Семья Висницких перебралась в Кутаиси в конце сороковых годов из Ленинграда. Переезд был связан с болезнью Илюшиного отца. Инфекционный полиартрит — это непонятное словосочетание преследовало Илью все детские годы. О нем говорили непрестанно как о тяжелом, неприятном, но — главном члене семьи, от которого, к сожалению, не избавиться. Болезнь была, видимо, следствием далекой финской войны, когда отец служил в разведроте и часами неподвижно лежал в белом маскхалате на снегу в сорокоградусные морозы, выслеживая очередного «языка». Потом была Отечественная. Николай Николаевич, закончив курсы, стал связистом и прошел войну от начала до конца без единой царапины. Он был единственным из сверстников, кто вернулся в родной двор на улице Марата. И уже в сентябре сорок пятого весь дом гулял на свадьбе старшины запаса Николая Висницкого и Танечки Кругловой, подружки по детским дворовым играм. А через семь лет после рождения Ильи в суставы Николая Николаевича вполз тот самый инфекционный полиартрит. Врачи разводили руками, ссылались на плохую наследственность — мама отца, Илюшина бабушка, умерла от той же самой болезни, — на последствия войны и в один голос советовали поменять климат. Однополчанин Николая, шумный и веселый грузин Тимур Чичиладзе, и уговорил Висницких поселиться в своем родном Кутаиси. Основным аргументом в выборе места жительства был расположенный рядом с Кутаиси знаменитый курорт Цхалтубо. Как раз «по профилю» отцовской болезни.

Илья помнил, как поразил его этот знойный, пахучий, шумный мир: горбатые, мощенные булыжником улицы, громкие крики ишаков, громогласный говор женщин, раздававшийся из оплетенных густым виноградником дворов, свешивающиеся через литые решетки тяжелые ветви деревьев с налитыми, упругими грушами и персиками.

Родители устроились работать в школу. Мама — профессиональный педагог — вела больше половины школьных предметов. Пожалуй, за исключением тех, что вел отец: трудовое и физическое воспитание, гражданская оборона. Да, этот уже скрюченный болезнью человек зачем-то вел уроки физкультуры у здоровых, вертких, сильных кутаисских ребят. Над учителем смеялись. И Илья очень болезненно переживал его смешное положение. Тем более что оно рикошетом попадало и в него, Илью. Это много лет спустя сын понял, что уроки физкультуры были для отца своеобразным протестом против неумолимо наступавшего конца. А тогда он только и слышал за своей спиной издевательские мальчишечьи голоса: «Вот идет неустрашимый Илико, сын непобедимого богатыря Нико».

Илья очень тосковал по своему северному городу с промозглым сырым ветром, ранними длинными зимними сумерками, тихими и ласковыми старушками соседками. Он ни с кем не хотел дружить. Вернее, была одна девочка… Нино Свимонишвили. Дочь известного в Кутаиси аптекаря была года на четыре младше Илюши. Его часто посылали в дом Вахтанга Свимонишвили за какими-нибудь снадобьями. Он очень хорошо помнил двухэтажный особнячок на маленькой городской площади. Первый этаж его и занимала собственно аптека, а в окнах второго этажа, где располагалась квартира Вахтанга, часто можно было увидеть тоненькую девочку с очень взрослым, строгим взглядом черных глаз. Если же девочки не было наверху, значит, она непременно была внизу, в аптеке, и помогала отцу. Однако дружбы не получилось. Заметив внимание, которое оказывает Илюша дочери аптекаря — а и как было не заметить, если они учились в одной школе, где Татьяна Анатольевна Висницкая была уже директором, — родители на корню пресекли увлечение сына. Ему было запрещено даже разговаривать с Нино.

— Одно дело — покупать лекарства. Действительно, у Вахтанга всегда есть то, чего нет у других… Другое дело — дружить с семьей, где… неизвестно чем занимаются… наркотики… — слышал четырнадцатилетний Илья разговор родителей, считавших, что их мальчик спит.

Жаркое кутаисское солнце и лечебные цхалтубские грязи не помогли Николаю Николаевичу. Он умер, оставив после себя уже двоих сыновей — семнадцатилетнего Илью и семилетнего Сергея.

А через год после окончания школы с золотой медалью Илья вернулся в свой любимый Ленинград, где поступил в химико-фармацевтический институт.

Надежда смотрела в окно. Новогодний стол был накрыт, елка мерцала в углу разноцветными огоньками, а Илюши все еще не было. Что ж, конец года, отчеты, распределение последних остатков скудных государственных подачек, которые в последние дни года обычно кидают, словно кость голодной собаке. Попробуй истратить свалившиеся будто снег на голову миллионы в последние дни года. А не успел истратить — очень хорошо! — миллионы уйдут обратно в государственный карман. Да еще и расчихвостят на очередном правительственном совещании: «Вам давали, что же вы не потратили…» Всю эту иезуитскую бухгалтерию Надежда прекрасно знала: муж был с ней полностью откровенен. Знала, что он придет поздно, но все равно сердилась до слез. Именно сегодня — надо же ей было зайти за результатами анализов именно тридцать первого декабря, — так вот, именно сегодня ей сказали, что операция неизбежна. Что из нее вырежут всю ее женскую сущность, ее женское естество. Чтобы то, что останется, могло ходить, варить обеды, читать лекции. А сколько ей отмерено этих последующих обедов, лекций — неизвестно. И нужна ли она будет Илье вот такой калекой? И все тот, первый и единственный, аборт, сделавший ее бесплодной, а теперь и тяжелобольной, а ее семейную жизнь с молчаливым, сдержанным Ильей Николаевичем полной самоистязания и истеричности.

Они познакомились в Питере, учились в одном институте. Потом Надежда узнала обстоятельства переезда их семьи в Грузию. Сначала Илья поступал в медицинский, но, получив на первом экзамене четверку, испугался, что не выдержит конкурса и ему придется возвращаться обратно. В непрестижном в те годы химико-фармацевтическом конкурса практически не было. Илья поступил без труда. Он жил в коммуналке у какой-то двоюродной тетки и был обычным бедным студентом. Разве что посылки из солнечной Грузии, дружно поедавшиеся всей группой, отличали его от однокашников. У Нади была своя история. Она была единственной дочерью секретаря одного из московских райкомов партии. В десятом классе девушку настигла первая любовь. К сожалению, предмет любви, молодой опереточный тенор, оказался женат. Это выяснилось, когда Надя была на третьем месяце беременности. В благородном семействе разразился шумный скандал, вследствие которого тенор оказался работником колымской областной филармонии. А Надя была выслана «в глушь, в Саратов», коим представлялся грозному родителю, выросшему в рязанском селе, город на Неве. Но все это было уже после злосчастного аборта, на котором настоял отец.

Потом был странный роман со старшекурсником Ильей, который и романом-то назвать было трудно. Так, притулились друг к другу два одиноких, некоммуникабельных человека.

Когда до окончания Ильей института оставалось несколько месяцев, они, испугавшись будущей неизвестно какой судьбы, где надо обретать новые привязанности, подали заявление в загс.

Тут же приехал с инспекторской проверкой Надин отец, установил родословную жениха, его отметки и перспективы и неожиданно дал «добро». После свадьбы, которая совпала с окончанием института и — надо же! — блестящим распределением Ильи Висницкого в Министерство здравоохранения, молодые переселились в столицу. Надя заканчивала обучение уже там.

Тренькнул звонок. Надежда бросилась к двери, путаясь в полах длинного вечернего платья.

— Ну наконец-то! — воскликнула она.

Илья Николаевич бережно поцеловал жену, снял добротное, но немодное пальто.

— Почему так поздно? — слегка надулась Надя.

— Потом расскажу, — ответил Илья. — Можно к столу или тебе чем-нибудь помочь? — спросил он уже из ванной.

— Какая помощь может быть нужна за полчаса до Нового года? Разве что уничтожить то, что я без тебя наготовила.

Илья Николаевич с удовольствием оглядел сияющий разнообразием стол.

— Что ж, давай проводим старый, не добром будет помянут, девяносто третий год. Знаешь, я просто поражаюсь терпению нашего народа. Ведь финансирования никакого… — начал было витийствовать Илья Николаевич.

— Давай все-таки сначала выпьем! — перебила супруга Надежда. — Налей мне водки.

Илья Николаевич удивленно поднял брови, но исполнил просьбу жены. Они выпили. Илья набросился на еду. Надя едва ковырялась вилкой в тарелке.

На экране телевизора появился Президент, поздравляющий россиян с Новым, 1994 годом, понимаешь! Илья, пережевывая холодец, принялся открывать шампанское.

«Почему он так противно жует. И почему было не прийти на полчаса раньше, чтобы не торопиться?» — раздражаясь, думала Надежда.

Илья наконец справился с бутылкой, и шампанское, пенясь, полилось в узкие высокие фужеры.

— С Новым годом, дорогая, — потянул он к ней влажные от еды губы.

— С Новым годом! — чуть не плача неизвестно от чего ответила Надежда.

Минут через десять Надя спросила:

— Так почему ты так поздно пришел?

— Встречались с Сергеем. У него проблемы в конце года. С банками. Нужно было помочь.

— С Сергеем? — возмутилась Надежда. — А он что, со своими проблемами не мог подождать? Насколько я знаю, финансовый год кончается позже, чем календарный!

— Но, Надюша, он мой брат. Зачем же усложнять ему жизнь? Я должен помогать…

— Ты должен? Ему? — Надежда, никогда не любившая и ревновавшая мужа и к брату, и особенно к его жене, завелась: — А ты в нем уверен, в своем брате? Что ты о нем знаешь? Ты в восемнадцать лет из дома уехал. Он без тебя сформировался. Второй секретарь Тбилисского горкома партии! Да они там небось с первым такими делами ворочали, еще до всякой перестройки, тебе и не снилось! Полновластные хозяева города. И что ты думаешь, он здесь под тобой тихонько сидеть будет? Обставит или подставит, помяни мое слово!

— Прекрати, Надя, он мой брат. Это я его секретарем горкома сделал.

— Не ты, а мой отец, — прошипела Надежда. — А он это помнит? Когда он о тебе за все это время вспоминал? Когда кресло горкомовское надо было получить — раз. Когда сына нужно было в институт пристроить — два. Когда горкомы разогнали и на выборах его прокатили — три.

— Перестань, Надя, Новый год все-таки. Ну что ты завелась?

— Потому что… Потому что… мне операция нужна. Еще неизвестно, выживу ли я… А ты ходишь неизвестно где… Я думала, ты на работе… А ты с братом. И Нино, конечно, с вами была, — заливалась слезами Надежда.

— Надюша, что случилось? — подошел к жене и погладил ее вздрагивающие плечи Илья.

— Ура! С Новым годом! — наперебой выкрикивали уже нетрезвые голоса.

В этом доме, расположенном в другом городе, а именно в Северной Пальмире, праздник встречали совсем не так, как в семье Висницких, — шумно и весело. У двух разнокалиберных столов, на которых выпивка явно преобладала над закуской, толпилась целая куча народу: девушки в самодельных, но весьма экстравагантных нарядах, молодые люди, преимущественно в джинсовой экипировке.

Звучала музыка, и несколько пар уже кружились в танце, держа в руках бокалы с шампанским.

На фоне всеобщего веселья выделялась пара мужчин, спорящих о чем-то возле праздничного стола. Невысокий мужчина, тыча рюмкой с водкой в собеседника, высокого, нескладного молодого человека в сдвинутой на затылок маске волка, самозабвенно доказывал:

— Субъединичные вакцины наименее иммуногенны! Они требуют определенной схемы применения!

— Но за этой технологией будущее! Пока вы будете готовить ваши традиционные препараты, противник угробит половину населения, не говоря уже о войсках, своим бактериологическим оружием!

На другом конце стола пухленькая девушка, с кнопочкой вместо носа, насмешливо улыбаясь, смотрела на увлеченную спором пару.

— Ну что, Лизок, я смотрю, Ветров твой не меняется? — насмешливо спросила она хозяйку дома.

— Сумасшедший, — вздохнула в ответ ее красивая русоволосая подружка, одетая в длинное платье, дошитое, судя по торчащим из подола ниткам, за пять минут до встречи гостей.

— Как вы вообще живете-то? Мы ведь с твоей свадьбы и не виделись.

— Да, уже почти год, — подтвердила Лиза. — Ну как живут с гением? Он — служитель высших сфер, а я — его служанка.

— И как тебе, нашей первой красавице, эта роль?

— Ну что ты привязалась? — рассердилась Лиза. — Ты же знаешь, я сделала на него ставку. На его талант, на его секретный институт. Ты же помнишь, на курсе он был самым талантливым. За кого же мне было выходить замуж, как не за него? Вот я и сделала высшую карьеру на своем уровне! Или следовало обратно в свой Актюбинск ехать, в школе химию преподавать? Ты такой судьбы мне желала?

— Да Господь с тобой! — замахала ручками подружка. — Я очень рада, что ты осталась в Питере. Только… Это раньше секретный институт был — о-го-го! А теперь что? Когда он тебе последний раз зарплату в дом приносил? Можешь не отвечать. По ниткам из твоего подола вижу, что вчера, да и то не густо.

— Стерва ты все-таки, Лидка! — вконец рассердилась Елизавета, оглядывая подол платья.

— Я, может быть, и стерва. Но стерва, которая тебя любит! Чего бы тебе было Вадима не подождать?

— Что? — вскипела Лиза. — А чего мне было ждать от твоего Вадима? Ну да, приедет, обворожит, цветов накупит, ресторанами напичкает. А через неделю улетит в свой Тьму-Тараканьск. В свой замечательный, имени не знаю кого, погранокруг. К своей замечательной полковнице. Три года такой кутерьмы — не хватит ли? И потом, он же знал, что я замуж выхожу. Что ж не приехал, не забрал меня?

— Лиза, он делает карьеру! Ты должна это понять. Но его карьера состоялась, а гению твоему вообще никакая карьера не нужна! Это же видно! Он балдеет от самого процесса работы. На таких всегда воду возят. Выжимают как лимон и бросают!

— Оставь меня в покое! Ты пришла, чтобы настроение мне испортить? — со слезами в голосе прошептала Лиза.

— Я пришла, во-первых, потому, что ты меня пригласила. Вернее, это во-вторых. А во-первых, я хотела тебе сообщить, что Вадима переводят в Москву. В Генеральный штаб. И он меня о тебе спрашивал.

Лиза испуганно посмотрела на ту сторону стола, где ее муж продолжал свой концептуальный спор.

— Но вы закопаетесь в этих многоразовых инъекциях! Представь, Игорь, что в боевых условиях тебе нужно прививать армию каждый месяц! Это же бред!

— Значит, нужны соответствующие иммуностимуляторы. Вакцина должна быть нагружена высокоиммуногенным адъювантом!

— Вот-вот. Адъюванты, стимуляторы… Так и помрешь с ним нищей… — голосом Кассандры проронила подружка и отошла от совершенно смятенной Елизаветы.

«А ты в нем уверен, в своем брате… Что ты о нем знаешь… И что ты думаешь, он… под тобой сидеть будет? Обставит или подставит, помяни мое слово», — раздавался взволнованный голос Надежды с шуршащей магнитофонной ленты.

Эту запись Серго и Нино слушали уже после новогодних праздников. Жучки в квартире старшего Висницкого были установлены с момента переезда Серго и Нино в Москву.

Супруги внимательно дослушали разговор старших Висницких.

— Ревнует Надюша Илико к тебе, да? — усмехнулся Серго, прихлебывая коньяк.

— Вай, оно мне надо! — отмахнулась Нино, полулежавшая на застеленной зеленоватым ковром тахте. — Не то слышишь, дорогой. Опасности не видишь. Эта истеричка Надежда, как всякая психически ненормальная баба, чует ситуацию подкоркой. А она своему Илико предана как собака и опасность, исходящую от нас, чувствует как зверь.

— Что ты предлагаешь? — заглянул в черные глаза жены Сергей.

— Подумать надо… — Нино откинулась на подушки.

Через пару минут она взяла телефонную трубку, пощелкала кнопками.

— Але, Надюша, дорогая, здравствуй. С Новым годом вас! Как Илико? Что-то ты невеселая, да? Показалось? Ну, хорошо. У меня для тебя подарок — набор кремов. Косметичка моя приготовила, я и на тебя взяла. Помнишь, я тебе о них говорила. Просто чудо. Когда забежишь? Приходите вместе с Илико. Ну да, понимаю. Серго тоже все на работе торчит. Ну хорошо, жду тебя, дорогая.

Положив трубку, Нино закурила, посмотрела на мужа.

— Пусть придет, расскажет, что там с ней, — задумчиво проговорила она. — Но вообще надо будет вопрос с Надеждой решать кардинально. Она постоянно будет Илье на тебя капать. И докапается. Жена — не девка, от нее не отмахнешься. А вода камень точит.

— Что значит — кардинально?

Нино не ответила мужу, рассеянно глядя на струйку сигаретного дыма.

Пару дней спустя Нина Вахтанговна сидела на кухне, наливая Надежде то коньяк, то кофе и выслушивая ее историю болезни. Нино утешала плачущую женщину, говоря общие и обычные в таких случаях фразы о том, что все образуется, что у ее знакомой Зины или Клавы был тот же самый случай, что и у Нади. И ничего — живы, даже любовников имеют. Нино курила, ласково поглаживая родственницу по плечу и уговаривая согласиться на операцию.

Надежда оттаяла. Такой разговор, именно с женщиной, был ей очень нужен. Но подруг у Нади не было. И хотя она действительно слегка ревновала мужа к Нино, в данный момент Надежда была очень благодарна ей за сочувствие. Уже совсем успокоившись, Надя собралась домой.

В этот момент в дверь позвонили. Нино, недоуменно подняв черные брови, подошла к двери. В ответ на вопрос хозяйки через дверь послышалась взволнованная грузинская речь. Нино, явно торопясь и нервничая, отперла двери. Двое молодых мужчин, кавказцев, ввалились в прихожую с большой сумкой. Они что-то наперебой говорили, видимо, ругались между собой, размахивая руками. Надя видела их жестикуляцию через отражение в висящем в прихожей большом зеркале. В общем потоке быстрой грузинской речи услышала: «Гамахлебуло». Произнеся ругательство, один из мужчин пихнул другого в бок. Его напарник, сделав шаг назад, наткнулся на стоявшую на полу сумку. В ней что-то гулко звякнуло. Нино заметалась между комнатой, где уже стояла собиравшаяся уходить Надежда, и прихожей.

Чувствуя смятение хозяйки, Надя начала одеваться. Она быстро натянула на себя шубу, потом, вспомнив, что стоит в тапочках, нагнулась за сапогами. Около правого сапожка стояла сумка пришельцев. Из маленькой дырочки около самого дна сумки торчала какая-то ампула с чуть мутноватой жидкостью. Сама не зная зачем, Надя незаметно вытянула ампулу из сумки, сунула ее за голенище сапожка, застегнула «молнию» и, быстро расцеловавшись с Нино, выскочила на улицу.

Лиза сидела у телевизора. Руки ее были заняты каким-то вязанием, а голова — очень невеселыми мыслями. Законный супруг находился рядом, у письменного стола. Он, как обычно, был погружен в научные изыскания. Шуршали листы исписанной бумаги, стучала старенькая пишущая машинка. Лиза изредка бросала на мужа оценивающий взгляд ростовщика: сколько все-таки можно взять с этого одушевленного предмета в домашних тапочках? Собственно, его и одушевленным-то можно было назвать с большой натяжкой — супруг существовал только в ряду своих формул. Правда, его взор оживлялся и наполнялся нежностью и при взгляде на нее, Лизу. Муж ее очень любил, это общеизвестно. Но как любил? Вот так, как сейчас: сидя спиной и бормоча что-то под свой ученый нос. Ему не нужны ни театры, ни концерты, ни поездки за город. Даже встречи с друзьями неминуемо превращались в очередной научный диспут. Все это имело смысл терпеть при наличии достатка и известности, на что и рассчитывала Елизавета, связывая судьбу с Игорем Ветровым. «Как, это и есть жена всемирно известного молодого ученого Ветрова, его, так сказать, Муза? Как хороша! Представьте меня, пожалуйста, этой красавице!» — такие слова чудились Елизавете. Их должен был произносить какой-нибудь дипломат или, еще лучше, миллионер — покровитель и спонсор молодых талантливых ученых. И их жен. А происходить эта волнующая сцена должна была на банкете после завершения какого-нибудь международного симпозиума, где Ветров должен был бы сообщить коллегам о сделанном им гениальном открытии, которое молодой ученый посвящает своей обожаемой жене. Вот как должна была протекать их жизнь!

Кто-нибудь посторонний, сумей он проникнуть в белокурую головку Лизы и прочесть ее мысли, решил бы, что бедная женщина страдает тяжелым душевным недугом. Попросту говоря — сумасшедшая. Но дело в том, что у Елизаветы были основания представлять свое семейное будущее именно так. Игорь Ветров был действительно незаурядным ученым. С детства считавшийся вундеркиндом мальчик не уставал удивлять окружающих и по мере взросления. Он был участником всех всесоюзных школьных олимпиад по химии, где был неизменным победителем. В студенческие годы он мимоходом подготовил курсовую работу, которую испуганные преподаватели называли в кулуарах настоящим научным открытием, заслуживающим докторской степени. Слава Игоря давно вышла за пределы родного университета и родного Питера. Все чаще ему вслед священным шепотом произносилось слово: «Гениальный!»

Естественно, для Елизаветы, первой красавицы курса, родом из далекого Актюбинска, было делом чести не только остаться в городе на Неве, но и взять в мужья именно этого отрешенного от мирской суеты гения. Тем более что дело шло к распределению, а бесконечный роман с дядюшкой Лидки, уже немолодым полковником, стал походить на вялотекущую шизофрению и никаких перспектив не сулил. Между подружками по общежитию было даже заключено пари по поводу серьезных намерений Елизаветы взять эту «башню из слоновой кости». Девчонки хохотали, что Ветров понятия не имеет, что такое женщина и зачем она вообще нужна. Обычные девичьи приемы в виде опускания ресниц и прочей невинной чепухи не оказывали на Ветрова никакого воздействия. Видимо, чтобы обратить на себя внимание, в данном случае требовались более решительные меры.

Так оно и оказалось. Что, впрочем, существенно облегчило выполнение поставленной Лизой задачи. Как-то субботним майским днем, когда все взрослое население Петербурга уже колготится на дачных участках, Лиза забежала к Игорю домой, чтобы гений проконсультировал бедную девушку перед экзаменом. Да так и загостилась на два дня. Уже через час после начала консультации Ветров был перемещен в родительскую спальню, где произошло открытие схимнику других ценностей жизни. Полная неосведомленность Игоря в данном вопросе с лихвой восполнялась опытностью его партнерши. Вновь посвященный был столь потрясен, что уже утром следующего, воскресного дня, стоя на коленях перед обнаженной Елизаветой, возлежащей на родительском ложе в позе Данаи, сделал предложение.

Общежитие ликовало. Успех пусть самой яркой, но все же провинциальной Золушки в святом деле завоевывания столичных принцев вселял надежду и в остальных…

На первых порах все складывалось более чем удачно. Приехавшие с дачи со своими мотыгами престарелые родители Игоря были, конечно, несказанно удивлены, застав сына в обнимку с белокурым созданием. Но перечить не стали. Игорь был поздним, беззаветно любимым ребенком.

Вскоре по настоянию молодой невестки, которой их сын ни в чем не противоречил, трехкомнатная родительская квартирка превратилась в двухкомнатное гнездышко в районе престижных новостроек. Оставшаяся при размене комната и дачный участок в пригородном садоводстве превратились в славный, по словам Лизы, домик в Пушкинских Горах, куда переехали свекор со свекровью. Таким образом, предприимчивая молодая женщина выполнила сразу две задачи: решила свой квартирный вопрос — раз и избавилась от присутствия родителей мужа — два.

Первая неприятность случилась после окончания университета. Ее гениальный муж, несмотря на кучу самых интересных предложений, неожиданно поступил на работу в закрытый институт военной медицины. Это решение лишало его возможности выезда за рубеж минимум лет на десять. Истерики Елизаветы по этому поводу ни к чему не привели. Ветров угрюмо отвечал, что данный институт прекрасно оборудован и занимается проблемами, которые ему интересны. Все! Больше ему ничего не нужно. Елизавета впервые столкнулась с непреклонным упрямством мужа. Разводиться она в тот момент еще не решилась, но о правильности сделанного выбора крепко задумалась. А дальше…

Дальше всем известно. Потенциальные военные противники исчезли. Исчезли и заказы, которые получал институт Игоря. Дружба с бывшими противниками привела к тому, что большинство населения страны потеряло возможность работать по специальности.

«Но мой-то никуда не уйдет из своей дурацкой лаборатории, — думала Лиза, злобно поглядывая в сторону мужа. — Так и будем нищими, тут Лидка права на все сто!» — вспомнила Лиза слова подружки, сказанные в новогоднюю ночь.

— Интересно, когда вам в следующий раз зарплату выдадут? — желчно поинтересовалась она у тощей мужниной спины.

— Что?

Муж вздрогнул от неожиданности, резко повернулся к Лизе. Дешевая домашняя ковбойка (она же по совместительству и служебная рубашка) шумно треснула под мышкой ученого.

— Ну вот, разорвал рубашку! — вскрикнула Елизавета. — Учти, новую покупать не буду!

— И не надо, — спокойно отреагировал супруг. — Я ее под свитер носить буду.

— Так на какое время мне растягивать предновогоднюю зарплату? — повторила вопрос Лиза. Ей явно хотелось поссориться, но с Ветровым это было сделать не так-то просто.

— Растягивай на подольше, — миролюбиво ответил он.

— То есть на год? Или еще на подольше? — попыталась уточнить жена.

— Может быть, может быть, — рассеянно ответил супруг, снова погрузившись в бумаги.

— Что ты там делаешь, я не понимаю?

— Готовлю отчет по тринадцатой теме. Завтра приезжает генералитет.

— Боже, какой отчет, какой генералитет?! Вам же ни черта не платят, а ты как зомби какой-то. Как в фильме «Мертвый сезон» нацист хотел создать человека-пекаря, человека-пахаря. А ты готовый человек-химик. У тебя внутри одни формулы химические!

— Может быть, может быть… — все так же рассеянно вторил рефреном муж.

Тьфу! Ну как тут разрядиться?! Господи, за что такое наказание? Лиза даже спицы бросила от злости. Тут зазвонил телефон. Лидкин голос радостно заверещал:

— Подруга, что ты там делаешь?

— Как всегда, сижу у ноги мужа, — сердито ответила красавица.

— Долой рабство! — весело прокричала в трубку Лида. — Тут один молодой генерал приехал. Хочет тебя видеть. Вадька, перестань, — захохотала она. — Это он трубку вырывает, — пояснила Лида подруге. — Передаю трубочку.

Лиза почувствовала, что стремительно краснеет. К счастью, законный супруг от своего отчета не оторвался.

— Лизонька, — услышала она знакомый вкрадчивый голос Вадима. — Здравствуй, я так рад тебя слышать!

Но слышать генерал ничего не мог, поскольку Лиза не отвечала.

— Ты не можешь говорить? — догадался бывший пограничник.

— Да, — пролепетала растерянная Лиза.

Генерал понимающе рассмеялся.

— Тогда буду говорить я. Приглашаю вас с Лидусей завтра на природу. Съездим за город. Погода чудесная. В снежки поиграем, — опять рассмеялся Вадим. — А потом я обещаю прекрасным дамам роскошный обед в каком-нибудь ресторанчике. Идет? Отвечай только одно слово — да или нет.

— Да, — пролепетала Лиза.

— Ну и прекрасно. Передаю трубку Лидуське. Договаривайтесь о времени.

Когда время встречи было согласовано, Лиза тихо опустила трубку на рычаг.

— Что случилось? — спросил вдруг супруг, обратив внимание на необычайную тишину в комнате.

Он обернулся. Жена опустила голову в свое вязание. Мелькали спицы, отбрасывая на стены отраженные лучики дешевого светильника.

— Кто звонил? — снова спросил Игорь.

— Это Лида. Приглашает завтра за город, — ответила женщина, не поднимая головы.

— Ну, конечно, поезжай, — разрешил муж. — А то ты совсем заскучала со мной, девочка моя!

Он потянулся к жене, ухватил ее запястье, притянул женщину к себе. Распахнув ворот халатика, принялся целовать белую, гладкую кожу. Лиза смотрела мимо него в темное, полузакрытое шторой окно. Ее мысли были заняты другим мужчиной.

Елизавета выскочила на улицу, торопливо завернула за угол. Черный «форд» уже стоял в условленном месте. Передняя дверца распахнулась, из машины вышел Вадим, стремительно шагнул навстречу Лизе, сжал ее пальцы.

— Как я рад тебя видеть! — с чувством проговорил он, целуя Лизины ладони. — Ты стала еще красивее!

Он усадил Лизу на заднее сиденье автомобиля, сел рядом.

— А где же Лида? — удивилась женщина, не обнаружив в машине своей подруги.

— Она внезапно расхворалась, — торопливо говорил Вадим, все сжимая Лизины пальчики. — Что-то там женское, — хихикнул он. — Но я даже рад, что так получилось. Мне очень хотелось побыть с тобой наедине.

Машина бесшумно неслась по городским улицам. Редкое в зимнем Питере солнце вовсю сияло начищенным самоваром, отражаясь сначала в куполе Спаса на крови, затем в шпиле Петропавловки. Степенный, средних лет водитель уверенно вел машину, бойко лавируя в автомобильном потоке. Они проскочили Троицкий мост, стрелой пролетели Каменноостровский проспект, и все светофоры приветствовали их исключительно зеленым светом.

Лиза, ошеломленная встречей, быстрой ездой и жаркими поцелуями пахнущего дорогим парфюмом генерала, едва не теряла сознание.

— Где мы? — ошеломленно спросила она, когда «форд» остановился у невысокого свежевыкрашенного особняка.

— Это Каменный остров, дорогая. Разве ты не знаешь о существовании этого государства в государстве?

Лиза, разумеется, знала о закрытых для простых смертных каменноостровских резиденциях. Но не предполагала, что ее бывший интимный друг вхож в этот неприступный мир. Оказывается, вхож!

Елизавета не успела рассмотреть шикарный трехкомнатный номер, поскольку, едва дверь за ними затворилась, Вадим подхватил Лизу на руки и отнес в спальню. Там они и провели весь день.

После страстных объятий Лиза расплакалась.

— Как ты мог допустить, чтобы я связала судьбу с этим дурацким мальчишкой? Я глубоко несчастна! Я все время вспоминаю тебя и сравниваю его с тобой!

— И как? — самодовольно спросил генерал.

— Никак! — сердито отозвалась Лиза. — Он тебе в подметки не годится!

— Но ведь ты сама его выбрала, — слегка пожурил возлюбленную Вадим.

— А что мне оставалось делать? Ты ничего не предпринимал. А годы идут. Мне пришлось решать свою судьбу. А ты… ты приручил меня и оставил… — Елизавета так вошла в роль, что слезы ручьем полились из ее глаз. — А ведь мы в ответе за тех, кого приручили! — размазывая соленую влагу по щекам, вспомнила красавица давно, к сожалению, ставшую расхожей фразу.

— Ну-ну, моя маленькая, не надо плакать. — Генерал ласково сцеловывал слезы девушки. — Ты должна понять, я был тогда не волен в своей судьбе. Я не мог позволить себе развестись с женой перед самым переводом в Москву! Ты не представляешь, как я сам страдал весь этот год! Ежедневно ложиться в постель с этой старой, пропахшей мазями неряхой! Приходилось путаться черт знает с кем…

Генерал оборвал себя, сообразив, что говорит что-то лишнее, явно не соответствующее моменту. Елизавета предпочла не заметить его оплошности и ласково погладила генерала по лысеющей голове.

— Но теперь я в Москве! Цель достигнута! А в столице на такие мелочи, как развод, смотрят куда более лояльно. Теперь, моя девочка, моя звездочка, все будет иначе.

Вадим откупорил бутылку шампанского и наполнил бокалы.

— Послушай меня, рыбка моя. Моя дуреха-полковница осталась в Приморье, она так и не станет генеральшей! Я намеренно уехал один. За этот год я в полной мере осознал, как ты дорога мне. Завтра же я увезу тебя с собой в Москву. Развод — дело техники. Мои люди этим займутся, мы все вопросы решим быстро. Я делаю тебе официальное предложение. Будь моей генеральшей, моей командиршей, моим, в конце концов, материально ответственным лицом!

Сделав таким неуклюжим образом предложение, Вадим чокнулся с опустившей очи долу Елизаветой.

— Согласна?

Елизавета чуть кивнула хорошенькой головкой.

— Вот за это и выпьем!

Они чокнулись. Генерал, шумно глотая, опустошил свой бокал. Лиза деликатно сделала два глоточка.

— Горько, — шепотом проговорил новоявленный жених и припал к пухлым губам Лизы. — А не бросишь меня? — минуту спустя спросил Вадим возлюбленную, грозно вперившись в нее желтоватыми глазками с уже набрякшими под ними мешочками. — Все-таки двадцать три года разницы!

— Это такая ерунда! Сейчас в моде и более существенная разница, — отвечала лежавшая в его объятиях возлюбленная. — Но как же Ветров? Как я ему скажу? Он с ума сойдет…

— Какой Ветров? — Генерал уже опять осыпал поцелуями нежную кожу. — При чем тут какой-то Ветров? Знать ничего не хочу. Ты сегодня же останешься здесь. А завтра мы улетим.

— Как хорошо, когда за тебя все решают, — промурлыкала Елизавета, отдаваясь страстным объятиям. Ее затуманенную ласками и шампанским головку не посетила простая мысль, что она, в сущности, тоже кое-кого приручила за это время. И тоже должна, следовательно, нести ответственность за своего гениального и неприспособленного к реальной жизни мужа.

Между тем гениальный ученый не ведал о нависшей над его семейной жизнью опасности.

Игорь Ветров, перепрыгивая через ступеньки, поднимался по лестнице родного института. На площадке третьего этажа, нервно затягиваясь сигаретой, его поджидал родной начальник, низенький и пузатый Семен Ильич Лившиц.

— Ну наконец-то, — воскликнул он, увидев молодое дарование. — Тут такое творится! Генералов наехало — пропасть! У них там какие-то свои разборки очередные — какие-то институты объединять собираются, кого-то, следовательно, сокращать. Так подавай им немедленно отчет по тринадцатой теме! Будут этими отчетами в подкидного дурака друг с другом играть! — сердился шеф. — Я уж объяснял нашему, не к ночи будь помянут, директору, что заключительный отчет по теме мы сдаем через три месяца. Что за день материалы по принципиально новой разработке не подготовить. Но куда там! Он ведь и сам генерал. А у них, как известно, одна извилина, и та проспиртована. «Молчать, когда спрашивают! Здесь вам не тут!» Сам знаешь. Короче, я в предынфарктном состоянии. Почему я не уехал на историческую родину? Боже ж ты мой! — совсем уже взвыл начальник, когда они подошли к залу ученого совета.

— Ну, спаси Господи, — перекрестился доктор биологических наук. — Давай, Ветров, на тебя вся Европа смотрит!

Ветров распахнул высокую дверь, попытался пропустить начальника вперед.

— Нет уж, я за тобой, — малодушно прошептал тот, прячась за спину подчиненного, и в глазах его застыла вековая скорбь всего еврейского народа.

В просторной аудитории было тесно от генеральских мундиров. Около степенных военачальников суетились несколько полковников. Среди сверкающих погон сиротливо жались одинокие фигурки в белых халатах — жалкие остатки личного состава института. Среди них Ветров увидел Генриетту Вольдемаровну, одну из старейших и любимейших им сотрудниц.

Все это он отмечал краем глаза, уже подходя к кафедре, за которой стоял директор. Генерал старался сохранять бравый вид, что удавалось ему явно с большим трудом. Увидев Ветрова, директор воспрял, как приговоренный, которому объявили указ о помиловании.

— Слово предоставляется ответственному исполнителю по теме номер тринадцать Игорю Владиславовичу Ветрову.

С явным облегчением директор покинул кафедру и, одернув мундир, сел в первом ряду, около самого главного генерала.

— …Таким образом, разработана принципиально новая концепция создания профилактических и диагностических препаратов. Полипептидные вакцины и диагностикумы не требуют громоздких схем выделения и очистки необходимого субстрата. В отличие от традиционных методов аттенуации возбудителя при использовании предложенной методологии мы получаем препарат с заранее известными свойствами. Как показали клинические испытания, полученные нами препараты высокоиммуногенны. Высокие протективные свойства связаны с применением липосомной технологии и включением в состав вакцин ряда иммуномодуляторов.

Заключаю. В рамках отчетной темы нам удалось синтезировать полипептидные вакцины против таких особо опасных инфекций, как… — Ветров перечислил страшные для простого обывателя болезни. — А также подготовить ряд диагностических тестов, пригодных для использования в полевых условиях. Это… — Игорь Вячеславович перечислил и тесты. — Полученные результаты статистически обработаны и оформлены в виде полного, заключительного отчета по теме. — Ветров тряхнул перед аудиторией толстой пачкой машинописных страниц. — Благодарю за внимание.

По аудитории пронесся легкий шелест. Директор смотрел на Ветрова взглядом влюбленного поручика. Самый главный из боевых генералов оторвал тучное тело от кресла. Сидевший рядом директор услужливо помог товарищу по оружию, поддерживая того за локоток.

— Подойди-ка, сынок, — ласково позвал генерал-лейтенант докладчика. — Ну, утешил, утешил… — Генерал даже как будто приобнял молодого человека. — А вы говорите, не можем, — отыскал генерал-лейтенант глазами Семена Ильича. — Все вы можете, если захочете! Захотите, — поправил сам себя генерал. — Спасибо, сынок, — еще раз приобнял генерал Ветрова. — Ну что? — гаркнул вояка на свою свиту и остановился орлиным взором на стоявшем рядом директоре института. — Будет теперь чем по столу стукнуть, понимаешь!

Директор подобострастно рассмеялся.

— Чаем-то угостишь, Степа? — обратился генерал-лейтенант к директору.

— Товарищ генерал-лейтенант, — проблеял вдруг Семен Ильич. — Хотелось бы напомнить, что финансирование по этой теме не поступает уже год. Мы на свои деньги покупаем и кормим лабораторных животных, — высоким голосом прорыдал начальник Игоря, ужасаясь собственной смелости.

— А нам что, поступает? — сурово перебил его генерал-лейтенант. — И нам не поступает. Сейчас никому не поступает! А и зачем вам финансирование, когда вы и безо всякого финансирования вон какие результаты выдаете?! — громогласно пошутил военачальник.

Свита дружно рассмеялась.

— Это Лившиц, — указывая кривым пальцем на Семена Ильича, объяснил его бестактность директор. — Что поделаешь, человек пенсионного возраста, со старыми, так сказать, установками. Вы ведь у нас пенсионного возраста, Семен Ильич, так ведь? — ласково спросил директор.

— То-то и оно! Со старыми установками! А мы не за финансирование работаем, а за державу! Нам, понимаешь, за державу обидно! — распалился генерал-полковник. — Держите, понимаешь, пенсионеров. Вот денег и не хватает. А надо поддерживать талантливую молодежь!

На Лившица было страшно смотреть. Он, жалко улыбаясь, сосал валидол.

— Ну ладно, — отвернулся от поверженного генерал-лейтенант. — Чаем-то угостишь, Степан? — повторил он, повернувшись к директору.

— Конечно! — живо откликнулся тот. — Прошу, товарищ генерал.

Свита кинулась открывать двери.

— Сейчас посмотрим, какой у тебя чай, — рокотал уже из коридора генерал-лейтенант, — сколько в нем градусов. А секретарша у тебя есть? Сейчас посмотрим, какая у тебя секретарша…

Ветров с усмешкой наблюдал, как толпа покидала аудиторию, вытекая в коридор. Последним протиснулся дрожащий Семен Ильич, собиравшийся, видимо, заглаживать свою бестактность.

Ветров тоже покинул помещение, спустился этажом ниже, стукнул костяшкой пальцев в одну из дверей.

— Входите, — послышался глуховатый женский голос. — А, герой нашего времени! — поприветствовала входящего Генриетта Вольдемаровна.

Она оторвалась от компьютера, сняла очки, растерла живые, в веселых морщинках глаза.

— Ну садитесь. Слышала, слышала. Фурор, триумф и так далее. Тридцать минут, которые потрясли всех!

Ветров хмыкнул, сел на высокий табурет, крутанулся.

— Кофе попьете? Там, — она выразительно ткнула пальцем вверх, — вам, конечно, не предложили?

Ветров отрицательно мотнул головой, крутанулся на табурете в другую сторону.

— Ну молчите, молчите. Знаю, устали. Я буду болтать, а вы отдыхайте.

Женщина поднялась, включила электроплитку, поставила на нее медную, с деревянной ручкой турку.

— Кофе у меня отменный. Угощаю только самых дорогих гостей.

Она открыла жестяную банку, и комната наполнилась умопомрачительным ароматом свежесмолотого кофе. Душистый порошок перекочевал в кофеварку, за ним последовал кусочек сахара, какая-то особая, отстоянная вода. Генриетта помешивала пахучую смесь, добавляя в нее то щепотку соли, то молотый черный перец.

— Это суп? — не выдержал наконец Игорь.

— Это кофе по-турецки, мальчик! Опять-таки только для исключительных гостей. А то кто вас побалует? Жена-то поди не балует?

Игорь задумался:

— А зачем ей? Я ее и так люблю.

— Эх, цены вы себе не знаете! — Генриетта разлила по маленьким чашечкам густой, почти черный напиток. — Пейте! Цены вы себе не знаете… — задумчиво повторила она. — Уезжать вам отсюда надо. Высосут вас здесь и выбросят.

— Кто?

— И начальник ваш, и директор наш… — Она затянулась беломориной. — А то глядите, жена бросит.

— Почему? — удивился гений.

— Потому что это вы у нас отрешенный, блаженный и оглашенный. А супруга ваша вполне земная женщина. Я ведь ее на вашей свадьбе наблюдала. А я в женщинах разбираюсь, уж поверьте.

— Ну и?..

— Ну и чем вы собираетесь ее пленять?

— Любовью.

— Любовь — штука, конечно, высокая. Но может и улететь, если ее не удерживать вполне земными ценностями. Достатком, положением в обществе и так далее. Положение у вас, правда, есть, хоть и в довольно узких кругах. Чего не скажешь о достатке… Так что одна вам дорога — в заграничный казенный дом. Там вас хоть оценят по достоинству.

— Секретность, — вздохнул Ветров.

— Ну так и уходите из института. Здесь вами питаются как вурдалаки, прости меня Господи! Я к Семену неплохо отношусь, все-таки учились вместе. Но ведь он давно уже импотент научный. А директор наш? И говорить не хочется… Высосут вас как лимон и выбросят. Так что бегите из нашей конторы, как ни больно мне это говорить. Попаситесь на вольных хлебах. В фирму какую-нибудь пристройтесь. Сейчас такие возможности есть. А потом вперед! А то смотрите, пропадете в нашем родном отечестве ни за грош. Здесь нынче мозги никому не нужны. Дураков обманывать легче. А за границей и работу будете иметь, и красавица ваша ценить вас будет. Ну как вам мои наставления?

— Я подумаю, — ответил Ветров.

К сожалению, Генриетта Вольдемаровна безнадежно опоздала со своими советами.

Сергей Николаевич снимал стресс прошедшего рабочего дня при помощи своей длинноногой секретарши. Но расслабиться в полной мере в этот вечер Висницкому не удалось. Едва они устроились в кресле, запиликала «дельта».

— Сергей, у нас неприятности, — услышал он в трубке голос законной супруги, Нины Вахтанговны. — Немедленно выезжай!

Чертыхнувшись, Сергей Николаевич наскоро завершил начатое, затем снял с себя легонькое тело, поставил секретаршу на пол, похлопал девушку по голенькой попке, ласково шепнул ей: «Прости, рыбуля» — и покинул кабинет.

Через несколько минут он уже рассеянно смотрел сквозь окно «шевроле» на празднично разукрашенные витрины магазинов, на снующие толпы прохожих. То тут, то там попадались шумные, пьяные компании. То и дело какой-нибудь подвыпивший мужик норовил попасть под колеса.

— Да когда же эти праздники кончатся! — в сердцах проворчал пожилой водитель.

— До старого Нового года терпи! — откликнулся сидевший рядом с ним охранник Висницкого.

— Вон Задорного послушай, он хорошо про эти праздники говорит. Слышь, у какого еще народа старый Новый год бывает? — И охранник заржал. — Вы, Сергей Николаевич, слышали, как он базарит? — И охранник принялся пересказывать всем известную миниатюру сатирика про уникальность русской нации.

— Замолкни, — оборвал его Висницкий, который терпеть не мог пересказа чужих шуток.

Охранник обиженно замолчал.

«Да, в Грузии тоже любят праздники, но никто никогда не напивается. Это позор для мужчины — быть пьяным. Как говорят японцы, это значит — потерять лицо», — думал младший Висницкий, глядя сквозь затемненное стекло автомобиля.

…Он любил Грузию, как любят свою малую Родину. В отличие от старшего брата Сергей родился уже в Кутаиси. Знойный, с вымощенными булыжником мостовыми город был его родным городом. Шумные кутаисские мальчишки были его друзьями. А вот собственный старший брат — нелюдимый, замкнутый Илья — непонятным, чужим человеком, к которому в детстве Сережа испытывал чуть ли не священный трепет. Маленькому Сереже казалось, что Илью заворожила сказочная Снежная королева, проживавшая, как считал Сережа, в далеком северном городе Ленинграде. И когда мама впервые привезла его, пятилетнего мальчика, вместе с Ильей в Ленинград, а это тоже было под Новый год, Сережа все высматривал среди заснеженных улиц высокую женщину в белой одежде, которая возьмет за руку его старшего брата и уведет за собой складывать из кусочков льда слово «вечность»… А как хотелось маленькому Сереже, чтобы брат, десятью годами старше его, был его защитой в уличных драках, был его советчиком, его опорой. Куда там! Мальчишки смеялись над слабым, худеньким Ильей.

— Вот идет неустрашимый Илико, сын непобедимого богатыря Нико!

Сколько раз он слышал эти слова за спиной Ильи и ненавидел в эти моменты и его, и своего больного отца. Хорошо, что брат уехал из Кутаиси сразу после окончания школы, а то пришло бы время, когда Сергею пришлось бы защищать его в неизбежных уличных потасовках.

Сергей Николаевич глубоко вздохнул. Автомобиль все скользил по вечерним улицам, в машине стояла предупредительная тишина. Чего-чего, а послушания от своих помощников Сергей добиваться умел.

Да, чего только не придет в голову в новогодние дни! Вот и воспоминания всякие ни к селу ни к городу…

Впрочем, все мы родом из детства — не нами сказано! Если бы в детстве Сергея присутствовали мудрые, заботливые мужчины, возможно, он, Сергей Николаевич, вырос бы совсем другим человеком. А каким? Сухим педантом, как старший брат? Это сегодня-то, когда только ленивый не делает денег, наплевав на все правила и законы? Или рефлексирующим, неадекватно оценивающим себя, как его отец? Нет уж! Что ни делается — все к лучшему, опять вздохнул Сергей Николаевич. Раннее сиротство и отъезд старшего брата научили его полагаться только на себя. И отстаивать свое место под солнцем! Он и сумел сделать правильно самый первый в своей взрослой жизни шаг — жениться! Когда дядя Вахтанг, глава кутаисской мафии, предложил ему руку своей дочери Нино, Сергей не раздумывая согласился. Пусть она была на восемь лет старше Сергея. Пусть она была обручена с лихим джигитом Ладо Чарквиадзе, погибшим в какой-то нелепой перестрелке, и досталась Сергею уже не девушкой. А если бы она была девственницей, разве породнился бы могучий Вахтанг Свимонишвили с сыном вдовы — директрисы местной школы? Сомнительно. После смерти Ладо Нину отправили к старшей дочери Вахтанга, жившей в далеком горном ауле. Целый год залечивала душевную травму Нино Свимонишвили. А затем вернулась в отчий дом. Да не одна. Привезла и старшую сестру, тоже внезапно овдовевшую, да еще и полугодовалую племянницу Тамрико. Тут-то Вахтанг и объявил дочери о предстоящем замужестве. Некоторая пикантность ситуации заключалась еще и в том, что Нино несомненно нравилась старшему брату еще во времена его отрочества. А досадить Илье, каждую минуту доказывать этому сухарю, что он, Сергей, умнее, деловитее, удачливее, стало одним из главных удовольствий его взрослой жизни. Безответная детская любовь к брату переросла с годами в тщательно скрываемую враждебность, если не ненависть. Ведь от любви до ненависти — один шаг. Опять-таки не нами сказано.

Сергей Николаевич вспомнил свою свадьбу. Накрытые в саду Вахтанга богатые столы. Гостей, среди которых были первые лица республики. Обилие яств, вин, запахи жарящихся на углях шашлыков. Во время торжества, когда первый секретарь компартии Грузии уже поздравил молодых и застолье радостно раскрепостилось, расцвечиваясь фейерверком кавказских тостов, Вахтанг призвал своего новоявленного зятя на веранду.

— Мальчик мой, я в тебя верю, — сказал тогда грозный Вахтанг. — Я вижу, что мы — одной крови, пусть и разной по всяким там медицинским группам. Я доверяю тебе Нино. Она никогда тебя не полюбит. Ты должен это знать. Она любила только Ладо, она однолюбка. Но… Ладо погиб, а она осталась. Она будет тебе хорошей женой. Она будет с тобой и со мной в одном деле. А дела связывают людей гораздо прочнее, чем любовь.

Так сказал старый Вахтанг. И он был прав. Семейный наркобизнес процветал. Когда Илья неведомо почему выбился в люди, он наконец пригодился младшему брату. Став по указанию родни из Москвы вторым секретарем горкома партии уже столичного города Тбилиси, Сергей развернулся вовсю. Были налажены каналы транспортировки наркотиков из Турции в столицу, транзит в Западную Европу. Покойный Вахтанг мог бы гордиться своим зятем. Много чего делалось Сергеем и его партнершей по бизнесу, женой и матерью его сына Ивана Ниной Свимонишвили. Но тут грянула перестройка, и все пришлось начинать сначала.

— Ну, что стряслось, дорогая? — спросил Сергей жену, раздеваясь в прихожей.

— Что стряслось? Завалился хабаровский канал! — грозно сверкая очами, проговорила Нино.

— Подожди кричать, женщина. Покорми мужчину, потом будем говорить.

Сергей изо всех сил старался сохранять видимость главы семейства.

— Вах, — презрительно бросила ему жена, — иди и поешь. А я тебе пока расскажу, что случилось. Может, твоя жадная утроба потеряет аппетит.

Когда Нино была в гневе, ей не следовало перечить — это Сергей отлично знал.

— Хорошо, говори.

Они прошли в комнату. Сергей достал из бара бутылку армянского коньяка, налил в бокал.

— Слушаю, — сказал он, пригубив коньяк и закурив сигарету.

— Приехали Пата и Гурам. Привезли бупренорфин. На вокзале был жуткий шмон. Трясли всех подряд. Этим козлам, этим чучхиани, удалось втюхать сумку какой-то молодухе с младенцем, какой-то беженке из Тбилиси. Бог миловал, ее не трясли. Пата с грузом затихарился на какой-то привокзальной хате, она у них есть. Гурам остался на вокзале. Подкупил мента вокзального, тот сказал, что в хабаровском поезде взяли девку-курьера. С партией «китайского белка». Поэтому и шмон по всем вокзалам.

— Так почему же они козлы? И почему грязные?

— Потому что, наложив в штаны, приперлись прямо сюда. С товаром. Правда, дважды меняли маршрут, ехали на разных тачках. Но привезли товар сюда. А здесь была Надежда.

— И что? Девка-курьер никого не знает, кроме того, что ей должны позвонить и забрать товар. Что ж, значит, не заберут. Это мелкий прокол. Будет следующая партия «белка». Впрочем, сейчас позвоним Томазу и все узнаем в подробностях. Дальше. Чем тебя напугала Надежда?

— Чем? А вот послушай запись.

Нино нажала на кнопку магнитофона. В комнате раздался глуховатый голос Ильи Николаевича:

«Как настроение, Надюша? Чем сегодня занималась?» С ленты магнитофона слышался шум, покряхтывание. Очевидно, старший братец раздевался в прихожей. «Была у Нины. Посидели, поболтали, — послышался голос Надежды. — Она меня немного успокоила в отношении операции». — «Вот и славно, — это опять братец. — А что ты какая-то смятенная? Устроим тебя в лучшую клинику, все будет хорошо». Потом разговор переместился, очевидно, на кухню, где Надежда разогревала ужин. Слышался звук отодвигаемого от стола стула, легкий перезвон тарелок. Вот опять голос Надежды: «Знаешь, когда я уходила, к ней грузины какие-то ввалились, очень расстроенные чем-то. И Нина сразу как-то занервничала. А у одного из них ампула какая-то из сумки торчала. Без маркировки. Странно как-то». — «Ну почему странно? Сергей ведь занимается иммуномодуляторами. Всякие там акульи хрящи или дельфиньи хвосты. Или микроводоросли. Ты ведь знаешь об этом. А ни дельфины, ни акулы в нашей Москве-реке не плавают. И водоросли не заводятся. Вот ему и привозят из Грузии. Чего же тут странного?» — «А почему не промаркировано?» — «Ты вспомни, что в Грузии творится. Работы нет. Если люди подпольно делают препараты из этих самых хвостов и хрящей, так ведь им надо на что-то жить, Надюша. Не все же живут в Москве». — «Не знаю, Ильюша. Мне почему-то тревожно стало. И знаешь, я одну ампулу взяла с собой». — «Как это взяла? Попросила у Нины?» — «Нет, — Надежда чуть замялась, — ту ампулу, что торчала из сумки сквозь дырочку, я и взяла. Сама не знаю почему». — «Ты хочешь сказать, что ты ее, прости, дорогая, украла?» — изумился Илья. С пленки послышалось шумное дыхание Надежды. Очевидно, она собиралась расплакаться. «Ну-ну, успокойся, Надюша! Это у тебя нервы шалят, вот ты и совершаешь столь экстравагантные поступки, — поспешил успокоить жену Илья. — Но зачем тебе эта ампула? Что ты с ней делать будешь?» — «А вот отдам своему главному лентяю, третьекурснику Семенову Саше. Пусть он и установит, водоросли там или нет. Тогда я пятерку ему без экзамена поставлю, бездельнику этакому. А может, там что-нибудь совсем другое. Какое-нибудь средство запрещенное. Почему ты им так веришь?» — «А почему ты им не веришь? — вспылил Илья, но тут же постарался сдержаться. — Ну хорошо, отдай своему бездельнику. Если тебе спокойнее от этого будет. Но не забудь, мы послезавтра к Сергею и Нине в гости приглашены. Ты уж не ляпни про ампулу эту. Неудобно как-то». — «Не ляпну, не волнуйся».

Нина нажала на кнопку, запись остановилась.

— Ну как тебе? — спросила она мужа.

— Вот это уже серьезно, — ответил Сергей, забывший про свой коньяк. — Вот это уже серьезно… — задумчиво проговорил он. — Как ей это удалось? Эти придурки что, товар не могли упаковать как следует?

— Товар провозил проводник. Он его спрятал так, что опасности никакой не было. И потом, сам знаешь, с транспортировкой никогда не угадаешь. Бывает, всю подкладку на куртке распорют, а на сумку с продуктами и не взглянут. Вот они и везли в продуктовой сумке вместе с жареной курицей. Но эти идиоты почему-то забыли, что надо еще пройти вокзал, где есть милиция. Их следует наказать.

— Так. — Сергей потер виски. — Сначала все-таки позвоним Томазу и выясним, что там с «белком». Потом решим, что делать с Надей. Что у тебя приготовлено на ужин?

Через минуту Сергей Николаевич уже звонил по телефону.

— Томаз, батоно, давно не виделись. Приезжай на ужин. Нино сациви приготовила и лобио. Вино земляки привезли. Коньячок армянский есть. Рождество отметим православное. Ну что завтра? Ах, Рождество завтра! А мы начнем сегодня! Так ждем тебя через час.

Через час в квартире младших Висницких появился высокий статный грузин в штатском с букетом пунцовых роз.

— Гамарджоба! — приветствовал гостя хозяин. — Проходи, Томаз, дорогой, раздевайся.

— Господин полковник, добрый вечер. — В прихожей показалась Нина Вахтанговна.

— Нино, вы, как всегда, очаровательны, — сделал комплимент вошедший, протягивая букет и склоняясь к руке хозяйки дома. — А где же Вано? Где наш сорванец?

— Сдал сессию досрочно, уехал отдохнуть в Египет. Какие розы, Томаз!

— Ни одна роза мира не сравнится с вами, прекраснейшая Нино! Ай да Вано! Какой молодец! Сдал досрочно, уехал в Египет… — почмокал губами гость. — Я бы тоже не прочь в Египет прокатиться. Да все некогда. Да и попробуй съезди. Тут же коллеги копать начнут.

— Что так? Неужто в вашем ведомстве все так и шпионят друг за другом? Как в былые времена?

— А что изменилось, вах! Именно в наших ведомствах и шпионят. Система «третьего рейха». Каждый следит за каждым. И все под колпаком. Как у Мюллера, — пошутил гость.

— Прошу к столу, мужчины, — пригласила хозяйка.

После двух-трех тостов за Новый год, процветание и благополучие, после того как мужчины утолили голод, Сергей перешел к главному. От него не укрылось напряжение гостя, и, задавая вопрос, Сергей уже чувствовал, что ответ будет не из приятных.

— Что сегодня шум стоял в столице на вокзалах? Почему курьера взяли с «китайским белком»? Как ты допустил, Томаз, дорогой? Разве мало мы тебе платим?

Гость не спеша закурил. Прищурившись, посмотрел на Висницкого.

— Платишь ты мне не мало, Серго, батоно, хотя можно было бы и больше. Но не в этом дело. Я ведь не глава всех силовых ведомств. И всех не купишь даже в наше тяжелое время, э-хе-хе, — покряхтел Томаз. — Дело плохо, Серго. Скажу коротко: в Гонконге накрыт завод по производству «белка». Девчонку-курьера вели еще от границы.

— И ты ничего не знал?

— Представь, ничего. Абсолютно секретно спланированная и проведенная операция. Умеют наши работать, когда захотят. Я ведь к вам и так сегодня собирался приехать. За пять минут до твоего звонка закончилось совещание, на котором докладывали об успехе гонконговских спецслужб. Хорошо, что девка указала только на китайца, который ей товар передал. Это очень правильная идея была — использовать курьера только один раз, потом убирать. На ней, к счастью, цепочка обрывается. Но в Гонконге, как я уже говорил, взяли всех. А у них там с законом строго, это не наш бардак. Думаю, всем смертная казнь светит. Так что, как ни печально, про «белок» придется забыть. Ищите новый товар и новый канал.

Нина бросила на мужа гневный взгляд. Сергей закурил. После затянувшегося молчания Нино проговорила, обращаясь к гостю:

— Ну, товар, положим, есть. Индийский препарат. Это, конечно, не «китайский белок» — он помягче, послабее, но тоже неплохая вещь. Мы его, кстати, и продавали в паре с «китайским белком». Они хорошо чередуются. Но перевозки тоже сложные. Возим из Индии через Тбилиси. Там у нас проблем нет, вы знаете. А вот на этапе Тбилиси — Москва случаются неприятности. То там самолет не взлетает, то тут на вокзале поезда шмонают. Короче, назрела необходимость организовать прямую поставку из Дели через аэропорт в Москву. В Индии с отправкой проблем не будет. А здесь, в Москве, нужна ваша помощь, дорогой Томаз.

Томаз задумчиво отхлебнул из бокала.

— Прекрасная «Хванчкара», Нино, дорогая, — похвалил он. — Что ж, я не могу отказать обворожительной женщине, — галантно улыбнулся он. — Но это дополнительная работа, согласитесь?

— Разумеется, — холодно улыбнулась в ответ Нино. — Мы как раз собирались поздравить вас с праздником.

Она кивнула мужу. Тот передал гостю пухлый конверт. Томаз, не заглядывая внутрь, небрежно сунул конверт во внутренний карман пиджака. Затем глянул на часы.

— Сейчас у нас двадцать часов. В двадцать три ждите звонка. А сейчас позвольте поблагодарить за чудесный ужин и откланяться.

Едва дверь за гостем закрылась, Нино набросилась на мужа.

— Все твоя жадность, — сузив свои черные глаза, злобно прошипела она. — Если бы сговорился тогда в Гонконге и купил документацию, мы могли организовать производство «белка» здесь!

— Они заломили сумасшедшую цену, ты что, не помнишь? — оправдывался Сергей. — Мы бы просто разорились. — И что, по-твоему, легко организовать производство? Я поддался тогда на твои уговоры и поехал к китайцам. И рад, что сделка не состоялась. Вон их накрыли всех.

— Это там накрыли. А здесь бардак полный. Снял бы помещение в каком-нибудь НИИ, нанял зиц-председателя, и делали бы.

— Прекрати, Нино! — вскричал Сергей. — Я не готов к такому бизнесу. Это опасно.

— Опасно? — еще больше сузила глаза грузинка. — Так переведись в дворники, гамахлебуло!

— Не смей ругаться! — заорал Сергей.

Нино кинула на мужа презрительный взгляд, развернулась на высоких каблуках и вышла из комнаты.

— Ладо бы не испугался, — расслышал Сергей брошенные вполголоса слова жены. Дверь захлопнулась.

— Стерва! — прошептал Сергей, глядя на закрытую дверь. Он налил себе дрожащей рукой полный фужер коньяка, опрокинул его. — До каких же пор она будет сравнивать меня со своим давно истлевшим любовником? — заскрежетал он зубами.

Но эмоции эмоциями, а дело делом. Сто раз был прав покойный Вахтанг, говоря, что общий бизнес, общее дело связывает прочнее любых чувств. Выкурив пару сигарет и выпив еще коньяку, Сергей вышел на кухню. Жена стояла у окна к нему спиной.

— Давай успокоимся, дорогая, — мирно проговорил он, подходя к Нино и обняв ее за плечи. — Что случилось, то случилось. Не в окно же теперь выбрасываться! — почему-то посмотрел он вниз. С высоты двенадцатого этажа люди внизу казались бойкими маленькими насекомыми, спешащими по своим делам.

Нино не отстранилась, чувствуя, что сказала лишнее.

— Давай думать о том, что еще можно и нужно исправить. Как быть с Надеждой?

— Надежду надо убирать, — твердо ответила женщина.

Сергей поморщился, но руку с плеча жены не убрал. Нино, посмотрев на него, продолжила:

— Как ты не понимаешь, она становится опасна! Это когда мы жили в Грузии, плевать на нее было. Но теперь мы в Москве, и она рядом. Постоянно. Я ж говорю, она, как всякая психопатка, чрезвычайно чувствительна. Интуиция потрясающая. Она нас постоянно подозревает. Не знает в чем, но чувствует исходящую от нас опасность. И что с ней делать? Подсунуть Илье любовницу и развести их? Не тот случай. Он с ней не разведется, и любовница ему не нужна.

— Но послушай, она, может, и сама умрет. Все-таки онкология, тяжелая операция.

— Ты что, уже забыл про ампулу, которую она сперла? Вот она сунет ее своему ленивому студенту, а ленивые — самые способные. Одна-две недели — и все! Ты представляешь последствия? Илья доносить на нас, положим, не станет, но отношения всяческие прекратит. Значит, фирма твоя неминуемо лопнет. А Надежда, если не помрет, непременно где-нибудь что-нибудь да ляпнет. Нет, ее надо убирать немедленно! Да и Илья в качестве вдовца нас больше устроит. Горе сблизит его с нами, сделает более податливым, уступчивым. Перевезем Тамрико, поселим у него. Я уже полгода ее не видела. Так что со всех сторон выходит, что Надю придется убрать.

— Каким образом? Ты что, хирургов подкупишь, чтобы ее зарезали?

— Чушь! Хирургов ей подберет Илья, они не зарежут.

Нино помолчала.

— Идею я беру на себя, — решила она. — Собственно, я уже придумала. А ты займись каналом транспортировки из Дели. Кстати, уже двадцать три часа. Томаз должен звонить.

В этот момент как раз и запиликал радиотелефон…

В воскресенье, около полудня, в зале небольшого армянского ресторанчика, расположенного в полуподвальном помещении одного из московских переулков, было немноголюдно. Это заведение не поражало глаз внешней роскошью. Напротив, широкие деревянные столы, крепко сбитые деревянные стулья, серые, обитые рогожкой стены словно призваны были напоминать каменистую родину хозяина заведения. Этой же цели служили и несколько развешанных по стенам картин с видами Армении. Было здесь и изображение строгого, словно античное сооружение, храма Гарни, и терракотовые купола монастыря Мармашен, и выписанные на фоне темно-зеленого склона серые камни монастыря Агарцин. Лишь одно полотно выделялось неправдоподобной голубизной — изображение высокогорного озера Севан. Картины явно не принадлежали кисти какого-либо именитого художника. Скорее всего, они были намалеваны рукой некоего армянского разлива Пиросмани, который, в отличие от своего соплеменника Сарьяна, воспринимал родные края преимущественно в приглушенных тонах. Однако в сочетании со скромным убранством помещения картины создавали атмосферу, необходимую для неспешной, обстоятельной мужской беседы, где не место шумным, болтливым женщинам. Действительно, в зале сидели исключительно мужчины. Заведению, судя по всему, были чужды межнациональные распри, так как среди «лиц кавказской национальности» отмечались и русоволосые жители российских равнин.

Как раз один из них, рыжеватый мужчина лет сорока с небольшим, сидел в одиночестве под портретом католикоса всех армян Вазгена Первого. Сергей Николаевич Висницкий, а это был именно он, неспешно потягивал горячую армянскую медовуху «Эзшахелем», что в переводе означает «Я молодой». В самом деле, шиповниковый отвар, приправленный медом, корицей и гвоздикой, каплей вина и коньяка, несомненно являлся эликсиром молодости, способным вернуть мужчину к деловой жизни после многочисленных новогодних праздников.

Сергей Николаевич поглядывал на часы. Очевидно, он кого-то ожидал. Наконец в зале появился невысокий лысоватый крепыш лет под пятьдесят со следами мучительной, но безуспешной борьбы с алкоголем на отекшем лице. Мужчина отыскал глазами портрет католикоса, сидящего под ним Висницкого и уверенным шагом направился к Сергею Николаевичу.

— Добрый день, — хриплым голосом поприветствовал пришедший Висницкого, усаживаясь напротив него.

— Добрый… — ответил Сергей Николаевич.

— Извините, что припоздал, — пробки на дорогах.

— Ничего страшного, милейший Юрий Владимирович, — любезно улыбнулся Висницкий.

— Грузин сказал, вы хотели меня видеть?

— Правильно сказал. Но сначала давайте-ка поправим здоровье. Праздники дались тяжело? — участливо спросил Висницкий.

— Не то слово, — вздохнул Юрий Владимирович.

— Сейчас я верну вас к жизни. Вы когда-нибудь ели армянский хаш?

— Признаться, нет.

— Ну что вы, дорогой, считайте, что вы ничего не знаете о ликвидации мук похмелья. Это я вам говорю как специалист. Я хоть и не армянин, как вы, вероятно, догадываетесь, но безмерно уважаю это изобретение многострадального армянского народа. Это вам не алказельцер, тьфу, химия сплошная, прости меня Господи. И даже не пиво поутру, которое вы, кажется, уже выпили. Ну-ну, вы взрослый мужчина, имеете право. Я к тому, что есть путь воскрешения из мертвых куда более приятный и эффективный.

Висницкий глянул на стоявшего у стойки официанта. Тот кивнул, быстро исчез, и через минуту на столе появились плошка с крупной солью, другая — с тертым чесноком, тарелочки с упругой маринованной черемшой, маленькими солеными огурчиками, ломтиками сухого лаваша. А еще через минуту перед собеседниками появились глубокие миски с наваристым, крепким, душистым бульоном с нежными студенистыми хрящиками. Кроме того, на столе оказались лепешки свежеиспеченного лаваша и маленький графинчик водки.

Юрий Владимирович смотрел на все это взглядом павловской подопытной собаки, у которой проверяют рефлекс слюноотделения. Казалось, слюна вот-вот закапает с его мясистых губ. Рука непроизвольно потянулась к графинчику.

— Нет, нет, постойте, — остановил его Висницкий. — Сначала надо поесть. Этот бульон варился аж десять часов, нужно воздать ему должное. Он-то и вернет вас к жизни. А делается это так. Смотрите и повторяйте за мной.

Висницкий насыпал щепотку соли в душистый бульон, отправил туда же изрядную порцию толченого чеснока, бросил кусочки сухого лаваша. Затем взял уже другую, свежую лепешку, завернул в нее черемшу, огурчик, отправил все это в рот и принялся за хаш.

Юрий Владимирович в точности повторил его действия, и за столом на некоторое время установилась священная тишина.

Когда ложки едоков добрались наконец до дна, Юрий Владимирович откинулся на спинку стула, достал из кармана платок, отер вспотевший лоб. Лицо его раскраснелось.

— Ну вот, теперь можно и рюмочку, — улыбаясь ему, проговорил Висницкий, наливая водку в крохотные рюмки. — Что ж, давайте за знакомство! — провозгласил он.

Мужчины чокнулись, выпили, хрустнули крепким соленым огурчиком.

— А теперь поговорим о деле. Кстати о знакомстве. Я расскажу вам, что знаю о вас, а вы меня поправите, если что не так.

Юрий Владимирович кивнул. Глаза его оживились, и выражение благодушной сытости расползлось по круглой физиономии.

— Итак, — продолжил Висницкий, — вы, Юрий Владимирович Мальков, родились в пятьдесят первом году в городе Москве. Женаты вторым браком, от которого имеете двенадцатилетнюю дочь. Проживаете по адресу: Дмитровское шоссе, дом сто пятьдесят пять, корпус один, квартира семнадцать. Работали в свое время опером уголовного розыска одного из районных отделов милиции. Но были переведены на другую работу за пьянство, редкое даже для этого учреждения.

Юрий Владимирович попытался было обидеться, но ему это не удалось.

— Ну-ну, не обижайтесь, кто не без греха! — утешил его Висницкий. — Далее вы мыкались в каких-то там конных отрядах милиции. Это нам неинтересно. Но вот с девяносто первого года вас перевели на службу в аэропорт Шереметьево, где и работаете в настоящее время командиром батальона патрульно-постовой службы и имеете звание майора с окладом семьдесят пять тысяч восемьсот тридцать два рубля. Что для уровня зарплат начала девяносто четвертого года не так уж и мало. Но для нормальной человеческой жизни абсолютно недостаточно. Все верно?

Мальков кивнул.

— Теперь пару слов о себе. Я — предприниматель. Имею несколько индийских магазинов типа «Ганг». Товар, как вы понимаете, получаю из Дели. А поскольку это в основном всякие безделушки — камушки, кувшинчики и прочее барахло, возникают трудности с доставкой. Нашим доблестным таможенникам непременно хочется считать всю эту ерунду предметами, представляющими художественную ценность. И они безбожно обдирают меня. Что ж, каждый зарабатывает, как может. Но согласитесь, бизнес в таких условиях становится невыгодным. У меня к вам следующее предложение, Юрий Владимирович. Вы обеспечиваете доставку товара из Дели, минуя таможенный контроль. И вообще любой контроль. С каждого рейса лично вы будете получать двести пятьдесят тысяч рублей. На оплату задействованных лиц еще триста тысяч с рейса. На вербовку, хе-хе, выражаясь языком разведчиков, необходимых людей, вы получите сегодня же еще сто тысяч. Ну как вам?

Мальков снова вспотел и полез в карман за платком. Посопев с минуту, он ответил:

— Я всегда рад помочь зарождающемуся капитализму, поскольку совершенно разочаровался в социалистических ценностях и испытываю психологическую усталость…

Висницкий тонко улыбнулся.

— Но я не совсем представляю, как все это можно организовать.

— Ну, дело не такое уж сложное, — пожал плечами Сергей Николаевич. Он достал из бумажника листок, развернул его перед собеседником. — Вот здесь план аэропорта. Груз из самолета перевозится грузчиками сюда, — Висницкий ткнул карандашом, — здесь груз разукомплектовывается и поступает на таможню. Верно?

Мальков кивнул.

— Но почтовые машины не проходят таможню, а выезжают из аэропорта через КПП. Соответственно они имеют пропуск на въезд и выезд с режимного поля. То есть с летного поля, не так ли?

Мальков опять кивнул.

— На КПП сидят вохровцы. Почтовые машины, имеющие пропуск, как правило, не досматриваются. Особенно если их сопровождают ваши сотрудники, то есть бравые парни в милицейской форме. Следовательно, ваша задача — завербовать грузчиков, которые должны перекинуть товар в почтовые машины, милиционеров, которые будут сопровождать груз при выезде через КПП. Возможно, кого-либо из вохровцев, ну и, конечно, водителя, вывозящего груз. Перегрузка багажа будет происходить на дороге из Шереметьева, вот в этом лесочке, — Висницкий опять ткнул карандашом в план. — Вот по этой дорожке. Прошу запомнить.

Мальков внимательно посмотрел на план, потом с уважением на Висницкого.

— Что ж, вы хорошо подготовились к разговору. Но ведь надо еще подкупить людей.

— Сегодня это несложно. У кого-то больной ребенок, как у вохровца Семенова, у кого-то безработная жена, как у сержанта Галлютдинова, и так далее. И все хотят жить лучше. За те деньги, которые вы им предложите, каждый второй из ваших сотрудников мать родную продаст.

— Что да, то да, — вздохнул Мальков. — А как будет осуществляться связь?

— У вас будет работать наш человек. Он и будет сообщать о предстоящей операции. И последнее. Каждая операция будет проходить под нашим наблюдением. Так что шутить с нами не советую. Ведь ваша дочка ходит в школу через дорогу, правильно? А на дороге случается всякое. Не хочу вас пугать, но предупредить обязан.

— Я себе не враг, — угрюмо ответил Мальков.

— Вот и чудненько. Времени вам на организацию дается недели две. И не злоупотребляйте алкоголем, дорогой Юрий Владимирович!

Мальков сердито хрюкнул.

— Понемножку, конечно, можно и даже полезно. Вот мы с вами сейчас и повторим — и по рюмочке, и по порции хаша. А вот вам инвестиции.

Висницкий положил на стол красочно иллюстрированный толстый журнал. Мальков, кивнув, спрятал журнал в «дипломат» и заметно повеселел.

Висницкий достал зажигалку, поджег листок с начертанным на нем планом, прикурил от него и бросил горящую бумажку в пепельницу.

— Прямо как в кино про разведчиков, — улыбнулся он.

Весь воскресный день Сергею Николаевичу Висницкому суждено было провести в гастрономических излишествах. Утренний хаш с милейшим майором Мальковым плавно перетек в семейный ужин, на который были приглашены родной брат с невесткой. Ужин был в разгаре, Сергей Николаевич внимательно наблюдал за родственниками. Старший братец был, как всегда, сдержан, хотя ел с удовольствием и охотно пил знаменитую грузинскую «Хванчкару».

Надежда, напротив, была нервна еще более обыкновенного. Руки ее дрожали. Глаза то и дело готовы были наполниться слезами. По молчаливому уговору, о предстоящей операции за столом не говорили.

— Замечательное вино, — похвалил Илья. — Когда знаешь вкус настоящих грузинских вин, невозможно пить эти подделки, заполнившие прилавки.

— Это верно, — поддержал брата Сергей. — Привезли на днях из Тбилиси. Вместе с партией акульего хряща и препарата индийских мидий. Знаешь, у меня их охотно берет детская больница… — Сергей назвал номер больницы. — У них там ребятишки лечатся из Белоруссии, жертвы Чернобыля. Говорят, препарат очень помогает. Резко повышает устойчивость к инфекциям. А полдюжины «Хванчкары» я приберег для тебя. Рождественский подарок.

Сергей вдруг рассмеялся:

— Представляете, этих ребят, что посылку привезли, чуть не задержали на вокзале. Искали каких-то торговцев наркотиками. А ребята из отличной семьи — и слов-то таких не знают. Перепугались насмерть. Говорят, мол, больше вам, дядя Серго, ничего не повезем.

Илья Николаевич с легкой укоризной посмотрел на жену. Надежда залилась краской, рука ее задрожала еще больше, и высокий бокал с пунцовой влагой опрокинулся на платье.

— Ну вот, испортила платье, — вскрикнула она и вдруг расплакалась.

Нино тут же вскочила, бросилась к Наде.

— Ну что ты, дорогая, это ерунда, мы сейчас же все исправим.

С этими словами она увела плачущую женщину. Илья Николаевич тяжело вздохнул.

— Она совсем извелась с этой операцией, — сказал он брату. — Словно уже похоронила себя.

— Это понятно, — вздохнул в ответ Сергей. — Но будем надеяться на лучшее. Ты уже определился, в какой больнице оперировать? — спросил он.

— Да, — рассеянно ответил брат, прислушиваясь к доносящимся из кухни звукам.

— Нино успокоит Надюшу, не волнуйся, она это умеет. Давай-ка пока выпьем, чтобы все закончилось хорошо, чтобы у тебя хватило сил. Когда женщина в таком состоянии, с ней нелегко.

— Да, — согласился Илья. — Боюсь слово сказать. Чуть что — сразу слезы. Ну да ладно, давай выпьем.

Нино принесла в ванную шелковый халат, заставила Надежду переодеться, быстро замыла пятно на платье. Пока оно подсыхало, женщины сидели на кухне.

— Надюша, — ласково заговорила Нино, — я узнала для тебя потрясающую вещь! Есть в Москве целитель, ты должна была слышать — Якушин. Слышала?

Надя отрицательно мотнула головой.

— Странно. Впрочем, тебе и не нужно было. Пока мы здоровы, нам целители не нужны. Так вот. Он лечит таких больных, как ты. Без операции. У него целая метода. Там и травы с Тибета, и диета особая. Главное же — он экстрасенс.

Надежда подняла заплаканные глаза на Нино.

— Какой экстрасенс, о чем ты? Ты что, в это веришь?

— Да, верю. И не я одна. Ты знаешь, что у… — Нино назвала фамилию одной известной актрисы, — у нее был тот же диагноз, что и у тебя. И она лечилась у этого Якушина. Потребовалось всего два месяца, чтобы опухоль полностью рассосалась. А уменьшение размеров отметили уже после второго сеанса. Вот, возьми прочитай.

Нино взяла с подоконника лежавший там дамский журнал, заложенный закладкой, протянула Надежде. Та развернула журнал и увидела броский, через весь разворот заголовок: «Как я воскресла».

Женщина принялась торопливо читать статью.

— Да, — подняла она глаза на Нино. — Все как у меня. Но тут не указана его фамилия.

— Конечно. Он не афиширует себя. Иначе не отобьешься от желающих. Да и наехать могут, сама понимаешь. Можно решить, что он богач, а он денег вовсе не берет. Но я съездила в редакцию, умолила их дать его координаты и уже звонила ему. Он согласен за тебя взяться!

— Я не знаю, — растерянно проговорила Надя, — через десять дней я уже ложусь в клинику.

— Но ты ведь можешь попробовать. Это ничего не стоит. Я же говорю, он лечит бесплатно. Так, берет пожертвования на храм, кто сколько может дать, да и то после выздоровления. Результат будет виден уже через две недели, так он сказал. Если, конечно, ты начнешь немедленно. А операция никуда не уйдет. Две недели ничего не решают. Подумай, ты можешь остаться полноценной женщиной! К тому же сейчас все больше сторонников консервативного лечения опухолей. Ведь даже некоторые онкологи считают, что опухоль лучше не трогать. Гематогенный разнос и все такое…

Глаза Надежды опять наполнились слезами.

— Дня три тому назад ты говорила совсем другое… — еле выговорила она дрожащими губами.

— Но я ведь не знала об этом человеке. Конечно, мне хотелось тебя утешить. Но это совсем другой вариант — быть не калекой, с вырезанными внутренностями, а нормальной, цветущей женщиной. Ты бы слышала, с каким восторгом о нем говорили в редакции. Он и там кому-то из сотрудников помог. Ну что? Соглашаешься?

— Илья меня засмеет, — почти сдалась Надежда.

— А ты не говори ему. Вообще мужчин поменьше надо посвящать в женские дела. Ну что, звоним?

И Надежда кивнула. Нино набрала номер по стоявшему рядом телефону. В трубке послышался низкий мужской голос:

— Якушин слушает.

— Я к вам по поводу моей родственницы, — начала Нино, — помните, я вчера звонила…

Почему Надежда согласилась на предложение Нино? Здоровому человеку трудно понять психологию обреченного. Убежденные атеисты становятся глубоко верующими, высокообразованные люди кидаются к колдунам и знахаркам. Страх перед мучительным, долгим умиранием, когда ты остаешься один на один с чудовищем по имени «рак», лишает людей здравомыслия, заставляет совершать самые странные поступки. И Надя, всегда относившаяся к семье брата с недоверием, вдруг поверила Нино, устав от своих страхов, нервозности и подозрительности. И сделала первый шаг к своей гибели.

— Здесь, пожалуйста.

Надежда остановила такси, рассчиталась. Подошла к массивной двери парадного. Взглянула на запястье. Без десяти двенадцать. Еще можно отказаться. Она беспомощно оглянулась назад, но автомобиль уже уехал.

«Да что же это я? Надо решаться!» — приказала себе Надежда. Но ноги продолжали топтаться на месте, а глаза непроизвольно искали на дороге свободную машину. Еще секунда — и Надежда бросилась бы голосовать, поддаваясь какому-то безотчетному страху. Но тут дверь парадного распахнулась, и на пороге появился высокий молодой мужчина скандинавской внешности.

— Надежда Михайловна? — с улыбкой спросил он низким голосом.

— Да, — пролепетала Надежда.

— Что же вы не заходите?

— Кто, я? — краснея, как школьница, проговорила Надя.

— Вы, конечно, — продолжал обаятельно улыбаться мужчина. — Ну что вы так перепуганы? Пойдемте, я не кусаюсь.

Он бережно взял Надежду под локоток, пропуская ее вперед. Продвигаясь на ватных ногах к лифту, Надя мучительно думала, на кого же похож экстрасенс. Кажется, на актера Видова. Или Збруева? Господи, ничего не соображаю, сказала себе она, не смея поднять глаз на целителя в тесной кабинке лифта.

— Проходите, — пригласил ее тот, отперев дверь квартиры. В небольшой прихожей слабо светилась настольная лампа, стоявшая на старинном дубовом комоде. Рядом с лампой высвечивалась фигурка Будды, вырезанная из темного дерева. Якушин помог женщине снять шубу, провел ее в комнату. Довольно большая, метров в двадцать с лишним, комната казалась тоже почти пустой. Окно было занавешено плотной шторой и почти не пропускало уличный свет. В одном углу комнаты стоял журнальный столик и два кресла. В другом — высокая ширма, затянутая китайским шелком, расписанным изломанными японскими соснами. Середину комнаты занимало некое сооружение — не то низкий широкий стол, не то высокое ложе, покрытое темной тканью. На столике стоял фарфоровый чайник и пиала, рядом опять-таки располагался деревянный Будда. Все это освещалось настенным светильником. То тут, то там по стенам были развешаны пучки каких-то трав. Вид божества почему-то немного успокоил Надежду, словно в его присутствии не должно было случиться ничего плохого. Но она все-таки продолжала дрожать.

— Садитесь, — указав на кресло, пригласил целитель.

Надя послушно села. Экстрасенс сел напротив нее, стал внимательно изучать ее лицо.

— Ну-с, начнем, — сказал он.

— Что начнем? — испуганно спросила Надежда.

— Послушайте, Надежда Михайловна, мне не нравится ваше состояние. Я человек достаточно известный и очень занятой. Ваша родственница буквально умолила меня вами заняться. Уверяю вас, у меня очередь не на один месяц, мне пришлось отменить другого больного. А вы сидите перепуганная, словно попали в лапы к маньяку. Ну что вы, голубушка, стыдно!

Надежде действительно стало стыдно, она покраснела и пролепетала:

— Простите, доктор.

— Ну, хорошо, — сказал доктор. — Дайте-ка вашу руку.

Надежда покорно протянула руку. Якушин взял в теплые ладони Надино запястье.

— Смотрите мне в глаза, — мягко сказал он, ласково поглаживая Надину руку. — Вы знаете свой диагноз? — спросил он.

Надя кивнула, глаза ее вмиг наполнились слезами.

— Диагноз верный, но все будет хорошо. Все будет хорошо, — ласково приговаривал он. — Сейчас вы должны выпить травяной отвар.

Якушин налил из стоящего на столе фарфорового чайника густую травянистую смесь, протянул Надежде. Надя покорно выпила. Ей очень хотелось верить этому ласковому доктору.

— А теперь расслабьтесь.

Якушин поднялся, встал за Надиной спиной, принялся делать над ее головой какие-то пасы. В комнате стояла необыкновенная тишина.

— Все биополе изорвано, голубушка вы моя! — посетовал доктор. — Сплошные энергетические пробелы. На таком фоне, конечно, немудрено… Но мы все исправим.

Якушин налил полную пиалу травы и опять протянул Надежде.

— Пейте, — ласково, но твердо приказал он. — Мне нужна полная релаксация мышц.

Надежда, уже слегка одурманенная и снадобьем, и удивительной ласковостью доктора, опустошила бокал.

— Вы простыночку взяли? — спросил Якушин.

Надя слабо кивнула.

— Идите за ширму и полностью разденьтесь. Будем работать со всем биополем.

Надежда вышла из-за ширмы, замотанная в простыню. Голова ее кружилась. Чувство необычайной легкости заполнило все существо. Проблемы исчезли. Страшный диагноз уплыл и растворился где-то в углу комнаты. Нисколько не стесняясь своей наготы, она расстелила на высоком ложе простыню, легла лицом вниз. Сильные пальцы целителя принялись колдовать над ее обнаженным телом. Она с нетерпением ждала их прикосновения, уже не отдавая отчета в том, что с ней происходит.

Потом началось какое-то безумие. Надежде показалось, что в комнате вспыхнул свет, но она уже ни на что не реагировала. Сладкий дурман и беспамятство охватили ее.

…Когда Надя очнулась, она увидела себя абсолютно обнаженной, лежащей на все том же высоком ложе. В кресле у журнального столика сидел Якушин. Одежда его была в полном порядке. Он внимательно смотрел на Надежду. Надя покраснела от собственной наготы, натянула на подбородок простыню.

— Что со мной было? — резко спросила она.

— Ничего, — безмятежно ответил экстрасенс. — Вы были в состоянии транса. Это входит в курс лечения. Прекрасно восстанавливает биополе. Сеанс прошел весьма успешно. Думаю, мы с вами справимся с вашим недугом. Одевайтесь, голубушка.

С этими словами Якушин ласково улыбнулся Надежде и вышел из комнаты. Надя глянула на часы. Она провела в этой комнате полтора часа. И ничего не помнила с того момента, как легла лицом вниз на высокое ложе. Но экстрасенс держался столь непринужденно, так ласково с нею разговаривал и был так убедителен, что Надя поверила его словам. Да и как не поверить, если тебе обещают исцеление?!

Она поднялась, начала одеваться. Голова слегка кружилась. В комнату деликатно постучали.

— Вы готовы, Надежда Михайловна? — раздался голос Якушина.

— Да, — слабо ответила Надежда.

Якушин вошел, держа в руках какие-то пакетики.

— Как вы себя чувствуете? — заботливо спросил он.

— Голова кружится, — слабо улыбнулась Надя.

— Это нормально для первого сеанса. Но нужно сделать перерыв дня на три. Пока пейте травы.

Он протянул ей пакетики и листок с машинописным текстом.

— Здесь в листочке все указано: как пить, что с чем чередовать. Через три дня жду вас в это же время. Я вызвал такси. Вам лучше возвращаться на машине. Все-таки воздействие довольно сильное.

— Спасибо, — поблагодарила Надя чуткого доктора.

Доктор проводил Надежду до дверей парадного, но на улицу выходить не стал. Машина стояла возле самого подъезда.

— Большое вам спасибо, — с чувством повторила Надя, попытавшись сунуть доктору деньги.

— Ни в коем случае, — оскорбленно отказался тот. — Жду вас на следующий сеанс.

Вернувшись в квартиру, экстрасенс извлек радиотелефон, набрал номер.

— Она уехала, — доложил он.

Через несколько минут в квартире появилась Нина Вахтанговна Свимонишвили.

— Ну как? — спросила она, оглядев целителя.

Тот пожал плечами, немного пораскачивался на крепких ногах, затем жестом пригласил грузинку в другую, маленькую комнату. После чего принес видеокассету, принялся налаживать изображение.

— Очень нервная особа, как вы и говорили, — деловито докладывал он. — Едва не уехала от самого подъезда. Хорошо, я у окна стоял, отслеживал ситуацию. Да, очень нервная особа, — повторил он. — Но тем не менее все получилось. Смотрите.

Светловолосый целитель включил запись.

— Выйди, — приказала Нино. — Подожди на кухне.

Она закурила, внимательно глядя на экран. Слушала ласковые увещевания «целителя», смотрела на покорную, непривычно робкую Надежду. Вот она дважды выпила отвар, и по зрачкам ее было видно, что препарат начал действовать. Вот Надя ушла за ширму, затем легла на ложе. Мужчина водит руками над ее обнаженным телом. А вот, пару минут спустя, он уже сам обнажен. Вот и пошла кульминация, ради которой затеян весь спектакль. Нино наблюдала за барахтаньем на экране двух голых тел. Что ж, настоящий порнофильм! Целитель таскал Надежду по необъятному ложу, словно резиновую куклу из секс-шопа, придавая ее телу самые замысловатые позы. И неустанно над нею трудился. Время от времени в кадр попадали отрешенные глаза Нади и ее блаженная полуулыбка.

«Какой все же молодец Сергей! Настоящий фармаколог! — с невольным уважением подумала Нино о муже. — Как точно рассчитал дозу препарата! Чуть больше — и Надька просто валялась бы без сознания. А чуть меньше — и ничего и не получилось бы. А так — полная иллюзия любовного экстаза. Молодец, Серго! Не зря я его все-таки держу в мужьях! Трусоват, но специалист прекрасный! Да и мальчик этот хорош», — отметила Нино, наблюдая работу «целителя».

Она досмотрела пленку, вытащила кассету, спрятала ее в сумочке и окликнула экстрасенса.

— Альгерис, войди!

Альгерис вошел, остановился у двери, раскачиваясь на крепких ногах. Нино невольно отвела взгляд.

— Как она очнулась?

— Ничего не помнит, ничего не заподозрила, — ответил Альгерис.

— Ну что ж, молодец! — похвалила исполнителя Нино. — Пожалуй, следует принять тебя в нашу команду. Тебе ведь нужна постоянная работа? — глянула она на него черными глазами.

— Смотря на каких условиях и в какой роли, — ответил тот.

— Условия будут выгодными, а роли — разными, — усмехнулась Нино.

— Можно попробовать, — в ответ усмехнулся Альгерис.

— Вот и договорились…

Нино встала, подошла к мужчине, легонько похлопала его по щеке.

— Молодец, хороший мальчик, — хрипловатым шепотом проговорила она.

Альгерис перехватил ее руку, крепко сжал запястье, другой рукой привлек женщину к себе.

— Не все сразу, мальчик, — усмехнулась Нино, отстраняясь с видимым усилием.

Она еще секунду постояла в его объятиях, потом решительно высвободилась.

— С тобой свяжутся, — бросила ему Нино. — А теперь иди. Аренда заканчивается. Вот твой гонорар. — Она протянула мужчине конверт.

Тот молча принял его и покинул квартиру.

Приехав домой, Нино первым делом позвонила Надежде.

— Да? — раздался из трубки ее слабый голос.

— Надюша, как ты? Ты была у доктора?

— Была, — тихим голосом ответила Надя.

— Ну как он тебе? Как сеанс?

— Не знаю, Нина. Боюсь говорить что-либо. Сеанс был долгим. Я не все и помню. Но он считает, что мы справимся. Знаешь, я ему поверила…

Голос Нади был таким счастливым, что у Нино на секунду замерло сердце.

— Ну хорошо, дорогая, я очень рада. Позвоню тебе завтра.

Она кинула трубку, налила себе стопку водки, опрокинула ее одним махом. Закурила сигарету.

— Не смей жалеть ее! — приказала себе Нино, сцепив зубы. — Она избалованная психопатка. Ах, скажите — неудачный аборт, бесплодие! Всю жизнь провела в истериках. Взяла бы и не делала этот самый аборт. Вот я отказалась в свое время! И не в распущенной России, а в Грузии, да еще и при таком грозном отце, каким был Вахтанг. Отказалась, и все. И они ничего не смогли со мной сделать. Мой ребенок, продолжение Ладо, родился на свет! И замуж согласилась выйти за этого русского мальчишку, чтобы отец признал внучку. Легко ли мне было делить с ним постель, когда в глазах моих стоял только Ладо. И пусть моя девочка не знает, что я ее мать, но она жива! Она живет! А эта московская истеричка легко убила своего ребенка. Да еще и сделала из этого всемирную трагедию. Только и слышали от Ильи: у Нади такая травма, ошибка молодости, бесплодие, ее надо жалеть. Жалеть! Взяла бы да и усыновила кого-нибудь. Сколько сирот вокруг. Нет, ей это в голову не пришло. Удобнее быть вечно несчастной. Бог ее наказал!

Когда Сергей Николаевич вернулся домой, Нино все так же сидела на кухне. Рядом стояла полупустая бутылка водки, пепельница была полна окурков.

— Что? — коротко спросил жену Сергей.

— Ничего, — усмехнувшись, ответила она.

— Что-нибудь сорвалось?

— Нет, все в порядке. Пойди посмотри пленку.

Сергей Николаевич ушел в комнату, налил себе рюмочку коньяку, включил видеомагнитофон, уселся перед экраном. Через некоторое время он опять вышел на кухню.

— Так что ты собираешься с этим делать? — спросил Сергей жену.

— Собираюсь показать пленку Илико, — ответила Нино. — Надюша, естественно, должна быть рядом с ним.

— А если она ему все объяснит и он ей поверит?

— А ты бы поверил? Ты ведь видел пленку, — вскинула Нино черные глаза.

— Я бы — нет. Но Илья такой странный, он с таким трепетом относится к жене.

— Тем больше будет потрясение. Кстати, этот мальчик, Альгерис, он у нас от Томаза?

— Да. Как и все московские контакты.

— Откуда он?

— Ну, бывший спортсмен. Сидел за что-то. На зоне свел дружбу с нужными людьми. Потом был в одной из столичных группировок, в той, которую недавно изрядно проредили. Остался не у дел. Томаз рекомендовал его как прекрасного стрелка. Но в этом качестве мы его еще не испытывали. Выполняет одноразовые поручения. Пока без замечаний. Вот и с Надюшей был на высоте. А что?

— Я хотела бы взять его в нашу команду.

— Пленка понравилась? — прищурившись, спросил жену Сергей.

— Мальчик понравился. Он артист. Надя ничего не заподозрила. Артисты нам нужны. А все остальное — мое личное дело. Я ведь не допрашиваю тебя в отношении твоих секретарш.

— Подумаем, — пожал плечами муж, оставив без внимания последнюю реплику.

Рабочий день уже заканчивался, когда в кабинет Ильи Николаевича Висницкого вошла степенная, преклонных лет секретарша.

— Илья Николаевич, — начала она у двери кабинета. — Курьер принес какую-то бандероль. На ваше имя.

В руках женщины был небольшой сверток, упакованный в вощеную бумагу. Илья Николаевич поднял глаза от лежавших на столе документов, снял очки.

— Что за бандероль? — удивленно спросил он.

— Вот. — Секретарша положила перед ним сверток.

На свертке значился полный почтовый адрес их учреждения и фамилия Ильи Николаевича. Сверток был скреплен сургучными печатями. Штемпель отправителя был жирно оттиснут на бумаге и крайне неразборчив. Повертев сверток так и этак, Висницкий так и не смог установить, от кого пришла бандероль.

— Не понимаю, откуда это? — удивился Висницкий. — Разверните, пожалуйста, — попросил он секретаршу.

— Может быть, какой-нибудь подарок новогодний? — предположила женщина, унося сверток.

Через минуту она вернулась, держа в руке небольшую картонную коробочку.

— Коробочка какая-то, — прокомментировала секретарша.

— Надеюсь, там не золотой слиток в качестве подкупа должностного лица, — пошутил Илья Николаевич, снова отрываясь от бумаг. — Ну-с, давайте сюда, посмотрим, что же там такое.

Он взял из рук женщины коробочку, разрезал тонкую ленточку, открыл крышку. В коробочке находилась видеокассета, сверху лежал конверт.

Илья Николаевич обнаружил в нем набранное на компьютере письмо, принялся читать вслух:

— «Уважаемый Илья Николаевич! Мы, руководители краевого отдела здравоохранения Камчатки, сердечно благодарим Вас за своевременное выделение нашему краю фармацевтических средств в полном объеме. Дорогостоящие антибактериальные препараты и кровезаменители поступили в реанимационные отделения краевых лечебниц и уже спасли не одну человеческую жизнь. Самоотверженная работа таких преданных делу людей, как Вы, Илья Николаевич, позволяет всем нам пережить трудное время преобразований!

Весь коллектив краевого отдела здравоохранения сердечно поздравляет Вас и Вашу семью с наступившим Новым годом! Желаем Вам всего наилучшего!

В качестве новогоднего подарка примите, пожалуйста, видеофильм о красотах Камчатки. Если Вы с семьей пожелаете провести отпуск в нашем замечательном крае, мы сделаем все возможное, чтобы сделать Ваш отдых приятным».

Далее шли подписи, заверенные печатью.

Надо сказать, что вручение даров за определенные услуги было широко известной практикой, существовавшей в Министерстве здравоохранения. Илья Николаевич прекрасно знал, как легко подкупаются заместители министра, а возможно, и сам министр. Изголодавшиеся за время развитого социализма работники министерства, которое всегда финансировалось по остаточному принципу, в разгул вседозволенности вовсю пользовались своим служебным положением. Илье было известно, как интенсивно, например, один из заместителей министра протаскивал на отечественный рынок зарубежную вакцину против одной из детских болезней. В то время как отечественный препарат, не менее эффективный, не внедрялся из года в год, что мотивировалось отсутствием необходимых средств. На закупку же импортной вакцины выделялись несоизмеримо большие суммы. А ларчик открывался просто: сын замминистра был дилером (вот какие слова появились в могучем русском языке!) той самой зарубежной фирмы, которая стремилась завладеть российским рынком. И получал ну очень не маленькую зарплату за свои труды. Перепадало, судя по всему, и папе-замминистра. И ладно бы, препарат был лучше отечественного! Нет. Илья Николаевич, как любой специалист в этой области, знал, что отечественная школа вакцинологии не уступает, а во многом превосходит западную. Присущая временам развитого социализма бюрократия в данном случае работала на потребителя: отечественные вакцины внедрялись после всесторонней, глубокой проверки. И только тогда, когда была уверенность в том, что препарат безопасен и эффективен, вакцина получала путевку в жизнь (выражаясь языком передовиц газеты «Правда»). Конечно, свою роль в поругании отечественной профилактической медицины сыграли и журналисты. Недаром эта профессия считается второй из древнейших. Представим, журналист из желания легко заработать деньги или популярность, что, в сущности, одно и то же, помещает во всеми читаемой газете статью под следующим заголовком: «В вакцине против дифтерии содержится ртуть! Наши дети в опасности!» Перепуганные женщины начинают прятать детей от педиатров, от прививки. Им невдомек, что тот же мертиолят содержится и в аналогичных зарубежных препаратах. И в той концентрации, в какой он присутствует в вакцинах, безопасен. Он только сохраняет свойства препарата. Итог? Начавшаяся эпидемия дифтерии. И погибают те самые мамаши, которые не прививали детей. Поскольку дифтерия, как любая детская инфекция, сражает наповал, как правило, взрослых.

Но в сознание обывателя тем не менее выстраивалась цепочка: наши препараты — плохие. Таковы сегодняшние реалии, выражаясь языком известного политического деятеля. Хлебнуть зарубежного второсортного изобилия — всех этих напичканных гормонами ножек Буша, синтетических, но красиво упакованных полуфабрикатов. Всяких там герболайфов и прочих чудодейственных средств, рассчитанных разве что на диких аборигенов затерянного в глухих джунглях племени.

Не раз представители зарубежных фармакологических фирм пытались подкупить и Илью Николаевича. Однако он был очень щепетилен в отношении всяческих даров. Но полученное письмо было не от заокеанских акул империализма, а от соотечественников, благодаривших его, Илью, за хорошую работу. А как приятно осознавать, что твои труды оценены по достоинству!

— А когда мы снабжали камчатцев медикаментами? — спросил Илья Николаевич своего секретаря дрогнувшим голосом. — Ах да, в октябре, — тут же и вспомнил он. Тогда же в краевой здравотдел отправлялись и иммуномодуляторы Сергея. Как вы думаете, Татьяна Тимофеевна, могу я принять в подарок эту пленку?

— Боже мой, — всплеснула руками секретарша. — О чем вы говорите, Илья Николаевич! Да на вашем месте другой бы…

— Ну, ну, не надо, прошу вас!

Илья Николаевич вернулся домой в самом доброжелательном расположении духа. Однако, открывая дверь квартиры, внутренне сжался, не зная, каким настроением встретит его Надежда.

Жена вышла в прихожую.

— Добрый вечер, Надюша, — ласково поздоровался Илья Николаевич, всматриваясь в ее лицо.

— Добрый вечер, Илюша.

Кажется, она была спокойна, и Илья Николаевич внутренне перекрестился. Он боялся признаться себе самому, как устал от бесконечных Надиных истерик.

— Что это у тебя так дымно?

— Я масло подсолнечное перекаливала, — объяснила Надя. — Сейчас окно открою, проветрю. Иди в комнату, ужин туда принесу.

Во время ужина Илья Николаевич похвастался:

— Знаешь, Надюша, сегодня такое письмо славное получил. От камчатских коллег.

Он пересказал жене содержание письма.

— Самое приятное, что я никого из них лично не знаю, то есть благодарность не по знакомству.

Надя слушала рассеянно, занятая своими мыслями.

— Спасибо, — поблагодарил Илья, отодвинув тарелку. — Давай посмотрим пленку, — предложил он. — Что там за красоты такие. Мы ведь действительно в тех краях не были. Вот после операции окрепнешь, и можно будет съездить.

Надя разговор об операции не поддержала, но пленку посмотреть согласилась. Илья достал из «дипломата» кассету, вставил ее в видеомагнитофон, сел на диван рядом с женой.

На экране действительно появились лесные красоты. Высокие ели и сосны, кусты с какими-то красными ягодами. Однако через минуту изображение исчезло, а еще миг спустя на экране возникла полупустая комната. В глубине комнаты на высоком ложе барахтались два обнаженных тела, мужское и женское. Они черт знает что вытворяли. Такую порнографию Илья Николаевич видел только однажды, включив как-то по ошибке полуночный эротический канал телевидения.

— Что это? — ошеломленно спросил он.

Надежда в ужасе смотрела на экран. «Это не я!» — пронеслось в ее сознании. Но тут в кадр крупным планом попало ее отрешенное лицо с полуприкрытыми глазами.

— Это ты?! — вскричал муж.

Надя вскочила, бросилась к экрану. Илья схватил ее за руку.

— Нет, постой! — закричал он. — Что все это значит? Что это за мерзость?

Он переводил взгляд с экрана на жену и снова на экран. Его рассудок отказывался воспринимать увиденное. Надежда забилась в его руках, зарыдала.

— Это все Нина! — закричала она.

— Нина? — Илья наконец пришел в себя. — Опять Нина? Это что, Нина на экране е…?

Илья впервые в жизни выкрикнул матерное слово. Надя опять задергалась в его руках.

— Я вас всех ненавижу, вы хотите от меня избавиться! — закричала она. — Я… я не хочу жить!

— Мне осточертели твои истерики! — закричал в ответ Илья. — Всю жизнь я терплю твой кошмарный характер. Но всему есть предел! Ты жить не хочешь? — в ярости сузил он глаза. — По-моему, ты очень даже с удовольствием живешь, пока я работаю!

Надежда буквально взвыла, вырвалась из рук мужа, бросилась на кухню. Она вытряхнула на себя ящик стола. По полу рассыпались различные таблетки, женщина бросилась перебирать их, но руки ее не слушались, а глаза ничего не видели. Потом она схватила большой кухонный нож, но тоже бросила его. Наконец взгляд ее упал на раскрытое окно. Примерившись, Надя подставила табуретку, встала на подоконник, держась руками за раму.

Илья, одержимый каким-то мазохистским чувством, все еще смотрел на экран, когда возня на кухне усилилась. Вбежав туда, он увидел стоящую на подоконнике Надежду.

— Надя! Прекрати спектакль! — закричал муж.

— Я вас всех ненавижу, — повторила она и шагнула в оконный проем.

…Похороны Надежды Михайловны были тихими. Присутствовало несколько преподавателей из медицинского института, где работала Надя. Поскольку в дом Висницких никто из них вхож не был, коллеги Надежды, проводив ее в последний путь, откланялись на кладбище и поехали на работу, где и помянули усопшую. Обсуждая трагедию, некоторые высказывали соображение, что страшное происшествие — не несчастный случай. Зная Надин неуравновешенный характер и неумолимый диагноз, который был ей недавно поставлен, кое-кто высказывал мысль, что Надежда не справилась со свалившимся на нее горем и покончила счеты с жизнью.

Вмиг состарившийся Илья Николаевич, поддерживаемый с одной стороны братом, с другой — невесткой, тоже покинул кладбище. Рядом с ними шел Иван, сын Нино и Сергея, пятикурсник, естественно, того же мединститута, где работала Надя. Юноша как раз вернулся после каникул, которые, как мы уже знаем, провел в Египте. Вано, так звали его родители, предупредительно распахнул перед родственниками дверцы «шевроле», сел за руль.

В пустом доме Ильи Николаевича, с завешанными темной тканью зеркалами, сновала невысокая крепенькая девушка. Это была племянница Нины Вахтанговны Тамара. Она прилетела из Тбилиси. Поминальный стол был изыскан и прекрасно сервирован.

На семейном совете, в который незаметно перешли поминки, было решено, что Тамара поживет пока у Ильи Николаевича.

— Тебе будет тяжело одному, — ласково поглаживая руку деверя, говорила Нино. — И Тамрико следует перебираться в Москву. Пока мы жили в Тбилиси, мы ее опекали. А теперь что ей там делать? Опасно жить, да и какая сейчас работа у актрисы? Театры закрывают. Мы — одна семья, нужно быть всем вместе, особенно в горе. — Нино все поглаживала руку Ильи. — Она за тобой ухаживать будет. Первые месяцы после потери — самые тяжелые. А потом мы ей квартирку купим. Может, и на работу ее устроишь. Пошлем ее на курсы секретаря-референта.

Илья Николаевич, видевший Тамрико раз в четыре-пять лет, когда они с Надей выбирались в Грузию в отпуск, отрешенно смотрел на почти незнакомую девушку. Ему совершенно не хотелось видеть в доме чужого человека, но мысль о том, что каждый вечер придется возвращаться одному в пустую квартиру, была еще более невыносима. Он согласно кивнул.

Вообще потрясение от случившегося еще не оставило его. Несколько раз он пытался поговорить с Нино, выяснить, что делала Надя за предшествовавшие трагедии дни. Но каждый раз натыкался на искренне недоуменный взгляд невестки. И обрывал себя. Есть вещи, которые не расскажешь даже самым близким родственникам. Илья Николаевич, и так-то отличавшийся замкнутым характером, никому не сказал о кассете. Правда, он связался с Камчатским облздравом и узнал, что никакой корреспонденции оттуда не отправляли. Но выяснять, кто снял этот жуткий фильм, у него не было сил. Да и какое это теперь имело значение? Надю не вернешь. И он сжег ненавистную пленку.

Прошло девять, потом сорок дней после смерти Надежды. Коллеги по работе все реже вспоминали ее.

…Тамара оказалась очень деликатной девушкой. Ее присутствие не стесняло Илью Николаевича. Напротив, он даже привязался к ней. И когда Нино купила племяннице однокомнатную квартиру, стал скучать. Мысль устроить ее к себе на работу, показавшаяся на поминках совершенно неуместной, все чаще посещала Илью. Основным мотивом было то, что Илья Николаевич видеть не мог свою пожилую секретаршу, вручившую ему злосчастную кассету.

И Тамара заняла ее место.

В один из вечеров, вскоре после смерти Нади, Нина Вахтанговна, сидевшая перед зеркалом и наносившая на холеное лицо вечерний крем, сообщила мужу, что приняла решение включить Альгериса в работу.

— Это опрометчивое решение, Нино! — сказал лежавший в постели муж. — Ведь он был на пленке. Я считаю, от него вообще следует избавиться.

— А я так не считаю, — спокойно ответила Нина Вахтанговна. — Во-первых, Тамрико говорила, что Илья сжег пленку. Вряд ли он и запомнил-то его. Наверняка в шоке был. Во-вторых, они нигде не встретятся. Я ведь не собираюсь брать его на семейные вечера. И в-третьих, этот мальчик мне абсолютно предан. Он сделает все, что я попрошу.

— Ах вот как… — усмехнулся Сергей.

— Да, так. А такими людьми не бросаются.

— Смотри, это — риск.

— Кто не рискует, тот… и так далее. Вон операция с Надеждой тоже была рискованной, а удалась на все сто.

— А если этот Альгерис все же пересечется с Ильей? Нельзя же все предугадать на всю последующую жизнь.

— Не пересечется. Никогда и нигде. Это я тебе обещаю.

Нино потушила свет, легла в постель, отвернувшись от мужа.

…А ленивый студент Саша Семенов, узнав о смерти преподавательницы, выбросил ампулу с неизвестным веществом, которую Надежда Михайловна дала ему для анализа. Кому охота делать работу, результаты которой никто не спросит? Во всяком случае, не ленивым студентам.

Майор Мальков пребывал в прекрасном расположении духа. Этому способствовало и яркое весеннее солнце — на дворе стоял апрель, — и существенно повысившееся за прошедшую зиму благосостояние майора. Операции по передаче поступающего из Дели груза проходили регулярно и пополняли семейный бюджет Юрия Владимировича весьма основательно. Был куплен «опель», пусть подержанный, но в отличном состоянии. В доме майора радовала глаз различная бытовая техника. Принарядились жена и дочка, одаривая главу семейства своей любовью. Короче, психологическая усталость майора прошла и даже алкогольная зависимость растаяла как зимний снег. Во-первых, он был постоянно за рулем, а во-вторых, дело требовало трезвой головы.

Набрать необходимую команду, как и предвидел «деляга» (так называл Сергея Висницкого майор), не составило труда. Кто же откажется подзаработать, когда с каждой операции люди получали сумму, существенно превышавшую зарплату! Юрий Владимирович слабо верил в то, что из Дели поступают индийские камушки, но какое его дело, что там, в этих ящиках?

Меньше знаешь, крепче спишь. К тому же с «делягой» свел его Грузин, а он был не последним человеком в очень серьезном ведомстве. Следовательно, работодатель — человек с солидной «крышей». Итак, команда была набрана. В нее входил и человек «деляги», молчаливый прибалт. Фамилия у мужика была заковыриста, Мальков отчаялся ее запомнить и называл парня просто Латыш. Латыш был оформлен водителем почтовой машины. Сам он груз никогда не возил, но сопровождал каждый рейс. Что ж, хозяин — барин. Тот, кто платит большие деньги, имеет право застраховать себя от случайностей, это майор понимал.

Обычно дело происходило так, как и обрисовал «деляга» за светлой памяти рождественским хашем. Груз из самолета поступал в бункер разукомплектовки. Туда подъезжали две почтовые машины. Одной из них непременно управлял Латыш. Ящики с грузом перекидывали в другую машину, закидывая их тюками с почтой. Затем оба микроавтобуса направлялись к восьмому КПП. Латыш всегда проезжал первым, прощупывая обстановку. Если кому-либо из вохровцев приходила в голову мысль досмотреть проезжающих, то, прошмонав Латыша, они успокаивались и на второй микроавтобус, в котором к тому же сидел милиционер, входящий в команду, махали рукой. На шоссе Латыш пропускал вторую машину вперед, следуя сзади до места передачи груза. В лесочке их ожидали. Причем автомобили каждый раз менялись, как и сидящие в них люди. Довольно часто груз принимала какая-то молодая баба, тоже большая любительница менять внешность.

Так рассказывали Малькову водители.

Юрий Владимирович постоял на летном поле, жмурясь в лучах весеннего солнца. Полюбовался на совершающих посадку или взлетающих «стальных птиц». Время повальных авиакатастроф еще не наступило, и зрелище победы человека над воздушной стихией радовало глаз майора Малькова. А душу его радовало то обстоятельство, что очередной рейс из Дели, суливший ему двести пятьдесят тысяч рубликов, должен был состояться сегодня. Так сказал вчера Латыш.

Юрий Владимирович как раз и увидел Латыша, копавшегося в машине напарника, второго водителя. Это тоже было условием «деляги» — Латыш перед каждым рейсом обследовал почтовую машину, которая должна была везти груз. Чтобы не было неожиданностей на дороге. Тоже правильно, с уважением подумал о «деляге» Мальков. Предусмотрительный мужик этот «деляга»!

Юрий Владимирович и не подозревал, насколько предусмотрителен его работодатель.

Благодаря прекрасной погоде самолет из Дели прибыл точно по графику. Мальков из окна своего служебного кабинета видел, как покатились на разгрузку вагончики с багажом, как подъехали к бункеру две почтовые машины. Майор вышел из кабинета и начал обходить посты вверенного ему батальона. Он двигался таким маршрутом, чтобы подойти поближе к восьмому КПП. Все-таки каждый раз перед выездом машин через пропускной пункт майор замирал от внутреннего страха. Это место было самым опасным во всей цепочке движения груза.

Вот к КПП подъехала машина Латыша. За ней следовала вторая почтовая машина. Микроавтобусы замерли перед воротами. Из будки охраны высунулся веснушчатый парень, что-то прокричал Латышу, весело улыбаясь. Тот что-то ответил, от чего вохровец радостно заржал, хлопая себя руками по бокам. Парень исчез, ворота начали медленно разъезжаться в стороны.

«Обаятельный мужик этот Латыш, — подумал Мальков. — Как это важно в таком деле! Нет, „деляга“ определенно молодец», — с облегчением сказал себе Мальков, видя, как машины проезжают через КПП. Перекрестившись, Мальков отправился в свой кабинет.

Эти минуты были последними счастливыми минутами в жизни майора.

Иван Висницкий вышел из стен родного института на Вадковском переулке. Подумав несколько минут, идти ли ему в сторону «Менделеевской», чтобы ехать домой, или в сторону Савеловского вокзала, чтобы навестить Наташку, юную буфетчицу из привокзального кафе, с которой крутился романец, юноша, естественно, выбрал направление Савеловского вокзала.

Вано, красивый юноша, пошел статью в свою мать, Нину Вахтанговну. Он был сухощав, черноволос. Жгучие карие глаза сводили с ума однокурсниц. Но Вано принципиально не имел связей с интеллигентными девушками. Хлопот не оберешься. Одно-два свидания, и барышни начинают пускать корни прямо на полу. А когда пытаешься объяснить, что ты свободный человек, начинают рыдать и угрожать черт знает чем. Вон у дяди Ильи жена доугрожалась…

Нет, Вано предпочитал простушек, особенно работниц общепита, которых еще не прекратили раз в три месяца проверять на все опасные болезни. Эти девушки были безопасны в смысле нежелательных инфекций, веселы и доступны. К тому же они не знали, из какой влиятельной и состоятельной семьи этот черноокий красавец, и радовались просто тому, что столь симпатичный, щедрый молодой человек обращает на них свое внимание.

В кафе, как всегда, было многолюдно. Здесь ошивались и привокзальные торгаши, и нищие, запросто спускавшие за полчаса месячный оклад какой-нибудь учителки и через час-полтора приходившие снова с не меньшей суммой, собранной с других сердобольных граждан.

Наташка стояла за стойкой, сдувая со лба русую прядь и весело переговариваясь с посетителями.

Вано постоял минутку, любуясь девушкой. Как всякий человек, выросший на Кавказе, он предпочитал блондинок. Юноша уже собрался подойти к своей пассии, когда его внимание привлек мужской голос.

— Т-ты не понимаешь, — пьяно доказывал кто-то очень знакомый, — полипептидные препараты смогут предупреждать даже СПИД!

— Ага, — хрипло отвечала какая-то баба.

— Нет, не ага, — заводился голос, — не ага, а предупреждать!

Вано остолбенело замер. Господи, кто же это? Он обшаривал глазами тесно забитое помещение, пытаясь отыскать знакомого в клубах табачного дыма. Знакомых лиц не было. Но вот опять тот же голос:

— С использованием липосомной технологии можно создавать…

Вано наконец увидел говорившего. Высокий, нескладный молодой человек в грязной, изорванной куртке, с засаленными, отросшими волосами, покачиваясь, стоял у одного из столов. Рядом с ним переживала за судьбы медицины опухшая рябая тетка. Вано не поверил своим глазам. Он протиснулся к столику, пристроился рядом. На столике стояла бутылка самой дешевой водки. Вано знал, откуда она поступает в это заведение, и содрогнулся. Между собеседниками лежала одинокая, усохшая до состояния мумии вобла, которую они попеременно растаскивали каждый в свою сторону.

— Игорь? — не веря своим глазам, спросил Вано.

— Ну Игорь, и что? — перевел на него пьяный взор оратор.

— Ветров? — все еще не верил студент.

— Приветров, — гнусно хихикнула баба.

— Ты кто? — сфокусировался на Иване Игорь Ветров.

— Я — Ваня Висницкий. Помнишь всесоюзные школьные олимпиады по химии?

Ханыга всмотрелся в лицо Ивана, замолчал.

— Да, — тихо сказал наконец Ветров и заплакал.

Через десять минут они уже сидели вдвоем в чертогах буфетных подсобок. Наташка наливала патлатому горячую солянку, с тревогой глядя на Вано, который все утешал плачущего знакомца.

На столе стояла принесенная Иваном «Смирновская». Через полчаса Игорь Ветров рассказал наконец свою историю.

— …Представляешь, Ваня, я возвращаюсь домой после этого ученого совета, где отчет прошел просто на ура, а Лизы дома нет. Восемь вечера — нет, десять — нет, полночь — нет! Я обзваниваю всех знакомых, ее нигде нет. Я обзваниваю больницы, морги, все отделения милиции — нет! Проходит ночь, день — ее нет. Звоню подруге ее по универу, Лидке. Та мнется, ты, мол, не волнуйся. Как не волнуйся? Она жена моя, а ее нигде нет. Налей!

Вано налил Игорю рюмку. Тот опрокинул ее не закусывая. Его трясло.

— Ну вот. Через три дня я иду с заявлением в милицию. Пропала жена. Заявление не берут. Хихикают. Может, говорят, и не пропала. Может, найдется. Еле-еле втиснул им. Проходит две недели. Ты представляешь себе? Две недели я ничего не знаю. Может, ее изнасиловали и убили. Сколько таких случаев. Вот. Две недели я сам почти не живой. Не могу ни пить ни есть. Курить начал. Потом вдруг приходит письмо. Так и так, Игорек, ты — нищее ничтожество. Ты обманул мои ожидания. Я люблю другого человека, я уехала. Гуд-бай! А? Как? Я, оказывается, обманул ее ожидания! А чего она от меня ожидала-то? Что я воровать пойду? Смотрю на штемпель — письмо из Москвы. Кто у нее в Москве? Почему? Ничего не понятно. Главное, накануне еще у нас с ней постель была. И все было нормально. Как это? Как это, Ваня?

Игорь опять зарыдал. Вано поспешно плеснул ему водки.

— А дальше что?

— Дальше? Оформляю отпуск, собираюсь ехать в Москву искать ее. А буквально перед отъездом в квартиру звонок. Открываю — два бугая стоят. Вы такой-то? Я. Разрешите войти? А в чем дело? Мы по поводу вашей супруги. Тут я их, конечно, впустил. Они вежливо так сели. Говорят, мол, жена ваша хочет с вами развестись. Подпишите бумаги. Я прошу объяснить, где она, с кем она. Они твердят одно и то же — подпишите бумаги. Я говорю — подписывать без нее ничего не буду. — Игорь замолчал, опустил голову.

— Ну? — не выдержал Вано.

— Били всю ночь. Ребра переломали. Я подписал все бумаги, они исчезли. Месяц в больнице отлежал. Как вышел, приехал в Москву. Хочу найти ее, в глаза посмотреть.

— Ты что же, без денег приехал? — изумился Вано.

— Нет, я на работе занял и отпускные получил. Только у меня ведь никого нет в Москве. На вокзале тетка какая-то предложила комнату. Я и пошел к ней. А у нее еще пятеро жильцов. Уговорили выпить. Утром встал — бумажника нет. Вот хожу теперь по вокзалам. Но я ее все равно найду. Мне мужик один обещал…

— Что же я тебя здесь раньше не видел? — удивился Вано. — Я уж месяц сюда захаживаю.

— А я раньше на Комсомольской кантовался. Но там ментов много.

— На что же ты живешь?

— А бабы прикармливают. Им подают, они меня угощают. Ага…

Игорь, уронив на стол голову, заснул.

…По роковой случайности в тот же солнечный апрельский день, когда рейс из Дели благополучно завершился в аэропорту Шереметьево, в столице произошла перестрелка между одной из криминальных группировок и сотрудниками налоговой полиции. Драма разыгралась возле столичного банка, где предполагалось задержать некоего авторитета, имевшего при себе, по оперативным данным, крупную сумму валюты. Однако криминалы оказали неожиданно стойкое сопротивление. В грохоте автоматных очередей полегли два сотрудника физзащиты и несколько мирных граждан, проходивших, на свою беду, мимо злополучного места. И хотя противники потеряли в перестрелке половину личного состава, самому авторитету удалось скрыться с места происшествия. Что, впрочем, немудрено. Ведь в его охране работали исключительно бывшие спецназовцы. Пустой «БМВ» авторитета был обнаружен в одном из переулков. Рассвирепевшие сотрудники милиции начали проводить облавы по всей столице. Омоновцы вваливались в престижные клубы, места тусовок преступного мира, гаишники проводили бесконечные проверки на дорогах. Московские автомобилисты безнадежно опаздывали в тот день к месту назначения из-за нескончаемых проверок документов. Были перекрыты все въезды и выезды из столицы. Несколько усиленных омоновцами постов возникли и на дороге в Шереметьево.

Сергей Николаевич Висницкий находился в своем офисе, когда в его сотовом телефоне раздался взволнованный голос Грузина. Томаз сообщил о поднявшемся «шухере», посоветовав Сергею затихариться со своей деятельностью на несколько дней. Хорошенькое дело! Груз из Дели прибывал именно сегодня. Сергей посмотрел на часы.

Почтовые машины с маркировкой «Аэрофлот» уже мчались по шоссе. Альгерис как раз прижался к обочине, пропустив вперед первый микроавтобус, и, выждав несколько секунд, собирался следовать дальше, когда запиликала его «дельта».

— Ты где? — нервно спросил его Сергей Николаевич.

— На шоссе, — ответил Альгерис. — Пока все нормально.

— Немедленно прекращай операцию! На дорогах проводят досмотр! Где машина с грузом?

— Впереди. Метров за двести.

— Свяжись с водилой, заворачивайте с дороги.

Альгерис передал команду по рации в первый микроавтобус. Но было уже поздно. Сразу за поворотом дороги на шоссе стояли несколько дальнобойных трейлеров, почти полностью преграждающих путь. А стоявший перед фурами гаишник энергично отмахивал жезлом, призывая микроавтобус остановиться.

— Дорога перекрыта, — закричал в рацию Григорий, водитель микроавтобуса. — Гаишники всех тормозят!

— Его тормозят, — доложил Альгерис в трубку.

— Применяй нулевой вариант! Немедленно! — Сергей Николаевич дал отбой.

Альгерис вынул из-под сиденья маленький черный предмет.

Микроавтобус неуверенно петлял по шоссе. Сопровождавший Григория сержант Галлютдинов кричал в рацию:

— Латыш, что нам делать? Нас тормо…

Альгерис нажал кнопку. Голос Галлютдинова потонул в грохоте взрыва. Столб грязной воды и дыма, напоминающий атомный гриб, был последним видением, которое уловило сознание находившихся в машине людей.

Горели развороченные останки микроавтобуса, разорванное тело гаишника выбросило на середину шоссе. После минутного шока к месту аварии побежали люди.

Картины этой Альгерис не видел, так как трагедия разыгралась за поворотом шоссе. Но грохот взрыва был слышен более чем отчетливо. Альгерис выпрыгнул из машины через правую дверцу, проколол толстым шилом переднее колесо, затем скрылся в лесочке. Чуть погодя вышел на дорогу, застегивая брюки, достал запасное колесо и принялся за работу. За этим занятием его и застали подъехавшие на «мерседесе» гаишники.

— Смотри, тоже аэрофлотовская машина, — сказал напарнику один из них.

— Мужики, чего там стряслось? — испуганно улыбаясь, спросил Альгерис.

— Документы, — не отвечая на вопрос, потребовал гаишник. Рядом с ним вырос здоровенный омоновец.

— Пожалуйста, — с готовностью ответил Альгерис. — Вот права, вот путевой лист. А что там произошло-то? Чего это бабахнуло? Я от неожиданности на проволоку наскочил, — все тараторил он, показывая на валявшийся на дороге клубок проволоки с торчащим из него острым концом.

— Открой салон, — не отвечая на вопросы, приказал омоновец.

Но досмотр машины ничего не дал. Багаж состоял исключительно из мешков с почтой. В кабине водителя тоже ничего подозрительного обнаружено не было. Там не было даже трубки радиотелефона. Действительно, откуда бы у простого водителя могла быть такая дорогая игрушка?

— Ты один в рейс выехал? — спросил гаишник.

— Нет, впереди еще одна наша машина шла. А что? Это… они грохнулись? — натурально побледнев, округлил глаза Альгерис.

— Они… — буркнул гаишник.

— И что? — в ужасе прошептал тот.

— Что? Так долбануло — костей не соберешь.

— Что же это творится? За что их? Господи, как я теперь поеду-то? У меня вон руки трясутся.

— Мы тебя сейчас сами отвезем. Попробуешь останки опознать. И показания дашь. Запирай свою тачку.

Альгерис покорно запер машину, пошел к милицейскому «мерседесу».

Известие о взрыве быстро достигло Шереметьева. Майор Мальков сидел в своем кабинете ни жив ни мертв. Очень хотелось выпить, но в аэропорту появились муровцы, и майор крепился. Вызвали для допроса начальника транспортной службы, потом проводили обследование грузового отделения. Допрашивали грузчиков, водителей. Уже вечером очередь дошла и до Малькова.

Молодой оперативник записал его паспортные данные.

— Как организована патрульно-постовая служба аэропорта? — спросил он.

— В батальон ППС входят три роты… — начал Мальков. Он подробно описал задачи вверенной ему службы. — …В обязанности моих людей входило и сопровождение почтовых машин, — стараясь говорить твердым голосом, закончил майор.

— Что вы можете сказать о Галлютдинове?

— Ничего особенного, — осторожно ответил Мальков. — Работал неплохо.

Ответив еще на несколько вопросов, Юрий Владимирович, по-свойски улыбнувшись, спросил:

— Слышь, лейтенант, я сам в угрозыске работал. Ты мне скажи, что там стряслось-то?

Оперативник, уставший за день от бесконечной писанины, закурил.

— Что? Заминирована была машина ваша почтовая. Мина с дистанционным управлением. Шарахнуло так, что все в клочья разлетелись. Парень ваш, шофер из второй машины, чуть в обморок не грохнулся, когда его опознавать подвели. Там опознавать-то нечего.

— А-а, — протянул Мальков, тоже потянувшись за сигаретой. Он глубоко, несколько раз затянулся. — А где второй шофер-то?

— Дал показания и домой отпросился. Звонил в аэропорт из отделения. Попросил, чтобы машину с дороги забрали. Мол, за руль сесть не может. Говорю же, он в шоке был. Подпишите протокол с вашими показаниями, — протянул оперативник исписанный листок.

Мальков машинально пробежал глазами строчки, поставил подпись.

Вернувшись в кабинет, он позвонил в аэрофлотовское кафе, попросил принести бутылку водки. Бутылку принес один из грузчиков, включенных в команду.

— Это что же такое, Владимирыч? — потоптавшись на пороге, спросил грузчик. — За что ребят гробанули?

— Откуда я знаю? — нервно ответил Мальков. — Иди. Узнаю — завтра объясню.

Грузчик все не уходил.

— Я вот чего. Я хотел сказать, что я с этой темой завязываю, Владимирыч. И ребята наши то же самое просили передать. Ну его. Менты сегодня всю душу вытрясли. Мы на такой расклад не подписывались.

— А на что вы подписывались? — зашипел майор. — Просто бабки снимать за здорово живешь? Бесплатный сыр знаешь где бывает?

— Ты не ори, — остановил его грузчик.

Майор, собственно, и не орал, а говорил шепотом. Но это был тот самый шепот, который сотрясает галерки.

— Ты с кем разговариваешь? — опять зашипел майор. — Вы что там, совсем в штаны от страха наложили?

Он распечатал бутылку, налил водки, залпом опрокинул стакан.

— Из темы решили выйти? Что ж, выходите. Только не забудьте, денежки вы за сегодняшнюю операцию уже получили. А груз до места не дошел. Так что за вами должок. И помните, что это вы своими ручонками ящики в почтовые машины перекидывали, а не на таможню отправляли. И вывозил их тоже не я. Так что язык за зубами попридержите.

— Бабки-то ты платил, — не унимался грузчик. — Значит, ты и с барыгой связан. А что за сегодняшний рейс получили, отдадим. Еще и потратить-то не успели. А язык никто и не распускал. Дураки мы, что ли? Только на хрена эти бабки, если тебя в клочья разнесет? На похороны? Слышь, Владимирыч, должно быть, очень крутой товар был в этих ящиках. А ты говорил: камушки, тряпочки. За тряпочки не взрывают.

Майор хватанул еще порцию водки.

— Короче, разбор полетов будет завтра. А пока вали отсюда.

Когда дверь за грузчиком наконец закрылась, Мальков вскочил, начал вышагивать по тесному кабинету. Первое, что он почувствовал, была обида. Надо же, такое выгодное дело заваливалось!

Первоначальный испуг совсем было прошел: раз машина — вдребезги, то и товар — в клочья! Значит, никаких вещдоков, думал майор, пользуясь терминологией своей первой профессии.

А эти козлы перепугались! Ну, хватануло двоих, что же делать? На войне как на войне! Ерунда!

Машину разнес Латыш, это понятно. Вот зачем он в моторе перед каждым рейсом копался! Но Латыша отпустили. Так сказал опер из МУРа. Значит, не нашли у него ничего. Что ж, наберем новую команду. А может, завтра и эти отойдут. Это сначала — страшно. А потом привыкаешь. И где они сегодня на жизнь заработают?

Майор совсем успокоился. Достал из холодильника бутерброды, заботливо приготовленные женой. Налил себе еще водки. Пить, конечно, не следовало. Но сегодня день стрессовый. А, напьюсь и переночую в гостинице нашей, подумал майор. Надо же хоть изредка расслабляться! Выпив залпом полстакана, начал смачно жевать бутерброд с твердокопченой колбасой.

«К преступной деятельности меня склонил майор Мальков. Именно Мальков передавал мне деньги за каждую операцию. И именно он был связан с получателем груза…» — эти слова произносил только что покинувший кабинет грузчик Потапов. А говорил он их в зале суда, находясь за отгороженным решеткой пространством.

Картина, возникшая в сознании Юрия Владимировича, была столь отчетлива, что рука с надкушенным бутербродом замерла в воздухе, не совершив посадки по месту назначения.

Так. А ведь в лицо «делягу» знает только он, Мальков. И даже грузчик Потапов понял своими недоразвитыми мозгами, что груз был опасен. Настолько, что «деляга», не задумываясь, отправил на тот свет двоих людей. «Ваша дочка ходит в школу через дорогу. А на дороге всякое случается…» — вспомнил Юрий Владимирович слова «деляги», сказанные в армянском ресторанчике.

Лоб его покрыла испарина. А ведь в самой большой опасности именно он сам, понял наконец майор. И его семья. Он быстро набрал номер.

— Але, — отозвался голос жены.

— Зина, это я. Как у вас дела?

— Все нормально.

— А где Аленка?

— В школе. У них дискотека сегодня.

— Немедленно иди за ней, — закричал Мальков. — Нет, стой, никуда не ходи! — тут же отменил он первое указание. — Сиди дома, никому не открывай. За Аленкой я сам заеду.

— Да что случилось? — перепугалась жена.

— Ничего, Зина, ничего, — попытался успокоить ее и себя Мальков. — Жди, я скоро буду.

Через двадцать минут «опель» майора Малькова покинул территорию Шереметьева. Было уже довольно поздно. Фары автомобиля разрезали вечернюю тьму. На одном из перекрестков Дмитровского шоссе навстречу «опелю» на бешеной скорости рванул грузовик. Он врезался в автомобиль Малькова, проволок его несколько метров, потом, не сбавляя скорости, скрылся в темных вечерних закоулках.

— Передаем сводку дорожно-транспортных происшествий. В нашей студии, как обычно по утрам, капитан ГАИ Павел Дмитриевич Теремков. Вам слово, Павел Дмитриевич.

— Вчера, около десяти часов вечера, на Дмитровском шоссе был сбит автомобиль марки «опель». Номерной знак… — капитан назвал номер автомобиля. Камера показала смятую в гармошку машину майора Малькова. — Водитель «опеля» скончался на месте происшествия. Виновник трагедии скрылся. Лиц, располагающих сведениями об этом ДТП, просим позвонить по телефону… — Белой строкой побежал внизу экрана номер телефона. — Однако, — продолжал капитан, — и сам пострадавший находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. Будучи трезвым, он, возможно, смог бы избежать столкновения. Уважаемые москвичи и гости столицы! Еще раз хочется напомнить о том, что ваша жизнь…

Сергей Николаевич, щелкнув «лентяйкой», выключил телевизор.

— Черта с два смог бы избежать… — проговорил он вслух.

Они с Нино еще лежали в постели. Утреннее солнце пробивалось сквозь пунцовые шторы.

— Что ж, твой Альгерис действительно молодец! — повернулся к жене Висницкий. — Две такие операции за один день — и без единого прокола!

— Он и в милиции побывал вчера. И тоже без проколов! — с гордостью проговорила Нино.

— Ладно, пусть отсидится с месяц в Польше, отдохнет. Заслужил. Там его какая-нибудь полячка молодая соблазнит… — подначивал жену Сергей.

— Заткнись, — оборвала его Нино. — Он уже звонил мне. Просит разрешения вернуться через неделю.

В этот момент зазвонил телефон.

— Может быть, опять он, — предположила Нино.

Но в трубке раздался мужской голос с грузинским акцентом.

— Серго, батоно, как дела, как жизнь?

— Спасибо, Томаз, дорогой, твоими молитвами. Как ты, генацвали?

— Помаленьку, помаленьку. Послушай, дорогой! Завтра Пасха. Хочу поздравить тебя. Мне и праздник не в праздник, если тебя, дорогой, не увижу!

— В чем дело, генацвали? Приходи сегодня же! Нино сациви приготовит. Ты всегда желанный гость в нашем доме!

Отключив трубку, Сергей взглянул на жену.

— Что это он? Кажется, нигде не наследили?

— Придет — скажет, — пожала плечами Нино. Но поспешность, с которой она выбралась из постели, выдавала беспокойство.

— Я сегодня в офис, пожалуй, не пойду, — решил Сергей. — Надо в церковь сходить. Свечку поставлю за усопших. Потом вернусь, тебе помогу. Значит, Пасха? А сегодня еще Великий пост? И вчера был, и позавчера… Надо же! — покачал головой Сергей, отправляясь в ванную.

…Томаз пришел около семи вечера с неизменным букетом роз для Нины.

Застолье, как по написанному сценарию, опять началось с взаимных цветистых пожеланий здоровья и благополучия. Хозяева выжидающе смотрели на гостя. После двух-трех тостов и воздания должного кулинарным талантам хозяйки Томаз отер салфеткой жирные губы.

— Вчера на шоссе из Шереметьева взрыв был. Ваша работа, Серго, батоно?

— Наша, — вздохнул Сергей. — Когда ты позвонил мне, Томаз, дорогой, машина с грузом уже на шоссе была. Ничего не оставалось, как убрать ее.

— Убрали, да не все…

— То есть?

— Представь, в одном из ящиков уцелели ампулы. Они бы сгорели, но пожар быстро потушили. Ампулы отправили на экспертизу.

Сергей потер виски, закурил.

— Что из этого вытекает? — вслух подумал он.

— Вытекает, что со дня на день будут результаты анализа и муровцы снова накинутся на аэропорт. Всех перетрясут, будьте уверены. А когда в операции задействован не один десяток людей, кто-нибудь да расколется.

— Ну, пусть трясут, — подумав, ответил Сергей. — В Дели я уже дал знать, чтобы поставок в ближайшее время не было. Никто из участников операции нас не знает. Из живых участников… — уточнил он. — Кроме Альгериса.

— Вот-вот. Документы прибалту делали мои люди. Кем он там в отделе кадров значится? — как бы забыл Томаз.

— Валдис Аусеклис, — проронила Нино.

— Да-да… А документы Валдису мои люди делали, — повторил Томаз.

— Его уже нет в Москве, — торопливо сказала Нино.

— Это хорошо, что нет. Пусть пока и не будет. Но по большому счету это дела не меняет. Одним словом, я прошу вас, дорогие, через аэропорт больше не работать. Хотя бы полгода. Вообще, зачем вы покинули наш благословенный край? Там ты, Серго, был полный хозяин. А здесь каждый мент может начать копать под тебя, дорогой. А в столице всяких разных органов ой как много…

— Ты же знаешь, батоно, я не от хорошей жизни уехал! Да ты и сам не в Тбилиси живешь!

— Так-то оно так. Но уж больно беспокойное дело ты ведешь, дорогой. Может, переключиться тебе на финансовую деятельность? Банк какой-нибудь купить.

— Чтобы в Москве банк купить, мне еще пару лет надо собирать необходимую сумму. Спасибо за совет, Серго, дорогой. И за хлопоты о нас спасибо.

Сергей достал еще более пухлый, чем в прошлый раз, конверт, протянул его Томазу.

— С Пасхой тебя, дорогой!

— И тебя, дорогой!

Томаз потянулся к Сергею мясистым ртом, троекратно расцеловался. Потом, с видимым удовольствием, повторил тот же спектакль с Нино.

Когда дверь за гостем закрылась, Нино, схватив сигарету, выругалась:

— Гамахлебуло! Деньги берет, а неприятностей не хочет! Жирный индюк! Ишь, в православные заделался, чучхиани! Скажите, документы его люди делали! Не нужны нам его услуги! В конце концов, Альгерис может жить и по своему настоящему паспорту. Когда вернется.

— Подожди, Нина, — остановил ее муж, все растирая виски. — Ты слышала, что он сказал? Взяли ампулу! Как я устал, — простонал Висницкий. — Только наладишь дело, только начинают идти настоящие деньги — и все рушится! Эти бесконечные срывы доведут меня до инсульта!

— Потому что надо было в свое время покупать документацию на «китайский белок», — опять вспомнила Нино. — Делали бы где-нибудь на окраине города, и никаких транспортных накладок!

— Опять ты за свое! — не выдержав, закричал Сергей. — Ну не купил я эту проклятую документацию, что же делать? Ты всю жизнь меня этим долбать будешь?

В этот момент из своей комнаты вышел Вано.

— Послушайте, родители, а у меня к вам есть предложение… — сказал молодой человек.

Игорь Ветров проснулся от ощущения какой-то стесненности дыхания. Ему даже приснилось, что его хоронят, укладывая на тело тяжелую каменную плиту. Он открыл глаза и увидел здоровенную крысу, сидевшую на его груди и внимательно на него смотревшую маленькими злобными глазками. Игорь так страшно закричал, что тут же вскочила спавшая рядом рябая тетка, проснулись и несколько других обитателей подвала. Крыса лениво спрыгнула и не спеша удалилась за толстую трубу отопления.

— Ты че орешь, Доцент? — угрюмо спросил Игоря одноногий Мишка-десантник. — Сейчас так накостыляю, три дня на улицу не выйдешь.

— Правда, что людей-то будишь, скаженный? — укорила его рябая соседка, снова укладываясь на грязное тряпье.

Игорь сел, подтянул под себя ноги, достал пачку «Магны». В ней лежало аж шесть разномастных сигарет и две беломорины — все, что удалось выпросить за вчерашний вечер. В той же пачке находился и коробок спичек. Игорь закурил. Красный огонек сигареты при каждой затяжке высвечивал темный угол, где копошились бурого цвета чудовища.

Странно, когда он работал в своем институте, он совсем не боялся крыс. Воспринимал их просто как лабораторный материал. Легко брал в руки, вводил препараты. Потом заражал животных всякими страшными болезнями. В одних случаях разработанные им препараты защищали подопытный материал от гибели. В других — крысы умирали мучительной смертью.

И вот теперь они, словно сговорившись, преследовали его. Ни на кого из обитателей подвала крысы не обращали никакого внимания. А к нему каждую ночь подбиралась косматая тварь, то ухитряясь цапнуть за палец, то безмолвно смотря на спящего Игоря. Как вот эта, которую он только что согнал со своей груди. Будто вопрошают, за что я загубил их белошерстных сородичей, подумал Игорь. Вот и не верь после этого в Бога или во всякую чертовщину!

«Но ведь я делал это для людей, Господи! — взмолился Игорь. — Не можем же мы испытывать новые вещества на людях! Каждый вид борется за свое существование, Господи! И я работал на свою страну!» — так неумело доказывал Ветров свою правоту неведомым потусторонним силам.

— И чего ты достиг? — спросил он себя в который раз. — Страна не нуждается в тебе. Даже собственной жене ты оказался не нужен. «Мой Лизочек так уж мал, так уж мал…» — пропел про себя Игорь. — Да уж, мал, да удал. Хватит! Я ее не найду, это ясно. Да если и найду, что ей скажу — грязный, вонючий ханыга? Она расхохочется мне в лицо. Нет, надо уезжать обратно! Можно затихариться в поезде, скажем, в тамбуре, и добраться до Бологого. А потом еще как-нибудь дальше, до Питера…

Каждую ночь, разбуженный крысами, он сочинял себе эту историю. Но начинался день, обитатели подвала приносили выпивку, рябая баба подносила Игорю, и после бессонной ночи, проведенной наедине с бурыми чудовищами, он выпивал первый стакан. А дальше уже шло как по писаному: после первого стакана непременно следовал второй, потом действие перемещалось в привокзальные пивнушки. А вечером полуголодный и в усмерть пьяный Доцент ненадолго забывался сном. До еженощной встречи с крысами…

Нет, сегодня он не будет пить! Надо только дождаться восьми утра, когда открывается Наташкино кафе. Наташка покормит и даст выпить кофе. После встречи с Ваней Висницким она изредка подкармливала Игоря. Он вспомнил, как в буфетной подсобке Иван говорил скопившемуся вокруг них народу: «Вы знаете, кто этот человек? Это самый светлый ум во всей нашей бывшей империи! Это химический гений!»

Толстозадые работники кафешки, поглядывая на дремавшего Игоря, недоверчиво посмеивались. Но бывшего маленького мальчика, Ваню Висницкого, представлявшего на всесоюзных школьных олимпиадах грузинскую столицу, в этом заведении уважали. И тень его могущества распростерлась над бедной головой бывшего гения Ветрова.

Игорь закурил беломорину. Все, курево кончилось. Но уже рассвело. Подкравшись к Мишке-десантнику, Игорь глянул на его командирские часы. До восьми утра оставалось двадцать минут…

Наташка, сладко позевывая, заступила на рабочее место. Сверила товар с накладными. Потом протерла металлическую поверхность стойки, навела порядок на рабочем месте.

— Наташка, тебя к трубе, — позвал ее из глубин кухни толстый, коротконогий повар Ашотик.

Девушка направилась к висящему на стене подсобки телефону.

— Ай, зря армянских мужчин не любишь! — воскликнул Ашотик, мимоходом облапив Наташку.

— Пошел ты… — отбиваясь, беззлобно отозвалась та.

«Нужны вы очень, коротконогие и толстозадые! — подумала обладательница безупречной фигуры, забыв, что именно Ашотику она заплатила своим юным телом за это выгодное местечко. — То ли дело грузины! Высоки, длинноноги, ну и все остальное… — Наташка вспомнила Вано. — Что же это Ванечка уже неделю не показывается?»

В трубке, легок на помине, заговорил густым баритоном Вано:

— Брошка, как дела?

Это так он ее называл — Брошка.

— Приехал бы да узнал, — обиженным голосом отозвалась Наташка.

— Приеду, милая. Ты моего гения давно видела?

— Этого-то? Доцента? — уточнила Наташка. — Ну, дня три не появлялся.

— Ну так вот, тебе дается боевое задание. Как придет в ваше заведение, задержи под любым предлогом и брякни мне на пейджер, — Вано продиктовал номер. — Плачу валютой.

— И только-то? — надулась Наташка.

— И всем остальным, само собой, — рассмеялся в трубку предмет Наташкиных грез.

Девушка вернулась к стойке. До открытия оставалось десять минут. Наташка принялась протирать стаканы, думая о Вано. Взгляд ее упал на окно. На улице, зябко ежась в рваной куртке, терпеливо перетаптывался с ноги на ногу Доцент. Вот уж воистину на ловца и зверь бежит! Наташка бросилась отворять двери.

— Так вот, этот Ветров — абсолютный гений. Папа, ты же должен помнить его. Ты был со мною на одной из олимпиад.

— Такой высокий, нескладный? — припомнил Сергей Николаевич.

— Ну да!

— Да, парень незаурядный, — согласился Висницкий.

— Незаурядный? Это значит ничего не сказать! У него абсолютное химическое чутье! Он чувствует молекулы кожей! Все задачи по синтезу, которые мы получали, он выполнял играючи.

— Ты говоришь, он опустился?

— Мы его поднимем! Мозги за пару месяцев не пропиваются. Есть рычаг, при помощи которого я заставлю его работать на нас! Это мой вопрос, я его решу. И если бы он был благополучен, фиг бы мы его заполучили! Прости, мама, — Вано глянул на Нину Вахтанговну. — Смотрите дальше: мы возвращаем его в Питер. Там у него квартира и знакомства. Арендуем площади и налаживаем производство.

— У нас в наличии только две ампулы «китайского белка». Это все, что случайно осталось от последней партии.

— Он расшифрует состав! Я за него ручаюсь.

— Почему ты считаешь, что дело надо налаживать в Питере?

— Но ведь ваш дядя Томаз правильно сегодня сказал: в Москве каждая собака — полицейский!

— А в Питере каждая собака — бандит отмороженный, — парировал Сергей Николаевич. — И неизвестно, что лучше. Вернее, хуже…

— Мы арендуем помещение какого-нибудь НИИ. Мы будем под крышей госучреждения. Препарат можно рассылать под видом какого-нибудь лабораторного теста. Под видом иммуноферментной системы, ну я не знаю, на туберкулез, например. Кстати, наш выпускник, Алешка Антонов, работает именно в Питере, в НИИ профилактической медицины. Он рассказывал, что у них большая часть помещений сдается в аренду, чтобы платить сотрудникам зарплату.

— На создание лаборатории нужны большие деньги.

— Ну, родители, это уже ваши проблемы. Если бы я все мог сделать сам, я бы с вами этой идеей и не делился.

Родители Вани Висницкого переглянулись.

— Интересного мальчика мы вырастили, а, Нино? — усмехнулся Сергей.

Нино молча курила.

— Прибыль нужно будет аккумулировать в зарубежном банке, — проронила она.

— Ма, и это я продумал! — живо откликнулся сын. — У меня на курсе учатся два студента из Науру. Это остров оффшорной зоны в юго-западной части Тихого океана. Мы регистрируем на имя этих ребят банк в республике Науру. Ребята утверждают, что проблем не возникнет. Потом открываем в Москве представительство этого банка. Это уже твоя работа, отец. Мало того что мы сможем перекачивать за границу свою валюту, мы еще сможем оказывать посреднические услуги тем, кто тоже хочет хранить валюту за рубежом.

Сергей Висницкий потрясенно молчал. Нино докурила сигарету, деловито спросила сына:

— Твои условия?

— Я хочу, чтобы доверенность на управление банком принадлежала мне. Согласитесь, это справедливо — идея моя и люди мои.

— А ты не пустишь по миру своих родителей? — усмехнувшись, спросила Нина Вахтанговна.

— Ну что ты, мама! Просто мне нужно почувствовать себя взрослым человеком!

За обсуждением деталей предстоящего дела ночь пролетела незаметно. Утром Вано позвонил Наташке, а уже через двадцать минут получил известие, что Доцент пьет утренний кофе в заведении белокурой подружки.

Такси остановилось. Пока Иван Висницкий рассчитывался с водителем, Ветров неуклюже выбирался из машины.

Через пару минут Вано уже втащил Игоря в темную прихожую.

— Ну как тебе временное пристанище? — спросил Вано, зажигая свет.

Игорь обошел однокомнатную квартиру.

— Чисто… — с благоговением произнес он.

— И главное — сухо! — рассмеялся Вано. — Иди прими душ, а я пока приготовлю завтрак.

Он достал из вместительной сумки плотно набитый целлофановый пакет.

— Здесь тебе смена белья и верхняя одежда.

Игорь смущенно принял пакет и исчез в ванной. Когда он вышел, по квартире распространялся дивный аромат жарящегося мяса.

— Садись завтракать, ученый! — веселым голосом позвал Иван.

Игорь, одетый в чистую рубашку и черные широкие брюки, оглядел себя в зеркало, повешенное в прихожей, расчесал отросшие волосы и, смущаясь, прошел на кухню.

На круглом блюде лежали подрумяненные эскалопы. Вокруг них золотился картофель фри, розово блестели свежие помидоры, прикрытые густыми пучками петрушки и кинзы.

— Садись, Игорек, — пригласил Вано. — Ну, давай порубаем!

Вано положил на тарелку Игоря увесистый шмат мяса, горку картофеля, ломтики помидоров.

Ветров, изо всех сил стараясь не торопиться, набросился на еду.

— Ну что, жену нашел? — немного погодя спросил Вано.

Игорь отрицательно мотнул головой, пережевывая эскалоп.

— А я нашел! — как бы между прочим заметил Вано.

— Как?! — Игорь уставился на приятеля, машинально двигая челюстями.

— Так. Лиза твоя замужем за генералом. Генерал старше ее на двадцать с лишним лет. Лысоват, с безусловным циррозом печени — следствие службы в погранвойсках. Но обеспечен. Лизе машину подарил. Балует ее.

Игорь, уставившись в пол, молча слушал.

— Так что, Игорек, ты ее так и уступишь этому кабану лысому?

Ветров заволновался, выудил сигарету из лежавшей на столе пачки, закурил.

— А что я? — тихо спросил он. — Я ей машины дарить не могу. У меня, кроме куртки рваной да квартиры в Питере, и нет ничего.

— Но ты ее любишь?

— Люблю. Я, кроме нее, и знать никого не хочу. А толку?

— Толку от тебя, какой ты сегодня есть, никакого, тут ты прав. А ты представь: ты назначаешь ей свидание, встречаешь ее на белом «линкольне». Сам весь от Версаче или Юдашкина, кто тебе больше нравится.

Поднятые кверху брови Ветрова ясно указывали, что ему не нравится ни тот ни другой по причине незнания обоих. Увлеченный повествованием, Вано между тем продолжал:

— Ты небрежно заказываешь в ресторане черт знает что. А потом плюешь в ее раскрытые от восхищения глаза. Или не плюешь, а делаешь своей рабой. Красиво?

Игорь пожал плечами:

— Глупости какие-то. Не хочу я ей в глаза плевать. Сначала, когда она меня бросила, хотел. А теперь думаю, может, она права была. Мужчина должен обеспечить достойную жизнь своей женщине. А я, в сущности, собой был занят. Своими научными игрушками.

— Прекрасно! — тут же переключился Вано. — А если ты сможешь обеспечить ей достойную жизнь? Ведь этот козел плешивый ей надоест через год.

— К чему этот разговор? — спросил Игорь, подняв глаза.

— Я уполномочен предложить тебе очень выгодную работу, — вкрадчиво ответил Вано.

— Какую?

— По твоей специальности. Причем справиться с этой работой сможешь только ты! Нужно установить состав некоего препарата. Это психотропное вещество, — небрежно заметил Вано. — Повышает ассоциативные и адаптационные функции мозга. Показаний к применению масса. Тут и инволюционные синдромы, и посттравматические нарушения функций головного мозга, и лечение хронического алкоголизма. Поясняю: аналогичный препарат выпускают на Западе. Но он очень дорог. Наша задача — получить доступный для наших сограждан аналог. Это тебе не военные заказы на не знаю что, против никто не знает какого противника. Наш препарат будет нужен всем — и старикам с ослабевшей памятью, и замороченным бизнесменам, и алкашам.

— Такие препараты уже есть, — махнул рукой Ветров.

— Нет, — жарко воскликнул Вано, — вот именно такого нет! Да и какое твое дело — есть ли, нет ли! Тебе предлагают решить сложную химическую задачу, которая по силам только тебе! Тебе предлагают за эту работу бешеные деньги! Чего же думаешь? Или лучше спиваться на вокзалах? Тогда правильно тебя твоя жена бросила!

— Какая зарплата? — спросил Ветров.

Услышав ответ, он вылупил глаза на собеседника:

— Это серьезно?

— Более чем. Нужно будет решить еще кое-какие проблемы — аренда площадей, покупка оборудования. Но это — не твои проблемы. Ты — научный руководитель и главный технолог будущей лаборатории. Твои задачи — определение состава вещества и разработка технологии его получения. Ну как? По рукам?

Игорь ошалело молчал.

— Наверное, по рукам, — наконец неуверенно ответил он.

— Вот и прекрасно! Сейчас мы это событие и отметим!

На столе появилась бутылка «Абсолюта». Щедро подливая гению, Вано неустанно балагурил, вспоминая времена школьных олимпиад, неизменных побед Игоря в каждом первенстве, девчонок, за которыми они тогда ухаживали. Вано рисовал Игорю картины счастливого будущего, где раскаявшаяся Елизавета благоговейно целует руки своего исстрадавшегося мужа.

Ветров улыбался, роняя на стол пьяные слезы.

— Однако мне пора, старичок! — воскликнул вдруг Вано. — Дело не ждет! Да! — хлопнул он себя по лбу. — Чуть не забыл! Подпиши-ка договор на работу. Я сегодня же передам его нашему работодателю.

Вано положил перед Ветровым документы, всунул в вялую руку свой «паркер».

Игорь, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на тексте договора, наконец махнул рукой и поставил в нужном месте свою подпись.

— Вот и славно! — Вано торопливо убрал бумаги в «дипломат». — А теперь отдыхай, отсыпайся.

— А чья это квартира-то? — слабым голосом спросил Игорь. — А где хозяин?

— Хозяин в Польше. Как Ленин, — хохотнул Вано. — Так что немедленно спать, батенька! — скопировал юноша незабвенного вождя. — А я через пару часов вернусь.

Он помог Игорю подняться, отвел его в комнату, уложил на диван. Затем запер дверь снаружи, так что из квартиры было не выйти, и отправился прочь.

Сергей Николаевич Висницкий сидел за столом своего просторного кабинета, просматривая газеты. Время от времени он посматривал на часы, отбивая носком начищенного ботинка азбуку морзе, что выдавало нервозность и обеспокоенность хозяина кабинета. Селектор наконец заговорил.

— Сергей Николаевич, к вам Кобыленко, — бархатисто пропела секретарша.

— Пусть войдет, — приказал Висницкий.

В кабинет втиснулся здоровенный детина в типично «качковом» облачении.

— Ну? — лаконично поинтересовался хозяин.

— Не соглашается, — угрюмо проронил Кобыленко, скрипя плотно натянутой на мускулистые плечи кожаной курткой.

Сергей Николаевич внимательно посмотрел на «качка».

— Не понял, — наконец отреагировал он.

— Ну не соглашается, — детина смотрел в сторону. — Я работал по схеме. Всю ночь ее обрабатывал. Сначала ласками, потом угрозами. Твою мать, то да се, а она — ни в какую!

— Ты что мне ваньку валяешь? Я зачем тебя внедрял, сукин сын? — Висницкий резко поднялся. — Ты что, целый месяц бабу трахал в свое удовольствие, по кабакам ее водил, цацки дарил на мои денежки, чтобы сидеть тут и мямлить черт знает что?

Детина все отворачивался от хозяина.

— У нее дети есть, так ведь?

Детина чуть дернулся.

— Девочка. Зовут Даша. Десять лет. Правильно?

— Правильно, — сдавленным голосом ответил Кобыленко.

— Та-ак. — Висницкий глянул на часы. — Сейчас полдень. Дашенька с подружками скоро из школы выйдет. Так?

— Так, — промямлил «качок».

— Так ты ее у школы встретишь и отвезешь на одну квартирку. А мы этой упрямой маме позвоним. Думаю, она посговорчивее будет.

— Сергей Николаевич, давайте я еще раз попробую, — заволновался детина.

— Ты уже напробовался, хватит. Понравилось, видно. Сиди и не гавкай.

Висницкий нажал кнопку селектора.

— Серегина с командой ко мне, — приказал он.

Через десять минут в кабинет Висницкого вошли четверо респектабельного вида мужчин. А еще через несколько минут они покинули помещение уже впятером, окружив плотным кольцом угрюмого Кобыленко.

Из дверей школы с шумом и гамом выпархивали разноцветные стайки детворы.

Из неприметной, цвета «белая ночь» «девятки», припаркованной около школьного здания, за выходящими наблюдали.

— А вот и Дашенька, — констатировал один из команды Серегина, сверившись с фотографией. — Ну давай, громила, работай! — приказал он по рации.

Из стоявшей неподалеку «вольво» вышел Кобыленко и направился к группе девочек, весело щебетавших на ходу. Одна из них, в джинсовой курточке, с задорным хвостиком волос, перехваченным какой-то яркой заколкой, радостно кинулась ему навстречу. На лице Кобыленко вспыхнула целая гамма чувств — нежность, с которой он обнял девочку, моментальное напряжение от взглядов из машины, решимость.

— Косой, вперед! — приказал Серегин, внимательно наблюдавший за этой сценой.

Из «девятки» выскочил симпатяга с богатой черной шевелюрой, роскошными усами и огромными очками с зеркальными стеклами.

— Вова, — заголосил он, — какими судьбами? Это дочка твоя? Красавица! Ну как жизнь? Ты на тачке? Подвезешь?

Балагуря, симпатяга оттеснял девочку к машине. Та и не сопротивлялась, ловя завистливые взгляды одноклассниц. Кобыленко, набычась, сел за руль. Симпатяга галантно усадил Дашу на заднее сиденье, уселся рядом с девочкой. Машина тронулась. Следом отъехала «девятка».

…Около пяти вечера Сергей Николаевич присутствовал на своем рабочем месте, сосредоточенно разгадывая кроссворд.

— Шеф, вам чай подать? — раздался через селектор полуобиженный голос секретарши.

— Неси, рыбуля, — разрешил Висницкий.

Капризно надув губки, секретарша вкатила в кабинет сервировочный столик, на котором располагались фарфоровый чайник, тарелка с бутербродами, графинчик с коньяком.

— Ну, что мы такие сердитые? — благосклонно оглядывая секретаршу, спросил Висницкий.

— Не любите вы меня, — поделилась своей бедой секретарша.

— Ну, ну, девочка. — Шеф ласково залез под короткую юбку. — Просто день тяжелый.

— У вас каждый день тяжелый, — капризничала девушка.

— Вот я тебя сейчас, — пообещал Сергей Николаевич, задирая юбочку.

— Шеф, можно? — В двери кабинета стоял Серегин, деликатно отводивший в сторону глаза.

— Да, — живо отозвался тот, одернув одежду любимой секретарши.

Девушка стремительно выкатила столик из кабинета.

— Докладывай, — приказал Висницкий, отхлебывая еще не успевший остыть чай.

Серегин извлек из «дипломата» стопку бумаг, разложил их перед шефом.

— Вот сводные авизо, вот платежки.

Висницкий внимательно просмотрел документы:

— Хорошо. Рассказывай.

— Поповой позвонили в четырнадцать ноль-ноль. Сказали, что дочь похищена. В шестнадцать тридцать она передала документы.

— Условия приняты?

— Абсолютно.

— Девчонка?

— Накачали наркотой.

— Кобыленко?

— Вел себя неадекватно.

— Надо убирать.

— Уже убрали.

— Кто был в операции?

— На девчонку задействовали Косого. Парик, накладные усы, очки — полная схема. Она не опознает.

— Хорошо. Свободен. — Висницкий проводил Серегина взглядом. — Рыбуля, заходи, — проворковал он в селектор.

Если бы кто-либо посторонний проник случайно внутрь однокомнатной квартиры, расположенной на третьем этаже хрущевки в районе Новых Черемушек, этот гипотетический посетитель был бы несказанно удивлен увиденным. Правда, в двадцатиметровой комнате присутствовал и платяной шкаф, и заваленный бумагами письменный стол, и довольно широкий диван. Тем не менее комната напоминала некий передвижной пункт связи или, скажем, полевую медсанчасть, совмещенную с военно-полевой кухней. Так, на журнальном столике стоял металлический ящик, напоминавший телетайп или, вернее, прибор для снятия электрокардиограммы. Сходство усиливала и лента миллиметровки, выползавшая из щели прибора. На ленте, точь-в-точь как на кардиограмме, вырисовывались тонким писчиком разнокалиберные зубчики. Они походили на горную гряду, состоявшую или из широких холмиков, или из тонких и длинных, как пик Коммунизма, скал. Около прибора сидел Игорь Ветров, буквально вытягивая из горла прибора исчерченную писчиком ленту и жадно вглядываясь в изображение. Рядом стоял кухонный стол, за которым что-то кромсала ножом уже знакомая нам по привокзальной кафешке белокурая Наташка. Девушка поглядывала на экран маленького переносного телевизора и помешивала некое варево в пыхтящей на электроплитке кастрюльке. Рядом с архаичной плиткой располагалась вполне современная микроволновая печь. Включать звук телевизора было категорически запрещено, дабы не мешать ученому осмысливать… Что? Да Наташка и знать не хотела, что там осмысливает этот чудик. Зато она научилась понимать происходящее на экране по движению губ действующих лиц. И даже, как ей казалось, успешно справилась бы с сурдопереводом теленовостей. Почему пища готовилась в комнате? Ответ на этот вопрос все тот же мифический посетитель получил бы, пройдя на кухню, которая представляла собой химическую лабораторию.

На газовой плите стоял широкий таз с вязкой прозрачной жидкостью. В тазу была установлена здоровенная термостойкая колба. Из верхнего ее отверстия уходила ввысь толстая, словно колонна, стеклянная трубка, заполненная какими-то мелкими стекляшками. К ней присоединялась еще одна трубка, также уводившая конструкцию вверх. Внутри этой трубки бесконечными песочными часами вырисовывались округлости другой стекляшки. Эта часть сооружения известна не только химикам, но и самогонщикам под названием «обратный холодильник». Из его верхнего отверстия, изгибаясь струей петергофского фонтана, спускалась вниз уже другая трубка, которая разделялась на своем пути на две меньшего диаметра трубочки. Одна из них возвращалась к набитой стекляшками части колонны и впадала в нее, как Волга в Каспийское море. Другая же склонялась плакучей ивой к маленькой колбочке, укрепленной на соседней конфорке. Все сооружение было опутано толстыми резиновыми шлангами, достигавшими раковины. То тут, то там от него тянулись проводки, подсоединенные каким-то хитрым образом к длинным химическим термометрам. На разделочном столике подсыхала на подстеленном полотенце разнообразная химическая посуда. Роль вытяжного шкафа, непременного предмета всех химических лабораторий, выполняло открытое настежь окно. В данный момент сооружение бездействовало, и сквозь оконный проем тесное кухонное пространство заполнялось веселым весенним щебетом птиц.

Наташка взглянула на Ветрова. Тот был полностью поглощен выползавшей из прибора лентой и даже — о Господи! — ковырнул мимоходом в носу. Наташка поспешно отвернулась. Только ради Ванечки она терпит эти муки. Ну, не совсем бесплатно, конечно…

В тот день, когда Ветров был изъят из привокзального кафе, Ваня появился в нем снова. Смена Наташки как раз закончилась, и Ванечка повел свою девушку в совершенно шикарное заведение.

— Брошка, ты должна бросить этот жуткий буфет, — сказал ей возлюбленный.

— Да? — спросила покрасневшая девушка, замерев от счастья.

— Я предлагаю тебе очень выгодный контракт, — спустил ее на землю Вано. — Ты будешь работать у Доцента. Готовить, стирать, выполнять все его желания. Оплата — тысяча баксов в месяц. Для начала. И моя вечная признательность.

— Ты предлагаешь мне с ним спать? — Девушка даже отвлеклась от маринованной миноги.

— Ну я не знаю, если он захочет… Главное не в этом. Ты будешь его обихаживать и охранять. Чуть что — звонок мне. Ну, ну, малышка, что ты расстроилась? Это жутко важное задание. Кроме тебя, я никому бы его не доверил. Ты — моя Мата Хари. Нет, радистка Кэт, — сделал вербовщик поправку на интеллект подружки.

Короче говоря, вербовка состоялась. И вот уже две недели Наташка была и поварихой, и прачкой, и лаборанткой и… так далее.

На экране телевизора появился циферблат с движущейся стрелкой. Ваня должен уже подойти! И точно — раздался условный звонок в дверь. Наташка бросилась открывать.

Вано мимоходом потрепал ее по щеке, точь-в-точь как Штирлиц, и прошел в комнату.

— Ну что? — не здороваясь, спросил он гения.

— Видишь, Ваня, — так же не здороваясь, словно вошедший не покидал комнаты, начал Игорь, — вот эти пики очень близки. Мне никак не разделить, не уловить разницы! — Он рассерженно ткнул пальцем в ленту хроматографа. — Вот если бы еще хоть две ампулы. Я задал бы другие условия.

— Двух ампул нет! — оборвал его Вано. — Есть еще только одна. Следует исходить из этого. Твои предложения?

— В таком случае на хроматограф ее пускать не будем. Надо провести фракционирование, убедиться в результатах хроматографии. Но на сегодня я разложил только процентов восемьдесят вещества. — Игорь протянул Вано листок с формулами.

— Что же делать! Время не ждет. Вот ампула. Когда будут результаты?

— Надо развести ее дистиллятом. Объем ведь очень маленький. Пересчитать температуры кипения компонентов, потом само разделение смеси. Через два дня, — подытожил Ветров.

— Ну хорошо! — согласился Иван. — Вот, кстати, я принес твою сберегательную книжку. Смотри, уже есть первая цифра.

Игорь мельком взглянул на голубоватые страницы.

— Ага, — рассеянно отреагировал он, все рассматривая ленту хроматографа.

Вано, улыбнувшись, спрятал книжечку. Его расчет был правильным — едва окунувшись в работу, Игорь забыл обо всем.

— Брошка, почему не разобрала систему? — раздался рассерженный голос Ивана уже из кухни.

— Но я не успеваю! — захныкала прибежавшая из комнаты Наташка. — И готовка, и уборка, и посуда эта химическая. И ночью он…

Действительно, отъевшийся на казенных харчах Ветров вспомнил о том, что он мужчина.

— Не плачь, девчонка, пройдут дожди, — утешил Вано, обняв девушку и мимоходом коснувшись губами тонкой шеи. Наташка прижалась к нему и замерла.

«Вот в таких антисанитарных условиях зарождается новая технология, которая принесет неслыханные прибыли! — думал Вано, глядя на стеклянную махину. — Эх, до чего талантлив русский народ! Ему бы еще правителей приличных! Но видимо, каждому народу своя беда, — мысленно расфилософствовался юноша. — А значит, надо думать только о себе, больше никто в этой стране о тебе не подумает. И о своем деле».

Кстати о деле. Первоначальный план Вано был откорректирован старшим поколением. Отец категорически отказался открывать лабораторию без каких-либо первоначальных результатов.

Именно этим решением и объяснялось развертывание работ на тесной кухне снятой на длительное время хрущевки. К тому же родитель считал, что первое время гений должен находиться под неусыпным контролем. Что ж, это было правильно! Да и в остальном папаша по-своему прав. Чего огород городить — арендовать площади, набирать сотрудников неизвестно подо что. Но Вано-то был уверен, что Игорь справится с задачей. Другое дело, когда он поймет, во что его втянули, а он непременно это поймет, тогда придется применять соответствующие меры воздействия. Но этот день еще не наступил. А пока нужны деньги, деньги и деньги для раскрутки будущего бизнеса. Только представить себе: плата за аренду, закупка необходимого оборудования и реагентов, зарплата сотрудникам, транспортные расходы. Впрочем, это уже забота папаши.

— Ну что, Брошка, чем ты сегодня кормишь нашего гения? Дай-ка я сниму пробу!

С этими словами Вано страстно поцеловал белокурую подружку и отправил ее легким шлепком в комнату.

Майский дождь хлестал вовсю. Крупные капли отскакивали картечью от тротуара, «дворники» устало боролись с водяной массой, струившейся по лобовому стеклу. На въезде в город «БМВ» опять остановили.

— Лейтенант Терещенко, — козырнул из-под капюшона гаишник, — проверка документов.

Сидевший за рулем мужчина устало протер глаза, извлек из бумажника права, протянул.

— Ловите кого? — поинтересовался он. — Уже третий раз тормозят.

— Попрошу открыть багажник, — не желал вступать в разговор лейтенант.

— О Господи, — одними губами пробормотал водитель, нехотя вылезая под ливень.

Гаишник осветил фонарем пустой багажник, внимательно оглядел запасное колесо.

— У меня там наркотики. Шучу.

— За такие шутки можно и подзадержаться суток на трое. Для начала.

— Ладно, командир, не сердись. Устал, дорога долгая.

Он протянул руку за правами. Между пальцами затрепетала на ветру голубоватая бумажка с изображением президента Линкольна.

— Свободен? — полуутвердительно спросил водитель.

Лейтенант сноровисто, но с достоинством принял купюру. Слегка изогнутые в презрительной полуулыбке губы указывали, что он не обиделся бы и на более крупную сумму.

— Свободен, — вернул он наконец права владельцу.

«Вот еще каждый полудурок цепляться будет», — буркнул сам себе водитель, включая зажигание.

Он достал трубку сотового телефона.

— Сергей Николаевич, я на въезде в город. Ваши указания.

— Митя? — узнал хозяин. — Подъезжай к сауне нашей, — расслабленным голосом приказал он.

«Понятно, оттягивается, — думал водитель, минуя одну за другой улицы города. — Конечно, бабу свою отправил то ли на Сейшелы, то ли на Багамы или еще куда. Чего не расслабиться…»

В сауне, как и полагается, было жарко. Митя отдувался, сидя в комнате отдыха. Из парилки вышел наконец хозяин. Его голое тело, покрытое рыжеватыми волосами, прикрывало лишь обмотанное вокруг чресл полотенце. Следом выпорхнула длинноногая секретарша Сергея Николаевича. Она была вполне целомудренно замотана простыней, открывавшей тем не менее безупречные плечи.

Висницкий тяжело плюхнулся на лавку, налил в два высоких стакана баночного пива. Жадно припал к своему бокалу. Секретарша деликатно отхлебывала из своего сосуда. У Мити жадно заблестели глаза.

— Ну-ну, потерпи, домой приедешь — расслабишься, — утешил его хозяин. — Давай рассказывай.

— Все в порядке, Сергей Николаевич, — стараясь не смотреть на пиво и обнаженные женские плечи, начал Митя. — В ту сторону добрались без происшествий. Ни разу даже не тормознули на трассе. Загрузились и до места тоже без единой остановки. Бывает же такое! — хмыкнул он. — Зато обратно, когда уже пустой ехал, раз пять проверяли.

— Короче, — оборвал его Висницкий.

— Лодочника быстро нашли. Рыбнадзор. Сам напросился. Груз получен, есть подтверждение. Упаковка нормальная — коробки из-под телевизоров. Он, конечно, не прочухал ничего, лодочник этот. Что, вообще-то, уже и неважно.

— Хорошо, милый. — Висницкий, судя по всему, был вполне удовлетворен отчетом. — Езжай отдыхай. Три дня тебе отгула. Заслужил.

— Ага, — радостно отреагировал Митя, шустро направляясь к дверям. — Спасибо, Сергей Николаевич, — обернулся он уже на выходе.

— На здоровье, дружок, — ласково ответил Висницкий. Едва дверь за парнем затворилась, Сергей Николаевич обнял безупречные плечи, разматывая другой рукой простыню.

— Фу, как замоталась, противная, — прошептал он в розовое ушко.

…Нина Вахтанговна полулежала в шезлонге, подставив лицо ласковым лучам восходящего солнца.

Рядом в столь же расслабленной позе блаженствовала Тамрико. Женщины лениво следили за смуглым служителем, прорезавшим крепким торсом неподвижную гладь бассейна. В руках мужчины были особые грабельки, которыми он очищал голубую поверхность от упавших за ночь листочков с обрамлявших бассейн деревьев. Встречаясь взглядом с женщинами, служитель тут же с готовностью улыбался, обнажая великолепные белые зубы.

— Хорошо! — потянувшись крепенькой фигуркой в черном купальнике, произнесла Тамрико.

— Я рада, что смогла доставить тебе эту радость, моя девочка, — ласково ответила Нино.

— Все куда-то отлетело — Москва, Илья Николаевич, дядя Серго, Вано… Что там сейчас происходит?

— Что происходит? Илья сидит кротом в своем кабинете и ждет, когда ты вернешься. Он уж без тебя не может работать, сам говорил. Серго добывает деньги. А Вано, я надеюсь, работает над препаратом. С этим гением своим.

— Ты веришь, что у них что-нибудь получится? — приподняла голову Тамрико.

— Не знаю, девочка. Но попытка не пытка. Идея-то очень заманчивая. И видимо, он уверен в успехе. Не зря запросил себе такие условия — управление банком! — Нино фыркнула.

— Конечно, он твой сын, ты должна о нем думать… — проронила девушка.

— Сын…

Нино замолчала. Ну да, он сын. Но сын от нелюбимого человека. И как ни старалась Нино, ее чувства к сыну ни в какой степени не соизмерялись со страстной любовью к дочери… Но и сын, разумеется, имеет право на достойную судьбу.

— Сын, — продолжила она. — И уже взрослый сын. У него должна быть личная заинтересованность в работе. Иначе мы потеряем помощника. Он так активно включился в дело, расшевелил отца, который вечно всего боится. Я думаю, что мы правильно сделали, доверив ему управление. Реальные деньги все равно пока в наших руках.

— Пока… — все так же не отрывая взгляда от воды, опять проронила Тамрико.

— Чего ты опасаешься, дорогая? — ласково коснулась ее Нино. — Уж тебя-то я не оставлю без средств. И себя тоже, ты прекрасно это знаешь. На моем личном счете в гораздо более близкой, чем эта — Наири или Науру, все не могу запомнить, — стране уже достаточно денег, чтобы мы с тобой могли прожить жизнь безбедно. А будет еще больше. Я собираюсь открыть казино. Это будет мой личный бизнес. А все, что мое, — твое, дорогая. Так что давай спокойно отдыхать. Пользоваться столь редкой возможностью. Пусть мужчины пока работают. А мы проконтролируем результат, — рассмеялась Нино.

Из апартаментов вышел Альгерис. Он держал в руках поднос, на котором стояли бокалы с соком и плавающими в нем кубиками льда.

— А вот и наш рыцарь! — улыбнулась ему Нино.

Игорь был полностью погружен в работу. Все составляющие неизвестного вещества, которые удалось определить на хроматографе, были затем выделены из последней имевшейся в наличии ампулы и снова запущены на хроматограф. В целом Игорь установил состав правильно. Но около двадцати процентов составляющих остались неразгаданными. Тем не менее ему было приказано начать синтез препарата. В квартирку завезли кучу реагентов, благо наступившее лето разогнало жильцов по дачам и подъезжавшие машины с многочисленными ящиками не привлекали внимания.

На кухонной плите стояло почти то же самое сооружение, видоизмененное в соответствии с новыми задачами. Установленный на плите штатив крепко держал в металлических лапах широкую, имевшую два отверстия пробирку. Один конец ее был подсоединен к круглому основанию все той же трехгорловой колбы через верхнее отверстие, куда Ветров постоянно что-нибудь капал. Он работал сутки напролет, механически поедая пищу, приготовленную Наташкой, и падая на диван замертво, не обращая ни малейшего внимания на юное девичье тело. Вскакивал и снова мчался к своей колбе. Глупая Наташка самоотверженно выполняла роль Маты Хари. Когда ей становилось совсем невмоготу, Вано заменял девушку кем-нибудь из охранников и уводил юное создание развлечься. В ответ на жалобы девушки, которой это заточение порядком осточертело, Вано осыпал подружку страстными поцелуями, повышал ей жалованье, обещал скорое завершение мучений. По его словам выходило, что Наташка заработала уже четыре тысячи долларов. Но деньги эти она должна была получить после того, как кончится контракт на три месяца, который Вано с ней, чин чинарем, подписал. Учитывая, что Наташка прибыла завоевывать столицу из города Иваново, можно понять ее наивность. Или желание любыми средствами закрепиться в столице. К тому же Вано так по-рыцарски вел себя! Отдал Наташкин долг Ашотику за временную прописку, которую тот ей устроил. Правда, Ашотик сразу же выписал девушку, но Вано обещал ей в скором времени устроить постоянную прописку. И намекал при этом на их общее светлое будущее. Короче, Наташка служила верой и правдой.

Дни шли своим чередом. Каждый день появлялся Вано, они обсуждали с Доцентом результаты. Вано уносил протоколы опытов, которые аккуратно вел Доцент.

— Понимаешь, у меня почему-то все время получается кристаллическое вещество, — нервничал Ветров. — А ведь исходный материал был жидкостью.

— Ну попробуй еще раз, — отвечал Вано.

«Сколько же он будет пробовать? — тосковала Наташка. — Так вся жизнь пройдет».

Видимо, бесконечные опыты утомили и кого-то главного в этом деле, потому что два дня тому назад, Наташка слышала это отчетливо, Вано приказал очистить кристаллы для испытаний. К сегодняшнему дню. Доцент два дня колдовал на кухне, совершенно загоняв бедную Наташку. То ему заготовь кучу льда, то немедленно подай фильтровальную бумагу. Пропади он пропадом, Доцент этот! Однако Наташка сама втянулась в процесс и ждала неведомых испытаний. Все какое-то разнообразие!

Однако увидеть ей ничего не удалось. Днем приехал Вано с каким-то бугаем. Вано, радостно улыбаясь, сказал, что Наташка за свой безупречный труд награждается путевкой в дом отдыха на уик-энд.

— На выходные, Брошка! Позагораешь, покупаешься, а то совсем мы тебя замучили, бедняжка!

— С тобой? — размечталась простушка.

— Нет, — грустно ответил Вано. — Я бы и рад, но не могу — дела. А с тобой Славик поедет, — кивнул он на бугая. — Будет тебя охранять и развлекать! Ну что, рада?

Нельзя сказать, чтобы общество Славика прельщало Наташку, но что ж поделаешь! Плохой отдых все равно лучше работы. К тому же она действительно безбожно устала. И мысль о песчаном пляже и теплом озере примирила Наташку с недолгой разлукой.

Бугай галантно усадил девушку в «БМВ», Ванечка помахал ей рукой, и автомобиль скрылся за поворотом. Вано вернулся к Игорю.

Вечером в квартиру-лабораторию пожаловало сразу несколько человек. Два «качка» с бритыми затылками ввели в квартиру тщедушного, трясущегося человечка. Кроме них пожаловал респектабельный рыжеватый мужчина лет сорока с небольшим. Мужчина за руку поздоровался с Ветровым, однако имени своего не назвал.

— Так вы чего, ребята? — трясясь, еле выговаривал слова мужичонка. — Мне только одну дозу, и все.

Он пугливо озирался.

— Будет тебе доза, отец! — приговаривал один из «качков», крепко держа мужичонку в руках.

Игорь услышал этот разговор из кухни, куда увлек его рыжеватый мужчина, подробно расспрашивая Игоря о ходе экспериментов.

— А что это он? — испуганно спросил Игорь, кивая на комнату.

— Ничего, ничего, коллега, не отвлекайтесь. А как вы проводили перекристаллизацию?

Игорь начал подробно объяснять.

Между тем в комнате происходило следующее: Вано развернул крохотный пакетик кристаллического вещества, высыпал несколько крупинок в маленькую мерную колбочку, добавил туда кипяченой воды. Вещество растворилось, придав жидкости чуть желтоватый цвет. Затем юноша достал одноразовый шприц и, подумав, набрал полкубика раствора. Рот мужичонки был перетянут полотенцем, он сотрясался крупной дрожью в руках «качка». Второй детина завернул рукав грязной рубахи, обнажив тощую руку мужичонки в синих кровоподтеках, перетянул ее выше локтя жгутом. Вано деловито оглядел руку, поморщился, наконец выискал подходящий участок вены и ввел иглу. Жгут распустили. Жидкость перетекла в синюю жилу. Несколько секунд в комнате стояла абсолютная тишина. Парень выпустил мужичонку из рук. На пороге комнаты стоял Сергей Николаевич. Все внимательно смотрели на человечка. Тот тоже сидел смирно, прислушиваясь к себе. Через минуту лицо его порозовело, глаза заблестели. Он радостно оглядывал окружающих.

Сергей Николаевич жестом приказал развязать подопытному рот. Мужичонка тут же радостно забалагурил:

— Ну спасибо, спасибо, вот кайф-то!

— Что вы чувствуете? — внимательно глядя на человечка, спросил Сергей Николаевич.

— Так что положено, только еще лучшее, — радостно заржал мужичонка. — Вот кайф-то, — все повторял он, что-то замысловатое выделывая руками. Ему явно хотелось двигаться.

— Вы что, на нем порошок испытываете? — изумился выглядывавший из-за плеча Висницкого Ветров.

Сергей Николаевич неспешно обернулся к ученому.

— Да, а что? Надо же на ком-то испытывать. Чем он хуже какой-нибудь лабораторной крысы? Или, если угодно, чем он лучше?

Ветров потрясенно молчал, не находя, что ответить.

— Да вы не волнуйтесь, коллега! Пациент себя прекрасно чувствует. Вы просто вернули его к жизни. Введи еще кубик, — бросил он сыну, снова увлекая Ветрова на кухню.

На этот раз мужичонка с готовностью сам протянул руку, похрюкивая и облизываясь.

И снова желтоватая жидкость перетекла в его вену.

Вдруг тщедушное тело свела жуткая судорога, мужичонка свалился с дивана, забился на полу. Лицо его побагровело, на губах пузырилась пена. Это жуткое зрелище продолжалось несколько секунд. Затем лицо несчастного резко побледнело, тело в последний раз выгнулось дугой и рухнуло на пол. Человек замер, глаза с огромными зрачками бессмысленно смотрели в потолок.

— А-а-а, — дико закричал Игорь, увидевший эту жуткую картину из-за спины Сергея Николаевича.

Тот резко обернулся, схватил Игоря за рукав, бросил своим подручным:

— Разберитесь с ним!

«Качки» набросились на Игоря, повалили его на пол, зажимая рот. Тут же Ветрову ввели сильную дозу героина.

Наташка не вернулась из загородной поездки. Славик получил соответствующее распоряжение в первый же вечер Наташкиного отдыха, в тот самый вечер, когда в квартире-лаборатории разыгралась трагедия. Славик молча выслушал приказ, бросил трубку на песчаный берег, около своих ног. Наташка в это время выходила из озера, очень красивая в лучах заходящего солнца. Славик заботливо накинул на плечи девушки махровую простыню, откупорил бутылку шампанского и под ее веселый смех наполнил шипучей влагой пластиковый стаканчик. Наташка, потряхивая мокрыми волосами, приняла стаканчик из рук Славика, подождала, когда он наполнит свой.

— За что? — весело спросила девушка.

— За хороший отдых, — сказал Славик.

Надо отдать ему должное, Славик постарался, чтобы последние дни Наташи были лучшими в ее жизни.

В этом она и призналась своему спутнику, когда «БМВ» возвращалась в столицу.

— Как не хочется возвращаться! — воскликнула Наташка, подставляя руку навстречу теплой тугой струе воздуха, бьющей в открытое окно.

Славик посмотрел на девушку и отвернулся. Автомобиль остановился на участке дороги, огражденном густым лиственным лесом. Что-то нашептывая Наташе и обнимая ее за плечи, Славик увлек девушку в лес. К машине он вышел один.

Безвестный бомж, жертва неудачного эксперимента, был похоронен в свежевырытой могиле на одном из городских кладбищ. По иронии судьбы, в этой же могиле на следующий день упокоилось тело известного врача-нарколога.

Игорь Ветров был «посажен на иглу». Первая неудача не остановила клан Висницких. Сам Сергей Николаевич, относившийся сначала к этой затее скептически, почуял вкус скорой победы. И чутье не обмануло его. Могучий интеллект Игоря Ветрова, в полной мере зависящего теперь от строго, как по талонам, выдаваемой дозы героина, справился с задачей. Через полгода технология нового «китайского белка» была полностью разработана.

Испытания препарата, проведенные на нередеющей армии столичных бомжей, прошли блестяще.

Пришло время разворачивать лабораторию.