Внешне Владимир Иванович Клабуков, он же Кабул, держался, во всяком случае на первый взгляд, вполне спокойно. Однако долгие годы следственной практики давно научили Турецкого подмечать детали мелкие и вроде бы несущественные, на самом же деле свидетельствующие о подлинном состоянии собеседника.

А посему, доброжелательно поздоровавшись с визитером и вполне преднамеренно, не забыв извиниться, попросив подождать его «еще минуточку», пока он допишет уже почти исписанный лист неведомого Кабулу «документа», Александр Борисович старательно продолжил заполнять бумагу… совершенно ни ему, ни кому бы то ни было еще не нужную. Конечно, Клабуков не мог знать, что сия сценка разыгрывается перед ним важняком специально, с целью вполне конкретной, — так же, как и вполне преднамеренно его, явившегося в Генпрокуратуру точненько ко времени, указанному в повестке, продержали в приемной Турецкого ровно двадцать минут. Всем известно, что следаки вечно пишут, исписывая горы бумаг. А от этого обалдевают и тупеют, на радость своим «клиентам».

С такими персонажами, как Кабул, чья совесть последний раз была чиста еще в колыбели, этот прием, как определял его для себя Саша, «эмоциональной раскачки», в девяти случаях из десяти срабатывал: вначале вызванный в целях дознания, но неизвестно, какого именно, фигурант начинал нервничать в ожидании вызова из приемной в кабинет; затем, попав наконец туда и обнаружив «отупевшего» от писанины, явно не имеющей к нему отношения, следователя, неизбежно слегка успокаивался и, соответственно, расслаблялся. С Кла-буковым прием сработал на сто процентов, тем более что от Сони он уже знал, что Генпрокуратура по каким-то причинам вновь заинтересовалась делом покойного друга Муси и опрашивает свидетелей по второму кругу.

Решив, что важняк не обращает на него внимания, уткнув нос в свое эпистолярное творчество, Кабул старался мысленно прогнать в уме все, что заготовил в этой связи к озвучиванию, дабы, не приведи бог, не выскочило что-нибудь лишнее. И сам не заметил, как, подумав об этом «лишнем», до хруста сжал пальцы рук, сцепленные на коленях. В ту же секунду Турецкий резко поднял взгляд от писанины и глянул Клабукову прямо в глаза, чего тот никак не ожидал. «Приемлемо», — усмехнулся про себя Александр Борисович, успевший поймать в глубине зрачков фигуранта вспыхнувшую искорку страха.

Итак, Кабул и волнуется, и боится, даже будучи уверенным, что вызван сюда как свидетель по успевшему покрыться пылью делу его убиенного друга. Значит, основания нервничать у него есть.

— Прошу прощения за задержку, — снова произнес Турецкий и кивнул Померанцеву, пристроившемуся за спиной Кабула возле журнального столика с целой пачкой протоколов дознания, которые в момент появления фигуранта по распоряжению своего шефа тоже заполнял столь увлеченно, что даже на приветствие «гостя» не ответил. Кивок Турецкого означал, что Валерий может включать записывающую аппаратуру, что тот и сделал.

— Ну что вы? — выдавил из себя Клабуков. — Я понимаю, вам приходится заполнять кучу бумажонок…

— Ну вам, вероятно, тоже? — Саша прищурился и вновь поглядел на своего собеседника в упор.

— Мне?… А-а-а, ну да… Особенно по налогам, — не сразу сообразил тот, что речь идет о его сегодняшней деятельности.

— Но, вероятно, дело того стоит? Я имею в виду по доходности?

Клабуков, ожидавший совсем иных вопросов, а никак не собеседования о доходах его фирмы, раздраженно пожал плечами:

— Какие там доходы — так, едва на плаву держимся!

— Ну так уж и едва на плаву? — изобразил удивление Саша. — Знаете, восемь лет «на плаву» — это исключительно много. Если не ошибаюсь, ваш ЧОП зарегистрирован через два с половиной месяца после гибели адвоката Дубко?

— Не помню, я не считал. Но то, что после смерти Мирослава, — верно… Я слышал, что следствие по этой истории возобновлено?

Теперь в глазах Кабула читалась настороженность, он явно собрался внутренне, коли уж делает попытку прощупать почву под ногами.

— Да-а-а, — протянул задумчиво Саша, — что ни говорите, а история и впрямь таинственная…

На вопрос Кабула он и не подумал ответить, задав вместо этого свой:

— Неужели уже поползли слухи насчет доследования? Надо же! Не успели, как говорится, дело с полки снять.

— Насчет слухов не в курсе. Лично я узнал от бывшей подруги Му… Мирослава, Софьи Эдуардовны Соркиной. У нее побывал кто-то из ваших сотрудников.

— Вижу, вы с ней общаетесь, несмотря на гибель своего друга?

— Надеюсь, мне это не собираются вменять в вину? — Кабул усмехнулся: — Да, общаемся, я бы даже сказал, приятельствуем. Но не более того.

— Так уж и не более того? — вздохнул Турецкий и посмотрел на Кабула укоризненно. Тот мрачнел на глазах.

— Что вы имеете в виду? — буркнул Клабуков, лихорадочно пытаясь вычислить в уме, чего именно не сказала ему проклятая дура Сонька и где она могла проколоться.

— Допустим, вашу заботу о Софье Эдуардовне, связанную с приездом ее американского кузена… Славского, кажется?

Потемневший лицом Клабуков тем не менее прореагировал на слова Александра Борисовича чуть спокойнее ожидаемого. Пожав плечами, ответил почти безразлично:

— А-а-а, вот что?… Но охранять клиентов как раз по нашей части, не вижу ничего особенного, что брательник Сони обратился к нам по ее рекомендации… Было бы странно, если б она не порекомендовала!

— Да-да, конечно… И не просто странно, но, я бы сказал, удивительно то, что ваши сотрудники приступили к своим обязанностям куда раньше, чем Славский вообще узнал о вашем существовании.

Клабуков пристально поглядел на важняка, помолчал, потом пожал плечами:

— Ну ладно… Негоже выдавать тайны своих клиентов, но коли уж такая пляска пошла… Да, Соркина обратилась к нам еще до приезда этого ее брательника! Хотела выяснить планы его на квартиру, в которой она живет… Квартира-то не ее, а как раз его… Ну и что? Это что, преступление?

— Что вы, что вы! Просто одна, вновь с моей точки зрения, удивительная деталька: сколько вы берете со своих клиентов за услуги такого рода? Я имею в виду — по контракту, который, по нашим сведениям, в данном случае и вовсе не заключался?

— В срочных случаях мы заключаем контракты задним числом! — зло произнес Кабул, играя желваками. — Так делают все, и вам это прекрасно известно, гражданин следователь! Со Славским мы договорились пока что на словах, с Сонькой тоже… У меня просто не было времени выбраться к ней… — Он криво усмехнулся: — Понимаю, это действительно… нарушение, но мы готовы уплатить штраф…

— Вы не ответили мне насчет оплаты услуг? — напомнил Саша.

— Сто пятьдесят баксов в день, — буркнул Кабул и, подумав, добавил: — Как и везде.

— Что ж, могу вам только посочувствовать относительно убытков. Ибо неизвестно, сколько здесь пробудет господин Славский, который, к слову сказать, от ваших услуг наверняка сегодня же откажется… А вот Софья Эдуардовна вряд ли отменит «наружку» за своим кузеном! Между прочим, хотя вы и заявили, что ваши отношения с ней не более чем приятельские, бесплатно, несмотря на то что ваш ЧОП раньше не был замечен в склонности к благотворительности.

— Это она вам сказала?! — Кабул начал медленно багроветь, а его пальцы непроизвольно сжались в увесистые кулаки, как отметил про себя скромно молчавший Померанцев, которому в данной ситуации была отведена роль молчаливого писаря.

— Мало того, — в очередной раз «не заметил» его вопроса Турецкий, — ваша нежная дружба к Соркиной простерлась столь далеко, что слежку за Славским — напомню, совершенно бесплатно! — вы сами же ей и предложили: вряд ли Софья Эдуардовна, зная о материальном положении вашего ЧОПа, который, как вы сказали, едва держится на плаву, решилась бы на это даже намекнуть!

В кабинете на несколько секунд наступила тишина, после чего Александр Борисович Турецкий продолжил куда более жестким голосом:

— Сами-то вы на моем месте поверили бы в такую сладенькую историю насчет бескорыстного порыва? Вот и я, извините, не верю! И единственное, что мне остается предположить, так это, что у вас, Кабул, во всей ситуации имеется личная заинтересованность.

— Какая еще у меня может быть личная?…

— Не знаю! — оборвал его Турецкий. — Но узнаю обязательно, даю вам слово… Так же, как и о том, из-за чего вы в свое время, восемь лет назад, насмерть поссорились со своим дружком Мусей, вслед за этим безвременно погибшим!

Померанцев на мгновение обмер. Ни о какой ссоре, и он это знал точно, между Кабулом и Му-сей информации у следствия не было. Значить это могло лишь одно: его шеф брал в данный момент Клабукова «на пушку», ловил на живца, то бишь беззастенчиво лгал…

— Это вам Сонька наплела про ссору?! Не верьте ей, старой дуре, маразм у нее!.. Мозги набекрень!.. Какая еще ссора?!

Стул под Клабуковым отчаянно заскрипел, взывая о помощи, потемневшая от ярости физиономия пылала подлинной ненавистью…

И Померанцев невольно мысленно взмолился, чтобы ребята, посланные за Софьей Эдуардовной час назад, во-первых, застали ее дома, во-вторых, успели привезти в прокуратуру раньше, чем Кабул покинет кабинет Турецкого. Лично он и сушеной мухи не дал бы за то, что, столкнись Кабул с Сор-киной сейчас в коридоре, так и пройдет мимо, а не кинется на подружку с кулаками в присутствии представителей закона… В любом случае те, кто имел бы возможность сейчас созерцать Клабуко-ва, выведенного из себя, легко поверили бы в его способность собственноручно прикончить человека. И если Александр Борисович Турецкий в числе прочего жаждал проверить и это обстоятельство, он мог чувствовать себя вполне удовлетворенным.

Очевидно, так оно и было, поскольку Турецкий, откинувшись на спинку стула, взглянул на Кабула поверх очков, сдвинутых на кончик носа, и впервые за всю дознавательную процедуру ответил на его вопрос:

— О том, какая ссора, почему она произошла и чем завершилась, поговорим, с вашего позволения, в следующий раз. Надеюсь, вы не намерены в ближайшие дни покидать столицу? Уж извините, но свидетель вы весьма важный, а времени на более подробный разговор о вашем покойном друге-адвокате у меня, как видите, сегодня больше нет. Валерий Александрович, будьте любезны, бланки протокола и один, незаполненный, подписочки о невыезде.

— Не имеете права! — рявкнул не ожидавший такого поворота Кабул.

— Серьезно? — Турецкий удивленно поднял бровь. — Ну надо же, вы, похоже, еще и борец за права человека? Хотите, чтобы я отправил непосредственно сейчас опергруппу в ваш ЧОП и в течение вполне обозримого времени обзавелся упомянутыми вами основаниями? А вы бы пока чайку у нас тут в ожидании попили…

— Черт бы вас побрал! — Клабуков посмотрел на Турецкого с нескрываемой ненавистью. — Где ваши сраные бумажки?

— А вот грубить я бы на вашем месте поостерегся, — укоризненно покачал Турецкий головой. — Валерий Александрович, поторопитесь, господин Клабуков наконец нас понял…

После того как Кабул, едва не выхватив из рук Александра Борисовича подписанный пропуск, в бешенстве вылетел из кабинета, Валерий Померанцев, выждав с полминуты, решил, что право голоса ему уже вернули.

— А если свалит? — поинтересовался он у шефа.

— Не свалит. — Саша уверенно покачал головой. — С его стороны это было бы непростительной глупостью. Да и на то, чтобы свалить, время тоже требуется: не бросать же эту «плавающую» фирму? Наверняка его отмороженные чоповцы по уши в делах, денежка течет если и не рекой, то уж ручейком точно… Где это видано, чтоб такой тип, как Кабул, плюнул на баксы или возможность их заработать?

— Теперь он будет, как минимум, настороже, — снова возразил Валерий. — А улик у нас — сами знаете. Так же, как и уверенности, что убийства — его рук дело.

— Да-да… — рассеянно прореагировал Александр Борисович и затем, словно спохватившись, произнес совсем другим, деловым тоном: — Кстати, насчет улик: надо добывать… Мне необходимо лично встретиться с Денисом, причем вместе с тобой. Есть одна идея…

И поскольку Турецкий вновь замолчал, Померанцев, поколебавшись, напомнил:

— Вы не забыли? Ребята должны были привезти Соркину, я велел проводить ее прямиком в мой кабинет.

— Пусть посидит-поволнуется, нашему делу это только на пользу! И сколько раз тебе повторять, что я никогда ничего не забываю? Ты меня что, в старческом маразме подозревать начал?

— Боже упаси! — ужаснулся Валерий.

— То-то же… — Турецкий ткнул пальцем в селектор: — Наташа? Принеси-ка нам по-быстрому кофейку, еще одну чашечку — даме, которую должны были доставить в кабинет Померанцева… Очень рад, что она там уже давно… Ничего, пусть потерпит! Говорю ж, кофейку предложи!..

Софья Эдуардовна Соркина между тем не столько волновалась, сколько тревожилась и злилась: с какой это стати ее, совершенно, на Сонин взгляд, безобидную, больную женщину, вдруг берут и везут аж в Генпрокуратуру двое хотя и вполне вежливых, но крайне настойчивых молодых людей? Да еще без предупреждения, к тому же в момент, когда ее голова и без того полна забот и тревог? Позвонили в дверь, заявившись, как снег на голову, предъявили «корочки» и, хотя она попробовала возмутиться, вынудили поехать с ними, клятвенно пообещав и обратно домой доставить на машине. Намекнув, что в противном случае повестку все равно оставят и поехать так и так придется…

Погруженная в свою тревогу и полнейшую неизвестность, Соня от кофе отказалась. А вымотанная ожиданием, даже обрадовалась, когда дверь кабинета наконец распахнулась, пропуская двоих мужчин, одним из которых оказался тот самый молодой человек, который приходил к ней по поводу Муси. Софью Эдуардовну при виде него сразу отпустило: гибель Мирослава была для нее темой грустной, но, несомненно, безопасной…

Второй мужчина тоже произвел на Соню прекрасное впечатление. Во-первых, по возрасту вполне мог быть ее ровесником, во-вторых — внешность весьма импонирующая. Ах, если бы она не располнела и не подурнела так рано… Звали второго Александром Борисовичем, и он оказался человеком весьма важным — аж помощником самого генерального прокурора!.. Обнаружив, кто именно собирается с ней пообщаться, Софья Эдуардовна даже почувствовала некую гордость за свою персону.

— Ну что ж… — произнес тот, что оказался помощником, вполне доброжелательно разглядывая Соркину. — Вы уж извините, что мы вас так с места в карьер, Софья Эдуардовна…

— Вы можете называть меня просто Соней, — все-таки не удержалась она, — мы, по-моему, ровесники, и мне так удобнее!

Померанцев моментально закашлялся, отчего здорово раскраснелся, потом извинился и продолжил заполнять шапку протокола.

— Очень любезно с вашей стороны, — серьезно произнес Александр Борисович. — Тем более что у нас к вам возникла пара срочных вопросов, на которые, кроме вас, нам никто ответить не может.

— Ах, если смогу, пожалуйста… Это по поводу Мусечки?

Она взглянула на следователя подчеркнуто грустно. Симпатичный помощник кивнул.

— Насколько знаю, вы были очень близкими людьми… Вероятно, после того несчастья вы долго чувствовали себя одинокой?

— Я и сейчас себя чувствую одинокой. — Соня кокетливо стрельнула на Турецкого глазами, а Валерий снова закашлялся.

— Валерий Александрович, — заботливо поинтересовался у него Саша, — может, вам водички выпить? А то, смотрю, у вас в горле першит.

— С-спасибо, уже прошло, — пробормотал тот и уткнулся в бланк протокола.

— Вот и славно… — Турецкий снова повернулся к Соркиной: — Знаете, если вы были столь близки, наверняка вам покойный господин Дубко подробно рассказывал о той ссоре со своим другом Владимиром Ивановичем Клабуковым, о которой последний нам сегодня упоминал?

— Ах, это?… — Соня на секунду смешалась, потом нахмурилась. На секундочку ей показалось странным, что Кабул вдруг взял да и разоткровенничался с этим удивительно симпатичным Александром Борисовичем, хотя еще тогда сам же и предупреждал Соню, что сообщать об этом следствию вовсе ни к чему, только путать их в поисках убийцы. Впрочем, что тут такого особенного? Тем более что Володенька сам сказал, а иначе откуда бы прокурорские о ссоре вообще знали? Она снова улыбнулась и кивнула: — Ну конечно, я в курсе. С кем же еще было Мусечке делиться, если не со мной? Мы ведь собирались пожениться, если б не этот кошмар…

— Да-да, — посочувствовал ей помощник. — Так что там насчет ссоры?

— Ах, они бы все равно помирились, тем более что Володечка был не виновен, никаких денег не присваивал, и Муся непременно бы это выяснил… Он как раз и собирался заняться выяснением! Понимаете?

— Пока не очень, — признался Александр Борисович. — И что за деньги?

— Ну… Я не слишком разбираюсь в делах, но, если ничего не путаю, какие-то деньги, вроде бы большие, должны были прийти на какой-то счет… Кажется, Володечка их и отправлял для Муси… Куда — я не знаю… Что-то там такое случилось, точно не знаю, но Муся почему-то решил, что виноват Володя. Но Володю просто подставили! И это бы непременно выяснилось, если бы Мирослав остался жив!

— Когда вам рассказал об этом ваш друг?

Софья Эдуардовна немного снова поколебалась. Потом смущенно посмотрела в глаза Турецкому: помощник глядел на нее ласково и доброжелательно. Что ж, если Кабул сам выболтал…

— Видите ли, он мне не совсем рассказал… Так получилось, что я… Только вы не подумайте, ради бога, что я подслушивала! Я, знаете ли, не так воспитана… Но, когда Мусечка стал обвинять Володечку, я находилась в соседней комнате и невольно услышала… Да, они тогда здорово поссорились, но Володя даже настаивал на проверке, которой Мирослав ему сгоряча угрожал… Я не очень поняла, какая проверка, потому что в делах не слишком разбираюсь.

— Ну а сумму — сумму, из-за которой вышла накладка, вы помните?

Соня вдруг замолчала, и в глазах ее Турецкий обнаружил неожиданно вспыхнувшую панику. Именно в этот момент, когда дело дошло до суммы, фигурировавшей в давней ссоре между адвокатом и его сотоварищем «по особым поручениям»

Кабулом, она поняла наконец, что попала в ловушку… Ведь следующий, вполне закономерный вопрос — это даже Соня сообразила, — откуда взялась подобная сумма у обычного, пусть и с богатой практикой, адвоката и почему, несмотря на то что Кабул и она о ней знали, деньги в подобном количестве ни разу не всплыли во время первого следствия?…

— Софья Эдуардовна, — мягко произнес помощник, — будет лучше, если вы ответите на вопрос сами. Поверьте, при нынешнем развитии компьютерной системы и Интернета рано или поздно мы найдем следы этих денег. Вы нам очень поможете, если не станете сейчас молчать. Да и себе, смею вас уверить, тоже. Так сколько, по мнению Мирослава Дубко, прикарманил тогда его друг Кла-буков Владимир Иванович, он же Кабул?

— Почти миллион, — прошептала Соня. — Девятьсот сорок тысяч долларов…

Турецкий бросил на Валерия Померанцева быстрый взгляд и спокойно кивнул:

— И выяснилось это в тот день, когда Дубко был убит?

— Накануне… — прошептала Соня и расплакалась.

Померанцев глянул на своего шефа и, уловив еле заметный кивок, поднялся и вышел из кабинета. Вернулся он буквально через минуту, неся стакан минеральной воды, позаимствованной им у секретаря Турецкого.

— Спасибо… — Соркина действительно поглядела на Валерия с благодарностью, одним махом выпила полстакана, залезла в свою сумочку и, вынув оттуда носовой платок не первой свежести, шумно высморкалась.

— Вам полегче? — доброжелательно спросил Турецкий. И, дождавшись, когда женщина кивнет, ободряюще ей улыбнулся: — Думаю, вы в состоянии вспомнить и другие детали, верно? Во всяком случае, Софья Эдуардовна, давайте попробуем: расскажите все, что помните, в деталях, начиная с момента, когда Дубко и Клабуков оказались в одной комнате, а вы — в соседней…

Примерно через час, завершив допрос Сорки-ной, Александр Борисович настоятельно порекомендовал Соне ни под каким видом в ближайшие дни не встречаться с Кабулом.

— У вас есть квартира, на которой сейчас живут другие люди, верно?

Женщина обреченно кивнула.

— Придется им потесниться, потерпеть хозяйку рядом. Тем более что хозяин вашего жилища, ваш кузен Славский, вернулся в Москву… Вполне естественно, он предпочтет жить в собственном доме один. Да не волнуйтесь вы так, Софья Эдуардовна! Смею вас заверить, это ненадолго… Возможно, вопрос упирается в считанные дни!