В кабинете заместителя Генерального прокурора РФ Константина Дмитриевича Меркулова, несмотря на близость никогда не замолкающего столичного центра, тишину нарушали только телефонные звонки и голоса сотрудников: благодаря современному дару цивилизации — стеклопакетам. Александр Борисович Турецкий завистливо поглядел на недавно обновленные окна Меркулова и, вздохнув, перевел взгляд на лицо хозяина кабинета — своего давнего друга и шефа.

— По вашему приказанию прибыли, господин начальник, — без малейшего намека на улыбку отрапортовал Турецкий и вслед за явившимся вместе с ним Грязновым-старшим уселся на один из стульев, целый ряд которых выстроился с двух сторон длинного стола для заседаний, примыкавшего к письменному столу Меркулова.

— Все дурачишься? — еле заметно усмехнулся Константин Дмитриевич. — Похоже, с настроением у тебя все в порядке, — значит, есть что сказать по деду Корсакова!

Турецкий с Грязновым переглянулись и, видимо, прекрасно поняли друг друга, поскольку Сан Борисыч скромно промолчал, а заговорил на этот раз Вячеслав Иванович Грязнов.

— Твоими бы устами, Костя, да медок пить… Хотя на самом деле кое-какие подвижки, как мы оба считаем, и впрямь наметились. А вместе с ними и просьбишка небольшая…

Меркулов прищурился и, внимательно поглядев на друзей, качнул головой:

— Если вам вдруг понадобились еще люди — и не мечтайте… Ну и?..

— С твоего позволения, — заговорил наконец Сан Борисыч, — начну я, а продолжит Слава… Ну относительно того, что оба дела об убийстве Корсаковых объединены отныне в одно, ты в курсе.

Меркулов кивнул.

— Ну а как только их объединили, тут же и всплыл маленький, но, на наш взгляд, важный фактик, общий для обоих убийств. Ты ведь в курсе, чем занимался в Госдуме Корсаков-младший? На всякий случай напомню: недружественными захватами чужой собственности, выглядящими с точки зрения нашего далекого от совершенства законодательства как поглощение в процессе конкурентной борьбы более сильными фирмами более слабых… Юрий Александрович давал этому другое определение: экономический терроризм.

— Все это я знаю, к чему повторяться? — поморщился Меркулов.

— Сейчас поймешь, к чему… Валерию Померанцеву удалось пообщаться с женой Сергея Александровича Корсакова, который, как ты знаешь, был бизнесменом, и весьма крупным… Женщина только что вышла из больницы — настолько она была потрясена гибелью супруга… Так вот, она утверждает, что ее мужу где-то за месяц до убийства угрожали. Она не сомневается, что угрозы связаны с его бизнесом, который унаследовала как раз она.

Сам супруг ей об этом не рассказывал, но Анна Ивановна случайно услышала его телефонный разговор: звонок был как раз младшему брату, в Москву… Как я сказал, приблизительно за месяц до гибели бизнесмена.

— Иными словами, — вмешался Грязнов-старший, — угрозы могли начаться и раньше, но супруга узнала о них за месяц. Конечно, она тут же всполошилась, попробовала поговорить с мужем, но он заявил, что они с братом разберутся сами, попросил ее не вмешиваться… Ну остальное известно…

— Единственное, чего я не понял, — произнес Меркулов, — так это какая у вас в данной связи могла возникнуть просьба.

— Мы как раз до этого и дошли, — заверил его Турецкий. — Понимаешь, в первый же день своего пребывания в Северотуринске Померанцев столкнулся на улице — с кем бы ты думал?..

— Понятия не имею, а в «угадайку» уже с полвека не играл…

— С Дениской! — Турецкий предпочел не заметить раздражения Меркулова. — И выяснилось, что «Глория» работает в Северотуринске сразу по двум делам, до боли напоминающим наше…

Константин Дмитриевич поглядел на своих друзей по очереди, и в его глазах вспыхнул наконец огонек зарождающегося интереса:

— Недурственно… — пробормотал он. — Продолжай!

— Одно из дел связано с убийством, по второму пока только угрозы, хотя одного из предпринимателей, лишившихся своей фирмы, накануне уже второго или третьего суда избили. С особой жестокостью…

— Что насчет убийства?

— Убили, — перехватил инициативу Грязнов-старший, — некоего бизнесмена Кашева, три с небольшим месяца назад. А угрожают его супруге, унаследовавшей фирму. Собственно говоря, скорее даже предупреждают: мол, если не продаст дело — отправится прямиком к собственному мужу Цена продажи не называется, но вряд ли она вообще будет назначена: как водится в таких случаях, объявится новый «законный» собственник, и все дела…

— Пока не объявился?

— В права наследства, как тебе известно, вступают через шесть месяцев. Время у бандитов есть… Да, угрозы идут исключительно по телефону. Как установили ребята Дениса, звонят из автоматов — все время разных, но всегда максимально удаленных от квартиры Кашевой.

— Иными словами, след «Глория» пока не взяла… — задумчиво протянул Константин Дмитриевич. — Ну и что же вы хотите от меня? — Он усмехнулся и покачал головой:

— Можете не отвечать, и так ясно! Хотите подключить Дениса и его сотрудников к нашим интересам… Иными словами, объединить негласным образом особо важное дело, расследуемое Генпрокуратурой, с частным расследованием — и при этом, как всегда, жаждете моего одобрянса!.. Ушлые ваши морды!

— Слушай, Костя, — заметно активизировался Турецкий, — каждый раз ты начинаешь одну и ту же песню! А в итоге получается, что самую важную информацию добывает для нас в таких делах как раз «Глория»! Я что, не прав?..

— И вообще, — не отстал от друга Грязнов-старший, — наши ребята — да, профессионалы! Но они там присутствуют официально, а официальных представителей Генпрокуратуры да плюс МВД в таких городочках, как Северотуринск, сам знаешь как любят! И ручонки им постараются связать по мере возможностей. А возможностей там хватит, поскольку местные друг за дружку всегда горой…

— Тебе, Славка, — усмехнулся Меркулов, — повсюду «оборотни в погонах» мерещатся!

— Глюками пока что не страдаю! — обиделся Грязнов-старший. — Я тебе не компьютер формозовской сборки!..

— Слава дело говорит, — поддержал друга Турецкий. — В небольших городах и без «оборотней» рука руку моет: все друг с другом если не в детский садик или в школу, то уж в один институт точно! Сам подумай: если понадобится, допустим, организовать наружку за кем-то, а наших оперативников уже в лицо знают. Какие из них «хвосты»?.. Зато Денис…

— Все, хватит! — Константин Дмитриевич подчеркнуто сурово сдвинул брови. — Как вы там будете вести следствие и оперативную работу — дело ваше, господа! Лично меня интересует результат. Но учтите: не дай бог какая-то накладка — я про вашу «Глорию» и слыхом не слыхивал!..

— Договорились! — хором отреагировали Грязнов и Турецкий. И, переглянувшись, расхохотались.

— Нам главное, Костя, чтоб ты в курсе был, — добавил Александр Борисович. — А уж насчет накладок… Ну хоть одну, связанную с «Глорией», припомнишь?.. То-то!

— Всегда что-то происходит впервые, — мудро обронил Меркулов. — Ладно! Иных результатов, помимо вышеизложенного, у вас, судя по всему, пока что нет?

— Побойся Бога, Константин Дмитриевич! — покачал головой Грязнов-старший. — Времени-то прошло всего ничего! Уж на что я злой начальник, а и то раньше чем через десять дней с начала следствия своих сотрудников по поводу результатов не дергаю… Ну и порядки у вас тут!

— Порядки у нас такие, как надо, а если вам, коварным барбосам, сказать больше нечего, можете быть свободны! — уже откровенно улыбнулся Меркулов.

Василий Шмелев Москву не любил. В свое время возможность закрепиться в столице у него была: старый знакомый, с которым пересекались еще на первой чеченской, Денис Грязнов, предлагал поработать в его ЧОПе «Глория». Кто знает — возможно, и следовало ему тогда согласиться, вместо того чтобы затевать собственное, аналогичное дело в родном Северотуринске? Впрочем, эта мысль и сегодня никакого воодушевления у Шмелева не вызывала: несмотря на возникшие в последние года два сложности, таких денег, которые у них с Романом завелись в итоге совместной деятельности, ему в столице никогда заработать не удалось бы! А деньги — деньги в конечном счете оправдывают все, в этом Василий Иванович Шмелев по кличке Шмель, обзавелся которой около пяти лет назад, не сомневался ни секунды.

Выбравшись из такси, кое-как пробившегося сквозь пробки к нужному ему месту, Василий не глядя сунул водителю деньги и с неудовольствием огляделся по сторонам. В первый и последний раз он был здесь всего месяца два назад, но как пройти к нужному дому, не запомнил — придется приставать к прохожим… Столичные улицы, особенно центральные, упорно казались Шмелю похожими друг на друга, не говоря о домах и дворах. Хорошо еще, хоть старухи московские в точности так же, как и северотуринские, по любой погоде кучкуются у лавочек.

Благодаря указаниям упомянутых старух Василий стоял возле нужного ему дома и подъезда спустя пять минут после того, как покинул такси. Не исключено, что он и сам бы его нашел, поскольку дом выглядел куда более броско, чем соседние. Было очевидно, что после основательной реставрации прежним остался исключительно фасад, тоже сталинский, как и вся застройка, но, естественно, подновленный. По прошлому визиту Шмелев помнил, что внутри девятиэтажной громады ничего от тех давних времен не осталось: современный холл с охранником в стеклянной будке, просторные лестничные пролеты, отделанные настоящим мрамором и устланные вишневой ковровой дорожкой… Не говоря о самой квартире, которая была целью его визита.

Впрочем, что касается квартиры, дальше большого каминного зала, исполнявшего роль холла, его тогда не пустили… Посмотрим, как поведет себя этот козел Панченко сегодня! Шмелев зло усмехнулся и нажал кнопку домофона, из которого тут же послышался голос охранника.

Миновав все положенные этапы — от упомянутого домофона до звонка консьержа в квартиру и высочайшего соизволения подняться туда в навороченном зеркальном лифте с бархатными скамеечками, — Василий наконец был впущен в памятный ему зал с камином. Но не самим хозяином, как в прошлый раз, а, очевидно, здешней прислугой: белокурой пухленькой девицей со снулыми, как у рыбы, глазами.

— Игорь Антонович сейчас будут, — пробормотала девица. — Просили подождать.

И, подумав, добавила:

— Они только что встали…

Василий поморщился и, небрежно кивнув девице, молча прошел к камину, в котором заманчиво полыхал огонь, распространяя по залу приятный запах сосны, с маху брякнулся в глубокое, наверняка старинное кресло, покрытое лохматой шкурой какого-то зверя. Раздеться ему никто не предложил, поэтому, оказавшись вблизи от огня, Шмелев сам скинул куртку и, подумав, демонстративно бросил ее на пол. Подумаешь, аристократ нашелся! Злость на хозяина, которого для краткости знакомые называли незатейливо Паном, ориентируясь на его фамилию, вспыхнула с новой силой.

Если в нем и есть что-то панское, то исключительно здешние хоромы! А так… Запоминавший внешность людей гораздо лучше, чем городскую путаницу улиц и площадей, Василий мысленно усмехнулся. Игорь Панченко представлял собой, с его точки зрения, типичного разъевшегося на столичных хлебах рыжего хохла: веснушчатый, с внушительным пивным пузом и маленькими, надменными глазками неопределенного цвета. Столь же неопределенен был и его возраст: от сорока до шестидесяти.

За этими мыслями Шмелев не заметил, как предмет его размышлений появился в холле, войдя в одну из пяти дверей, расположенных по периметру. Однако, обнаружив Пана, молча усаживающегося в кресло, здороваться Василий не спешил.

Хозяин между тем никакого удивления или волнения в связи с незваным гостем не проявил. Напротив, широко и со вкусом зевнув, он неторопливо потянулся к изящному металлическому ящичку с углем, столь же изящными щипцами, ловко ухватив один из брикетов, подложил его к весело полыхавшим поленьям. И лишь после этого, не глядя на Шмелева, поинтересовался:

— Что на этот раз? — Голос у Пана был тонкий и ломкий, как у подростка.

— На этот раз я от Самого, — сухо ответил Василий, и ему показалось, что Панченко еле заметно напрягся. То ли еще будет! Шмелев почувствовал что-то вроде удовлетворения и через небольшую паузу продолжил, стараясь говорить как можно спокойнее:

— Московских гостей поджидаем. Возможно, уже понаехали. Сам просил заняться этим вопросом вас — учитывая ваши связи.

Если Панченко и воспринял известие без удовольствия, то успел взять себя в руки и волнения никак не проявил. Некоторое время он задумчиво смотрел на огонь. А затем наконец посмотрел на своего гостя. И Шмелев невольно поежился, поскольку никак не ожидал, что глазенки этого бурдюка могут быть такими злыми, а взгляд — столь тяжелым.

— Ну-ну… — Пан продолжал разглядывать Василия. — Лучше говори сразу: наследили?..

— Никак нет! — неожиданно для себя по-военному ответил Василий.

— Значит, и оснований паниковать нет. Или есть?

— Я же сказал — оба дела ушли в Москву и…

— Я понял! — оборвал его хозяин. И, резко поднявшись из кресла, задумчиво прошелся по холлу. Потом замер где-то за спиной Шмелева, который с огромным трудом подавил в себе желание оглянуться и вместо этого мрачно уставился на огонь.

— Значит, телефонам, в том числе мобильным, мы больше не доверяем… — Панченко вновь оказался в поле его зрения, но садиться в покинутое им только что кресло не стал. — Зайдешь ко мне в пять вечера… Нет, лучше в семь. Остановиться есть у кого?

— Ну если подумать… — пожал плечами Василий. — А что, надо?

— Вот и подумай! Прямо сейчас и начинай. До вечера!

Василий оторопело уставился на хозяина негостеприимной квартиры, но тот, не обращая на него больше ни малейшего внимания, спокойно развернулся и, прошествовав в сторону одной из дверей, скрылся за ней, так и не оглянувшись.

«Ах ты, сука! Сволочь хохлатая, морда рыжая, е…» Минуты две Василий Шмелев перебирал мысленно все пятиэтажные и более того ругательства, знал коих великое множество. И он Даже до середины не успел добраться, когда из-за той двери, за которой исчез Панченко, объявилась все та же девица-горничная и безразличным тоном поинтересовалась, не проводить ли его?

С трудом удержавшись от того, чтобы не сплюнуть на здешний сияющий паркет вишневого дерева, Шмелев, чувствуя себя еще более униженным, чем в прошлый раз, пулей вылетел из холла и вскочил в лифт, поджидавший его на лестничной площадке. Это чтоб какой-то зажравшийся говнюк обращался с ним, словно с прислугой? С ним, Василием Шмелевым, владельцем крупнейшей в его городе охранной фирмы, человеком, прошедшим Чечню, мужиком, при одном имени которого трепещет кое-кто поважнее этого рыжего мудилы?! Нет уж, сюда он точно больше не поедет, даже если Сам будет упрашивать его об этом, стоя на коленях… Да и кто он такой, этот Сам?! Да если вдуматься, Василию его в порошок растереть — как муху прихлопнуть!..

Эх, права была его Женька, красотка и умница: Ромку надо было посылать в проклятую Москву на этот раз! Уж не вообразил ли его друг Мозолевский себя поважнее его, Василия Шмелева, самого Шмелева, прошедшего Чечню…

И мысли Василия, описав полный круг, понеслись по нему заново.