Волновался Валерий насчет своего возможного опоздания совершенно напрасно: хотя все участники оперативно-следственной группы, включая Грязнова, успели собраться в кабинете Турецкого, сам Александр Борисович никак не мог завершить какой-то телефонный разговор. По лицам собравшихся Померанцев понял, что совещание еще не начиналось.

Наконец Турецкий с облегчением положил трубку и, оглядев по очереди всех присутствующих, улыбнулся.

— Ба-а-а, знакомые все лица!.. — удовлетворенно произнес он. И, обратившись уже более конкретно к Галочке Романовой, оперативнику Первого департамента МВД, и ее коллеге — тоже оперу, но старшему, Володе Яковлеву, поинтересовался: — Ну что, орлы и орлицы, Вячеслав Иванович, насколько понимаю, с делом вас успел ознакомить?

И Галочка, и Володя дружно, как по команде, кивнули. А Турецкий, прекрасно умевший читать по физиономиям своих сотрудников все оттенки владевших ими эмоций, переключился на Померанцева:

— Та-а-ак, Валерий Александрович, вижу, тебя распирает от какой-то, возможно, и впрямь сенсации, а?

Валерий невольно покраснел, однако вынужден был кивнуть. После чего поднялся и молча положил на стол шефа листочек с «соглашением», не сомневаясь, что Александр Борисович, все схватывающий на лету, моментально поймет, что именно раздобыл его подчиненный.

Он и понял, и задал всего один, вполне ожидаемый Померанцевым вопрос:

— Откуда?

Вот теперь можно было рассказывать все с деталями и подробностями, в полной уверенности, что никто тебя не перебьет и не упрекнет в излишке темперамента. Что Померанцев и сделал.

Наконец его рассказ был завершен, а одобрение от шефа тоже не заставило себя ждать:

— Молодец, что позаботился о девушке. — Турецкий посмотрел на своего следователя ласково. — Я тоже не сомневаюсь, что «гости» к Белецким пожалуют непременно. Ну а насчет того, что до сих пор было тихо, причина тут просматривается только одна, на мой взгляд, и весьма любопытная.

Четыре пары глаз уставились на Александра Борисовича с интересом.

— Похоже, друзья, — произнес он, выдержав небольшую паузу, — перед нами с очень большой долей вероятности не бандитское нападение по случайному стечению обстоятельств (эту версию ведь тоже в отношении жертв исключать нельзя), а действительно «заказ»… — И, поняв, что никто из присутствующих его мысль пока не ухватывает, пояснил: — То, что оригинала документа не оказалось при Белецком, само по себе просто обязано было подвигнуть заказчика на обыск в его квартире. Какие могут быть причины, по которым пока этого не произошло? Я вижу две: информация об отсутствии бумаги дошла до заказчика почему-то не сразу…

— В этом случае, — не утерпел и перебил шефа Валерий, — наиболее вероятный подозреваемый — Славский!

— Угу… Но не обязательно! Вторая причина: заказчик мог решить, что исполнитель обыскал Белецкого поверхностно, потребовал сделать это более тщательно, а исполнителю для этого понадобилось время! Если Белецкий убит, то труп его спрятан… Понимаете, о чем я?

— Да, — снова произнес Валерий. — Логично, если в вещах Романа Антоновича нужной бумаги нет, значит, она спрятана где-то на теле, а тело, в свою очередь, тоже спрятано… Для повторного обыска трупа необходимо не только повторить визит на место захоронения, но еще и… э-э-э… время на эксгумацию, затем вновь закапывать и маскировать, да еще проделать все это максимально осторожно, чтобы никто убийцу не засек на этом повторном визите.

— Во-во! — удовлетворенно кивнул Турецкий. — Если же учесть вчерашний визит «пьяницы» к Белецким, который наверняка был чем-то вроде разведки, похоже, и с этой задачей они успели справиться… Да, вовремя ты убрал девушку из квартиры, могли и опоздать!

— Вот что, Саня, — заговорил напряженно размышлявший о чем-то все это время Вячеслав Иванович, — все, что ты сейчас тут изложил, логично. Но из этого следует, что необходимо как можно быстрее устраивать на квартире Белецких засаду, а пока то да се… Понимаешь?

— Звони своему Денису, — кивнул Турецкий, — я как раз хотел тебя об этом попросить. Если возможно, сегодня после полуночи его ребята должны быть там, на месте… Валерий, предупреди об этом девушку. Марта, кажется?… А теперь давайте перейдем к плану следствия.

Оба оперативника и Померанцев невольно подтянулись и внимательно уставились на Турецкого.

— Никто не возражает по поводу основного посыла, я имею в виду, что в основе преступления лежит вот эта бумаженция? — Александр Борисович поднял над столом «соглашение». Никто не возражал. — Отлично, поскольку отец убитого Алексея Баканина обратился в Генпрокуратуру с просьбой расследовать именно этот вариант… Теперь — к версиям. У кого какие предложения?

— Я — по-прежнему за штатовский вариант! — отозвался Померанцев, а Галочка Романова тут же кивнула, соглашаясь с ним.

— Я — тоже, — произнесла она негромко. — Думаю, «замедленная» реакция заказчика на поиск документа связана с трудностями международной связи…

— Неужели? — Александр Борисович в своей слегка ироничной манере приподнял одну бровь. — Странно, что я таковых не заметил, когда пару часов назад звонил Патрику в Нью-Йорк… Единственной трудностью оказалось разбудить Вутер-вуда, а затем лишних пять минут ждать, когда же он закончит в этой связи ругаться…

Галочка тут же покраснела, а Слава Грязнов немедленно вмешался:

— Прекрати, Сань! Галя права: во-первых, твой Патрик — «свободный художник», застать его дома среди ночи проще, чем того же бизнесмена, частенько разъезжающего по всей стране и, возможно, миру… Во-вторых, звонить ему в это время, несмотря на ругань, удобно, у него профессия это предполагает! А Славский, между прочим, женат… Если заказчик он, то вряд ли станет такие вещи обсуждать при супруге! Кроме того…

— Все-все-все!.. — Турецкий изобразил на физиономии раскаяние. — Сдаюсь, я не прав, права капитан Романова… Володя, а ты чего молчишь?

Круглолицый, спокойный внешне Яковлев, всегда обманчиво медлительный и невозмутимый, едва заметно покачал головой:

— Жду, когда вы договорите, Александр Борисович… Насколько понимаю, рабочих версий будет минимум две?

— Вот! — Турецкий притворно нахмурился и обвел взглядом своих сотрудников. — Учитесь мудрости у Яковлева: сначала заполучить все возможные сведения и факты, затем их обдумать и только после этого составить собственное мнение! Скажу сразу, чем именно я озадачил Патрика: меня в первую очередь интересуют все нынешние связи Слав-ского с Россией — все контакты, как телефонные, так и физические. Имеются в виду возможные приглашения в Штаты Славским кого-нибудь из россиян. Это — раз! Во-вторых — состояние его счетов. Наконец, в-третьих, как говорится, дела семейные… Супруга, степень ее участия в делах мужа, чем занимается на данный момент Славский-стар-ший… Словом, все! Патрик начнет, как я и просил, с российских контактов, буде таковые имеются. Уверяет, что на это ему потребуется от силы день, после чего обещал мне отомстить и доложиться в точности, как я, посреди ихнего американского дня, который, как известно, у нас — глухая ночь!

Померанцев тут же фыркнул, за ним заулыбались остальные, даже особо хмурый в последнее время Вячеслав Иванович.

— Представляю, как твоя Ирина Генриховна будет рада! — подколол он друга.

— Зря иронизируешь, Ирина Генриховна будет именно рада! Забыл, как она рвется поучаствовать в нашем нелегком деле в качестве боевой подруги? Учти: я без иронии, она с прошлым делом не ошиблась в своих прогнозах ни разу! — В голосе Турецкого отчетливо слышалось нечто напоминающее гордость.

— Да помню я, помню, — буркнул Грязнов и пожал плечами. — Ума не приложу, что с ней такое случилось?… Обычно жены в таких ситуациях…

— Ладно, — прервал его Турецкий, сообразив, что вряд ли стоит рассуждать о своей личной жизни в присутствии оперативников и непосредственного подчиненного. Вон какие любознательные огоньки вспыхнули в глазах Померанцева! — Это мы отвлеклись совсем не по делу! — Он нахмурился и продолжил: — Итак, версия за номером два. Разумеется, речь пойдет о господине Банникове, на данный момент единственном живом из друзей, не считая Славского. Основания вам известны: в случае гибели остальных его доля резко увеличивается… На данный момент он у нас второй, и пока что последний, подозреваемый. Не исключено, что какие-то заинтересованные лица появятся после звонка Патрика, хотя это, конечно, вряд ли.

Грязнов одобрительно кивнул, остальные, наученные опытом Гали Романовой, предпочли никак не реагировать.

— Володя, — Турецкий повернулся к Яковлеву, — на тебе будут дела Банникова по его фирме. Все как обычно: выяснишь их состояние, пообщаешься с сотрудниками, разузнай, в какой степени фирма доходна или наоборот… Словом, не мне тебя учить.

Яковлев молча кивнул, быстро записывая в свой блокнот.

— Теперь ты, Галина Михайловна… Тебе придется нанести визит самому Виктору Александровичу…

— Вместе поедем, — поспешно встрял Померанцев.

— Ну а как же без тебя-то? — ухмыльнулся Турецкий. — Где ж ей без твоей помощи управиться со столь крутым мэном, к слову сказать, по мнению Сергея Иосифовича Баканина — ба-а-альшим женолюбом?…

Романова немедленно покраснела, отчего ее миловидное личико сделалось еще симпатичнее, зато Валерий ничуть не смутился:

— Александр Борисович, вы же знаете, насколько важны для любого следователя личные впечатления!

— А то! — Турецкий улыбнулся еще шире. — Да поезжай ты с Галочкой на здоровье, главное, не напугай Банникова еще больше, а то он и так, говорят, вовсю труса празднует. Протоколы дознания предыдущей беседы с ним я тебе передам, но, как ты сам понимаешь, откроют они нам мало что. Помимо грамматических ошибок того, кто их вел, ничего интересного. Запись разговора с Банниковым — тоже весьма паршивого качества… Не думаю, что она тебе вообще понадобится, сделаете свою. О чем пытать его, надеюсь, ясно?

— Конечно! — уверенно отозвался Валерий, а Галя просто кивнула.

— Ну-с, в таком случае будем считать, что старт по делу у нас состоялся! Ксерокопии необходимых документов возьмете в моей приемной у Наташи. Это пока все, работайте! — завершил Александр Борисович совещание почти что на официальной ноте.

Как всегда после оперативных совещаний по делам, которые они вели вместе, Слава Грязнов и

Турецкий остались вдвоем. И, тоже как почти всегда, Александр, подмигнув другу, извлек на свет бутылочку любимого обоими коньячка.

— А ты — ничего? — заботливо поинтересовался Грязнов, обнаруживший, что Саня орудует раненой рукой так же активно, как здоровой. — Я имею в виду… Тебе можно?…

— Славка, ты чего? — Турецкий удивленно воззрился на своего проверенного не только в работе, но и в застольях товарища. — Я ж не в желудок был ранен-то? С какой, спрашивается, стати нельзя?…

— А черт его знает, — добродушно отозвался тот. — Я в медицине ни хрена не понимаю! Ну, добро: коли можно, тогда — прозит!

Вячеслав Иванович поднял свою рюмашку, которую Турецкий успел наполнить, и с удовольствием управился с напитком одним махом. Последовавший его примеру Саня улыбнулся:

— Ну что, друг мой ситный, есть еще у нас порох в пороховницах?

— Само собой, есть! А чего это ты, Сань, такими, я бы сказал, стариковскими вопросами-то задаешься?

— Даже не знаю, что тебе сказать. — Александр Борисович неожиданно погрустнел и слегка ссутулился. И, поколебавшись, продолжил: — Смеяться не будешь?

— Не буду!

— Поверишь, Слав, отродясь никакими дурными предчувствиями не страдал! А в последнее время что-то неспокойно на душе… Вроде бы и никаких видимых причин нет — а неспокойно… Тревога какая-то, что ли… Знаешь какая?

— Какая? — Вячеслав Иванович серьезно вглядывался в лицо друга.

— Ну, как будто выпал такой ясный, солнечный, отличный во всех отношениях день, и потом, к вечеру, когда уже закат, немного жалеешь, что он кончился… Тьфу, не слушай ты меня! — оборвал вдруг себя Турецкий. — Видать, и правда старею, коли так рассопливился!..

— Ничего ты не рассопливился, это у тебя после ранения нервный стресс еще не прошел! — неожиданно выдал Грязнов, только что утверждавший, что в медицине ничего не понимает. Александр такой непоследовательности не выдержал и расхохотался:

— Ну ты даешь! И откуда что взял? Ладно, наплевали, забыли и выпили по второй!

— Давай, но на этом лично я и остановлюсь… Прозит!.. — Он решительно отодвинул от себя опустевшую рюмку и, с некоторым сожалением покосившись на почти полную бутылку, поднялся: — У меня сегодня еще совещание с сотрудниками по одному проклятому делу, которое на контроле у Президента… А Иришке от меня — низкий поклон! Умница она у тебя… Поверишь, такой дивной супруги, как у тебя, за все годы трудового стажа ни у кого не встречал! Ей-богу, кабы не наша дружба, непременно попытался бы ее у тебя отбить!

— Но-но! — Турецкий полушутя-полусерьезно погрозил Славе пальцем: — Смотри у меня, дошутишься… Я, знаешь ли, верю, что в каждой шутке есть доля правды!..

Предмет их обоюдной симпатии к тому моменту, как Александр Борисович (исключительно вовремя!) вернулся в стены родной квартиры, пребывал между тем не в самом лучшем расположении духа. Слегка побледневшее, к тому же отмеченное печатью уныния лицо супруги он отметил сразу же, едва очутившись дома и, соответственно, заглянув по привычке в ее вотчину — на кухню.

— Ирка, — провозгласил он с порога, — я тебе такую историю преинтереснейшую расскажу, что ты… Эй, что с тобой?

Ирина Генриховна жалобно поглядела на мужа:

— Здравствуй, дорогой… Сижу вот и гадаю, чем я могла так ужасно отравиться!

— Отравиться? — Саша озабоченно нахмурился. — И ты, сидючи тут одна, больная и бледная, разумеется, вызвать врача не догадалась? Иришка, ты — пещерный человек!..

— Я не пещерный, — капризно возразила она. — И дело вовсе не во мне, а в Нинке! Мне утром было плохо, рвало даже, но ты, я вижу, слава Богу, жив-здоров и даже сияешь, как новенькая копейка! А Нинка куда-то как сквозь землю провалилась: мобильный не берет и вообще недоступна! Не могла же я одна отравиться, если ем то же, что и вы…

Александр Борисович нахмурился и, вспомнив про свои смутные тревожные ощущения, почувствовал, как у него екнуло сердце:

— Как это — недоступна?! А подружкам ее ты звонила?

Ирина молча кивнула и внезапно всхлипнула:

— А вдруг ей стало плохо и… и она попала в больницу?

— Так… — Турецкий решительно уселся напротив жены, маявшейся своими подозрениями за пустым кухонным столом, и с некоторым усилием заставил себя рассуждать здраво: — Говоришь, тебе было плохо с утра?

— Ну…

— Я всегда говорил, что твоя дурацкая диета тебя до добра не доведет! Отравиться этой гадостью в виде размоченных в воде овсяных хлопьев и двумя листиками какого-нибудь салата ты, Иришка, именно в одиночестве и могла! Слава тебе, господи, что хоть Нинка пока что о фигуре не думает! А ужинали мы вчера все одним и тем же, я, как видишь, действительно жив-здоров и, к слову сказать, голоден, как дикий лев!..

— Ты думаешь… — Ирина Генриховна поглядела на мужа с надеждой. — Но тогда где Нинка? И как можно отравиться хлопьями?

— Отравиться хлопьями твоими как нечего делать! Мало ли что в них могло попасть? А что касается Нинки…

Продолжить он не успел: словно нарочно, именно в этот момент из прихожей и донесся щелчок замка, открываемого снаружи ключом. И Турецкий с удовольствием пронаблюдал, как в глазах его жены вспыхнула искорка облегчения, тут же сменившаяся вначале радостью, а вслед за этим со скоростью, близкой к световой, Ирина Генрихов-на сердито нахмурилась, живо вскочила со стула и к тому моменту, как Нина-Ника объявилась на пороге кухни, Сашина супруга уже находилась в состоянии полной боевой готовности.

— Мам, я есть хо… Ой, ты чего?…

Нина, в первый момент пребывавшая явно в замечательном настроении, широко распахнула в точности такие же, как у Ирины, ярко-голубые очи и замерла на пороге.

— Она еще спрашивает! — Ирина являла собой в эту секунду воплощенное негодование. — Ты где была целых два часа и почему у тебя выключен телефон?!

— Где? — Девочка замялась, но тут же нашлась, очевидно, твердо решив избежать ответа на вопрос. — Телефон у меня разрядился, я не виновата, там батарейка плохая! Если бы вы сразу купили мне новый аппарат, а не этот бэушный, она бы не разряжалась так быстро!

— Стоп! — Александру Борисовичу вдруг сделалось смешно. — Нинка, а ну-ка, кончай вилять хвостом, отвечай, где была! Тебя прежде всего, по-моему, об этом спросили?

Нина недовольно стрельнула в отца глазами, пожала плечиками и неохотно проронила:

— Ну, в кино была… Что — нельзя?

— Можно! — все еще нервно ответила Ирина. — Только предупреждать надо, ясно?

— Погоди, Ирина… — Турецкий сощурился и пристально уставился на дочь: — Лично я не против услышать, с кем ты была в кинотеатре?

— С кем?… С этой… Ну, с Верой…

— Да брось ты! — Ирина Генриховна внезапно успокоилась и, усмехнувшись, села обратно на стул. — Не умеешь врать, значит, и учиться не стоит… С Валерой, что ли, ходили?

Нина отвела глаза и, покраснев, неохотно кивнула. Потом, в точности как несколько секунд назад ее мама, сердито нахмурилась и, копируя ее недовольный тон, поинтересовалась:

— Меня сегодня кормить в этом доме собираются? И вообще, не понимаю: сейчас всего-то, наверное, семь часов, а вы тут панику поднимаете…

— Дело не во времени, а в том, что предупреждать надо! — Ирина Генриховна повернулась к мужу, все еще пристально и пока что молча разглядывавшему собственную дочь, словно впервые увиденную диковинку. — Шурик… Ты бы не мог сам вас обоих покормить? Ужин на плите… Мне, конечно, куда лучше, чем утром, но на еду я все еще смотрю с трудом…

— Конечно, Ириш, иди полежи… Ты хоть какое-нибудь лекарство пила?

— Три раза, — заверила его жена и с облегчением покинула кухню.

— А что случилось? — заинтересовалась Нина. — Мама что, заболела?

Мать на ее памяти всегда была вполне здоровой, а если и подхватывала какую-нибудь простуду или грипп, никогда не жаловалась.

— Немного отравилась, — пояснил Александр, поднимаясь и двигаясь в сторону плиты. — Ничего, к утру будет здорова… Мой руки — и за стол!

— Своей диетой, что ли, отравилась? — живо отреагировала Нина и тут же добавила, на этот раз с отцовскими интонациями: — Так я и знала, что рано или поздно эта гадость, которую мама жует по утрам, ее достанет!

По данному вопросу у отца с дочерью мнение совпадало целиком и полностью. Однако сбить Александра Борисовича Турецкого с мысли, коли уж она у него возникла, пока что еще никому не удавалось.

Дождавшись, когда Нина помоет руки и устроится за столом на своем любимом месте, Саша поставил перед ней тарелку, аккуратно выложил прибор и, убавив огонь под сковородкой, спокойно поинтересовался:

— Валера у нас — кто?…

Не ожидавшая нападения Нина, поперхнувшись неизвестно чем, закашлялась, глянула на отца округлившимися глазами, затем с надеждой бросила взгляд в сторону кухонной двери.

Александр Борисович ухмыльнулся и покачал головой:

— Твоя тактичная мама уже посапывает носиком в спальне, отходит, так сказать, от особенностей своей диеты… Я, как тебе известно, избытком деликатности не страдаю. А посему на случай, если ты не расслышала, повторяю свой вопрос: Валера у нас — кто?…