Глава первая.

Такого сурового и даже, можно сказать, жестокого шмона криминальные группировки Лечо и Скользкого еще не переживали. После гибели авторитетов бандитам создали невыносимые условия существования. Участились внезапные налеты оперативников на рынки, блатхаты, в гостиницы. Словом, после стрелки на бетонном заводе жизнь братвы превратилась в сплошной дискомфорт.

Обиднее всего для них было то, что по большому счету они ведь не были виноваты в трагедии на бетонном. Житуха наступила настолько плохая, что кавказцы в отместку казнили безвинного Ваграма, хоть он и уверял, что приказ взять муровца он получил от самого Лечо. А тот действовал по указке каких-то государственных людей Москвы.

После гибели авторитетов вражда между осиротевшими на время группировками не прекратилась. Вскоре появились новые лидеры: Скользкого сменил бандит по прозвищу Шнапс. В глубине души новый авторитет был благодарен неизвестным убийцам Скользкого. Но обе группировки были несколько обескуражены событиями, произошедшими на этой кровавой стрелке. Те, кто устроил засаду, по всему, были профессионалами высокого класса. После бойни они как в воду канули. Службам безопасности обеих банд не удавалось на них выйти. Все это вселяло в души бандитов неуверенность и даже страх перед будущим.

Шнапса тоже очень беспокоило такое положение дел. Он рассуждал так: конечно, менты не успокоятся, пока на посчитаются за своего, но им должно быть понятно, что головорезы Скользкого никак не могли сделать то, что случилось на пустыре. Хотя, конечно, гибель, в сущности, одного Скользкого с телохранителями могла зародить в извращенной ментовской голове подозрение, что именно перспективный заместитель, то есть он, Шнапс, готов был пойти на это, чтобы возглавить дело. Надо было быстрее аргументированно доказать им обратное, чтобы оставили в покое и дали работать. Поэтому Шнапс подстегивал и подстегивал своих парней искать хоть мало-мальский след. И ребята постарались не за страх, а за совесть. Впрочем, не обошлось и без счастливой случайности.

Тогда, в тот страшный день, когда по машинам братвы началась пальба, один из телохранителей Скользкого успел связаться по радиотелефону с офисом и предупредил о засаде. Боевики на трех машинах срочно выехали на место, но конечно же опоздали, приехали лишь посмотреть на гигантский костер. Правда, одну из чужих автомашин, мчащихся с того места, из одной тачки засекли. Погнались было, но оттуда пальнули по ним из помпового карабина. Пуля разбила радиатор, пришлось остановиться. Но все же засекли марку машины и номера.

Шнапс пробовал узнать по своим каналам, чья тачка. Безрезультатно, хотя среди его осведомителей были не только милицейские чины, но даже депутат Госдумы. Тогда Шнапс понял, что Скользкий и Лечо оба влипли в очень нехорошую историю, после чего и превратились в раскиданные взрывной волной головешки. Надо было искать контакт с МУРом. Тех, кто там служит, ничто не остановит, они докопаются. Им только зацепку надо дать. Шнапс знал, что у Скользкого водился в МУРе знакомый. Как-то по пьяни об этом проговорился тюремный дружок Скользкого, Сема Бритый – старый, испитой вор с наполовину отмершей печенью и туберкулезными легкими. Он все еще внушал сытой, мало битой братве брезгливое опасение. Сидел тихо сторожем на складе запчастей и комплектующих, доживая в тепле и с бутылкой последние дни.

Шнапс приехал к нему в полночь. Отвратный старик – сорока восьми лет – спал на грязном диване, криво раззявив щербатый рот. Шнапс толкнул его ногой. Никакой реакции. Тогда он как следует ударил сторожа. Это возымело действие.

Бритый зашевелился, забормотал ругательства, затем сел, продрал красные глаза и уставился на незваного гостя.

– Шна-апс… Чего тебе? – узнал он авторитета.

– Шнапса принес, – сказал тот и выставил на стол, покрытый желтой от времени и грязи газетой, бутылку водки.

– Ого! Так я же сторож, на посту, хе-хе!…

– На посту? Да от тебя разит, как из сортира наркодиспансера! Разговор есть.

– Как ты вошел, Шнапс? – подозрительно покосился Бритый.

– Опомнился, идиот! – беззлобно ухмыльнулся Шнапс. – У меня в этой фирме от всего ключи, а ты здесь торчишь исключительно из почтения к твоим боевым заслугам.

– Понял-понял, – засуетился Бритый. – Сейчас стаканчики достану. Сейчас…

Через минуту стаканы, мутные оттого, что их лишь споласкивали, а не мыли, стояли на столе. Рядом свежевскрытая банка с килькой в томате.

– Где откопал? – радостно удивился Шнапс, вожделенно уставившись на кильку.

– Ребята угостили, что тачки здесь расчленяют.

– Тебе такая рыбка уже, пожалуй, не на пользу, – заметил авторитет, усаживаясь за стол.

– Э, мне теперь вода кипяченая и то во вред! – отмахнулся Бритый и открыл бутылку.

Выпили.

– Так вот, дело у меня такое, – начал деловой разговор Шнапс. – Ты, как я знаю, корешился со Скользким?

– Было, – кивнул Бритый, на секунду скрыв синий шрам над ухом, за который и получил свою кличку.

– Ты говорил как-то, что Скользкий якшался с каким-то ментом из муровских…

– Не помню…

– Не сторожись, я не на понт тебя беру.

– А зачем?

– Надо. А ты если будешь очень любопытным, уволишься по статье за пьянство и кончишь жизнь в подвале. Понял?

– Чего ж не понять, – буркнул уязвленный и оробевший уголовник.

– Повторить вопрос?

– Помню. Были у него контакты, чего уж теперь…

– С кем?

– Да, кажись, запамятовал…

– Не советую, Бритый, хвостом крутить!

– Я не кручу – вспоминаю!

– Ну?

– Был майор, не то Рожнов, не то Резнов фамилия. Только вроде как уволился из органов в частную контору. Скользкий базлал…

– Ладно, разберемся.

Шнапс щедро подлил в стаканы, оглядел стол и спросил:

– У тебя луковицы нету случайно?

– Щас посмотрим, – засуетился Бритый.

Пока он рылся на полке, Шнапс молниеносным движением капнул в стакан собутыльника несколько прозрачных капель из маленького, утопающего в кулаке пузырька.

Вернулся Бритый.

– Нашел-таки небольшенькую!

– Вот и спасибо. Для меня первое дело – водку луковицей загрызть, на Севере приохотился, – крякнул Шнапс.

– Оно да, витамин!

– Ну, за воровскую удачу!

Такой тост Бритый не мог пропустить, поэтому выпил залпом.

Шнапс, выслушивая бессвязную старческую болтовню, терпеливо ждал того момента, когда начнет действовать влитый Бритому в стакан клофелин. Когда старик окончательно вырубился, Шнапс подхватил под мышки тщедушное тело и выволок его из комнаты-сторожки во двор. Там, справа от основного здания, зиял котлован. На дне огромной ямы уже положили фундамент и ощетинили его арматурой для предстоящих монтажных работ.

Шнапс остановился у края котлована, быстрыми от наплывающей брезгливости движениями расстегнул ширинку на брюках безвольно обвисшего Бритого. Посмотрел вниз – хорошо ли упадет тело – и легонько столкнул Бритого вниз. Через мгновение из недр котлована послышался шорох, затем жутковатый треск и хрипение. Шнапс включил фонарик и посмотрел вниз. Тело Бритого висело насаженное на прутья арматуры. Голова его запрокинулась, из открытого рта струилась черная кровь, руки подергивались в предсмертной агонии. Шнапс сплюнул и вернулся в сторожку. Принесенную бутылку он разбил об угол сторожки. На столе хватало пустых бутылок с отпечатками пальцев одного Бритого.

Утром Шнапс созвонился со знакомым ментом из Центрального округа, и тот сообщил ему, что в МУРе майора Резнова нет, но есть начальник МУРа полковник Грязнов, который действительно работал в частном сыске.

– Ни хрена себе другана нашел Скользкий! – положив трубку, присвистнул Шнапс.

По постановлению следователя Турецкого, в почтовом отделении, обслуживающем дом, где ранее проживал Олег Колобов, обязаны были задерживать любую корреспонденцию, поступающую на это имя, и сообщать об этом «важняку».

Работницы на сортировке внимательно просматривали почту. Но писем на имя Колобова не было.

Сегодня, как обычно, женщины в синих халатах разбирали привезенную с Главпочтамта корреспонденцию. В последние годы эта работа не была такой напряженной, как раньше. Полтора десятка лет назад, скажем на время летних отпусков, приходилось приглашать на работу студентов и старшеклассников – такой был наплыв писем. Он не иссякал и осенью. Теперь же потихоньку, без напряга справлялись сами. Что делать: факсы и короткие телефонные информации вытеснили из нашей жизни эпистолярный жанр.

На сортировку вошла изможденная женщина с мешками под глазами, что красноречиво говорило о постоянных возлияниях. Поздоровавшись, она взяла немногочисленные газеты, которые жильцы района получали по подписке, и перебрала пальцами полтора десятка писем. Она-то и обнаружила послание мертвецу.

– Эй, бабы! В семнадцатой квартире давно уже Колобов не живет! Че вы мне его суете?

– Кого?

– Да письмо! Угрохали того Колобова да и сожгли в машине. Или не помните? У меня мозги наполовину отпиты, наполовину отбиты – и то помню!

– Да, в самом деле, – вспомнила старшая сортировщица. – И что с ним теперь делать? В мусорницу?

– Может, какая родня есть?

– Кто ж ее искать будет?

– Откуда письмо-то, – догадался кто-то спросить.

Почтальон взглянула на обратный адрес.

– Ну конечно, кто такому хвату писать будет, кроме дружков. Из тюрьмы письмо.

Тут– то старшая и вспомнила о постановлении прокуратуры, лежащем на столе начальника почтового отделения.

– Давай письмо сюда, – сказала она. – Я знаю, что с ним делать: его надо передать шефу!

В кабинет Турецкого зашел Меркулов.

– Как дела, Александр? – поприветствовал он следователя.

– Как дела, как дела… Как сажа бела!

Минут через пять в кабинет Турецкого вошли Грязнов и Яковлев. Полковник осунулся и даже несколько постарел. Смерть Никиты Бодрова и неустанные поиски убийц укатали вечного балагура и хохмача. Даже подполковник Яковлев на его фоне выглядел сейчас классным остряком, хотя никогда этим качеством не блистал.

– Ну что у вас нового? – спросил Турецкий.

– Да ни хрена! Все глухо. В лучших традициях прежнего КГБ.

– Намекаешь, что это их работа, Слава? – насторожился Турецкий.

– Не намекаю, а пришел к такому выводу, – кивнул Грязнов.

– Да, судя по тому, что успел мне сказать Никита, этот тип, который его мучил, из старого КГБ, – вставил Яковлев. – Видно птицу по полету. Да, вспомнил! – добавил Яковлев. – Никита успел сказать мне, что у этого типа какие-то белые пятна под глазами. Примета яркая…

– Да, Бог шельму метит, – кивнул Турецкий. – Эти пятна появляются на лице в результате сильных нервных потрясений. Возьмем сей факт на заметку.

– Из КГБ он или нет, но сработал четко, – пожал плечами Меркулов.

– Куда уж четче. Скользкий еще не успел мне рукой махнуть, а Лечо лишь по золотой цепи да по коронкам опознали, – подтвердил Яковлев.

– Ну а у тебя как дела? – обратился Грязнов к следователю.

– Не лучшим образом. Вынес постановление о наложении ареста на счета «Кононга» и «Каскада». Вот жду высочайшего позволения. Генеральный прокурор сказал, что только он может санкционировать все мои постановления. Хотя мои постановления должен санкционировать Меркулов.

Константин Дмитриевич кашлянул и негромко сказал:

– Само дело неординарное: убит человек, пользовавшийся вниманием Президента.

Все посмотрели на государственного советника юстиции первого класса.

– Ты что-то знаешь? – спросил Турецкий.

– Да. Генеральный просил меня передать тебе, Саша, что он не находит достаточных оснований для санкционирования твоего постановления. Одним словом, генеральный очень обеспокоен развитием событий. Кстати, я полностью согласен с генеральным…

– Все это лишь очередное подтверждение того, что ниточка тянется далеко наверх, – заметил Грязнов.

– Почему? Какие у тебя основания так считать? – спросил Меркулов.

– Потому что бандитам не было никакого смысла устраивать такую разборку. Иное дело, если бы на стрелку приехал кто-нибудь один из авторитетов, тогда понятно: убрали конкурента и всех, кто оказался рядом. Но убили-то обоих, а третьей бригады по оперативным данным не имеется. Нет. Тут совсем другое дело. Мы знаем, что в подсобке у Лечо, а потом и на даче с Никитой разговаривал какой-то мужик, который и мучил Никиту. Так вот, среди погибших есть тот самый мужик, но выяснилось, что погибший русский числился водителем в фирме «Каскад». И это само по себе любопытно: водитель «Каскада» засвечивается в качестве водителя Ваграма! Но вернусь к этому мужику. Контрразведчик, как он себя обозвал, на стрелку не поехал. Можно предположить, что он занимается более серьезными делами, чем автомафия. Знает что-то о МУРе, осведомлен о ходе следствия… Словом, я считаю, что он вполне мог бы возглавить ту, третью, бригаду, открывшую огонь из засады…

– Все это надо проверять, – буркнул Меркулов и, обращаясь к Турецкому, спросил: – А ты пробовал выяснить, что связывает группировку Лечо и концерн «Кононг»?

– Конечно, выяснил, Костя. Чисто экономический интерес. Лечо осуществлял свои торгово-закупочные операции через «Кононг», оставляя им определенный процент. Сотрудничали, так сказать.

– Понятно. А кто-нибудь из этих бандитов знает, кто и зачем встречался с Бодровым? – поинтересовался Меркулов.

– Нет. У них дисциплина: что не надо знать, того не знают. Один Лечо знал, но… – развел руками Турецкий.

– А когда мужик этот приехал? До того, как привезли Никиту, или после?

– Почти одновременно. А что? – спросил Турецкий.

– Да как-то вокруг этой фигуры «контрразведчика» все накручиваться стало…

– А мне вот, Костя, хотелось бы знать, не по просьбе ли Тураева Бодрова прихватили? Может быть, этот «контрразведчик» искал возможность выйти на кого-нибудь из нашей епархии. Скажем, для покупки информации или всучивания компромата на конкурентов. А также допускаю, что его цель была предостеречь нас от излишнего любопытства. Но ничего, мы еще до них доберемся, – повысил голос Турецкий. – Не на тех нарвались, подонки!

– Не кипятись, Саша, – осадил его Меркулов. – А то все в месть за друга превратим.

– А что! Одно другому не мешает! – сурово отозвался Яковлев.

В разговор вклинился Грязнов:

– Вот что мне еще непонятно: когда я начал переговоры со Скользким, то лишь один раз позвонил по телефону его марухе. Потом все разговоры велись только через пейджер или по мобильному телефону. О месте встречи договорились за сорок минут до стрелки. Ума не приложу, как эта третья бригада узнала, где нас найти? Хвоста точно не было. Да если бы и шли за нами, то не успели бы развернуться в боевой порядок. Значит, хоть пять минут, но они нас уже поджидали на позиции. Да и среди кавказцев на стрелке погиб не тот русский, который допрашивал Никиту.

Муровцы в расстроенных чувствах вернулись в свою контору и разошлись по кабинетам.

После похорон Никиты полковника Грязнова не покидало чувство вины за гибель молодого сыскаря. Никто его ни за глаза, ни в глаза не обвинял, но сам он знал, что это его вина… Тревожило его и все нарастающее напряжение вокруг дела Иванова. Он был уверен, что все шаги Турецкого и МУРа кем-то предугадываются. Но кто эти люди? Тот, неизвестный, или целая группа, которая опережала в своих действиях розыскников и «важняка»?

Одно было ясно Грязнову, что невидимый пока противник или денег имеет немерено, или свободно расхаживает по коридорам высшей власти. Скорее, и то и другое вместе. Из всего этого напрашивался грустный вывод: раскрыть это дело с большим количеством трупов трудно. К тому же участники следственной оперативной группы постоянно рискуют пополнить печальный список жертв.

Зазвонил телефон. С тревожным чувством Грязнов поднял трубку.

Услышав голос своего племянника Дениса, который после его ухода возглавил частное сыскное агентство «Глория», Грязнов облегченно вздохнул.

– Ты что такой смурной, дядя Слава? – забеспокоился Денис.

– Да так, есть проблемы. А у вас как?

– Да тоже проблем хватает, а тебя нет, – скаламбурил Денис.

– Подожди немного. Разгребусь с одним дельцем и вернусь, – заверил Грязнов.

Денис дал понять, что у него сидит человек, который хочет встретиться с Грязновым.

– Сейчас приеду, – согласился Грязнов. – Но запомни, Денис, моя жизнь должна быть надежно защищена.

В офисе сыскного агентства «Глория», казалось, ничто не изменилось. Та же мебель, те же стены.

Денис встретил Грязнова на пороге. Он сначала провел его к себе в кабинет и налил в маленькие, с наперсток, рюмки коньяку.

– Поговорил бы ты со своими, дядя Слава, а то житья нет. Когда начинали, еще ничего было, а теперь не продохнуть, – пожаловался Денис.

– Не совсем понял, кого ты имеешь в виду?

– Да уголовку. И местную и РУОП – все считают нужным выпендриться, а то и дорогу перейти.

– Их можно понять. Вы выбираете дела, которыми хотите заниматься, у вас и гонорары бывают повыше их зарплаты…

– Бывают и пониже! – заметил Денис.

– Об этом они не хотят знать. Но они знают, что им не приходится выбирать, чем заниматься, и платят им «огромнейшие» оклады. Завидуют тебе, понимаешь?

– Понимаю, но нам от этого не легче.

– За этим и позвал?

– Нет. Просто пожаловаться некому, вот и ляпнул…

– Ладно, при случае проведу беседу.

– Позвал тебя вот зачем. Пришел человек, тебя ищет.

– Кто он?

– Темный. Думаю, сидевший. Спросил, работаешь ты тут или нет. Говорю: нет. Тогда он сразу про МУР твой вспомнил. Вижу, человек осведомленный. Спрашиваю осторожно: он вас знает? Нет, говорит, но он знал Скользкого.

Денис вопросительно взглянул на Грязнова.

– Знал, – согласился полковник.

– Так вот, он говорит, что кое-что знает про то, как убивали Скользкого и твоего человека.

– Да? И где он? – заинтересовался начальник МУРа.

– Сидит в комнате для посетителей, благо таковых негусто.

– Ну пошли поглядим.

– Не жалеешь, что ушел? У нас-то стрельбы не было.

– Сейчас не время толковать. Веди к этому темному.

Денис пожал плечами и пошел вперед. Он проводил Грязнова до двери и, оставшись в коридоре, шепнул:

– Если что, кричи. Мои ребята рядом.

– Еще чего! – усмехнулся полковник и резко открыл дверь.

Харя, конечно, бандитская, сразу отметил он, оглядев вставшего при его появлении мужчину.

Они не подали друг другу руки. Оба имели кое-какой опыт и сразу поняли, кто есть кто. Прежде времени тянуть руку для пожатия не позволяла корпоративная честь.

– Добрый день. Я Грязнов.

– Здорово. Я Шнапс. Слыхал?

– Положено слышать. Адъютант Скользкого, – кивнул Грязнов.

– Уже не адъютант! – как ни старался Шнапс, а самодовольства скрыть не удалось.

– Ах да. Король умер – да здравствует король!

– Чего?

– Пословица английская.

– А, ну да.

– И что же тебе надо, Шнапс?

– Чтоб твои волкодавы успокоились. Ты же понимаешь, что на нас нет крови твоего оперка.

– Мало ли что я понимаю. Мне доказательства нужны.

– Доказательства! Мы что, отморозки, ради какого-то оперка авторитета гасить!

– Ради власти и не на такие жертвы идут. К тому же удачно получилось: заодно и конкурента Лечо на куски разнесли.

– Не наша работа, Грязнов! Ты и сам это знаешь, только понты кидаешь.

– Ну допустим. Но если ты пришел только это сказать, уверяю – риск напрасный. На слово я тебе не поверю. Ты лишь замажешься перед своими, что со мной встретился, и на правилку пойдешь.

– Не пугай! Мне невелик кайф с тобой якшаться, но за мной люди, я за них теперь отвечаю, а вы житья им не даете.

– И не дадим, если порядка не будет. Что хотел сказать, кроме жалоб?

– Могу наколку дать. Мои ребята ехали по тревоге Скользкого спасать, да не успели, но одну подозрительную тачку заметили. Погнались так, на всякий случай, а оттуда из помповика моим в радиатор как пальнули, так машинка и сдохла. Вот тут записаны марка, цвет и номер…

Шнапс протянул Славе листок с немудреным текстом.

– Спасибо, – совершенно искренне сказал полковник.

– За спасибо на маршрутке не доедешь! – усмехнулся Шнапс.

– Тебе ли, крутому, за маршрутку переживать? – в тон ему ответил Грязнов, пряча записку в карман пиджака.

– Не потеряешь?

– Я запомнил.

– Александр Борисович, вам с почты письмо передали.

Турецкий поднял усталые глаза на секретаршу следственной части.

– С какой почты? Какое письмо?

– С нашей почты, московской, – терпеливо уточнила секретарша. – Сказали, что вы дали распоряжение письма изымать.

– Давайте.

Следователь взял порядком измятый от долгих странствий конверт, прочел, кому адресовано послание, и вскрыл. Довольно интеллигентным почерком были начертаны предложения, пестревшие блатными словечками: «Привет, братан! Пишет тебе Остап. Ты там, наверное, арбузы у аров покупаешь и с шампусиком трескаешь, а мы тут ханку жрем, да и то раз в день. Больше хозяин выбить не может, потому что работы нет. На грев от местных особо рассчитывать не приходится. Народу мало, а понятливого и того меньше. Сам понимаешь, мишка из берлоги передачку не притаранит. Поэтому у воров тоже брюханку подвело. Тем только и хорохоримся, что одежки у нас поприличнее да лопаты в руки не берем. Ты, Олежка, наверное, тачку себе надыбал и раскатываешь с марами по белокаменной. Но, как говорится, дай тебе Бог. У меня к тебе просьба, Олежка. Навести эту сучку еще разок. Я ведь ни ее, ни тебя по делу не потянул, пошел паровозом без вагончиков за всю гастроль. Она, сука, божилась тогда, что пол-Черкизовского мясокомбината для меня вывезет, только бы я все на себя взял. Я не фуфло, и так бы групповуху лепить не стал, но она обещала, а обещалка ее не очень-то меня греет. Пригрози ей от моего имени, что, если грева не будет, заговорю. Есть еще, что вспомнить. Да и ты, Олежка, если тебе не западло другану помочь, подсуетился бы с посылочкой. Ну будь. Всегда твой братан Остап».

Турецкий отложил письмо и позвонил Грязнову.

– Если имеешь время, забеги ко мне, я тебе кое-что покажу, – сообщил Турецкий.

– Я и сам к тебе, Саня, собирался.

…Через полчаса муровец уже сидел в кабинете Турецкого и читал письмо Остапа, адресованное Олегу Колобову.

Ознакомившись с текстом, Грязнов задумчиво произнес:

– Не уведет ли нас этот Остап в сторону? Можешь, Саня, запросов на его счет не посылать. Я вспомнил. Это его при помощи телика Яковлев поймал. Ловкий мошенник. Подсел еще до того, как вся эта каша заварилась. Так что я очень сомневаюсь в его искреннем внимании к неизвестной тете и Колобову, – покачал головой Грязнов.

– Вполне возможно, но коль уж зацепка получена, можно при случае выяснить, кто помогал работать нашему великому комбинатору. И что это за тетя.

– Ну разве что на досуге, – кивнул муровец. – Тут мне одни знакомые передали номер автомашины и ее описание. Хотелось бы узнать, кто ее хозяин. – Грязнов протянул листок.

– Что за машина?

– Эта машина почти в тот же час, когда была стрелка, ехала со стороны бетонного завода.

– Понятно. А через автоинспекцию еще не пробовал уточнить? Там ведь всех регистрируют, – поинтересовался Турецкий.

– Еще не услышав совета из твоих разверстых уст, я уже все проверил – не зарегистрирована такая тачка.

– Почему? Номера же московские.

– Вот поэтому я и адресую вопрос тебе, Саня. Мало ли что – вдруг она по интересному ведомству проходит, – сощурился муровец.

– Думаешь?

– Да. Что-то мне последнее время так кажется.

– А смысл? – вздохнул Турецкий.

– Кто-то из наших залез в карман или в банк данных слишком глубоко, – продолжал Грязнов.

– Ладно, сейчас узнаем, – согласился следователь. Он включил компьютер. – О, заморгал, сатана! – улыбнулся Турецкий, взглянув на монитор.

– Ну что там? – с нетерпением спросил Грязнов.

– Все о'кей! Тачка эта проходит по военному ведомству, дорогой. Японский джип.

– Японский?! – изумился Грязнов.

– А что тебя так удивляет? Может быть, гуманитарная помощь НАТО. Ага! Вот и воинская часть указана. Сейчас перезапросим, какой конкретно полководец на ней катается, – потер ладони следователь.

– Я вижу, Саня, у тебя там бутылка коньяка стоит, – кивнул Грязнов на дверцу холодильника-бара. – Думаю, не подаришь ли ты мне ее, а я бы тебя угостил, – хитро улыбнулся Грязнов.

– Во-первых, как ты через дверцу можешь ее видеть, а во-вторых, почему вдруг я тебе должен дарить последнюю бутылку? – нарочито серьезно проворчал Турецкий.

– А ты себе еще купишь, – бросил муровец.

– Да, если буду так умело раскрывать с твоей помощью убийства, как эти, выгонят меня из прокуратуры без выходного пособия.

– Ничего. К моему племяшу, Денису, в «Глорию» пойдешь или в газетку. Сиди себе пописывай… – хмыкнул Грязнов, чувствуя, что расслабиться не удастся.

– Ну-ну, ласковый ты мой! Полковник Грязнов тоже что-то чудес раскрываемости не демонстрирует! – отмахнулся Турецкий. – А ведь это в первую очередь твоя обязанность, Слава, а не моя. Читай лучше, видишь, ответ пришел.

На голубой экран одна за другой выбегали строки краткого сообщения:

«Запрашиваемый автомобиль в январе 1996 года был отправлен в Чечню в составе подразделений автомобильной техники. В результате военных действий пришел в негодность и списан по акту».

– Все понял, мой друг Слава? – кивнул следователь на экран.

– Все, Саня, и даже то, что пить надо меньше, а то не только раскрываемости не будет, но и с работы попрут…

– Отлично, полковник! – похвалил Турецкий друга за догадливость. – Кстати об автомобилях. Там, возле охотничьего домика, были обнаружены следы от протекторов колес машины «скорой помощи» и двух джипов, а не одного. Судмедэксперты, которые по моей просьбе сделали экспертизу холодного оружия боевиков, прихвативших Володю Яковлева, не обнаружили следов крови, идентичной той, что была на полу в охотничьем домике… да и вообще, никакой другой крови они на ножах парней не обнаружили.

– Вот это, Саня, как ты любишь говорить, уже интересно! – воскликнул Грязнов. – Стало быть, Иванова убили те, кто приехал на втором джипе. Потом обе машины уехали, но одна по известной причине вернулась…

– Вернулась и вторая машина, Слава. Вернее те, кто на ней ехал, убийцы Иванова. Они оставили джип подальше от дома и, пешком дойдя до наших оперативников, связали их. Это вообще не входило в их планы. Когда их товарищи-растеряхи, оставившие на месте преступления улику, должны были вернуться в дом, те, убийцы, просто вынуждены были их подстраховать. Потом последовали все остальные события.

– Теперь я понимаю, почему Никите Бодрову дали спокойно уехать. Они не знали, что он увозит улику, водительское удостоверение одного из незваных гостей этого дома, – вставил Грязнов, и по лицу его вновь скользнула тень печали.

Турецкий продолжал:

– Не тот ли «контрразведчик» со своей бригадой был во втором джипе? Поезжай, Слава, немедленно, в воинскую часть и узнай, кто купил эту машину.

Сергей Колобов вошел в кабинет и поприветствовал Турецкого.

– Прошу! – следователь указал на стул.

Колобов молча сел и протянул Турецкому повестку.

– Вас это расстроило, – кивнул «важняк» на повестку.

– Да нет. Меня расстроила смерть моего брата, Александр Борисович.

Турецкий понимающе покачал головой.

– Сообщаю вам как родственнику убитого, что убийство вашего брата раскрыто. Следствие установило факт убийства Олега Колобова бывшим продюсером телекомпании «Спектр» Юрием Ивановым. Олег был задушен, когда явился к нему с требованием какого-то долга.

– А его жена Ангелина проходит как-нибудь по этому делу? – спросил Колобов.

– Она – соучастница убийства, – информировал следователь.

– Можно узнать обстоятельства смерти брата?

– Иванова утверждает, что сначала они его усыпили, а потом уж задушили, – пояснил Турецкий.

– А где теперь находится Ангелина? – бесцветным голосом спросил Колобов.

– Ангелина в следственной камере. Арестована, как я уже сказал, по обвинению в соучастии в убийстве вашего брата.

– Понятно. Что ж, за эту новость вы хотите поживиться какой-нибудь новостью от меня? – улыбнулся Колобов.

– Моя профессия – добывать информацию, правда, не всегда мне ее охотно выдают, – посетовал Турецкий.

– Это допрос? – посерьезнел Колобов.

– Да. У меня есть все основания сообщить вам эту новость.

– Стало быть, с этой минуты ни на коммерческие, ни на политические, ни на человеческие тайны я отныне перед вами права не имею? – полушутя-полусерьезно спросил бизнесмен.

– Разумеется, – хмыкнул Турецкий.

– Хорошо, – спокойно согласился Колобов.

Следователь придвинул к себе бланк протокола допроса, взял ручку и начал:

– Вы по-прежнему утверждаете, что Олег посещал Иванова не по вашему поручению и не по просьбе кого-нибудь из руководства концерна?

– Лично я его об этом не просил, но не утверждаю, что об этом его не мог попросить Тураев. У директора концерна, помнится, были вопросы к Юрию Иванову по работе. Но, насколько я знаю, все они отпали после смерти продюсера телекомпании «Спектр», и полагаю, что не Олег эти вопросы Иванову задавал.

– Допускаете, что у вашего брата могли быть дела с женой Иванова?

– Почему нет? Она баба ушлая. Охраняйте ее хорошенько, а то уйдет, и тогда я ее прищучу.

– Не накаркайте, Сергей Васильевич! Иначе, случись что, первым подозреваемым будете вы, – предостерег Турецкий. – Вы знали всех приятелей брата?

– Думаю, что далеко не всех. Но некоторых встречал, приходилось. Те еще фигуры!

– А человека по имени Остап знали?

– Не припоминаю. Каков из себя?

– Лет сорок. Колымский загар. Знает не только феню, но и хорошие манеры.

– Нет, вряд ли вспомню. Но такой вполне мог быть. А кто он, если не секрет?

– Мошенник. Сидит в колонии. Недавно Олегу письмо прислал. Жалуется, что Олег его забыл и какая-то, извините, сучка не помогает ему посылками и передачами, хотя перед судом клялась и божилась не забывать. Остап поверил, взял на себя всю вину и пошел в зону один.

– Если бы жена Иванова не была такой засвеченной в массах телевизионщицей, я бы мог предположить, Александр Борисович, что именно она и есть бывшая подельница этого Остапа и Олега.

– Да. Такой женщине порочащие ее связи не нужны. Но тем не менее в убийство она все же вляпалась. Извините за вопрос, но какую роль мог играть в шайке Остапа ваш брат?

– На первых порах, полагаю, обычный «бык», предназначенный для выбивания денег. Этим он точно занимался. Не знаю только при ком: при Остапе или при Семене.

– Что за Семен? – поинтересовался Турецкий.

– Да это так, к слову.

– А вы можете объяснить, где перехлестнулись интересы вашей фирмы «Каскад» с Тураевым?

– Нас не устраивает тот факт, что благодаря Тураеву мы стали заложниками в чьих-то не очень чистых политических играх.

– А как вы относитесь к тому, что Тураеву не нравится ваша самостоятельность? – улыбнулся Турецкий.

– Это не имеет никакого значения. Сейчас такие отношения – обычное дело.

– Тогда я вам, Сергей Васильевич, скажу больше: Тураев сотрудничает, если можно так выразиться, и с бандитской группировкой ныне покойного Лечо. Пирог этот, как видите, весьма многослойный.

– Да неужто?! – сделал удивленные глаза Колобов.

– Знаете Джигита?

– В общем, да, – буркнул Колобов.

– А вы сами, Сергей Васильевич, не сотрудничаете с какой-нибудь бандой? – впрямую резанул Турецкий.

– Как можно?! А престиж, деловая репутация, – покачал головой бизнесмен.

– Тогда вам, конечно, наплевать на то, что вместе с Лечо погиб и Скользкий…

Турецкий смотрел как бы в никуда, но на самом деле его взгляд прощупывал собеседника. Он уловил, что после упоминания о Скользком по лицу Колобова пробежала тень.

Значит, Скользкий тебе был роднее, чем Лечо, отметил про себя следователь.

– Говорите, Скользкий? Не слышал… – как-то вяло ответил Колобов и отвел взгляд в сторону.

– Я вам не верю, конечно, ну да ладно, – махнул рукой Турецкий. – Ответьте еще на один вопрос. Концерн «Кононг» занимается продажей военной техники?

– Нет. Камуфляж, гуманитарка… Металл продаем. А к технике мы доступа уже не имеем… Ни концерн в целом, ни моя фирма в частности этим не занимаются, – категорично заявил бизнесмен.

– Вам о чем-нибудь говорит имя Сергей Соловьев? – спросил следователь, имея в виду боевика, потерявшего в охотничьем домике водительское удостоверение и поплатившегося за это жизнью вместе со своим товарищем.

– Конечно, знакомо, – спокойно, но несколько удивленно ответил Колобов. – Он работал у меня в отделе охраны. Полгода назад я его уволил за постоянные пьянки во время дежурств. А что, он уже и к вам успел на заметку попасть?

– Успел, да не успел, – задумчиво сказал Турецкий. – Странное дело, Сергей Васильевич, ваши люди засвечиваются совсем в иных качествах. Но об этом в следующий раз. А теперь последний вопрос. Мелькал ли на вашем горизонте человек с белыми пятнами под глазами – характерное последствие нервных потрясений?

Колобов задумался.

– Где-то я видел этого человека, но где, я так сразу сейчас не могу вспомнить. Я обещаю поднапрячься. Может, к следующей нашей встрече я вспомню. Но видел я его точно. Уж слишком мне эти пятна запомнились. Не само лицо, а именно эти вкрапы омертвевшей кожи на живом лице. Я обязательно вспомню – хотя бы где я его встречал.

Турецкий ничего больше не стал говорить, отметил повестку и отпустил бизнесмена.

Александр Борисович прочитал протокол допроса Колобова и задумался. Если директор «Каскада» откровенен, то Тураев в какой-то серьезной и преступной игре обгоняет его, как говорится, на целую лошадь. Колобов противостоит Тураеву, а люди Колобова оказывают услуги его конкуренту. Или же это ход, чтобы запутать следствие. Но ведь он намекнул на какое-то важное откровение в будущем. Следователь решил максимально приблизить это будущее и на следующий же день решил снова допросить Колобова.

Турецкий послал отдельное требование в МВД, чтобы в колонии допросили заключенного Остапа Орехова. В своем письме следователь перечислил вопросы, на которые должен дать ответы Орехов. Вскоре пришел ответ.

Александр Борисович начал читать протокол допроса свидетеля Орехова:

"В о п р о с. Гражданин Орехов, за что вы отбываете наказание?

О т в е т. Это указано в моем деле.

В о п р о с. Пишете ли вы письма знакомым? В частности, в Москву?

О т в е т. Имею на это право.

В о п р о с. С кем конкретно имеете переписку?

О т в е т. С родными и друзьями.

В о п р о с. Я допрашиваю вас согласно отдельному требованию, полученному из Генпрокуратуры. Вы послали письмо гражданину Колобову О. В. Однако адресат выбыл, по указанному адресу не проживает. Колобов убит. Что вам известно об обстоятельствах его жизни и смерти?

О т в е т. Подозрения у меня имеются. Раз она своих мочит, значит, с ней можно по-сучьему. Зовут ее Ангелина Ципко. Мы с ней пару дел провернули, а Олег нас на своей тачке возил. У нее хобби: за крутых замуж выходить, но чтобы с тюремным прошлым. В работе это здорово помогало. Одно дело, когда я с липовыми документами прихожу в какую-нибудь фирму, и совсем другое, когда, например, в Академию наук или, как в последний раз, на телевизионный канал приходит замдиректора по маркетингу. Мы с ней нагрели много народу. Правда, потом она стала своевольничать. Намекала, что работает больше, чем я. Мол, все у нее покруче и потому доля ее должна быть выше. Я по-хорошему пытался ей втолковать, что среди братвы у меня авторитет и лишь поэтому наша бригада работает спокойно, без наездов. А без меня не проработала бы она и трех дней: пришли бы и обложили данью. Сейчас с этим делом полный беспредел. Она меня послушалась, но я не поверил и не спускал с нее глаз. Сгорели мы на фирме «Рубин».

В о п р о с. Как это произошло?

О т в е т. Я выдал себя за главного инженера бумажно-целлюлозного комбината из Калининградской области, а она – за маркетолога от телевидения, который имеет лицензию. «Рубин» мы пристегнули за определенный процент. Якобы за то, что у них таможенные льготы. Директор «Рубина» попросился в долю. Я пообещал ему дешево продать несколько вагонов офсетной бумаги для издания художественной литературы. Он перечислил на это почти все деньги со счета «Рубина». Мы с А. Ципко их обналичили и скрылись. Потом меня взяли органы, а деньги остались у А. Ципко".

Дочитав показания Орехова, Турецкий отложил протокол допроса и произнес вслух:

– Так-так, знаменитая шоуменша. Оказывается, ты ворованными деньгами делиться не любишь. А это опасное хобби. – Про себя он отметил, что следователь грамотно провел допрос и записал только суть ответов, а не речь блатного, который наверняка завалил его блатными словечками.

Не успел Турецкий еще как следует проработать информацию, как позвонили из МВД и сообщили, что вчера в колонии в промышленной зоне был обнаружен мертвым заключенный Остап Орехов. Его живым почти целиком запихнули в плавильный тигель.

Кто– то весьма оперативно и жестоко отомстил за Ангелину.

 

Глава вторая.

Внешне загородный дом профессора Шатохина выглядел не очень броско, но тем не менее в нем хозяин мог принять сразу несколько десятков гостей и добрую половину из них оставить переночевать во вполне комфортной обстановке.

Сегодня у хозяина не было хлопот с гостями, но один-единственный визит заставил его поволноваться не меньше, чем во время самых шумных вечеринок. Перед ним сидел старший следователь по особо важным делам при Генпрокуроре России. Интересовался он не хозяином, а его бывшей женой. Шатохин не совершил никаких противозаконных проступков, но не мог сдержать волнение.

– Видите ли, Александр Борисович, мы давно уже не живем с Алей. Вряд ли я смогу чем-то помочь вам, – начал он.

– А почему – Аля? – не понял следователь. – Она же Ангелина, а не Алевтина!

Профессор удивленно поднял брови и продолжал:

– Ну а как ее по-другому назвать? Анга?

– Ангел, – помог ему следователь.

– Ну что вы! Она отнюдь не ангел.

– Наверное, вы не знали этого перед женитьбой? – поинтересовался Турецкий.

– Можно полюбопытствовать, по какому поводу допрос? – насторожился профессор.

– Я обязан все знать о подследственной Ивановой. Сейчас эта гражданка под стражей, – проинформировал Турецкий.

– Что ж, нечто в этом роде я и предполагал. Во что вляпалась моя резвушка?

– Соучастие в убийстве и мошенничество.

– Даже так? Тогда начнем. Спрашивайте, – грустно улыбнулся Шатохин. – Я отвечу на все интересующие вас вопросы.

– Спасибо! Итак, что послужило причиной вашего развода?

– Причин несколько. Личные, полагаю, интересуют вас постольку-поскольку. Но семья начала рушиться, когда я сделал ей выговор за то, что она стала пользоваться моими связями и знакомствами в не очень благовидных целях. Она оскорбила меня, назвала ослом, что совершенно не обидело вашего покорного слугу, но после этого жизни уже не было. Хотя я еще некоторое время цеплялся за возможность примирения. Готов был даже унизиться, пойти ей навстречу, чтобы только она осталась со мной. К сожалению моему или к счастью, к тому времени у нее уже появился этот режиссер с телевидения, да и сын весьма ультимативно потребовал от меня решительности.

– Это ваш общий сын?

– Нет, конечно. Она ни за что не хотела обременять себя ребенком.

– Вы знали о том, чем она занимается?

– Нет. Только на уровне догадок и подозрений. Я полагал, впрочем, что теперь махинации – это не преступление, а способ быстро разбогатеть, ведь главные махинаторы страны для закона недосягаемы. Тем не менее я не оправдывал ее и не осуждал. Это не наказуемо?

– Пожалуй, нет. Скажите, пожалуйста, в последнее время она поддерживала с вами отношения?

– Весьма редко. В основном когда у нее возникали какие-нибудь проблемы.

– Можете вспомнить, когда это было последний раз?

– Это нетрудно. Чуть больше месяца назад, когда погиб ее новый муж.

– Что она хотела?

– Взять на время мою «Волгу».

– У нее не было своей машины?

– Почему же? Она достаточно состоятельна. Объяснила мне, что ее авто в ремонте, муж в отъезде, а ей, как всегда, что-то срочно надо.

– В этой просьбе было что-то необычное?

– Только то, что раньше она весьма презрительно отзывалась о моей старушке и ни за что не соглашалась ездить на ней куда-нибудь.

– Что еще?

– Вроде ничего… Ах да! Еще она попросила о какой-то услуге сына.

– Не знаете о чем?

– Он должен был в определенное время ждать ее на шоссе. Больше ничего не знаю.

– Мне показалось из ваших слов, что он не очень хорошо относился к своей моложавой мачехе…

– Ну это же естественно. К тому же, как потом оказалось, я ей вовсе не нужен. Поэтому у мальчика к ревности прибавилась естественная обида за отца.

– Почему же он согласился исполнить ее просьбу?

– Насколько я понял, она поклялась после этого навсегда исчезнуть из нашей жизни.

– Выполнила обещание?

– Исполняет пока.

– Некоего Орехова вы знаете?

– Не припоминаю.

– Одно время он обделывал делишки в паре с вашей супругой.

Профессор вздохнул:

– Много их было всяких… Но этого не приводила.

– У меня к вам просьба, Алексей Александрович. Посмотрите внимательно в доме, не спрятала ли Ангелина здесь видеокассету. Из-за нее у вашей жены начались крупные неприятности…

– Из-за них она в тюрьме? – удивился профессор.

– Нет, но из-за нее Ангелину чуть не убили. Так что хранить ее опасно.

– Понял. Посмотрю обязательно.

– Да, спасибо. Только учтите, что она тщательно спрятана.

– Понял. Скажите, гражданин следователь, если можно, кого она убила, Иванова?

– Нет, Иванова убил другой человек, а она ему содействовала в этом преступлении, – ответил Турецкий и на этом поставил точку.

Показания профессора Шатохина уместились на полстраничке протокола допроса свидетеля.

– Куда это вы, сударь, в такую погоду? – поинтересовался Грязнов, застав друга, одетого в плащ.

– Прежде чем в гости приходить, звонить надо, Слава! – дружелюбно упрекнул друга Турецкий. – Я еду допрашивать Ангелину. – Да тебе, конечно, не по чину самому проводить такую операцию, как выявление продавцов нелегальных автомашин, и, разумеется, Володе тоже, но, учитывая обстановку и сложности, с которыми сталкивается следствие по делу Иванова…

– Ладно-ладно, Саня, я все понял, – перебил его муровец. – Володя Яковлев с двумя оперуполномоченными в любой момент готов выехать в Острогожск, но давай, друг, чуток повременим с этим…

– Почему? – удивился Турецкий.

– Людмила Семенова объявилась! Она, оказывается, присутствовала при допросе Бодрова. Ей чудом удалось бежать. Мои опера с ног сбились, разыскивая ее, а она отсиживалась у подруги в Подмосковье. Никита дал ей мой телефон. Оклемалась и позвонила. Молодец девка!

– Да где же она! – воскликнул Турецкий.

– В приемной у тебя сидит…

– Зови! – громко сказал Турецкий, снимая плащ.

В кабинет следователя вошла красивая девица с очень напряженным лицом. По голосу и движениям, даже не будучи психологом, можно было догадаться, что она пережила сильное нервное потрясение. Людмила подробно рассказала Турецкому все, что произошло в тот роковой день на даче Лечо. Описала внешность человека, мучившего Никиту.

Внимательно выслушав душераздирающую историю с русской рулеткой и последующим побегом Людмилы, он осторожно и как можно мягче сказал:

– Люда, мне необходимо задать вам несколько вопросов, касающихся убийства старшего лейтенанта милиции Никиты Бодрова, и не только его…

– Хорошо, – кивнула Семенова.

– В каких отношениях ваш покойный отец, работая экспедитором в фирме «Каскад», находился с директором фирмы Сергеем Колобовым?

– Они были друзьями еще с Германии. Папа там был начальником Колобова. Эти дружеские отношения, насколько я знаю, сохранились между ними до конца…

– А как вы оцениваете отношения вашего отца с директором концерна «Кононг» Тураевым?

– Они тоже были друзьями и тоже служили вместе в ЗГВ, но примерно за полгода до гибели папы их отношения резко испортились.

– Вы могли бы назвать причину их разлада?

– У бизнесменов одна причина разлада – деньги. Собственно, разошлись не они, а их интересы…

– Людмила, мы знаем, что вы конечно же никакая не горничная из «Палас-отеля»… Какую роль вам отвели в концерне?

– Вы правы. В «Палас-отеле» мне снимали номер. Это был мой кабинет. Там я переводила на немецкий и с немецкого различную коммерческую документацию. Технически кабинет этот оснащен по последнему слову техники: компьютер, спутниковая связь и тэ дэ. Разумеется, в этом отеле руководители концерна размещали многочисленных зарубежных партнеров. Я им в этом помогала.

– Назовите основную тематику документации, которую вам приходилось переводить.

– Инвестиционные договоры, договоры купли-продажи, проекты… много всего…

– Среди товаров, которые продавал концерн за рубеж, вам встречались такие, как лом цветных металлов, автомобили, камуфляж?

– Да. Все это проходило.

– Группировка Лечо сотрудничала с концерном?

– Нет. Они имели дело только с фирмой «Каскад», с «Кононгом» сотрудничали другие. Фамилия их руководителя, кажется, Сленовский или Следовский…

– Слизовский, – уточнил Грязнов.

– Да точно – Слизовский.

Следователь и сыскарь многозначительно переглянулись.

– Людмила, а в каких отношениях состоял ваш отец с известным телевизионным продюсером Юрием Ивановым? – спросил Турецкий, откинувшись на спинку кресла.

– В очень хороших. Папа ему, помню, на день рождения два меча подарил. Он у меня любил собирать холодное оружие…

– Ангелина Иванова, жена продюсера, появилась на вашем горизонте до событий, связанных с исчезновением Иванова или уже после?

– Почему после? Я давно знаю Ангелину.

– В последнее время с какими просьбами обращалась к вам Ангелина?

– Через меня осуществлялась связь с дядей Борей – это тоже друг моего отца по ЗГВ. Теперь он занимает очень высокий пост. В Генштабе. Но все они – и Тураев, и Колобов, и мой папа – были с ним дружны там, в Германии. Продолжаются дружеские отношения и сейчас. Он помогает концерну. Обращаться напрямую к такому человеку, понятно, не стоит, тем более бизнесменам. Вот поэтому контакт шел через меня.

– Последняя просьба Ангелины? – напомнил Турецкий.

– Сначала Ангелина позвонила мне и попросила, чтобы я передала дяде Боре, что к Юре едут незваные гости, а через день попросила меня передать Авдееву, что все хорошо, но недовольным остался один хозяин. Примерно так…

– Людмила, там, на даче у Лечо, вы поняли, что деятельность концерна и его сомнительных партнеров таких, как Лечо и Слизовский, граничит с особо тяжкими уголовными и экономическим преступлениями? – тоном наставника спросил следователь.

– Да, я все поняла. Для них убить человека ничего не стоит. Я боюсь… – На глазах у девицы появились слезы, она всхлипнула и достала платочек. – А что с Никитой? – спросила она дрожащим голосом. Они его замучили?

– Нет. Старший лейтенант милиции Никита Бодров погиб от бандитской пули в спину во время передачи его нам на стрелке, – отрапортовал Грязнов и, вздохнув, отвернулся к окну.

Слезы ручьями хлынули из глаз Людмилы. Грязнов нелепо подсунул ей под нос стакан с водой. Турецкий вышел из-за стола и нервно заходил по кабинету. Когда Людмила пришла в себя, Александр Борисович попросил Грязнова отвезти ее на своей машине в Подмосковье к подруге. Муровец взял Семенову под руку и вывел из кабинета.

Турецкий спохватился и, догнав их, попросил Семенову расписаться в протоколе допроса свидетеля. Как ни странно, это благотворно повлияло на Людмилу. Лицо ее вновь обрело сосредоточенное выражение. Она расписалась в протоколе и даже, выходя из кабинета, попрощалась.

– Ну слава Богу! – вырвалось у следователя.

…Через пару часов Грязнов вернулся в кабинет Турецкого.

– Ты вот, Саня, не поинтересовался у свидетельницы Семеновой о том, видела ли она раньше этого чертового «контрразведчика», а я в машине ей такой дополнительный вопросик задал, – с нарочитым превосходством заявил он с порога.

– Ну и то ты выяснил? По радости твоей вижу, что Семенова не иначе как его любовницей была! – съязвил «важняк».

– Видела она его до этого лишь один раз в прошлом году на дне рождения покойного Юрия Иванова. Там были все, и генерал Авдеев.

– Благодарю за службу, товарищ полковник! – улыбнулся Турецкий.

– Вот, Саня, я тебе не зря говорил, что надо погодить с командировкой Яковлева в Острогожск.

– Да, я понял. Срочно делаю запрос в ФСБ насчет этого пятнистого «контрразведчика». Я тоже склоняюсь к мысли, что он выкормыш старого КГБ. Если мы его возьмем, то целый ряд преступлений по делу Иванова будет раскрыт, – задумчиво, словно сам себе, сказал «важняк», подходя к факсу.

– Плюнь через левое плечо, – посоветовал Грязнов.

Отфаксовав запрос в ФСБ насчет пятнистого «контрразведчика», Турецкий взглянул на часы и вновь засобирался.

– Неужели еще и Ангелину поедешь допрашивать? – удивился Грязнов.

– Две женщины в день – это немного, Слава, – отмахнулся Турецкий.

– Ушам не верю! И это говорит мне человек, обладающий высокими моральными качествами! – воскликнул муровец.

– Ладно, поехали. У тебя, я вижу, как у голодной кумы, одно на уме…

Турецкому по долгу службы приходилось общаться со всякими женщинами: важными и простыми, наглыми и несчастными, уверенными и совершенно подавленными. От страха или от большого ума, но Ангелина Иванова держалась безукоризненно. Перед следователем предстала раздавленная бедой женщина. Не посочувствовать ей было просто невозможно.

– Милая дама, зачем вы ввязались в это дело? – мягко спросил Турецкий.

– Я запуталась, гражданин следователь. Я совершенно искренне помогала своему мужу. А в конце концов оказалось, что я сообщница в убийстве! Это Юрка его убил, этого Колобова. Я тут ни при чем! – воскликнула она.

– Успокойтесь, гражданка Иванова, – оборвал ее Турецкий. – Во-первых, вы обвиняетесь не в убийстве, а в соучастии в убийстве, во-вторых, вы сами сознались в своих преступных действиях в тот вечер и ваши показания зафиксированы в протоколе, вами подписанном, и, в-третьих, судмедэксперты обнаружили в крови покойного Олега Колобова клофелин, который вы ему в коньяк добавили. Так что сегодняшнее ваше заявление уже не имеет никакого значения: факт доказан, – сурово подытожил следователь. – Я пришел вам сообщить, что возбудил против вас еще одно уголовное дело. На сей раз вы обвиняетесь в мошенничестве.

– А, и про «Рубин» разнюхали, – зло фыркнула Ангелина. – Но это мог только сучонок Остап мне такой подарочек сделать. Я угадала? – с вызовом спросила она Турецкого, постепенно из несчастной женщины превращаясь в мегеру, кем, по сути, она и была.

– То есть вы признаете свое участие в афере против фирмы «Рубин»? – поинтересовался он.

– Вам необходимо мое признание? Да этот сучонок Остап ведь и так все вам рассказал. И еще порасскажет не хуже Ильфа и Петрова…

«Неужели ей неизвестно о гибели Остапа?» – подумал «важняк» и спросил:

– Так что? Очную ставку делать будем?

– А давай, начальник, вези его сюда. Хоть одному подонку в рожу плюну. Тоже мне вор – на бабу наклепал…

– Ну вы с ним тоже не лучшим образом поступили, гражданка Иванова. Сейчас вы сами убедились, что в неволе живется несладко, когда передачку некому принести… Но мне очень не нравится перемена в вашем настроении, Ангелина Николаевна. Еще совсем недавно, ощутив страх возмездия, вы прибежали искать у нас защиты, а сегодня вновь в боксерской стойке. Мне кажется, вы не вполне отдаете себе отчет, что делаете, – покачал головой Турецкий.

– Когда человек спасает свою шкуру, ему уже на все наплевать, начальник, – вновь зло фыркнула Ангелина.

– Вы прекрасно понимаете, что находитесь в относительной безопасности, пока ваши преследователи не знают, где вы. Но утечка информации рано или поздно произойдет, и тогда все будет зависеть от того, что именно вы задолжали. Я вас ни в коей мере не пугаю, а лишь призываю с полной ответственностью подумать о своей судьбе. Чтобы мы могли вас защитить, вы сами должны этого захотеть.

Ангелина попыталась улыбнуться, но получилось не очень впечатляюще.

– Нет, вы хотите меня запугать, я чувствую! – бросила она.

– Это реальность, – пожал плечами Турецкий. – Реальность, с которой, не дай, конечно, Бог, вам придется столкнуться. Лучше для вас будет, если вы дадите правдивые показания.

– Бог не выдаст – свинья не съест, – отрезала Иванова.

– А это-то здесь при чем? Вас жадность сгубила как в первый, так и во второй раз – не прислали, например, подельнику ни одной передачи. Вот он и пожаловался на вас Олегу Колобову. Правильно вы догадались: от Остапа и узнали мы о том, что вы не всегда трудились на ниве средств массовой информации.

– Вы меня разжалобить хотите, гражданин следователь?

– Нет. Я знаю, что вы – железная женщина, – с некоторым сожалением в голосе сказал Турецкий. – Кстати, Остапа Орехова вчера обнаружили в плавильном тигле. Запихнули его туда живым. От нижней части тела ничего не осталось. Мистика! Второй обгорелый труп, и снова это связано с вами.

– Почему со мной? Я не живодер! – буркнула Ангелина. – По мне, так хватило бы и удавки.

– Кроме нас, работников правоохранительных органов, никто не знал о том, что Орехов дал правдивые показания. У вас есть друзья в правоохранительных ведомствах?

– Нет, – мотнула головой Ангелина.

– А мне видится несколько иное. Вы унаследовали от своего покойного супруга нечто такое, что не дает спокойно спать сильным мира сего.

– Видится так видится. Ваше право! – продолжала дерзить Иванова.

– Вновь призываю вас дать правдивые показания! – четко выговорил Турецкий.

– Этим себе только и могу пока помочь, – парировала она.

– Если вы связаны каким-то обещанием, Ангелина Николаевна, позвольте облегчить ваше бремя, ведь, как вы понимаете, некоторые лица будут настойчиво продолжать искать видеокассету, ту самую, из Германии.

Ангелина вскинула на следователя растерянные глаза. Этот взгляд лучше всяких слов сказал следователю, что он попал в точку.

– Сейчас я не готова обсуждать этот вопрос, – заволновалась она. – Можно я подумаю?

– Думайте. Только недолго. Сами знаете – от этого зависит судьба вашего дела, а возможно, и ваша жизнь. Но прежде чем мы попрощаемся, я хочу задать вам еще один вопрос, – сказал Турецкий, уперев подбородок в руки и пристально взглянув на подследственную. Ангелина тоже напряглась. – Нет ли среди ваших знакомых мужчины, у которого под глазами бледные пятна проступили, видимо, после какого-то сильного стресса?

– Это Цезарь! Страшный человек! Мне о нем Юрка рассказывал. Цезарь – прозвище, а фамилия его не то Графов, не то Князев… Я так поняла, что он бывший чекист, а сейчас обыкновенный киллер! Я же говорила, что вокруг столько мерзости крутится, что голова кругом идет. И все деньги…

– Где вы с покойным мужем с ним встречались? – спросил Турецкий.

– В прошлом году на Юркин день рождения приперся. Народу было человек тридцать, и я даже не знаю, с кем он приехал…

Турецкий понял, что на сей раз Ангелина говорит правду, потому что, видимо, знала, какую роль выполняет в концерне Цезарь…

Но из следственного изолятора он уходил все же недовольный собой. Ему показалось, что он, как ни старался, не смог построить допрос более четко. Наверное, и в самом деле, две женщины в один день – это перебор, – улыбнулся «важняк», вспомнив Грязнова.

В конце рабочего дня Турецкий вызвал к себе Колобова.

– Сергей Васильевич, следствие стремительно идет вперед, боюсь, что ваши обещанные откровения по делу Иванова могут просто устареть.

– Согласен, – кивнул Колобов и подозрительно огляделся по сторонам. – Здесь можно говорить?

– Безусловно, – успокоил его следователь. – Вы вспомнили, где видели человека с белыми пятнами под глазами?

– Да, я видел его в прошлом году на дне рождения у Юрия Иванова.

– Больше вы ничего мне об этом человеке не можете рассказать? – спросил Турецкий.

– Нет, наши пути с ним больше не пересекались, – покачал головой бизнесмен.

– Что кроме экономических интересов подогревает ваш конфликт с Тураевым?

– У нас с моим заместителем Траубергом есть сведения, что Тураев, пользуясь транспортными услугами «Каскада», переправляет за границу какой-то весьма серьезный нелегальный груз. В последнее время мы пытаемся его контролировать. Никому неохота быть заложниками в чужой игре… И вообще, нас с Тураевым слишком много связывает, чтобы мы могли вот так просто взять и расстаться. Льготы, ресурсы. И того и другого с каждым годом становится все меньше и меньше, но до недавнего времени мы жили хорошо, а теперь пришлось потуже затянуть пояса.

– Вам обидно? – спросил Турецкий.

– Не то слово! Вдвойне обидно еще и то, что наше лобби в правительстве, в Думе, исправно получавшее финансовую подпитку, сейчас озабочено своей судьбой. Поэтому мы все меньше получаем экономической поддержки из-за рубежа. Внутри концерна идет экономическая война, временами переходящая в вооруженную. Надеюсь, магнитофон у вас где-нибудь в укромном месте не включен?

– Нет, – успокоил его Турецкий. – Если я записываю показания на магнитофон, то предупреждаю об этом. Таков закон.

– Я потому спрашиваю, что если вы захотите пристегнуть мои слова к материалам о терактах против руководителей концерна (вы ведь знаете, что на Тураева недавно было совершено покушение), то я просто откажусь от показаний. Время такое, что не до принципов. Мне семью надо кормить и самому лечиться.

– Только чем кончится ваше взаимное истребление?! – спросил Турецкий.

– Не знаю, стараюсь об этом не думать. Было бы идиотизмом заниматься самокопанием, когда вокруг делают бабки. Все это можно сделать потом, на покое. И раскаяться можно будет, и пожертвовать на строительство храма. Все потом…

– А если не будет этого «потом»?

– Значит, не судьба.

– А семья?

– Давайте лучше о деле поговорим, Александр Борисович. Что вас еще интересует?

– Я бы хотел понять механизм получения прибыли вашими фирмами.

– Информация известна многим и, случись что, далеко не все будут молчать. А схема проста. Учрежденные Союзом ветеранов ЗГВ предприятия занимаются в основном созданием хозрасчетных объектов, например, мы вместе с немцами хотим построить в Ялте профилакторий для офицеров запаса и их семей. Под это нужны большие деньги, потому что такие объекты окупаются и начинают приносить прибыль не скоро. Поэтому мы вынуждены работать с импортно-экспортными компаниями, которые под нашей крышей быстро и выгодно совершают свои операции и отдают нам часть своей прибыли. У нас не было пока конфликтов с партнерами, но совсем недавно мы узнали, что фирму, с которой мы работаем, контролирует местная банда Скользкого…

– Скользкого убили, – уточнил Турецкий.

– Да, я знаю, но банда-то осталась. Я, конечно, был в шоке. Не знал, что делать. Надо бы от них как-то отделаться, но столько договоров в работе, что себе дороже станет. Поэтому хочешь не хочешь придется мне с ними дружить. До поры до времени, разумеется.

– Скользкого на троне сменил некий Шнапс, – заметил Турецкий. – Так что на скорый развод с бандитами не надейтесь. Они будут с вами, пока вы им будете нужны, а не наоборот.

– Я вам скажу больше: есть в сфере интересов концерна еще одна фирма. Так вот она находится под колпаком у банды, которую возглавлял Лечо. Они имеют прямое отношение к Тураеву. Вот такой расклад! – улыбнулся Колобов. – Но есть еще и третья сила, которая внимательно следит за нашей сварой и даже корректирует ее.

– Так-так, продолжайте, – насторожился Турецкий.

– Однако вы же сами уже до этого дошли, Александр Борисович. Кто расстрелял муровца и бандитских авторитетов? Не ждите, что я сейчас скажу, что знаю, кто это сделал, – добавил Колобов. – Скажу только, что среди убитых на стрелке у бетонного был мой человек из «Каскада». Что он там делал? С кем встречался?…

– Я могу только предположить, – перебил его следователь, – что ваш человек был на даче у Лечо, где допрашивали Бодрова. Стало быть, не такой он был и ваш. Кем он работал в «Каскаде»? Как его фамилия?

– Хозяйственные вопросы решал. Одним словом, завхоз, – ответил Колобов. – А вот фамилию запамятовал.

– Странно не знать фамилию своего сотрудника, – хмыкнул Турецкий.

– А вы-то сами, Александр Борисович, имеете в голове какой-нибудь вариант насчет этой третьей силы. Кто они? – с вызовом бросил Колобов.

– Считаю, что это хорошо организованное и оснащенное соединение. Ни Тураеву, ни вам не было никакого резону делать такой кровавый ход в этой игре. А также о многом говорит тот факт, что боевиков Скользкого и Лечо не убрали вдогонку за авторитетами. То есть традиционной зачистки не было…

– Послушайте, Александр Борисович, так, возможно, работа Юрия Иванова имела прямое отношение к этой проблеме?

– Вы это знаете лучше меня, Сергей Васильевич. Поэтому я жду от вас откровенных признаний. Зря вы продолжаете секретничать. Ваш конкурент Тураев сам первый вышел на меня.

– Неужели? – искренне удивился Колобов.

– Да. Он даже предложил мне сделку. Он сообщил, что Иванов выполнил для него работу, снял кое-что на видокассету, а пленку не отдал. Вы случайно не знаете, что там снято?

– Честное слово, не знаю. Могу только сказать, что Тураев очень рассчитывает на этот материал. Он как-то сказал мне, что если иметь этот материал в руках, то можно больше ничего не бояться.

После долгой паузы Турецкий доверительным голосом сказал:

– В этой ситуации, Сергей Васильевич, нам следует действовать сообща. Ясно: тот, кто знает о пленке, пойдет на все, чтобы ее найти и уничтожить.

– Вы только эту мадам Иванову не выпускайте… Есть у меня один выход, – оживился Колобов. – Я обязательно вам о нем расскажу.

 

Глава третья.

– Что нового, Саша? – спросил Меркулов.

– У меня такое ощущение, Костя, что меня все время опережают на шаг, а то и на два. Уже столько трупов навалено, а я не могу толком расследовать ни один из этих эпизодов, – раздраженно сказал Турецкий.

– Это значит только одно: какие-то силы мешают нам детально расследовать все эти убийства и операции.

– Вот именно, – кивнул «важняк». – Убийства Иванова, Бодрова, а также двух боевиков, а потом и доктора Чижа, я уверен, дело рук того самого «контрразведчика», который допрашивал Никиту на даче у Лечо. Вот он-то и маячит на шаг впереди нас. Я временами чувствую себя ангелом смерти, Костя. Стоит мне выйти на человека, как его убивают или он исчезает бесследно!

– Да. Дело сложное, но мы обязаны довести его до конца, – сказал Меркулов.

– Не говори. Каждый новый шаг следствия расширяет рамки этого и без того сложного дела. Все отчетливее начала вырисовываться Германия… ФСБ прислала любопытную информацию, которая красноречиво говорит о связи тогдашней нашей ЗГВ с международной мафией. Летом 94-го был арестован начальник торгового отдела наших дрезденских воинских соединений, некий капитан Лосев. С помощью фальшивых авизо он попытался обворовать немецкую казну на пять миллионов дойчмарок. Когда его взяли, он, спасая свою шкуру, заявил, что взамен на более мягкое наказание готов сообщить следствию кое-что о торговле оружием. Тут же произошла утечка информации. Несколько российских офицеров пришли на следующий день к жене Лосева и сказали, что, если ее муж все расскажет, они убьют ее и дочь. Перепуганная женщина заявила в полицию, но преследования не прекратились. Наши военные вели себя так, как будто они были у себя в стране. Когда несчастное семейство решило спрятаться от преследования в стенах военной прокуратуры, на хвосте джипа, в котором везли жену и дочь Лосева к воротам прокуратуры, подкатили два наших «газика». Из них выскочили люди в штатском и долго ругались, грозя охране кулаками. Потом один из «газиков» протаранил стоявший рядом «БМВ» и уехал. Но этим дело не кончилось. Военная прокуратура была блокирована дежурившими возле нее день и ночь людьми в штатском, похожими на рэкетиров. А прокурора хотели похитить. Он просто случайно избежал этого. Лосева решили перевести в тюрьму службы безопасности в Штутгарте, так как в Дрездене за его жизнь уже никто не ручался. По дороге машину, где находился Лосев, изрешетили из автоматов. Потрясенная такими событиями немецкая пресса подняла шум по этому поводу, но все потонуло в триумфальном, под грохот барабанов, прощании советских войск с Германией. Почти все высокие начальники ЗГВ получили высокие посты в Министерстве обороны.

Турецкий замолчал.

– Ну и что ты, Саша, этим хочешь сказать? – спросил Меркулов.

– А то, что наша ЗГВ открыла русской мафии дорогу на Запад. Я почти уверен, что эти Тураевы и Колобовы выполняют роль «челноков», возможно, в торговле оружием, нашим оружием. Пока этим занимался только один Тураев, все шло гладко. Но теперь они занимаются торговлей оружием оба и являются конкурентами. В своей тайной войне каждый из них старается перетянуть на свою сторону ту, третью силу. Юрий Иванов, очевидно, просто подлил масла в огонь. Помнишь, Костя, я тебе рассказывал про фотографию, которая висит на стене в кабинете Тураева? Так вот пятым персонажем на этом снимке был тот самый капитан Лосев. И Тураев его отчекрыжил ножницами.

– Каким образом ты это установил? – удивился Меркулов.

– Это Никите Бодрову спасибо надо сказать, царство ему небесное. У его Людмилы Семеновой дома на стене висит точно такая же фотография, но без купюр. На ней сослуживцы по ЗГВ – в полном составе – впятером.

– Кстати, про Людмилу тебе что-нибудь известно? – спросил Меркулов.

– Известно. Она недавно была у меня. Никита успел сообщить ей телефон Грязнова. Людмила присутствовала в тот день на даче Лечо… Никита наш – геройский парень, но выучки, к сожалению, не хватило, – вздохнул Турецкий, подробно пересказав Меркулову информацию, полученную от Людмилы Семеновой.

– Да. Такого парня потеряли! А ведь по виду не скажешь… – покачал головой Меркулов.

– Так что мы теперь знаем, кто виноват в гибели Бодрова. Сначала думали, что тот, кто допрашивал Никиту, погиб вместе с авторитетами на стрелке у бетонного завода. Но по описанию Людмилы, там погиб русский водитель Ваграма. Тот «контрразведчик» – так он себя представил Никите – на стрелку не поехал. Конечно, любопытно и то, что один из людей Колобова засвечен в качестве водителя Ваграма. Сергей Васильевич сами признался, что на стрелке погиб его завхоз. – Турецкий немного помолчал. – Нам сейчас важно не упустить этого «контрразведчика». Он на многое прольет свет. Я обратился в ФСБ и просил проверить информацию, полученную от Людмилы. ФСБ установила, что человек с белыми пятнами под глазами – бывший чекист, подполковник госбезопасности Виктор Князев. После упразднения КГБ стал на преступный путь: совершил налет на инкассатора универмага. Князева взяли. Дали десять лет строгача. В 94-м бежал из лагеря. Полагаю, у этой третьей силы он действительно своего рода контрразведчик. Информацией, конечно, располагает богатой. Думаю, что у бывших чекистов есть в России и за границей свои организации. Прозвище Князева – Цезарь. Живет в Латвии. Засвечивался в качестве киллера, выполнял заказы в разных странах СНГ. Сейчас он по документам – Зольниш.

– Чтобы арестовать этого Зольниша, надо тщательно подготовить документы. Обратиться в МИД Латвии…

– Я боюсь, что, если наделаем много шума, он уйдет от нас. – Турецкий покачал головой. – Подполковник Яковлев самостоятельно готовит операцию. С ним поедут два оперативника, которые хорошо проявили себя на стрелке у бетонного завода.

Турецкий ждал звонка от Грязнова. В очередной раз подняв трубку с надеждой услышать голос полковника, он узнал басок Тураева:

– Добрый день, Александр Борисович! Я слышал, что вдову Иванова задержали?

– У вас хороший слух, – съязвил Турецкий.

– Все шутите. Понимаю. Радостно вам теперь. Ведь на эту бабенку всех собак повесить можно.

– На ней будут висеть только ее собственные собаки. Мы предъявим ей только доказанные обвинения, – сухо проинформировал следователь.

– И что, если не секрет, вы на нее вешаете?

– Мошенничество в особо крупных размерах, – спокойно ответил Турецкий.

– Вот как? – деланно удивился Тураев. – Но это ее проблемы. Как наш договор про кассету…

– Обыск в доме Ивановой уже проведен, но результатов никаких нет. А что, собственно, нам там было искать после ваших бойцов, – рубанул Турецкий напрямую.

Тураев с минуту молчал. Потом тихим голосом спросил:

– А с чего вы взяли, что мои бойцы там были?

– На ваши, так бойцы Колобова. Я в последнее время между вами большой разницы не вижу, – заметил следователь.

– Я не понял, что вы имеете в виду? Это значит «большой разницы не вижу»? – раздраженно спросил Тураев.

На сей раз длинную паузу позволил себе Турецкий.

– Я имею в виду только то, что сейчас ваша тайна принадлежит не только вам, – отрезал «важняк» и немного погодя добавил: – Вообще-то подобные телефонные разговоры с подозреваемым следователь вести не должен. Но ввиду необычности этого дела мне приходится вести с вами эти странноватые разговоры. Удивительно, почему вы думали, что Колобов не знает о существовании этой кассеты? Еще папа Мюллер утверждал: знают двое – знает и свинья.

– Да, – мрачно согласился Тураев. – Я звонил вам действительно только с одной целью: попросить вас беречь мадам Иванову пуще глаза.

Положив трубку Турецкий задумался: что кроме обыкновенного любопытства могло заставить Тураева сделать этот звонок? Он допускал, что Тураев почувствовал, что следователь с муровцами где-то наступили ему на хвост.

Его размышления прервал еще один звонок. На сей раз в трубке зазвучал голос Сергея Колобова. Бизнесмен был приятно удивлен тем, что следователь узнал его голос, но особой радости это ему не принесло.

– Все равно я богатым не буду, Александр Борисович, – с грустью заметил он.

– Ну это только сегодня, – попытался приободрить его Турецкий. – Что у вас случилось?

– Понимаете, новости такие ошеломляющие, что в двух словах не расскажешь. Короче, ко мне за помощью пришел человек, который во время съемки скрытой камерой подстраховывал Иванова, охранял, значит.

Турецкий до боли прижал трубку к уху, словно так мог больше услышать.

– Этот человек все это время прятался, – продолжал Колобов. – Пришел ко мне в четыре утра, оборванный, как бомж. Такое впечатление, что у парня мания преследования. За него взялись сразу же после того, как Иванов ушел в бега. Словом, этот человек узнал одного из тех, кого Иванов снимал в Германии.

– Кто он? Кто за него взялся? Как этого свидетеля зовут? – Турецкий засыпал Колобова вопросами.

– Все потом! Давайте встретимся…

– Приезжайте срочно ко мне.

– Нет, Александр Борисович, я больше никаким стенам не доверяю…

Турецкий и Колобов встретились на Воробьевых горах. До зимы оставался еще почти месяц и сейчас в парке было серо, сыро и зябко.

– Неуютное местечко, – отметил Турецкий.

– Да, но зато здесь трудно подслушивать.

Следователь кивнул, но не обмолвился об организованной на всякий случай охране из СОБРа. Оперативники были рядом на случай непредвиденных обстоятельств. Да и сам Турецкий, как мог, страховал себя от неожиданностей. Старался идти хоть и рядом с собеседником, но так, чтобы тому было неудобно ударить его кулаком или ножом. Однако он ясно понимал, что для настоящего профессионала, каким, наверное, и был Колобов, все его ухищрения просто смешны.

Настороженно оглядываясь, Колобов заговорил:

– То, что я вам скажу, Александр Борисович, не знает даже Тураев. Вам скажу первому это, потому что больше никому не доверяю, а Тураеву больше всех…

Колобов вдруг резко остановился, дернул головой и выкрикнул:

– Прицел!

В следующее мгновение он, сильно толкнув Турецкого, стал падать сам. Но его замедленное падение опередили две громкие автоматные очереди, прозвучавшие неожиданно близко. По свисту пуль и обрубкам падающих рядом веток Турецкий сразу понял, что бьют по ним. Он заметил, что кто-то со стороны стрелявших побежал было к ним, но неожиданный автоматный огонь собровцев заставил боевика ретироваться.

Турецкий поднялся и подошел к Колобову. Тот лежал навзничь на мокрой палой листве. Его светлое пальто потемнело от крови, на синюшных губах пузырилась кровавая пена. Но глаза умирающего еще глядели осмысленно.

– Как вы, Сергей Васильевич? – громко сказал Турецкий, нагнувшись над раненым и лихорадочно расстегивая непослушными пальцами пуговицы пальто.

Колобов мучительным усилием воли разлепил губы и еле слышно выговорил:

– Мне хана, следак… Ты запомни… запомни… операция «Ошейники для волков», Генштаб…

Он закашлялся, и кровь ручьем хлынула изо рта.

На операцию по захвату Цезаря и вывоза его из Латвии Яковлев взял с собой двух молодых оперативников Юру и Диму, которые уже успели побывать с ним в деле на стрелке возле бетонного завода. Из оружия взяли только пистолет-автоматы и электрошоковые дубинки.

Грязнов выдал подполковнику две тысячи долларов со слезной просьбой по возможности экономить.

– Мне за них, Володя, отвечать надо перед финчастью.

Свой «форд» Яковлев оставил в укромном месте на границе. Муровцев встретил проводник, бывший сыскарь из Риги. Он провел их через границу. На ближайшем хуторе в распоряжение гостей из Москвы поступил вполне приличный «БМВ», и они, договорившись с проводником о встрече, помчались к морю. Там на живописном берегу в Юрмале стоял загородный дом Цезаря.

– Никакого сценария у нас пока нет, – сказал Яковлев. – Поэтому работать начнем экспромтом. Каждый должен действовать так, будто именно от него зависит успех операции. И нечего глазеть, разинув рот, на дядю Володю. Уяснили?

– Ясно, Владимир Михайлович, – ответили оперативники.

– Значит, так: сценария у нас нет, но тактика есть – засада, – продолжал Яковлев. – Оружие применять лишь в самом крайнем случае…

Муровцы довольно быстро разыскали на берегу моря особняк Цезаря. По двору без привязи бегали две немецкие овчарки. Оперативники, перемахнув через ограду, смело пошли на собак и встретили нападение дрессированных псов ударами электрошоковых дубинок. Затем подождали Яковлева, и все вместе проникли к особняк, где и расположились в прихожей. Чтобы не оставлять лишних следов, решили в дом не проходить, но нужда заставила. Обстановка бандитского логова потрясала своим богатством.

За разговорами проторчали они до одиннадцати часов вечера. Наконец раздался шум подъезжающей машины, и к решеткам ворот подкатил «мерседес» хозяина дома. Муровцы прильнули к небольшому узкому окну в прихожей. Цезарь вылез из машины, подошел к воротам и, бренча цепями, открыл замок. Хорошо освещенная дорожка к дому и пространство перед решетками ворот давали возможность хорошо разглядеть Цезаря. Это был высокий, широкоплечий мужчина с некоторой даже вальяжностью. Открыв ворота, хозяин сел в машину, и «мерседес» медленно подкатил к крыльцу.

«По всем повадкам видно, что это опытный зверь», – подумал подполковник и оценивающе взглянул на своих оперков. Они с азартом глядели в окно. И здесь произошло непредвиденное: из «мерседеса» вслед за Цезарем вылез огромный парень в белом свитере, а за ним выпорхнула болтающая без остановки девица. Цезарь окликнул собак. Оглушенные псы на заплетающихся лапах медленно подошли к хозяину.

– Зажрались, сучьи морды, – выругался хозяин, – надо вас на доберманов поменять. Ладно, я пойду закрою ворота, а потом спать – никаких больше удовольствий. Завтра утром в аэропорту нам надо быть в лучшем виде, – добавил он.

Закрыв ворота и вернувшись, Цезарь стал открывать дверь прихожей, говоря:

– Кристина, сейчас ты пожелаешь своим мальчикам спокойной ночи.

Но девица была так пьяна, что не могла ничего толком ответить и лишь продолжала махать своему огромному спутнику ручкой. Громила в белом свитере тоже выглядел тяжеловато. Видимо, компания возвращалась из ресторана. Цезарь отомкнул замок, но не открыл дверь, а вернулся к машине и взял с сиденья два короткоствольных автомата. Один он сунул в руки громиле. Яковлев определил систему оружия. Это были АКС-74 У – очень дорогие «игрушки», используемые президентской охраной. Тут же он вспомнил, что фура Семенова с медным ломом была обстреляна именно из таких «игрушек». Сердце сыщика томительно сжалось в предчувствии большой удачи.

– Менять декорации слишком поздно, – шепнул он оперативникам. – Я беру на себя Цезаря, а вы этот шкаф в белом свитере.

В это время Цезарь открыл дверь и, пропустив впереди себя парня с девицей, зашел в прихожую. Отойдя к стене, он нажал на клавишу выключателя. Вспыхнул яркий свет. Яковлев, пронзительно вскрикнув, прыгнул на Цезаря. Раздался хруст переломанной кости, и автомат Цезаря, тяжко грохнувшись на пол, заскользил по паркету в глубь прихожей. Цезарь со стоном рухнул на колени. Все это произошло в доли секунды. Оперативники замешкались. Этого их замешательства было достаточно, чтобы громила успел одной рукой за горло прижать свою спутницу к себе и прикрыться ею, как живым щитом, а другой – подхватить болтающийся у него за спиной автомат.

В этот момент к нему подскочили оперативники. Дима буквально повис на руке громилы, сжимающей автомат, а Юра нанес бандиту удар рукояткой пистолет-автомата по голове. Громила осел на пол. Рядом, сжимая сломанную руку и постанывая, валялся Цезарь.

Яковлев нагнулся над Цезарем и, уперев ствол пистолета ему в подбородок, громко произнес:

– Привет тебе от Никиты Бодрова, падаль. Он попросил меня, чтобы я докрутил тебе бесплатное кино до конца. А то у Никиты тогда, извини, времени не хватило…

Яковлев чувствовал, что Цезарь уловил только имя Никиты Бодрова, а остальные слова муровца уже не доходят до него, но остановиться он уже не мог.

– Видишь, монстр, Никита переиграл тебя, сука! Согласен, мразь?! Отвечай, согласен?! – Яковлев сильно пнул бандита в бок и, видимо, задел сломанную руку. Раздался звериный вой. Глаза бандита вылезли из орбит от боли и страха.

– Владимир Михайлович, хватит! Время идет! – крикнул ему прямо в ухо Юра. А Дима присел рядом с Цезарем, разжал ему стволом пистолета зубы и впрыснул содержимое баллончика. Бандит отключился. Девицу и уже начавшего приходить в себя парня оперативники надежно скрутили.

Яковлев пришел в себя и скомандовал:

– Уходим! Дима, возьми ключи от ворот, выруби свет. Это дерьмо – в машину, – кивнул он на Цезаря.

Дима подогнал «БМВ», и муровцы запихнули бандита на заднее сиденье.

– Ну вот что, теперь нам на всякий случай нужна легенда. А она такова: я живу в Риге, а вы три русских беженца, которых я временно приютил. – Он достал из кожаной сумки бутылку коньяку и, протянув оперативникам, сказал: – Отхлебните по глоточку для запаха. В случае чего за пьяниц себя выдавать будете. А этот вообще в отрубе, – кивнул он на Цезаря.

«БМВ» плавно тронулся с места и, набрав бешеную скорость, помчался в сторону Риги.

Через полчаса езды впереди показались огни города. Встречная машина помигала фарами. Яковлев сразу притормозил и подошел к водителю иномарки. Вернувшись, он сообщил:

– Парень сказал, что на ближайшем посту ГАИ дорогу перегородил бронетранспортер с автоматчиками и собаками. Кстати, объездной дороги здесь нет… Но, собственно, она нам и не нужна. Поедем по целине в направлении вон того хутора.

«БМВ» съехал в кювет и медленно покатил по траве в сторону мерцающих вдали огней. На хуторе, возле самой границы, в условленном месте их ожидал проводник. Он перевел муровцев на нашу территорию. Там их уже ждала оперативная группа. Муровцы сдали бандита с рук на руки, сели в «форд» Яковлева и помчались к Москве.

Боясь утечки информации, Турецкий попросил Грязнова и Яковлева провести операцию по выяснению факта продажи японского джипа, засвеченного в районе стрелки возле бетонного завода. Сам Александр Борисович в это время решил работать с Цезарем.

До Острогожска муровцы поехали на «мерседесе» Грязнова, а там пересели на «ауди», которую предложили им острогожские коллеги из уголовного розыска. Искомый автобатальон они обнаружили на окраине городка. Территория батальона была обнесена серым бетонным забором без видимых изъянов и брешей. На КПП стоял солдатик со штык-ножом.

Покрутившись возле КПП и поймав на себе недобрый взгляд солдатика, муровцы отошли в сторону и все-таки обнаружили довольно широкую щель на стыке между бетонными плитами забора. Через нее были хорошо видны припаркованные возле штаба сверкающие на солнце не по-уставному яркими расцветками иномарки.

– Видно, здешние офицеры успешно используют в своих интересах новые веяния времени, – отметил Грязнов.

– В лоб эту крепость не взять, Слава. Надо что-то придумывать, – сказал Яковлев и с досадой глянул на злого солдатика. – Откуда только таких заморышей берут…

Муровцы решили разделиться. Яковлев должен был подвезти Грязнова до ближайшей станции обслуживания автомобилей и отправиться на поиски гостиницы. А Грязнов решил поспрашивать совета у знающих людей. Как-то надо было выходить на криминальный автобат.

Яковлев укатил, пообещав часа через два вернуться.

На станции техобслуживания царило затишье. Правда, в цеху на эстакадах торчали три автомобиля, и возле них бродили задумчивые от недопития техники. Некто более праздный и явно принявший больше на грудь, чем трудяги, сидел в застекленной конторке и остекленело глядел прямо перед собой.

Грязнов деликатно постучал в стекло.

Не поворачивая головы, мужик сделал вращательное движение глазами и еле заметно кивнул. Мол, заходи.

Муровец проник в комнатушку-закуток, сел на свободный табурет.

– Здравствуйте. Водку пьете?

– А… кгм… хр-р… у-у… Да!

– Здесь можно? – на всякий случай осведомился гость.

– А че ж? Чай, не бензин.

Грязнов вытащил из карманов кожаной куртки бутылку водки и нарезку салями.

Колбасу мужик не одобрил:

– Домой отнеси. Собаке.

– Нету собаки.

– Тогда жене. Тоже домашнее животное.

Расплескав водку по стаканчикам, проворно вынутым мужиком из ящика стола, гость провозгласил тост:

– За знакомство! Я Слава.

Выпив, мужик понюхал рукав замасленной телогрейки и представился:

– А я мастером тут…

В руках гостя бутылка сделала еще два проворных наклона.

– За мастеров!

Выпили по второй. Через минуту мастер спросил односложно:

– Ну?

– Чево? Следующий тост?

– Успеем. Ради чего поишь, интересуюсь.

– Посоветоваться надо.

– Тогда не мельтеши. Советуйся, пока я не свалился.

– Виноват, исправлюсь!

– Военный, что ли?

– В отставке. Мне машину надо купить.

Мастер попытался удивленно приподнять брови, но только перекосил лицо.

– И какие же машины тебе здесь по сердцу пришлись?

– Ты не понял, мастер. Мне нужен «ЗИЛ».

– Тогда я тем более не понял. Откуда у меня грузовик?

– Не у тебя. Подскажи человека, который может помочь.

– Ты видишь, что я старый и больной?

– Не вижу.

– Вот и плохо.

– Ты будешь иметь свой процент от сделки. Ну как, мастер?

– Подожди.

Мастер приподнялся, опершись ладонями о стол, повисел так некоторое время, будто раздумывая, не опуститься ли назад, но затем мужественно выпрямился и медленно, осторожно, словно шел по канату, отправился в другое помещение.

Его не было так долго, что Грязнов заподозрил неладное: может, заснул там где-нибудь или забыл по пьяни о госте да и свалил домой, к жене под скалку. Он собирался уже выйти в цех и поговорить с техниками, но с облегчением увидел, что мастер возвращается, наплывая на стекло кабинки медленно, словно призрак. Но вот оперся широкой ладонью о кабинку, и она сразу качнулась, так что Грязнов испугался, как бы эта хлипкая, но тяжелая и опасная конструкция не рухнула ему на голову вместе со смертельно усталым мастером.

Медленно продвигаясь, мастер нащупал дверцу, вошел, затем потрогал стул, удостоверился, что тот ему не снится, тяжело сел и уставился на гостя, пытаясь вспомнить, кто это и зачем он здесь. Нечеловеческое напряжение ума принесло свои плоды.

– А… – произнес мастер удовлетворенно и поискал глазами бутылку, которую Грязнов на всякий случай убрал со стола.

Когда злодейка с наклейкой снова появилась среди стаканчиков и совершила очередные наклоны к ним, мастер кивнул и, покрепче взяв стопку в руку, спросил:

– Ты не мент?

– А ты? – в тон произнес Грязнов.

Мастер затрясся от смеха, расплескивая водку.

– Ш-шутник, едренть!…

Выпив, мастер успел сообщить гостю, что в ресторане «Сатурн» в семь вечера его будет ждать человек. Чтобы встреча состоялась, клиент должен заказать греческий коньяк, который в кабаке никто не берет со дня его основания. За тем коньяком и может состояться весьма содержательный разговор.

Тут мастер уронил голову на стол и уснул, а Грязнов подался восвояси.

Возле ворот автостанции его уже поджидал Яковлев.

– С гостиницей все в порядке. Что будем делать дальше? – спросил он.

– Дальше, Володя, мы будем знакомиться с достопримечательностями города, в основном его улиц и переулков, на случай, если удирать придется, – весело ответил Грязнов. – А вечером пойдем в ресторан на встречу с торговцем автомобилями от вооруженных сил. В ресторане, как ты понимаешь, мы с тобой друг друга не знаем.

Только совершенно незакомплексованный и не обремененный чувством меры человек мог назвать старое полуподвальное помещение в обшарпанном трехэтажном доме рестораном с громким космическим названием «Сатурн».

В прокуренном, длинном, как вагон, зале было немноголюдно. Несколько бездельничающих парней с бритыми затылками проводили нового человека взглядами. Вели они себя здесь вызывающе развязно. Вероятно, какая-нибудь местная банда.

Грязнов уселся за стол с несвежей, но в отличие от других более чистой скатертью так, чтобы вход и парни были перед глазами.

Притащился официант, такой же несвежий, как скатерть на столе.

– Что будете заказывать?

– А меню у вас есть?

– Есть.

– Может, лучше дать карту блюд, а потом подойти и взять заказ?

Официант помолчал, мысленно переводя сказанное клиентом на более понятный ему язык.

– Меню есть, только того, что в меню написано, нету. Лучше скажите сразу: водку будете брать?

– Это обязательно? – поинтересовался Грязнов.

– Ну-у, – неопределенно протянул официант.

– Ладно. Давай бутылку «Метаксы» – заказал Грязнов.

– Чево? – не понял официант.

– Вон там у вас в буфете стоит греческий коньяк в длинной бутылке. Его и неси, – уточнил муровец. – Да к нему лимон порежь и шпротов пару банок с луком сваргань, пожалуйста.

Официант направился исполнять заказ. Грязнов крикнул ему вслед:

– Але, Митрофан! Не вздумай в графин переливать! Знаю я вас!

В это время в зал вошел Яковлев, оглядевшись, сел за свободный столик, вытащил потрепанную газетку и стал ее просматривать.

Парни поглядели в его сторону и с презрением отвернулись. Решили, что это какой-то местный интеллигентик. Они вновь нагло уставились на Грязнова. Вдруг двое парней из компании встали из-за стола и подошли к его столику. Грязнов по их походочке сразу догадался, что имеет дело с бывшими зеками. Эта походка прилипает к уголовникам, как кличка. Серьезные люди, выходя на волю, стараются от нее избавиться, а иные просто тешатся этим, так сказать, для куража.

Как Грязнов и предполагал, зацепились они за его грубый разговор с официантом.

– Ты че, козел, нескромно себя ведешь? – бросил один. – Крутой, что ли?

– Почему нескромно? Сижу себе спокойно, – ответил муровец с улыбкой.

– А халдея зачем обидел? – не унимался блатняк.

– А, Митрофана вашего? Так он же с людьми работать не может! Кто его сюда устроил? – пожал плечами полковник.

– Не-е, тебя вежливости учить надо, а не его, – заметил второй блатняк.

– Ладно, – легко согласился муровец. – Пошли в сортир!

Немного удивленные нахальством внешне не слишком богатырского сложения незнакомца блатняки козырной походочкой направились в туалет. По пути к ним присоединился третий. На всякий случай. Уж слишком нагло повел себя незнакомец.

Яковлев внимательно наблюдал за ситуацией.

– А ты че зенки пялишь, петух долбаный? Тебе че, кино здесь? – грубо выкрикнул один из парней, оставшихся сидеть за столом.

– Извините, господа, у меня свои проблемы… – как бы испуганно пробормотал Яковлев и уткнулся в газетку.

Тем временем Грязнов под конвоем, так сказать, вошел в туалет, в котором шибало мочой, как на конюшне, и, сунув руку под куртку, выхватил свой личный вальтер с глушителем.

Блатняки остолбенели. Один так и остался стоять со шваброй наперевес, которой хотел подпереть входную дверь, а другой выронил на пол деревянные восьмиугольные нунчаки.

– Зря вы, парни, затеяли ссору, – вздохнул Грязнов. – Я ведь хотел вас морально повоспитывать, но раз вы вооружены, не получится.

Грязнов поочередно навел ствол на каждого и выстрелил поверх головы последнего. Легкий щелчок, сопровождаемый градом кафельных осколков, окончательно деморализовал парней: они стояли с выпученными в ужасе глазами и открытыми ртами.

– Не ссыте, ребята! – улыбнулся Грязнов. – Кончать вас не буду, но и дружить пока воздержусь. К моему столику не лезьте! А теперь выходите и улыбайтесь как ни в чем не бывало.

В зале ресторана по-прежнему было дымно и пустынно. На крохотной эстраде лениво расхаживали два доморощенных лабуха. Грязнов незаметно подмигнул Яковлеву и уселся за свой стол. Официант уже принес коньяк, рядом в тарелке желтел грубо порезанный лимон. Официант ошеломленно взглянул на невредимого «борзого» клиента и быстро подошел к столу.

– Имеется также балычок… – услужливо промолвил он.

– Годится, – кивнул Грязнов.

Через минуту появилась хорошая рыба. Полковник налил себе коньяку и, сделав жест, как будто с кем-то чокается, выпил.

Вскоре к его столу подошел мужчина. По виду местный бизнесмен.

– Разрешите присесть за ваш столик? – осведомился он.

Грязнов кивнул. Прямая спина и несколько механические, заученные движения выдавали в незнакомце бывшего, а возможно, и действующего военного.

– Добрый вечер! Меня зовут Павел.

– А меня Вячеслав, – коротко ответил Грязнов.

– Вы, наверное, догадались, Вячеслав, что это я назначил вам встречу?

– Догадался. Ну и что?

– Насколько я наслышан, вам нужен автомобиль.

– Есть такая нужда, – кивнул Грязнов. – Может, выпьем, коль заказано?

Павел взглянул на официанта, и тот заметался. Через пять минут их столик был сервирован добротными закусками, а венчал все это пиршество поросенок с хреном.

– Ого! Вас тут уважают! – польстил Грязнов.

– Не только здесь, – улыбнулся Павел. – Но это неважно. Так вы какой автомобиль предпочитаете? – перешел он к делу.

– Желательно «зилок» с тентом.

– Понятно. Вы сами по себе, Вячеслав, или фирму представляете?

– Я директор небольшой фирмы, мне нужны грузовики, – проинформировал Грязнов.

– Как вы на нас вышли? – сощурился Павел.

– Моим друзьями из Москвы удалось удачно купить здесь легковушку, но парни вернулись от вас с горящими глазами и сказали, что в Острогожске купить можно все.

– А что за парни, если не секрет? – спросил Павел.

– Из Союза ветеранов ЗГВ. Слышали про таких?

Грязнов прекрасно знал, под каким липовым названием осуществляли сделку те неизвестные, что прикатили на приобретенной в Острогожске машине к месту кровавой бойни на пустыре у бетонного завода. Знал он также, что эта фирма нигде не значится. Но он интуитивно чувствовал, что все равно это каким-то боком связано с Союзом ветеранов ЗГВ.

– Союз ветеранов, говорите? – повторил Павел. – Расплывчато…

– Послушай, друг, – сменил тон Грязнов, – ты мне, я вижу, не доверяешь, а почему, собственно, я тебе должен доверять? До этого кабака я тебя в глаза не видал!

– Не напрягайся, Вячеслав. Дело серьезное. Мне надо проверить твои данные. Ты пару деньков имеешь?

– Изыщу, – сухо ответил Грязнов. – Только вот в чем дело: я тут, тебя дожидаючись, немного повздорил с теми парнями. Они на мне не отыграются?

– Нет. Они наехали на тебя по моей просьбе. Так что не волнуйся. Столик уже оплачен. Ты в гостинице остановился?

– Да. В центральной. Восемнадцатый номер, – сообщил Грязнов.

Павел пожелал ему приятно провести вечер и ушел. Грязнов, перехватив алчущий взгляд Яковлева, сидевшего перед рюмкой водки и банкой шпротов на блюдце, демонстративно громко позвал:

– Эй, человек, прошу за мой стол, а то мне одному многовато угощений… Вот и встретились два одиночества, как в песне поется, – добавил он весело.

Компания блатняков оценила жест Грязнова и дружно загоготала.

– Ну и подфартило тебе, чувак. Шел на шпроты с водкой, а угодил на коньяк с поросенком! – бросил кто-то проходящему мимо Яковлеву.

Фирму «Каскад» Турецкий разыскал в каком-то глухом дворе, в совершенно обшарпанном, невзрачном здании. Следователь подумал, что по странной закономерности все эти новые общественно-экономические образования выбирают себе местом обитания именно такие тихие уголки столицы. Стесняются или прячутся от излишне любопытных глаз?

Напротив Турецкого сидел охранник с оттопыренным под мышкой пиджаком. Он специально так прятал свой пистолет, чтобы все видели и боялись. Самым надежным бронежилетом для Турецкого до недавней поры была его должность. Но в последнее время он с грустью почувствовал свою все более явную незащищенность. Приоритеты резко изменились. И его голова тоже имеет свою цену, от которой кто-то не откажется…

Из обитых дерматином дверей выглянула секретарша и спросила:

– Вы Турецкий?

– Мы, – кивнул «важняк».

Аркадий Альфредович Трауберг совсем не был похож на своего предшественника Колобова. И не только потому, что он был типичным немцем. В отличие от бывшего офицера Колобова он был сугубо штатским человеком. Рыжеватые его волосы были прилизаны, из наружного кармана пиджака торчал белоснежный косячок платка, заколка на галстуке сверкала бриллиантом.

– Проходите, Александр Борисович, не тушуйтесь, – добродушным голосом предложил Трауберг.

– Вообще-то тушеваться положено подозреваемому, а не следователю, – заметил Турецкий.

– Что вы сказали? – В голосе Трауберга промелькнула настороженность. – Я вовсе не хотел вас принизить.

– Это у меня от излишнего знания, – съязвил следователь, – точнее, от знания того, что передо мной человек, который служил в серьезной организации.

– Вы имеете в виду КГБ?

– Его, батюшку, – не меняя язвительного тона, уточнил Турецкий.

– Ну это дело давнее, – отмахнулся Трауберг.

– Не скажите, Аркадий Альфредович, чекист до самой смерти остается чекистом. Это я такое выражение слышал…

– Чувствую, куда вы клоните, Александр Борисович, но нет, Лубянка была одна, а отделы-то разные. Я разведчик, – с гордостью добавил Трауберг.

– Наслышан, наслышан, – продолжал Турецкий. – А может быть, вы тут посажены, чтобы, так сказать, отслеживать, а не отходами цветных металлов торговать? А, Аркадий Альфредович? Какой из разведчика торговец?

– Лукавите небось, Александр Борисович? Знаю я вас, хоть и до сегодняшнего дня заочно. Слава о вас идет как о беспроигрышном бойце.

– Когда-то, быть может, и был беспроигрышным, – искренне ответил следователь. – Теперь же что-то запутался. Вот вы, например, – бывший офицер КГБ, стояли на защите военных тайн родины. Святое дело, можно сказать. Наверное, и награды у вас имеются. И вдруг вы сегодня – коммерсант. Не знаю, мне это трудно понять.

– Ах вон оно что! – воскликнул Трауберг. – да вы, дорогой мой, просто еще не пробовали получать больших денег. Деньги быстро и безболезненно меняют мировоззрение человека.

– Возможно. Только я не представляю себе, как это можно сделать.

– Ну что вы, все просто. Пойдите в адвокатуру или в частный сыск. Тут вам и любимое дело, и совсем другие деньги.

Турецкий кашлянул и резко перевел разговор в другое русло.

– Собственно, речь сейчас не обо мне, а о вас, Аркадий Альфредович, – четко проговорил он, подчеркивая каждое слово. – Уже само мое появление в вашем кабинете должно говорить о многом. Например, о том, что мы не собираемся похерить дело, уже обагренное кровью наших товарищей. Скажу вам прямо: судя по вашему виду, можно сказать, что со смертью Сергея Колобова ваша распря с Тураевым либо сошла на нет, либо успех безраздельно перешел на вашу сторону. Так вот, если взять первое, то выходит, что вы вели игру против своего начальника и все это время были тайным союзником Тураева. Если же второе, то Тураев или образумился, что мало вероятно с его амбициями, или его уберут.

– А вы, Александр Борисович, сами-то в каком качестве хотели бы меня видеть? – улыбнулся Трауберг.

– Я бы хотел вас видеть в качестве человека, пришедшего в мой кабинет с чистосердечным рассказом о причинах, повлекших за собой несколько смертей. Думаю, вы могли бы многое мне рассказать. Вот так, Аркадий Альфредович. А вы сейчас мне будете говорить совсем о другом, и не один мускул не дрогнет на вашем лице. Но это всего лишь хорошая школа, но не разумный ход…

Турецкий замолчал и стал черкать карандашом на листе бумаги. «Важняк» явно переоценил стойкость Трауберга, потому что после его слов тот побледнел как полотно, не зная, с чего начать разговор.

– В какой связи вы и ваша фирма «Каскад» находятся с членом Генерального штаба генералом Борисом Авдеевым? – резко спросил Турецкий, и, не дожидаясь ответа, продолжал наседать: – Вы негласно подчинены этому человеку?

– Вы хорошо поработали, – наконец заговорил Трауберг. – Возможно, вы правы. Но я повторяю – возможно. Мне трудно говорить с вами, потому что я не знаю, насколько вы осведомлены о наших делах. Да и вообще, догадки – это дело философов и писателей, дорогой Александр Борисович, а не юристов, – заметил несколько пришедший в себя Трауберг.

– Складно сказано, – кивнул следователь. – Но разговор наш еще не окончен, и сейчас я буду конкретен. Следствие установило, что и вы и Тураев не особенно скрывали и скрываете сферу своих экономических интересов. Потому что внутренняя экономическая деятельность – это всего лишь ваше прикрытие. Сфера ваших истинных интересов находится за границей, и движение этих капиталов не проходит по вашей документации. Но мы нашли некоторые из этих договоров и инвестиционных документов, в которых фигурируют вместе с подписями Тураева и Колобова и лично ваши, дорогой Аркадий Альфредович.

– Откуда у вас взялись эти договора? – дрогнувшим голосом спросил Трауберг.

– Их передала нам Людмила Семенова, – проинформировал Турецкий. – Она занималась переводом и движением этой документации.

– И этим сейчас занимается Генеральная прокуратура? – тихо спросил бизнесмен.

– И этим тоже, но в данный момент следственную бригаду по делу Иванова особо волнуют имена убийц, буквально усеявших трупами поле боя.

– Неужели, Александр Борисович, вы пришли мне сказать, что нашли убийцу Сергея Колобова? – насторожился Трауберг.

– Да мы взяли этого человека. Сутки назад. Я уверен, что он причастен почти ко всем убийствам, которые были совершены в связи с делом Иванова. Это Виктор Князев. Цезарь. Вы хорошо его знаете… Знайте же и причину, по которой я открываю вам следственную тайну, Аркадий Альфредович. Князева я буду допрашивать сегодня во второй половине дня. Он на многое прольет свет, в том числе и на вашу роль во всех этих событиях. Предлагаю вам в чем-то его опередить и помочь следствию. – Турецкий замолчал.

– Может, кофе, – предложил Трауберг.

– Если без цианистого калия и без сахара, то не откажусь, – кивнул Турецкий.

– А может, коньяку, Александр Борисович? – спросил бизнесмен.

– Нет. Я в рабочее время не пью, – отрезал следователь.

Длинноногая девица принесла кофе на серебряном подносе.

– Итак, я жду ваших вопросов, – грустно улыбнулся Трауберг.

– Начнем с Иванова. Имели ли вы с этим продюсером, а вернее, с телекомпанией «Спектр» экономические отношения или вообще какие-нибудь отношения? – Турецкий вынул из папки протокол допроса и приготовился записывать показания свидетеля.

– Нет, мы даем рекламу в другом телеканале, но мне и Колобову хорошо было известно, что Тураев в тесных контактах со «Спектром». Он даже хвастался однажды, что скоро Президент пригреет «Спектр» за заслуги в предвыборной кампании, и тогда ему сам черт будет не страшен.

– Получается, «Каскаду» в лице вашего предшественника Сергея Колобова даже было бы выгодно, если бы на «Спектр» навалились неприятности? – спросил Турецкий.

– Да. Если бы Иванову удалось подняться, он резко бы стал сбивать цены на рекламу, но, собственно говоря, за это Иванова могли бы убрать и коллеги по ремеслу.

– Почему вы решили, что Иванова убрали? – поинтересовался следователь.

– Читал газету «Московский комсомолец», там столько вокруг Иванова чертовщины наворочено!

– Вы допускаете, что Иванов еще жив? – продолжал Турецкий.

– Вполне может быть, хотя его жизнь уже никому не нужна, – пространно ответил Трауберг.

– Как это понять? – насторожился следователь.

– Сыр-бор, Александр Борисович, разгорелся из-за видеокассеты с компроматом, которую скрытой камерой Иванов отснял в Германии. Я могу назвать вам только одного персонажа этой ленты. – Трауберг с минуту подумал и резко сказал: – Это генерал Авдеев! Остальных я не знаю, предположительно – представители концернов, занимающихся покупкой и продажей оружия. Сами понимаете, что Тураев явно переборщил, не подстраховавшись…

– Откуда Авдеев узнал, что его снимали? – поинтересовался Турецкий.

– Сначала Тураев хотел сделать все тихо. Но, как вы знаете, Иванова понесло… Захотел заработать бешеные деньги на этом компромате. Но мне кажется, он испугался, поняв, что никаких денег он не получит, а просто будет устранен как ненужный свидетель. Скажу больше: Юрий Иванов наверняка занимал пассивную позицию в этих событиях. Его супруга Ангелина, на мой взгляд, играла во всем этом более значительную роль. Я не исключаю, что это она поставила Авдеева в известность о существовании данного компромата.

– С какой целью?

– Цель у нее сначала была одна: не попасть под тураевские колеса. Ведь это по просьбе Тураева Олег Колобов ходил к Иванову. Сергей Колобов об этом не знал, но я знал. Олег со мной посоветовался после того, как Ильяс попросил его об этой услуге… Я вообще провожу беседы со всеми вновь приходящими к нам на работу сотрудниками. Главное условие работы в нашей фирме, если хотите, девиз: прежде всего посоветуйся с руководством. Олег сделал все правильно, но я не ожидал, что известный шоумен выкинет такой смертельный трюк.

– Что произошло с фурой Семенова? – напирал Турецкий.

– Тураев год назад решил, что его постепенно стали выводить из игры. Я имею в виду патронаж Авдеева. Ильяс решил, что экономические трудности, которые все ощутимее испытывал «Кононг», напрямую зависят от того, что Авдеев отдал предпочтение «Каскаду». Проверить это Тураев мог только одним способом: узнать, какой груз переправляет Семенов за границу. Авдеев, как вы сами должны понимать, с ломом цветных металлов связываться не будет, – продолжал Трауберг.

– Кто осуществил операцию по захвату фуры Семенова? – перебил его Турецкий.

– Тогда еще Цезарь оказывал подобные услуги Тураеву. Всего лишь год, как Князев работает исключительно на Авдеева.

– Значит, это дело рук Цезаря? – перебил Трауберга следователь.

– Да. Это его боевики обстреляли фуру Семенова. Глупо! Там действительно, кроме лома цветных металлов, не было ничего, – вздохнул Трауберг.

– Извините, но откуда у вас такие сведения? – удивился Турецкий. – Тураев же не делился планами со своими конкурентами?

– Я на Лубянке работал, Александр Борисович! – спокойно сказал Трауберг. – Кое-какой информацией владею. Да и с Ильясом, когда началась эта неразбериха, я позволил себе поиграть в сотрудничество. Вот, собственно…

– Неудачное покушение на Тураева – это месть за Семенова? – спросил Турецкий.

– Да, конечно. Колобов попытался отомстить, но я понимал, что этого допустить нельзя, поэтому покушение на Тураева оказалось неудачным. Вскоре и сам Сергей Колобов понял, что это к лучшему. Потому что Тураев, как, собственно, и мы, оказался втянутым в какое-то масштабное преступление. Наша война специально провоцировалась. Все роковые события по делу Иванова, полагаю, есть лишь прикрытие того масштабного преступления…

– Я хотел бы проверить данные обстоятельства гибели двух боевиков, которые были застрелены на глазах подполковника Яковлева. Следствие установило, что они работали в «Каскаде». – Турецкий перевел разговор ближе к событиям в охотничьем домике.

Узнав их фамилии, Трауберг позвонил в отдел кадров, и через пять минут выяснилось, что парни действительно работали в «Каскаде», но уже полгода прошло со дня их увольнения. Сергей Колобов распрощался с ними за пьянство во время дежурств.

– Наверное, к Тураеву подались, – вздохнул Трауберг.

– Вы догадливы, – уточнил Турецкий.

– За что же их убили? – поинтересовался Трауберг.

– Хотите сказать, что вам ничего не известно о роковых событиях, произошедших в охотничьем домике, где до недавнего времени скрывался Иванов? – несколько язвительно спросил Турецкий. – Тогда, конечно, вы не знаете, что эти парни находились там, где был зверски убит Юрий Иванов.

– Действительно, не знал. Значит, они на самом деле переметнулись к Тураеву.

– Тураев тоже от них открещивается, – заметил следователь.

– Понятно, мавры сделали свое дело…

– Эти парни не убивали Иванова, они были лишь свидетелями этого убийства и своей жизнью поплатились за одну оплошность, – проинформировал следователь весьма озадаченного бизнесмена. – Настоящего убийцу следствие вскоре выявит. Я надеюсь, Аркадий Альфредович, вы не станете уверять меня, что вас тоже не интересует судьба этой видеокассеты?

– Как раз напротив, – оживился Трауберг. – Чем скорее вы ее найдете, тем мне будет спокойнее.

– Как вы считаете, у кого она может сейчас находиться? – спросил Турецкий.

– Она может сейчас находиться у самого Авдеева, но скорее всего, хранительницей этого компромата как была, так и осталась Ангелина Иванова.

– Моя задача найти эту кассету и приобщить ее к делу, а вовсе не вручить ее за вознаграждение вашему конкуренту Тураеву, как он предполагал, – улыбнулся Турецкий. – Распишитесь в протоколе допроса свидетеля. Следователь пододвинул протокол ближе к Траубергу.

После этого допроса Турецкому стало ясно, что Трауберг и Тураев остаются врагами, одновременно стараясь противостоять той третьей силе, против которой был направлен компромат, отснятый Ивановым. Четче проявилась и роль Цезаря во всех этих событиях.

Турецкий ехал во внутреннюю тюрьму МУРа допрашивать Цезаря.

Хорошо подкрепившись за счет местного мафиози, муровцы направились в гостиницу. Яковлев сразу же завалился спать, а взбодренного коньяком Грязнова тянуло на подвиги. Он подался в мотель поговорить с народом и раздобыть еще какую-нибудь информацию.

Таксист охотно подвез полковника к спрятанному в лесу теремку из стекла и бетона. И здесь в ресторане почти никого не было. Назойливо гремел магнитофон. У стойки бара скучала местная путана. Грязнов подсел за столик, где выпивали мужики, похожие на водителей. Так оно и оказалось. Мужики уже были слегка поддаты и склонны к общению.

Грязнов выяснил, что они возят из Грузии в Москву мандарины.

– На себя работаете, ребята? Или на государство? – поинтересовался Грязнов.

– На себя. У нас машина своя. Купили, – охотно ответил один.

– Я вот тоже хочу купить, – поделился Грязнов. – Говорят, здесь у военных можно взять… И не так дорого…

– Верно говорят. Мы в свое время поторопились. Еле рассчитались за фуру. А с Макаром договориться можно. Он своим и в рассрочку может уступить.

– Кто этот – Макар? – спросил Грязнов.

– Полковник Макаров. Вот кто тебе нужен, браток. Он зампотехом здесь служит в автобате.

– А его случайно не Павлом зовут? – поинтересовался муровец.

– Нет. Паша уже в отставке. Макар его по старой дружбе в долю взял. Опять же сам нигде не светится. Все сделки идут через Пашу.

– Наверное, часть расформировывается. А чтобы техника не простаивала, ее – народу? – рассудил Грязнов.

– Святая ты простота! – засмеялись водители. – Когда расформировывают, все бросают на месте, пусть гниет. Нет, там не какой-то шахер-махер. Они эти машины то ли списали, то ли украли…

– А если командир батальона узнает! – сделал страшные глаза Грязнов.

– Да комбат с ними заодно. Неужели не понимаешь?

– Теперь ясно. Что ж, спасибо за совет, мужики. Теперь знаю, к кому обратиться, – поблагодарил начальник МУРа.

Грязнов вернулся в гостиницу. Яковлев сотрясал воздух богатырским храпом, и полковнику пришлось дернуть своего зама за руку. Тот повернулся на другой бок и затих.

Павел явился в гостиницу уже на следующее утро.

– А говорил: через два дня, – зевая, посетовал Грязнов.

– А что тянуть, время – это деньги! – улыбнулся гость.

– Здесь неудобно говорить, – кивнул Павел на Яковлева. – Пойдем в кафе, позавтракаем.

– А там пивко холодное есть? – поинтересовался Грязнов.

– Что, перебрал вчера? Есть, конечно, пивко…

Они вышли на улицу, сели в «УАЗ» Павла и поехали. Грязнов обратил внимание, что салон машины был оборудован по последнему слову техники.

– Прямо передвижной штаб, – похвалил он. – Ну что же ты, Паша, не сообщаешь результаты вашей проверки? – добавил он.

– Не такие уж мы, Слава, бюрократы, чтобы проверками себя слишком утруждать. Просто проверили твои слова, и все. Ты, конечно, приврал в рамках дозволенного, – ухмыльнулся он.

Грязнов успокоился. Он понял, что никаких неожиданностей не будет.

– Ну а в чем я наврал? – спросил он весело.

– Видишь ли, друг, мы действительно продали одну машинку, но не Союзу ветеранов ЗГВ. Просто их фонд оплатил стоимость этой машины и заказал для той же фирмы большую партию грузовиков «ГАЗ-66».

– Да? А где они бабки нашли? Как разрешение получили? Эти ветераны вроде бы общественная организация, им коммерция запрещена, – засыпал Грязнов собеседника наивными вопросами. Он это делал в надежде, что, увидев перед собой такого наивняка, Павел проболтается. И он не ошибся. Павел стал объяснять:

– Нет, Слава, они далеко не дураки. С них спросу нет, а под крышей их фонда одна фирма шустрая работает, – поведал Павел. – Видимо, неплохо работает, раз способны караван машин купить. Даже разрешение на продажу лома цветных металлов за границу себе спроворили!

– Уж не «Каскад» ли? – перебил его Грязнов.

– Он самый. Вот ведь все знаешь, а что скрывал? – пожурил муровца Павел. – Сказал бы честно все, день бы не потеряли.

– Ладно. Я ведь тоже тебе сначала не очень доверял, – отмахнулся Грязнов. – А «Каскад» действительно крутая фирма. У меня там дружок в охране служит.

– Мир тесен, – философски изрек Павел и припарковался возле кафе.

Попив пивка и перекусив, они поехали смотреть машину.

…Зампотех Макар поставил дело с размахом, но и с умом. Он продавал автомобили, которые ему удалось списать на чеченскую войну. Целехонькие машины в смазке стояли рядами в недостроенном цехе так и не вступившего в строй завода крупнопанельного домостроения. Завод должен был выпускать материалы для строительства жилья для военнослужащих, которые три года назад вернулись на родину из ГДР и других бывших соцстран Восточной Европы.

Цех, превращенный в склад, выглядел прилично, все было на месте: на окнах решетки, сигнализация, пожарный щит и два охранника с помповыми ружьями на входе.

Охранники еще издалека узнали «мерседес» Макара и «УАЗ» Павла.

Перед допросом Цезаря Турецкий уже получил информацию из Острогожска от Грязнова с Яковлевым: они обнаружили гараж неучтенных автомобилей. Муровцы назвали имена людей, замешанных в проведении незаконных операций. Но самым важным в сообщении было то, что японский джип, засвеченный возле стрелки на бетонном заводе, купил мужчина, по приметам смахивающий на Цезаря. Более того, Грязнов привез накладные с почерком покупателя джипа. Это уже доказательства!

Но Турецкий был крайне обеспокоен – Яковлев остался в Острогожске выполнять еще одну операцию. Они с Грязновым решили доставить в Москву в качестве вещественного доказательства «УАЗ» Павла. Муровцы сделали все правильно: обнаружили преступников и вызвали на место преступления сотрудников Главной военной прокуратуры. Но нельзя было не предположить, что и в военной прокуратуре имеются стукачи и к приезду следственно-оперативной группы гараж Макара мог превратиться в пепелище… Это-то и волновало Турецкого. Он всецело подчинялся закону, но дело Иванова, как он понимал, требовало от него и муровцев следственных и оперативных экспромтов.

В это время подполковник Яковлев уже гнал «УАЗ» Павла к Москве, а преступник сидел рядом, прикованный наручниками к поручню.

Цезарь сидел напротив следователя в комнате допросов и поглаживал сломанную правую руку, в шинах и бинтах.

«Рука– убийца», -мельком взглянув на эту руку, подумал Турецкий, а вслух сказал:

– Фамилия, имя, отчество?

– Князев Виктор Григорьевич.

– То, что вы находитесь здесь, уже должно вам сказать о многом, гражданин Князев, – сурово заметил Турецкий. – Поэтому в ваших интересах быть предельно откровенным и помочь следствию.

– Кроме вышки, у меня никаких интересов не остается, – криво улыбнулся Цезарь, продолжая поглаживать забинтованную руку.

– Почему же? Вы – исполнитель. Будут учтены мотивы ваших преступлений. Обещать я вам ничего не могу. Это решит суд. Но ваша откровенность – ваш последний шанс. Это я вам говорю совершенно точно. – Следователь попытался задать тон разговора.

– Спрашивайте, – буркнул Цезарь.

– Кто дал вам задание убить Юрия Иванова в охотничьем домике? – напрямую рубанул «важняк».

– Какие у вас доказательства, что это сделал я? – удивился Цезарь осведомленности следователя.

– Возле дома обнаружены следы японского джипа, который вы купили у острогожских военных. Там запомнили ваши приметы, а также есть накладные с вашим почерком. На холодном оружии боевиков, которые вернулись в дом за оброненным водительским удостоверением, судмедэксперты не обнаружили следов крови Юрия Иванова. Иванова убил тот, кто приезжал на японском джипе. Кроме «скорой помощи», на которой в охотничий домик приехали Яковлев, Бодров и Чиж, там не было больше никаких машин. Чье задание вы выполняли? – четко произнес Турецкий.

– Иванова приговорил дядя Боря, – проговорил Цезарь сдавленным голосом.

– То есть генерал Борис Авдеев? – уточнил следователь.

– Да, Авдеев…

– За что приговорил?

– Юрий Иванов совершил предательство по отношению к своим компаньонам.

– Конкретно?

– Отснял скрытой камерой компромат на шефа, то есть Авдеева. Таким образом, могла сорваться серьезная сделка…

– Какая сделка? – поинтересовался Турецкий.

– Этого я не знаю и знать был не должен, потому что исполнял определенные обязанности. Могу только предположить, что если член Генштаба тайно встречается за границей с какими-то людьми, то речь может идти лишь о товаре военного назначения.

– Перед тем как убить Иванова, вы уполномочены были задать ему какие-то вопросы? – поинтересовался следователь.

– Да. Я спросил, кто его попросил осуществить такую съемку, а также у кого сейчас на хранении пленка? Он сразу сознался, сказав, что заказчиком был Тураев, а сейчас видеокассета находится у его жены Ангелины.

– Вы уже сообщили об этом Авдееву?

– Нет.

– Почему? – в свою очередь удивился следователь.

– Решил из-за экономических соображений подержать Тураева на крючке. Потом Авдеев приблизил к себе Тураева – причиной могла быть только крупная сделка. Я не рискнул засветить Тураева. Тем более я уже знал, у кого кассета с компроматом.

– Теперь мне понятно, почему вы убрали и этих двух несчастных боевиков. Они явились свидетелями признания Иванова? – перебил Цезаря Турецкий.

– Да. Возникла такая необходимость.

– О событиях на даче Лечо, когда вы допрашивали Никиту Бодрова, следствию все известно. Людмила Семенова чудом осталась жива и все рассказала.

Цезарь покачал головой и язвительно заметил:

– Все эта офицерская дочка рассказать не могла…

– Что ж, я жду ваших дополнений к событиям того дня, – кивнул Турецкий.

– Пока эти незадачливые сыны Кавказа обсуждали, как вести себя на стрелке, я уже мчался к бетонному заводу. Засада была запланирована заранее. Я должен был руководить операцией…

– Кто стрелял в спину Бодрову? – сурово спросил «важняк».

– По приказу шефа я не должен был оставлять Бодрова живым еще там, на даче, когда выяснил, что следствию стало что-то известно об Авдееве. Но в последний момент шеф все переиграл. Стрелка должна была состояться, но вместе с Бодровым там должны были погибнуть и все эти авторитеты с русской и кавказской сторон. Видимо, какая-то их функция в делах шефа себя исчерпала.

– Какая функция? – уцепился за фразу следователь.

– Не знаю. Но они постоянно шли в пристяжку с «Каскадом» и «Кононгом».

– Так, значит, в Бодрова стреляли вы? – повторил свой вопрос Турецкий.

– Разумеется, – тихо произнес Цезарь.

– А почему не открыли огонь по муровцам?

– Такого приказа не было, а, напротив, было предупреждение от шефа: по муровцам ни в коем случае не стрелять.

– Операцию по устранению доктора Чижа выполнили тоже вы?

– Да. Это последняя моя операция, хотя никакой необходимости убирать его не было, но шефу видней, – задумчиво изрек Цезарь.

– Что помешало вам достать Ангелину и вытрясти из нее эту видеокассету? – продолжал допрос Турецкий.

– Видимо, шеф поделился с Тураевым некоторой информацией и тот засуетился. Люди Тураева все испортили. Завалились на квартиру к Ангелине, ничего не нашли, а ее спугнули. Я опоздал буквально на несколько часов и сейчас не знаю, где она может быть, – пожал плечами Цезарь, как будто следователь уже спросил его об этом.

– Сергея Колобова убили не вы? – спросил следователь.

– Нет, – твердо ответил Цезарь.

 

Глава четвертая.

После допроса Цезаря Турецкий поспешил к заместителю генерального прокурора.

– Чайку? – радушно спросил Меркулов вошедшего Турецкого.

– Пожалуй, – сказал Турецкий, но прежде, я думаю, ты захочешь, Костя, выслушать результаты допроса Цезаря. Я только что от него…

Выслушав «важняка», Меркулов задумчиво сказал:

– Итак, все убийства раскрыты, а теперь нам предстоит выяснить роль во всем этом генерала Авдеева. Но ты же понимаешь, Саша, что, пока у нас в руках не будет таинственной видеокассеты, Авдеева мы не достанем. Цезарь – единственный свидетель его приказов. Этот дядя Боря просто откажется от того, что давал кому бы то ни было такие приказы, и все…

– Кассета у Ангелины, Костя. Но как вынудить передать ее нам? Она перепугана и справедливо считает, что данная кассета – ее последняя соломинка в водовороте событий.

– Надо внушить ей, что отдать кассету – это и есть ее единственный шанс, – продолжал Меркулов. – Кстати, что ты скажешь на это. – Меркулов протянул Турецкому листы бумаги.

"Президенту Российской Федерации

По информации, полученной нами из комиссии при Правительстве РФ по экспортной оценке инвестиций в российскую экономику, к вам уже обращался руководитель закрытого акционерного общества «Каскад» А. А. Трауберг. Он предлагал реализовать ряд экологических и энергетических программ за счет имеющихся в его распоряжении свободных средств в объеме 1000 миллиардов рублей.

При этом он просит предоставления его акционерному обществу исключительных прав по трансферу и конвертации рублей в валюту, освобождения от налогообложения, введения квот и получения ряда лицензий на бартер различного сырья.

Однако проверкой установлено, что данное предприятие имеет на своем счету всего 10 миллиардов рублей и проводит операции по приобретению грузовых автомобилей. Предприятие, в котором приобретаются автомобили, не указывается и не установлено. По оценкам специалистов, предлагаемые Траубергом проекты будут использованы для получения широкого спектра льгот и зарабатывания валюты и рублей на бартерных сделках без реализации программ.

Полагаем, что было бы целесообразным впредь принятие решений или выдачу указаний по реализации тех или иных программ руководством государства осуществлять только после проведения специальной экономической экспертизы поступающих предложений специально созданной для этой цели правительственной комиссией.

Мы неоднократно сталкиваемся с порочными предложениями, вносимыми руководству России. При этом используются личные контакты коммерсантов с должностными лицами из числа президентского окружения, что постоянно приводит к дискредитации руководителя государства".

Турецкий на всякий случай проверил трескучую термобумагу и удовлетворенно сказал:

– Подписи-то нет, Костя!

– Знаю, что нет, – кивнул Меркулов.

– Анонимка Президенту? – спросил «важняк».

– Сам понимаешь, Саша, что говоришь несерьезные вещи. Думаю, что этот человек в последний момент передумал отправлять письмо.

– Где же ты его взял?

– Кто-то генеральному прислал частным порядком.

– Интересно – кто?

– Уж во всяком случае, не Тураев, Саша.

– Это понятно. Понятно, мне кажется, и другое. Вряд ли так поступил бы российский патриот. Он пошел бы в открытую. Это кто-нибудь имеющий свой интерес в этом деле, Костя.

– Я с тобой согласен, но автор послания не врал.

– Не врал, – согласился Турецкий. – Про машины намекнул. Не сказал только, зачем они приобретаются этой фирмой.

– Ты ведь тоже сейчас не можешь ответить, зачем Траубергу военный караван, – заметил Меркулов.

– Правда. Этого сказать я пока не могу, – согласился Турецкий. – Но могу предположить другое: после подставки с анонимкой с таким коммерсантом, как Трауберг, наверху никто разговаривать больше не будет. Даже если он станет обладателем важной для государства информации. Во всяком случае, ему это очень сложно будет сделать.

– Вот видишь, раз-два – и версия готова! – похвалил Меркулов «важняка». – А что сейчас думаешь делать?

– Жду не дождусь появления подполковника Яковлева с арестованным сообщником Макара. Надеюсь выяснить, какие машины от Макара перекочевали в Москву и для каких целей предназначен этот караван, – ответил Турецкий.

– Хорошо, – одобрил Меркулов.

В этот момент зазвонил телефон, замгенерального взял трубку. Меркулов представился и стал внимательно слушать сообщение. В это время Турецкий наблюдал, как лицо друга, меняясь, отражало целую гамму чувств.

Не сказав в трубку ни слова, Меркулов резко отодвинул от себя телефонный аппарат и произнес:

– Иди, Саша. Звонили из «МК». Спрашивают, когда им назовут убийцу Юрия Иванова. Позвони от себя, успокой журналистов. У тебя есть опыт общения с ними. А меня прямо трясти начинает от этих правдоискателей с рупором. Скоро генеральному позвонят и отчета потребуют. Ну что ты с ними, ей-богу, будешь делать? – проворчал Меркулов, прощаясь с Турецким.

Яковлев сдал в военную прокуратуру задержанного им Павла, а также его «УАЗ» и помчался в МУР к Грязнову. Подполковник вошел в кабинет начальника МУРа, но не успели они и двух слов друг другу сказать, как зазвонил телефон. Грязнов поднял трубку.

– Добрый день, господин генерал, – приветствовал он звонившего. – Что? Что? Да это же идиотизм! – вдруг крикнул Грязнов в трубку.

Яковлев удивленно следил за разговором шефа.

– Во-первых, подполковник Яковлев еще не появился, а во-вторых, вы все с ума там посходили. Да… да, слушаюсь, – еле выдавил Грязнов и бросил трубку.

– Что случилось, Слава? – с тревогой спросил Яковлев.

– Слушай меня внимательно, – быстро заговорил Грязнов. – Звонил Федоров, требует твоего ареста. Шьют тебе боевиков, которых застрелили на твоих глазах, а также Иванова. Кто-то начал игру в подставки, видно, плотно Турецкий кому-то на хвост сел. Он сегодня должен был допросить Цезаря – это многое решит. А ты сейчас уходи с Петровки. Вечером звони из автомата мне и Сане. Действуй. Я сейчас звоню Турецкому.

– А то-то я думаю, чего это дежурный на меня как-то странно взглянул, – кивнул Яковлев.

– Если сейчас тебя все же возьмут, держись, Володя. Мы тебя вытащим. Это дело двух дней, – ободрил Грязнов друга.

Яковлев бесшумно вышел в коридор и направился к выходу. По пути он никого не встретил. Мелькнула бесполезная мысль: хорошо бы уйти через окно. Но на окнах стояли решетки. Он решил проскочить во двор через черный ход, а там уже что-нибудь придумать.

В этот момент спереди и сзади подполковника одновременно распахнулись двери двух кабинетов. Из них выскочили автоматчики в камуфляже и масках. Яковлев почувствовал, что ему в спину уперся автоматный ствол, а передний спецназовец скомандовал:

– Стоять! Руки вверх!

– Вы, ребята, не из солнцевской группировки? – попробовал пошутить подполковник.

Автоматчики напряженно молчали. Из кабинета вышел еще один и надел на запястья арестованному наручники.

– Пошли! Вперед! – скомандовал третий.

– А если мне назад? – пытался еще ерничать муровец.

– Теперь не ты определяешь, куда тебе идти, – оборвали его.

Яковлева быстро вывели из ГУВД на Петровке, 38, запихнули в машину, и вскоре он очутился в кабинете начальника Главного управления уголовного розыска МВД.

Федоров мрачно оглядел арестованного. Автоматчики расположились так, чтобы Яковлев в случае чего не смог прикрыться хозяином кабинета или даже его ударить.

– Да, подполковник, – сурово произнес Федоров. – Были хорошим сыскарем и вот докатились до уголовщины…

– О чем речь? В чем меня обвиняют? – воскликнул муровец.

– В грубейшем нарушении дисциплины и закона: без санкции прокурора вы произвели арест человека. Но боюсь, что это будет перекрыто обвинением в умышленном убийстве…

– Это недоразумение! – тихо сказал Яковлев.

– Именно так. Вам придется объяснить также, подполковник, что произошло в охотничьем домике, где были обнаружены следы крови и личные вещи пропавшего без вести продюсера Иванова. Кроме того, у нас имеются улики, подтверждающие вашу причастность к убийству Сергея Соловьева и Георгия Рябова, трупы которых обнаружили в джипе недалеко от охотничьего домика. Кстати, вы тоже ехали в этой машине.

– Меня в этом джипе «ехали» в наручниках! – раздраженно перебил Яковлев.

– Об этом вы расскажете следователю, который будет вести ваше дело, – повысил голос Федоров. – Итак, учитывая тяжесть совершенных вами преступлений и опасность того, что вы скроетесь от следствия, я испросил у прокурора Москвы санкцию на ваш арест и содержание под стражей.

Грязнов не стал по телефону сообщать Турецкому информацию об аресте Яковлева. Он сам поехал к нему. Секретарша сказала, что Александр Борисович допрашивает Трауберга. Начальник МУРа решил при Трауберге ничего не говорить следователю и только через секретаршу сообщил Турецкому, что он ожидает конца допроса в приемной.

Тем временем Турецкий приготовил бланк протокола допроса свидетеля и окинул Трауберга изучающим взглядом. Тот в свою очередь оценивающе взглянул на следователя. По сравнению с элегантным зеленым костюмом бизнесмена костюмчик следователя выглядел простовато, от долгой носки он вообще утратил первозданный вид, но, несмотря на это, «важняк» выглядел весьма внушительно.

– Глядя на вас, Александр Борисович, убеждаюсь, что человек одежду красит, а не наоборот, – начал Трауберг с комплимента.

– Это комплимент человечеству в целом, – улыбнулся следователь.

– Хорошо! Задавайте вопросы, – посуровел Трауберг.

– Что означает фраза "операция «Ошейники для волков»? – спросил Турецкий, пристально глядя на бизнесмена.

– Вы полагаете, что я смогу ответить на ваш вопрос?

– Да, вы умный человек и не станете торговать тем, чего не знаете. Эту фразу сказал мне умирающий Сергей Колобов. Вы как бывший разведчик лучше других разбираетесь в возникшей ситуации. За этим делом кроется нанесение ущерба нашему государству.

– Хотите взять меня на сю-сю, Александр Борисович? – хмыкнул Трауберг.

– Ни в коем случае, – твердо возразил следователь. – Наша следственная группа вцепилась в это дело мертвой хваткой. Мы не ослабим ее, пока не раскрутим это дело до конца.

– Ясно, – кивнул Трауберг.

– И пожалуйста, Аркадий Альфредович, не пытайтесь выставлять впереди себя покойного Сергея Колобова. Не надо быть провидцем, чтобы догадаться, что главной фигурой в «Каскаде» были вы. Как, впрочем, и в этой схватке с Тураевым. Сергей был как бы вашим ассистентом, имеющим доступ в кабинеты ваших врагов.

– Лестно слышать, – улыбнулся Трауберг. – Но в разговоре с вами я все же, извините, буду занимать пассивную позицию. У меня есть основания…

– В таком случае сообщаю вам последнюю новость, – сказал Турецкий. – Вас подставили на уровне правительства.

Турецкий протянул бизнесмену листок анонимного заключения неизвестных лиц, составленного на базе заявки, якобы посланной Траубергом на имя Президента страны.

– Всего-то? – весело спросил Трауберг.

– Как? Вас это совсем не беспокоит? – удивился следователь.

– Не так сильно, как вы полагаете. Этот аноним у кого-то из моих врагов на довольствии, вот и состряпал под диктовку липовое заключение, компрометирующее нашу организацию.

– У меня иная точка зрения. Думаю, вам отрубают пути наверх. Если вам завтра понадобится срочно выйти на президентские структуры, то возникнут проблемы. Теперь понимаете?

После этих слов Трауберг встал и, подойдя к окну, стал смотреть на улицу. Турецкий напряженно ждал его реакции.

Трауберг оглянулся слишком резко, и листок, выскользнув из неплотно сжатых пальцев, плавно полетел по кабинету. Следователь поднял его и положил в карман.

– Решайтесь же на что-то, черт бы вас побрал, или вы тоже хотите вслед за Колобовым отправиться к праотцам? – почти выкрикнул Турецкий.

– Не нервничайте, Александр Борисович, мне все-таки кажется, что вы взяли нашу фирму под колпак.

– А мне кажется, что я сотрудничаю с вами на грани допустимого, – уточнил Турецкий. И задумчиво добавил: – Может, действительно поделиться с вами кое-чем? Тогда, может, и вы в ответ…

– Чем? – быстро спросил Трауберг.

– Вы, я слышал, машинками интересуетесь? Один мой приятель работает в военной прокуратуре. Он мне недавно рассказал, что они крутят сейчас одного зампотеха из Острогожска. Продавал, понимаете, технику, якобы списанную в Чечне. Но самое интересное, что один из их покупателей – фирма «Каскад».

– Деньги мы еще не перечисляли, – быстро сказал Трауберг.

– Не волнуйтесь, если бы даже и перечислили, то проходили бы как свидетель. Дело в другом: денег-то у вас на эти машины нет. Информация поступила от Тураева.

– Сволочь Тураев! – Трауберг стукнул кулаком по столу.

– Не надо нервничать, Аркадий Альфредович, а то, случись что с Тураевым, мне сразу придется ехать к вам… для допроса. А мне бы этого не хотелось. Я уже признался вам, что тешу себя мыслью, что вы единственный в этой кровавой игре человек, который думает по-государственному.

– Спасибо на добром слове, Александр Борисович, – тихо поблагодарил Трауберг и долгим испытующим взглядом посмотрел в глаза Турецкому. – Думаю, что у нас с вами еще будет время поговорить об «ошейниках для волков», – тем же тихим голосом добавил он, – но сейчас лучше прервать разговор…

После рассказа Грязнова об аресте Яковлева и об обвинениях, которые ему предъявили, а вернее, о которых ему сообщил Федоров, Турецкий сразу же позвонил Меркулову:

– Костя, по ходатайству Федорова выдана санкция на арест подполковника Яковлева. Его обвиняют в убийстве двух боевиков, с которыми его нашли в машине недалеко от охотничьего домика. Бред собачий! В этом убийстве сегодня признался Виктор Князев. Позвони, пожалуйста, немедленно генеральному. Я тебе перезвоню минут через пятнадцать.

Турецкий положил трубку и спросил Грязнова:

– Кажется, я понял, откуда все эти анонимки и подставки пошли!

– Откуда, Саня?

– Это исходит от Тураева, но все это он осуществляет через генерала Авдеева. Вот увидишь, сведения о Яковлеве пришли из военной прокуратуры…

Зазвонил телефон. Меркулов подтвердил догадку «важняка» насчет военной прокуратуры и пообещал, что больше суток Яковлев не просидит под арестом.

Немного успокоившись, Турецкий спросил Грязнова, нет ли еще каких новостей.

– Новости прилетают одна за одной, и все удручающие, – ответил полковник. – Пришла информация, что сгорела дача профессора Шатохина.

– Это… – начал вспоминать Турецкий.

– Это бывший муж Ангелины Ивановой.

– Точно сгорела, Слава?

– Почти дотла.

– Вместе с хозяином? – насторожился следователь.

– Слава Богу, нет.

– Я же его попросил поискать, не оставила ли там что-нибудь Ангелина, – вспомнил Турецкий.

– Судя по тому, что он не подавал так долго о себе вестей, он ничего не нашел или не искал, Саня, – махнул рукой Грязнов.

– А может, нашел и решил прибрать к рукам? – рассуждал следователь. – А чтобы следы уничтожить, пустил красного петуха?

– Да нет, Саня, профессор далек от дел Ангелины, – возразил Грязнов. – Вот его поджечь могли – это несомненно…

– Ладно. Расскажи хоть, как это произошло, – попросил «важняк».

– Только со слов оперуполномоченного, – сказал Грязнов.

– Валяй, – кивнул Турецкий.

– Возгорание началось внутри здания, – начал Грязнов. – Поэтому о том, что горит дача профессора Шатохина, стало известно далеко не сразу.

Из рассказа полковника вырисовывалась такая картина.

Двойные рамы окон, плотно закрытые на зиму двери и форточки долгое время скрывали дым и огонь от глаз соседей. Затем лопнуло стекло в окошке кладовки, где начался пожар. Хлебнув воздуха, пламя взвилось длинным оранжевым языком, и повалил серо-черный дым.

Заметались соседи. Кто-то бежал с ведром, кто-то пытался отыскать спрятанный в сарае до весны поливочный шланг, кто-то звонил пожарникам. Но время было упущено. Пожар, вовсю бушевавший внутри, алчно выбрасывал языки пламени на внешние стены, на мансарду.

Прибежал профессор, роняя из хлипкой авоськи молочные пакеты. Пока он ходил в магазин на станцию, его жилище превратилось в пылающий костер.

– Там рукопись! – кричал он. – Рукопись там!…

И рвался к дому спасать свой труд.

Его держали за руки и уговаривали двое мужиков:

– Да ну ее, рукопись, профессор! Еще одну напишете. А то ща обвалится все, а вы там! Тогда уже не напишете ни хрена!

Профессор не хотел ничего слышать и понимать, но вырваться из крепких рук не мог.

Сотрясая воздух сиренами, подъехали пожарные машины. Пожарные развернули шланги и начали тушить. От горящего дома пахнуло яростным шипением и клубами пара, но пена и вода не справлялись с огнем.

С грохотом обрушилась мансарда, взметнув в воздух тучу горячей золы. Наружные стены еще держались, по ним пробегали языки пламени, упорно не затухающие под напором воды. Через час с огнем было покончено, но на месте дома чернело жалкое нагромождение обгорелого хлама.

Профессор пытался посмотреть, уцелело ли хоть что-нибудь, но пожарник остановил его:

– Повремените пока. Еще опасно… У вас было что-нибудь включено из электроприборов?

– Нет. Когда я ухожу, то все обязательно выключаю.

– В таком случае вам тем более не стоит туда ходить. Будет расследование, – сказали профессору. – Если вы исключаете возгорание по вашей халатности, значит, кто-то поджег. У вас есть враги, способные на такое? – Это была последняя фраза офицера-пожарника.

Он развернулся и пошел к машине. Потом оперуполномоченный наскоро составил протокол происшествия, и сразу после этого бедный профессор угодил в реанимацию.

– Вот такие пироги, Саня, – закончил свой короткий рассказ Грязнов.

– Ищут кассету, – уверенно сказал Турецкий. – И задача тех, кто ищет, уже несколько изменилась: если не найти, так уничтожить, хотя бы и вместе с домом.

Кем– то умелым и могущественным вокруг личности подполковника Яковлева в кратчайшее время была возведена глухая, непроницаемая стена. Как ни старались Турецкий и Грязнов выяснить что-либо, везде отвечали одно и то же: идет предварительное расследование, поэтому пока рано что-либо говорить. Признание Цезаря в убийстве двух боевиков не возымело пока действия. Когда и прокурор Москвы начал говорить общие фразы, Турецкий не выдержал и рявкнул в трубку:

– Ты, значит, считаешь, что и мне рано сообщать хоть что-то. Мне, который ведет это чертово дело!

– Естественно, Александр Борисович, – спокойно ответил тот. – Убийство Соловьева и Рябова расследует городская прокуратура.

– С подачи военной! – перебил его Турецкий.

– Да. Сведения поступили из военной прокуратуры. У вас что, есть основания подвергать сомнению действия военной прокуратуры?

– У меня есть доказательства непричастности подполковника Яковлева к убийству двух боевиков. Доказательства, понимаете! Заниматься проверкой мнений у меня просто времени нет. Да и профессия у меня другая…

– Успокойтесь, Александр Борисович. Нам известно, в каких вы отношениях с обвиняемым Яковлевым, поэтому тайну следствия я раскрывать перед вами не стану. Если хотите что-нибудь узнать, посылайте официальный запрос. Мы еще посмотрим, что вам ответить. Историю помните? Вассал моего вассала – не мой вассал!

«Про тайну следствия вещает, а сам проболтался: назвал, кого на Володю вешают», – в сердцах подумал «важняк» про прокурора Москвы.

Как– то на совещании в Генпрокуратуре Турецкого попросили выступить с оценкой работы некоторых специалистов, и он пожурил мужичка за слабый профессионализм. Тот тогда поблагодарил его за товарищескую критику, но злость, как видно, затаил.

– Надо выручать Володю, – вслух сказал Александр Борисович и задумался.

В голове следователя крутилась предсмертная фраза Сергея Колобова: «Операция „Ошейники для волков“… Генштаб». «Важняк» решил немедленно ехать к ответственному сотруднику Генштаба генералу Борису Авдееву. К тому самому генералу, который являлся единственным пока известным следователю персонажем видеопленки, отснятой скрытой камерой Юрием Ивановым. Авдеев также был запечатлен на фотоснимках, принадлежащих Людмиле Семеновой и Тураеву. Переснятая Яковлевым в квартире Семеновой фотография лежала у следователя в столе. Он достал ее и положил в карман. Вдруг придется показать ее генералу.

Авдеев встретил следователя по особо важным делам довольно радушно. Встал навстречу, чтобы поприветствовать работника Генпрокуратуры.

– Извините за беспокойство, Борис Альбертович, я не займу у вас много времени, – вежливо произнес Турецкий.

– Да уж конечно! – пророкотал генерал. – Если что, у нас своя прокуратура имеется, военная.

– Это замечательно, – согласился следователь, – но она подчиняется генеральному прокурору.

– А что вы хотите! И так нашу бедную армию топчут все кому не лень и все безобразия норовят с ходу обнародовать. Поэтому нам необходим старый партийный принцип тайного ордена. Мы сами разберемся со своими раздолбаями, и, может, покруче, чем ваши суды присяжных! А вообще-то они у вас имеются?

– В некоторых регионах есть, – ответил следователь. – Надо ввести это правило повсеместно.

– А много народных судов вы и не будете иметь, – улыбнулся генерал. – Вам самим это не выгодно. Не так ли? Халтура не пройдет!

– У нас халтуры немного, – обиделся Турецкий за свое ведомство.

– У вас, – акцентировал генерал, – у вас лично, может быть, немного халтуры, но это у вас… Вернемся к нашим баранам: собственно, по какой нужде вы ко мне явились, цивильный человек?

– Хочу попытаться выяснить, что означает одно маловразумительное словосочетание, которое я недавно услышал: «Ошейники для волков».

– Ошейники для волков? – вполголоса пророкотал Авдеев, – и где, интересно, вы это слышали?

– В беседе с одним бизнесменом.

– А почему вы у него самого не спросили об этом?

– Это были его последние в жизни слова, товарищ генерал.

– Понятно, фамилию-то не скажете небось?

– Отчего же? Сергей Колобов. Знали такого?

Генерал изучающе взглянул на Турецкого, вышел из-за стола и стал мерить кабинет шагами.

– Колобов, говорите? Конечно, я знал этого офицера. В Германии у меня служил. Убили его, говорите. Жаль, хороший был служака. Черт знает что творится. Вот как это объяснить, Александр Борисович? Бывший военный люд словно с цепи сорвался, мочат друг друга за дело и без дела. Вот для таких людей в буквальном смысле и нужны эти ошейники. Рынок людей в зверей превращает.

– Почему – словно с цепи сорвались? – возразил Александр Борисович. – Идет даже очень расчетливая и хладнокровная борьба.

– Но вернемся к нашим баранам, – перебил его генерал. – Вообще-то фраза, которая вас заинтересовала, была сказана совсем по другому поводу. И вот по какому. – Генерал вновь задумался. Турецкий повернулся на стуле, чтобы лучше видеть собеседника, шагающего взад-вперед по кабинету. – Дело это уже прошлое. Короче говоря, один ученый, имея в виду людей, подобных западному мультимиллионеру Каширину, как-то во всеуслышание заявил, что без «голодных волков», как он выразился, нигде в мире невозможно было бы накопить необходимый для развития государства капитал. Он также высказал мысль, что у нас в России тоже должны сначала прийти к экономической власти такие «голодные волки», а уж потом придут те, кто приручит этих «волков».

– Неплохо, – хмыкнул Турецкий, – а пока «голодные волки» обжираются, шахтеры, учителя и офицеры зарплату не получают. Дети голодают. Если не остановить этих «волков», они вскоре всю Россию сожрут.

– Ну это вы бросьте, Турецкий, – вновь перебил его Авдеев. – Не надо понимать так буквально философскую мысль. В положенное время Россия спокойненько наденет ошейники на этих «голодных волков». Но вернемся к нашим баранам, – улыбнулся генерал деланной улыбкой. – С Серегой Колобовым, и не только с ним, конечно, мы эту тему часто обсуждали. Поэтому он вполне мог употребить в разговоре заинтересовавшую вас фразу. Мне только интересно, в связи с чем он об этих «волках» вспомнил, да еще в самый последний момент. Хотелось бы знать также, почему и вас эта фраза подвигла на встречу со мной. Здесь есть какой-то криминал?

– Колобов сказал мне это, уже будучи смертельно раненным, – уточнил следователь.

– Так, ясно, – мотнул головой Авдеев, – вновь над бедными вояками из Западной группы войск тучи собираются. Но по какому поводу? Уже, кажется, все грязное белье перетрясли и всем косточки перемыли… Три года уже, как нас в Германии нет.

– Так уж и нет! По-моему, говоря так, вы явно преувеличиваете, Борис Альбертович. Еще кое-кто и кое-что в Германии у вас есть, – с ехидцей заметил Турецкий.

– На что вы намекаете, – посуровел генерал. – Я человек военный. Говорите со мной как с военным – прямо, а то у нас никакого разговора не получится.

– Откровенно говоря, идя к вам, Борис Альбертович, я заранее знал, что разговора у нас не получится. А это очень печально, потому что вы – русский генерал, один из руководителей Генштаба, а я следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре. И по важным делам нам с вами пристало говорить напрямую, но увы… – выходя из-за стола, подытожил Турецкий.

– Ладно-ладно, не берите меня на пушку. Я был с вами достаточно откровенен, а вот вы все время говорите намеками, – вспылил генерал. – Расскажите хоть, как Серега Колобов погиб? О чем ему с вами было беседовать?

– Мы говорили с ним об убийстве его брата. В этот момент автоматная очередь прошила его, – уже в дверях сказал Турецкий.

– Вон оно что! Наверное, их бизнесменские разборки, да?

– Вполне возможно, – все еще стоя возле дверей кабинета, отвечал следователь. Генерал явно пытался закончить разговор на нейтральной ноте. – У них конкурентная борьба идет. У французов сказано: конкуренция – это всегда криминал.

– Вот-вот! – оживился Авдеев.

– Вам, Борис Альбертович, я думаю, тоже пора обратить внимание на эти «каскады» и «кононги», а то перестреляют друг друга и некому на памятные вечера будет собираться.

Когда Турецкий, попрощавшись, вышел, генерал Авдеев долго и мрачно смотрел ему вслед, затем не спеша набрал телефонный номер.

На улице Турецкий вспомнил о фотографии, которая лежала у него в кармане, но он не жалел о том, что забыл ее показать Авдееву. Пусть генерал думает, что они пока еще у него на хвосте.

Перехватив взгляд Турецкого, Ангелина хмуро бросила:

– Красиветь не с чего, гражданин следователь по особо важным делам. В камере смрад, голодно, курева нет. И навестить меня некому.

– «LM» будете? – предложил Турецкий.

– Давайте.

Она с наслаждением закурила.

– Что, следак, злорадствуешь? – вновь стала дерзить Иванова.

– Это жизнь над вами злорадствует, Ангелина Николаевна, – спокойно парировал на этот выпад следователь. – Но, однако, начнем допрос, – сказал Турецкий, взяв ручку. – Перед тем, как задавать вопросы, сообщу вам как родственнице погибшего Юрия Иванова, что преступление раскрыто. Вашего мужа по приказу генерала Бориса Авдеева убил Виктор Князев. Тот самый, которого вы мне назвали Цезарем. Он арестован и находится под следствием.

– Уж не арестовали ли вы и генерала Авдеева? – вскинула брови Ангелина.

– Это дело времени, – уточнил Турецкий.

– Эх! Все равно мне уже не вырваться, – с сожалением заговорила Ангелина. – Круг с каждым днем сужается. Твоя берет следак. То ли действительно плюнуть на все и помочь тебе завладеть этой кассетой.

– Почему же не вырваться? – ободрил ее «важняк». – Если поможете следствию, это вам зачтут. Вы же не главарь, а соучастник преступлений.

– Не лей елей, Турецкий. С Юркой, может, и проканает соучастие, а с Остапом Ореховым – точно групповуха по полной программе. Дело не в поблажках, даже если ты и не врешь. На большую волю мне теперь уже не вырваться – за бугор. С судимостью на Запад трудно выехать. А в России-то что мне с моих тайн?

– Какие же у вас тайны?

– Маленькие, но существенные. Поделиться?

– Ваша воля, – заметил следователь.

– Ишь, какие мы гордые! Когда начальство спросит, гордость пропадает. Короче, догадки твои, Турецкий, правильные были. Потому меня ловили, что хотели последнюю Юркину кассету забрать. Из-за того, что я сразу ее не отдала, может, и жива до сих пор осталась.

– Что вы скажете конкретно? – спросил следователь.

– Так вот, Юрка сделал эту кассету в Германии. Заказал ему эту съемку Тураев, он же дал деньги на командировку. Юрка мне рассказывал, что работа была шпионская – герои фильма не должны были заметить съемку, даже заподозрить, что она проводится. Все снималось не для эфира. Во всяком случае, не для «Спектра».

– Он не сказал, кого снимал?

– Нет. Он не знал. Это я ему расшифровала, кто есть кто за столом переговоров.

– Кто же? – чуть не выскочил из-за стола Турецкий.

– За столом переговоров сидят трое: генерал Генштаба Борис Авдеев, западный мультимиллионер Евгений Каширин и представитель иракских военных. Имени его я не знаю.

– Откуда вы могли знать Каширина и представителя военных Ирака? – удивленно поднял брови Турецкий.

– Я знала только Авдеева, в узком кругу его зовут просто дядя Боря. Остальных мне назвал наш человек. Сейчас ты, начальник, со стула грохнешься, – засмеялась Ангелина. – Я сделала с видеокассеты фотографию и показала ее Траубергу. Он старый кагэбист, разведчик. Каширина он узнал, конечно, сразу, а иракца вычислил к вечеру.

– А текст? – дернулся Турецкий.

– Об этом же сразу спросил меня Трауберг. Но они говорили на немецком, и я действительно не знаю о чем. Хотела подключить Людку Семенову, чтоб перевела, но тут начались эти умопомрачительные события. Словом, текст на кассете…

– Фотография цела? – еле сдерживая волнение, спросил Турецкий.

– Зачем тебе фотография, когда я тебе сейчас скажу, где находится видеокассета.

– Где?

– Пиши, следователь. Видеокассета с компроматом находится на даче моего первого мужа профессора Шатохина, в кладовке, в бумажном мешке с удобрениями. Все, следак, теперь моя жизнь на твоей совести! – с драматическим пафосом воскликнула Ангелина.

– Это вы, конечно, надоумили Иванова сорвать куш побольше? – спросил Турецкий.

– Сам знаешь. Зачем спрашиваешь? Но так получилось, что, наехав на него, наехали и на меня. Тогда мы и придумали это дело с подставкой покойника. А перед тем как Юрке исчезнуть, мы решили спрятать кассету в надежном месте.

– А покупатель-то кто? – не удержался от наивного вопроса Турецкий.

– Скажу только: не Трауберг, не Тураев, не даже дядя Боря, хотя сам туда вляпался. Покупатель, дорогой следак, – последний мой козырь в этой смертельной игре. Уж позволь, я его пока попридержу, – почти победным тоном заявила Ангелина. – Но поделиться гонораром мне все равно придется. На сей раз я не пожадничаю. Вопрос стоит – или ничего, или половину, – лукаво взглянув на следователя, добавила она. – Но эта половина меня устроит лишь в придачу к свободе. Я понятно говорю, следак?

– Да уж куда понятнее, – кивнул Турецкий, записав показания Ивановой. – Между прочим, дача вашего первого мужа Шатохина полностью сгорела, гражданка Иванова. Поэтому, если вы не лжете и кассета действительно была там, все ваши планы, считайте, рухнули как карточный домик.

– Во черт! – ругнулась Ангелина. – Ну да ладно, следак, во всяком случае, во второй части своих признаний я была откровенна с тобой. Думай! А я подумаю, может, действительно я оговорилась, сказав, что кассета была на даче Шатохина…

Когда Ангелину увели, Турецкий задумался. Чертова баба явно намекала ему войти с ней в долю.

– Вот чертова баба! – ругнулся он вслух и вложил протокол допроса обвиняемой в папку с делом Иванова.

Полтора дня и две ночи Яковлев провел в камере временного содержания заключенных. Наутро третьего дня его вывели из камеры, предварительно нацепив на запястья наручники.

В дежурке офицер милиции заполнял сопроводительные документы. Значит, куда-то переводят, догадался Яковлев и сказал:

– Вы должны представить мне возможность позвонить родственникам, чтобы они не беспокоились.

– К телефону не велено тебя допускать.

– А везете куда?

– В прокуратуру.

– Генеральную? – с надеждой уточнил подполковник.

– Невелика птица – и в городской хорошо отпрессуют.

– Мог бы быть и повежливей, – проворчал Яковлев. – Я все-таки подполковник милиции.

– Будешь возникать, подполковник, получишь по сусалам и зубов у тебя станет поменьше. А в тюрьме зубы ой как нужны!…

– Ты-то откуда знаешь, баловень закона?

– В школе милиции изучал, – рассмеялся офицер. – А вот ты на своей шкуре скоро узнаешь!

…Его ввели в кабинет следователя и оставили там, не сняв наручники.

Вскоре появился моложавый, в хорошем костюме следователь. Уселся за стол напротив Яковлева и улыбнулся:

– Здравствуйте, Владимир Михайлович.

– Приветствую!

– Моя фамилия Егоров, зовут Сергей Сергеевич, я старший следователь по особо важным делам горпрокуратуры. Я веду ваше дело.

– У меня уже и дело есть? – изумился Яковлев.

– О, еще какое! Если вам повезет и не получите вышку, можете в тюрьме писать мемуары, будет запас деньжат для достойного выхода на свободу.

– Так-так. И что же вы мне шьете, грубо говоря?

– Я понимаю, Владимир Михайлович, вам психологически трудно перестроиться сразу из сыскаря в подозреваемого, но, пожалуйста, напрягитесь, и начнем работать. Согласно УПК, вопросы задаю я.

– Ладно, – устало согласился Яковлев, – спрашивайте – отвечаем.

– Вот и правильно. Хотите курить?

– Нет пока.

– Хорошо. Начнем. Вы знали Юрия Иванова?

– Нет.

– И никогда не видели?

– Видел.

– Когда?

– Когда нашел его в охотничьем домике. Правда, он был уже мертв.

– Вы уверены? – криво улыбнулся Егоров.

– Да. Как в том, что ты пока живой.

– А дерзить не надо!

– Сие не дерзость, а констатация факта, – уточнил Яковлев.

– Почему вы поехали в тот домик и с кем? – спросил Егоров.

– Я поехал туда с оперативной группой, со старшим лейтенантом милиции Никитой Бодровым и доктором Чижом. Операция была разработана при участии следователя по особо важным делам Турецкого и начальника МУРа полковника Грязнова. Там мы должны были встретиться с Юрием Ивановым. МУР занимался его розыском. Да ты и сам все это знаешь. Зачем спрашиваешь? – махнул рукой Яковлев.

– Я обязан выяснить все обстоятельства этого события, – заметил Егоров.

– Как вы узнали, что Иванов находится в охотничьем домике?

– От доктора Чижа.

– Кто может подтвердить ваши показания, Владимир Михайлович?

– А зачем их нужно подтверждать? – удивился муровец.

– Чтобы снять с вас обвинение в убийстве Иванова.

– Кого вы еще на меня вешаете? – спросил Яковлев.

– С вами в машине были обнаружены двое убитых – Соловьев и Рябов. Это тоже надо объяснить. Попробуйте доказать свою непричастность к этим убийствам. Кроме вас, там никого не было. Доктор Чиж уже ничего не скажет…

– Ну хорошо, – пожал плечами Яковлев. – Допустим, я подозреваюсь в этих преступлениях, но какие у меня мотивы? Для чего столько трупов навалил подполковник Яковлев?

– Причина была одновременно высокой и ничтожной. Трудно объяснить, что побудило преступника отрубать жертве руки и отрезать уши – это уже, согласитесь, патология.

– Значит, нашли труп Иванова? – оживился Яковлев.

– Ну а как вы думали? Концы в воду, и следов нет? Вот телефонограмма, где сказано: в реке Нара обнаружен труп мужчины с отрубленными кистями рук и отрезанными ушами. Судмедэкспертиза установила, что это труп Юрия Иванова. Что вы с ним там в домике делали? – спросил Егоров.

– Я, обнаружив труп, составлял предварительный протокол места преступления и тела жертвы.

– Хорошо. А как вы оказались в одной машине с трупами частных детективов Соловьева и Рябова? – начал Егоров с другого конца.

– Значит, бандиты у вас уже частными детективами называются, – вновь вспылил Яковлев. – Хватит переворачивать все с ног на голову, Егоров!

– Это вы, простите, Иванова с ног на голову перевернули, – налился краской следователь.

Егоров еще полчаса выстраивал свои бредовые версии. По одной из них выходило, что Соловьев и Рябов искали Иванова, чтобы отвезти его к тем, кому он задолжал. Но к тому времени Иванов уже был мертв. Яковлев с Бодровым уговорили их поехать в деревню, куда якобы убежал от них Иванов. За это время муровцы успели спрятать труп. Ну и по пути застрелили тех двух парней. Потом Бодров приковал своего напарника наручником к дверце джипа, а сам поехал с донесением в МУР.

– Ты уже полчаса несешь чушь, Егоров! – прервал его подполковник. – Почему ты не обратишься к следователю Турецкому, который ведет это дело? Мы вместе с ним включены в следственно-оперативную бригаду по делу Иванова. Позвони Турецкому, и тебе все разъяснят, если, конечно, это не заранее спланированная провокация. Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы. Только в присутствии следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Турецкого я намерен с вами разговаривать.

– Успокойтесь, Владимир Михайлович, если вы человек умный, то вскоре сами попроситесь на допрос, чтобы изложить все ваши правонарушения, – вкрадчивым голосом сказал Егоров. – А пока до свидания!

Следователь нажал кнопку вызова под столом и попросил вошедшего надзирателя увести подследственного.

Яковлев бросил на следователя тяжелый презрительный взгляд и молча вышел из комнаты.

 

Глава пятая.

– Третий тайм мы уже отыграли, и не лучшим образом, – грустно констатировал Турецкий, входя в кабинет к Меркулову.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Меркулов.

– Я про дачу Шатохина. Мне сегодня Ангелина Иванова сообщила, что искомая нами кассета находилась там, в кладовке. Каково мне было это слышать, когда я уже знал, что дача сгорела. Правда, есть уже заключение пожарной инспекции и химиков, что в пепле, который был найден на месте кладовки, продуктов горения пластмасс, из которых делают видеокассеты, не обнаружено. Ангелина опять солгала, но кто-то вновь обогнал нас на шаг. Мы первыми должны были сделать обыск по пусть даже ложному признанию гражданки Ивановой. Теперь еще на Володю Яковлева охоту устроили… Кстати, Костя, тебе удалось хоть что-нибудь узнать о нем? Лично меня на всех уровнях посылают подальше – даже свою стажерскую молодость вспомнил. А ведь Цезарь сознался в убийстве Иванова, двух боевиков, доктора Чижа и Бодрова.

– Давай поговорим о Яковлеве, – кашлянул Меркулов. – Володю мотает следователь горпрокуратуры Егоров. Я выяснил, этот Егоров действительно раньше работал в военной прокуратуре. А как раз военная прокуратура затеяла это разбирательство. Ясно, что все это провокация и через день-два Володю освободят, но у меня такое впечатление, что эта третья сила пошла ва-банк. Делают ходы исключительно на отвлечение внимания следствия. Но вот от чего они пытаются отвлечь наше внимание, Саша?

– Я беседовал с генералом Авдеевым. Цезарь прямо указывает на него как на шефа. Все приказы об убийствах, по словам Цезаря, отдал ему Авдеев. Этот генерал, по моим данным, связан с западными мафиозными синдикатами. Полагаю, дело здесь в торговле оружием. Но пока у меня нет видеокассеты, я не могу в него вцепиться. Его и так уже почти не видно за пеленой трагических событий, связанных с делом Иванова. Возможно, все это тоже лишь отвлекающий момент в большой игре высокого армейского чиновника.

– Какое у тебя впечатление от беседы с Авдеевым? – спросил Меркулов.

– Удручающее. Он чувствует себя уверенно, несмотря на то что творится вокруг него. И он будет до конца надеяться на выигрыш, Костя, поэтому все еще может быть.

– Что ты с ним цацкаешься, Саша? Подключай ФСБ, вызывай его к себе на допрос в кабинет, устраивай очные ставки с Цезарем, Ивановой, Семеновой, Тураевым… – резко заговорил Меркулов.

– Это я и собираюсь сделать, но сначала надо Володю Яковлева вытащить. Позвони, пожалуйста, еще раз генеральному насчет него. Я готов встретиться со следователем Егоровым как старший в следственно-оперативной группе по делу Иванова. Пусть генеральный устроит нам такую встречу…

Яковлева привезли в Бутырки. Много раз ему приходилось бывать в этом знаменитом следственном изоляторе, но мог ли подполковник предположить, что когда-нибудь его самого привезут сюда в качестве узника?! Долго тянулись формальности. Муровец не торопил события: отвечал медленно, делал большие паузы. Он еще до конца не мог поверить, что все, что с ним происходит, серьезно. Но ехидная улыбочка Егорова, которой он сопроводил свою информацию о том, что Яковлева поместят в общую камеру, развеяла его последние надежды. Яковлев посуровел и приготовился к жестокой схватке с людьми и обстоятельствами.

Егоров выполнил свое обещание: контролеры подняли Яковлева на второй этаж и подвели к так называемой черной двери воровской хаты.

– Ну что, – глумливо поинтересовался милиционер, – сам войдешь или вбросить?

– Сам могу, а могу и с тобой на пару, – ответил с жестоким юмором Яковлев.

– Но-но, – отшатнулся милиционер и угрожающе выставил дубинку.

Подполковник усмехнулся и с презрительной, даже вызывающей миной на суровом лице шагнул в прокуренный полумрак камеры.

Со шконок поднялись арестованные. Они подходили к нему и с любопытством разглядывали. Сердце Яковлева на мгновение сжалось, когда он узнал среди узников нескольких своих клиентов, которых муровец брал быстро и безжалостно.

– Век воли не видать! Кого я вижу! Владимир Михайлович! Какими судьбами? – заорал один на всю камеру. Подполковник узнал в нем вора по кличке Дрель.

Яковлев кашлянул и хриплым голосом произнес:

– Наверное, меня к вам под пресс бросили.

По камере пошел шумок: «мент», «муровец»…

Растолкав любопытствующих, к Яковлеву прорвался огромный детина в адидасовском костюме и, потрясая раздутыми от вазелиновых инъекций кулаками перед носом подполковника, воскликнул:

– Что, ментяра, на экскурсию пришел? Парашки понюхать? А?

Яковлев не отвечал. Он постарался рассеять взгляд, чтобы одновременно видеть как можно больше зеков. Но, кроме громилы, пока никто не выказывал агрессии. К тому же парень невольно загораживал его от остальных.

Детина для начала решил угостить мента апперкотом. Яковлев чуть отклонился назад, и кулачище мелькнул в сантиметре от его носа, обдав запахом вазелина. Помогая летящей вверх руке, муровец мягко подхватил ее под локоть, другой рукой перехватил запястье и, повернувшись на месте, резко дернул захваченную руку парня в сторону и вниз. При этом он завернул локоть детины вниз, а запястье вверх. Такого изощренного вектора заросшие твердыми мышцами суставы выдержать не могли. Раздался хруст рвущихся связок, и детина с воплем отлетел к ногам угрюмой толпы зеков.

– Да он – борзый, – воскликнул кто-то. – Мент в «черной хате»! Мочить!…

Толпа гудела, но не двигалась с места.

На свет тусклой лампы не спеша вышел смотрящий. Им оказался невысокий коренастый мужчина почти интеллигентного вида. Он смерил муровца цепким взглядом и, обращаясь к толпе, спросил:

– Кого он еще брал, братва?

Кроме Дрели к смотрящему подошли еще четверо: Косяк, Шило, Конь и Арнольд.

– Ну пошли, побазарим, – пригласил смотрящий подошедших к нему воров.

Они ушли в глубь камеры, где у окошка стояли аккуратно застеленные шконки. Воры, обступив муровца, подвели его к этим шконкам и расселись полукругом возле пахана. Яковлев остался стоять под их перекрестными взглядами.

Прекрасно зная, что тюремная почта работает безотказно, Яковлев отвечал на все вопросы правдиво. Да и нечего ему было скрывать от блатных.

– …еще Скользкого на меня вешают, – закончил муровец свой рассказ.

– Ну нет. Скользкий не твоих рук дело, – сказал пахан. – Ты, значит, брал этих людей? – кивнул он на воров.

– Да. Брал. Да разве в этом дело? Меня сюда под пресс бросили, так что рассусоливать?

– А ты не спеши на тот свет. Я не подписывался куму с ним в карты играть. Кто тебя знает? Может, за дверью менты с автоматами ждут, когда мы тебя кончать начнем… Еще неизвестно, кому этот пресс уготован… Слыхали вы еще такое, братва, чтобы заместителя начальника конторы в «черную» кидали?

Раздался приглушенный ропот:

– Да хрен этих ментов разберешь! Что-то маклюют…

Пахан поднял руку, и все замолчали.

– Косяк, держишь ли ты на этого мента зло? – начал разборку пахан.

– Как не держать. Взял меня тепленьким. Только я с похмелюги после скока глаза продрал, а он у постельки стоит, доброго утречка желает. Хотел ему в рожу шарахнуть – и на пяту, да где там, спортивный, зараза. Опять же лавы предлагал и хорошую сумму. Не стал брать. Но побриться разрешил и марухе позвонить. Теперь вот с гревом сидим. Так что не знаю, Стах, с одной стороны, конечно, мент. С другой – человек.

– Ясно. Что скажешь ты, Дрель?

– То и скажу – человек. Ты знаешь, у меня язва. Когда прихватили меня они, тут и обострение подоспело. Загибался я конкретно. А он мне кефир носил на допросы и творог со сметаной. Я, бывало, со злобы и от боли юродивым его обзывал…

– И что?

– Да ниче. Скажет: сам дурак. А назавтра опять пакет тащит.

– Что имеешь ты сказать, Шило?

– Мать у меня была при смерти. Ну под следствием свиданка не положена. Так он, перед тем как следаку меня передать, мамашу привез… Да ну!…

Шило махнул рукой и ушел в сумрак камеры, чтобы не показать братве своей нечаянной слабости – выступивших слез.

– В самом деле, ребята, – спросил несколько растроганный Яковлев, – зачем вы это? Все равно ведь, если выйду и из МУРа не выпрут, буду вас ловить.

Воры негромко рассмеялись. Дрель заметил:

– Михалыч, это мы еще посмотрим, опыт – сын ошибок трудных! Капица сказал. Академик!

– Это не Капица сказал! Пушкин! – возразил подполковник.

– Вас, ментов, еще и литературе учат? – шутливо восхитился Дрель.

– Нет, самообразованием занимаюсь в свободное от работы время, – улыбнулся Яковлев, почувствовав перемену в настроении воров.

– Шел бы в частный бизнес бакланов жирных охранять, – заметил пахан. – А то, видишь, свои же подставили…

– Смотря какие свои, – возразил Яковлев. – Мне Грязнов Слава – свой. Он за многих из вашей братвы просил, чтоб я по-человечески относился…

– Ну ладно, – подвел итог разговору пахан. – По жизни ты – мент, а здесь – просто зек. Будешь жить в «черной», как все.

– Спасибо! – искренне сказал Яковлев.

– Э, – махнул рукой пахан. – Себя благодари!…

Черный факс фирмы «Панасоник», стоящий на приставном столике в кабинете Турецкого, требовательно телькнул.

Поднимая трубку, следователь вспоминал, от кого он сегодня ожидал сообщения, но запамятовал.

В это же время зазвонил еще один телефон. В трубке раздался голос Трауберга.

– Нам с вами необходимо срочно встретиться! – срывающимся голосом сказал бизнесмен. – Я звоню из автомата, поэтому с долгими расспросами повремените, – нервно добавил он. – Вы можете принять меня прямо сейчас?

– Да. Приходите, я закажу на вас пропуск, – согласился Турецкий.

Положив трубку, следователь задумался. В душе появилось чувство тревоги. Ему вспомнился день, когда погиб Сергей Колобов. Сегодняшняя ситуация походила на ту…

«А может, Трауберг просто хочет сбросить ему какую-нибудь второстепенную информацию? – подумал Турецкий. – Каждый раз он что-то обещал сказать следователю, но уходил от откровения. Может, настал момент, когда тянуть уже нельзя и операция „Ошейники для волков“ входит в завершающую фазу, которая может стоить жизни и ему, Траубергу…»

– Да ну вас! – в сердцах сказал вслух Александр Борисович. – Меркулов прав. Сегодня же начну устраивать очные ставки… – Но через минуту он остыл. Чутье подсказывало ему, что с Авдеевым торопиться нельзя. На этого волка можно надеть ошейник, лишь прихватив его на месте преступления, переделал фразу про волков на свой манер Турецкий.

Следователь спустился вниз и сам заказал пропуск на Трауберга. Потом он вышел на улицу и стал поджидать визитера.

Первый снежок сыпал на мокрый асфальт. На улице было неуютно. На противоположной стороне припарковался белый «мерседес». Открылась передняя дверца, и на проезжую часть вышел высоченный парень в кожаной куртке. Он внимательно осмотрел улицу, дома, скользнул взглядом по крышам.

Охранник, догадался Турецкий. Чей? Уж не Трауберга ли?

А тот долго и внимательно смотрел на Турецкого, затем, вероятно окликнутый пассажиром, нагнулся…

У Турецкого сложилось впечатление, что стреляли с трех сторон. Расширившимися глазами он, как в замедленной киносъемке, наблюдал быстрое и профессиональное убийство. Стреляли с глушителями, поэтому звуков не было слышно. Просто лопнули и осыпались лобовое и боковые стекла, череда пуль вспорола натянутую на спине куртку охранника. Изогнувшись от боли, он оперся спиной о машину, успел еще достать пистолет и попытался прицелиться в Турецкого. Но еще две пули раскололи ему голову. Рука с пистолетом безжизненно повисла, палец рефлекторно нажал спусковой крючок. Первый громкий выстрел послал пулю в асфальт, от него она ушла в сторону, выбив снопик искр.

Схватив Турецкого за локоть, дежурный милиционер втащил следователя внутрь помещения, затем стал звонить в милицию, приговаривая:

– Ну, блин, совсем оборзели! Возле Генпрокуратуры стрельбу затеяли!

Турецкий обессиленно уселся на стул. Он был уверен, что в «мерседесе» сейчас умирает Трауберг. Минут через сорок, после того как опергруппа и ОМОН оцепили квартал и, очистив его от любопытных, стали вынимать из продырявленного салона автомобиля тела, он увидел знакомую фигуру бывшего военного разведчика, вялую и нескладную, будто тряпочную. Ее вытащили, положили на расстеленный брезент. Турецкий увидел, что у «куклы» в дорогом, но сильно испачканном костюме лицо директора «Каскада» Аркадия Трауберга.

Охранник Трауберга, наверное, хотел застрелить Турецкого, видимо подумав, что «важняк» подставил его шефа.

От горьких дум Турецкого отвлек шум вокруг. На улицу выскочили работники прокуратуры. Омоновцы из оцепления корректно, но жестко оттесняли зевак, не давали никому приближаться к расстрелянной машине.

Турецкий сказал плечистому парню, что убитый приехал к нему. Тогда милиционер махнул рукой в сторону «мерседеса», мол, проходи туда. Он подошел к трем лежащим рядом телам и взглянул на Трауберга. Падающие на лоб бизнесмена снежинки еще таяли.

– Личность установили? – спросил Турецкий у дежурного Генеральной прокуратуры, который стоял около машины.

– Да, при нем были документы.

– Он ехал ко мне, – повторил следователь фразу, которая все время вертелась у него на языке. – Он ехал ко мне, – еще раз произнес он и спросил: – Что уже сейчас можно сказать в связи с этим?

– Особенного ничего, – ответил дежурный прокурор, руководящий осмотром места происшествия, – профессиональная работа. Видите, стекла в машине затемненные, поэтому один сначала стрелял по стеклам, а другой, через секунду, по видимым уже людям. Всего было трое стрелков. Оружие бросили.

– АКСы? – спросил Турецкий.

– Да. Только номера сбиты.

– Умерли сразу?

– Конечно, наповал.

Следователь по особо важным делам Турецкий вернулся к себе. Он слегка удивился, увидев в кабинете Меркулова.

– Что, Костя? – тихо спросил Турецкий.

– Ничего, – ворчливо ответил тот. – Коньяка тебе принес.

– За это спасибо. Кстати, Костя, что ты знаешь о следователе Егорове, который Яковлева мурыжит? Что он за личность? – Турецкий выпил коньяку, крякнул и вдруг сказал: – Дай твою руку, Костя, спасибо тебе. Ты меня прости, что я такой дерганый. Совсем обалдел в последнее время. И тебе уже перестал доверять.

– Бывает, Саша, хуже, но редко, как говорит один мой знакомый, – сказал Меркулов и налил себе коньяка, – кстати, я Володю люблю не меньше тебя… А про Егорова я тебе сейчас кое-что расскажу. Он служил в военной прокуратуре. Парень способный, но амбициозный.

– Прямо как я! – заметил Турецкий.

– Мне кажется, у тебя способностей побольше, чем амбиций. Так вот, вышел Егоров каким-то образом на мошенничество в Оборонэкспорте и пошел напролом, полагая, что прогремит с этим делом на всю великую Русь. Однако совсем неожиданно его отстранили от дела. Сказали, что его специализация – преступления в действующей армии, и отправили в командировку в Забайкальский военный округ. Там солдатик в карауле пострелял сослуживцев. После этого он подал рапорт об увольнении. Рапорт быстренько удовлетворили, но пропасть не дали, пристроили в Московскую городскую прокуратуру. О чем это свидетельствует? О том, что Егоров сменил амбиции на покладистость, которая есть гарантия хорошей карьеры.

– Значит, он прессует Володю по чьему-то приказу? – спросил Турецкий.

– По всей видимости. Давай-ка еще по одной тяпнем.

Они еще выпили по полстакана коньяка.

– Чьи приказы он обязан выполнять? – спросил Турецкий.

– Того, кто его держит на крючке.

– А кто его может держать на крючке?

– Да кто угодно, Саша. Он сейчас кругом должен, – пояснил Меркулов. – Но вот что я еще про него узнал: он работает в горпрокуратуре уже более полугода и ни разу самостоятельно не вел никаких дел. Все время какие-то спецзадания. Все время на побегушках у прокурора города.

– Что ж, понятно. Пора его брать за кадык!

– Не спеши, Саша.

– Это почему же?

– Потому что я сегодня узнал-таки, где сидит Володя…

– Где? – воскликнул «важняк».

– Слава Богу, там его уже нет. Понимаешь, сволочи, в воровскую камеру его посадили. Но он там ночку переночевал, а утром его перевели в одиночную камеру. Немного погодя мы поедем с тобой в городскую прокуратуру и учиним разнос. А пока говори и показывай, что у тебя есть.

– Ангелина Иванова навела меня на одну московскую квартиру, где мне передали вот это, – сказал Турецкий и положил перед Меркуловым фотоснимок.

Меркулов долго и внимательно рассматривал фотографию. Потом вернул ее Турецкому со словами:

– Кто эти двое с Авдеевым?

– Мультимиллионер Евгений Каширин и представитель иракских военных, – разъяснил Турецкий.

– Да, совсем обнаглели. За спиной Президента вышли на контакт с военными Ирака! Видишь, что эти сволочи затеяли, поэтому не только мы сели им на хвост.

– Да, Костя, Колобова и Трауберга они боялись больше, чем нас. Они в этой игре собирались уничтожить Авдеева и всех, кто за ним стоит. Жаль, что Колобов и Трауберг нам не доверяли.

Яковлев не мог уснуть. Сонное сопение пятидесяти человек, удушливый воздух да еще опасение, что покалеченный им детина постарается отомстить, настраивали на печальные размышления. Он знал, что в любом случае блатняки за убийство мента своего выдавать не будут.

Утром он встал с больной головой и стал ожидать вывода на оправку. Муровец мрачно размышлял о том, что же с ним будет дальше, и переживал за Грязнова. Он понимал, что они его просто могут убрать. Надежда была только на Сашу Турецкого и Костю Меркулова. Конечно, Яковлев не сомневался, что друзья делают все возможное, чтобы вытащить его отсюда. Если только знают, где он находится.

– Можно с вами поговорить? – услышал он тихий голос и поднял глаза. Перед его нарами стоял молодой, но очень заросший мужчина в измятом дорогом костюме.

– Слушаю вас, – как можно деликатнее ответил муровец.

– Вы заместитель Грязнова? – спросил он.

– Да. А вы что, с ним знакомы? – удивился Яковлев.

– Нет. Но про него и про вас я слышал от Сергея Колобова.

– Так-так, – оживился подполковник. – Так вы, значит, из «Каскада»?

– Оттуда. Неверов я, Сергей. Я хочу вас попросить…

– О чем?

– Чтоб вы замолвили за меня словечко.

– Перед смотрящим? – уточнил Яковлев.

– Нет. Он меня презирает, но не трогает. У меня есть информация, что у вас есть знакомства в Генеральной прокуратуре.

– Откуда информация?

– Вы мне пообещайте, что поможете, тогда я все объясню.

– Ты так говоришь, Серега, будто меня утром сегодня освобождают!

– Ну сегодня не сегодня, но выйдете вы отсюда. Если вас в «черной хате» не тронули, прессовать больше нет смысла.

– Грамотный! Чего хочешь? – улыбнулся муровец.

– Когда выйдете, постарайтесь сделать так, чтобы мое дело отправили на дополнительное расследование.

– Для начала нужно знать, что за дело. Вдруг ты хронический мокрушник, убийца?

– Да нет, что вы! Наркота, и та по подставе.

– Точно?

– Мамой клянусь!

– Ладно, обещаю. Рассказывай.

– Я работал у Сереги Колобова в одном отделе…

– Что за отдел, уточни, – вставил Яковлев.

– Охрана и безопасность.

– На кикбоксера ты что-то не похож, – хмыкнул муровец.

Неверов улыбнулся:

– У меня другая специализация была. Система охранной сигнализации, радиоперехват и борьба с прослушиванием офиса и производственных помещений. Как-то раз получаю боевую задачу: выявить возможную утечку информации. Серега Колобов сказал, что вроде его уже кто-то опередил, воспользовавшись перехваченной информацией. Облазил я весь офис – нет ничего, да и не могло быть, я регулярно все проверял новейшим японским детектором. Значит, думаю, перехват. Может, вы не в курсе, но, когда между передающей и принимающей сторонами вклинивается кто-то третий, аппаратура фиксирует вкрапления постороннего шума, иногда уловимые только специальной аппаратурой. Мы располагали такой. И решили перехватить вора. Сначала Серега разговаривал по своему радиотелефону – никакой реакции. Из этого следовало, что тот, кто доит информацию, прекрасно знает, кого нужно слушать, а кого необязательно. Тогда мы договорились с директором, тот на полдня отдал нам свой радиотелефон, на магнитофон наговорил всякой коммерческой, достаточно правдоподобной ерунды. Мы с Серегой разделились. Он остался в офисе и периодически названивал по разным телефонам, включая магнитофон. А я в машине с перехватчиком помех мотался по периметру… В общем, нашел я гениального умельца, высчитал, записал улицу, дом. Вернулся, передал все Сереге и поехал домой. Около полуночи звонят в дверь. Кто такие, спрашиваю. Милиция. И я открыл. Они вошли, показали ордер на обыск и нашли в поддоне холодильника пакет с наркотиком. Вот так.

– Тебе еще повезло, – заметил Яковлев.

– Как это?

– Колобова застрелили. По всей видимости, он что-то узнал у вашего перехватчика.

Неверов помолчал, потом сказал:

– Записывайте адрес.

– Ты говори, я запомню.

Неверов назвал дом, улицу и квартиру.

– Найдем, – заверил Яковлев. – Если, конечно, Колобов его не спугнул и он хату не поменял. Однако для этого и мне надо отсюда выбраться…

– Ему очень далеко от этой точки нельзя уезжать – перехвата не будет, – пояснил Неверов.

Лязгнул замок – все повернули головы в сторону двери.

– Яковлев! – зычно окликнул надзиратель. – С вещами на выход!

– С какими еще вещами? – громко спросил Яковлев.

– Да ты что! Живой, что ли? – удивился надзиратель.

– Твоими молитвами! – сострил муровец.

– Ну тогда давай быстрее на выход. С вещами…

Яковлев попрощался с зеками и, пожав руку Неверову, тихо сказал ему:

– Держись, Серега! Подмога будет! – И снова, обращаясь ко всем: – Счастливо выбраться, земляки!

– Вот тебе и весь пресс! – с уважением посмотрев на пахана, сказал вор Арнольд. – А мы его вчера чуть не замочили… Ментовские дела…

– Уходи из ментов – целее будешь! – напутствовал Дрель.

Яковлева привели в следственную камеру, где в одной из комнат его уже поджидал следователь Егоров. Он был явно озадачен, поэтому картинно и натужно улыбался.

– Что, не рад? Хладное тело мое осмотреть приехал? – грубо бросил Яковлев.

– Присаживайтесь, Владимир Михайлович. Данный акт вашего фантастического освобождения только утверждает меня в мысли о вашей связи с преступными кругами, – заявил следователь Егоров.

– Какой такой факт? Что я живой остался? Если я у воров в камере ночь провел, то это подтверждает, что я оперативник-сука?! Так, что ли? Ладно. Ты чего еще от меня хочешь? – спросил сыскарь, снизив тон.

– Благодарите своих друзей, Меркулова с Турецким, – ехидно улыбнулся Егоров. – Они вычислили, где вы находитесь. Наверное, действительно скоро всей Москве будет известно, что вы ночь с ворами переночевали и вышли как ни в чем не бывало!

– Пошел ты!… – в сердцах сказал Яковлев.

– Не нервничайте, Владимир Михайлович. Если признаете свою вину в незаконных действиях по аресту без санкции прокурора бывшего военного из Острогожска, обещаю отпустить вас под подписку о невыезде, – доверительно пообещал Егоров.

– Да ты глупее, чем я думал, – искренне удивился муровец. – Шил мне мокруху и тут же вякаешь о подписке. Ты что, юридического образования не имеешь?

– Сегодня все можно… – начал было Егоров, но раздался телефонный звонок.

По ответам следователя звонившему Яковлев понял, что с Егоровым разговаривает его начальник. Последним словом Егорова было: «Слушаюсь!» Он положил трубку, не говоря ни слова, вызвал конвой, и Яковлева повели в отдельную «ментовскую» камеру.

Турецкий не стал участвовать в экзекуции, которую приготовил для следователя Егорова заместитель генерального прокурора Меркулов. «Важняк», не теряя времени, поехал в «Кононг».

Директор концерна встретил Турецкого с добродушной улыбкой.

– Давненько не были у нас, Александр Борисович! Сообщаю, что назначенная вами документальная ревизия идет полным ходом. Вы к нам с новостями или решили просто убедиться, существуем ли мы еще на белом свете? – пытался иронизировать Тураев.

– Пожалуй, что с новостями, – сухо ответил Турецкий.

– Слушаю вас внимательно, – кивнул Тураев.

– Недавно я был в следственном изоляторе, допрашивал Ангелину Иванову. Тяжело ей в тюрьме сидеть, некому передачку послать… – начал следователь.

– Вот как? Ну если хотите, я распоряжусь, притаранят ей завтра передачку, – улыбнулся бизнесмен.

– Да нет, не стоит. Накушается еще цианистого калия, потом администрации СИЗО расхлебывай, – предостерег Турецкий.

Тураев рассмеялся:

– Вы подозреваете, что я могу такое сделать? Это здорово! Нет, я сам мараться не стану.

– Возможно, станете, когда я скажу вам, в чем она мне призналась. Она сказала, где спрятала кассету.

Следователь замолчал, наблюдая за Тураевым.

Тот и бровью не повел.

– Вы думаете, она сказала правду?

– Увы, это сложно проверить. Она указала на дачу профессора Шатохина, а дача возьми да и сгори синим пламенем.

– Значит, врет! – решительно сделал вывод Тураев.

– Я тоже так думаю, но не понимаю, какой ей смысл врать? Страх? Чего ей бояться? Смерти? Тюрьма от нее не страхует. Пыток? Они тоже в тюрьме возможны, – заметил Турецкий.

– Значит, время еще не пришло. Ей сейчас выгодно, чтобы кассета никому не попала в руки, – сказал директор и с интересом посмотрел на Турецкого. – Намекаете, будто знаете больше того, что говорите? – добавил он.

– Зачем же намекать? – слукавил Турецкий.

– Если хотите продать мне компромат на меня, то я вас разочарую: в отношении меня нет компромата! – повысил голос Тураев.

– Вы хотели сказать, что компромат на вас просто никому не нужен, – съязвил Турецкий. – Вот кто боится компромата, – с вызовом сказал следователь и бросил на стол перед Тураевым фотографию, сделанную Ангелиной Ивановой с видеокассеты. Обещайте не рвать и не есть, – добавил Турецкий. – У меня есть копии.

Тураева этот жест следователя рассмешил. Он совершенно искренне расхохотался и взял фотографию в руки. Когда он взглянул на фото, улыбка медленно сползла с его губ.

– Так-так, любопытно, – пробормотал он. – Все верно, но отсюда вытекает тупиковая ситуация…

– Никакого тупика, господин Тураев, – сурово изрек Турецкий. – Изображенная сделка называется – измена Родине.

– Ну знаете, от контактов с иностранцами ни один деловой человек у нас в Российской Федерации не застрахован. В данном случае генерал Авдеев выступает в роли бизнесмена.

– Ничего себе бизнесмен, – присвистнул Турецкий. – Замнач Генштаба…

– Да что вы, в самом деле, Александр Борисович, как с луны свалились – даже у членов нашего правительства есть свои связи с бизнесом. Еще раз повторяю: частный бизнес не застрахован от всяких нежелательных неожиданностей…

Тураев замолчал и, отведя взгляд в сторону, задумался.

Выдержав паузу, Турецкий сказал:

– Хватит про неожиданности толковать. И вы, и Трауберг, и Колобов прекрасно знали, что ваши фуры перевозили за границу не только лом цветных металлов. Но в отличие от вас Колобов и Трауберг со всеми их капиталистическими устремлениями все же не переступили грань, за которой начинается государственная измена, то есть преступление, предусмотренное статьей 275 Уголовного кодекса Российской Федерации.

– Не бейте меня изменой по морде! – воскликнул Тураев. – В конце концов, зафиксировать сей факт Иванова попросил я. Честно говоря, я это сделал, чтобы иметь на руках козырь против Трауберга и Колобова. В последнее время меня не покидало ощущение, что они хотят стать полновластными хозяевами концерна. А кто заказывал на меня покушение? Я чудом жив остался…

– Успокойтесь, смею вас обрадовать, – сказал следователь. – Трауберг вам больше не помеха.

– Да? Почему?

– Потому что он сегодня застрелен прямо возле Генеральной прокуратуры.

– Что? Что он там делал?

– Шел ко мне, поговорить хотел о вас.

Тураев подавленно молчал.

– Вы, кстати, на редкость нелюбопытны, господин директор. Даже не поинтересовались у меня, где я взял эту фотографию.

– И в самом деле – где? – Тураев поднял взгляд на Турецкого.

– А вы бы могли себе представить, что фотографию дал мне Трауберг?

Тураев удивленно уставился на следователя.

– Он? Откуда она у него взялась? Зачем он отдал ее вам? – сыпал вопросами Тураев. – Впрочем… ну да ладно…

– Наверное, ему крыша помогла, – перебил его следователь.

– Ерунда! От пули не защитила.

Турецкий с минуту помолчал и тихо промолвил:

– Мне почему-то кажется, что это вы убрали Колобова и Трауберга.

– Нет, дорогой следователь, – спокойно сказал Тураев. – Я мог бы их убить десять раз до этого, а сегодня мне это совершенно не выгодно. Видимо, мы не поняли друг друга…

Тураев вновь погрузился в раздумья.

– Значит, вам это не нужно было, – продолжал Турецкий.

– Конечно, нет. Досадно, что вы так подумали.

Турецкий вышел из-за стола, прошелся по кабинету и, остановившись напротив директора, сказал:

– Послушайте, господин Тураев, не пора ли вам признать, что вы с Колобовым и Траубергом оказались заложниками в преступной игре этих людей. – Турецкий ткнул пальцем в фотографию. – Колобов и Трауберг поняли это раньше вас и стали противостоять им. Вы же слепо продолжали исполнять приказы дяди Бори, то есть генерала Авдеева, и вот результаты.

– Авдеев помогает нам. Он посредничает там, на Западе, – вставил Тураев. – Послушайте, я расскажу вам кое-что, чтоб вы не думали, что я только и делаю, что пудрю вам мозги. Хотите виски? Или лучше глинтвейн, так сказать, по сезону.

– Пожалуй, глинтвейн, – кивнул следователь.

Через несколько минут секретарша принесла поднос с двумя серебряными чашечками, струящимися ароматным парком.

– Так вот, Александр Борисович, когда кавказцы взяли вашего молодого опера, я послал со Скользким своего человека. Он должен был поговорить с Бодровым, предостеречь…

– Насчет чего? – насторожился Турецкий.

– Чтобы не разрушал наше сотрудничество с фирмой Скользкого. Мы, как, собственно, и многие сейчас, вынуждены сотрудничать и с такими деятелями. Вот и все… Все разговоры по этому поводу я вел по сотовому телефону. И все же кто-то поставил засаду, – вздохнул Тураев.

– Стоп, господин Тураев! – перебил его Турецкий. – Это вы думали, что посылаете к Бодрову вашего человека. Это был Цезарь. Следствие установило, что он давно подчинялся небезызвестному вам генералу Авдееву и исполнял только его приказы. Точно так же ошибался и Сергей Колобов, считая, что на стрелке погиб его завхоз. Однако этот завхоз выполнял роль водителя Ваграма. Эта путаница создана специально. Кстати, Цезарь поведал следствию и о вашем личном приказе ему. Как он проверил то, что Семенов везет в фуре, вы в курсе, – сурово изрек следователь и пристально взглянул на Тураева.

– Я не отдавал приказа убивать! – воскликнул Тураев… – Это кошмарная самодеятельность монстра Цезаря…

– Ладно, следствие разберется, – оборвал его Турецкий. – Что вам известно о готовящейся операции под условным названием «Ошейники для волков»?

Наступила тишина.

– Я могу вам сейчас сказать только то, что готов сообщить о времени начала этой операции. Но лишь тогда, когда я об этом узнаю. Пока я действительно не знаю этого, не знаю и цель этой операции, – сиплым голосом сказал Тураев.

– Я так понял, что день начала операции «Ошейники для волков» вам будет сообщен.

– Да, – односложно ответил бизнесмен. – Я буду в ней участвовать.

– В каком качестве? – с нетерпением спросил следователь.

– Я должен обеспечить караван военных машин, – ответил бизнесмен.

– Значит, вот для чего через «Каскад» в Острогожске закупали машины, – покачал головой Турецкий.

– Да. Для осуществления операции «Ошейники для волков», – утвердительно кивнул Тураев.

– Что ж, я буду терпеливо ждать, – сурово сказал «важняк». – Теперь я верю, что смерти Колобова и Трауберга вам были не нужны. Они сделали свое дело: обеспечили караван военных машин и… А вы не боитесь стать последней помехой для осуществления этой операции?

– Нет. Я им очень нужен, – твердо сказал Тураев.

– Что ж, спасибо за угощенье, господин директор. Жду вашего сообщения о начале операции. Но все же советую вам быть начеку. Пока мы имеем лишь это. – Турецкий взял со стола фотографию и положил ее в карман пиджака. – Вы, однако, не угадали. Эту фотографию я получил от Ангелины Ивановой, – сказал он на прощанье. – Держите меня в курсе событий.

Из своего кабинета Турецкий связался с Меркуловым и узнал, что Яковлева завтра выпустят из тюрьмы.

 

Глава шестая.

Напротив старого семиэтажного дома остановились обшарпанные «Жигули». Водитель и два пассажира достали пиво, пирожки, разложили все это на лавочке и стали перекусывать. Время от времени они посматривали в сторону крайнего подъезда.

– Никак не могу надышаться воздухом свободы! – с восторгом сказал Яковлев своим молодым товарищам, оперативникам Юре и Диме.

– В этом что-то есть, – улыбнулся Дима. – Но я совершенно однозначно считаю, что в тюрьме должны сидеть только бандиты!

– И те, кто им способствует, – добавил Юра. – Вот и подумаешь, не податься ли действительно в частный сыск?

– Нет, Юра! Дело принципа… Надо кое-кому показать кузькину мать, – вставил Яковлев. – А уж потом посмотрим. Все-таки я надеюсь дожить до светлого дня и плюнуть начальнику своего главка Федорову в морду, – добавил он сурово.

– Доживете, Владимир Михайлович, – поддержал его Дима.

…Выйдя на волю, Яковлев сразу же связался с Грязновым и в одной из еще сохранившихся в Москве забегаловок рассказал ему о разговоре с Неверовым. Грязнов подключил своих архаровцев, и они оперативным путем установили, что указанную Неверовым квартиру снимает Евгений Петрович Подколзин, 1967 года рождения, по профессии радиоэлектронщик, нигде не работает, но платит за квартиру 300 долларов в месяц. Его жена и двое детей проживают в городе Лыткарино.

Прежде чем начать действовать, Яковлев со своими молодыми помощниками, с которыми брал Цезаря, провел подготовительные мероприятия. Четыре дня муровцы с утра до поздней ночи дежурили у дома, выдавая себя то за подгулявших работяг, то за пьяных бомжей, то за интеллигентно пьющих интеллектуалов. Зато теперь они досконально знали режим дня Подколзина.

Единственная более-менее длинная пауза в работе радиоперехватчика наблюдалась с двенадцати до трех часов дня. Это объяснялось тем, что объект его наблюдений и перехватов, Тураев, тщательно следил за своим здоровьем и обедал долго, со вкусом. После обеда он еще часок отдыхал на диване. Это время невольные террористы и должны были использовать, чтобы взять радиоперехватчика.

Как показало долгосрочное наблюдение, обычно в час дня Подколзин ходил в магазин за продуктами. Он не закупал продукты впрок и поэтому наведывался в магазин раза три в день.

Яковлев посмотрел на часы.

– Готовься. Сейчас он пойдет, – предупредил он напарников. – Как вы думаете, какую пиццу он возьмет сегодня: с грибами или с курицей?

– С зубами, – ответил Дима. – Со своими зубами…

– Но-но! Попрошу без насилия! – погрозил Яковлев пальцем.

– А если он первый полезет? – спросил Дима.

– Тихо! – одернул его Яковлев. – Вон идет!

Подколзин, помахивая пакетом, вышел из подъезда и направился к арке, которая была ближе других к продовольственному магазину.

– Ценю за постоянство привычек! – произнес Яковлев и голосом командира добавил: – Давайте через соседнюю арку ему навстречу!

Оперативники быстро ушли. Яковлев завел машину, выехал на просторную улицу и остановился возле магазина, к которому с другой стороны не спеша подходил Подколзин.

Оперативники решили подождать, пока он купит продукты и выйдет из магазина.

Подколзин довольно долго и с радостным видом человека, получившего недавно приличные деньги, расхаживал возле витрин, рассматривая продукты, кое-что покупал.

Пока он занимался покупками, оперативники решили инсценировать захват под блатных. Как только Подколзин вышел на улицу, оперативники одновременно подошли к нему с двух сторон и взяли под руки.

– Не дергайся, побазарить надо, – сказал Дима, и оперативники увлекли растерявшегося Подколзина к «Жигулям». Захваченный послушно сел в машину на заднее сиденье. Оперативники продолжали держать его с двух сторон за руки.

– Поехали, Вовчик! – словно шеф, распорядился Дима.

– Куда? – спросил Яковлев, улыбнувшись.

– За город, – лаконично уточнил Дима.

– Вы кто? – испуганным голосом спросил Подколзин.

– Мы ужас, летящий во мраке ночи, – охотно ответил Дима.

Яковлев тронулся с места и быстро погнал «жигуленок» с места захвата. За кольцевой дорогой Яковлев свернул на первом же проселке и остановил машину возле лесного массива.

– Евгений Подколзин? – спросил Дима.

– Да. Это я…

– Значит, все правильно, – кивнул Юра.

– Что вам от меня надо? – несколько успокоенным тоном спросил пленник.

– Нас интересует работа, которую ты делаешь в снятой для этого хате.

– Ничего я не делаю. Просто работаю с радиолюбителями, – улыбнулся пленник.

– Вот видишь, Вовчик, я же говорил, что он ни хрена не скажет, – обратился Дима к Яковлеву. – Уроем его сразу, да и все. Он заслужил…

– За что вы меня урыть хотите? – взмолился Подколзин.

– Мы узнали, что ты прослушиваешь телефонные разговоры Сергея Колобова с Траубергом. Они долго ломали голову, чтобы тебя вычислить, но это удалось нам. Удалось, потому что нашего кореша Серегу Колобова с твоей подачи замочили, – проинформировал перепуганного пленника Юра.

– Я ничего не знаю, парни. Мое дело только брать информацию, – вновь попытался сыграть в незнайку пленник. – А вы-то сами на кого работаете? – вдруг спросил он.

– На себя, – грубо бросил Дима.

– Хорошо. Но разве в ваши разговоры я влезал? – спросил Подколзин с надеждой.

– А откуда мы знаем? Может, и влезал, – заметил Юра.

– Может, я смогу от вас откупиться, ребята? Вам деньги нужны. Я так понял?

Оперативники на мгновение замешкались не зная, что ответить.

А пленник, приняв их замешательство за сомнения, пошел в наступление:

– Нет, в самом деле, все может быть. Я же не отрицаю, что мог где-то задеть ваши интересы. Так назовите сумму ущерба, и без лишнего базара все уладим.

– Хочешь откупиться? – задумчиво спросил Юра.

– Да. Назовите сумму…

– А если я у тебя десять штук баксов сейчас спрошу, заплатишь? – спросил Дима.

– Да что вы, парни, откуда у меня с собой такие бабки, если я чуть ли не в тапочках в магазин выскочил. Надо позвонить, и минут через двадцать деньги привезут, – заверил пленник.

– Патроны они привезут, милок, автоматы и базуки, – наставительно заметил Яковлев. – И стрелять будут так, чтобы наверняка всех. И прежде всего – тебя. Потому что проваленный агент должен умереть как можно скорее, пока не принес слишком много вреда…

После этих слов Яковлев решил немного сблефовать:

– Или ты думаешь, если тебя прикрывают военные с лампасами на брюках, они будут с тобой по-интеллигентному? Да они всю жизнь тренируются, тысячи людей на смерть посылают. Что им одна твоя жизнешка! Значит, так, сейчас ты рассказываешь все, что знаешь о своих хозяевах: с кем поддерживаешь связь, через кого, телефоны, факсы, прозвища, позывные – все. Затем последние планы твоих хозяев. После чего мы отвозим тебя домой и ты продолжаешь работать как ни в чем не бывало. Только в этом случае ты можешь уцелеть.

– Кто вы? – одними губами прошелестел Подколзин.

– Это пока тебе знать необязательно, – отрезал Яковлев. – Наша осведомленность будет для тебя пока нашей визитной карточкой.

Ошеломленный чередой неожиданных стрессов, пленник вздохнул и начал рассказывать.

Не успели газеты как следует посмаковать тот факт, что возле Генеральной прокуратуры средь бела дня совершилось заказное убийство предпринимателя Трауберга из фирмы «Каскад», как вскоре там же прозвучал еще один выстрел.

Утром Турецкий не спеша шел на службу. Его одолевали грустные мысли: днями и ночами он пропадает на работе, рискует жизнью, но больших доходов это ему не приносит, а его жена и дочь продолжают редко видеть мужа и отца.

Человек, которому дали задание убить следователя Турецкого, расположился на чердаке, там же, где всего день назад прятались убийцы Трауберга. Акция имела целью запугать серую прокурорскую братию, чтобы они не совали нос куда не следует. Задача у киллера была достаточно проста: от него не требовали вести огонь на поражение, достаточно было легкого ранения. Но киллер ненавидел работников юстиции и решил пристрелить следователя. Ему показали фотографию Турецкого, намекнув, что, если под пулю попадет именно этот, будет совсем неплохо.

Киллер терпеливо ждал. Он пропустил уже пятерых работников прокуратуры, вполне годящихся для мишени. Наконец появился тот, которым заказчики особо интересовались.

Киллер поднял карабин, поймал в прицел затылок Турецкого и начал медленно выпускать из легких воздух, чтобы плавно нажать на спусковой крючок. В тот момент, когда киллер почти нежно нажал на спусковой крючок, Турецкий, споткнувшись о кусок арматуры, пригнулся. Это спасло «важняка»: пуля лишь слегка оцарапала ему ухо.

Но кровь хлынула ручьем, что вызвало у Турецкого приступ ярости. Он подскочил к сержанту, стоящему возле караульного помещения, и, вырвав у него автомат, побежал к подъезду дома. Турецкий сообразил, что стрелять больше было неоткуда. Взяв автомат на изготовку, он замер в ожидании.

Странно, но там, где следователь ожидал появления киллера, не было никого. Лишь какая-то старушка, увидев в руках перепачканного кровью интеллигента автомат, торопливо засеменила к ближайшему подъезду.

Турецкий затаил дыхание и прислушался. Все как будто тихо, необычных шумов слух не фиксировал. Дом под зеленой сеткой. На ремонте, значит. Вдруг он расслышал какое-то сопение.

Осторожно ступая по строительному мусору, он вошел в темный подъезд, постоял немного, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

Убийца лежал на лестнице без перил между вторым и третьим этажами. Левая нога у него была явно повреждена, рука тоже. Оружия при нем не было.

– Ну привет, старина! – сказал Турецкий.

– Пошел ты!… – кривя губы от боли, огрызнулся киллер.

– Что это ты такой грубый? Это же ты в меня стрелял!

– Увидел тебя с автоматом, труханул, а ты всего лишь мозгляк с ежиком на башке, небось и стрелять не умеешь!

– Что, торопился убегать и сорвался? – стал допрашивать киллера «важняк».

– Сам видишь! – огрызнулся тот.

– Кто меня заказал?

– Прыткий какой!

– Не скажешь?

– Нет.

– Зря. Скажешь – тебя в больнице будут охранять как ценного свидетеля. Нет – обычный сержант будет возле твоей палаты дремать. И до суда не доживешь, – пригрозил Турецкий.

– Шантажируешь? – погрустнел киллер.

– Рисую реальное положение вещей.

– Потом нарисуешь. Сейчас «скорую помощь» вызывай.

– А ты не убежишь?

– Как? – улыбнулся через силу киллер.

Когда киллеру оказали первую медицинскую помощь и увезли в тюремную больницу, а следователю Турецкому залепили царапину на ухе пластырем, в кабинет к Турецкому решительно вошел Меркулов.

– Привет, Костя! Пришел навестить раненого?

– Да! – без улыбки заметил Меркулов. – Это немного веселее, чем прощаться с усопшим!

– Ну, Костя, что за упаднические настроения? Обычный трудовой режим… – улыбнулся Турецкий.

– Нет уж! Хватит! – хмыкнул Меркулов.

– Что – хватит? – не понял «важняк».

– Работать хватит! Володьку вынули из камеры?

– Да.

– Ну и где он теперь?

– Полагаю – девушки, фрукты, вино… – улыбнулся Турецкий.

Меркулов выпалил несколько непечатных выражений и только после этого перевел дух.

– Да, Константин Дмитриевич, не знал я, что вы можете так с подчиненными разговаривать!

Меркулов покачал головой.

– Саша, не хорохорься. Искал я Володю Яковлева, хотел собрать нас всех, как говорится, на семейно-дружескую пирушку по случаю избавления его из узилища. Дома его нет. На службе – тоже нет. Уже два дня пропадает где-то вместе с молодыми своими помощниками…

– Может, там и пропадают, где фрукты…

– Не надо, знаю я вас! Ты, кстати, не с ними заодно?

– Что ты! Знаешь ведь, я с Володей, после того, как его освободили, не виделся!

– Могли и созвониться, – ворчливо заметил Меркулов.

– Не созванивались, клянусь!

– Ладно, юный пионер! Вот что я решил: тебя я отправляю в отпуск после ранения, а дело это передаю следователю Могилинцу.

– Погоди, Костя…

– Молчать! – рявкнул с неожиданной силой Меркулов.

– Но…

– Никаких «но»! Если я потеряю тебя, с кем же я останусь в этом гадюшнике, а? С кем?

– Хорошо, Костя, уговорил. Так и быть, завтра напишу заявление…

– Сегодня. Сейчас. А я оформлю приказ об отпуске с сегодняшнего числа.

– Где это тут была моя ручка…

– Возьми мою.

Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, затем Турецкий послушно сел и сказал:

– Хоть убей меня, Костя! Пока дело не доведу до конца, ни в какой отпуск не пойду!

Когда в кабинет следственного изолятора ввели на допрос Ангелину Иванову, Турецкий отметил, что она выглядит хуже со времени последней встречи.

– Ну что, Ангелина Николаевна, сегодня в наших отношениях наступил решающий день, – сурово произнес Турецкий. – До этого дня время терпело. И вы давали следствию по кусочку информации об этом деле. Хватит крутить и играть в смертельную для вас игру. Где пленка? Или что с ней? На даче Шатохина ее не было. Вы даже расстались с фотографией, сделанной с этой пленки, и, надо сказать, таким образом помогли следствию, но время для себя вы не выиграли. Уверяю вас, если сегодня вы не скажете мне, где пленка, последствия для вас могут быть самые непредсказуемые. На сделку с вами я, конечно, никогда бы не пошел, но зла я вам более того, что с вами уже приключилось, не желаю. Итак, в последний раз взываю к вашему благоразумию, Ангелина Николаевна, представьте следствию видеокассету, которую скрытой камерой отснял ваш покойный муж в Германии.

– Вы можете сейчас сделать так, чтобы мы с вами вышли отсюда? – тихо спросила Ангелина.

– Этого не может сделать никто. В том числе и я, – отрезал следователь.

Ангелина подумала немного и наконец решилась:

– Хорошо, Александр Борисович, но без моего звонка вам кассету не отдадут. Я должна позвонить этой женщине. И договориться, чтобы она на встречу с вами привезла эту видеокассету. Как быть, ведь подследственным, насколько я знаю, звонить нельзя? – иронично улыбнулась Ангелина.

Турецкий моментально принял решение: дозвонился до Меркулова и через двадцать минут подследственной гражданке Ангелине Ивановой было разрешено в присутствии старшего следователя по особо важным делам Турецкого сделать звонок по сотовому телефону с целью помочь следствию по делу Юрия Иванова.

Через полчаса в сопровождении следственно-оперативной бригады Турецкий добрался до небольшого уютного трактира, расположенного недалеко от центра. Александр Борисович отметил про себя, что он и его помощники были почти единственными посетителями этого заведения. Никто не обращал ни на кого внимания. Но Турецкий не расслаблялся: еще немного саднило оцарапанное пулей киллера ухо…

Следователь развернул, как было условлено, газету «Московский комсомолец» и время от времени поглядывал на вход в трактир.

Наконец прекрасная незнакомка появилась, быстро подошла, села за столик Турецкого и сказала:

– Вы ждете меня?

– Да, я от Ангелины Николаевны, – кивнул «важняк». – Что-нибудь заказать?

– Бутылку шампанского и шоколад, – улыбнулась незнакомка, поставив перед собой на столик небольшую изящную сумочку. – Турецкий напрягся. Вот будет фокус, если вместо кассеты она выхватит из сумочки пистолетик. Он невольно насторожился и многозначительно взглянул на сидящего лицом к нему оперативника, выполняющего сейчас роль одного из его телохранителей.

Официант мигом исполнил заказ. Турецкий разлил шампанское по бокалам и выжидательно взглянул на незнакомку:

– За что выпьем, мадам?

Женщина усмехнулась, небрежным жестом расстегнула сумочку и положила перед Турецким видеокассету. Затем она взяла бокал и сказала:

– Вы с вашими друзьями выиграли эту партию, а деляги оказались в заднице. За это и выпьем. Я вас поздравляю с успехом!

– Еще одна такая фраза, мадам, и мне придется приобщить ваши слова к делу, как эту кассету, – улыбнулся Турецкий.

– Да Бог с вами! Я ничего больше не знаю! Просто констатировала факт. Потому что Ангелина, насколько мне известно, хотела передать эту штучку отнюдь не следователю, – засуетилась незнакомка.

– Сейчас мне некогда, – перебил ее Турецкий. – Но если в будущем мне захочется задать вам несколько вопросов, я надеюсь, вы мне в этом не откажете, – мягко сказал он и откланялся.

Дама так и осталась сидеть с поднятым бокалом. Когда Турецкий и несколько парней вышли из трактира, она хмыкнула и залпом выпила шампанское.

В отличие от Москвы Брест – город провинциальный, тихий, патриархальный. За век он пережил два потрясения, по его мощенным камнем улицам прокатились две мировые войны.

Яковлев за пару часов разобрался в немудреной сетке брестских улиц. Собственно, центров, так сказать, цивилизации было не так уж много: вокзал, погранпереходы, кафе «У Славы» – штаб местной мафии. Имелся еще и аэропорт, но обедневшие белорусы услугами «Аэрофлота» практически не пользовались, лишь мрачные и деловитые грузины и чеченцы, заказчики чартерных рейсов, небрежно соря деньгами, принимали-отправляли грузы.

Три «МАЗа», караван Ильяса Тураева, провожали до Можайска. Затем, на заправке, неторопливо, почти впритирку объезжая грузовики концерна «Кононг», прицепили к раме радиомаяк. И после этого спокойно сопровождали караван, не нарушая пределов видимости.

Как и предполагал Яковлев, неизвестные пока контрабандисты особо крупного пошиба использовали головастого Подколзина втемную. Парень пообещал помогать сыщикам всем чем можно. От слов перешел к делу, снабдив подполковника и его напарников целым арсеналом всяких штучек в лучших шпионских традициях. Кроме того, дал позывной своего шефа и прибор, которым его можно уловить, если тот появится в радиусе пяти километров. К сожалению, ни имени с фамилией, ни клички, ни даже описания внешности шефа Подколзин указать не смог. Он его просто никогда в жизни не видел. Деньги, инструкции и прочее он получал через человека с невыразительным лицом и спокойным, безжалостным взглядом.

В Брест муровцы приехали потому, что шеф Подколзина поручил ему отслеживать через свой более мощный радиомаяк караван Тураева, и еще потому, что он сам собирался быть в пограничном городе.

Караван Тураева остановился в хвосте полуторакилометровой очереди на грузовом погранпереходе Козловичи. Яковлев притормозил «девятку» за поворотом так, что их не было видно никому из очереди, но маяк работал исправно.

– Как думаешь, Дима, у Тураева хватит терпения очередь выстоять? – спросил Яковлев.

– Не знаю, я с ним незнаком, – пожал оперативник плечами.

– Говорят, таможенники тут дешевы, – вставил Юра.

– Местные мелкие бандиты рассказывали с восторженным придыханием, что если местный таможенник за смену пятьсот баксов не натрясет, то считает, что день потерян, – кивнул Яковлев.

– Тогда, я думаю, наскребет и штуку, чтобы за Буг без хлопот проехать, – присвистнул Дима.

– А мы не поедем дальше? – спросил Юра.

– В баню я сейчас хотел бы, а не за Буг! После тюряги еще не парился! – отмахнулся Яковлев.

– Ты ничего не замечаешь, Юра? – добавил подполковник.

Оперативник огляделся.

– Поля тут унылые… – неопределенно сказал он.

– Тоже мне Черниченко нашелся! Если зябь волнует, надо было в фермеры идти, а не в сыскари. На очередь смотри.

– Я из-за вас не вижу, – буркнул Юра.

– Вот выйди из машины, пройдись, потом мне расскажешь, обменяемся, так сказать, мнениями.

Юра послушно вышел, пошел вдоль дороги мимо терминала с полощущимися на ветру германским и белорусским флагами туда, где к тураевским «МАЗам» уже пристроился грузовой «мерседес» с длинной фурой-рефрижератором.

Он вернулся минут через двадцать, плюхнулся рядом на сиденье. Яковлев протянул ему чашку дымящегося кофе из термоса. Тот взял, благодарно кивнул и, сделав добрый глоток, начал рассказывать.

– Думаю, ты прав, – выслушав оперативника, сказал Яковлев. – Тураев и напарники тусуются возле таможенного помещения, наверное, собираются сунуть.

– Сунуть они, может, и сунут, но как очередь на это посмотрит, – с сомнением произнес Юра.

– Придумают что-нибудь, – вставил Дима.

– Возможно. Что еще? – спросил подполковник.

– Какие-то черные береты толпятся с той стороны…

– А, это польский приграничный спецназ. Еще? – кивнул Яковлев.

– Вроде все… – закончил Юра.

– А заметил ты, мой друг, какие такие машины стоят перед караваном Тураева и рядом? – вновь спросил Яковлев.

– Кажется, фургоны какие-то.

– Какие?

Юра пожал плечами.

– Разве ты не заметил, что фургончики совсем небольшие, что рессоры прогнулись чуть-чуть? Значит, груз маленький, – продолжил Яковлев.

– Ну и что?

– То, что мне это не нравится, а может, нравится. Пока не знаю, но что-то тут не так.

В это время на дороге, ведущей к переходу, появилась колонна грузовиков с кузовами, закрытыми тентами.

– О, жизнь кипит! – пытаясь пофилософствовать, заметил Дима.

– Смотри-ка! – перебил его Юра и показал рукой на датчик, настроенный на волну шефа, которого они искали так долго.

Лампочка на датчике горела ровно, интенсивно.

– Так это, значит, шеф?! – воскликнул Яковлев. – Ну с Богом!

«Девятка» плавно и стремительно выехала из ненадежной засады в кустах и поехала вслед за колонной военных автомобилей «ГАЗ-66».

– Что будем делать? – стараясь быть деловитым, спросил Юра.

– Будем мешать. Ты пока попробуй связаться с Подколзиным. Может, он знает, чего этот шеф сюда приперся.

Вот и очередь. Ближе к голове она раздваивалась, так как на пропуск работали два таможенных канала. Минуя хвост, автомобили шефа двигались прямо к левому каналу, игнорируя возмущенно сигналящих водителей из очереди.

– Алло! Алло, Евгений?! – кричал в портативную радиостанцию «Моторола» Яковлев, надев наушники, чтобы не мешал внешний шум. Подполковник сидел прямо, нервно перебирая пальцами оплетку руля и переводя взгляд то на караван Тураева, то на караван шефа. Наконец прорвавшись через эфир к радиоперехватчику, Яковлев задал нужные вопросы. – Шеф тоже сидит на связи с Подколзиным. Он едет через Польшу на Ближний Восток, – сообщил он напарникам.

– Странный маршрут, – удивился Дима.

– Подожди удивляться. Он летел из Москвы до Бреста самолетом. Здесь его уже ждали автомашины, которые везут груз в Варшаву. Оттуда самолетом груз перебросят к месту назначения.

– Что за груз?

– Подколзин сказал: военная тайна.

– А что везет Тураев?

– Подколзин сказал: ничего серьезного.

– Ну-ка, смотри! – указал Яковлев.

Юра послушно повернул голову вправо.

Возле каравана Тураева что-то происходило. Это «что-то» Ильяса Тураева явно не приводило в восторг, хотя он активно жестикулировал и громко говорил.

Три таможенника, русский, белорусский и польский, с непроницаемыми лицами выслушали его тираду и что-то негромко сказали.

– Пойду посмотрю, – решил Яковлев. – А вы глаз с шефа не спускайте! Поедет через переход – догоняйте и тараньте!

– Шутите, Владимир Михайлович! – спросил Дима.

– Шучу.

Тураев не знал Яковлева в лицо. Поэтому обычной наружности мужик в кожаной куртке и джинсах, присоединившийся к группе любопытствующих шоферов, интереса у раздосадованного Ильяса не вызвал.

– Послушайте, – напирал он на таможенников. – У меня срочный груз! Партнеры ждут, и каждый день опоздания грозит мне штрафами, а стране убытками. Там нет ничего, кроме указанного в документах груза – просто лом цветных металлов. Можете посмотреть! Только недолго, пожалуйста.

– Посмотрим, – согласился таможенник. – Вот в этой и этой. – Он показал на вторую машину.

Тураев пожал плечами и отошел. Вместо него к таможенникам присоединился «черный берет» с коротким автоматом на груди.

Они пробыли в кузове недолго, было такое впечатление – они знали, что и где искать.

Сначала «берет», изменив сонно-безразличное выражение лица на строго-настороженное, взял автомат в руки и подошел поближе к Тураеву.

– В чем дело? – спросил он бизнесмена.

Помогая друг другу, вылезли из машины таможенники, сняли изъятый груз: два автомата Калашникова и ящик с патронами.

– Что это? – с непритворным изумлением воскликнул Тураев.

– Об этом мы у вас сейчас будем спрашивать!

– Тут все ясно, – сказал вполголоса Яковлев и направился к «девятке».

Оперативники встретили его вопросительными взглядами. Подполковник вкратце поведал о состоявшейся приграничной драме.

– Думаете, подстава? – спросил Дима.

– Несомненно. Поехали, однако, к шефу.

– Что будем делать? – спросил Юра.

– Не пускать его в Польшу.

– Да как мы его не пустим?

– Чего бы нам это ни стоило!

В отличие от бедолаги Тураева у шефа, судя по всему, дела обстояли неплохо.

«Девятка» сумела обогнуть очередь от начала до конца и достигла ее левого рукава. Автомобили шефа оттерли практически всех претендентов на первоочередной досмотр. В связи с чрезвычайным происшествием – обнаружением контрабандного оружия – таможня сделала перерыв в своей работе. В первом автомобиле, в кабине, сидел грузный крепыш лет пятидесяти пяти. Место за баранкой пустовало. Водитель с бумагами терся возле таможни. В кабине второй машины сидели и курили два мужичка в камуфляже.

Яковлев достал с заднего сиденья сумку.

– Ну что ж, приготовим шанцевый инструмент, – изрек он.

Из сумки последовательно появлялись на свет и исчезали в просторных карманах его куртки: пистолет Макарова с запасной обоймой, наручники, граната Ф-1 и складной охотничий нож.

– Что вы собираетесь делать? – с тревогой спросил Юра.

– Остановить караван шефа. Значит, так. Я пошел, а ваша задача – любым способом убедить местных деятелей службы безопасности, что в этих машинах офигенная контрабанда, чуть ли не ядерная бомба. На все про все у вас есть часа полтора. Не больше. Поняли?

– Ясно, Владимир Михайлович! – ответили оперативники.

Медленной и даже какой-то вялой походкой поплелся Яковлев мимо грузовиков. Поравнявшись с первым в очереди автомобилем «ГАЗ-66», водитель которого рассказывал что-то веселое, муровец в два прыжка оказался в кабине на месте водителя. Суровый мужчина в годах удивленно взглянул на него и открыл рот, чтобы что-то сказать. Не дав ему опомниться, Яковлев накинул на запястье его левой руки один браслет наручников, а второй браслет защелкнул на металлическом поручне. Шеф от рывка наклонился вперед.

– В чем дело? – возмутился он.

Но в этот момент Яковлев уже достал из кармана гранату, быстрым движением снял с нее кольцо и осторожно вложил смертоносную штуку в подрагивающие пальцы шефа.

– Хорошо держи, а то взорвемся! – посоветовал он.

– Кто ты? – спокойным голосом спросил шеф.

– Сотрудник МУРа, подполковник Яковлев, – четко произнес он.

– Послушай, подполковник, не будь дураком. Сколько денег хочешь, чтобы по-доброму разойтись? – начал шеф, испытующе взглянув на своего пленителя.

– Сейчас в сторону отъедем и поговорим, – кивнул Яковлев.

– Куда отъедем? Нам на той стороне надо быть!

Яковлев, не слушая шефа, завел двигатель, включил передачу и стал осторожно выруливать из очереди. Водитель, бросив рассказывать байки, побежал к машине. Шеф замахал ему свободной рукой: мол, назад, не лезь! В боковом окне мелькнул парень в камуфляже, но он не успел вскочить на подножку. Машина набрала скорость.

Все это время шеф, реально оценив обстановку, махал свободной рукой с зажатой в ней гранатой, своим людям, чтобы они не преследовали машину.

Минут через пятнадцать Яковлев остановил машину на пустыре. Далеко сзади спичечными коробками виднелись постройки терминала и таможни, впереди виднелись кубики домов брестской окраины.

– Ну так что тебе надо? – спросил шеф.

– Чтобы караван с вашим грузом не ушел из России, – ответил Яковлев.

– Давно меня пасете? – буркнул шеф.

– Обо всем этом тебе расскажет старший следователь по особо важным делам Турецкий. А мне, в порядке исключения, вы можете сказать, кто организовал побоище на стрелке возле бетонного завода, – добавил Яковлев.

– Да. Помню. Это мой приказ, – улыбнулся шеф. В его голосе совсем не было страха или даже тревоги. Это насторожило муровца. Он с нетерпением поглядывал, не появится ли на горизонте вереница милицейских машин.

– А почему ты спросил об этом, подполковник? – поинтересовался шеф.

– Там погиб мой друг и сослуживец, – сухо ответил Яковлев.

– Ты хоть знаешь, что ты вместе со мной арестовал, подполковник? – с вызовом спросил шеф.

– Что?

– Боеголовки к ракетам типа «Скад». Представляешь, что будет, если я сейчас разожму руку? – с сарказмом бросил он.

– Не разожмешь! – уверенно сказал муровец.

Они еще минут двадцать сидели молча. А потом, словно порожденные сумрачным небом и бордовым холодным закатом, поплыли над дорогой голубые и красные всполохи маячков, установленных на крышах милицейских машин. В хвосте колонны Яковлев заметил и белую «девятку».

Четверо сотрудников ФСБ остались в приемной, а Турецкий вошел в кабинет генерала Авдеева без стука. Он не стал демонстрировать знаки вежливости не только потому, что генерал этот досиживал здесь последние часы, но и потому, что глубоко не уважал этого человека.

Сухо поздоровавшись, Александр Борисович сел напротив Авдеева и раскрыл папку с делом.

Авдеев поднял голову от стола, и Турецкий увидел, как он постарел и осунулся, на его лице уже не было прежней уверенности.

– Что вам угодно? – буркнул Авдеев.

– Я пришел сообщить вам результаты следствия по делу Юрия Иванова. Следствию удалось раскрыть целый ряд тяжких преступлений, выявить преступников. Но самым главным преступником в этом деле оказались вы, генерал. Несколько лет назад, а конкретно в 94-м году, вы, вернувшись вместе с ЗГВ из Германии, создали в Москве преступное сообщество концерн «Кононг» и входящие в него дочерние предприятия типа «Каскад». Сообщество было создано на деньги западного мультимиллионера Каширина, с которым вы, еще будучи в Германии, провели несколько преступных операций по продаже советского оружия в развивающиеся страны. Возвратясь в Россию и заняв ответственный пост в Генштабе, вы привлекли к руководству вышеназванных фирм своих бывших сослуживцев по ЗГВ – Тураева, Сергея Колобова и Семенова. Ваше преступное сообщество в короткий срок благодаря инвестициям, которые устраивал Каширин, отмывая капиталы, приобретенные преступным путем на Западе, уже имело на своих счетах столько денег, что вас уже стала интересовать политика. Начали вы со своего выкормыша – продюсера телекомпании «Спектр» Юрия Иванова. Ильяс Тураев по вашему приказу снабжал телеканал Иванова средствами. «Спектр» даже прогремел в предвыборной кампании Президента. Юрию Иванову высказывались все новые просьбы по раскрутке людей, необходимых вашему преступному сообществу. Естественно, их надо было продвигать наверх…

Собственно говоря, глобальные идеи вашего западного патрона Каширина вас мало волновали. Вы готовились сорвать самый главный куш и навсегда покинуть Россию. Но средства, которыми вы намеревались осуществить цель вашей жизни, увы, сыграли против вас. Чтобы у ваших компаньонов Тураева и Колобова взгляд не простирался далее собственных экономических проблем, вы сами спровоцировали их конкурентную борьбу, в которой участвовали даже бандитские группировки, возглавляемые Лечо и Скользким.

Вы пропустили момент, когда эта конкурентная борьбы стала опасной для вас. Тураев, почувствовав, что приток денег на его счета резко убавился, решил, что вы отдали предпочтение Колобову. Чтобы проверить это, он заказал небезызвестному вам Цезарю проверить груз, который сопровождал в Польшу Семенов. Цезарь устроил бойню, но ничего не нашел, кроме ящиков с ломом цветных металлов.

Ответным шагом «Каскада» было неудачное покушение на самого Тураева. Собственно, по словам покойного свидетеля Трауберга, они и не хотели убивать Тураева. После этого между Траубергом, Колобовым, с одной стороны, и Тураевым, с другой, произошел серьезный разговор. Конкуренты наконец начали понимать, что их используют в какой-то преступной игре, а прибылей они за это не получают. Во время этого разговора, по показаниям Тураева, решено было как-то от вас обезопаситься. Наиболее эффективный способ – собрать компромат.

Тураев взял на себя разговор с Юрием Ивановым и оплату его командировки в Германию. Иванов выполнил задание и, вернувшись, хотел отдать заказ Тураеву, получить вознаграждение и поехать с женой отдыхать. Так бы оно и случилось, если бы у Иванова не было такой жены, как Ангелина. Гражданка Иванова внесла свои коррективы в ход событий.

Опытная интриганка, Иванова почувствовала, что на этой кассете можно хорошо заработать на Западе. Безвольного Юрия Иванова она напугала тем, что если он вернет кассету, то его уберут как свидетеля и что из этой ситуации у них только один выход – слава Богу! – золотой.

Растерявшийся Иванов согласился сначала сказать Тураеву, что пленка просто была запорота, ничего не получилось. Ильяс ему не поверил. Он заподозрил, что Иванова перекупил «Каскад». Чтобы выяснить это, он попросил брата Сергея Колобова за приличную сумму выбить у Иванова кассету. Тураев знал, что Олег обязательно посоветуется с Сергеем и Траубергом, поэтому визит Олега к Иванову свидетельствовал бы о том, что «Каскад» не перекупил продюсера. Олег пошел к Иванову, был усыплен и задушен. Потом положен в гроб и под именем Юрия Иванова похоронен на Ваганьковском кладбище.

И вот здесь началась неразбериха. Колобов потерял брата после того, как тот направился к Иванову. Иванов попал в аварию. Сергей Колобов и Трауберг предположили, что Олег все же замочил Иванова и сейчас скрывается, потому что жива свидетельница – жена Иванова Ангелина. Но прошло несколько дней, а Олег не позвонил. Колобов, использовав свои связи, обратился в МУР с просьбой найти брата. После того как следствие установило, что вместо Иванова в гробу оказался Олег Колобов, никто из конкурентов уже не сомневался, что кассеты у Юрия Иванова. Начались поиски. Рядом по этому же делу работали МУР и Генпрокуратура. Надо было спешить.

Тураев понимал, что события вокруг кассеты приняли катастрофический характер. Он решил себя обезопасить и в анонимном послании сообщил Авдееву о существовании кассеты с компроматом. Он указал также, что компромат заказали Иванову Сергей Колобов и Трауберг. Узнав о компромате, вы поняли, что операция «Ошейники для волков» под угрозой, и начали валить трупы. По вашему приказу от рук Цезаря в охотничьем домике погиб Иванов, там же были убиты два боевика Тураева. Цезарь сознался и в том, что по вашему приказу убрал доктора Чижа. Он же и опять же по вашему приказу участвовал в бойне на стрелке возле бетонного завода, где погиб сотрудник МУРа старший лейтенант Бодров. Но в живых остался важный свидетель – Людмила Семенова. Она сообщила приметы Цезаря. ФСБ без особого труда его вычислило, и мы его взяли. Кстати, вы не случайно наняли в палачи человека с подмоченной репутацией. Ведь Цезарь был осужден и находился в бегах. Это обстоятельство еще раз подтвердило мою мысль, что вы идете ва-банк и вам нужны те люди, на которых легко можно все свалить.

– Все было задумано отменно, – неожиданно заговорил генерал. – Все они и должны были заниматься выяснением отношений, втягивая в это дело как можно больше организаций и людей, включая бандитские группировки. – Он вздохнул и закурил сигарету. – Вы нашли кассету?

– Разумеется! – продолжал Турецкий. – Так вот, первыми прозрели Колобов и Трауберг. Они, собственно, искали эту кассету с компроматом на вас, чтобы передать ее правоохранительным органам. Когда, после смерти Иванова вы поняли, что кассета у Ангелины, и попросили Тураева заняться этой женщиной. Кстати, Ангелина призналась, что еще до убийства мужа она через Людмилу Семенову вышла на вас и сообщила, что кассета у Иванова, потом намекнула на доктора Чижа, а потом и на своего бывшего мужа профессора Шатохина. Вы ей не верили, но не убирали, потому что выяснить местонахождение кассеты можно было только через Ангелину. Тураев ее вспугнул, и Ангелина скрылась в стенах следственного изолятора. Время стремительно приближалось к началу операции. Вы организовали покушения на Колобова и Трауберга, в руках которых могла оказаться кассета. Тураева вы не убрали только потому, что его роль козла отпущения еще не была закончена. А заключалась она в том, что перед вашим караваном с оружием в конфликтную ситуацию должен был попасть – да он и попал – Тураев со своим караваном. Под этот шум вы и рассчитывали проскочить на тот берег Буга.

– Как вы узнали о начале операции? – сиплым голосом спросил генерал.

– Прижатый к стене следствием, Тураев согласился сотрудничать с нами и все нам сообщил. Но даже если бы Тураев попытался сыграть двойную игру, это бы вам не помогло – сотрудники МУРа, входящие в состав следственной бригады по этому делу, вычислили вашего радиста. Они подъехали к Бугу на час раньше вас…

Турецкий сделал небольшую паузу и продолжал:

– Мое убийство тоже входило в ваши планы, генерал, но киллер оказался неудачником.

– Да нет, мы вас просто попугать решили, не столько лично вас, сколько вашу контору, – криво усмехнулся Авдеев.

– Вы циничный человек, генерал, – заметил следователь. – Носить погоны генерала, быть заместителем начальника Генштаба – и участвовать в таких делах?!

– Дурак ты, Турецкий, добрались до меня – и рады. А чему вам радоваться-то? Вам за ваши подвиги даже грамот не дадут. Где это видано, чтобы генерал-полковник, заместитель начальника Генштаба и – преступник?

– Да, генерал-полковник, я многое понял, раскручивая дело Иванова. Как вы сказали? Где это видано, чтобы заместитель начальника Генштаба и – преступник? Так вот, я сей факт вижу воочию и своим молодым коллегам передам, чтобы относились к этому спокойно. Ничего страшного… Итак, гражданин Авдеев, – продолжал Турецкий, – с вами мне еще предстоит как следует поработать: допросы, очные ставки… Все, о чем я вам только что говорил, уже факт, доказанный следствием. Остались формальности. Заявляю вам, что вас будут судить сразу по нескольким статьям, но главной статьей в этом списке будет статья 275 Уголовного кодекса РФ – государственная измена!

Турецкий закрыл папку, молча встал и вышел из кабинета.

– Ну что, Александр Борисович? – поднялись ему навстречу сотрудники ФСБ.

В этот момент в кабинете Авдеева раздался хлопок пистолетного выстрела.

– Вот черт! – воскликнул один из сотрудников ФСБ, и все поспешили в кабинет.