Гвардии рядовой артиллерийского полка Вася Симонов был «салабон». В том смысле, что у него уже пошли вторые полгода службы, и это, в сущности, было самым тяжелым временем в его недолгой жизни вообще и военной – в частности. Но еще целых пять месяцев отделяли Васю от той сладкой, в армейском понимании слова, жизни, которая обеспечена каждому уважающему себя «черпаку», то бишь воину, мужественно «преодолевшему тяготы и лишения воинской службы» в течение целого года. Чем занимается «черпак»? Приглядывает за «салабоном», чтобы тот добросовестно выполнял обязанности трех-четырех человек, чтобы служба шла, а «дед» (категория на полгода старшая относительно «черпаков») тем временем спокойно отдыхал, и «дембель» (это уже заоблачная ступень в иерархии) готовился к отбытию в родные края…

– Эй, боец, ты что, спишь, что ли?! – раздался грозный окрик «черпака» ефрейтора Василенко, прервавший Васин подсчет оставшихся ему до дембеля порций масла, походов в баню и прочего.

Василенко был его бичом, не упускавшим ни малейшей оплошности подопечного и постоянно сомневающимся в наличии достоинств, необходимых для перевода в следующую градацию. Который, как всем известно, осуществляется отбитием армейским ремнем по филейным частям двенадцатью ударами. По одному за каждый месяц, безвозмездно отданный родине.

Артиллеристы прочесывали лес в поисках неизвестно чего под неусыпным контролем какого-то активного, напористого мужика в штатском с московскими замашками и по фамилии Грязнов. Делали они это уже почти целый день, и, естественно, безрезультатно. Если бы еще знать, что ищешь, но Грязнов, кажется, и сам был не в курсе.

К одиннадцати часам вечера, когда уже совершенно стемнело, поиски прекратились до следующего дня. Грязнов договорился с командиром батареи – старшим лейтенантом, что на ночь по приблизительному периметру условных поисков будет выставлен караул, и уехал. А в караул, естественно, попал Вася Симонов. И конечно же ему попался самый скверный участок, – смыкающийся с обширным болотом. По приказу старлея, сменять Васю должен был «черпак» Василенко, а это значит, что стоять ему было суждено всю ночь.

– Будь проще, как Ленин, и люди сами к тебе потянутся, – посоветовал многоопытный Василенко и ушел спать в егерскую сторожку. Он даже не представлял, насколько был прав.

Эх, скорей бы в «черпаки»!

В Лечсанупре Турецкий поднялся на пятый этаж и осторожно заглянул в палату. Вэлла точно ждала этого, во всяком случае, она смотрела на дверь. И неуверенно улыбалась. Турецкий вдруг почувствовал себя полным идиотом. И на секунду закралось подозрение, что разговор с Климовой – не такой уж обязательный, возможно, он просто захотел ее увидеть? Разве он еще что-то не спросил? Хм. Взрослый, почти сорокалетний мужик вдруг захотел увидеть побитую бандитскую жену? Да, пожалуй, что-то вроде того.

– Ну заходите же наконец, Александр Борисович, или закройте дверь с той стороны.

Турецкий предпочел выбрать первое.

– Извините, что снова вас тревожу, буквально пара вопросов.

– Это значит, часа на два, не меньше, да? Больную нельзя утомлять. Вы знаете, кто из нас двоих больной?

Что же спросить-то? Турецкий действительно был в замешательстве.

Стараясь придать своему голосу официальный тон, он сказал:

– Вопрос первый. Мне уже все уши прожужжали слухами о вероятной дружбе Герата с начальником уголовного розыска. А как часто вы видели Малахова?

– Три раза в год, – не задумываясь, ответила Вэлла. – В одно и то же время.

– Вот как? – удивился Турецкий. – Почему?

– А это второй вопрос, – тут же отметила Вэлла. – Но не расстраивайтесь. Я отвечу максимально полно. К Малахову из Москвы приезжала любовница, ровно три раза в год. Но номер он снимал на свое имя, так что как ее зовут – уж извините, понятия не имею. В этот раз она улетела за день до того, как Иван Сергеича убили в этом лесу, пропади он пропадом вместе со всеми дачами. Вот и все.

Турецкий сдержал слово и сейчас же ушел.

Значит, «Паркер» из ГУМа и любовница из Москвы. Черт возьми, когда у тебя дома такой памятник вместо жены, тут сложно устоять и перед самой простецкой бабенкой.

Как обычно, они обосновались в кабинете главврача, где уже поджидал скучавший в неволе Трофимов, который и заметил, что не хотелось бы, чтобы это стало традицией.

Грустный капитан готов был огласить самую свежую информацию.

– Герат в течение последних шести лет вел довольно регулярные телефонные беседы с Таллином, в основном с одним и тем же абонентом, – сказал он, – который числится за фирмой «Прибалтика».

– Разве? – нетерпеливо подпрыгнули Турецкий и Трофимов.

– Это довольно серьезная фирма, которой руководит некий господин Поляков.

– То есть Поляк, – вставил Трофимов, весело прищурившись. Кажется, он наконец снова обрел отличное расположение духа.

– Видимо, да. Что о нем официально известно? Да практически ничего. Поляков Вячеслав Георгиевич, крупный предприниматель, тем более по эстонским меркам. У них там на него ничего нет, ни малейшего компромата, за исключением последних событий, в которых он скорее пострадавшая сторона. Я имею в виду гибель парома «Рената», вы, конечно, слышали об этом. Поляков – именно предприниматель, это слово как нельзя лучше к нему подходит. Большинство наших доморощенных бизнесменов – это же элементарные спекулянты, хотя иногда и очень крупные. А Поляков, даже когда что-нибудь дешево покупал, п р е д п р и н и м а л усилия по трансформации этого продукта, потому что считал ниже своего достоинства тривиальную перепродажу. Но в Таллине он торговлей в принципе не занимается. Да, в Москве у него много деловых партнеров в самых различных отраслях. Сыновья – тоже там, один учится в Институте кинематографии, второй – просто гуляет, хотя умудрился уверить папашу, что учится в МГУ. Супруга вообще неизвестно где, предположительно – на Мальорке.

– Вот так информация, – скривился Турецкий. – Это какой-то семейный альбом. – Что же сам Поляков в таком случае делает в Таллине? Давно он там обосновался? – безо всякого энтузиазма спросил он, глядя в открытое окно. Отчего-то вдруг возникло чувство безотчетной тревоги. Окно напомнило ему стрельбу по палате Вэллы. Кто же это мог быть? Еще одна загадка…

– Последние десять лет у Полякова там офис, – продолжал тем временем грустный капитан. – Занимается исключительно грузопассажироперевозками через Балтику.

– И все?

– Да, но в каких масштабах! Он практически монополизировал эту деятельность. И если бы не катастрофа с «Ренатой», слегка пошатнувшая его реноме, эстонскому торговому флоту пришлось бы очень туго. По некоторым сведениям, Поляков готовился просто скупить на корню все акционерные компании Таллина в этой области.

– Это все, конечно, очень оперативная информация, – похвалил Турецкий, – но оперативная в плохом смысле. На чем основывался контакт Герата с Поляком, мы можем сказать?

– А почему ты вообще вообразил, что этот Поляков выведет нас на убийство Малахова? – поморщился Трофимов. – А всех нас именно оно больше всего интересует. Да и тебя, собственно, из-за него просили к нам приехать и раскрыть это убийство. Мало ли чем кому нравится заниматься! На мне самом вон, может, до сих пор, еще с советских времен одно абхазское дело висит, так оно мне нравится.

– Не спорю, – неохотно отозвался Турецкий. – Поэтому сейчас мне нужны все данные по поездкам Малахова в Москву. Как часто, когда последний раз, сам ездил или нет, к кому именно, кто его московские друзья, а главное – женщины. Женщины, женщины и женщины. Их хочу.

– Женщины? – с удивлением переспросил Трофимов.

– Вот именно. Жизнь прекрасна и удивительна, – объяснил Турецкий. – И запросите в министерстве внутренних дел Эстонии о месте нахождения Полякова.

– Я уже сделал туда такой запрос, -сказал капитан.

Турецкий с Трофимовым вопросительно уставились на него.

– Вячеслав Георгиевич Поляков исчез из Таллина несколько дней назад.

Очередной сочинский день подошел к концу. Что-то принесет теперь ночь?

Вася Симонов стоял в карауле. Вернее, он пытался ходить, увязая сапогами в мокрой траве, мхе, и чем там еще – было непонятно. Вася сторожил вверенную ему территорию не за страх и не за совесть, а за ефрейтора Василенко. Свой срок он уже отстоял давно. Вася чувствовал, что рядом море, и от этого почему-то хотелось плакать. Комары жрали Васю с наслаждением. Невидимые лешие подбирались к нему со всех сторон. Вася проклинал все на свете и вспоминал нереализованные возможности закосить от армии.

Вдруг послышался хруст. Вася вздрогнул и притаился. Вдоль болота вышагивал невысокий человек.

Выждав некоторое время, Вася сделал несколько шагов к нему навстречу и неуверенно крикнул:

– Стой! Кто идет!

Человек попятился и пару секунд помолчал, но затем заговорил:

– Назовите свою фамилию, воинское звание и непосредственного начальника.

Вася даже онемел от такой наглости. И, осмелев, передернул затвор. Штатский, услышав этот звук, отступил назад и упал в болото, благо там было неглубоко.

– Солдат, – надрывался штатский, – ну хоть имя назови, как твое имя, солдат?!

«Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен», – мелькнула у Васи безумная мысль. Воодушевленный ею, он неожиданно для себя скомандовал:

– А ну назови пароль!

– Какой пароль, солдат? – выл штатский, стоя в болоте на четвереньках. – Я же твой командир!

– Врешь, не возьмешь, – отвечал Вася военно-революционными фразами. – Мой командир расчета – ефрейтор Василенко! – И, направив автомат на злоумышленника, Вася заставил его лечь до прихода вышеторчащих товарищей.

– Я твой комполка, солдат, – задыхался штатский, но – тщетно.

Вася, уже не слушая подобную ересь, сделал сигнальный выстрел, на который должно было сбежаться подкрепление. Вася мстил сейчас военкому на призывном пункте, комбату, поставившему его в этот идиотский караул, ефрейтору Василенко, комарам и невидимым лешим. А еще тому ублюдку, который успел за прошедшие полгода увезти Васину невесту с его родины, города Краснодзержинска, на свою – в город Чаадаевск.

Примерно через три часа приехавший наконец командир батареи разрешил поднять потерявшего к тому времени сознание в холодном болоте нарушителя охраняемой зоны. Который, к ужасу, оказался его собственным командиром полка. Комполка, инкогнито вернувшийся из отпуска, решил проверить, на свою голову, как ведут себя его подчиненные при выполнении боевого задания.

Грязнов больше не смог получить в свое распоряжение ни одного военнослужащего срочной службы. А рядовой Вася Симонов общим собранием «дедов» и «дембелей» полка за выдающиеся заслуги был немедленно переведен в «черпаки» и еще неделю не мог безболезненно сидеть.