Филипп, проснувшись на рассвете от ощущения того, будто задержался в парилке больше положенного, открыл глаза и увидел на своей шее полную и горячую руку хозяйки, а его живот пересекала крупная белая нога. Видать, малость перестарался с вечера, женщина вся прямо-таки исстоналась, изохалась, да так и заснула, обхватив руками дорогую свою находку, и даже ногой сверху прижала, придавила, чтоб не исчез, не убежал. А он полежал так под жарким и мягким прессом, вполне удовлетворенный пылкой страстью одинокой вдовы, да и сам заснул. И проспал всю ночь без забот и сновидений.

На перине было душновато, но зато, слегка поднапрягшись, Филе удалось осторожно, не разбудив тихо и мерно сопящей женщины, выбраться из-под нее и медленно сползти с высокой постели. Затем, крадучись, на цыпочках, он вышел на веранду, а уже там надел тренировочный косном, приготовленный с вечера, и темные, неброские кроссовки. Мягко ступая, сошел с крыльца, не скрипнув дверью, и побежал по дорожке к калитке, как заправский спортсмен. А что, пусть соседи привыкают, что у Фроси завелся москвич, который вон как следит за своим здоровьем. Мужичок-то он пусть и невзрачный, а все — мужик, забор вон вчера починил, как заправский плотник, и, главное, почти ведь и не пьет, и за собой следит, и в разговоре простой. Это уж Сергуня не утаит. Молва-то сразу разнесется, едва Филю увидит кто-то из соседей. А оно и нужно, чтобы увидели и постепенно привыкли к его простецкому виду и ранним утренним пробежкам.

Нет, вовсе не за здоровьем своим бежал Агеев, а по строго определенному адресу: улица Первомайская, дом двенадцать. Солидный район, где в ряд выстроились десятка полтора богатых, «новорусских» особняков под разноцветными андулиновыми крышами. У Краснова она была приметного ярко-синего цвета, а сами стены выложены коричневой декоративной плиткой. Словом, найти будет легко, объясняла Вера Краснова. Но Филя должен был увидеть объект своими глазами и прикинуть возможности проникновения на территорию без каких-либо осложнений. Но в любом случае «прекрасная вдовушка» должна быть предупреждена заранее, чтобы не произошло нежелательных эксцессов при знакомстве…

Еще вечером, нарочито медленно и как бы со вкусом исполняя свою работу, Филя с заметным, острым интересом все поглядывал да поглядывал на ставшую совсем уже милой и привлекательной хозяюшку, не уходившую в дом и, видно, тоже получавшую удовольствие от лицезрения сугубо мужского дела. И тогда он снова, как бы невзначай, затеял разговор о судьбе мебельной фабрики. Причем интерес проявил такой, что Фрося не могла не задуматься, откуда это у приезжего имеются серьезные знания в деревообделочном и мебельном производстве. И на ее встречный вопрос Филипп, помявшись для порядка, ответил, что и сам держит подобный бизнес. Есть, конечно, трудности, то, другое, но ведь проблемы-то у всех мебельщиков общие, как ни крути. А когда знаешь, откуда грядет опасность, оно как-то жить легче. Предупрежден, говорят умные люди, значит, вооружен. И такая постановка вопроса тоже очень понравилась Фросе Морозовой, она поняла, что отдых у постояльца — отдыхом, а о деле он тоже не забывает. Верно же говорят, что чужой опыт — он для умных, а не для дураков, это дурак только на своем опыте учится. Обсудили, пошучивая, и этот вопрос. А там, глядишь, и работа к концу приблизилась, и обстругивать, прилаживать и приколачивать больше было нечего. Но мускулы обнаженного до пояса мужского торса продолжали напрягаться и играть, где ж было устоять женщине, уже с отчаяньем почуявшей эту могучую мужскую силу? Там, может, и еще бы нашлось дело, да жаль было терять время, нечаянно отпущенное ей сладкой судьбой. Вот и вернулись они в дом, чтоб уж больше ничем, кроме сплошных удовольствий, не заниматься. Ну, а там и мыслям места совсем не осталось — всхлипы да охи…

Но рассказать Фрося успела немало любопытного. Конечно, многого она и сама не знала, но, по слухам — а их в городке хватало — половина жителей Боброва ходила в должниках у Плюшкина. Всем ссужал, но большие проценты нарастали лишь в тех случаях, когда должник задерживал возврат долга. А так — ничего, жить можно. Когда есть и надежда на то, что сумеешь вовремя обернуться с займом. Ну, а нет, думай о закладе. Можешь дом заложить, или машину, если есть, или еще что-нибудь из хозяйства, — ничем не брезговал ростовщик. И был у него, тоже говорили знающие люди, свой юрист, который и оформлял, как надо, все эти долговые обязательства. И спорить не приходилось — все на законных основаниях. А там приедут судебные исполнители, и — гуляй, Вася…

— Скуплено, что ли, все тут на корню? — поинтересовался Агеев.

— А чего бы нет? — не удивилась хозяйка. — Вот и я чуть было не попалась в сети паука. Вовремя одумалась, корову продала, но долг вернула в срок. А то б и век не расплатилась.

Филя обратил уже внимание на пустой коровник, в котором все еще остро пахло навозом. Но он подумал, что скотина гуляет в стаде, даже свежего молочка хотел спросить. Нет, не было ее уже. А на вопрос, кому продала, Фрося ответила, что просто отвела к Плюшкину, и тот сдал ее на мясо. И, подсчитав доход от продажи, немного денег даже честно вернул: чтоб все было по правде, без обману. Потому, оказывается, и идут к нему за помощью люди, когда обстоятельства прижимают. Каждый ведь надеется на то, что удача обернется к нему лицом…

Не у всех, значит, получается. Агеев вспомнил, что разорение Краснова как раз и началось с какого-то непонятного займа бизнесмена, с долга, который тот вынужден был вернуть, пожертвовав собственной фабрикой. А затем — плачевный исход. Впрочем, видел Филипп, история с Фросиной коровой — лишь слабая копия, но имеющая полное подтверждение истории событий с Красновым. Те же ходы ростовщика, тот же конечный результат — только у каждого из заемщиков на своем уровне. Но оставался непроясненным вопрос о том, зачем одинокой Фросе потребовалось влезать в долг у ростовщика Плюшкина и, что-то проиграв, даже продавать потом свою корову, по существу, лишаться даже и кормилицы? Женщина смущенно молчала, вероятно, стесняясь какой-то собственной глупости, и Филя не стал сходу настаивать, предположив, что у этой ее истории имеется свое, очень важное предисловие. Ничего страшного, не сейчас, так завтра правда всплывет. Видно же, мучается женщина, а поделиться ей не с кем. Тут не нажимом, наоборот, тут сочувствием действовать надо, тайна и откроется. Но все-таки, что ж это за тайна такая? Почему-то показалось, что именно эта «неясность» сможет впоследствии объяснить причины смерти Краснова.

Но, по глубокому убеждению Агеева, Катерина Краснова должна знать эту причину. А молчит потому, что, скорее всего, боится за сына-школьника и за себя. Наверняка ведь предупредили, чтоб не рыпалась, не то хуже будет. Нет, то, что будет гораздо хуже, Филипп не сомневался, вопрос в другом: когда? Как скоро? Успеют ли они в конечном счете защитить женщину и ребенка?

И в этой связи приходилось думать о том, как вводить в дело Юрку Гордеева. Просто приехал и стал разбираться? А кто вызвал, сестра? Ну, так предупредим их, чтоб заткнули рты и прогнали своего адвоката. Можно и делом предупредить, а не только словами. Ребенок-то, поди, в школу ходит? Ну, так однажды опоздает по пути из школы домой, чтоб мамаша несговорчивая побегала, поволновалась. А милиция местная сама ей выход подскажет. Не суетись, мол, мамаша, под клиентом! А то если про клиента, так вот он, давно тебя дожидается, такое покажет, что век не забудешь! И что после этого предложат по-хорошему москвичу Юрию Гордееву, считающемуся вполне успешным и умным адвокатом, у которого срывов, как правило, не бывает? А ничего, вали, парень, отсюда, пока из-за тебя большая беда не случилась. Такой вот получается расклад…

Все эти мысли мелькали в голове Агеева словно бы в такт его легкому и профессиональному бегу, в истинно спортивном происхождении которого не смог бы усомниться ни один профессиональный физкультурник, говоря языком молодости.

Дом с синей крышей он увидел издалека. Не близко, однако, хотя какой Бобров город? Так, поселок, как их раньше называли, городского типа. Но улицы длинные и неухоженные. И дома напротив «богачей» — старые пятиэтажки, в свое время, наверное, для рабочих с фабрики строили. А те — как московская «лимита», тоже могли быть приезжими, из окрестных деревень. Не стали бы местные жители из своих вполне добротных домов в такие вот клетушки перебираться. Или, может, из общежитий люди?..

Так, стоп, машина! Надо переходить на усталый шаг. Еще рано, и вряд ли кто-то сидит у окна и наблюдает за домом Краснова. Но — все может быть, и рисковать Филипп не желал. Причем не своей — чужими жизнями.

Выбрав наиболее удобное, по его наблюдениям, место, он огляделся и, не заметив ничьего постороннего внимания, подпрыгнул и уцепился руками за верхнюю кромку металлического забора. Затем подтянулся и стал осматривать открывшуюся картину.

Дом двухэтажный, с застекленной верандой — по всему фасаду. Неплохо придумано, но пройти незамеченным туда не получится. Значит, остается задний двор — там Филя увидел невысокие одноэтажные строения из бруса, возможно, баня и еще какая-нибудь пристройка — сарай там, гараж, наверное, — к нему ведет выложенная бетонными плитками дорожка. Похоже, что дома есть и второй вход — сзади. Вот к нему и надо подбираться. И действовать придется с той стороны. А что там, есть ли строения или нет, надо выяснять. Пока народ не проснулся и пока не залаяли собаки. У Красновых, кстати, живности этой во дворе не было, что облегчало задачу проникновения в дом. Но в любом случае Катю надо было предупреждать заранее. И сделать это могла лишь Вера, не вызывавшая у возможных наблюдателей пристального интереса. Она в чужие дела не вмешивалась, ее только судьба брата интересовала, получит ответ и замолчит. Но она однозначно будет иметь дело лишь со следователем милиции, других путей и источников информации она нигде не найдет. Однако если в доме уже все прослушивается, разговор Веры с Катей должен произойти где угодно, только не в доме. В той же бане, например. Кстати, если банька будет открыта, туда проникнуть легче всего. А потом уж и в дом, и затем проверить, где установлена прослушивающая аппаратура. Временно заставить ее «молчать» — дело обычной техники, никакой сложности. А потом открыть, показав и предупредив хозяйку, чтоб не подходила с разговорами близко, а при нужде могла и отключить — «жучка», «клопа», неважно, что там у них.

Так, заметил для себя Филя, соскакивая на землю. Теперь следовало обойти длинную улицу особняков с обратной стороны и посмотреть, что расположено там. Времени было еще много, а физических сил, несмотря на довольно долгое ночное развлечение, тоже вполне хватало, да и сама пробежка быстро восстанавливала боевое, рабочее состояние духа. «Вы еще побегаете за мной, — сказал себе Филя, имея в виду неизвестных пока для него наблюдателей, — вы еще не знаете, с кем состязаетесь…» И с этой мыслью легко побежал дальше, до конца улицы.

Наблюдение с обратной стороны двора подтвердили соображения Агеева. Значит, для начала остановимся на бане, окончательно решил он, и достал из кармана трубку мобильника. На экране высветилось время. Рановато, пожалуй, но, с другой стороны, Вера же говорила, что для дела готова быть на связи круглосуточно.

Ответа пришлось ожидать недолго. Вера откликнулась сонным голосом. Как там ни обещала, а недовольство слышалось, и Филя проявил максимум такта.

— Верочка, дорогая, — воркующим тоном начал он: себе он это мог позволить, — я просто вынужден оторвать вас ото сна. Дело в том, что я нахожусь у заднего забора дома Краснова. Все вокруг пока тихо, но я не исключаю ни слежки, ни прослушивания. Разговоры в городе на эту тему самые противоречивые, а рисковать Катей и ее сыном было бы преступлением…

Он решил чуть усложнить обстановку, но Вера подошла к делу ответственно. Хорошая женщина, одобрил ее Агеев, и оба орла — Саня и Юрка — недаром сходу напрягли крылья. Алька аж позеленела! Нет, нельзя Сан Борисычу доводить дело до такой высокой температуры, где же его человеческая жалость? Впрочем, где на самом деле находилась у Турецкого эта жалость, уж кому-кому, а Агееву объяснять было не нужно, сам такой…

Коротко описав Вере ситуацию, Филя попросил ее срочно разбудить невестку и переговорить с ней, но… следовало ей объяснить суть ситуации, чтобы встреча с москвичом не стала для нее неприятной неожиданностью. Одним словом, задание было дано и оставалось только ждать. Расстояние от забора до бани было открытым, и перебегать туда без предварительной подготовки Филипп не решался. А «светиться» ему именно сейчас не было никакой необходимости — всему, как говорится, свое время.

Вероятно, Вера позвонила, потому что вскоре с мобильником в руке Катя вышла из дома и поспешила к бане. Она открыла дверь, вошла туда, а потом быстро вышла и, оглядевшись, возвратилась в дом. Сейчас там снова возникнет разговор, и пространство на короткое время освободится от возможного наблюдения.

Выждав минут пять, Агеев легко перемахнул через забор и, прячась у задней стенки гаража, проскользнул к открытой двери бани. Пред тем как войти туда, внимательно огляделся, прикидывая, где наблюдатели могли установить камеры слежения? Ну, не камеры, дай Бог, одну какую-нибудь — для контроля и страховки. Но рисковать, опять-таки, не стоит.

Он вошел в баню, не трогая двери, и уселся на деревянной скамье чуть в стороне от входа. И через короткое время в помещение снова вошла Катя. Вот уж действительно красивая женщина, хоть и с очень усталым видом. Конечно, пережить такое! Она не удивилась, а просто села напротив и спросила:

— Я все правильно сделала?

— Умница, — одобрил Филя и протянул ей руку. — Филипп, можно — Филя. Катюша, пожалуйста, два слова о вашем разговоре с Верой. О чем у вас шла речь, чтоб я сориентировался?

— Она сказала, что, возможно, забыла в бане золотое кольцо и попросила посмотреть. Вдруг, понимаете ли, обнаружила у себя пропажу. И попросила перезвонить прямо из бани. Потом она сказала, когда я была уже тут, чтобы я вернулась в дом, оставив эту дверь открытой, и что ко мне придет один человек, который занимается расследованием убийства, — так прямо и сказала. А потом я вернулась в дом и позвонила ей, что ни в бане, ни в доме ничего не нашла. И она снова отправила меня сюда, поглядеть еще и в парилке. Честное слово, Филипп, извините, но я ничего не понимаю. Зачем все это нужно?

— Дело в том, что за вашим домом наверняка установлено визуальное наблюдение, а в самом доме прослушивается каждое сказанное слово. Иного пути незаметно проникнуть в дом, как только через баню, у меня нет. Поэтому я очень прошу вас, Катюша, опять возвратиться домой, но дверь выходную не закрывать, а в доме сразу затеять очередной разговор с Варей: мол, снова все пересмотрели, переискали, но нигде никакого кольца нет.

И вы идете на второй этаж — там поискать, а потом, продолжая с ней разговор, выйдите на вашу веранду и походите немного и там. Ну, по углам глазами пройдитесь, а я тем временем посмотрю, чем напичкали ваше помещение. И еще — пока я не разрешу говорить, со мной ни слова. Мальчик спит?

— Да, конечно.

— Вот и хорошо, не будите его. А я вам потом скажу, где мы сможем побеседовать спокойно…

Работали действительно провинциальные дилетанты, в этом Агеев убедился, едва пробрался в дом. На массовое «засорение» помещений подслушивающими и подсматривающими устройствами здесь, разумеется, рассчитывать было бы глупо, но в тех местах, где при проникновении в чужой дом оперы обычно располагают всякие «жучки», посмотреть стоило. И первый же объект — старинная настольная лампа в большой гостиной — указала на наличие постороннего предмета. Филипп приподнял тяжелую лампу и обнаружил черную шайбочку «жучка». Так, один объект есть. Вряд ли поставили много, но на парочку «насекомых» могли не поскупиться. А где их обычно ставят? Там, где рядом источник питания, электричество. Значит, надо проверить выключатели, штепсельные розетки, — для установки приборов на других объектах требуется гораздо больше времени. А ведь обыск проводился, по информации Веры — естественно, со слов Кати — быстро и довольно-таки поверхностно. Даже сейф всерьез искать не стали. Вероятно, рассчитывали на свои приборы. Или были уверены, что все необходимые им документы уже найдены, и шарили по шкафам и ящикам больше для видимости, поскольку им требовалось некоторое время для установки «жучков». А может быть, бродили по комнатам, рассчитывая найти хоть какой-нибудь компромат.

На втором этаже дома — спальни хозяев и их сына. У мальчика «прослушке» делать нечего. Значит, нужно посмотреть у взрослых. На первом этаже найден только один «жучок» — в гостиной, где собирается народ. Еще где могли поставить? В кабинете хозяина и на кухне? Или в комнатах для гостей? Но там-то зачем?.. Кабинет пустует, на кухне хозяйке вести разговоры не с кем, да и гостей теперь нет. И проверка показала, что оперы размышляли точно так же, как и московский сыщик — не занимались пустой работой.

Быстро пройдя через намеченные для обследования помещения, Филипп обнаружил второго «насекомого» в спальне наверху. Ну, точно, по их представлениям, если уж такая хозяйка, которая, как иногда говорят, «вся из себя», и может вести секретные разговоры, то только в спальне. Другими словами, расчет этих прохиндеев строился по их собственной, довольно-таки примитивной схеме. Однако и успокаиваться не стоит. И хотя модели «насекомых» были устарелые и радиус их действия невелик, тем не менее не только в гостиной и в спальне, но и в других комнатах по соседству разговоры на любые темы, касающиеся убийства Краснова, вестись не должны.

А вот насчет «подсматривающих» устройств можно было не беспокоиться, их не было. Вполне вероятно, что за домом велось наблюдение с одного из близлежащих объектов, может быть, от соседей или из машины, припаркованной неподалеку где-нибудь. Но еще на подходе к дому Агеев внимательно изучил окружающую обстановку и никаких признаков наблюдателя не обнаружил. Значит, надо думать о соседних домах. Кто в них живет, и какое отношение их хозяева могли иметь к Краснову? Это — компетенция Кати.

Между тем она вернулась с веранды и, машинально еще держа трубку возле уха, вопросительно посмотрела на Филю. Тот удовлетворенно кивнул и рукой позвал хозяйку за собой — на кухню, находившуюся в конце длинного коридора.

— Ну, что? — был первый вопрос.

Филя приложил палец к губам и громким шепотом произнес:

— Есть две штуки: в гостиной — под лампой, и в вашей спальне — в выключателе возле туалетного столика. В этих комнатах вообще никаких разговоров о деле, только мелочи жизни: не бегай, не шали и прочее. Шепотом лучше всего говорить здесь, на кухне. Возможно, еще и в подвале, но я там не был и не успел проверить. Хотя там вряд ли они что-нибудь установили. Теперь вот о чем. Кто ваши соседи — справа и слева? Вы с ними знакомы? Могут быть они заинтересованы в том, чтобы сделать вам подлость?

— Трудный вопрос, — озадаченно прошептала Катя и задумчиво вытянула яркие губки. А под глазами ее вдруг обозначились синеватые тени: значит, что-то знала.

— Я спрашиваю, чтобы выяснить, могут ли те, кто расправился с Борисом, установить там камеры наблюдения за вами и вашим двором? Я уже посмотрел, оттуда, из одного и другого домов, просматривается лишь передняя часть двора — от ворот до веранды. Задний фасад вашего дома находится вне зоны наблюдения, хотя кто знает… Надо будет еще разок проверить. Ну, так что?

— Слева в доме живут, как мне известно, какие-то родственники главного районного милиционера. Это говорил… муж… — Катя опустила глаза. — Он их недолюбливал, а я даже не знакома с ними. А справа, там, — она показала рукой, — вообще совсем непонятные люди, мы с… мужем так ни разу их и не видели. И сам дом какой-то странный, жилого духа не чувствуется, будто построили просто так, чтоб стоял — и все, на будущее.

«Обложили», — мелькнула у Фили мысль.

— И давно дома построены? — поинтересовался Агеев.

— Практически почти сразу вслед за нами. Чуть больше трех лет назад. А что?

— Вот и я думаю: что? Не знаю ответа, но уверен, все это было сделано неспроста. — И подумал: «Значит, давно положили глаз…». — Надо бы их проверить.

— И что же теперь делать нам с Ленечкой?

— Если мы вас не защитим, думаю, что спокойно жить здесь они вам уже не дадут. Будут пытаться нажимать, угрожать, оскорблять, надоедать своим бб присутствием и звонками, чтобы вы не выдержали такой осады и сами съехали. Продав предварительно дом тому, кто захочет еще его купить. А захочет именно тот, кому скажут и кто предложит вам самую мизерную цену. Но это мы, как говорится, посмотрим. А пока никаких угроз вам не было?

— Как сказать? — она задумалась. — Вчера был странный звонок. Наверное, кто-то просто дурака валял. Сказали по телефону — вот этому, городскому, — Катя показала на аппарат, который уже обследовал Филипп. — «К тебе привидения еще не приходили?» Дурь какая-то, — она передернула плечами.

— Это как раз понятно, — Филя кивнул. — А угрозы? Что-нибудь связанное с мальчиком?

— А я его в школу не пускаю, и сама из дома фактически не выхожу на улицу… Было недавно такое. Сказал пьяный женский голос: «Получше следи за сынком!». И обругала… сукой. А потом захохотала и бросила трубку.

— И с этим понятно, — снова кивнул Агеев. — Обычная тактика запугивания. Тогда мы с вами сделаем вот что. У вас телефонный аппарат с определителем абонента?

— Да, и с автоответчиком.

— Отлично. Давайте-ка мы сейчас с вами проделаем маленький опыт.

Филипп вернулся в прихожую, к аппарату, снял трубку, быстро запрограммировал автоответчик и тихим, вкрадчивым голосом записал недлинный текст. Поставил аппарат на громкую связь. А потом попросил у Кати какую-нибудь плотную ткань, можно даже махровый купальный халат, — видел в ванной. С ним он прошел в гостиную и, положив на бок настольную лампу, плотно укутал ее подставку этим халатом. А сверху прижал еще и двумя диванными подушками. Показал рукой удивленной хозяйке: мол, так надо, после чего вернулся к телефонному аппарату.

— Когда вам звонили? — спросил негромко.

— Ну… оба раза вот так… paнo. Будили нарочно, я думаю. А что?

— Ничего, подождем, — беспечно ответил Филипп. — Чайком не угостите? А я немного позже позвоню в Москву, да и пойду дальше вашими делами заниматься, — он улыбнулся. — А вы не переживайте. Уже все, что эти мерзавцы могли вам сделать, они совершили. И теперь будут неторопливо и уверенно вытеснять, выселять вас отсюда, чтобы завладеть вашим домом. Тактика, понимаете ли, такая… Значит; говорите, родичи начальника? Это Крохалева, что ли?

— Да, его.

— А почему они поселились именно здесь, рядом с вами, не знаете? Он же вроде как в Дорогобуже «начальствует»?

— Так не он же сам, а они — местные… Наверное, потому, что с этой стороны улицы первыми строиться начинали мы, и места рядом были нами уже относительно благоустроены. Муж… — она насупилась, — на свои средства подвел сюда и газ, и водопровод. Ну, а им было уже много проще, подключились, и все заботы. Борис даже торговаться с ним не стал из-за каких-то там денег, которые те должны были внести за общую подводку. Но разговаривать и даже здороваться с ними перестал. И я старалась не обращать на соседей внимания. Так и жили, словно чужие.

Ей было тяжело вспоминать, это увидел Агеев и прекратил разговор об этом. Перешел на интересующую его тему о спрятанных документах бывшего владельца фабрики.

— Знаете, — не дослушав аргументы Филиппа, сказала вдруг Катя, — я покажу вам то немногое, что сама нашла у Бори. Уже после обыска. Это не в сейфе, а в гараже. Я ничего не знала, и он мне не показывал, но я и не предполагала, что он был способен на подобную авантюру. Это показалось мне настолько диким, что я сначала не поверила, а потом, когда Вера уже уехала — после похорон, не знала, что дальше делать. Ничего, кроме горьких слез…

— А в гараже разве они обыска не производили? — усомнился было Филя.

— Да там, у Борьки… ой! — она смутилась. — Сам черт ногу сломит! Я одна и могла разобраться, где у него что… Между пустыми канистрами его барсетку обнаружила, старую. А в ней — документы… Я мало что поняла из них, но сам по себе факт — как кирпичом по голове, честное слово!

— И что за документы? — заинтересовался Филя, но тут зазвонил телефон.

Заработала громкая связь. Вкрадчивый Агеевский голос произнес:

— Справочная управления Федеральной службы собственной безопасности министерства внутренних дел по Смоленской области. Мы внимательно слушаем и записываем ваше сообщение.

Раздался растерянный вскрик, явно женский:

— Ой! Ну, е-о-о! — и затем раздались короткие гудки брошенной трубки.

Филипп тут же бросился к аппарату и прочитал вслух телефонный номер. Посмотрел в изумленные глаза Кати, ухмыльнулся и спросил:

— Знаете, чей голос?

Но она растерянно помотала головой, отрицая.

— Тогда сами узнаем, — сказал Филя и, записав на стикноте этот номер, оторвал светло-зеленый листок и сунул в карман. — Вот так их ловить надо. Я не уверен, конечно, но наверняка звонили от ваших соседей… Ладно, пусть теперь они пугаются. Вы, надеюсь, этим аппаратом не пользуетесь?

Катя снова отрицательно помотала головой.

— И не надо. И парень пусть не звонит с него. Есть мобильники, вот ими пока и пользуйтесь. Ну, а если вдруг кто-то захочет навестить вас — из милиции, разумеется, чтобы проверить, что за чертовщина записана на вашем автоответчике, вы, нисколько не смущаясь, скажите, что Вера была в Москве в министерстве внутренних дел, беседовала там, в приемной службы собственной безопасности, и, видимо, оттуда уже дали указание в Смоленск. А смоленский товарищ — так всем и говорите: товарищ, — посетил вас сегодня ночью, около трех часов, предъявил удостоверение, обошел и проверил весь дом, велел ничего руками не трогать, а потом что-то делал с телефонным аппаратом. И уехал, сказав на прощанье, что теперь все будет в порядке. Фамилию его точно не запомнили, — то ли подполковник Сидоров, то ли Свиридов. Вежливый был. Вот и все, а больше ничего не знаете. Договорились?

Она лишь кивала. Возвратились на кухню, Катя включила чайник и вышла. А вернувшись, передала Агееву кожаную сумочку-барсетку, очень модную у деловых людей десяток лет назад. Филипп достал несколько сложенных вчетверо официальных бланков и углубился в чтение.

Чайник вскипел, и Катя хотела предложить ему чашечку растворимого кофе, но он отрицательно помотал головой.

— От этого «лекарства» я уже одурел в «конторе». Чайку бы, а?

Она слабо улыбнулась ему и заварила чай, а потом налила в чашку. Филипп продолжал читать, машинально отпивая чай мелкими глотками. Наконец закончил ознакомление, сложил листы и сунул их себе за пазуху, где на его старенькой «олимпийке», прямо за потертой спортивной эмблемой общества «Спартак», был пришит карман.

— Серьезный повод для раздумий, — сказал он Кате. — Тут оригинал и копии. Я их пока забираю у вас для более тщательного изучения. Но не могу исключить, что именно в этих бумагах и может находиться разгадка причин совершенного преступления. А вот вам с сыном, я думаю, на улицу по-прежнему выходить не стоит. Правда, временно. Мы чуть позже решим и этот вопрос… А теперь я поговорю с Москвой, можно? — и он достал свой мобильник.

— Да-да, конечно, — сказала Катя и хотела выйти, но Агеев остановил ее движением руки и показал на стул. Женщина села и уставилась на него в ожидании.

— Спит еще, наверное, — с усмешкой заметил Филя, поглядев на экран мобильника. Но ошибся: Турецкий оказался на работе, в «Глории». О чем и сказал.

— А ты-то чего так рано?

— Я уже давно утренний моцион по городу совершаю. А сейчас — на объекте. Тут чудные дела творятся, Саня. Жмут со всех сторон. Попроси-ка нашего Бродягу, если он уже попил свой утренний кофий, выйти на Бобровский телефонный узел и скачать информацию, кому принадлежит номер… — Филипп медленно продиктовал записанные на листке цифры. — А когда узнает, перезвоните. Да, и, кстати, он ведь уверяет, что все умеет, так задай-ка ему задачку. Путь попробует послушать звонки еще на один на здешний аппарат… — он посмотрел на Катю, и та, поняв, о чем речь, продиктовала ему свой городской телефонный номер. — Ну, и запишет разговорчики, что ли. А еще скажи Максу, что я, разумеется, не верю, будто ему по плечу такая задача, но если и случится невероятное и я проспорю, то поставлю ему целый килограмм колумбийской «арабики». Против малой пачки чипсов с беконом. И добавь, что я абсолютно уверен в своем выигрыше, — Филипп рассмеялся, наблюдая за недоуменным выражением на лице Кати, и по-свойски подмигнул ей. — А теперь о главном, Сан Борисыч. Катю обложили, пошли угрозы, а я раздвоиться не могу. У меня — ростовщик. Фигура одиозная. И еще я держу в руках, по-моему, самый Главный документ, с которого, вероятно, все и началось. Это — договор финансирования, заключенный Красновым с некоей Компанией, называемой обществом с ограниченной, естественно, ответственностью «Мега Инвест Групп», через какого-то агента, тоже «ООО», на передачу в ее собственность впечатляющей суммы с шестью нулями сроком на год и, обрати внимание: под восемьдесят процентов годовых! Такое разве бывает?

— Разумеется, в рекламе. Я и почище предложения видал, — и под сто двадцать предлагали.

— Ясный пень, чистый обман. Но дело в том, что Краснов на него каким-то образом попался. И, что самое подозрительное, не дожил до дня выплаты суммы с процентами. Она могла состояться только месяц спустя. Это если бы «Мега» не «накрылась, понимаешь? Ну, и как тебе нравятся эти кладбищенские пирамидальные тополя? Ничего не напоминают? Бабочки в глазах не мелькают? А компания эта была зарегистрирована в Смоленске в позапрошлом году и, надо полагать, все это время набирала силы, чтобы начать грамотное окучивание населения. Через своего агента, находящегося здесь, в Боброве. Непонятно только почему? Разве здесь миллионеры живут? И сертификаты компании какие-то неразборчивые, стертые. Экспертиза, конечно, разберется, но надо же документ передать каким-то образом в Москву. На местных экспертов я бы не полагался, пока лично не познакомлюсь с кем-нибудь из них. Но это, опять-таки, не сегодня.

— Филя, я тебя понял, это реальная зацепка, молодец. Толковый след. Катя постаралась?

— Она, конечно, но, полагаю, сама еще не поняла сути происшедшего. А эти охотники, я уверен, приходили именно за ними. Попади эти документы к ним, и господам мошенникам не придется раскошеливаться. Это — очень крупная против них улика, и они на все пойдут, чтобы ликвидировать ее. Отсюда и расклад становится очевидным. Как говорится, подстава за подставой. Наверняка и это «ООО» аккуратно и, главное, вовремя дало дуба, чтобы всплыть в тех же водах, но уже под другим флагом. У меня есть похожий пример, правда, помельче, но там тоже потерей изрядной суммы дело закончилось, правда, копейками по сравнению с этой. Просто хозяйке свою корову пришлось продать, чтобы с долгом расплатиться. И, что тоже характерно, с тем же ростовщиком. Как там чукча-то твой, Сан Борисыч, говорил? «Однако, теньденьсия»! Короче, давайте, господа финансисты, подключайтесь. А уж я — по оперативной части. Вот и Кате с мальцом охрана нужна. Я, конечно, предпринял кое-что, но это больше для смеха, временная мера — на день-другой. А дальше они начнут действовать всерьез. Делай вывод, Сан Борисыч.

— Твое предложение?

— У меня есть мысль пойти ва-банк с этим ростовщиком. Для начала. Выяснить его возможные связи с той компанией. А в том, что они имеются, я не сомневаюсь. Но, с другой стороны, это — чревато. Думаю, Юрка уже мог бы начать колебать почву у них под ногами. Ну, чтобы они потеряли контроль, понимаешь? А для этого с нашей стороны должна быть обеспечена абсолютная безопасность семьи Краснова.

— Я понял тебя. У Юрки завтра последний день в суде, после чего он свободен. Сказал, что выедет на машине, подумай, где ему остановиться. А я вам нужен?

— Понимаешь, какое дело? Я буду бегать, Юрка — с достоинством передвигаться, а Катя, хоть и взаперти вместе с сыном, но остается фактически очень удобным объектом для шантажа. И они, я чую, не преминут воспользоваться предоставленным случаем. Тут еще и соседей надо проверять, похоже, из той же команды. А телохранителя у меня тут нету. Что прикажешь делать?

— Значит, и мне надо? — недовольным тоном сказал Турецкий, но Филипп вмиг разгадал тайну интонации — определенно, Алька там, рядом, и внимательно вслушивается в их разговор. Ну, Саня!

— Придется, Сан Борисыч, как ни жаль мне отрывать тебя от важнейших государственных забот. Один я просто не справлюсь. Да, кстати, а приехать ты можешь вместе с Юркой, то есть вполне официально, якобы в качестве физической защиты. И с транспортом, как я понимаю, Катя нам не откажет, это чтоб не гнать из Москвы две машины. — Он посмотрел на женщину, и та усиленно закивала, понимая, что речь идет в первую очередь о безопасности ее и сына. — Говорит, без вопросов. И еще… Знаешь, я сейчас передумал. На всякий случай финансовый договор я оставляю у Кати. Она снова спрячет документы в том же месте. День у меня сегодня будет долгий, и таскать их с собой я не хочу, все равно мне и читать-то некогда. Наконец, последнее, запиши адрес: Лесная, семнадцать. Хозяйку зовут Фросей, у нее в бывшем коровнике — моя сумка. Это — тоже на всякий случай. Все, действуйте, ребятки…

Филипп усмехнулся и отключил мобильник. Лицо Кати, как ему показалось, немного разгладилось, исчезли сосредоточенные морщинки со лба, словно прояснился взгляд синих глаз, — женщина будто похорошела. Оно и понятно: почувствовала надежную защиту, реальную возможность которой ей подсказала слегка небрежная уверенность московского сыщика.

— А этот… — она запнулась, не зная, как сказать, — ваш товарищ, он — кто?

— Сейчас исполняет обязанности директора агентства. Александр Борисович Турецкий. В недавнем прошлом, до ранения, был первым помощником генерального прокурора России, государственный советник юстиции, ну, генерал в вашем понимании.

— И он… что? — она будто испугалась.

— Да ничего, — хмыкнул Филя. — Очень опытный следователь, сыщик, надежный товарищ… Чего еще? Вот и посмотрит, чтоб вам никакая опасность не угрожала. Это к нему Вера-то ваша и пришла за помощью. От своей подруги узнала о нашем агентстве. Ну, а Турецкий выслушал и говорит: давай, выручать надо «прекрасную вдову»…

Филя рассмеялся, но сразу смолк, заметив, что после ею слов женщина сконфузилась, почувствовала себя неловко от его шутки. Надо же, черт дернул!..

— Извините, Катя, я не хотел вас обидеть, просто нечаянно сорвалось с языка. Мы — сыщики — народ простой, стрелять, как правило, не любим и достаем оружие только тогда, когда уже другого выхода нет. Поэтому с приездом Сан Борисыча считайте себя в полной безопасности. А эти бумаги, — он достал сложенные документы из-за пазухи, — положите обратно, на то же место. Отдадите их Турецкому или адвокату Гордееву. Можете не волноваться, мы все — друзья и коллеги. А к вам в дом я, наверное, больше не наведаюсь, разве что в исключительном случае. И еще. Если вы ни от кого не ждете звонков, трубку городского аппарата не снимайте и двери, пожалуй, тоже никому не отворяйте, даже по предъявлению милицейского удостоверения. Отвечайте, что так вам приказано посетившим вас ночью подполковником, ясно? Ну, а через дверь можете рассказать им о его ночном посещении. Добавьте, что к вам с минуты на минуту должен прибыть адвокат из Москвы, вот пусть с ним и беседуют, если им так не терпится. А дом штурмовать они не рискнут, слишком опасно для них. Но будут уговаривать, потом угрожать, пообещают ОМОН вызвать и взломать дверь, — не обращайте внимания. Нет, и только через адвоката.

Катя растерянно кивала. Очень симпатичная все-таки женщина, — даже в горе своем. Ладно, утешители найдутся…

— Ну, вот и все, а я побегу дальше. И самое последнее: запишите мне номер вашего мобильника, а также моего — для себя, и в случае любой «непонятен», неясности там или конкретной опасности звоните немедленно. Эти аппараты они еще не прослушивают, так я думаю, но разговаривайте все же негромко и из кухни. — И уже покидая дом, словно вспомнил: — Да, извините, не очень приятно спрашивать вас, но мне надо знать, когда, какого числа и в какое время дня или ночи погиб ваш супруг? И когда сообщили об этом вам?

Катя понурилась.

— Мне сказали, что вчера… Ну да, это было девятого числа позапрошлого месяца, значит, в июне. Нашли в машине в середине дня, а мне позвонили, чтоб приехала на место… вечером только. Поздно. Это было ужасно…

Катя передернула плечами, словно в ознобе, и Агеев прекрасно понимал ее, но… Что теперь делать? Только устанавливать истину. Возможно, по часам…