пор он об этом почта не задумывался, а вот теперь… — Тут Шакал тяжело вздохнул. — Теперь эта мысль не дает ему покоя. Ведь даже его фамилия — Кремнев — не настоящая. Эту фамилию ему дали в детдоме, верно?

Анна Львовна слушала Шакала нахмурившись. Ее заплывите жиром глазки смотрели на него испытующе. «Слишком круто начал», — с досадой подумал Шакал. Но тут морщинистый лоб Анны Львовны слегка разгладился.

— Что ж, это правда, — сказала, наконец, старуха. — Я сама его оформляла. Сама и фамилию ему придумала. Это входило в мои прямые обязанности.

— Значит, вы можете… как это говорят в книжках… слегка приподнять полог тайны над происхождением Егора Ивановича?

— Приподнять-то я могу. Только вряд ли ему это понравится.

«Есть контакт!» — воспрял Шакал и едва не потер ладони.

— Отчего же так, Анна Львовна? В его происхождении есть что-то криминальное?

Старуха усмехнулась.

— Криминальное? Скорее — подзаборное!

— Сгораю от нетерпения услышать вашу историю, — улыбнулся Шакал.

— Услышишь, — пообещала Анна Львовна. Она облизнула губы и покосилась на Шакала. — А что, сынок, какие документы надо подписать, чтобы пенсию от Егора Ивановича получать?

Достав из внутреннего кармана плаща пластиковую папку, Шакал вынул из нее несколько листков и протянул их старухе.

— Вот все бумаги. Документ с нотариальной печатью, договор с банком «Резерв», номер вашего счета и все прочее.

Анна Львовна взяла бумаги и уставилась на них, как баран на новые ворота.

— Ничего не вижу, — пожаловалась она. — Совсем слаба зрением стала. Ты, сынок, покажи, где расписаться, а я подмахну.

Шакал достал из кармана ручку, всучил ее Анне Львовне и ткнул в бумагу пальцем:

— Вот тут.

Старуха принялась неторопливо выводить каракули.

— Кажись, все, — сказала она почти через минуту. — Бумажки у меня останутся?

— Один экземпляр у вас, второй — у меня.

— Ага. Поняла.

Старуха всучила Шакалу один экземпляр, а второй аккуратно свернула и спрятала под подушку.

— Теперь мы поговорим? — осторожно спросил Шакал.

— Теперь-то? Можно и поговорить, — ощерила беззубый рот Анна Львовна. — Ты, стало быть, хочешь знать, откуда появился Егорка Кремнёв? Появился как и все — из п… — Тут старуха употребила матерное словцо. Похоже, для нее это было в порядке вещей. — А п… эта была у шестнадцатилетней писюхи. В роддом ее привела мать.

— Как звали эту девушку?

— Вероника. Фамилия… Дай бог памяти… Кремона, кажется. Да, точно — Кремона. Ее мать сама попросила, чтобы в детдоме ребенку дали другую фамилию. В Доме малютки ему ничего не придумали, а когда он к нам поступил, я переделала Кремова в Кремнёва. Чтобы было похоже на родную фамилию.

— Н-да, — усмехнулся Шакал. — Фамилии похожи, но какой разный смысл. А кто был отцом ребенка, вы не припомните?

Анна Львовна насупилась.

— Как не помнить. Помню. Там у них скандал вышел. Слухи и до нас долетели.

— Что за скандал? — насторожился Шакал.

— Говорили, что девчонку обрюхатил учитель физкультуры. Учителя, понятное дело, в шею. Говорят, он потом то ли спился, то ли просто сгинул.

«Уже что-то», — удовлетворенно подумал Шакал. А вслух уточнил:

— Может, вы и фамилию его помните?

Анна Львовна сдвинула брови и задумалась. Несколько секунд она думала, затем отрицательно мотнула головой:

— Нет, не помню. Вот Веронику Кремову запомнила. А его — нет.

— А что, эта Вероника, она никогда не приходила в детдом?

— Да какое там! — махнула рукой Анна Львовна. — Думаю, она уже через неделю о нем забыла. У самой ведь еще молоко на губах не обсохло. Какая из нее мать?

— Никакая, — задумчиво ответил Шакал. — А год и день рождения Егора указаны верно?

— Абсолютно, — кивнула Анна Львовна.

— Это хорошо.

«Итак, фамилия матери известна, — подумал Шакал. — Даже если старуха что-то напутала, я смогу это уточнить. Думаю, и отца найти не составит особого труда. Слыханное ли дело — учитель соблазнил ученицу! И это в советские-то времена. И сейчас за это по головке не погладят, а уж тогда…»

— Как же так получилось, что Егор ничего не знал об этой истории?

Анна Львовна отвела взгляд.

— Мать девчонки попросила меня, чтобы я помалкивала.

— И, видимо, приплатила вам за это? О, не смотрите на меня так, Анна Львовна. Я не собираюсь вас ни в чем упрекать. Все мы люди, всем нам нужно как-то жить. Что бы вы ни сделали, вы сделали это абсолютно правильно.

— Слышь, сыпок, — заговорила старуха, внимательно глядя на Шакала. — Ты, когда Егору все это будешь пересказывать, скажи ему, что я тут ни при чем. Что я только о покое его заботилась. Не хотела его волновать почем зря.

— Скажу, — согласился Шакал.

— Вот и ладно, — улыбнулась старуха. — И пусть он зла на меня не держит.

Шакал поднялся со стула.

— Мне пора, Анна Львовна. Приятно было с вами побеседовать.

— И мне тоже, — ощерилась в ответ старуха.

— И мне, — поддакнула Марфа.

— Ну, всего доброго.

Шакал одарил женщина лучезарной улыбкой и двинулся к двери. Марфа вскочила со стула и засеменила за ним.

Покинув квартиру, Шакал прошагал по ступенькам один лестничный пролет, нарочито громко чеканя шаг, затем, стараясь ступать беззвучно, вернулся наверх и приложил ухо к двери. У Шакала был чрезвычайно тонкий слух, он был способен расслышать шепот человека, даже если этот человек стоял за двадцать метров от него.

И сейчас он кое-что расслышал.

— Ушел, что ли? — прозвучал в отдалении сипловатый голос Анны Львовны.

— Ушел, — ответила домработница Марфа.

— Позвони-ка ты в милицию. Пусть его там проверят. Нет, лучше позвони соседу Котову с первого этажа! Он же в милиции работает?

— Ну да. У него сегодня как раз выходной после дежурства. Он во дворе в домино стучит.

Шакал тихо чертыхнулся. Если у этого Котова при себе мобильник, то он услышит жалобы теток раньше, чем Шакал заведет машину. И наряд вызвать успеет. Или знакомым патрульным просигналит. И что тогда?

Волна гнева снова захлестнула Шакала. Он почувствовал такую нечеловеческую ярость, что готов был отгрызть себе кулак, лишь бы дать ей выход. Глаза заволокла желтоватая пелена. Шакал с испугом осознал, что надвигается новый припадок, и повернулся к лестничному пролету, чтоб как можно быстрее унести отсюда ноги, но было уже поздно.

Ярость колотилась в груди, как стреноженный зверь, мутила разум, заставляла руки дрожать.

Шакал резко развернулся, схватился за дверную ручку и рванул дверь на себя.

Когда он ворвался в гостиную, домработница Марфа таращилась на дисплей мобильного телефона, близоруко сощурив глаза и пытаясь найти нужные кнопки. Увидев вернувшегося «гостя», она испуганно отшатнулась и открыла рот для крика, но сухой кулак Шакала одним ударом выбил из нее дух.

Затем Шакал повернулся к лежащей на кровати толстой старухе. Та смотрела на него расширившимися от ужаса глазами, судорожно подтянув к лицу края покрывала.

— Что, карга, денег захотела?

Зверь внутри Шакала вырвался наружу, и теперь уже не было никакой возможности загнать его обратно. Да Шакал и не пытался. Он шагнул к кровати, подхватив с тумбочки настольную лампу на медной подставке.

— Получи свои деньги!

Шакал размахнулся и ударил старуху лампой по голове. Он бил до тех нор, пока старуха не перестала дергаться и нe затихла. Затем швырнул разбитую лампу на кровать и перевел дух.

Ярость, подобно раскаленной лаве, захлестнувшая душу Шакала, постепенно остывала и отступала. Наконец он облегченно вздохнул. Припадок закончился.

Выехав со двора, Шакал достал из кармана мобильник и набрал номер.

— Виктор, это я.

— Я так и понял. Как все прошло?

— Мы не ошиблись. Это была она.

— Тебе удалось что-нибудь узнать?

— Да. Теперь я знаю имя его матери. Да и до отца, думаю, доберусь.

— Хорошие новости. Надеюсь, ты был паинькой?

— Конечно. — Шакал усмехнулся. — Ты ведь меня знаешь. Слушай, Виктор, тут нужно кое-что подчистить.

— О чем ты? — не понял Виктор.

— О двух больших кучах дерьма, — спокойно ответил Шакал. — Нужно от них избавиться.

— Что?.. Шакал, ты с ума сошел? Ты их…

— Да, — сухо сказал Шакал. — Я вынужден был это сделать.

— Черт! Я же просил тебя не пороть горячку!

— Я был спокоен.

— Ты снова вышел из себя?

— Говорю же тебе: я был спокоен.

— Слушай, Шакал, если твои приступы не прекра…

— Ты совсем меня нс слушаешь?! — заорал в трубку Шакал. — У меня не было никакого приступа! Я вынужден был это сделать! И хватит болтать. В квартире тебя ждут две кучи дерьма. И ты их уберешь.

Шакал отключил связь и убрал телефон в карман. В душе у него клокотал холодный огонь ярости. И эта ярость требовала выхода.