Итак, никто ничего не воровал, никто никого не убивал. Тогда как попытка похищения «Клюквы» все-таки была, да и труп Михаила Савина на сторону не спишешь. Ребус со сплошными белыми клетками, где единственной отправной точкой мог быть только ключ, которым вор открыл дверь спецхранилища. А ключ этот был сделан всего лишь в двух экземплярах, которые находились у самого Шумилова и академика Ясенева.
Ясенев, как потенциальный похититель своей собственной разработки, отпадал. Также маловероятным было и то, что у этого волка кто-то мог выкрасть на время ключ. И если это действительно так, то тем разиней, у которого могли на какое-то время позаимствовать ключи от двери и сейфа, мог быть только Шумилов.
Возможен такой вариант? Хорошо зная Шумилова, который иной раз мог откушать дома и бутылку водки, «дабы расслабиться», Турецкий вынужден был склониться к мысли, что да, возможен и такой вариант.
Но в таком случае, кто мог быть тем человеком, который решился на подобное?
Поочередно отсеивая тех близких Шумилову людей, которые были вхожи в его дом и с которыми он мог распить бутылку-другую водки, Турецкий оставил в своем списке трех человек.
Господи милостивый, это были самые близкие Шумилову люди!
Его двоюродный брат, Игнат и Зоя, его вторая жена.
Глеб отпадал. Тогда, кто же?.. Сын или все-таки жена?
Врагу подобного не пожелаешь.
Он уже не раз пожалел, что взял на себя это дело, однако отступать было поздно и Турецкий потянулся за мобильником.
– Митя?
И уже по тому, как засмеялся Шумилов, обрадовавшись телефонному звонку друга, можно было с точностью до стопаря определить, сколько он принял на грудь.
– Саня, дорогой... Как хорошо, что ты позвонил! А то пью тут, даже родная жена компанию составить не желает. Приезжай!
– Да я вроде бы пошептаться с тобой кое о чем хотел, – замялся Турецкий.
– Так, заодно и пошепчемся! – засмеялся Шумилов. И вдруг как-то очень тихо: – Приезжай, Саня. Очень тебя прошу. А то... совсем что-то хреново мне. И брата единственного, можно считать, потерял, да и с сыном черт-те что творится. Волком бросается, видеть меня не желает. А ведь я, Саня...
И он вдруг заплакал, громко, навзрыд.
– Приезжай!
Дверь открыла Зоя, видимо предупрежденная мужем о приезде Турецкого, и уже в прихожей, помогая гостю раздеться, как-то очень уж по-бабьи развела руками.
– Тут такое дело, Александр Борисович...
– Зоенька, мы же договорились, для вас я – Саша.
– Да, конечно, – вздохнула она, – конечно, Саша. Но тут такое дело...
– Что, уже сломался? – догадался Турецкий.
Она скорбно кивнула головой.
– Да! И как-то очень уж сразу. Сказал, что приляжет на минутку, а сам... Теперь его лучше до утра не будить. Ему выспаться надо. А то ведь все эти ночи без таблеток заснуть не мог. А вы... вы проходите, пожалуйста.
Разговор с Шумиловым откладывался, и Турецкий в душе даже рад был этому.
– О чем речь! – нарочито удивленно воскликнул Турецкий. – Даже металл имеет свою степень прочности, а тут человек. Пускай спит. Но тут такое дело... Мне необходим телефон той девушки, с которой в последнее время встречался Игнат, а спрашивать этот телефон у самого Игната... В общем, мне не хотелось бы его лишний раз тревожить. Так вот, вы не позволите мне порыться на его столе? Может, удастся найти.
– Вы имеете в виду Настю? – уточнила Зоя.
– Да, Настю! А вы что, ее знаете?
– Откуда? – удивилась Зоя. – Игнат, даже когда с ней по телефону разговаривал, в свою комнату уходил. Только и знаю, что ее Настей зовут.
Она приглашающе повела рукой в сторону двери, которая вела в комнату Игната.
– Проходите, пожалуйста. А я пока что на стол накрою.
– Если только чашечку кофе.
Переступив порог комнаты своего крестника, Турецкий невольно поразился царившему там беспорядку, к тому же все стены были оклеены постерами. Он прошел к журнальному столику, на котором пылились диски с фильмами, которые, видимо, любил смотреть Игнат, опустился в кресло.
«Ограбление по-итальянски», «Бонни и Клайд», «Прирожденные убийцы»...
Как говорится, признайся, что ты смотришь по телевизору, и я скажу, кто ты.
Недоуменно хмыкнув – ничего подобного за своим крестником он раньше не замечал, Турецкий поднялся с кресла и прошел к письменному столу, на котором громоздилась гора из учебников и тетрадей. Пролистал несколько тетрадок, вернул их на прежнее место и открыл верхний ящик стола.
Он и сам еще не знал, что именно искал в этой комнате, поразившей его, по сравнению с предыдущими посещениями, своей захламленностью, но что-то тревожное уже шевельнулось в его груди. Он пока не мог понять, что именно его могло бы встревожить в этой комнате.
С подносом в руках вошла Зоя. Сдвинула на край столика диски и все тем же плавно-величавым движением руки пригласила гостя в кресло.
– Может, коньячку рюмку? Или водки?
– Спасибо, Зоенька, как-нибудь в следующий раз. За рулем! – И он, с покаянным выражением на лице, развел руками.
Зоя ушла, и он углубился в тот бумажный хлам, которым были забиты все четыре ящичка письменного стола.
Спроси его кто-нибудь в этот момент, на что именно он рассчитывал, роясь в содержимом письменного стола, он не смог бы ответить, но когда вдруг его взгляд остановился на листе офисной бумаги, на котором ручкой был нарисован какой-то план со стрелочками и красным кружком в одном из квадратиков, у него вдруг екнуло где-то под сердцем, и он уже более пристально всмотрелся в этот план...
Сомнений быть не могло, это был схематично нарисованный план второго этажа лабораторного корпуса, где находилось спецхранилище с сейфом для «Клюквы».
Пока шла больничная адаптация, Игната гулять не выпускали, и Турецкого провели в достаточно комфортабельную палату с телевизором, главное преимущество которой заключалось в том, что она была одноместной. Игнат сидел на кровати и тупо смотрел на экран работающего телевизора, видимо даже не понимая, что он смотрит. Обернулся на вошедшего в палату дядю Сашу, встретился с ним взглядом и тут же снова уставился в телевизор, видимо, не желая с кем-либо общаться.
Впрочем, Турецкому тоже было не до сантиментов.
Пододвинув стул к кровати, он сел напротив Игната и негромко произнес:
– Времени у меня мало, так что буду краток и буду говорить только по существу. Надеюсь, ты уже догадываешься, о чем пойдет разговор.
Игнат молчал.
– Так вот, дорогой мой крестник. Твой отец тебя очень любит, и поэтому никогда не позволит, чтобы на тебя завели уголовное дело.
При этих словах в глазах Игната мелькнуло нечто похожее на испуг, и это уже позволяло надеяться, что монолог в конце концов перейдет в диалог.
– Хочешь спросить, за что? Отвечаю. За то, что в ночь с тридцатого на первое ты попытался его обокрасть.
На лице Игната дрогнул какой-то нерв, но он продолжал молчать.
– Молчишь? Это хорошо, значит, слушаешь. Так вот, я не буду задавать тебе вопросы, которые ты сейчас ждешь, а буду просто рассказывать тебе все, как было, ну а ты уж меня поправляй. Тем вечером ты спрятался в каком-то потаенном уголке административного корпуса, и когда рабочий день закончился, ты проник в лабораторный корпус, обходя немногочисленные камеры слежения, расположение которых ты прекрасно знал. Надеюсь, я пока ни в чем не ошибся?
Игнат молчал.
– Хорошо, тогда слушай дальше. В заранее условленное время ты вышел из своего укрытия и направился к двери хранилища. На тебе уже были маска и капюшон, как в твоих любимых фильмах. Именно в этот момент ты и попал в поле зрения одной из камер, но это тебя не остановило, так как уж слишком близкой была цель. Ты вставил ключ, набрал первую комбинацию цифр в хранилище и прошел внутрь. Ключи и код незадолго до этого ты выкрал у отца, так?
Игнат шевельнулся и, все так же уставясь неподвижным взглядом в телевизор, глухо произнес:
– У отца дырявая память и он даже не помнит, сколько мне лет. В бумажнике взял...
– Так вот, – продолжал между тем Турецкий, – когда сработала сигнализация, а счет шел на секунды, ты прикинул, сколько времени понадобится не очень-то расторопному Модесту на то, чтобы добежать до двери хранилища, и решил рискнуть. Насколько я понимаю, на тот момент ты находился под влиянием какого-то сильного наркотика. Но не будем отвлекаться. Ты подбежал к сейфу, однако в самый последний момент ты все-таки стушевался, видимо, испугавшись воя сирен, и ты... Судя по всему, ты забыл код.
– Я не забыл, – все так же глухо отозвался Игнат. – Просто у меня вдруг затряслись руки и я нажал не на ту кнопку. Пришлось бы набирать снова, а там... там пятнадцать цифр.
– Дурак! – резюмировал Турецкий. – Впрочем, именно это и спасло тебя от тюрьмы. Поняв, что ты не успеваешь, ты пулей вылетел из хранилища, разбил урной окно и следом за окурками вылетел на улицу...
Турецкий вдруг замолчал и после довольно длительной паузы спросил в упор:
– Идея ограбления принадлежит тебе?
Игнат даже головы не повернул на этот вопрос.
– Хорошо, оставим этот вопрос на потом, – как бы согласился с ним Турецкий. – Но, надеюсь, ты все-таки соизволишь рассказать мне, как, по каким каналам ты собирался продать технологию «Клюквы»? Это ведь даже не слиток золота, это... это миллионы и миллионы долларов. У тебя что, был выход на покупателя? Ответь... ну, ответь же, пожалуйста!
– А чего сейчас об этом говорить? – усмехнулся Игнат. – Глебу и толканул бы... За полцены... Да он бы и сам отца ограбил, если бы не был таким трусом.
«Сам бы ограбил...»
Выходит, Игнат знает о Глебе нечто такое, что позволяет ему утверждать подобное? Похоже, так и есть. Но что именно?
Однако сейчас надо было дожимать парня, оставив на время вопросы по Глебу Шумилову.
– Теперь о главном! Кто тебя подсадил на наркоту?
– Вы... вы не врач, чтобы я вам все рассказывал!
– Все понятно! Где она сейчас?
– Кто? – испуганно вскинулся Игнат.
– Настя!
Он с силой крутанул парня лицом к себе.
– Ну?!
– Я... я не знаю. – Теперь уже в глазах Игната плескался откровенный страх. – Она уехала... и я... я ее не видел с тех пор, как вы...
– Она уже кололась?
– Да!
– Кому принадлежит идея ограбления твоего отца?
– Ну-у, я даже не знаю... – замялся Игнат. – Просто мы сидели как-то на набережной... нужны были деньги, и я сказал как бы в шутку: «Давай ограбим банк? На пару. Как Бонни и Клайд». А она мне: «Проще будет ограбить твоего отца. В банке подстрелить могут, а отец твой... Если что – простит».
– И ты?..
Игнат молча кивнул.
– Ты знаешь, где она живет?
– Нет. Мы по телефону связывались. По мобильнику... Да все время звоню, но она... В общем, номер недоступен. – В глазах Игната вдруг мелькнули искорки надежды. – Дядя Саша... – Впервые за все это время он назвал Турецкого дядей Сашей. – Вы поможете мне найти ее?
Его голос дрогнул, и он едва слышно произнес:
– Я боюсь... боюсь, что с ней что-то случилось. Очень... очень страшное.
– Ты ее мобильник помнишь?
– Господи, да о чем вы!
– Диктуй!
Уже сидя в машине, Турецкий набрал номер мобильного телефона Щеткина.
– Петя? Кажется, выходим на след. Срочно пробей владельца мобильника...
И он продиктовал записанный на клочке газеты номер мобильного телефона.