Мамонтов вернулся к экскаватору и принялся для порядка стучать ключом по мотору, как вдруг с разных концов леса стали доноситься возбужденные голоса. А через минуту мимо пробежало несколько человек с криками:
– Поймали! Поймали его, гада!
Мужики, копавшиеся в карьере, побросали кирки и лопаты и стали карабкаться наверх.
– Чего ты тут возишься?! – кто-то пихнул Мамонтова в бок. – Дезертира поймали! Пошли смотреть, как его вешать будут!
Мамонтов бросил инструмент в кабину и поспешил вслед за остальными.
Дезертиром оказался длинный худой парень в старой матросской шинели и с грязными, слипшимися волосами. Сидел прямо на земле и затравленно зыркал по сторонам. Лицо у него было все в крови, но еще не распухло и не покрылось лиловыми синяками. Значит, побили его совсем недавно, только что.
Вокруг парня уже собралась целая толпа, человек сто. В основном тут были такие же бомжи, как и те, с которыми прибыл Мамонтов. Грязные, худые, с сизыми носами и белесыми от водки глазами. Существа, которых людьми можно было бы назвать, только обладая большим воображением.
Когда собрались все, на середину круга вышел Егор Петрович. Подошел к мальчишке, присел на корточки и, сочувственно заглянув в глаза, тихо спросил:
– Ну что, Илюшка, зачем убежал? Знал же, что далеко не уйдешь.
– Я в город хочу-у! – заныл парень, размазывая по физиономии кровь и сопли.
– В город? А зачем тебе в город? – Егор Петрович погладил его по голове. – Тебе разве тут не нравится? Ты посмотри, какой воздух, какая природа. Где ты такое в городе найдешь?
– Не нравится… – Илюшка немного успокоился.
– А почему не нравится? Тебя кто-то обидел? – Начальник окинул собравшихся грозным взглядом.
– Меня Тимофей бье-от! – опять заплакал Илюшка.
– Тимофе-ей? Это твой надзиратель? – Егор Петрович выпрямился. – Эй, Тимофей, ты где? А ну выходи сюда!
На середину круга вышел здоровенный татарин с большой черной бородой.
– Ты его бил? – строго спросил начальник.
– Бил, – зычным голосом ответил надзиратель.
– Да-а… – Егор Петрович покачал головой. – Кривое не может сделаться прямым. А скажи нам, Тимофей, за что ты его бил?
Илюшка смотрел на начальника с надеждой, совсем не понимая, что тот просто издевается над ним. Мамонтов огляделся вокруг и увидел, что все отводят глаза в сторону, стараясь не смотреть на то, что произойдет. Ему стало не по себе.
– Он у Вахромеева хлеб воровал. – Тимофей старался скрыть довольную улыбку.
– Воровал? – Егор Петрович опять покачал головой, как детсадовский воспитатель. – Ай-ай-ай. Илюшка, это правда, что Тимофей говорит? Ты на самом деле хлеб у Вахромеева воровал?
– Я больше так не буду! – Илюшка еще громче заплакал.
– Тимофей! – Егор Петрович опять повернулся к надзирателю. – А покажи нам, как ты его бил.
– Это запросто! – Тимофей расхохотался и изо всей силы стукнул мальчишку кулаком по роже. Тот только взмахнул руками, как тряпичная кукла, и кубарем покатился по земле.
– Вот так я его бил! – ревел надзиратель, глаза которого постепенно наливались кровью. – Вот так бил! И вот так!
Он избивал парня остервенело и жестоко, по-звериному, не обращая внимания на то, что тот даже не может сопротивляться. Илюшка только хрипел, истекая кровью и все косился на Егора Петровича ничего не понимающими глазами.
– А еще я его вот так бил! – продолжал реветь Тимофей. – И вот так… И так тоже бил!…
Начальник улыбался. Даже не улыбался, а скалился, как волк, который хочет показать свою силу. Бывает у человека такое животное состояние.
И вдруг Мамонтов заметил, что скалятся все. Смотрят не мигая и скалятся. И сам он тоже скалился, глядя на кровавое месиво, в которое быстро превращалось лицо Илюшки. И пожалел, что не улетел с вертолетом.
Тимофей уже раскраснелся и вспотел. Воздух со свистом вырывался из его прокуренных легких. А он продолжал бить коваными башмаками по голове лежащего на земле человека. Череп под кожей у Илюшки раскололся на мелкие кусочки…
– Вот так вот я его бил… – еле слышно пробормотал надзиратель и устало опустился на почерневшую от крови землю.
А люди продолжали смотреть, не в силах оторвать глаз от жуткого зрелища смерти.
– Ну вот, – наконец объявил Егор Петрович. – Ведь сколько раз я вам говорил: не бегайте, вам же хуже будет. Так ведь бегут и бегут, бегут и бегут. Ну вот чего он добился? Неделю бродил голодный, как волк, трех наших собак сожрал. А теперь вообще…
Неожиданно Мамонтов получил сильнейший удар в спину и полетел на землю, чуть не угодил прямо на труп.
– Ах ты, падла лупоглазая! – Заревел кто-то у него за спиной, и Гоша еле увернулся от просвистевшего над самым ухом башмака.
Это был Боря. Глаз его был красным от гнева, ноздри раздувались, как у норовистого скакуна. Вид убийства подействовал на него возбуждающе.
– Вы чего? – Гоша вскочил на ноги. – Чего я такого сделал?
– Я тебя поставил трактор чинить, падла! А ты где шлялся? Вернулся через десять минут, а его уже нет! – Боря медленно шел на Мамонтова, отбросив автомат. – Да я тебя с дерьмом смешаю, паскуду эдакую!
Бомжи и надзиратели, которые уже собрались было расходиться, замерли в ожидании новой крови.
– Да я просто… – попытался было что-то сказать Гоша, но в воздухе просвистел тугой кулак одноглазого и угодил в солнечное сплетение. Мамонтов опять оказался на земле. Но в следующую секунду вскочил на ноги.
В драке главное – попытаться как можно дольше устоять на ногах. Если упадешь, пиши пропало. И Гоша больше падать не собирался. В последние моменты уворачивался от ударов, стараясь не дать сдачи. Короткорукий Боря никак не мог достать его и от этого приходил в ярость.
– Да я тебя! Ты мне повертишься, сучонок! – ревел он, продолжая впустую махать кулаками.
В толпе раздались редкие смешки.
Это произошло совсем неожиданно, помимо Гошиной воли. Просто очень трудно бороться с инстинктами. А приемы рукопашного боя ему привили как раз на уровне инстинктов. И когда Боря всей своей тушей попер на него, он просто присел, выбросив вперед локоть. Надзиратель налетел на локоть зубами и, охнув от неожиданности, грохнулся на землю.
Гоша еле сдержался, чтобы коротким ударом пятки не вогнать надзирателю кадык в позвоночник.
– Ах ты… – Боря поднялся на ноги и выхватил из кармана большой охотничий нож. – Ну все, конец твой пришел.
Мамонтов огляделся. Все с интересом ждали, что же произойдет дальше. И только начальник лагеря еле заметно улыбался.
– На, сука! – Нож, сверкнув на солнце, просвистел прямо перед Гошиным носом.
Мамонтов отскочил в сторону и неожиданно, зачерпнув песку, запустил им прямо Боре в глаз. Пока тот вертел головой, ударом ноги вышиб нож.
– Давай его! Вали! – взревели бомжи, радостно захлопав в ладоши.
Справиться с надзирателем не составило для Мамонтова большого труда. Он просто с разворота саданул ему ногой в челюсть, и Боря, сверкнув башмаками, кубарем полетел в кусты под всеобщее ликование.
А Мамонтов схватил валявшийся на земле нож и кошкой прыгнул на грудь надзирателю. Все мигом смолкли, и в воздухе повисла томительная тишина. Мамонтов только слышал, как зло сопит под ним надзиратель, косясь полным ненависти глазом на острие кинжала.
Гоша оглянулся и встретился взглядом с Егором Петровичем. Тот смотрел на него так спокойно, будто Мамонтов собирается зарезать курицу, а не его помощника.
– Ну, чего остановился? – тихо спросил начальник. – Добей его. Если не добьешь, он тебя точно в живых не оставит.
Гоша не шевелился. Чувствовал, что мышцы руки, сжимавшей нож, просто свело судорогой, так хотелось вогнать этот нож в лихорадочно дергающийся кадык.
– Ну убей его, убей, я разрешаю. – Егор Петрович улыбнулся. – Тебе ничего не будет, это просто закон природы.
– Убей! – заревела толпа. – Прикончи кривого! Заколи его, как кабана!
Гоша посмотрел на Борю. И увидел, что тот плачет. Как побитый мальчишка. Он плюнул ему в рожу, отпустил его и встал.
– Не буду, – тихо сказал он и медленно побрел прочь, все еще сжимая нож в руке.
– Струсил, – вздохнул начальник. – Кривое не может сделаться прямым.
– Зато я буду! – Боря резко вскочил, схватил с земли автомат и передернул затвор.
Но очередь ушла в небо, подняв с деревьев стаю перепуганных ворон. Потому что Мамонтов успел отпрыгнуть в сторону, на лету метнув нож, который короткой молнией вонзился прямо надзирателю в глаз.