Над Северотуринском синело яркое, на глазах темнеющее небо и плыл, казалось вливаясь сразу в душу, пасхальный звон… Галочка Романова и представить не могла, что в городке, оказывается, столько храмов. «Пасха… Сегодня уже Пасха, а значит, первое мая…» Отмечался ли здесь официальный праздник весны и труда, девушка не знала: с того момента как из Москвы заявился Филя Агеев на своей новенькой «девятке», наружной слежкой за Мозолевским занимался он, а клиентом Романовой вновь сделался Фомин.

За весь сегодняшний день Геннадий Ильич ни разу не высунул из дома носа, а поскольку день уже клонился к вечеру, вряд ли ее дальнейшее дежурство рядом с домом Фомина что-то даст. Как ни печально, но совершенно бесполезное пребывание на одном месте, практически в одной и той же позе (Галочка всего дважды за день позволила себе покинуть салон машины и слегка размяться), утомило ее куда больше, чем перемещения по городу.

Семину машину Романова на сей раз пристроила не напротив подъезда, а чуть дальше — в густых зарослях сирени. И хотя почки все еще не лопнули, «жигуленок» с его непрезентабельным видом в глаза никому не бросался, скрытый от любопытных взоров ветвями кустарника.

Галя вздохнула и посмотрела на часы: половина десятого. На соседствующей с сиренью детской площадке понемногу стихли голоса малышей и их мамаш, где-то вдалеке залаяли сразу две собаки: наступало время выгула меньших братьев. До конца дежурства оставалось еще два с половиной часа… Удивительно бессмысленный выдался день!..

Немного подумав, Романова, стараясь не производить лишних звуков, осторожно приоткрыла дверцу машины и выбралась наружу — третий раз за все эти долгие часы. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что вокруг ни души, девушка несколько раз подпрыгнула на месте, разминая затекшие ноги, после чего сделала еще пару упражнений. Последними в этой разминке должны были стать наклоны — не менее дюжины. Однако сделать она успела только один из них. В тот момент, когда успевшая слегка раскраснеться Галя подняла голову, дверь подъезда хлопнула, и на крыльце появился наконец впервые за день ее объект!

Несмотря на теплый вечер, на Фомине поверх темного делового костюма был надет еще и плащ.

Спустя секунду Галочка уже вновь сидела за рулем своего «жигуленка», осторожно поворачивая ключ зажигания. Всю ее усталость как ветром сдуло! Интересно, куда собрался Геннадий Ильич на ночь глядя в гордом одиночестве в праздничный день?..

Ответ на этот вопрос Гале предстояло получить не скоро. Аккуратно, на должном расстоянии следуя за машиной Фомина, девушка где-то на середине пути поняла, что двигаются они в сторону западной окраины Северотуринска, Судя по всему, за город. Достав из бардачка мобильный телефон, Романова, ловко действуя одной рукой, набрала номер Померанцева и доложила ему ситуацию. Ее шеф прореагировал так, словно оперативница только что вручила ему недостающий кусочек мозаики, который он пытался отыскать перед ее звонком:

— Ага!.. — По ту сторону связи Романова отчетливо услышала шуршание бумаги. — Говоришь, на запад? Так-так… Похоже… Где вы сейчас?

— Название улицы я не вижу, темно же, — Галя немного прибавила газу, решив, что слишком далеко оторвалась от Фомина, — но набережную проехали до конца еще минут семь-восемь назад.

— О'кей, — вновь послышалось шуршание, и Галя поняла, что перед Валерием лежит карта города. — Следуй за ним дальше и постарайся не особо удивляться, если в конечном пункте столкнешься с Филей… Удачи!

Связь прервалась, а Романова, пытаясь сообразить, при чем тут Агеев, вновь увеличила скорость: обе машины выехали наконец из города и теперь мчались по Московскому шоссе в сторону, насколько знала Галочка, здешнего элитного дачного поселка Холмы. Сколько точно километров до него оставалось, девушка не помнила, и теперь начала нервничать сразу по двум причинам: во-первых, Фомин постоянно увеличивал скорость — благо шоссе оказалось полупустым. Во-вторых, у девушки мелькнула мысль, что въезд в Холмы может оказаться охраняемым — как в большинстве подмосковных новорусских гнезд… А это означало существенные трудности с преследованием Фомина.

По счастью, минуты через три Геннадий Ильич начал постепенно сбрасывать скорость, явно готовясь уйти с трассы. И наконец уже на абсолютно черепашьей — не больше сорока в час — обе машины вползли на боковую дорогу, возле которой смутно белела в темноте табличка, предупреждающая о близости частной территории.

Дорога, ведущая к Холмам, была широкой и удобной, под колесами тихо шуршала бетонка. Однако машина Фомина скорость больше так и не прибавила — так же как и идущая за ней с выключенными фарами Галочкина — то бишь Семина.

Удивительно, но никаких охранных КП на въезде в поселок не было. Романова с облегчением перевела дух и притормозила, едва они очутились на центральной и, похоже, пока единственной улице Холмов. Зато сами дома… Даже в подмосковных элитках Галя не видела столь высоченных каменных заборов, из-за которых торчали традиционные башенки и флюгерочки в стиле китч.

Дом, возле которого остановилась машина Фомина, располагался на окраине, противоположной от въезда в поселок, судя по всему, на сегодняшний день этот особняк был последним строением на территории Холмов. Если же он чем и отличался от своих соседей — чуть менее высоким забором, в кладке которого благодаря попытке строителей украсить его узором, изредка встречались прогалины.

Трудягу «жигуленка» Галочка оставила примерно на середине улицы. И пока Геннадий Ильич выбирался из своей иномарки и ставил ее на сигнализацию, а затем переговаривался с кем-то, не сразу открывшим ему небольшую дверь, прорезанную в широких металлических воротах, девушка успела подобраться к окраинному особняку настолько близко, что могла даже различить, о чем именно препирается Фомин с невидимым охранником. К Галиному глубокому удовлетворению, дом с окружавшим его забором буквально утопал в деревьях и кустарнике, верхушки елей и, кажется, берез виднелись и за забором, на участке, величину которого оценить из-за темноты было невозможно. Холмы изначально строились в лесу, и владельцы участков старались сократить вырубку максимально, очевидно желая сохранить для себя все прелести и пользу лесного воздуха.

Галя притаилась за небольшой елочкой почти рядом с воротами. Еще две то ли очень старые ели, то ли сосны росли тут же, обеспечивая густую, почти непроницаемую для единственного расположенного у входа в особняк фонаря тень. Девушка замерла, наблюдая, как перед Фоминым открылась наконец «маленькая железная дверь», правда, не «в стене», а воротах. Как Геннадий Ильич, для чего-то оглянувшись, словно прощаясь со свободой, нерешительно шагнул внутрь… И едва не взвизгнула от неожиданности, несмотря на предупреждение Померанцева, когда прямо у нее над ухом раздался шепот: «Оружие при тебе?..»

— Филя… — Романова невольно схватилась за сердце, прыгнувшее куда-то вверх. — С ума сошел, так пугать человека?!

— Не шипи так громко! Тебя что, не предупредили?

— Предупредили, но…

— Я, кажется, спросил, — снова шепнул невидимый в темноте Агеев.

— В машине, в бардачке… А что?

— Ползи назад и забирай. — Вопрос Гали он проигнорировал.

— Да? Ты что, в заместители Померанцеву успел подрядиться?

— Можешь позвонить ему из машины. Правда, при этом мы потеряем время, — спокойно ответил Филя. И спорить с ним Романова больше не решилась.

На то, чтобы забрать свой табельный пистолет и возвратиться в елочную тьму, Гале понадобилось не больше семи-восьми минут. Элитный поселок был пуст, однако касалось это исключительно улицы: из-за большинства усадебных оград доносилась самая разнообразная музыка, взрывы смеха, праздничный гомон: здешние обитатели отмечали то ли Пасху, то ли более привычный Первомай. В этом смысле особняк, в котором исчез Фомин, был явным исключением: за его оградой стояла тишина, а если окна и светились, то это были окна первого этажа, не просматривающиеся из их засады.

— Ты тут? — поинтересовалась Галя, вернувшись обратно и изо всех сил вглядываясь в темноту: Агеев по-прежнему изображал из себя невидимку.

— Тут-тут… Скажи честно: стреляешь хорошо?

— Господи, мы что, будем вступать в бой?.. Ну неплохо… Все стрельбы сдаю на «отлично»…

— Угу… Очень надеюсь, что в бой вступать не придется, но мало ли что… Значит, слушай внимательно: моя машина метрах в десяти слева, развернута носом к шоссе. Вот ключи… — Галя почувствовала в левой руке тяжелый металлический брелок. — Если услышишь в… ну, короче, в доме ли, на подворье ли… словом, услышишь шум, дуй туда, прыгай за руль, заводи движок и жди меня. Вторую дверцу откроешь заранее.

— Филя, ты что, собрался туда лезть?.. — В Галином шепоте прозвучало что-то среднее между изумлением и страхом.

— Как ты догадалась? — еле слышно фыркнул Агеев.

— И ты знаешь, чей это дом?..

— Знаю… Не важно! Слушай дальше: пистоль тоже снимешь с предохранителя заранее. Возможно, придется отстреливаться… А может, и не придется, я вообще-то везучий.

— Тьфу-тьфу-тьфу! — почти вслух прошипела Галочка. — Прикуси язык, глупый!.. А Валерий знает? Денис знает?..

— Все всё знают, — туманно ответил Филя. — Ну я пошел. Если меня не будет больше сорока минут, позвонишь Денису… Все!

— Погоди! — Галя почувствовала, что ее всю с головы до пят охватила дрожь. — Филечка, а вдруг там собаки?..

— Не боись, здешний хозяин животных на дух не переносит, у него на их шерсть аллергия…

«Кто же это?» — мелькнуло в голове у Романовой.

— Еще вопросы?

— Мне что, сразу движок включать?

— При малейшем шуме. Ничего, бак полный… Пока!

И в следующее же мгновение Галочка различила абсолютно бесшумно метнувшуюся в сторону особняка от их засады тень, мелькнувшую словно призрак и тут же растворившуюся в подступавшем к усадьбе лесу… Очевидно, Агеев находился здесь задолго до их с Фоминым прибытия в поселок. И успел произвести разведку прилегающей к усадьбе территории по всем правилам профессиональной разведки: о том, что в Чечне он вместе с Денисом и его командой занимался именно разведкой, причем их группа за свой высочайший профессионализм и абсолютную неуловимость получила у боевиков прозвище «Русские волки», она знала. Но почему-то сейчас это Галочку ничуть не успокаивало… Ведь и на старуху, как говорится, бывает проруха…

Простояв не меньше пяти минут на месте, Романова наконец справилась с дурацкой дрожью, охватившей ее.

Галя Романова сняла пистолет с предохранителя, надела кольцо брелока с ключами от машины на безымянный палец левой руки и, взяв пистолет обеими руками, медленно подняла его, направив дуло в сторону особняка. Прицеливаться в такой темноте даже в маленькую дверь в воротах было бесполезно. Но Романова сейчас действовала автоматически, стараясь не думать о том, что до сих пор ей приходилось стрелять только в тире… Прикинув таким образом возможную огневую линию, девушка опустила дуло вниз и, покрепче сжав оружие, стала ждать…

Филя Агеев, легко взметнув свое тело на забор, бесшумно двинулся по нему в сторону фасада особняка, выходившего в просторный, как он убедился еще несколько часов назад, двор с небольшим количеством хозяйственных построек: с северной стороны к широкому, с точки зрения Агеева, и удобному для подобных пеших прогулок забору — в два кирпича — примыкал почти вплотную обширный гараж, крытый кокетливом голландской черепицеи зеленого цвета. Чуть поодаль располагался небольшой флигелек, в котором, вероятно, жила охрана и прочая обслуга, если она являлась постоянной. Будочка дежурного возле ворот хозяйственной постройкой не считалась.

Высокая, прямая, как мачта, сосна довольно нелепо торчала посреди двора и Филю никак не интересовала: зато деревья, растущие вокруг гаража, на который, кстати, и выходило, как выяснилось, интересующее его окно, вызвали в душе Фили чувство глубокого удовлетворения. То, что надо!.. Жаль, что от особняка они находятся не менее чем в семи-восьми метрах. Следовательно, на решающем этапе полагаться придется на то самое везение; упомянутое в разговоре с Галочкой…

Первое, что увидел Филя, растянувшись на крыше гаража, был охранник, только что вышедший из боковой двери дома, расположенной рядом с интересующими его окнами, коих было три. Крошечная тусклая лампочка черного входа высветила пятнистую форму и хмурую физиономию парня лет двадцати пяти, который мгновение постоял на низеньком, в две ступеньки, крылечке, после чего лениво потянулся, зевнул и нехотя поплелся в сторону двора. Свое сегодняшнее дежурство, выпавшее на праздничный день, парень явно считал ненужным, никчемным и крайне раздражающим. Все это высветилось вместе с широким зевком на его физиономии.

Филя по-пластунски прополз к краю гаражной крыши, дававшему возможность обозреть просторный двор в целом. Между тем охранник двинулся в ту же сторону, не удосужившись даже оглядеться. И все так же нехотя поплелся к будочке, в которой скучал его товарищ.

Медлить Агеев не стал. В следующую минуту он уже висел на заранее присмотренной ветке старой, но крепкой березы, растущей по другую сторону гаража. А спустя еще пару секунд, мягко спрыгнув на землю, бесшумно проскользнул к интересующим его окнам, точнее, к тому из них, форточка которого была открыта. Филю уже некоторое время интересовало, что же это за голубоватое мерцание мечется за стеклами: ну не телевизор же там, в самом деле, смотрят, хотя впечатление именно такое… Дотянувшись до довольно широкого, обитого жестью наличника, Агеев мягко подпрыгнул и, ловко уцепившись за него руками, слегка подтянулся вверх — как раз в тот момент, когда мерцающие голубые вспышки одномоментно сменились неярким, вполне обычным светом, похоже, настольной лампы. Филя подтянулся еще немного и замер, стараясь боковым зрением следить, не объявится ли ленивец в камуфляже. Гардины — кажется, из легкого желтого шелка — были плотно сдвинуты, видеть, что именно там происходит, он не мог. Зато со слышимостью благодаря открытой форточке все было в порядке…

— Ну что ж… — Голос, произнесший данное междометие, отличался почти старческой хрипловатостью. — Нехорошо, господин Фомин, нехорошо… Статья сто пятая, часть вторая: преднамеренное убийство одного или нескольких лиц… Срок небось и сами успели посмотреть?..

— Н-нескольких… — Мужчина, произнесший это полное ужаса и недоумения слово, безусловно, был Фоминым.

— Конечно, нескольких! — На этот раз заговорил Мозолевский, вероятно и организовавший данную встречу. — Видите ли, дорогой Геннадий Ильич, дело в том, что не столь давно в нашем городе был убит не кто-нибудь, а аж депутат Госдумы, да еще и родной брат пристреленного вами с особой жестокостью несчастного Сергея Александровича! Представляете, какой шум подымется, когда российская общественность узнает, что вы не только избавились от своего партнера, причем садистским способом, но что и его брат, расследованием гибели которого в данный момент занята — правда, пока безуспешно — Генеральная прокуратура, застрелен из того же пистолета… Не говоря еще об одном «зависшем» трупешнике, знать о котором вам пока не обязательно… Ну и как вам перспектива провести на зоне всю оставшуюся жизнь?..

— Ай-я-яй, — вновь вступил в разговор хриплый. — И это при молодой красавице супруге и очаровательных дочках… Никогда бы не подумал, что столь импозантный на вид мужчина способен на такое отвратительное преступление…

— Я… Я з-заплачу… — Голос Фомина изменился до неузнаваемости.

— Вы же утверждали, что ваша подпись на небезызвестном счете бессильна?.. — ухмыльнулся Мозолевский.

— Я п-переведу все… все свои личные средства и… и другие тоже… Умоляю вас… Умоляю…

В чем именно собирался умолять Геннадий Ильич своих шантажистов, услышать Филе не довелось.

Со стороны основной части двора отчетливо послышались неторопливые, тяжелые шаги, — очевидно, обсудив со своим коллегой все несправедливости постигшей их судьбы, охранник возвращался обратно в дом. Ему и в голову не приходило, что главная несправедливость поджидает его впереди. Причем в самом ближайшем будущем.

Агеев бесшумно спрыгнул вниз и скользнул к углу дома, на ходу вытаскивая пистолет и перехватывая его задуло… Когда не ожидавший ничего подобного охранник беззвучно осел к ногам Агеева, не успев сообразить, откуда обрушился на него удар, Филя, прежде чем покинуть усадьбу, принадлежавшую, если верить официальным данным, сестре супруги господина Пименова, проверил пульс отключившегося растяпы охранника.

«Ничего, жить будет… Возможно, и служебное рвение наконец проявит!» — сделав данное заключение, капитан запаса ГРУ Филипп Агеев бесшумно достиг поначалу «своего» дерева, затем крыши гаража и покинул прокурорские владения тем же путем, каким на них проник. Уже внизу, по ту сторону забора, Агеев глянул на часы: светящиеся стрелки свидетельствовали о том, что все его пребывание на чужой территории заняло ровно двадцать семь минут…

В данный хронометраж Галочка Романова и тогда, и после верила с трудом: девушке, ожидавшей Агеева все еще на Старом месте, в засаде, казалось, что прошла как минимум вечность, в процессе которой вполне можно было бы создать еще одну вселенную… До условленного времени, в которое Галя, не дождавшись Агеева, должна была отправляться на поиски его машины и звонить Денису, почему-то все время оставалось десять минут…

Галя совсем было решила, что ее часики, казавшиеся такими надежными, просто-напросто встали, когда с непередаваемым облегчением увидела наконец тень, скользнувшую в ее сторону из-за угла усадьбы, в которой все еще находился объект Галиной слежки.

— Господи… — начала она, но Агеев тоже не был больше спокоен и бесцеремонно перебил Романову:

— Быстро дуй к своей машине — и адью!..

— Что?.. — опешила Романова. — Что-то случилось?!

— Почти ничего… Все потом, возвращайся в гостиницу — и чем скорее, тем лучше… Благодарю за сотрудничество!

Легкий шорох и последовавший затем звук заводящегося движка заставили остолбеневшую Романову, все еще сжимавшую пистолет, прийти в себя и короткими перебежками от тени до тени броситься к своей машине. «Почти, — сообразила она, — значит, что-то все-таки стряслось…» А раз так, то Агеев безусловно прав: чем быстрее она окажется как можно дальше от этого «почти», тем лучше.

В нынешнюю первомайскую ночь и ей, и Филе везло как по заказу. Дежурного администратора за его столиком в гостинице не было, когда Романова влетела в холл «Севера». От Померанцева она знала, что и слежка за ними тоже прекратилась, едва они — точнее только мужчины — переселились в двойной люкс, в котором, кстати, несмотря на поздний час, горел свет.

Галочка постучала негромко в дверь, надеясь обнаружить за ней Померанцева. Но Валерия там не было, — возможно, именно он похрапывал сейчас в соседней комнате… В этой же за столом сидел Володя Яковлев, благодушно щурившийся в тихонечко работавший телевизор.

— А-а-а, Галюсик… — Яковлев зевнул и потянулся. — Ты чего?..

— Ничего… — пробормотала она. — Только что проснулась, вдруг взяла и есть захотела, представляешь?..

— У меня заначено печенье под названием «Юбилейное», люблю его ужас как!.. Дать?

— Гони, коли ничего другого нет… А где Валера — дрыхнет?..

— Как же! — фыркнул Яковлев и красноречиво подмигнул Гале. — Наш Валерочка познакомился с какой-то девушкой, говорит, красавицей, и свалил с ней — куда, не знаю…

Романова внимательно поглядела на мрачное лицо Володи, еле заметно качнувшего головой и, понимающе кивнув ему, с безразличием протянула:

— А-а-а… Ладно, давай твое «Юбилейное», съем и пойду досыпать!

В это самое время, как она совершенно правильно поняла, Валерий Померанцев, оставшийся ночевать у Дениса, с огромным вниманием слушал вместе с Грязновым-младшим занимательное повествование, излагал которое уже добрых пятнадцать минут им обоим Филипп Агеев.