Часть 2
Настоящий Бродяга
1
Голованов битый час бесцельно мотался по городу за черным джипом Макарова. Машина останавливалась то у различных киосков и охранники выскакивали купить сигареты или воду, то резко разворачивалась в неположенном месте и мчалась в обратном направлении. А потом опять сбавляла ход и снова еле тащилась по правой полосе.
Черт знает что, неужели засекли? Голованов раздраженно сплюнул в открытое окно «шестерки», после чего опять сбавил скорость и спрятался за большегрузным самосвалом. Но «гелентваген» вовсе не пытался удрать или выкинуть какой-либо фокус, а как будто его ожидал, мотаясь по одним и тем же улицам недалеко от Алтуфьевского шоссе. Наконец он вынырнул из-за автобуса, за которым медленно тащился последние пятнадцать минут, и свернул в сторону Бескудникова. Голованов предосторожности ради отстал от «гелентвагена» на приличное расстояние и медленно поехал через взвившуюся за джипом пыль. Черная машина пролетела через дворы спальных районов и полчаса спустя остановилась возле неприметной кирпичной пятиэтажки. Голованов заметил это, едва въехав в начало улицы, и тут же поспешно свернул в переулок, не доезжая нужного дома. Он подобрался к зданию со стороны двора и приткнул «шестерку» на единственном свободном пятачке, не принимая во внимание знак «Только для служебных а/м». Обошел здание и направился к торцу. С той стороны находился отделанный гранитом вход. Оказалось, весь первый этаж здания занимала районная прокуратура. Голованов поднялся по ступенькам, прочитав над входом соответствующую табличку, и одновременно скосился на припаркованный у обочины «гелентваген». В коридоре было заметно нервное оживление. Из кабинета в кабинет сновали девушки-секретари, а томившиеся вдоль стен посетители выглядели взвинченными. В конце коридора, насупившись, сидел с непроницаемым лицом один из охранников Макарова. Но самого его видно не было. Голованов, почитав для приличия всевозможные развешанные на стенах указы, вытащил из своей сумки серую папку для документов, прижал ее к груди и задумчиво прислонился возле одной из дверей. Через несколько минут напротив него открылась дверь с табличкой «помощник прокурора по общим вопросам», и показался Макаров в сопровождении сухощавой, неприятной особы средних лет.
— У него сегодня случилось непредвиденное обстоятельство, — обращаясь к Макарову, еле слышно произнесла женщина. — Она стремительно прошла в конец коридора и, открыв дверь с табличкой «Прокурор», обернулась: — Но он наконец приехал и уже вас ждет.
Гул недовольных голосов прокатился вдоль стен и смолк, как только женщина удивленно окинула взглядом коридор. Макаров мягкой походкой устремился к двери.
Следом протопали охранники, и Голованов, словно что-то вспомнив, стал сосредоточенно рыться в бумагах, склонившись над своей папкой. Лысый телохранитель подозрительно обвел взглядом стоявших и сидевших вдоль стен людей и закрыл за собой дверь кабинета, где мелькнула с чашками на подносе секретарша прокурора. Сева, убрав папку, тряхнул головой, и в этот момент кто-то подошел к нему и тронул за плечо:
— А вы что здесь делаете?
Голованов, убирая папку в сумку, от неожиданности чуть ее не выронил. Перед ним стояла Лидия. Сева удивленно улыбнулся.
Лидия жила с ним на одной улице и поначалу они часто сталкивались, то оказавшись одновременно на бензоколонке, то в автомастерской, куда Голованов одно время часто ездил со своей «шестеркой». Он всегда приветливо улыбался этой грустной черноволосой женщине. Она же в свою очередь не обращала на него никакого внимания. Но однажды, возвращаясь с работы, он увидел ее, мокнущую под дождем на обочине шоссе, а рядом, сигналя фарами, стояла бежевая «Волга».
— Ну и что у вас? — Голованов тут же остановился и вышел из машины. — Давно тут кукуете?
— Не очень, — пожала плечами Лидия, приглаживая намокшие волосы. — Чего-то вот стала как вкопанная. — И она обиженно кивнула на свою машину.
— Трос-то есть? — Голованов взглянул под приподнятый капот на заглохший двигатель «Волги» и пошел за своим тросом.
Когда он прикатил «Волгу» к автомастерской, женщина протянула ему купюру. Севе это не слишком понравилось и, ухмыльнувшись, он произнес с наигранной веселостью:
— Гусары денег не берут.
Вот тогда-то Лидия впервые улыбнулась и, убрав купюру, по-мужски протянула Голованову свою узкую ладонь. Теперь, когда они случайно где-то встречались, Лидия сама пыталась завести с ним разговор, но вечно занятый Голованов только отшучивался и исчезал, ссылаясь на дела.
— Я-то? — Голованов наконец запихнул папку в сумку и улыбнулся: — Да просили передать кое-что. А вы какими судьбами?
— Я здесь работаю.
Голованов смерил взглядом ее хрупкую фигуру и кивнул на кабинет рядом:
— В канцелярии?
— Нет. Помощником следователя.
— У-у. — Сева демонстративно почесал затылок.
— На обед иду. Пойдемте со мной? Все равно закрывают.
Лидия внимательно взглянула Голованову в глаза и увидела, как он скосился в конец коридора.
— Не могу. Спасибо. Дела. Но в следующий раз — обязательно.
Лидия разочарованно усмехнулась и пошла на выход, вынимая из сумочки сигареты. Голованов, помедлив секунду, двинулся за ней следом. Лидия вышла в тамбур и, прикрывая за собой дверь, заметила спешащего Голованова.
— Подождите. Давайте здесь покурим в холодке. — он щелкнул зажигалкой. — Жара. — Кивнув на кондиционер над входом, открыл нараспашку дверь, чтобы видеть коридор.
Макаров еще не выходил.
— А что сегодня прокурора так долго не было? — задумчиво произнес Голованов. — Все прямо всполошились.
— А вы откуда знаете? — нахмурилась Лидия.
— Да я тут с утра околачиваюсь, — соврал наугад Голованов. — А что стряслось? Военная тайна?
— Да нет. Он сына искал. — Лидия опустила глаза и, видя, как пытливо смотрит на нее Голованов, отвернулась к окну. — Загулял парень…
В этот момент дверь прокурорского кабинета открылась, и показался Макаров. Следом за ним шел моложавый, но уже абсолютно седой мужчина в светло-коричневом костюме, очевидно, это и был прокурор. Они направились к выходу, и два долговязых телохранителя Макарова замаячили у них за спиной. Причем прокурор продолжал что-то дружелюбно, но отрывисто говорить полуобернувшемуся к нему Макарову. С улицы тоже открылась дверь, и в тамбур вбежал черноволосый мужчина в синей футболке. Голованов сначала вовсе не обратил на него внимания, но тут как раз Макаров с прокурором ступили в тамбур и остановились, замешкавшись. Причем Макаров остановился первым, встретившись взглядом с вошедшим мужчиной, и Голованову показалось, что глаза его зло вспыхнули. В свою очередь мужчина в синей футболке взмахнул рукой, явно собираясь что-то сказать Макарову, но вроде как осекся и, опустив голову, попытался пройти мимо, задев стоявшего возле окна Голованова с Лидией. Но в этот же момент замешкавшийся прокурор тоже сделал шаг, но к Лидии — и мужчины чуть не столкнулись. Прокурор удивленно взглянул на кучерявого в синей футболке и обратился к женщине:
— Лидия Андреевна, вам что? Опять плохо?
Затем смерил Голованова взглядом с ног до головы, но Сева смотрел только на Макарова, который как раз сделал кучерявому очевидный знак рукой. Не обращая внимания на прокурора и понимая, что охранники столпились в дверях и вот-вот войдут в тамбур, Голованов отодвинулся и, уступая место возле окна, стал за дверью.
— Нет-нет, со мной все в порядке. Спасибо, — обернулась Лидия, удивленно разглядывая застывшую в тамбуре группу мужчин.
Макаров, явно нервничая, шагнул к прокурору и тронул его за локоть. В освободившийся проход рванул кучерявый в синей футболке и замешкался в дверях, столкнувшись с широкоплечими охранниками Макарова. В эту самую секунду, когда Макаров, стоя спиной к Голованову, загородил его собой от Лидии и прокурора, а охранники еще не вошли в тамбур, Сева достал из кармана лежащий там наготове «жучок», выполненный в виде металлической костюмной пуговицы и ловко опустил его в карман пиджака Макарова. Тут же прокурор открыл дверь, а затем вместе с Макаровым спустился на улицу. Охранники наконец протиснулись в тамбур и тоже засеменили вниз по ступенькам. А лысый, спускаясь, оглянулся и внимательно посмотрел на тушившую окурок Лидию. Мгновенно юркнувшего назад в коридор Голованова он заметить не успел. Лидия, обнаружив, что осталась одна, пожала плечами и выглянула в коридор, приоткрыв дверь. Но Голованов уже шагнул ей навстречу.
— Обед, — начала она, — все ушли уже.
— Да. Я понял. Мне нужно ехать. Но я так рад, что вас здесь встретил! — сказал Голованов.
Он с чувством пожал ее узкую ладонь и поспешил на улицу. Лидия в недоумении осталась в тамбуре, а когда открыла дверь и стала спускаться на улицу, то на ступеньках ее обогнал и чуть не толкнул кучерявый мужчина в футболке.
— Хам, — процедила ему сквозь зубы Лидия.
Но мужчина так спешил, что даже не обернулся.
Голованов на своей «шестерке» выехал со двора, когда пыль от «гелентвагена» уже почти улеглась. Но Сева не спешил. Не отрывая взгляда от дороги, он вынул из бардачка старенький аудиомагнитофон «Электроника» и подключил его через шнур к прикуривателю. Затем, положив его рядом на сиденье, выдвинул антенну. Пощелкав провалившимися кнопками переключения диапазона, стал вращать ручку настройки. «Электроника» магнитофоном была только с виду. Сначала был слышен только треск, но вскоре сквозь шум стали проступать звуки классической музыки. Голованов снова взялся было за ручку — поискать другую волну, но вдруг услышал прерывающийся тихий голос Макарова:
«Не нравится мне, что он не захотел со мной обедать».
Музыка в салоне «гелентвагена» стала утихать, и снова возникший было голос Макарова пропал.
— Черт! Расстояние! — пробубнил себе под нос Сева и выжал педаль газа. — Куда он поехал? В квартиру на юг или в коттедж на север? — размышлял Голованов, выскочив на Алтуфьевское шоссе.
Затем наугад свернул на юг и поехал в сторону центра. Вскоре в динамике магнитофона сквозь хрип стали пробиваться аккорды фортепьянной музыки, и Голованов, рванув на левую полосу шоссе, полетел, подсвечивая фарами в бамперы впереди идущих машин, чтобы уступали дорогу. Наконец музыка полилась непрерывно — и он снова услышал голос Макарова.
«Подлец, — произнес он с чувством. — Хватило же дури, а?»
Сева склонился над магнитофоном и отчетливо услышал бравурные звуки марша. После чего тут же спохватился, вставил в магнитофон кассету и нажал клавиши записи.
«Голову ему оторвать! — отчетливо произнес Макаров. — Надо же. Приперся в прокуратуру!»
Тут же раздался громкий шлепок прямо Севе в ухо. Очевидно, Макаров хлопнул себя с досады по бокам или, скорей всего, по карманам.
«Шеф, он вас все утро искал», — буркнул кто-то из охранников.
«Да? А что же он сейчас не отвечает?»
Сквозь музыку послышались щелчки кнопок мобильного телефона и в динамике загудели радиопомехи. Затем громко затрубила труба, ударили литавры, и марш закончился. После него полилась спокойная, приятная музыка, прерываемая щелчками и гулом радиопомех. Наконец через несколько минут послышался раздраженный голос Макарова:
«Марат? Алло! Ты что, сукин сын, творишь? Ты меня слышишь? Пацан, это твоих рук дело? Я спрашиваю, пропавший сын прокурора… Этого, этого прокурора! Что? Нет? Ты сказал — нет? Или что ты сказал? — послышался свистящий выдох. — Хорошо. Тогда — хорошо… Забираю, как обычно. Моя доля стандартная? Ладно, бумагу и материалы пришлю. Конец связи».
Опять в динамике щелкнули кнопки телефона — и помехи прекратились.
Голованов что было лошадиных сил в его «шестерке» летел на Профсоюзную улицу. Из динамика обшарпанной «электроники» лились приятные звуки арфы.
«Шеф, тачка Шахмамедова», — глухо произнес кто-то из охраны.
«Давай за ним».
Звуки арфы стали таять, захлебываться и вскоре стали почти не слышны.
— Ч-черт! Куда же они? — прикусил губу Голованов, выскочив на Профсоюзную улицу.
Вдруг раздался стук барабанов — и магнитофон затих. Только динамик потрескивал, когда машина на светофоре резко трогалась с места. Голованов пролетел мимо дома Макарова и поехал в сторону области. Но магнитофон молчал. Покружив влево и вправо по соседним улицам, Голованов снова прикатил на Профсоюзную и встал на обычном своем месте недалеко от дома Макарова и стал раздраженно кусать заусенец. Затем, сплюнув, отпустил клавишу записи и достал мобильный телефон:
— Алло. Филипп? Филя, посмотри мне по базе: Марат Шахмамедов, найдется такой? Года рождения где-то… — Голованов прищурился, вспоминая лицо и внешность кучерявого мужчины в синей футболке, — с шестьдесят восьмого по семьдесят пятый смотри. Да не знаю я — москвич, не москвич… Давай. Жду!
Голованов задумчиво отстукивал ногтем на крышке магнитофона запомнившийся ему марш, когда из динамика вновь послышались обрывочные звуки музыки. Постепенно они усилились и стали отчетливыми. Голованов, не спуская глаз с зеркала заднего вида, нажал на магнитофоне клавишу записи, но, видимо, люди в машине молчали. Наконец в зеркале показался запыленный черный «гелентваген»
В лесу были, подумал Голованов, когда джип проехал недалеко от «шестерки» и стало видно, что он забрызган грязью. Дождя давно не было, разве только где в распутицу или болото въехали.
Машина свернула к монолитному строению и замерла возле подъезда Макарова. Он вышел из машины, и Голованов раздраженно стукнул по мурлыкающей крышке магнитофона. Макаров был в рубашке, и его галстук трепал поднявшийся ветер.
«Шеф, ваш пиджак», — громко вскрикнул динамик «Электроники», и одновременно из «гелентвагена» выскочил шофер, на ходу встряхивая запыленный пиджак.
Макаров остановился, и в этот момент из магнитофона раздался звякнувший стук и шуршащие шаги. «Жучок»-пуговица выпал из кармана. Макаров взял у охранника пиджак, перекинул его через руку и вошел с лысым телохранителем в подъезд. Вскоре из динамика раздалось оглушающее рычание отъезжающего «гелентвагена», и все стихло.
Твою дивизию, шепнул себе Голованов и включил зажигание.
Но тут же запрыгал валявшийся на сиденье рядом с магнитофоном мобильный телефон.
— Алло! — схватил трубку Сева, выдернув ключ.
— Записывай, — сказал Филя Агеев. — Шахмамедовых в Москве — как собак нерезаных.
— Иди к черту, — миролюбиво перебил Голованов.
— Ладно. Вот один фрукт семьдесят третьего года рождения проходил в девяносто девятом году как подозреваемый в похищении — и даже организатор этого самого похищения — руководящего сотрудника МДМ-банка. Кстати, сотрудник МДМ-банка потом вернулся домой на своих ногах, живой и здоровый, утверждал, что не помнит, где был две недели. Есть версия, что у любовницы. И еще есть версия, — хохотнул Филя, — что банкир говорил правду — в смысле, что ничего не помнит. Я бы лично познакомился с этой цыпочкой…
— Дальше, — оборвал Голованов.
Филя мигом поскучнел:
— Еще есть туманные сведения о связях Шахмамедова с какой-то кавказской группировкой. Подойдет такой товарищ?
— Еще как! Говори адрес! — Голованов схватил блокнот и ручку. — Он где-нибудь прописан? Есть что-нибудь еще?
— А как же! Все они в Москве прописаны. Это такая старая горская традиция.
Сева стремительно корябал на листке, периодически поднимая голову и осматриваясь. Возле дома Макарова было тихо. Здесь он недалеко где-то, подумал Голованов и выключил телефон. Затем, вспомнив о «жучке», включил зажигание и поехал к дому Макарова. Он проехал во двор и приткнул «шестерку» за детской площадкой. Затем надел синюю бейсболку, взял целлофановую сумку с батоном хлеба и бутылкой минеральной, что с утра возил в машине, и вышел, стараясь не хлопнуть дверцей. Затем беспечно, гуляющей походкой обошел две стоявшие рядом башни, в одной из которых жил Макаров, и, уже проходя перед подъездом, как бы ненароком пнул ногой на асфальте металлическую пуговицу, почесал в раздумье затылок и поднял ее. После чего вернулся к машине и, выехав на Профсоюзную, остановился возле киоска с сигаретами, что находился далеко, но строго напротив подъезда Макарова. Здесь, в тени ларьков, он и расположился, понимая, что вряд ли уже Макаров куда поедет. Вынув из бардачка карту, Голованов расстелил ее у себя на коленях и открыл блокнот с адресом Шахмамедова. Поводив пальцем по линиям карты, он задумчиво постучал по ней ногтем и, глядя на опущенные жалюзи в окне кухни Макарова, снял бейсболку. Затем вытер ею лоб, свернул карту и убрал все в бардачок. После чего растянулся в кресле и задумался, глядя, как отражается заходящее солнце в стеклопакетах монолитной башни.
2
Благодаря вмешательству прокурорской номенклатуры в лице Александра Борисовича Турецкого выяснилось, что господин Шахмамедов не имел никакого отношения к исчезновению банкира, просто за некоторое время до этого события он брал в банке крупный кредит и еще не успел вернуть, так что автоматически попал в список формальных подозреваемых. Из которого так же быстро выпал. В настоящее время Марат Шахмамедов возглавляет благотворительный фонд «Finikietc», кстати, учрежденный всего лишь год назад не кем иным, как Дмитрием Семеновичем Макаровым. Итак, связь этих двух деловых людей была очевидна. Но что это давало Денису и его сотрудникам? Денис искал мотивы, по которым Макаров мог явно или тайно угрожать своей недавней любовнице — балерине Кутилиной, а вместо этого забрел в дебри деловых отношений бизнесмена Макарова и его партнеров. Возможно, в этих отношениях и не все чисто, но в России, как известно, бизнес — материя особая, надо учитывать, как стартовые капиталы составлялись…
И еще этот странный телефонный разговор двух партнеров и то, как вел себя Шахмамедов в прокуратуре… Горячо, очень горячо.
Значит, благотворительный фонд «Finikietc», ну да, сказано же ведь, Макаров от активного бизнеса отошел, меценатствует, вон одно время Кутилиной с концертами помогал, разлюбил — перестал помогать, в конце концов, его деньги — хозяин-барин.
Значит, благотворительный фонд «Finikietc»… Вот ведь прицепилось, подумал Денис. Идиотское какое-то название. Ну что, в самом деле, за дешевые понты — писать латиницей, но русским слогом. Финикиец. А почему, собственно, финикиец? Позвонить, что ли, Макарову напрямую и спросить, что это за финикиец? Пошлет на фиг и будет прав. Представиться журналистом? Так ведь фонду-то — не первый день, как-то нелепо интересоваться — невелика новость. Эх, жаль, Макс на югах! Вот он бы живо из Интернета все про этих «финикийцев» вытащил. Кто такие финикийцы? Жители Финикии, надо полагать. Была такая страна, кажется, еще до Александра Македонского и даже до Карфагена… Денис напрягся, но на этом его исторический багаж исчерпывался.
— Да что я делаю, черт возьми?! — возмутился он вслух и позвонил Кутилиной.
Все сразу стало на свои места, потому что, по счастливому стечению обстоятельств, когда Макаров придумывал свое экзотическое название, Вероника была рядом: они путешествовали по Европе.
— Я хорошо помню, — щебетала Ника в трубку, — это было в Барселоне, я как зачарованная бегала смотреть этот сумасшедший собор Гауди, ну ты знаешь, «Саграда Фамилия»…
— Святое Семейство?
— Да-да, а Дима ходил рядом как чумной, смотрел в землю и говорил всякие идиотские слова, название выбирал.
— Какие слова?
— Теперь уже не помню. Ясно только, что все это кончилось этим проклятым «финикийцем». Он на нем остановился. Я тебе помогла, Денис?
— Надеюсь, — буркнул сыщик и взялся за энциклопедию.
«ФИНИКИЯ, древняя страна на восточном побережье Средиземного м. Города-государства Финикия (Библ, Тир, Сидон и др.) вели активную морскую и сухопутную торговлю, основали ряд колоний в Средиземноморье, в т. ч. Карфаген. В VI в. до н. э. Финикия завоевана персами, в 332 до н. э. — Александром Македонским. Жители Финикии на протяжении 1 тысячелетия до н. э. в Средиземноморье славились как искусные мореплаватели, энергичные купцы и колонизаторы. Им приписывается изобретение денег. На территории Финикии уже в первой половине 3 тысячелетия до н. э. существовал город-государство Бубла (Библ) — наиболее ранний центр цивилизации в Восточном Средиземноморье. Библ, расположенный поблизости от кедровых лесов Ливана, был центром торговли лесом с Египтом…»
В кабинет заглянул встревоженный Филя Агеев:
— Дэн, ты что тут бормочешь?
— Не мешай.
«…Помимо древесины отсюда в Египет с 3 тысячелетия до н. э. вывозились также вино и оливковое масло. К концу 3 — началу 2 тысячелетия до н. э. города-государства возникают по всей территории Восточного Средиземноморья. Приморские поселения на территории Финикии — Акка, Тир, Сидон, Берута, Арвад и другие — во 2 тысячелетии до н. э. превращаются в небольшие, но процветающие города, чему способствовало раннее развитие торговли в Финикии. В основном эти города были выстроены на побережье (Библ, Сидон и др.), а Тир и Арвад обосновались на прибрежных островах для защиты от внешних врагов. (Тир впервые был занят лишь в IV в. до н. э., когда войсками Александра Македонского был сооружен насыпной вал от берега до острова.) В городах процветали ремесла: по всему Средиземноморью славилось финикийское стекло, только здесь владели секретом окраски тканей в пурпурный цвет. Большая роль купцов в жизни городских общин замедляла развитие в Финикии монархического строя…»
О господи!..
Денис взял из холодильника бутылочку «Балтики № 7». Он не слишком его любил, но, с тех пор как Макс отправился в Крым тратить деньги, пополнять запасы минералки было некому, а вот пиво в холодильнике мистическим образом находилось всегда.
Денис сделал несколько хороших глотков и подумал: да, Макса не хватает. И Демидыча не хватает, и Коли Щербака. Всех не хватает. Как там у них дела, интересно? Оставалось надеяться, что получше, чем у него в Москве.
Денис вернулся в любимое кресло и продолжил чтение идиотской статьи в энциклопедии.
«…Наиболее важным из культурных достижений финикийцев является создание совершенно нового вида письменности, который впоследствии лег в основу практически всех древних и современных алфавитных письменностей…»
— Оба-на! — Денис издал победный индейский клич. И затем — победный американский: — Йес!
Филя снова заглянул, на этот раз уже просто с нескрываемым любопытством.
Денис крикнул ему, потрясая пустой бутылкой:
— Не это ли привлекло Макарова? Финикийцы придумали письменность! Понял? А у Макарова — благотворительный фонд! Понял?!
— Ну и что, собственно? — непривычно вежливо спросил Филя.
— Прямая связь! — победоносно заявил Денис. — Культуру — в массы!
— А нам это как поможет?
— А я знаю?! — еще сильнее заорал Денис. — Я ни черта не знаю! Ну скажи, как ухватить Макарова за яйца, а?! Со всеми этими финикийцами хреновыми?!
— В буквальном смысле — не советую, — быстро сказал Агеев. — Мне Севка рассказывал: его такой амбал лысый стережет, он тебе руку по самое плечо откусит.
— Я учту, — огрызнулся Денис уже на спаде и снова потянулся к холодильнику. И опять там было только пиво. Эх, если бы Макс не отвалил в Крым тратить деньги… Стоп. Что сделал Макс? Что сделали финикийцы? Что сделали и Макс, и финикийцы?!
3
Шесть часов спустя Денис с Филей «пошли на дело». Филю долго уговаривать совершить противоправное действие не пришлось — он был тот еще авантюрист.
— Ты мне главное скажи, ты сам там был? — поинтересовался Агеев.
— Где, в офисе? — голос Грязнова-младшего звучал приглушенно, хотя здесь, в машине, их никто не мог видеть. — Нет, не был. Физиономия у меня больно запоминающаяся. Даже по ошибке там не стоит показываться. Только ночью. А что?
— А ничего. — Филя зевнул и потер глаза кулаком.
Ленка так и не дала ему уснуть сегодня. Неужели он в молодости тоже был таким ненасытным? Филя усмехнулся и простил Ленку. В молодости он был еще хуже. Да и сейчас не так уж уступал ей в темпераменте. Просто иногда бывают дни, когда лучше хорошо поспать, чем весело провести время. А теперь вот приходится по ночам в машине отсиживаться, что тоже настроения не добавляет. Хотя отсиживаться в отлаженном, ухоженном джипе Грязнова всяко лучше, чем, к примеру, в «девятке». Хоть не чувствуешь себя таким преступником. Филе мысль понравилась, и он поспешил поделиться ею с Денисом:
— Знаешь, пожалуй, твоя машина начинает внушать мне чувство собственной неуязвимости. Даже прокурор не поверит, что на воровство люди могут в джипе приехать.
— Это смотря что воровать, — лениво возразил Денис. — Например, наши политики на работу даже в голодное время на иномарках ездили. И ничего. А тебя что, уже совесть замучила?
— Совесть не совесть, а… Все-таки незаконно. Без санкции, без ведома хозяев.
— Не первый раз, — напомнил Денис. — Помнишь свои подвиги на Каширском шоссе?1
— Такое забудешь… А ведь эти господа были бы безумно счастливы узнать, что сегодня ночью к ним в офис наведаются два детектива. — Филя замолчал. Больше всего его угнетало, что он не знает, что, собственно, они ищут.
— И все же, Денис, за чем мы едем?
— Ну как тебе сказать. — Грязнов достал пачку леденцов и протянул Филе, загадочно улыбаясь: — Думаю, что мы там вполне можем найти досье на некоего мистера Агеева, частного детектива. Как тебе перспектива? Мне бы тоже не понравилось. Вот я и решил влезть туда раньше, чем досье пустят в ход, и уж сразу с тобой, чтобы ты потом на меня все не свалил.
— А не поможет! Ты же знаешь откуда-то про досье, да? — Филя потянулся на сиденье и хрустнул пальцами. — Знаешь. Разве пришел ко мне господин Иванов-Петров-Сидоров, чтобы сообщить о досье? Нет! Не пришел! А пришел ты, господин Грязнов. Так что…
— Шкуры не пожалеешь, а меня сдашь, да?
— Сдам! — и Филя торжественно ткнул в потолок джипа пальцем. — Чтобы неповадно было старших подставлять…
Филя собирался продолжить лекцию, но из-за угла появилась качающаяся парочка. Девушка двумя руками держалась за парня и хихикала. Парень что-то бормотал в ответ. В машине повисла тишина, но парочка мирно прошла мимо и скрылась в подъезде.
Денис хорошо знал, что он ищет. Он уже знал, почему «Финикиец» называется так, как называется, и знал, что за этим стоит. Точнее будет сказать, он не знал, а догадывался, потому что доказательств у него пока не было, и вот за этими-то доказательствами они и отправились с Филей «на дело».
Ночь между тем стала совершенно тихой, и только редкие машины проезжали по улице. В жилом доме напротив горел свет в четырех окошках, но, как успел заметить за свою сыщицкую карьеру Филя, весь свет не гаснет никогда: хоть один полуночник найдется в каждом доме.
Прошло еще несколько тихих минут, и Денис повернулся к Филе:
— Готов?
— Пошли.
Грязнов взял с заднего сиденья пакет, и они выбрались из машины. Офис находился в двухэтажном здании, приткнувшемся к жилому дому. Когда-то здесь размещался ЖЭК, и с утра пораньше к зданию выстраивалась изрядная очередь бабулек. Но потом ЖЭКу выделили новое помещение, здание кто-то выкупил — и очень скоро здесь появились первые бизнесмены на иномарках и с длинноногими секретаршами. Макаров с Шахмамедовым, как узнал Грязнов, въехали не сразу, они появились здесь всего год назад. Появились и сразу сняли половину второго этажа.
— Ты мне объясни, — прошептал Филя, — почему у Макарова офис такой стремный? Он же чуть ли не олигарх?
— Потому что формально это не его офис, а Шахмамедова, его партнера. А тот совсем иного полета птица. Вернее, я бы сказал, другого маневра земноводное. А Макаров тут как бы в гостях. Мол, если какой криминал застукают, то он и ни при чем, он хоть и учредитель, но типа свадебный генерал. А Шахмамедов — фактический глава «Финикийца». Но это я так думаю, — пояснил Денис. — А на самом деле хочешь знать правду — запишись к нему на прием.
— Щас.
Денис выяснил, что прошло совсем немного времени — и на этаже остался только офис и комиссионный магазин. Правда, у магазина когда-то был выход в сторону офиса… И со стороны магазина он остался. Но рассчитывать на то, что бизнесмены оставят дверь нетронутой, не приходилось. Скорее всего, ее давно забили. Правда, оставалось еще окно.
— Да уж. — Филя стоял перед магазином и рассматривал дверь заветного офиса в трех метрах от себя. — И как мы туда попадем?
— Через магазин.
— Гранаты прихватил? — Филя посмотрел на хлипкую дверцу магазина и металлическую — офиса. — Там ведь, наверное, тройную стену возвели для таких желающих.
— А мы туда через стену и не будем ломиться.
— Понял! Мы пришли грабить комиссионку. Да? — и Филя изобразил воодушевление.
— Точно, комиссионку. — Грязнов полез в карман и замер — снизу доносился шорох.
На первый этаж выхода с лестницы не было, а дверь в подъезд по странной прихоти владельцев не закрывалась. Правда, Макарову с Шахмамедовым было все равно: у них в офисе ночевал охранник. А комиссионный магазин позволить себе такую роскошь, как закрывающуюся дверь в подъезд, не мог. Вот и получалось, что кроме безвредных детективов в подъезд захаживали бомжи и пьяные подростки.
Филя прижался к стене и осторожно высунул голову — прямо под ним, на площадке между лестничными пролетами, стояли две подружки нежного школьного возраста.
— Ну что, поднимемся выше?
— Зачем? Подъезд из окон не видно, а так мы можем наблюдать — вдруг Сережка мимо пройдет. — И обладательница тихого голоса вздохнула.
— Что, все еще сохнешь по нему? — Девчонки чиркнули спичками, и Филя осторожно отполз обратно по стеночке.
Грязнов стоял, вжавшись в стену напротив. Он кивнул головой вниз и на дверь. «Пойдем?» — понял Филя. Он задумался на секунду, но решил, что подождать все же безопаснее. Девчонки скоро уйдут, а вот если они испугаются каких-то звуков и выбегут, то вскоре может появиться какой-нибудь расхрабрившийся юнец и всерьез помешать работе. Филя показал Денису на часы и покачал головой.
Девчонки постояли еще минут восемь, мирно переговариваясь, и пошли вниз.
Филя посмотрел им вслед, а когда оглянулся, Грязнов-младший уже был у дверей комиссионки и подбирал отмычку. Несколько секунд — и дверь скользнула в сторону.
Ну и защита! Даже старый, почти не приносящий дохода магазин мог бы позаботиться о более серьезной охране. Но дирекция, видно, рассчитывала на помощь крутых соседей. Денис пожал плечами и прошел в магазин. В конце концов, это не их проблема.
Он подошел к дверям в офис бизнесменов и подергал за ручку. Так и есть, дверь даже не шелохнулась. Скорее всего, ее давно заложили с той стороны.
Филя стоял у окна. Это окно почти не было видно с улицы. По крайней мере, его незащищенность была не так заметна. В далекие советские времена архитекторский гений запроектировал окно таким образом, что стена между офисами проходила ровно по его середине. Должно быть, в те беззаботные времена это никого не смущало. Но интереснее было то, что окно состояло из двух рам, в пространство между которыми вполне мог пролезть ребенок или в меру худой человек. И вот это окно и являлось единственной брешью офиса. Но вся внешняя рама оказалась облеплена датчиками сигнализации, а между рамами, ровно посредине стены, были протянуты несколько вертикальных железных прутьев. Вот на эти прутья Денис и возлагал надежду. Потом можно будет загнуть их обратно, и изменение конструкции заметят не скоро — все-таки прутья были ближе к комиссионке, чем к офису.
Филя осторожно открыл окно и высунулся между рамами. Буквально через несколько секунд он залез обратно, прикрыл окно и повернулся к Грязнову:
— Где сторож сидит, представляешь себе?
— Примерно. Практически сразу за входными дверьми.
— А нам куда надо?
— Нам в эту комнату и соседнюю с ней. В этой комнате сидят секретари, а в следующей — сами боссы.
— Откуда у тебя такие сведения, если внутри ты так и не был?
Денис довольно улыбнулся и похлопал себя по карману:
— У нас есть хорошие цифровые глаза, многократно приближающие интересующий объект и милые-милые голубушки в госучреждениях, всегда готовые поделиться планами любого помещения.
— Понятно.
Грязнов достал из пакета ручной домкрат и осторожно открыл окно.
Действовать предстояло сверхосторожно. Не дай бог, кто-нибудь с улицы заметит или сторож что-нибудь услышит. Денис подобрался поближе к прутьям и пристроил домкрат. Он попробовал нажать и почувствовал, как железные прутья поддаются.
Через несколько минут щель была достаточно большой, чтобы через нее мог перелезть и Филя, и более крупный Денис. Грязнов-младший протянул руку и подергал окно. Открыто. Потрясающе удачная беспечность.
Денис пролез внутрь. Следом — Филя. Включили фонарики.
Два стола, два компьютера, по два телефона на каждом столе, по три картины над каждым столом — в этой комнате сидели два секретаря. И столы были настолько похожи, что казалось, можно проверить только один — второй будет его близнецом.
Филя подошел к стене и приподнял одну из картин. Пусто. Он поднял остальные две, пока Денис возился со столом и заглянул под них. Ничего. Не было ничего и на противоположной стене. И в столах. Ничего не было и под столами. Самое противное, что он не знал, что же они все-таки ищут. Так и проглядеть недолго. Филя оглянулся на Дениса — тот целенаправленно и методично обыскивал свой угол. Вот жук, ведь наверняка знает, о чем идет речь! Хотя Филя его прекрасно понимал. Если бы, скажем, сам Филя был не уверен в том, какую именно улику найдет, он бы тоже вряд ли поделился с кем-то: слишком велика опасность «замылить» глаза. В общем, причин молчания шефа можно было найти массу. И потом, все равно в комнате ничего нет.
Он закрыл последний ящик и подошел к Денису. Тот поднял голову и кивнул на кабинет боссов.
Дверь в кабинет не внушала опасений: либо Макаров с Шахмамедовым не боятся ни бога, ни черта, либо слишком уверены в сигнализации и стороже, которого, кстати, до сих пор не было слышно. Будто по команде где-то в коридоре ухнула дверь, и мужской голос приглушенно выругался. Грязнов с Филей переглянулись и повернулись к двери. Надо быстрее проверить все, пока охранника не понесло проверять кабинеты.
Дверь оказалась заперта. Филя достал армейский нож, с которым не расставался с самого Афгана, и поддел язычок — дверь, тихо щелкнув, открылась.
Кабинет боссов оказался обставлен богаче. Картин, правда, на стенах не было, но были девятнадцатидюймовые плазменные мониторы и столы с затейливой отделкой и специальной полочкой — для мобильного. Обстановка кабинета тянула на несколько десятков тысяч «зеленых». Да уж, эти бы деньги да на мирные цели! Филя живо представил себе новенькую спортивную «БМВ» и вздохнул. Можно не новенькую. И можно даже не «БМВ», но тратить деньги на такие понтовые столы — это уж совсем расточительство.
Денис подошел к столу у правой стены и дернул за ручку первого ящичка.
— А почему они в одном кабинете сидят? — задумчиво спросил Филя. — Деньги у ребят есть. Место тоже. Какие идеи? Или, может, здесь только один из них?
— Да я тоже об этом думал, — Денис оторвался от содержимого ящика и подошел к Филе. — Я думаю, они просто редко вместе в офисе бывают. А так даже удобнее — если люди друг другу доверяют, то им удобнее контролировать дела, сидя рядом.
— А если не доверяют? Что-то я первый раз слышу, чтобы боссы вместе сидели.
— Не знаю. Но другого кабинета тут нет. Все остальные помещения менеджерам отдали и как склад используют.
Денис достал из кармана фотоаппарат и подошел к столу. Ничего интересного здесь не было, но само рабочее место он решил все-таки сфотографировать — вдруг придется возвращаться. Филя уже обшарил ящики противоположного стола и повернулся к шефу:
— Сейфа нет. Наверное, у бухгалтеров стоит.
— Только вряд ли они у бухгалтеров в сейфе будут улики хранить. Так что там тоже наверняка ничего.
Филя насторожился и подошел поближе к дверям. Послышалось?
В коридоре щелкнуло еще раз. Денис осторожно вышел из кабинета и закрыл за собой дверь. Где-то в нескольких метрах от кабинета тоже закрыли дверь. Потом осторожные шаги прошелестели по коридору ближе и снова щелкнул замок. Сторож пошел на ночной обход.
Филя метнулся к столу, вернул на место стул, который отставил в сторону, чтобы осмотреть ящики, и замер: шаги раздавались уже совсем близко. Денис и Филя в два счета оказались на подоконнике и перелезли в спокойное пространство комиссионки. Здесь по-прежнему стояла удушливая жара. Но если с той стороны окна откроют дверь, сквозняк шелохнет створки окна и сторож может насторожиться. Денис перегнулся через подоконник и осторожно потянул раму. Она не поддавалась.
Замок щелкнул где-то совсем рядом, и шаги замерли перед дверью кабинета боссов. Денис дернул раму сильнее и чуть не упустил ее — рама вдруг поддалась.
Уйти сейчас было бы самым разумным, но надо привести прутья в первозданный вид, иначе кто-нибудь обратит внимание, Макаров с Шахмамедовым насторожатся, и все, что можно было найти, будет спрятано так, что с собаками не сыскать. И вот приходилось стоять, подперев раму, и надеяться, что охраннику не захочется открыть окошко и подышать воздухом.
Судя по всему, сейчас он остановился в центре комнаты… Денис услышал уже знакомый приглушенный голос, что-то напевающий. Время текло невыносимо медленно. Филя стоял у дверей на лестницу и тоже прислушивался.
— Что там?
— Кто-то есть. Похоже, алкаши.
— И далеко?
— Да практически под дверью устроились. Придется что-то придумать.
— Ага. Будем прорываться с боем мимо дедули-сторожа. — и Денис невесело усмехнулся.
Но сторож потоптался еще немного и пошел к дверям. Свет погас, щелкнул замок, и через пару секунд Денис осторожно открыл окно. Оставалось надеяться, что в комнате боссов не бывает такого идеального порядка, как у секретарш, и завтра никто не заметит следов их поспешного бегства.
Грязнов высунулся из окна и позвал Филю:
— Домкрат подай.
Через несколько минут прутья были на месте, и только придирчивый осмотр мог обнаружить следы проникновения. Но придирчивый осмотр — вещь выборочная, без подозрений не проводится, поэтому можно было успокоиться.
Филя у дверей подобрался и потянулся за ножом. За дверью алкаши, уже достаточно набравшиеся, решали — ограбить им комиссионный магазин или все же не стоит.
— Да ладно! Откуда в комиссионке водка? — говорил пьяный голос.
— Водки нет, зато есть деньги! — собеседник икнул и неопределенно хрюкнул. — А на них водку мы в лотке купим.
— Да нет, — третий голос был почти трезвым, и это настораживало больше всего, — денег там тоже нет. Деньги, скорее всего, они по вечерам сдают. Пошли лучше отсюда. Нечего по пустякам нарываться. — И вся троица с шумом и матюгами отправилась по лестнице.
Филя с облегчением вздохнул и спрятал нож.
Уже в машине Денис неожиданно произнес:
— Придется ехать к нему домой.
— К кому? — не понял Филя.
— К Шахмамедову.
— Во как! Понятно… — Филя помолчал. — Помощь нужна?
— Отдыхай пока, если что — позову. — И Денис поехал в сторону Филиного дома.
4
В один из несчастных дней своей не самой счастливой жизни Михаил Борисович Савельев пришел на работу чуть раньше обычного. Произошло это, потому что у его дочери Катерины вновь появились боли в ноге. Встав под утро и волоча за собой изуродованную ногу, она добралась до кухни и, вынимая из шкафчика шприц и ампулы, случайно задела локтем кастрюлю со вчерашней кашей. Кастрюля, слетев с плиты на пол, прокатилась по кухне, сбивая составленные под столом трехлитровые банки для засолки и вываливая на них вязкое содержимое. Михаил Борисович открыл глаза, потер виски и, поднявшись с постели, поплелся на кухню. Катерина стояла у плиты и молча плакала, поджав испачканную кашей ногу. Взяв в туалете тряпку, Михаил Борисович, тоже молча и зевая, стал собирать с пола стеклянные осколки и кашу.
— Я сама, — выдавила наконец Катерина сквозь слезы.
— Ладно уж, иди лучше ногу помой.
Катерина, хлюпая, ушла в ванную и, высморкавшись там, громко спросила:
— А что завтракать-то теперь будешь?
— Да ничего, перехотелось уже…
Через десять минут Михаил Борисович надел брюки и рубашку, нацепил галстук и, причесав редкие волосы, взял пиджак и вышел из дома раньше времени. Он жил в старом пятиэтажном блочном доме, что затерялся в глубине Калужской улицы между современными монолитными многоэтажками. На работу Михаил Борисович обычно добирался на автобусе, и на сей раз это не заняло много времени. Научно-исследовательский институт целлюлозно-бумажной промышленности находился в самом конце улицы Вавилова. Михаил Борисович поднялся на третий этаж и открыл кабинет своим ключом. Повесив пиджак на спинку стула, он вышел в секретарскую и включил кофеварку. И вот тут появилась Кошкина. Юлия Игоревна Кошкина была его коллегой и, так же как и он, преподавала в МГУ на кафедре неорганической химии. Но вот уже десять лет, несмотря на давно защищенную кандидатскую, она оставалась в его подчинении руководителем группы хромотографии.
— Здрасте, Михал Борисыч. Новость хотите?
Запыхавшаяся Кошкина влетела в секретарскую и перевела дух, почему-то злорадно улыбаясь.
— Не хочу, — буркнул Савельев, прихлебывая кофе из одноразового стаканчика, которым он пользовался уже не однажды.
— А мне там на чашечку не осталось?
Кошкина тут же оттеснила его крупным бюстом от кофеварки к окну и, дыша с высоты своего роста на лысину низенького Михаила Борисовича, громко зашептала:
— А вы знаете, что у нас очередные перемастурбации, пардон, пертурбации?
— Что? — вздрогнул Михаил Борисович, безмятежно созерцавший унылый вид за окном. — Что вы сказали?
— Я говорю, ну вы знаете, что у нас директора сменили, а?
Михаил Борисович недоуменно взглянул на Кошкину, выливающую себе остатки кофе.
— Да? Куда это Владимира Ивановича перевели?
— «Перевели»! — усмехнулась Кошкина, отхлебывая из пластикового стаканчика. — Куда его переводить-то? На кладбище? Пардон. На пенсию его перевели. Прям вчера и решили.
— Да что вы! — Михаил Борисович поставил свой стаканчик на подоконник и тревожно взглянул в лицо Кошкиной. — А кого назначили? Кто на его месте будет?
— Сомов. Помните такого? — При этом Кошкина выжидательно взглянула в глаза Михаилу Борисовичу, и на ее полных губах возникла радостная улыбка. — Вроде у вас учился.
— Сомов?! — Михаил Борисович, поворачиваясь к Кошкиной, сбил стаканчик с подоконника. — Вы шутите? Сомов?!
По кафельному полу разлилась грязно-бурая жидкость.
— Какие уж тут шутки. Я что как ураган примчалась-то! Сейчас собрание будет по этому поводу. В актовом зале. Вон десять уже. Идем!
Михаил Борисович отпрянул:
— Не пойду. У меня много работы, и вы это знаете!
Он вдруг засуетился, заглядывая во все углы в поисках тряпки, которой никогда в секретарской не было. Поднял стаканчик и поставил к себе на стол.
— Я никуда не пойду! Если он захочет меня видеть, пусть сам приходит.
Кошкина поморщилась:
— Ну зачем эти сцены, а?
Но Михаил Борисович вдруг вбежал в свой кабинет и, громко хлопнув дверью, закрыл замок изнутри. А Кошкина, покачав головой, вышла на лестницу.
Сомов, упитанный сорокалетний мужчина, ровесник дочери Савельева, уверенно выступал на кафедре собрания, когда в зале спустя полчаса появился, шаркая по проходу, Михаил Борисович. Увидев его, Сомов вдруг сбился, дважды повторяя только что сказанное, и затем вскоре замолчал вовсе, покинув кафедру. Его место тут же занял начальник отдела кадров и без какого-либо вступления тут же заявил, что «многоуважаемого доктора химических наук, начальника отдела физико-химических исследований Михаила Борисовича Савельева в связи с плохим самочувствием и выходом на пенсию освобождают от занимаемой должности и назначают на его место кандидата химических наук Кошкину Юлию Игоревну». Что происходило дальше, Михаил Борисович помнил смутно. Он помнил, что тут же встал и заявил, что никто и никогда не интересовался его самочувствием и знать об этом не может. Вслед за этим заявлением окружившие Михаила Борисовича коллеги принялись успокаивать его и, как назло, предлагать валерьянку и кордиамин. Михаил Борисович трясущимися руками стал с возмущением отталкивать от себя предлагаемые лекарства и, вдруг увидев смотрящего на него тяжелым взглядом Сомова, ткнул в него пальцем и вскрикнул:
— А ты негодяй! Подлец и бездарь! Слышите?! Он бездарь! Так и знайте!
После чего он с помутненным сознанием выскочил из актового зала, хлопнув в ярости дверью, и затем выбежал из здания института без пиджака, что так и остался у него в кабинете. Савельев пришел в себя, лишь открыв дверь своей квартиры: он остановился в коридоре и мрачно посмотрел на пустую вешалку в шкафу, где он обычно оставлял пиджак.
— Что стряслось? Ты что так рано?
Из комнаты выглянула Катерина и подозрительно посмотрела на свернутый набок галстук отца.
— Н-не, ничего. Пиджак забыл.
Михаил Борисович, не разуваясь, прошел в комнату и повалился на диван. Катерина удивленно посмотрела на его пыльные туфли и с тревогой спросила:
— Папа, отвечай. Что случилось? Я все равно узнаю. Говори!
— Что говори? Что?! — Михаил Борисович в раздражении вскочил с дивана. — На пенсию меня отправили! Понятно? По состоянию здоровья!
— Господи! — Катерина закрыла лицо руками.
— А дуру Кошкину на мое место! А что она понимает в спектроскопии? Что?
— Папа! — Катерина, поморщившись, потерла изуродованную ногу. — Погоди. А что Владимир Иванович? Что он говорит?
— Владимир тоже на пенсии. Его отправил туда твой Сомов. Сомов, твой ненаглядный негодяй! Он теперь институтом заведует!
…Некогда Сомов, возлюбленный Катерины, подающий в то время надежды ученый, как, впрочем, и Катерина, при проведении рискованного, но инновационного (сам на этом докторскую и защитил) лабораторного исследования, допустил ошибку в технике безопасности. Возник пожар, реактивы упали на пол. Тогда-то Катерина и повредила ногу. Сомова при этом якобы выбросило взрывной волной из лаборатории, а Катерина хоть и пострадала, но сумела погасить пламя. Катерина получила инвалидность и ушла из института, больше они не встречались…
5
Денис сидел в машине в полусотне метров от подъезда дома Шахмамедова, ждал и лениво размышлял. Странная прихоть — с его средствами он мог бы жить в одном из модных ныне кондоминиумов, а обитал в стандартном советском доме. И поселился в Марьиной Роще, словно урка какой в двадцатые… Правда, квартира Шахмамедова занимала пол-этажа, и это-то как раз было нормально.
Денис ждал, когда соседка Шахмамедова уйдет из дому. Она каждый день в одно и то же время уходила часа на три, как он успел заметить за день предварительного наблюдения. Имелся, правда, еще сосед, алкаш и дебошир, но он к полудню уже успевал набраться, поэтому опасен быть не мог.
Бабулька вышла из подъезда и пошла в сторону метро.
Пора.
Пропитанная снотворным микояновская колбаса лежала в кармане. Подобрать ключ к замкам «упакованной» новорусской квартиры было бы слишком сложно, поэтому Денис решил залезть через балкон (с противопожарным выходом) из квартиры бабульки. Хорошенькое дело получается — все проникновения — через окна.
Квартира Шахмамедова на охране не стояла, зато по ней разгуливал ротвейлер размером с небольшого слоненка, вот для него-то Денис и припас микояновскую колбаску.
Открыть квартиру бабульки оказалось делом несложным, и уже через несколько минут, преодолев межбалконную решетку, которую законопослушный (или и впрямь пожаров боится?) Шахмамедов только прикрыл, но заделывать не стал, Денис попал на его балкон.
Дверь на кухню была заперта, но форточка приоткрыта. Благословенная жара! Денис подтянулся и метнул через форточку приготовленное лакомство. Ротвейлер показался мигом. Хваленая собака-охранник слопала колбасу и через несколько минут уже спала глубоким сном. Лучше собаку воспитывать надо, гражданин Шахмамедов, подумал Денис, открывая балконную дверь.
Квартира выглядела как на обложке. Барная стойка у длинной кухонной стены была заставлена заморскими напитками. Денис постоял у нее пару секунд, но решил, что устраивать на кухне тайник — слишком просто. Кухню он будет осматривать в последнюю очередь. Из кухни был выход в холл и в столовую. Кабинет находился в другом конце квартиры, и Денис направился туда.
Стол красного дерева был завален бумагами и какими-то брошюрами. Похоже, что работает Шахмамедов больше все-таки здесь. Этот стол выглядел более обжитым, чем офисный.
Но ни в столе, ни в кабинете вообще не было ничего заслуживающего внимание. Денис хотел было перейти к спальне, когда во двор въехала милицейская машина, отчаянно завывая.
Он подошел к окну. Из машины выгрузились три бравых молодца и отправились к подъезду Шахмамедова.
Денис подобрался поближе к дверям. Услышал, как в подъезде хлопнула дверь и заработал лифт. Лифт остановился на шестом этаже, и из него вышли три человека. Квартира Шахмамедова тоже была на шестом, и Денис напрягся. Неужели кто-то видел его манипуляции на балконе?!
— Ну что, позвоним? — сказал один милиционер на лестничной клетке.
— А чего с ним церемониться? — Голоса звучали приглушенно.
Это конец, понял Денис. Выбраться через балкон к бабульке он не успеет — если им донесли, что к Шахмамедову пробрался вор, то внизу его уже ждут. Денис, ступая с пяток на носки, отошел от дверей и прислушался. Ротвейлер спал. Неизвестно, сколько будет действовать снотворное, но пока у него есть время.
Кажется, милиционеры на площадке решили все же позвонить в дверь для начала, и Денис осторожно двинулся в сторону кухни. Забаррикадироваться — это раз. Позвонить своему адвокату, то бишь Гордееву, — два. Конечно, всегда есть шанс прорваться, что называется, с боем, но это значит — создать еще большие неприятности на свою задницу. И не только на свою — вот что плохо. Если выяснится, что родной племянник начальника московского уголовного розыска лазит по чужим квартирам всего лишь на том основании, что он частный детектив, Вячеславу Ивановичу может не поздоровиться. Да и «Глорию» запросто прикроют… Стоп-стоп-стоп! А почему, собственно, его должны опознать? Можно ведь соорудить какую-нибудь маску! Денис осмотрелся в поисках подходящего куска материи и тут только сообразил, что в дверь так и не позвонили. И не постучали. И не стали ломиться.
Но почему?
Денис снова вышел в прихожую и прислушался. На площадке гаркнули:
— Милиция! Откройте!
Значит, уже позвонили? Но звонка он не слышал. Денис осторожно приблизился к дверному глазку. И успел увидеть, как менты вломились в квартиру алкаша. А уже через пару минут его выволокли на лестницу, и снова двинулся лифт. Дальше следить за этой историей не было смысла. Пока это совпадение, но кто-то и впрямь мог его видеть на чужом балконе, поэтому медлить было нельзя.
Денис пошел в спальню. Если верить новомодным детективам, то тайники обычно устраивают либо в кабинете, либо в спальне. Унитазные бачки и морозильные камеры — пройденный этап. По опыту он знал, что это далеко не так, но современники любили эти детективы, а потому в последнее время фантазия у народа как-то иссякла — прятали деньги и важные бумаги чаще всего в книгах в кабинете, а то и вовсе на самом видном месте, как и «учили» детективы, начиная с Эдгара По.
Под матрасом, что ли, посмотреть? — ухмыльнулся Денис. А почему бы и нет?
Под матрасом ничего не было.
Под кроватью тоже. Рядом с кроватью (размером с кухню в хрущевке) стояла тумбочка. Денис открыл тумбочку. Журналы, какие-то книги в мягкой обложке, дезодоранты и презервативы — все вперемешку. Ничего странного и вызывающего подозрения здесь не было. Он закрыл тумбочку и задумчиво посмотрел на нее. Внутри ничего не было.
На обследование остальных комнат ушло еще полчаса. Результат был нулевой. Денис вернулся в спальню. Что-то ведь его там царапнуло. Что-то такое, чего он понять не мог.
Денис задумчиво посмотрел на тумбочки по обе стороны кровати… Хм. А ведь они разных размеров. Одна из них — больше внутри, а снаружи — точно такая же. Тайник? Господин Шахмамедов проявил немного смекалки, но это и хорошо — лучше тайник в тумбочке, чем сейф с хитроумными замками.
Денис аккуратно выложил все содержимое тумбы на пол и осмотрел ее еще раз. Так и есть. Внутри она казалась значительно уже, чем снаружи. Тайник, очевидно, был у задней стенки.
Детектив залез в карман и достал «викторинокс». Не филин армейский нож, но тоже вполне сойдет. Никаких кнопочек, веревочек и замаскированных ручек не было. Очевидно, Шахмамедов конструировал тайник сам, опасаясь, что кто-то будет о нем знать. Стенка поддалась довольно легко, и на дно выпали аккуратные пачки долларов. Девять стодолларовых пачек. Денис пересчитал купюры в одной. Если пачки были одинаковыми, то в тайнике девяносто тысяч долларов.
Как там было в энциклопедии?
«…Жители Финикии на протяжении 1 тысячелетия до нашей эры в Средиземноморье славились как искусные мореплаватели, энергичные купцы и колонизаторы. Им приписывается изобретение денег».
Итак, вот они — денежки, изобретенные «финикийцами». Денежки, которые поехал тратить Макс. Только в данном случае — фальшивые.
Денис достал миниатюрную видеокамеру и заснял все великолепие вместе с развороченной задней стенкой. Делать в квартире больше было нечего, он аккуратно вернул все в исходное положение. И вышел из квартиры точно так же, как и вошел, — через квартиру соседки. Ротвейлер по-прежнему спал.
6
Спустя месяц после своего увольнения, случившегося летом 2002 года, возвращаясь с овощного рынка, Михаил Борисович Савельев не без труда забрался на заднюю площадку автобуса и, взвалив пакеты на сиденье, с замиранием сердца заметил разрезанную в нескольких местах сумку, где лежал его кошелек. Пошарив по дну между пакетом с картошкой и луком, он так и не нашел кошелька, и, хотя денег там оставалось немного, на глаза навернулись слезы. То, что оставалось в этом месяце от пенсии Катерины по инвалидности, что он сэкономил на лекарства, — все унес вор. Сгорбившись, он еле вышел с сумками из автобуса и медленно побрел домой.
Неожиданно перед ним возник мужчина с крупными чертами лица:
— Михаил Борисович, давайте я помогу. Вы домой?
Мужчина попытался было выхватить из рук Савельева пакеты, но тот исступленно вцепился в них.
— Михаил Борисович, да это ж я! Марат! Вы что, меня не помните?
Савельев посмотрел на его круглое незнакомое лицо и уже хотел было покачать головой, но мужчина почему-то залился смехом, махнув рукой в сторону дома.
— А помните, как мы к вам на дом спектроскопию приходили сдавать? Мы думали, вы нас после всего этого завалите. А вы ничего…
Затем, посерьезнев, вдруг произнес:
— Честно говоря, дурак я был тогда, что от вашего предложения отказался. Вы мне тогда так и сказали: «Марат, ты дурак!»
— Я так и сказал? — удивился Михаил Борисович.
— Ну почти, — уклончиво ответил мужчина. — Мне тогда надо было согласиться. Ведь я хотел наукой заниматься. Эх…
Михаил Борисович удивленно на него покосился и почесал лоб.
— А теперь поздно. Ведь так? Мест, наверно, нет. А в нашей фирме возможностей мало. Да. Жаль.
Марат закусил губу и выжидательно посмотрел на Савельева. Они как раз подошли к подъезду, и мужчина, отчего-то нахмурившись, поставил сумки на лавку.
— Да я и не настаиваю, — продолжал он.
— Да нет, Марат… Я ведь на пенсии. А так взял бы тебя с удовольствием. А теперь похлопотать даже не перед кем. Все мои ушли. Так что ты извини.
Михаил Борисович снял сумки с лавки и собрался уходить:
— Спасибо, тебе, дружок, что помог…
— О чем речь? А вы все так на кафедре и преподаете? Да?
Марат как раз явно не хотел расставаться.
— Да. Там все по-старому, — заулыбался наконец Михаил Борисович.
— Эх, увидеть бы наших. А как Катерина Михайловна? Привет ей от меня передавайте. Наверно, уже доктор наук? Внуки небось…
Михаил Борисович вдруг нахмурился и твердо направился в подъезд:
— Н-нет. С Катериной случилось несчастье. Я не хочу об этом говорить, и вы меня извините, нужно идти.
Но Марат как-то сразу взбодрился и, придав своему лицу озабоченное выражение, снова хотел взять у Савельева сумки и вошел с ним в подъезд.
— Вы что! Может, я смогу чем помочь, а? Может, лекарства, какие? У меня друг в медицинском центре. Вы его, наверно, не вспомните, он только один курс с нами учился.
— Нет-нет, спасибо. Спасибо, Марат. Я же работаю. Пусть небольшие деньги, но хватает. Катина пенсия. Не надо. Дальше я сам понесу.
Савельев остановился на лестнице с намерением распрощаться, но Марат, как будто что-то вспомнив, всплеснул руками.
— А хотите, я вас к нам на фирму устрою? Мы как раз бумагой занимаемся. Ну и другими вещами тоже, конечно, но бумагой — в первую очередь. Необыкновенно творческие задачи перед нами стоят, вы узнаете — поразитесь. А какую аппаратуру закупили, Михаил Борисович, это же просто мечта! О таком таланте, как вы, даже хлопотать не придется. С руками оторвут! Не работа будет, а наслаждение.
— Нет, стар я уже, спасибо. — Савельев вежливо улыбнулся и стал подниматься к себе на этаж, внутренне переживая, что второго приглашения не последует.
— Это вы-то?! Да вы что! Честно говоря, нам вас просто не хватает! — Марат, поразмыслив, стал подниматься за Савельевым следом по лестнице. — Нет, даже не спорьте! У нас зарплата отличная. Спектроскопию мы почти не делаем, но вы будете заниматься только своим делом, поверьте!
Михаил Борисович с любопытством взглянул на Марата и нерешительно пожал плечами. Спектроскопия — это действительно было его, родное — метод исследования материи на предмет состава пропиткой химреактивами. Михаил Борисович в основном изучал бумагу.
— Вот уж не знаю…
— А я знаю! Давайте так. Вы с Катериной Михайловной посоветуетесь, а я вам завтра позвоню. Телефон у меня остался.
— Ну хорошо… давайте… посмотрим, — согласился наконец польщенный Михаил Борисович.
— Значит, договорились, — остановился на лестнице Марат. — Завтра звоню. И не вздумайте отказаться! И обязательно Катерине Михайловне привет!
7
В двадцатых числах августа оперативным работникам МУРа удалось обнаружить подпольную лабораторию, расположенную в котельной того же квартала, где снимали свой офис и «финикийцы». Там, используя методы электрографии, печатались купюры, практически не отличавшиеся от настоящих. В тайниках котельной было обнаружено четыре с половиной миллиона долларов и почти десять миллионов немецких марок!
Информация об этой блестящей операции вызвала панику и кусание локтей во всех отделениях ГУБОПа, уже год занимавшегося поиском неуловимых фальшивомонетчиков. Но Вячеслав Иванович Грязнов, будучи вызванным на ковер к министру вместе со своим коллегой из Управления по борьбе с организованной преступностью, лишь посмеивался в усы, но свой источник информации не выдал, а на все прямые вопросы широко разводил руками и виновато говорил:
— Интуиция…
Фальшивые деньги элементарно проходили проверку в любых пунктах обмена валюты, и вообще, они были настолько хороши, что Грязнов-старший, празднуя вечером этого же дня удачную операцию в своей стандартной компании (Меркулов К. Д., непьющий, Турецкий А. Б., пьющий за двоих), предложил поддержать изъятыми банкнотами родную экономику.
Даже эксперты Госбанка в дальнейшем отметили, что впервые столкнулись с таким высоким качеством подделки. На банкнотах имелись все степени защиты. Оказалось, что руководил химическими процессами бывший сотрудник НИИ целлюлозно-бумажной промышленности доктор наук Савельев.
— Кто такой этот Савельев? — спросил министр.
— Вероятно, очень талантливый химик, попавший в тяжелые жизненные обстоятельства. Еще совсем недавно он возглавлял хромотографическую группу-лабораторию, занимавшуюся исследованием пропитки бумаги методом просеивания.
— Это еще что такое? — удивился министр.
— Колонка, в которой стоят определенные микросетевые фильтры… — начальник МУРа явно был готов к любым вопросам, — благодаря которым по отсеиваемым в разных фильтрах атомам можно судить о молекулярном составе вещества.
— Так что там насчет тяжелых обстоятельств?
— Из института его выперли. Он, правда, продолжал преподавать, но еле сводил концы с концами, и тут появился Марат Шахмамедов, его бывший студент и змей-искуситель. Жалко, конечно, его, сейчас у нас время для науки не слишком подходящее. А теперь он сядет и вообще пропадет.
— Это мы еще посмотрим, — нахмурился министр. — Вот в прежние времена для таких высококлассных специалистов отдельные зоны делали. Я обсужу этот вопрос с министром юстиции.
— Хотите шарашки вернуть, как при Сталине? — усмехнулся Грязнов.
— Не будем обобщать. Лучше скажите, генерал, а организационные вопросы…
— Организационные вопросы, — подхватил Грязнов, — в этой команде как раз и решал Шахмамедов, фактический глава фонда «Finikietc». Фальшивые доллары и марки уже имеют широкое хождение в Москве, Санкт-Петербурге и Центральной части России, но, полагаю, постепенно оккупировали и Европу.
— Есть оперативные данные, — снова встрял губоповец, — что Шахмамедов, некоторое время назад проживая в Англии и выдавая там себя чуть ли не за чеченского патриота, набрал у местных бизнесменов кредитов на весьма приличную сумму. В частности, пострадал известный бизнесмен Антуан Бриоли — на сумму полмиллиона фунтов стерлингов.
— Ага! — сказал министр. — Вот это уже кое-что! И вам удалось найти следы этих денег?
Губоповец мигом сник. Зато начальник МУРа посчитал нужным вмешаться:
— Я думаю, эти деньги и послужили стартовой площадкой для организации всего бизнеса.
— А как же Макаров? Разве он беден?
— Макаров, конечно, редкий прохиндей, но он бизнесмен в буквальном смысле слова, думаю, он не собирался рисковать своими деньгами, пока не было конкретного результата. А конкретный результат в этом «производстве» — много новеньких, пахнущих типографской краской купюр.
— Полагаете, Вячеслав Иванович, нам стоит предпринять какие-то шаги в европейском направлении? — доверительно поинтересовался министр, выказывая явное поощрение и демонстративно не замечая начальника ГУБОПа.
— Полагаю, на этот счет нам стоит связаться с Питером Реддвеем, руководителем базирующегося в Южной Баварии антитеррористического центра «Пятый уровень». У моего хорошего приятеля, следователя Генпрокуратуры, с ним налажен отличный контакт, кроме того…
— Вы случайно не Турецкого имеете в виду? — встрял мрачный начальник ГУБОПа.
Вячеслав Иванович сдержанно кивнул.
— Александр Борисович Турецкий сам некоторое время работал в «Пятом уровне», он поддерживает постоянный контакт с Реддвеем, и я знаю, — Грязнов-старший понизил голос, — что не так давно американец жаловался ему, что Западную Европу начинают наводнять фальшивые деньги небывалого прежде качества…1 — Тут начальник МУРа сыграл со своим министром как Штирлиц с Шеленбергом: подкинул идею и отвалил, чтобы тот принял ее за свою.
— Отлично! — подскочил министр. — Знаете, что я думаю, Вячеслав Иванович?! Нам с вами нужно будет непременно поехать в Германию. Это крайне, крайне важно! Где, вы говорите, находится этот центр?
— В Южной Баварии, в Гармиш-Партенкирхене. Это такой лыжный курорт, там как-то Олимпийские игры проводились.
— Просто необходимо туда вылететь, — завелся министр. — Там как вообще, снег круглый год лежит?
…А Грязнов-младший тем временем лежал дома в теплой ванне с экстрактом хвои, пил прохладную минеральную воду. Денис предполагал, что часть денег «меценат» Макаров потратил еще в Испании, когда гулял там с балериной Кутилиной. Вполне возможно, что это даже был пробный шар и он оказался удачным. Балерина ни о чем, разумеется, не подозревала. Единственно, что не понравилось Денису, это то, что Макаров по каким-то личным мотивам передумал спонсировать Вероникины концерты. Учитывая, что деньги у него все равно были ненастоящие, это с его стороны выходило как-то мелко и даже неблагородно. Но Макарова такие мелочи конечно же не волновали. Зато, в отличие от Шахмамедова, Макаров чувствовал себя в сложившейся ситуации относительно уверенно. Как оказалось, у него было алиби по всем пунктам, и, кстати, многоопытный Турецкий сразу заявил, что в действиях «мецената» состава преступления, скорей всего, обнаружено не будет.
Ну и мужики попадаются этой несчастной балерине, думал Денис, вливая в себя маленькую бутылочку «Вителл». То шпион, то вор в законе, то фальшивомонетчик… Вот ведь злополучная девица.
8
Сколько Кутилина себя помнила, всегда терпеть не могла эту тихоню Ольгу. Во всяком случае, с тех пор как они встретились в училище. В тот день мама привела Веронику поступать в третий раз, и теперь они были абсолютно уверены, что ее примут, так как удалось организовать звонок директору училища от весьма влиятельных людей. Шаболина была хрупкой, застенчивой девочкой с зализанными светло-русыми волосиками. Поступала она первый раз, ужасно боялась, и уверенная в своем триумфальном поступлении Вероника взяла робкую девчонку под свою опеку. Ольга обрадовалась неожиданной «покровительнице» и первое время от нее совсем не отходила. Вероника наслаждалась ролью лидера. Каково же было ее разочарование, когда 1 сентября в классе именно эта замухрышка, поступившая в училище с первого раза и без блата, заняла место в центре станка, а ее, Веронику Кутилину, которая приложила столько сил и стараний, чтобы поступить, поставили на левую палку — в самый конец.
В балетном мире существует очень жесткая иерархия. С раннего детства мальчики и девочки, отданные в служение Терпсихоре, не только вынуждены тяжело физически трудиться по нескольку часов ежедневно и терпеть физическую боль, но и находиться в условиях беспощадной конкуренции. За восемь лет в училище приходится постоянно проходить через многочисленные отборы, отсевы, кастинги. Многие не могут выйти на финишную прямую в выпускном классе не потому, что они мало репетируют, а потому, что природа пошутила, дав им «неправильную» форму. Вдруг ты вырос или располнел, или просто не выдержало здоровье. Жизнь кончается, все труды насмарку. Вместо того чтобы блистать в Большом, приходится возвращаться в обычную школу и быть там белой вороной.
Когда маленькая Вероника стояла у палки, куда обычно ставят тех девочек, которых считают пригодными лишь для кордебалета, она, стиснув зубы, про себя повторяла: «Все равно буду первой, все равно я буду первой». Способности у девчонки был умеренные, а вот упорства и целеустремленности не занимать.
— Мама, мне нужны дополнительные занятия. Елизавета Аркадьевна Земковская занимается с девочками дополнительно. Давай ей заплатим, и пусть она со мной по вечерам репетирует.
— Вероничка, разве так можно?
— Конечно, можно. Нам сегодня на истории балета говорили, что так делала даже Анна Павлова во время летних каникул. Она брала уроки у итальянских учителей.
— Хорошо, я попробую договориться. Но откуда мы возьмем деньги?
— Не знаю я! Делай что хочешь, мама, но мне нужны дополнительные занятия.
Екатерина Алексеевна выбивалась из сил. Искала нужных людей, которые могут помочь замолвить словечко перед опытными педагогами за Вероничку, ведь уважающие себя хореографы редко занимаются с малоодаренными девочками. Когда удалось договориться о дополнительных занятиях, делала все возможное и невозможное, чтобы найти деньги для оплаты репетиторов. Без особого блеска, медленно, но верно, Вероника добралась до старших классов училища.
Тут возникли новые поводы для расстройств. В старших классах дети из училища уже весьма активно концертируют и гастролируют. За возможность попасть в престижную зарубежную поездку идет нешуточная борьба. Вероника до сих пор помнит, как потемнело у нее в глазах, когда она увидела, что в списке учеников, отобранных для гастролей в Японии, нет ее фамилии. Сволочи, твари! Сколько денег они с мамой переплатили педагогам, чтобы подтянуть ее мастерство до приемлемого уровня! И тут такая несправедливость. А эту мышь блеклую, Шаболину, взяли, да еще дали хорошую партию. Екатерина Алексеевна опять призвала на помощь все свои связи.
— Елизавета Аркадьевна, скажите, а как успехи этой девочки, Вероники Кутилиной? — однажды вызвала на ковер их педагога директриса училища, после того как в ее кабинете раздался звонок от весьма влиятельного человека из министерства финансов.
Земковская даже слегка удивилась:
— Софья Андреевна, вы же прекрасно знаете, что это за ученица. Да, старается. Да, берет дополнительные классы. Но господа бога не обманешь — если нет настоящего балетного таланта, это нельзя ничем заменить. Вот у Шаболиной…
— Елизавета Аркадьевна, дорогая, я вас сейчас не про Шаболину спрашиваю. Вам прекрасно известно, что иногда дети со средними данными делают с собой чудеса.
— Но с Вероникой не тот случай. Она любит не искусство в себе, а себя в искусстве.
— Ах, оставьте эту театральную демагогию! — раздраженно заявила директриса. — Вы прекрасно знаете, что уровень нашей русской школы настолько высокий, что мы при желании можем выучить крутить фуэте и стоять в пятой позиции хоть мишку косолапого. А Вероника вполне способна справляться с технической стороной нашей программы. Прыгает уже хорошо, шаг разработала. Я же была у вас на открытом уроке в прошлом месяце. Вполне приемлемо девочка работает!
— Приемлемо, но на среднем уровне, — упорствовала Елизавета Аркадьевна. — После выпуска самое большее, что ей светит, — это кордебалет в театре имени Станиславского. На уровень Большого она не тянет. Мне сейчас важнее сконцентрироваться на хорошем материале — Шаболина, Лунева, Волочкова.
— Без кордебалета тоже нет настоящего спектакля, да и такое упорство, как у Кутилиной, надо поощрять. Я слышала, что вы не включили Веронику в гастрольный список?
— Вы же сами подписывали документы, — удивилась Елизавета Аркадьевна.
— Знаете, я тогда очень торопилась и не успела их просмотреть внимательно. А сейчас вот спохватилась. Негоже у детей совсем отбивать желание заниматься. Давайте сделаем рокировочку. Там девочка есть в третьей линии — Света Петровская. Та, что полнеть начала. Вот она пускай дома на диете посидит. А на ее место поставим Кутилину.
Елизавета Аркадьевна прекрасно знала, что в устах всемогущей Софьи Андреевны это была не просьба, а приказ. Возражать бессмысленно. Что ж, блатные в училище всегда были, и их всегда приходилось возить на гастроли. К счастью, балетная дрессура была столь жесткой, что для кордебалета годился практически любой ученик.
— Хорошо, Софья Андреевна, я все сделаю, как вы сказали.
Елизавета Аркадьевна быстро повернулась и пошла к двери, чтобы не сорваться и не наговорить резкостей. Но не тут-то было, вдогонку ей раздалось контральто Софьи:
— Да, и вот еще что. Кажется, у Шаболиной нет замены на ее сольную партию? Мало ли что у вас за рубежом случится. Всякое, знаете ли, бывает. Порепетируйте с Кутилиной как с дублершей, пожалуйста. Необходимости в замене, скорее всего, не возникнет, но на всякий случай. И Вероника сможет себя показать во всей красе, если все же обладает какими-то способностями. Не надо наших девочек недооценивать.
Будущие балерины встретили педагога настороженным молчанием, почувствовав, что Елизавета Аркадьевна сильно не в духе. В балетном классе обычно не до сантиментов, но сегодня Земковская была особенно суха и резка.
— Встали все. Вы что, в первом классе — позиции путать?! Еще раз. Начали с плие… Так, хорошо. Медленно, медленно садимся. Никаких острых углов… Лунева, почему сегодня еле дышишь? Только начали еще! Чем вчера вечером занималась? Забудьте все про охи-вздохи на скамейках при луне. У балерины вся личная жизнь на сцене… Шаболина, почему бедра ходят как у проститутки с Казанского? Что это за «Мулен-Руж» такой? Опять насмотрелись мюзиклов?.. Стоп! Стоп! Стоп! Сколько раз вам надо повторять, что в балете важна чистота линий. А вы все машете руками, как будто это лопасти у вертолета… Кутилина, ты где хочешь работать после выпуска? Громче. Чтобы все слышали! В театре? В каком это театре? Может быть, Большом? Если будешь изображать то, что у тебя сейчас на середине получилось, то карьера звезды стриптиза тебе подойдет…
Досталось всем. Даже блатным, на которых, как на глухую корду, уже давно все махнули рукой. («Корда» — на балетном сленге кордебалет.)
После завершающего занятие поклона девочки с облегчением вздохнули и побежали в раздевалку. Но тут их настиг оклик Земковской:
— Кутилина и Шаболина, подойдите ко мне.
— Да, Елизавета Аркадьевна. — удивленные девочки подбежали.
— С сегодняшнего дня каждый вечер с семнадцати ноль-ноль у вас дополнительная репетиция. Вероника, в гастрольных списках изменения — ты поедешь с нами. Кроме того, будешь репетировать вместе с Ольгой. Мало ли, вдруг понадобится дублерша. Всякое бывает в дороге. Но ты, Оленька, пожалуйста, не расслабляйся. Ника у нас только для подстраховки.
Вечерние репетиции опять сблизили Ольгу и Веронику. Ни той, ни другой было не привыкать к изнурительному балетному труду, хотя Вероника еще не занималась дополнительно с таким сильным педагогом. Она была уже вполне взрослой девушкой и отчетливо понимала, что действительно это не злой умысел и не заговор враждебных сил, а объективная реальность: у нее не было настоящего таланта. У Шаболиной был. Что же делать? Еще в пятилетнем возрасте Вероника решила, что станет настоящей балетной примой. Будет танцевать принцессу Аврору в «Спящей красавице» и Одетту в «Лебедином озере». Поклонники будут ей рукоплескать, дарить цветы и даже драгоценности. Кшесинской же дарили. Чем она хуже? Теперь никто не разберется, почему Матильда Феликсовна была столь популярной в свое время — из-за того, что первая из русских балерин освоила виртуозную технику итальянок, или потому, что выбирала в любовники исключительно членов царской семьи. Да, именно так. Поклонников должно быть не просто много, они должны быть богатыми и влиятельными людьми. Высоких чувств хватает на сцене — умирающие лебеди, бесплотные виллисы. В жизни нужно думать не о любви, а о своей выгоде.
9
В Токио во время гастролей все девочки старались разбежаться стайками по городу, чтобы купить на выданные им командировочные сувениры для родственников и модную одежду для себя. Шаболина и Кутилина по-прежнему все свободное время проводили на дополнительных репетициях. Елизавета Аркадьевна даже преисполнилась к Кутилиной некоторого уважения. Девочка была очень упорная. Шаболина же, как и все талантливые люди, напротив, отличалась повышенной нервной возбудимостью и была весьма уязвима в эмоциональном отношении. Несмотря на свой яркий талант, постоянно в себе сомневалась. Вероника тоже заметила эту психологическую особенность своей подруги и поспешила ею воспользоваться.
— Ника, посмотри, мне кажется, я располнела, — задумчиво рассматривая себя в зеркало, поведала Шаболина.
— С чего вдруг? Мы же занимаемся в два раза больше остальных, а ешь ты как обычно.
— Я на этой неделе по вечерам японской лапши быстрорастворимой часто перехватывала.
— Думаешь, это очень калорийно?
— Ну в любом случае лучше не наедаться, — задумчиво протянула Ольга.
— Так пойдем взвесимся. У девчонок же есть весы напольные.
— Ой, Ника, я боюсь.
— Чего бояться-то? Взвесишься, увидишь граммов двести лишних — денек поголодаешь — и порядок. Пойдем.
— Я не смогу посмотреть вниз, чтобы увидеть, что весы показывают.
— Да не дрейфь. Голову вверх поднимешь, глаза зажмуришь — а я тебе цифру назову.
— Ну давай попробуем.
Когда Ольга встала на весы, зажмурив глаза, Вероника увидела, что та, скорее, наоборот, похудела от постоянного нервного напряжения и интенсивных занятий у станка. На секунду замешкавшись, она спросила Ольгу испуганным голосом:
— Ой, Оль, похоже, ты была права. Хм… Тебе вес твой говорить?
— Нет, не надо! Хотя ты на бумажке запиши, а когда я созрею — ты мне ее отдашь. Например, перед ужином.
Вероника не стала церемониться, прибавила к реальному весу подруги килограмм и отдала ей записку.
На следующее утро Ольга встала с темными кругами под глазами. Видимо, не спала всю ночь. Переживала.
— Оленька, ты почему ничего не ешь? — спросила ее за завтраком Елизавета Аркадьевна.
— Не хочется с утра. Я за обедом наверстаю.
Вероника даже не ожидала, что Шаболину можно будет так легко выбить из колеи. Надо было придумать что-то еще, чтобы еще больше вывести солистку из равновесия. А там глядишь, она и выступать не сможет. Разбирая свою косметичку, Вероника обнаружила, что мама по ошибке положила ей пузырек со слабительным. Она взяла телефонную трубку — краткие звонки родственникам в России им разрешали — и набрала номер.
— Мам, как хорошо, что ты дома! Мамуль, тут у меня в косметичке пузырек с лекарством. Пурген называется. Это ты специально мне положила или как?
— Вероничка, девочка, а я ищу этот пузырек! Думала уже, что соседская собака съела. Это слабительное. Ни в коем случае его не принимай, а то будешь в туалет каждые пять минут бегать. Даже лучше выкинь. А я в аптечку новые таблетки куплю.
Днем, на дополнительной репетиции, Елизавета Аркадьевна хвалила Веронику уже не меньше, чем Шаболину.
— Ну девочки, молодцы. Не зря мы с вами трудились. Олечка, тебе надо прийти в чувство. Отдохни вечером как следует. И ты, Вероника, молодчинка. Уже вполне можешь заменять Ольгу. Если бы у нас было больше концертов на этих гастролях, я бы тебя обязательно поставила разочек исполнить эту партию.
Всю ночь Вероника ворочалась, обдумывая слова педагога. Боже мой, от каких дурацких случайностей приходится зависеть. Ну почему, почему нет лишнего концерта, чтобы она, Вероника Кутилина, могла бы исполнить сольную партию? А сейчас уже поздно. Мама не сможет за столь короткое время, да еще на столь большом расстоянии организовать звонок от какого-нибудь большого босса. Да и расписание гастролей за рубежом менять — дело хлопотное. Эти япошки все концерты в план поставили чуть ли не за два года. Выход только один — должно случиться что-нибудь с Шаболиной. Ну почему бы ей не растянуть связку, например? Или перебежать улицу на красный свет, попав под машину? В конце концов, могла бы какой-нибудь нервный срыв себе заработать — вон какая малахольная, слово обидное скажешь — и рассыплется.
В гримерную перед спектаклем они приехали задолго до начала выступления. Времени на грим, разминку, подготовку было предостаточно.
— Ника, я пить ужасно хочу. У тебя нет случайно водички минеральной?
— Сейчас посмотрю.
Вероника раскрыла спортивную сумку. Взяла бутылку с минералкой. И тут ее взгляд остановился на маленьком пузырьке с пургеном. Машинально, словно не осознавая своих движений, она открыла упаковку с таблетками и бросила несколько штук в бокал с минералкой, размешала.
— Вот пей, пожалуйста. Ничего, что без газа?
Когда до спектакля оставался всего час, к Елизавете Аркадьевне прибежали испуганные девчонки.
— Елизавета Аркадьевна, там с Шаболиной плохо. Похоже, что отравилась.
Ольга действительно была в ужасном состоянии. Бледная, с красными глазами, держалась за живот и плакала.
— Ой, я не могу… Ой, не могу.
Ситуация была из ряда вон. Все-таки нужно на зарубежные гастроли выпускать в сольных партиях только тех учениц, что уже не боятся ответственных выступлений. Наверняка у девчонки нервы сдали от перенапряжения. Хорошо еще, что Кутилину подготовили, подумала Земковская. Ай да директриса, вот ведь как угадала…
— Вероника! Быстро! Сюда! Переодевайся немедленно! Будешь солировать сегодня. И ничего не бойся. Ты хорошо подготовлена.
10
Станислав Ярошецкий был главным мачо отечественного кино. Даже, пожалуй, единственным. Ему не приходилось изображать брутальную мужественность, как делали это другие актеры, пускаясь на разнообразные ухищрения (недельная небритость, загадочная татуировка и пр.), ему даже не надо было гримироваться. Просто так вышло, что по своей природе Станислав выглядел абсолютным, идеальным, стопроцентным мачо. Высокий брюнет с серыми глазами, пристальный, холодный взгляд которых сводил с ума всех женщин от мала до велика. За последние несколько лет Ярошецкий снялся в большинстве отечественных сериалов, играя благородных гангстеров, решительных бизнесменов, отчаянных журналистов. Все его герои преодолевали препятствия, боролись за справедливость, попадали в переделки и неизменно с честью из них выходили. А как же иначе?
Вероника Кутилина впервые увидела Ярошецкого на премьере фильма Апраксина из жизни «новых русских». Станислав играл главную роль. Прототипом для его персонажа послужил один из самых влиятельных российских олигархов. На старости лет тому захотелось представить себя настоящим киношным героем-любовником и закрепить именно такой образ в народном сознании. Ярошецкий добросовестно выполнил поставленную задачу, а режиссер с оператором немало тому способствовали. Поговаривали, что стареющий олигарх щедро отблагодарил актера, оставшись довольным его работой. Народ особой симпатией к богачу не воспылал, зато актера Ярошецкого полюбил еще больше, чем прежде. Практически каждый день теперь у Станислава брали интервью для глянцевых журналов, приглашали в ток-шоу на ведущие телеканалы, пытаясь выяснить, как ему удалось изобразить на экране такого обаятельного негодяя. Ярошецкий, улыбаясь своей фирменной улыбкой — держим паузу, приподнимаем правую бровь, открываем все тридцать два белоснежных зуба, — давал понять назойливым интервьюерам, что его прототип и в жизни такой же душка, каким он, скромный художник, изобразил его на экране.
На пике своей популярности актер и встретился с балериной Кутилиной. Она тоже была известным «медийным» лицом — звездой, постоянно мелькающей на страницах прессы и экранах телевизора, и рано или поздно они неизбежно познакомились бы на каком-нибудь светском мероприятии.
На финале московского кинофестиваля они с Ярошецким столкнулись за кулисами концертного зала «Россия». Ей предстояло выйти на сцену со вставным номером между поздравительными речами в честь лауреатов. Вероника застряла в пробке и опоздала на полчаса. Администратор набросился на нее с упреками, гример куда-то запропастился, пришлось краситься самой, накладные ресницы никак не приклеивались, костюм зацепился за гвоздь и надорвался — все тридцать три несчастья свалились разом. Потом оказалось, что никто не знает, когда ее выход, и она не могла даже отойти в холл, чтобы хоть немного размяться, вынужденная торчать рядом со сценой в напряженном ожидании, когда ее объявят.
У нее уже начиналась истерика, когда боковым зрением она заметила высокого красавца брюнета, в небрежной позе прислонившегося к стене. Актер ждал, когда его пригласят получать приз за лучшую мужскую роль. Увидев, что девушка явно не в себе, он предложил свою помощь:
— Могу я что-нибудь для вас сделать?
— Можете, — решительно ответила балерина. — У вас сильные руки?
— Думаю, вы останетесь довольны, — с ухмылкой ответил красавчик. — Что нужно делать?
— Встаньте прямо и вытяните правую руку вперед. Будете мне вместо станка.
Она ухватилась за его рельефную, накачанную руку и стала делать разминку. Вдоволь намахавшись ногами, Вероника немного успокоилась и спросила:
— Вы молодец, крепко держались. А как вас зовут?
Ярошецкий оторопел. Он первый раз встретил женщину, которая не знала, кто он такой. Внешность у него была вполне узнаваемая, а афиши с его изображением были развешаны по всей Москве. Откуда ему было знать, что Вероника слишком сконцентрирована на себе, чтобы следить за успехами какого-то актера кино. От киноартиста, пусть и самого знаменитого, в ее жизни ничего не зависело. Вот за успехами балетных танцовщиков она постоянно ревниво следила. Когда же стала подумывать о том, чтобы сняться в кино, заинтересовалась режиссерами — кто в данный момент наиболее котируется и часто снимает. Даже о перипетиях карьеры фотомоделей она была осведомлена, но киноактеры были абсолютно вне круга ее интересов.
— Меня зовут Станислав.
— Ага. Вероника.
— Станислав Ярошецкий, — со значением и чуть ли не по слогам проговаривая фамилию, сообщил он, все еще не веря, что существуют люди, которые его не знают.
— Вероника Кутилина.
Тут их содержательная беседа прервалась, потому что Ярошецкого вызвали на сцену, а сразу после того как ему вручили приз, был номер Вероники. Она танцевала эстрадную миниатюру, стилизацию под восточный танец. Не обошлось и без достаточно откровенных, эротичных движений. Ярошецкий отметил, что девушка очень красива, а позже он узнал от знакомых, что она сейчас на коне и считается едва ли не первой звездой русского балета. Ярошецкий тоже мало интересовался кем-либо, кроме себя, любимого.
Неожиданно для себя Вероника обратила внимание на мужчину, который ничем особенно не мог ей быть полезен. Это было для нее ново и даже как-то возбуждающе. Даже связи в киношной тусовке стоило нарабатывать среди режиссеров и продюсеров, но никак не актеров. Кроме того, Веронику интриговало, что Ярошецкий вел себя с ней дружелюбно, любезно, но совсем не поддавался действию ее чар, что лишь раззадорило приму, она двинулась в наступление с весьма недвусмысленными и привычными целями — соблазнять и покорять.
Первым делом она дала задание своему пиарщику организовать ей приглашения на вечеринки, презентации, светские рауты, на которых бывал Ярошецкий. Для нее добиться этого было не очень сложно, несмотря на то что киношная тусовка не слишком охотно принимала чужаков.
Ярошецкий по-прежнему приветливо улыбался, уже целовал при встрече как старую знакомую, охотно знакомил со своим окружением, но дальше светского общения как-то не шло. Возможно, догадалась Вероника, дело в том, что каждый из них приходит на такие мероприятия в сопровождении спутника. Кутилина появлялась в основном с Макаровым (с которым тогда все еще было в ажуре), а если он отсутствовал, то еще с кем-нибудь, пару раз прилетал в Москву даже Энтони Кортман, который, как печальный Пьеро, все еще пытался следовать за ней повсюду, стараясь появиться в Москве, когда там шли балетные спектакли с участием Вероники. Ярошецкого, как правило, сопровождали длинноногие фотомодели, которых он менял как перчатки, редко появляясь с одной и той же девушкой на людях больше одного-двух раз. Это обнадеживало. Хотя с другой стороны…
У Ярошецкого была репутация плейбоя, что хорошо поддерживало его киношный образ и не давало расслабиться поклонницам. Веронику такие мелочи не смущали. Длиной ног ее не удивишь, у самой фигура роскошная. Всем рано или поздно придется смириться с тем, что в сердце Станислава воцарится она одна. То, что люди редко кардинально меняют свои привычки, тем более в столь деликатной сфере, как личная жизнь, ее не слишком трогало. Она так много занималась собственным пиаром, что уже начала мыслить пиаровскими штампами. Охота на всероссийского мачо ее всерьез увлекла, и она уже вовсю воображала, как глянцевые журналы будут рассказывать об их с Ярошецким счастье. Светские хроникеры будут писать о том, какая они красивая пара, как удачен союз двух творческих личностей и что он позабыл всех своих многочисленных девиц с того момента, как встретил балерину… Она даже уже в подробностях представляла свое свадебное платье, которое собиралась заказать у Вивьен Вествуд или Гальяно. Хотя, пожалуй, со стилизацией под наряд голливудской актрисы Грейс Келли, которая вышла замуж за принца Монако, лучше справится Лагерфельд. Российские дизайнеры тоже могли бы выполнить эту задачу, но для солидности надо задействовать более громкие имена модельеров.
Пока же до свадьбы было далеко, да и их роман складывался лишь в воображении Вероники. И она снова озадачила своего пиарщика:
— Я хочу, чтобы нас на каком-нибудь мероприятии поставили вместе в пару. Надо оттеснить этих вешалок ходячих.
Пиарщик немало думал, как справиться с такой непростой проблемой. Наконец ему удалось «вписать» Кутилину в качестве ведущей церемонии награждения конкурса эстрадных исполнителей «Золотые диски». Другим ведущим был Ярошецкий. Пришлось употребить все связи, наработанные Вероникой и ее матерью за долгие годы, чтобы потеснить известную телеведущую, лишив ее привычной работы. Организаторы конкурса некоторое время сопротивлялись пропихиванию балерины в качестве ведущей. У нее не было ни малейшего опыта публичных выступлений, в которых нужно было работать не телом, а голосом и головой. Но все решил звонок от… высокопоставленного чиновника налогового ведомства. Продюсеры шоу были живо усмирены, и Вероника получила возможность простоять в паре с Ярошецким на глазах у всей страны целый вечер.
— Стас, извини, дружок, но придется тебе с этой куклой балетной поработать. Она вроде бы ничего — не заикается особо, не шепелявит, даже читать-писать вроде умеет. Говорят, иногда на своих сольниках стишки декламирует. Вроде ничего получается, — скрепя сердце сказал Ярошецкому один из продюсеров.
Но Ярошецкий отреагировал абсолютно спокойно:
— Да не волнуйся. Я ее знаю немного и думаю, она отлично справится со своей ролью. Если хочешь, я с ней порепетирую. Чего переживать-то? Можно подумать, наши актриски бог весть что творят в качестве ведущих. Также читают по бумажке, ошибаются через раз, и ничего — все как-то проскакивает.
Вероника заплатила своему пиарщику щедрую премию за хорошую идею и приступила к репетициям с Ярошецким. Подключив все свое обаяние, она старалась казаться наивной простушкой, внимающей мастеру. Раньше ее подобная тактика никогда не подводила. Фразу «какой вы гениальный!» можно было скормить и ученому, и боксеру-тяжеловесу, не слишком обремененному интеллектом.
Подготовка к конкурсу эстрадных исполнителей их сблизила, они стали чаще встречаться, появляться вместе на вечеринках. Ярошецкий развлекал Веронику байками из жизни киношников, она рассказывала, что на самом деле происходит за кулисами Большого театра. Девушка стала приглашать его домой, и они часто проводили мирные семейные вечера втроем, вместе с Екатериной Алексеевной, которая тоже была очарована Ярошецким.
Вычитав в американском пособии «Как выйти замуж» много полезных советов, Вероника методично им следовала. «Слушайте его, пока он не начнет повторяться». Станислав вроде бы еще не заговаривался, но охотно рассказывал о себе. Ставим галочку. «Расспрашивайте его о детских и студенческих годах». Сделано уже. Кутилиной были известны все роли Ярошецкого, даже сыгранные в студенческие годы. «Не перекладывайте на него свои расходы, если хотите, чтобы он вкладывал в вас душу, а не деньги». Даже этому совету, противоречащему ее обычным правилам, Вероника последовала. Всегда и везде она платила за себя сама, хотя раньше ей бы это и в голову не пришло. Однажды Станислав пришел к ней в гости, когда матери не было, и взволнованно заявил:
— Вероничка, милая, мы ведь с тобой друзья?
— Конечно, Стасик, как же иначе.
— Мне нужна твоя помощь. У меня неприятности.
— Что-то случилось?
— Я даже не знаю, как тебе об этом сказать.
— Стас, милый, не стесняйся. Ты можешь на меня рассчитывать.
— Понимаешь, я никому этого не говорил, но меня вырастили приемные родители. Вернее, родительница. Мама бросила меня в раннем возрасте, и все заботы о моем воспитании взяла на себя ее дальняя родственница, что-то вроде троюродной сестры, седьмая вода на киселе, в общем. — Ярошецкий выглядел несчастным и усталым.
— Не волнуйся, рассказывай.
— Тетя Маша — простая женщина, всю жизнь проработала кладовщицей в детском санатории, но для меня нет никого дороже. И тут вдруг такое несчастье. — Ярошецкий смахнул слезу и замолчал, собираясь с силами.
— С ней что-то случилось?
— Да, — тяжело вздохнул он. — У нее обнаружили рак. Она плохо следила за своим здоровьем, все надеялась на домашние методы, и вот — запущенный рак, почти неоперабельный. Есть только один хирург в Германии, который возьмется за ее лечение. Риск огромный, но это единственный шанс, который ей может продлить жизнь.
— Надо обязательно воспользоваться! — горячо поддержала его Вероника.
— Но как? — актер в отчаянье схватился за голову. — Это стоит почти пятьдесят тысяч долларов. А мне за последнюю картину заплатили всего семнадцать, из которых я большую часть уже потратил. Конечно, я могу влезть в долги и поехать в Голливуд на эпизодические роли. Лет за десять смогу расплатиться.
— Но это же вся карьера коту под хвост. В Голливуде русский актер никогда не сможет выбиться дальше ролей с акцентом. Ты потеряешь все свои достижения! — Веронике совершенно не улыбалось выходить замуж за голливудского неудачника. Непобедимый мачо российского экрана привлекал ее куда больше.
— У меня нет другого выхода, — не то упрямо, не то безысходно заявил Стас.
— Послушай, тебе же нужно всего лишь какие-то пятьдесят штук. Это же не миллионы. Деньги вполне подъемные. Знаешь, давай поступим так. Я продам некоторые свои драгоценности — у меня есть пара-тройка комплектов, которые я на дух не переношу. Возьмешь эти деньги на операцию. А потом мы с тобой как-нибудь сочтемся. Мы же друзья, правда?
— Ну я не знаю, — поломался еще какое-то время Ярошецкий. Потом согласился.
После того как Вероника обеспечила Станиславу деньги на дорогостоящую операцию для его приемной матери, она обнаружила, что ее ожидания не оправдались в полной мере. Она думала, что они еще больше сблизятся. Будут вместе волноваться об исходе операции, слетают вместе в Германию навестить больную женщину, начнут строить планы на совместную жизнь. Но Ярошецкий вдруг совсем пропал с ее горизонта и перестал появляться. Его мобильник не отвечал, дома работал только автоответчик. Судя по всему, он был жив и здоров, о чем регулярно сообщала светская хроника.
Вероника больше этого не выдержала и позвонила Грязнову:
— Денис, я бы хотела, чтобы ты проверил еще одного человечка.
— Его имя?
— Станислав Ярошецкий. Да-да, тот самый актер. Мы с ним друзья. Похоже, у него серьезные проблемы — тяжело болеет мама, не все получается в кино. Ты проследи за ним аккуратненько. Он человек гордый, сам ни за что не скажет, что ему нужна помощь. Так что проверь, все ли у него в порядке. Если ситуация кризисная, сообщи мне немедленно. Я его недавно ссудила деньгами, но если нужно еще — я это обязательно сделаю.
— Выясним, — коротко пообещал Денис, несколько, впрочем, удивленный последними замечаниями. С одной стороны, сама же Вероника говорила ему: деньги существуют, чтобы их тратить, с другой — тратила она их обычно несколько иными способами. Более приятными для себя. Но ведь должно же быть в ней что-то настоящее, упрекнул себя Денис. Ведь не раз и не два она вызывала у него симпатию. В ней была истинно русская широта, в конце концов.
Денис не сомневался, что быстро найдет знаменитого актера, это была не задача для профессионала. И действительно, через сутки директор «Глории» сообщил Кутилиной, что Ярошецкий улетел на Кипр. У Дениса были друзья не в одном туристическом агентстве.
— Один? — спросила Вероника с разбитой надеждой в голосе.
— Гм… Не совсем.
— Денис, говори правду! Кто эта стерва?
Денису было искренне жаль Кутилину, но что ж делать, работа есть работа. И он сказал:
— Он отдыхает с молодым мальчиком, судя по всему, его любовником.
— Н-не может быть!
Однако это действительно было правдой, хотя и тщательно скрываемой Ярошецким, хотя не такой уж недоступной умелому частному сыску. Главный российский мачо оказался гомосексуалистом.
— Я требую доказательств, Денис! Вы не смеете возводить напраслину на приличного человека. Что вы думаете, я гомосексуалиста от натурала отличить не могу?! — кричала балерина в трубку, глотая слезы.
«Напраслина на приличного человека». Ну надо же! Грязнов-младший припомнил, как в одном из первых разговоров Кутилина сама с изрядной долей юмора касалась деликатной темы отношения разных полов и упрекала Дениса (необоснованно, господа присяжные заседатели, необоснованно!) в том, что у него предубеждение к сексуальным меньшинствам. Но говорить сейчас об этом не стал. Вместо этого извинился и попросил дать ему еще время. Однако какая ирония судьбы, оценил Денис: не проявляя интереса к коллегам по балетному цеху, среди которых, по ее собственному признанию, было действительно немало гомосексуалистов, Вероника увлеклась гомосексуалистом-актером. И еще — привыкшая тянуть деньги из богатых кавалеров, балерина сама оказалась в качестве жертвы.
Присутствовавший при этом разговоре Филя Агеев сообщил с серьезной физиономией:
— Мужик встречает своего друга, вернувшегося из Африки. А тот грустный такой идет, чуть не плачет. Первый спрашивает: «Ну что? Как съездил?» «Ой, — говорит, — не поверишь, со мной там такая история произошла…» «Что случилось?» «Да вот шел я себе, а на меня из кустов выскочил огромный орангутанг, повалил на землю и трахнул!» «Слушай, — говорит его приятель, — ну это, конечно, ужасно, но ты сильно не расстраивайся. Главное не рассказывай никому, а орангутанг уж точно никому не расскажет». «Ага, — говорит путешественник. — Не расскажет… И не напишет… И не позвонит…»
— Что это значит? — спросил Сева Голованов, который тоже сидел в офисе «Глории».
— Это анекдот, — объяснил Филя.
— Да поняли мы, — с досадой махнул рукой Денис. — Честно говоря, я бы с удовольствием послал кого-нибудь из вас на Кипр…
— Меня! — быстро сказал Филя. — Сфотографирую голубков в лучшем виде.
— Кого-нибудь! — с нажимом повторил Денис. — Но все это мне начинает надоедать. И я не хочу тратить деньги нашей клиентки, только чтобы доказать ей, что белое — это белое, а черное — черное. Подождем, пока этот Казанова вернется из Африки. То есть с Кипра.
Снова ожил телефон, на этот раз Кутилина звонила сама:
— Денис, знаешь что… — Голос ее был совсем другим, от недавней энергии не осталось и следа. — Ну его к черту, этого урода. Не хочу я никаких доказательств, пусть катится подальше.
У Дениса отлегло на душе. Но он все же сказал:
— Ника, а как же деньги? Ты ведь сказала, что давала ему деньги, верно? Разве не нужно их вернуть?
— А что толку? — устало произнесла она. — Как это доказать? Этот негодяй, судя по всему, достаточно ловок. Или ты думаешь, я с друзей расписки беру? Бабки, конечно, немалые, но… Пусть подавится. Забудь.
— Ты молодец, — искренне сказал Денис и тут же довольно непоследовательно подумал: все-таки на Кипр ехать надо, и не затягивая. Интуиция сыщика — дело серьезное, ее не пропьешь, тем более когда и сыщик непьющий.
11
Страстное солнце Кипра уже давно и настойчиво пробивалось сквозь тяжелые портьеры гостиничного номера люкс. На огромной постели, раскинувшись, лежал обнаженный стройный юноша. Он медленно потянулся, лениво приоткрыл глаза. Видимо, понял, что день в разгаре и пора просыпаться. Мысль его не слишком обрадовала, и он еще некоторое время понежился на белоснежных простынях. Потом подошел к большому зеркалу, украшавшему стену спальни, и стал придирчиво, но не без удовольствия себя разглядывать. Посмотреть действительно было на что: фигура стройная, изящная, но без худобы или анемичности. Длинные ноги, крепкие ягодицы. Загар, приобретенный за последние дней десять, с соблюдением всех премудростей — лосьоны, кремы, пребывание на солнце ровно по часам, — был великолепен. Просто голливудский типаж — голубые глаза, белозубая улыбка, мускулистое тело.
Альберт всегда гордился своей внешностью. Он мог простаивать часами перед зеркалом, расчесывая свои светлые волосы. Конечно, чтобы выглядеть настоящим блондином, он их слегка подкрашивал. Имея, впрочем, законные на то основания: в детстве он был белокурым одуванчиком, примерно лет до двенадцати. Как по-дурацки устроена жизнь, именно когда надо быть особенно привлекательным, вдруг начинают тускнеть волосы, появляются прыщи, и из-за всего этого приходится страдать. Да еще денег у родителей нет на приличную одежду. Как хорошо, что это уже в прошлом. Ему девятнадцать лет, он волен распоряжаться собой, предки остались в маленьком провинциальном городке между Москвой и Петербургом. Он молодец, догадался рвануть именно в Москву. Питер — город унылый и печальный, вроде бы и мужчин, которым нравятся хорошенькие мальчики, там предостаточно, но пока заставишь их раскошелиться — поседеешь.
То ли дело москвичи! Солидные, обеспеченные, нежадные. Если нравится им паренек — так и квартиру снимут, и на курорт свозят, и по сотне долларов в день не забудут на карманные расходы давать. Правда, раньше он имел дело в основном с бизнесменами, а не с людьми искусства. Но вроде бы у Станислава с деньгами все было в порядке. Когда тот положил на Альберта глаз, то стал ухаживать за ним (надо отдать Стасику должное!) с артистическим шиком. Они вместе приезжали в шикарные бутики, где Ярошецкий подбирал ему одежду из последних коллекций самых модных марок. В бутик он предварительно звонил, чтобы, во избежание скопления зевак, его закрыли на «технический перерыв», пока Ярошецкий будет подбирать гардероб своему протеже. Скорее всего, актер это делал не потому, что боялся назойливых поклонников, а просто не был заинтересован в потере репутации плейбоя. Менеджеры бутиков были слишком заинтересованы в выгодном клиенте, поэтому держали язык за зубами, не болтая на стороне о том, что сегодня главный мачо страны перемерил на своего нового любовника полсалона одежды.
Кстати, а куда делся Стас? Вроде бы он говорил, что ему надо с утра сходить на какую-то встречу. Вечером, когда они пили шампанское, сидя в джакузи, раздался телефонный звонок — на мобильник Ярошецкого. Стас еще после этого как-то помрачнел. Ладно, это, в конце концов, его проблемы. Жизнь слишком коротка, чтобы ломать голову по поводу чужих неприятностей. Альберт лениво натянул льняной костюм свободного покроя — этакая мятая пижама, для того чтобы разгуливать по пляжным барам. Только знатоки понимали, сколько стоит подобная нарочитая небрежность. Решив дождаться каких-нибудь вестей от Ярошецкого, юноша вышел в гостиную люкса, развалился в кресле и щелкнул пультом телевизора, настроившись на MTV.
Если бы не телевидение, то Альбертика ждала бы тоскливая жизнь в провинциальной дыре, где все мужчины были пьяны в стельку уже к часу дня. Когда-то в городе работал химкомбинат, и людям было где работать, но в начале девяностых годов завод закрылся. Впрочем, его старенькая бабушка рассказывала, что работяги и в те времена изрядно поддавали уже с утра. Видимо, оттого, что работы было слишком много. Так вот, благодаря голубому экрану Альберт ни капельки не стеснялся того, что он не такой, как все. Он был сообразительным подростком и быстро смекнул, что парни в мужской раздевалке его волнуют куда больше, чем девочки с их визгами-писками, глупым жеманством и дешевой косметикой. Конечно, ему повезло: лет десять — пятнадцать назад он чувствовал бы себя извращенцем и изгоем, старался бы переломить себя, женился бы на какой-нибудь дурынде, жил бы с ней убого, наплодил бы детей — и в итоге либо спился бы, либо наложил на себя руки. А тут каждый день по телику показывают, что самые продвинутые, стильные, успешные мужчины именно гомосексуалисты, а не наоборот. И живут они не в хрущобах с осыпающимися стенами, а в роскошных особняках.
Он перетерпел несколько лет до окончания школы, потом взял у родителей сбережения, отложенные «на поступление», и рванул в Москву на поиски счастья. В Питер их как-то всем классом возили на каникулы, и там ему не понравилось. Документы он подал в какой-то третьесортный институт, и это дало возможность перекантоваться первое время в общежитии для абитуриентов. Прогуливаясь по городу и глазея на витрины дорогих магазинов и ресторанов, он решил, что нужно срочно что-то придумать. Конечно, можно и в институте поучиться, и диплом инженера никому не нужной специальности получить, но разве за жизнью нищего студента он приехал в Москву? Ему на глаза попалось объявление: «Модельное агентство объявляет дополнительный прием юношей и девушек». Что ж, вот это было как раз для него. Он молод, красив, с удовольствием попозирует для обложек глянцевых журналов.
Альберт не без труда нашел адрес, указанный в объявлении. Какой-то полуподвал, хоть и в центре. Замызганная дверь, обшарпанные стены. Он постучался:
— Простите, здесь находится агентство «Шик»?
— Новенький? По объявлению? Сколько лет? — процедила сквозь зубы девица, на груди которой был нацеплен бейджик с надписью «менеджер», ее имени Альберт не разглядел.
— Мне семнадцать недавно исполнилось.
— Прописка московская есть? — грубо спросила она.
— Какое это имеет значение? — опешил Альберт.
— Вообще-то никакого. Что тебе надо?
— Хочу быть моделью.
— А чего сам пришел, без папы с мамой? Кто за обучение платить будет?
— Как — платить?!
— Вот прайс — портфолио пятьсот долларов, курс обучения — семьсот долларов, фотопробы для журналов — девятьсот долларов.
— Это пусть уроды платят, а я уже могу работать моделью. Посмотрите, — гордо сказал юноша.
— Да я вижу, что ты красавчик. Тем более надо башлять, чтобы карьера легкой была.
Альберт растерялся. Такого поворота он не ожидал. Денег у него таких не было, да и не факт, что за эти деньги они в этом подвале что-нибудь путное сделают.
— Расскажите мне о принципах работы вашего агентства, — стараясь оставаться вежливым, сказал он. В их школе была хорошая училка русского языка, она и научила его грамотно разговаривать. У девицы был явный региональный акцент, и Альберт решил, что она тут не самая важная птица.
— Если у вас есть данные, то мы вносим вас в наш банк данных. Вам нужно сделать портфолио у профессионального фотографа в хорошей студии. Надо научиться подиумному шагу, навыкам позирования и так далее… — скороговоркой выпалила девушка, она явно начинала тяготиться Альбертом, не чувствуя в нем потенциального клиента.
— Хорошо, можно я посмотрю ваши рекламные проспекты? — упрямо не отставал от нее юноша. Он чувствовал нутром, что из этой ситуации еще что-то можно выжать.
— Вот, — почти что швырнула в него стопкой буклетов девица.
— Я посижу почитаю, — сказал Альберт и расположился в одном из кожаных кресел.
Тут распахнулась дверь кабинета и в холл вышли женщина средних лет в шелковом брючном костюме и солидный мужчина лет пятидесяти.
— Мы всем довольны. Девочки на последней презентации были высший класс. Наши гости остались под впечатлением от русских красавиц, — сказал посетитель, очевидно, клиент агентства.
— Рады стараться, всегда готовы услужить. Обращайтесь еще, — прощебетала тетка.
— Да, милочка, есть еще деликатный вопрос. У вас есть база данных по мальчикам? Есть что посмотреть?
— Конечно, конечно, — засуетилась тетка. — Организуем в лучшем виде, но это стоит немного дороже.
— Не имеет значения, главное, чтобы все были молоды и со смазливыми мордашками.
Я подготовлю вам подборочку к завтрашнему дню.
— К завтрашнему не надо, — клиент глянул на золотой «ролекс», — а вот в субботу пришлите ко мне в офис парочку молодых людей, желательно не старше восемнадцати лет. Предположим, светленького и темненького. Счет отправьте по факсу, оформив так, как я вас попросил. Договорились?
Тетка оказалась директрисой агентства. Как только солидный клиент вышел, она начала орать на девицу:
— Я же сказала, базу данных по парням подготовить! У нас есть мальчики на выбор или опять некого предложить?
Ее разгневанный взгляд остановился на Альберте, внимательно наблюдающем за ситуацией из своего угла, и смягчился.
— Это кто?
— Меня зовут Альберт. Я хочу быть моделью. Мне нужно стать богатым и знаменитым, — просто сказал юноша.
— Вот как? Пойдем-ка ко мне в кабинет, молодой человек. Я тебе растолкую, как стать богатым.
Так и вышло, что Альберту сказочно повезло. Большинству соискателей модельного счастья приходится тратить немало денег и времени, пока они не догадываются об истинном положении дел. Модельного бизнеса в классическом виде в России не существует. Основные деньги агентства делают на том, что «разводят» родителей на многочисленные траты, обещая успех и славу их деткам, даже если те кривоноги, низкорослы и некрасивы, а также на обеспечении различных презентаций хорошенькими девушками. Последнее, по сути, является узаконенным сводничеством, так как пятьсот долларов за одну модель организаторы подобных мероприятий платят агентству только в случае, если девушка достаточно покладиста с гостями. На хорошеньких молодых людей тоже заказов немало. Но именно в тот день ситуация сложилась такая, что директрисе было некогда особенно церемониться и выжидать, когда молодой человек сам попросится на «настоящую» работу. Словом, Альберт оказался в нужное время в нужном месте.
— Послушай, парень. У тебя есть шанс заиметь богатого покровителя. Этот клиент — дядька очень толстый…
— Толстый? — не понял Альберт столичного лексикона.
— Ну солидный, и друзья у него такие же. Будешь себя правильно вести — все у тебя будет.
И действительно, Альберт практически сразу нашел себе покровителя, который его и вовремя отмазал от армии, и обеспечил приличную квартирку в Москве, правда, съемную и не в центре, но надо же было с чего-то начинать. Сейчас было уже смешно вспоминать, что когда-то одежда из «Бенеттона» казалась ему роскошью…
Но этот актер, однако, слишком много о себе воображает. Он что думает, Альберт целый день будет тут в номере париться? Куда он делся? Напялил свою ярко-красную рубашку с зелеными попугаями и ускакал. И никакой записки не оставил. Но Альберту палец в рот не клади, он-то все замечает, он прекрасно видел вчера, как Ярошецкому строил глазки на дискотеке один нескладный, худощавый паренек. Правда, высокий. Уж не для него ли Стасик нацепил своих дурацких попугаев.
Что бы такое предпринять, в самом деле? Ага, кредитная карточка на месте. Надо пойти прогуляться, потратить немного денег, глядишь, и Стасик почует неладное и скоро обнаружится.
Когда Альберт примостился на высоком табурете у стойки своего любимого гостиничного бара и уже прикоснулся длинными пальцами к ледяной рюмке «Егермастера», вдруг услышал, что в холле гостиницы творится необычный переполох. Альберт втянул носом воздух и ощутил какой-то непонятный запах: мидий, что ли, где-то рядом жарят? Да так, что они подгорели, если это вообще возможно…
Между тем богатая итальянка, достававшая официантов своими капризами каждый божий день, что-то голосила на своем макаронном языке. В холле появились люди в странной форме, похоже — полицейские. Доносились даже возгласы: «Какой ужас!» и «…русская мафия!». Пойти поглазеть, что ли, подумал любовник Ярошецкого и лениво направился туда, где все шумели.
То, что увидел Альберт, заставило его широко открыть глаза и зажать себе рот руками. В большом кресле возле журнального столика без сознания лежал Стасик Ярошецкий. То, что это был Ярошецкий, Альберт смог узнать лишь по ярко-красной рубашке с зелеными попугаями. Лицо Ярошецкого было покрыто ужасающими волдырями, точнее, оно почти отсутствовало. А «жарящиеся мидии» — это просто был запах подгоревшего человеческого мяса.
— Ох, — коротко сказал впечатлительный Альберт и упал в обморок.
12
Болела каждая косточка, каждая клеточка ее тела.
Вероника, усталая, опустошенная, сидела в своей гримерке в Ковент-Гардене. Спектакль прошел удачно. Сдержанные британцы аплодировали стоя. Но окончательно судить об успехе можно будет только завтра, когда газеты опубликуют рецензии. Все самые влиятельные и строгие балетные критики сегодня присутствовали на премьере «Лебединого озера», где она танцевала партию Одетты. Одиллию отдали местной танцовщице. Надо было встать и пойти в душ, ее ждали на вечеринке в честь премьеры, но у Вероники совсем не было сил. Балет — жестокая работа, нельзя расслабляться ни на один день, нельзя пропускать ни одной репетиции, а она, похоже, позволила себе лишнего во время летнего отдыха. Поклонники, светские рауты — все это очень важно, но если она не будет танцевать на приемлемом уровне техники, ее смело можно списывать в тираж. Иногда Вероника жалела, что из-за детской мечты станцевать принцессу Аврору в «Спящей красавице» выбрала столь сложный путь. Была бы сейчас топ-моделью или какой-нибудь эстрадной певицей, состоятельных поклонников было бы не меньше. Ладно, не стоит ни о чем жалеть. В конце концов, в хореографическом искусстве есть нечто аристократическое, редкое, изысканное, что при правильной подаче очень высоко ценят и хорошо оплачивают. Устало подняв руку со спонжем к лицу, чтобы снять макияж, балерина обернулась на стук в дверь.
— Мисс Кутилина, вот еще цветы для вас. Куда поставить? — спросила женщина-администратор.
— На столик у окна, пожалуйста. Там есть визитная карточка или открытка?
— Кажется, да. Мисс Кутилина, может быть, вам помочь собраться? Вечеринка в честь премьеры скоро начнется. У нас не принято опаздывать, понимаете? Английское время — это именно столько часов и минут, сколько вы видите в приглашении. Русские часто приходят даже на полчаса или час позже.
Вероника поморщилась, но ничего не сказала. Администратор не унималась:
— А так нельзя. Директор театра придет, балетмейстер, дирижер, почетные гости. Это большой конфуз, когда солисты вдруг не являются. Одна русская балерина потеряла контракт из-за постоянных опозданий в нашем театре. Извините, что я говорю вам об этом.
— Спасибо, я справлюсь сама. И… не волнуйтесь, я буду вовремя. Попросите, пожалуйста, мою горничную и стилиста войти.
Администратор облегченно вздохнула, что справилась со своей неприятной миссией. Она давно заметила, что этим русским часто приходится объяснять элементарные вещи.
А Вероника опять после спектакля не сдержалась и резко потребовала, чтобы ее оставили одну. Надо будет поаккуратнее, здесь не принято грубить даже прислуге. Можно заработать дисциплинарные взыскания и штрафные санкции. Кто только придумал про истерики звезд? Профсоюз может сожрать с руками и ногами тех, кто нарушает установленные правила. Да и сам работодатель тоже не дремлет, ищет повод, чтобы придраться…
— Прошу прощения, после спектакля я очень устаю, и мне нужно побыть одной, — нежным голосом, словно смущаясь, сказала она вернувшимся помощникам. — Через пять минут я выйду из душа. Мери, пожалуйста, приготовьте мое оливковое платье, а вы, Джон, сделайте мне какую-нибудь простую, но элегантную прическу.
В душе к Веронике наконец вернулись силы, она даже ощутила прилив энергии. Укутавшись в белоснежный махровый халат, она подошла к корзине с букетом красных роз. Ага, вот и визитная карточка. Энтони Кортман, адвокат. Визитка выглядит солидно, но надо будет навести справки, что это за тип. На западе даже дворник заказывает себе приличную визитную карточку. Возможно, просто какой-нибудь юнец, запавший на ее фотографии в «Санди таймс». Кстати, эффектные получились снимки. Ноги сняли в правильном ракурсе, немного снизу, так, что они казались еще длиннее, чем были на самом деле. А розы и правда очень красивые. Веронике было не привыкать к роскошным букетам, они с мамой называли их вениками. Даже просторов ее новой квартиры не хватало, чтобы расставить все цветы ее поклонников. Ой, тут в корзиночке еще что-то есть! Какая странная продолговатая коробочка. Черт, как назло, ленточка затянулась.
— Джон, у вас с собой случайно ножниц нет?
Конечно, у Джона, одного из лучших стилистов, специально нанятого из салона «Видал Сасун», ножницы с собой были. Но дать их даже на секунду он явно не спешил.
— Мне очень нужно, Джо-он… — подключила Вероника свое обаяние.
Наконец-то коробочка открыта. Надо же, это перьевая ручка. Изысканный дамский «монблан» с бриллиантовой инкрустацией. Как здорово! Надо будет позвонить этому адвокату и поблагодарить. Но завтра. Мысли о том, что подарок слишком дорогой, у Вероники не возникло. Она всегда следовала принципам своего балетного кумира Матильды Кшесинской. Та искренне считала, что все драгоценности, подаренные поклонниками ее танцевального искусства, — ее честный заработок.
Вероника радовалась как ребенок дорогой безделушке. Пока Джон ее причесывал, она то и дело выписывала свое имя на обрывке старой афиши. Вероника, Вероника, Вероника. Бросив взгляд на свое отражение, девушка пришла в восторг. Джону удалось выбрать идеальный тон для всего ее облика. Не слишком шикарно, очень мягко и трогательно. Красота Вероники не била наповал, а мягко подползала к собеседнику. В Европе сейчас моден так называемый натуральный стиль, от которого женщины выглядят скорее тускло и бесцветно, чем натурально. Феминистское влияние перешло всякие границы — стоило молодой женщине принарядиться, сделать макияж чуть поярче, как ее тут же обвиняли в том, что она не ценит себя как личность, все делает в угоду мужчинам и, вообще, женщина легкого поведения. Поэтому среди этих пресных теток надо было себя вести очень аккуратно.
Так, осталось пять минут. Пора бежать. Не дождутся они от нее опозданий. Ей слишком нравятся гонорары в Ковент-Гардене. Это тебе не две с половиной тысячи рублей в месяц за рабство в Большом театре.
Вероника вошла в зал для банкетов, и все собравшиеся зааплодировали. Дирижер взял ее под руку и представил публике:
— Дамы и господа, наша прекрасная Одетта — мисс Вероника Кутилина.
Директор театра произнес речь:
— Долгие годы мы мечтали постичь искусство русского балета. Где-то далеко, в загадочной северной стране, хрупкие девушки творили чудеса на пуантах. Их искусство было столь волшебно, что ничто, даже ужасы большевистского режима, не смогли разрушить его магию. Когда из-за «железного занавеса» удавалось кому-нибудь вырваться из несчастных русских балетных артистов, мы жадно впитывали их мастерство. Но теперь наступили новые времена. Прима Большого театра может сама принимать решения о том, когда и где ей танцевать. КГБ больше не мешает искусству. Мы счастливы, что прекрасная Вероника весь сезон будет блистать в нашем театре!
К ней подходили, говорили теплые слова, поздравляли, просили автограф. Вероника вспомнила о подарке неизвестного поклонника и достала ручку с бриллиантами. К ней подошел мужчина лет сорока, в облике которого удивительно сочеталась импозантная респектабельность и юношеский задор. Загар, явно приобретенный на горнолыжном курорте, оттенял васильковые глаза.
— Вы не могли бы и мне что-нибудь написать? Я был потрясен вашим танцем на сцене и очарован вашей красотой в жизни.
— Как вас зовут?
— Энтони Кортман, мисс.
— Так это вы мне прислали столь прелестный подарок? Я вам очень признательна. Теперь мне легко раздавать автографы.
Вероника вынула из сумочки открытку со своим изображением и надписала по-русски: «Дорогому Энтони в знак признательности за чудесный подарок». Вдруг сообразила, что, наверное, по-русски он не понимает, и замешкалась.
— Не волнуйтесь, мне дорого все, что написано вашей рукой. Я пойму, — словно прочитав ее мысли, мягко сказал Энтони.
Потом они вместе ускользнули с официальной вечеринки под благовидным предлогом и долго бродили по ночному Лондону. Энтони рассказывал забавные истории про своих коллег — английских юристов, их чопорность, занудство, консерватизм…
— Но как у вас получается, мистер Кортман, быть совсем другим? Если бы вы не рассказали о своей работе, я бы ни за что не поверила, что вы адвокат.
— Кем я мог бы быть?
— Не знаю, скорее Джеймсом Бондом каким-нибудь.
— Я и есть Джеймс Бонд от юриспруденции. Могу разрешить запутанное дело и выиграть защиту в самом безнадежном случае. Мой отец, мой дед и мой прадед были адвокатами. Я партнер в нашей семейной адвокатской конторе. Наверное, если бы я изменил традициям нашего рода, меня бы прокляли все родные, — засмеялся он.
Теперь после спектакля Вероника не падала от усталости. Она пребывала в постоянном нервном возбуждении, которое требовало разрядки. Вероника не думала, что когда-нибудь зрители, вызывающие ее на поклон снова и снова, будут так раздражать. Ей нужно было еще так много успеть — принять душ, привести себя в порядок, сделать легкий макияж, переодеться для ночной лондонской жизни. Каждый вечер Энтони приходил на ее спектакль, а потом вел в какое-нибудь новое местечко, рассказывая легенды старого города. Везде он был знаком с метрдотелями, и они их усаживали за лучшие столики. Везде у него была куча знакомых, которые приветствовали его и его спутницу. В интимных отношениях адвокат тоже был хорош, хотя здесь, пожалуй, немного мешала его светскость и цивилизованность, Вероника любила мужчин с более первобытным темпераментом. Да нет, впрочем, все было прекрасно.
Но вот… рецензии в прессе на выступления Вероники оказались не слишком хорошие. Балетные критики сдержанно хвалили Кутилину за техничность, пеняли ей на недостаточность артистизма и вдохновения. Между строк читалось, что чуда, которого ожидали от русской балерины, не произошло. Но билеты продавались хорошо, и администрация театра была довольна. Может быть, Кутилина и не такой балетный гений, как Уланова или Плисецкая, но, в отличие от многих русских, с которыми они имели дело за последние несколько лет, она исполнительна, никогда не опаздывает, не пропускает репетиции, не устраивает истерик и скандалов, знакома с приличными людьми.
Однажды ее пригласила к себе домой русская балерина, оставшаяся в Лондоне во время гастролей Кировского театра в разгар брежневской эпохи. Елена Гагарина добилась большого успеха на западе, да и личную жизнь свою устроила. Сейчас ей было немного скучно наслаждаться богатством, оставленным мужем в наследство, дочь давно выросла и отдалилась, а по-английски она говорить толком так и не научилась. Поэтому иногда занималась своеобразной благотворительностью, покровительствовала молоденьким русским танцовщицам, которым удалось заключить контракты с британскими театрами.
— Милочка, что это за история с Кортманом-младшим? — в лоб спросила Гагарина.
— Почему — младшим? Ему уже сорок лет.
— Потому что он младший брат в семье и младший партнер в семейной фирме. Я знала его мать и бабушку. Они были страстные балетоманки.
— Он мой поклонник.
— Деточка, о том, что он твой поклонник, знает уже весь Лондон. В бульварных газетах ваши ночные похождения подробно описаны.
— Подумаешь, должна же у меня быть личная жизнь, — огрызнулась Вероника.
— Послушай старую черепаху Лялю Гагарину, я этих англичан знаю как облупленных. Люди они высокомерные и чопорные. У тебя, конечно, личная жизнь может быть, но не с женатым мужчиной.
— Он говорил, что готов оставить жену и уйти ко мне! — запальчиво возразила Вероника.
— И что? Ты знаешь, какие у них тут брачные контракты? Он к тебе уйдет, только нищий. Ты еще из своих гонораров будешь выплачивать алименты его жене и детям, если тебя угораздит с ним брак зарегистрировать.
— Но как же так? Он говорит, что любит меня…
— Скорее всего, он действительно так думает. Но ты недооцениваешь еще одной опасности. Ты, насколько я понимаю, претендуешь на то, чтобы считаться серьезной балериной, а не исполнительницей экзотического танца.
— Вы имеете в виду характерный танец? — недоуменно спросила Кутилина.
— Стриптиз я имею в виду, дурочка. Вот что, — проворчала старая балерина. — Они его так политкорректно называют. Наберут телок из украинской степи, отмоют, неделю подрессируют, как по шесту на подиуме ползать и ноги задирать, и отправляют на заграничные заработки.
— А при чем тут я? — Вероника начинала раздражаться.
— При том, что с таким паблисити в бульварной прессе ты себе раз и навсегда создашь репутацию девки-танцорки, которая уводит чужих мужей.
— Но сейчас же не средневековье какое-нибудь!
— Милая, Англия держится на традициях. Брак Энтони и его жены был запланирован их родителями, когда они еще в детский сад ходили. Они из одной среды, он закончил Оксфорд, она училась в Кембридже. Ее все хорошо знают, она… — тут Гагарина хмыкнула, — ведет активную благотворительную деятельность в помощь детям с неизлечимыми заболеваниями. Если тебе и удастся разрушить их брак, радости ты от этого не получишь. Не делай глупостей, милая.
Вошла горничная, сообщив, что к Гагариной еще один посетитель.
— Кого там ко мне занесло? — резко спросила пожилая дама.
— Гарри Спенсер, мадам. Журналист.
— Очень кстати, — оживилась Гагарина. — Вероника, это очень милый молодой человек. Воспитанный, порядочный, неженатый. Если будешь с ним проводить время, то станешь героиней не бульварной прессы, а настоящей светской хроники. Гарри — дальний родственник Виндзоров, его часто приглашают на аристократические балы. Приглядись к нему повнимательнее. Еще не поздно изменить ситуацию.
По пути в гостиницу Вероника была мрачна и угрюма. Похоже, что историю с Энтони правда придется мягко подвести к концу. Впрочем, может быть, они могли бы встречаться на континенте, в Париже или Каннах, а не в этом туманном городе. В конце концов, Кортман обещал ей быть полезным. Судиться она пока ни с кем не собирается, тем более по уголовной части. Вероника на секунду представила себя в роли главной героини какой-нибудь истории с загадочным убийством. Но главная роль в таких историях может быть только у жертвы или у преступницы. Что ж, жертвой Вероника не была никогда, всегда боролась до последнего всеми средствами, а вот какую-нибудь леди Макбет изобразить вполне могла бы. Конечно, менять образ белой балерины, столь тщательно выпестованный, на роль злодейки в театре или кино не стоит. Но потом, позже, когда ей будет сильно за тридцать, можно и попробовать сыграть какую-нибудь колоритную отравительницу в фильме хорошего режиссера.
13
Денис никогда не был на Кипре. Так уж вышло, что поделаешь! Поэтому он плохо представлял себе, куда едет. Оказалось, что на небольшом острове в Средиземном море всего по паре: там, например, два языка — греческий и турецкий, две религии — православная и мусульманская и две денежные единицы — кипрский фунт, турецкая лира.
На Кипре вообще вышла незадача. Оказалось, что Ярошецкий сразу же сменил не понравившийся ему отель и свои новые координаты никому не оставил. Пришлось Денису объездить едва ли не все побережье. Он побывал в бухте Курения, глянул краем глаза на знаменитые Гробницы царей, завернул в Лимасол и, наконец, отыскал актера в бухте Пафоса, а точнее, в одноименном городке. Хорошо, что в службе безопасности многих турфирм работали коллеги Дениса, они по крайней мере давали вполне профессиональные наводки.
Итак, выяснилось, что Ярошецкий со своим спутником остановились в пятизвездочной гостинице «Макариос III», названной в честь первого президента независимого Кипра. Забавно, подумал Денис. Макариос — почти Макаров. Как там, интересно, наш бизнесмен-фальшивомонетчик поживает? наверняка неплохо — от суда отмазался, Шахмамедов — парень крепкий, наверняка его не сдаст.
Крутую дорогу к «Макариосу III» (вверх по мощеной улочке с крохотными кипарисами с левой стороны и саженцами алеппской сосны — с другой) Денис преодолел на своих двоих, несмотря на настоятельные увещевания таксиста, который ехал рядом и не переставая что-то громко кричал. Денис не обращал на него внимания. Он только один раз спросил, что это за забавные сосенки справа. Алеппские, ответил водила.
Алеппские… алеппские — это слово почему-то показалось знакомым… Алеппские. Город такой вроде есть, через двойное «п» — Алеппо, или был когда-то, но почему же такое привязчивое словечко, подумал Денис, возможно, это какая-то песенка, и в голову тотчас пришли первые строчки: «В Алеппо турок бил венецианца…» Денис пружинисто шагал вверх и напевал на разные мотивы:
— В Алеппо турок бил венецианца… — Как «Вставай, страна огромная…». Нет это не то. — В Алеппо турок бил венецианца… — Как Интернационал. — В Алеппо турок бил венецианца… — Скороговоркой, как рэп. Вот так, пожалуй, лучше.
В тот момент, когда Денис вошел в холл «Макариоса III», он сразу почувствовал неладное. Крик и визги характерны для этих щедрых на солнце и тепло краев, но только в позитивном смысле — крики и визги радости. А тут стояли вопли ужаса. В кресле распластался господин Ярошецкий собственной персоной. Правда, узнать его было трудно, почти невозможно. Но, во-первых, он был одет точно так же, как в Шереметьеве (Денис лично фиксировал отлет актера вместе с любовником), во-вторых, упомянутый молодой любовник — вот и он, родимый, лежит без сознания рядышком. С ним тоже что-то случилось? Ах нет, впечатлительный просто сильно, уже приходит в себя.
Или это случайное дикое совпадение, или я просто опоздал, подумал Денис. В любом случае он опоздал: у героя российских сериалов вместо лица был фарш.
— В Алеппо турок бил венецианца… — пробормотал директор агентства «Глория». И тут же, пока он смотрел, как над Ярошецким суетятся врачи, в памяти всплыли и остальные строчки.
В Алеппо турок бил венецианца
И поносил сенат. Я подошел,
За горло взял собаку обрезанца,
и заколол, вот так.
Да уж… А ведь это Уильям наш Шекспир, между прочим. Точнее, Отелло. Только вот господина Ярошецкого в самоубийстве заподозрить сложно. Умер он, скорей всего, от болевого шока… серная кислота, на глаз и запах определил многоопытный Денис.
В этом месте «умерший от болевого шока» Ярошецкий застонал, и врачи засуетились еще больше, ставили капельницу, что-то кололи, куда-то звонили, друг на друга орали.
Денис подошел к старшему полицейскому чину, с лица которого не сходило растерянное выражение, и представился: показал лицензию частного сыщика, рекомендательное письмо руководителя антитеррористической группы «Пятый уровень» Питера Реддвея. Поинтересовался, может ли быть полезен. Полицейский, вытирая крупный пот со лба, на сносном русском сказал, что его зовут Лукреций Пехлеваниди, что он грек, родившийся в Кутаиси, и что это самое страшное, самое ужасное, самое немыслимое преступление, которое он видел в своей жизни! Денис слушал его с нарастающим удивлением и тревогой, но когда, в конце концов, полицейский натурально зарыдал, да-да, именно так, Денис просто лишился дара речи. На какое-то время. Потом он переключился еще на одного рыдающего — молодого человека явно славянской наружности. На любовника Ярошецкого. Денис отвел его в бар, напоил содовой и заставил говорить. Выяснилось, что на курорте модный актер вел себя так же, как и в Москве, — постоянством не отличался и вчера напропалую флиртовал с каким-то московским студентиком весьма блеклой наружности.
— Дофлиртовался, урод, — сказал Альберт, произнося последнее слово с явным удовольствием. После чего добавил: — Урод теперь и есть.
14
…Несколько недель спустя Вероника снова зашла поболтать к Елене Гагариной. Неожиданно для себя она обнаружила, что привязалась к старой балерине. В Лондоне она была без матери, поболтать по душам или посоветоваться было не с кем, к тому же девушка находила своеобразное очарование в резковатых и желчных шутках своей новой приятельницы. Кутилина инстинктивно чувствовала, что Гагарина советует ей дельные вещи.
— Ну как поживаешь, деточка? Что нового? Похоже, что ты взялась за ум, — проворчала пожилая дама.
— Да, я кое-что поменяла.
— И как тебе это удалось? Мозги включить не так просто, что бы мы, старики, вам, молодежи, ни советовали.
— Мне просто молодой человек понравился. Помните, вы же сами меня с Гарри Спенсером познакомили.
— Хм… Не слишком робкий для тебя?
— Ну что вы, он такой очаровательный. И правда настоящий английский аристократ. Нас уже приглашают на светские рауты в высшее общество.
— Вот видишь, как все хорошо складывается, — с некоторым удивлением в голосе прокомментировала Гагарина, — когда не нарушаешь неписаные правила. Ты — известная русская балерина, звезда, солистка Ковент-Гардена. Он — приличный молодой человек из древнего дворянского рода. Пишет статейки в умные журналы. Вы оба юные, свободные. Конечно, в свете вас примут и будут поощрять ваш союз. Не уверена, что одобрят ваш брак, но тебе ведь это и не нужно, верно? — подмигнула Гагарина.
— Как это — не нужно? — обиделась Вероника. — Очень даже нужно. Я хочу удачно выйти замуж перед завершением своей танцевальной карьеры.
— А когда ты собираешься заканчивать?
— Лет в тридцать, думаю…
Женщины помолчали, глядя друг другу в глаза и понимая друг друга без слов. Но старшая из них все же решила озвучить эту паузу:
— Знаешь, деточка, думаю, ты совершенно права, хотя наши, балетные, тебя, безусловно, осудят. Хлеб у нас тяжелый, и уродовать себя до тридцати семи, а то и дольше — совершенно бессмысленно. Собственно говоря, я выбрала именно такой путь и ни секунды об этом не пожалела. Но твой план хорош только при одном условии…
— Каком?
— Ты сама знаешь.
— При условии по-настоящему благополучного брака?
Гагарина чуть насмешливо кивнула.
— Лялечка, расскажите, пожалуйста, как у вас все получилось, — попросила Вероника.
— Деточка, самое главное, когда выходишь замуж за иностранца, — грамотно заключить брачный контракт. Вот и весь секрет. Этот мальчик, Гарри, очень полезен, для того чтобы появляться в приличном обществе, но вряд ли сгодится для устойчивого брака. У него есть деньги, но сравнительно небольшие. Вряд ли это тебе подойдет. А что с Энтони Кортманом? Ты его окончательно отправила в отставку?
— Ну как вам сказать, — замялась Вероника.
— Встречаетесь, но тайно?
— Мы с ним… ездили отдыхать на французскую Ривьеру.
— Вот это разумное решение. Общественное мнение обладает весьма причудливой логикой. На глазах у всех встречаться в Лондоне с женатым мужчиной нельзя, не запятнав себя и не заработав репутацию непорядочной женщины, но делать то же самое на курорте — вполне позволительно. Кстати, а почему ты пренебрегаешь русскими мужчинами?
— Ну я не то чтобы пренебрегаю. Просто они какие-то… Не знаю, как сказать. Лоска у них нет, как у французов, например.
— Ну-ну, это просто последствия «железного занавеса». Все заграничное кажется лучше, только потому что фантик необычный, — фыркнула Гагарина. — Слишком ты еще молода.
— Разве это не позволяет мне иметь свое мнение? — огрызнулась Вероника.
— Конечно-конечно, деточка, только пораскинь мозгами. в России сейчас народилась новая генерация богатых и влиятельных мужчин. Они, конечно, типичные нувориши, без традиций, понимания красоты и элегантности дорогих вещей, но они куда щедрее любого богатого француза, например. В этом я не сомневаюсь.
Кутилина задумчиво потерла хорошенький носик. Потом сказала:
— Лялечка, расскажите мне какие-нибудь байки про французов. Хочу сравнить со своими впечатлениями на Ривьере.
— Наверное, подцепила кого-нибудь? Пока с адвокатом развлекалась? Ну ты, девица, молодец! Так держать! — развеселилась Гагарина.
— Не совсем, мы просто познакомились…
— Не стесняйся, деточка. Меня стесняться не надо. В Париже все еще помнят, как Кшесинская на свои драгоценности содержала и мужа, и сына. Рано или поздно приходится расплачиваться за тягу к благородным. Замечательная была женщина. Ладно, хватит о легендах старины глубокой. Давай-ка рассказывай, что там на Ривьере.
— Его зовут Антуан Бриоли, — со значением сказала Вероника.
— А, этот… владелец супермаркетов. Богатенький буратино. И чем он тебя пленил? — спросила Гагарина, не слишком, впрочем, впечатленная богатством нового кандидата в поклонники Кутилиной.
— Ну… такой импозантный.
— Так всегда говорят про стареющих мужчин. Бриоли лет пятьдесят. Впрочем, дело вкуса, конечно. Только, моя дорогая, послушай совета — роман с ним крути сколько хочешь, но не вздумай афишировать ваши отношения. Тебе же боком выйдет. Он ведь тоже женат, хотя и не на английской аристократке. Здесь общество консервативное, подобных эскапад не прощает. Ты и так еле увернулась от преследований бульварной прессы с Кортманом. Не повторяй ошибок.
Кутилина с энтузиазмом закивала:
— Пожалуй, Лялечка, я вас послушаюсь. Но мне пора — нужно успеть повторить партию с новым партнером перед спектаклем. Я побежала.
После спектакля Вероника в кои-то веки вернулась сразу домой. Никаких свиданий, никаких вечеринок. Ей надо было все обдумать. Она уютно устроилась на огромной кровати, завернувшись в плед из ангоры. Мама, провожая ее в Лондон, засунула в багаж пару уютных домашних вещичек, в том числе и его. Хотя Вероника уже давно предпочитала вещи только известных марок, иногда, повинуясь сентиментальным воспоминаниям, использовала что-нибудь из старенького, особенно когда была не на людях. Этот плед мама связала по «Бурде» лет пятнадцать назад, чтобы Вероника чувствовала себя комфортно в их маленькой квартирке. Тогда Екатерина Алексеевна совершила настоящий подвиг. Каким-то чудом выкроив деньги на переоборудование квартиры, она своими руками изобразила нечто вроде евроремонта, пользуясь рисунками и инструкциями своего любимого журнала «Бурда моден». Себе она отгородила часть кухни, поставив там узенькую кушеточку и тумбочку со швейной машинкой. Дочери досталась вся комната. Екатерине Алексеевне удалось достать дорогие немецкие обои с рисунком пастельных тонов. Плед она связала из ангорской шерсти тех же оттенков, что и стены в отремонтированной комнате. Тратить драгоценную импортную шерсть на вязание пледа в те годы было немыслимой, запредельной роскошью. До сих пор Вероника испытывала чувство особого умиротворения, закутываясь в него. Почему-то покрывало из стриженой норки, подаренное ей недавно, произвело на нее меньшее впечатление.
Стриженая норка, может быть, и оставила ее равнодушной, но тот каскад подарков, который обрушил на нее Антуан Бриоли, тронул душу красавицы, избалованной вниманием поклонников.
Вышло так, что они с Энтони остановились в той же гостинице, где всегда отдыхали Бриоли с женой, известной фотомоделью. Однажды, когда каждый из них ждал своего спутника в холле — Энтони задержал важный телефонный разговор, а супруга Антуана заболталась с подружкой, Кутилина и Бриоли разговорились. Узнав, что оба живут и работают в Лондоне, обменялись визитками и договорились как-нибудь встретиться. Разговор вышел забавный.
— Вы любите театр? — спросила Вероника.
— О да, конечно.
— А балет?
— Хм, как вам сказать… Бывает, что после двухчасового телевизионного балета приятно, стоя где-нибудь в пробке, наблюдать за регулировщиками на уличных перекрестках. До чего же успокаивает вид движений, имеющих какой-то смысл!
У него есть чувство юмора, подумала она, улыбнувшись краешком рта. А Бриоли добавил:
— Очень многие балетные постановки были бы изумительны, если бы не танец.
Тут уж она не выдержала и расхохоталась.
Спустя несколько дней Кортмана срочно вызвали в Лондон — буквально на сутки, чтобы разобраться в одном заковыристом юридическом хитросплетении. Вероника скучала на веранде отеля, и Антуан решил немного развлечь девушку:
— Вероника, мне кажется, вы сегодня печальны. Что-нибудь случилось?
— Ничего. Просто я сегодня одна. Господин Кортман улетел в Лондон на день по делам. А когда ты одна, даже яркое солнце Ривьеры не радует.
— А давайте прогуляемся вместе. Моя жена нашла себе времяпрепровождение, в котором для меня нет места.
Вероника подумала, что, наверно, супруги уже охладели друг к другу и предпочитают отдыхать в режиме «каждый сам по себе», не забывая при этом соблюдать приличия. Позже оказалось, что она ошибалась. Антуан с женой сохранял ровные приятельские отношения, просто знаменитая фотомодель предпочитала женщин мужчинам. Похоже, Бриоли относился к этому спокойно и не волновался по пустякам.
— И чем мы займемся? — спросила девушка француза.
Тот мягко улыбнулся:
— Вспомните, чего вам больше всего хотелось в детстве.
— Больше всего мне хотелось танцевать принцессу Аврору в «Спящей красавице». Но сейчас, когда я почти каждый день исполняю роли Авроры, Одетты, Жизели на сцене Ковент-Гардена или Большого театра, я с меньшим энтузиазмом отношусь к танцам на отдыхе.
— Понимаю, — задумчиво произнес Бриоли. — Мне всегда нравились люди, добивающиеся своего. Да я и сам такой. Может быть, вы вспомните еще какие-нибудь детские желания?
Француз казался таким мудрым, понимающим, доброжелательным, что Вероника не выдержала и открылась:
— Еще я хотела ограбить магазин.
— Нацепить на личико черную маску или темный чулок, взять автомат и пострелять вволю? Очень необычно, — ухмыльнулся Бриоли.
— Только не смейтесь. И никому не рассказывайте.
— Клянусь, моя прекрасная Вероника. Так вам хотелось пострелять как следует? В чем же был ваш мотив? Вспоминайте.
— Мне часто снился сон, что я одна, поздно ночью в большом универмаге. Что-то вроде нашего ГУМа. Ну это как «Хэрродс» в Лондоне, хотя «Хэрродс», конечно, получше даже самого большого магазина в России. Как я туда попала, неизвестно. И все отделы универмага открыты. Я захожу сначала в отдел дамского белья и сгребаю все коробочки с колготками, трусиками, бюстгальтерами. Потом забираю самые красивые блокнотики из канцелярского отдела. Долго рассматриваю ювелирные украшения, но мне нравятся только серьги с бриллиантами. Только вы не подумайте, что я клептоманка какая-нибудь. Во времена моего детства в России был страшный дефицит многих необходимых вещей, люди томились в очередях, чтобы купить что-нибудь приличное. Девочкам почему-то не разрешали носить капроновые колготки, видимо, это было очень дорого. — Тут Вероника осеклась, сообразив, что она слишком откровенна с незнакомым человеком.
— Вероника, милая, — растроганно произнес Бриоли, — я думал, что вы эдакая надменная красавица, пожирательница мужчин, а вы, оказывается, просто беззащитная девочка. Я знаю, что вам нужно. Идемте со мной.
Ага, выходит ее откровенность была не во вред.
Они пришли в торговый центр, где под одной крышей располагались бутики самых известных домов моды, а также отделы по продаже дамских аксессуаров, ювелирных украшений и прочих вещиц, которые уродливую женщину не превратят в красавицу, но хорошенькую сделают прекрасной.
— Вероника, смотрите сюда. Вот это моя кредитная карточка. На сегодняшний день — она ваша. Сейчас мы будем покупать все, что только захочется, даже если вам это совсем не нужно. И более того, — хохотнул Бриоли, — в первую очередь если не нужно. — Итак, вы готовы?
— Но, Антуан, мне неловко, — пролепетала Вероника.
— Отказов я не принимаю! Позвольте мне сегодня поработать волшебником. Вы доставите мне ни с чем не сравнимое удовольствие.
…Вспоминая тот день, давший ей так много радости, Вероника поняла, что именно Бриоли помог ей избавиться от комплекса бедной девочки. А ведь к тому моменту она уже давно добилась успеха и сценического, и финансового, привыкла к дорогим подаркам поклонников, и все равно в ее душе существовала та прежняя маленькая Вероника, которой приходилось экономить каждый рубль. Оказалось, что даже коллекция драгоценностей, многие из которых были эксклюзивны и стоили десятки тысяч долларов, не могут излечить комплекс бедности. А вот веселая шопинг-терапия, которую устроил ей Антуан, помогла, и после такого сеанса «все себе могу позволить» Вероника по-настоящему раскрепостилась и стала воспринимать окружающую ее роскошь как нечто естественное и привычное.
Бриоли был опытным соблазнителем и понимал, что, если дать женщине радоваться жизни как маленькому ребенку, удовлетворить ее мелкие капризы — огромные счета из магазинов для мультимиллионера не были серьезными расходами, — ее симпатия к нему быстро окрепнет и перерастет в привязанность.
…Потом оказалось, что гору покупок просто некуда девать. Номер Вероники в отеле был бы забит до самого потолка пакетами, свертками, коробочками со всякой всячиной. Да и что она скажет Кортману?
И Бриоли снова решил все с необыкновенной легкостью:
— Внимание, Вероника. Я продолжаю работать волшебником. Сейчас я прикажу все это отправить на моем личном самолете в Лондон, а там вы уже на месте разберетесь, зачем купили десять зубных щеток и семь жемчужных ожерелий.
— Мне нравилось трогать жемчужинки, их можно брать в руки и перебирать одну за другой. Приятно, — созналась балерина.
— Вы не должны оправдываться. В нашем эксперименте было важно повиноваться импульсивному желанию. Ни грамма расчета. Никаких шопинг-листов. Вы прекрасно справились, Вероника.
— Ах, Антуан… Как мне вас благодарить? — девушка смотрела на него сияющими глазами.
— Вот уж не знаю. Боюсь, цена покажется вам непомерной. — Он весело смотрел в ее округлившиеся глаза. — Вы можете поужинать со мной в Лондоне? Договорились?
В Лондоне они стали встречаться в комфортабельной квартире в центре города, которую Бриоли снял специально для этого. Специальную комнату они отвели под «музей» — для хранения тех вещиц, что она накупила в день, что их сблизил. «Музеем» ее называла Вероника, а Антуан — «комнатой подарков», и на каждом свидании добавлял к коллекции даров что-нибудь новенькое. Причем его совершенно не волновало, была ли это плюшевая игрушка или изысканное колье от Тиффани.
С Бриоли ей было хорошо. Как ни странно, ее даже не сильно трогало, что он снисходительно относится к главному делу ее жизни. Бриоли любил повторять: «Балет своей популярностью обязан тому, что женатые мужчины могут видеть на сцене множество женщин, которые в течение целого вечера не произносят ни слова». Антуан вообще был остроумным собеседником, они часто с Вероникой высмеивали английские нравы. На самом деле каждому из них по-своему нравился Лондон, но в то же время было приятно, что они могут вести себя естественно, а не как эти чопорные англичане.
Кортману же Вероника деликатно объяснила, что ей ни к чему репутация соблазнительницы добропорядочных женатых мужчин.
— Энтони, милый, не теряй головы. Если ты бросишь жену и детей, вся твоя карьера пойдет прахом. Никто не будет доверять адвокату, который нечистоплотен в личных делах.
Кортману пришлось согласиться с доводами Вероники, и она пообещала как-нибудь еще разок съездить с ним на Лазурный Берег. Возможно.
15
Денис собирался выходить из дома, когда затрезвонил его мобильник. Неужели опять Кутилиной приспичило за каким-нибудь любовником последить? Ярошецкого ей недостаточно? Но голос в трубке оказался другим:
— Это Денис Грязнов? Меня зовут Ольга Шаболина. Я балерина, танцую в Большом, может быть, вы слышали…
Еще бы он не слышал. За то время, что он работал с Кутилиной, это имя он слышал раз пятьсот. И отзывы в адрес своей коллеги прима отпускала весьма нелицеприятные. Наверно, та еще штучка. Если только это не розыгрыш, организованный Филей с Головановым. А что? С них станется, одурели, поди, от жары.
— Мы могли бы встретиться? Мне нужна ваша консультация и, возможно, помощь.
Вот тебе раз! Денис немного поразмышлял. Вообще-то от контракта с Кутилиной его пока никто не освобождал. Но там же не было сказано, что ему запрещается работать на других балерин. Может, открыть детективное бюро, специализирующееся исключительно на проблемах русского балета?
— Хорошо. Когда и где мы можем встретиться?
— Может быть, вы подъедете в театр?
Однако, подумал Денис. Хватка у наших балерин что надо.
— Так вот, — продолжала Шаболина, — сразу после утренней репетиции я буду свободна. Где-то к часу. Э-ээ… вам удобно? — вдруг спросила она.
— Хорошо-хорошо, — с раздражением подтвердил Денис, — в час, в театре. Дальше что? Где вас найти?
— Я буду или в своей гримерке, или в костюмерной. Вам подскажут. На вахте я оставлю для вас пропуск. Приходите. — и тут она добавила: — пожалуйста…
Древняя бабулька, служившая вахтершей в Большом, долго изучала паспорт Дениса, посекундно сличая с оригиналом, поджав губы для важности.
— Кажется, все сходится. Проходите. Подниметесь на третий этаж и там спросите, где Шаболина.
По закоулкам Большого театра Грязнову пришлось бродить долго. Когда он добрался до репетиционного зала, оказалось, что Шаболина уже закончила заниматься и ушла в душевую. Денис решил, что в этот момент его присутствие балерине не требуется, и направился к гримерке. Дверь была заперта. В костюмерной толпились дети из балетного училища, но Шаболиной тоже никто не видел. Не в администрацию же обращаться: мол, ваша балерина заказала услуги частного детектива и куда-то пропала, не поможете ли разыскать. Чертовщина какая-то. Вдруг его кто-то тронул за плечо:
— Вы Грязнов? — спросила девушка.
— Он самый.
— Пойдемте, я вас проведу к Ольге, а то заблудитесь.
— Верно подмечено, — не без иронии ответил Денис. Он не любил терять время попусту, и полчаса, что пришлось потратить на знакомство с закулисьем Большого театра, не слишком улучшили его настроение.
Девушка провела его какими-то закутками, и, наконец, он оказался в небольшой комнатке. В углу, в кресле, обитом красным бархатом, сидела хрупкая молодая женщина. Узенькие черные брючки на стройной фигурке, простенькая блузочка, тоже черная. Волосы затянуты в классический пучок на затылке. Тонкие кисти рук, музыкальные пальцы. Явно нервничает, отметил Денис. Длинные пальцы, казалось, жили своей отдельной жизнью, нервно выстукивая на подлокотнике кресла барабанную дробь с затейливым ритмом.
— Денис? — спросила девушка и сделала шаг ему навстречу, протянув руку.
После приветствий и рукопожатий она застенчиво улыбнулась:
— Я здесь прячусь иногда. Это кабинетик нашего администратора. Бывает, надо побыть совсем одной, понимаете?
— Ольга, у меня мало времени. Давайте прямо к сути. Зачем я вам понадобился? И почему вы решили обратиться именно ко мне? — Он ожидал ответной резкости, но Шаболина смутилась:
— Я ведь не знаю других детективов…
— А меня, выходит, знаете?! — начал злиться Денис.
— Все говорят, что с такими вопросами нужно обращаться только к проверенному человеку, которого вам порекомендовали знакомые.
— Значит, вам меня порекомендовали? Замечательно! И кто же это?
— А о вас слышала хорошие отзывы от Кутилиной.
— От кого?!
— От Кутилиной, — прошептала Ольга.
— Ч-черт… Я ничего не понимаю. — Денис подумал, что все это какой-то бред. Нет, скорее, фарс. Да, фарс — это будет точнее. — Значит, от Кутилиной…
— Екатерина Алексеевна Кутилина — это мама Вероники, моей подруги…
— Вашей подруги, — протянул Денис.
— Некоторое время тому назад Никина мама говорила, что у дочери неприятности. Назойливые поклонники и все такое — словом, надо проверить, нет ли маньяков. Ника ведь настоящая знаменитость, всякое бывает. Вот тогда она и упомянула, что есть такой Денис Грязнов — хороший детектив, который может помочь в сложной ситуации. Я и представить не могла, что мне самой придется к детективу обращаться. Но вот, как видите, пришлось.
Возникла пауза, но не из разряда неловких, просто каждый думал о своем. Денис решил не торопить собеседницу, но уж очень она была задумчива. Наконец он спросил:
— Вы с Вероникой подруги?
— Да, мы дружим с детства. Она всегда меня так поддерживала, еще с первых дней в училище. Я была очень робкой, — смущенно сказала Ольга. — Вот только последнее время мы обе очень заняты — у нее концерты, гастроли, съемка клипов на телевидении, и я тоже много танцую и в Большом, и в сборных концертах, еще вот в фильме снималась по «Войне и миру» Толстого. Так что мы немного… как бы это сказать… разошлись.
— Да, так бывает, — осторожно высказался Грязнов.
Неужели Шаболина ни сном ни духом не ведает, как Вероника на самом деле к ней относится. Прикидывается? Черт их разберет, как у них в театре принято. На людях дружеские поцелуи, а потом оказывается, что придушить друг друга готовы.
— Так что же вас заставило ко мне обратиться?
— Я не могу даже толково объяснить ситуацию. Просто последнее время чувствую себя очень неуютно. То мне кажется, что за мной кто-то наблюдает…
Опять двадцать пять, подумал Денис. Это что, профессиональная болезнь балерин? Сейчас еще скажет, что боится быть отравленной.
— …То домой кто-то звонит и дышит в телефонную трубку, но ничего не говорит. То в гримерке вдруг нахожу свои вещи в беспорядке. У нас ведь, знаете, гримерки почти никогда не запирают, но я стала это делать недавно.
— Вы кого-то подозреваете?
— Нет, никого конкретно. Здесь, в Большом, ко мне все относятся прекрасно. Честно говоря, я бы хотела, чтобы вы просто проверили — мне все это чудится, или действительно есть какой-нибудь странный поклонник. Мало ли что бывает. Я сейчас живу… совсем одна, и мне часто бывает не по себе.
Ничего себе характер у барышни! Просто ангельский. Здесь, в Большом, вообще-то известный серпентарий. Все нещадно поливают друг друга в прессе.
— Хорошо, все это проверить сравнительно несложно. Скажите, Ольга, но, если окажется, что у вас есть недоброжелатель и он может быть для вас опасен, что вы предпримете в таком случае?
— Я не думала об этом, — просто ответила Ольга. — Наверное, в таком случае я посоветуюсь со специалистами. Если вы за мой случай беретесь, то и советоваться придется с вами.
— Ольга, теперь, если вам не трудно, надо подъехать к нам в офис для заключения договора, чтобы вы посмотрели прайс-лист на наши услуги и решили, подходят ли вам расценки, ну и подписать кое-какие бумаги.
Шаболина проявляла явные признаки нетерпения:
— Да-да, меня все устраивает. Когда можно подъехать к вам в офис?
— Да хоть сейчас, у вас есть свободное время?
— до примерки осталось два с половиной часа. Вы на машине?
— Обижаете… Хотя с московскими пробками иногда бывает быстрее на метро.
— А я вот никак не соберусь пойти на курсы вождения. Мне кажется, что водить машину в мегаполисе — совсем не женское дело. Я просто боюсь. Да и, честно говоря, страсти к автомобилям во мне нет никакой. Мне, — тут она вдруг прыснула, — на велосипеде больше нравится. Вы не подождете меня секундочку, я приведу себя в порядок. — Ольга уже уверенно улыбнулась и выскользнула из комнаты.
Денис не знал, что и думать. Целостного впечатления он так и не составил. Похожа на Кутилину? Похожа. Непохожа на Кутилину? Непохожа. Про себя он назвал ее Балерина-2.
Через пару минут Балерина-2 вернулась. Она неуловимо преобразилась: волосы уже не были скручены в тугой пучок на затылке, а свободно спускались до плеч. Денис отметил, что Шаболина была натуральной блондинкой. Похоже, молодая женщина как будто перестала бояться, переложив свои проблемы на плечи Дениса, расслабилась и повеселела. Ладно, будем, как говорят в армии, посмотреть.
Когда они вышли из театра, на улице шел летний, эдакий грибной дождик. Все-таки конец лета как-никак. Теплые капли приятно щекотали лицо.
— Какая прелесть, — воскликнула девушка. — Надо будеть урвать пару денечков и залечь где-нибудь на даче в Подмосковье. А то у меня с фильмом совсем никакого отдыха в этом году не получилось. И новый сезон будет сложным. Знаете, какая премьера нового «Лебединого» предстоит? Я танцую Одетту. Да-да! Постановка очень необычная, консервативные критики наверняка обрушат шквал недовольства на всех, кто в этом эксперименте участвует.
— Ольга, вы уверены, что в театре у вас нет завистников?
— В театре? Откуда? — отмахнулась Шаболина. — И чему тут завидовать? Это кордебалету можно завидовать — они на гастролях спокойненько отстояли на спектакле, а потом целыми днями гуляют-отдыхают. А у солистов хлеб нелегкий. Я вот беру дополнительные классы несколько раз в неделю. Кстати, Ника это делала еще в училище. Тогда это было очень необычно. В училище положено делать все по учебному плану. Отчислят — значит, судьба твоя такая. А она большая труженица. Всего своими силами добивается.
— Мне кажется, что вы, Оля, к людям относитесь слишком идеалистично. На белом свете сальери значительно больше, чем моцартов.
— Наверное, вы правы, но ведь я-то вовсе не Моцарт от хореографии. Просто много работаю. Ведь еще в училище все уже приблизительно знают, по какой дорожке пойдут. У кого есть шанс попасть в солисты, кто всю жизнь в кордебалете простоит. Только единицам удается эту планку перепрыгнуть.
Денис подумал, что надо бы опять заскочить к балетным старушкам — Анастасии Аполлинарьевне и Елизавете Аркадьевне. Последняя ведь учила и Кутилину, и Шаболину. Еще разочек вникнуть в балетную кухню. А то этих прим не разберешь. Одна поливает другую на чем свет стоит, другая просто ангел во плоти — никого ни в чем заподозрить не может, — что само по себе еще более подозрительно. Ну и штучки.
В машине Денис сказал:
— Оля, давайте уже начнем работать. Для начала мне нужно знать ваш привычный распорядок. Опишите, как строится ваш обычный рабочий день.
— Все очень просто. Утром, в десять, — класс, начиная с двух — работа с репетитором над своими партиями, между делом — всякие примерки, подгонка костюмов. Если вечером спектакль, то часов с пяти уже начинаешь к нему готовиться.
— Что это значит?
— Разминаешься, гримируешься.
— А если спектакля нет?
— Тогда я просто работаю в классе — или сама, или с педагогом. Вечером еле живая доползаю до дома. Хорошо, что в Москве метро работает до часу. А вот как в Питере девочки из Мариинки домой добираются — ума не приложу. Там и театр неудобно расположен — до метро долго, и вообще, подземка в полночь закрывается…
— А что изменилось в вашем распорядке, когда вы стали сниматься в кино?
— О, это была совсем другая жизнь! Фильм снимали во время балетного межсезонья, так что на гастроли я не поехала.
— Но сейчас, когда съемки уже закончились, все вернулось на круги своя?
Балерина-2 почему-то вздохнула:
— Понимаете, теперь меня часто стали вытаскивать на всякие светские мероприятия. Кстати, как Ника умудряется жить активной светской жизнью — ума не приложу. Это ведь такая нагрузка! После того как спектакль оттанцуешь — на шпильки вскарабкаться очень непросто. А она так лихо со всем справляется. Удивительный человек, просто железный!
С этим Денис не мог не согласиться.
Добравшись до офиса «Глории», Грязнов-младший и Балерина-2 решили все формальности — подписали договор, определили этапы работы и их сроки. Денис еще раз успокоил Ольгу, и она, обрадовавшись, что о ней теперь будет заботиться такой компетентный специалист, поехала обратно в театр. А сам Денис был мрачнее тучи.
16
Поздно вечером Денис сидел дома, тупо щелкая пультом телевизора. Почему-то около полуночи стало модно показывать говорильные передачи в формате «интервью со знаменитостью». А где ж на всех знаменитостей напасешься? В результате один и тот же человек, случалось, переходил в течение одного-двух дней с канала на канал. Вот он сидит у Максимова в красном кресле в понедельник, вот отвечает что-то «без протокола» на ТВС в среду, а вот в четверг ему поет дифирамбы Дибров на ОРТ. Как правило, даже у самых остроумных людей не хватало заготовок, чтобы в каждой передаче говорить что-то новое.
Ага, вот «мисс мира» из России, которая так себя вела, что с нее сняли корону. Ну в самом деле, невозможно же в сто третий раз слушать о том, что защита кандидатской диссертации для нее была важнее, чем звездный статус и квартира в Нью-Йорке, не говоря уже о контрактах с ведущими западными модельными агентствами! Думать о делах конструктивно в это время Денис уже не мог. Похоже, что клубок балетных интриг под силу только команде сыщиков, состоящей из Эркюля Пуаро, Шерлока Холмса и комиссара Мегрэ, вместе взятых. Денис немного развеселился. А что? Холмс разобрался бы, что там Кутилина намутила в Лондоне с адвокатом. Пуаро разобрался бы с французским миллионером, осевшим в Англии. Ну а Мегрэ проконтролировал бы делишки примы на берегу Сены. Глядишь, все и сладилось бы.
Кстати, а почему мы почти не проверяли заграничные похождения Кутилиной? Потому что бюджет не позволял или за ненадобностью? Вроде бы сама Вероника на заграничных поклонников особенно не жаловалась. Только метала громы и молнии в адрес французского балетмейстера, который неожиданно поставил на главную роль в своей постановке «Лебединого озера» Ольгу Шаболину. Но вроде бы этот старикан — известный «голубой», вряд ли их с Вероникой связывало большое светлое чувство. Черт, надо все-таки расслабиться, уже ночь на дворе. Приснится ведь потом что-нибудь не то… Денис достал из холодильника бутылку пива, сварганил на скорую руку бутерброд с ветчиной и опять пощелкал пультом в поисках чего-нибудь развлекательного. Попал на канал «Культура». Шла заставка, на которой Кутилина являла собой олицетворение русского балета, красуясь в эффектных позах в костюме лебедя. Никуда от тебя не деться, лебедь ты мой белокрылый, грустно подумал Денис, выключив телевизор.
Ночью ему действительно спалось неспокойно. Снилась Ника, исполняющая партию Одетты. Только она была на сцене одна, без всяких там маленьких лебедей, принцев зигфридов и злых волшебников. Хлопала своими лебедиными руками-крыльями, бродила по сцене на пуантах, время от времени замирала в каком-нибудь арабеске. Внезапно музыка смолкла, а балерина превратилась в огромную черную змею и метнулась к Денису, сидящему в партере. На этом месте Грязнов проснулся. Так совсем с катушек слетишь с этими балетными историями. Он вышел на кухню, взял листок бумаги и набросал план действий по делу Кутилиной — Шаболиной. Все говорило за то, что дела двух балерин непременно рано или поздно где-нибудь да пересекутся. Надо проверить зарубежные связи Кутилиной. Еще нужно как следует потрясти все здешнее окружение примы. Надо дотошно разобраться; если она была готова отдавать деньги Ярошецкому, возможно, у нее были еще фавориты на содержании. Нельзя зацикливаться только на богатых поклонниках. Иногда незаметные люди вытворяют такое, что тем, кто всегда на виду, и в голову не придет.
Тут Денис некстати (а может, как раз и кстати) вспомнил, как однажды на его глазах Александру Борисовичу Турецкому пела колыбельную его ненаглядная дочурка Ниночка. Турецкий не засыпал ни в какую, потому что колыбельная была незаурядного содержания.
Баю-баюшки-баю, не ложися на краю.
Придет серенький волчок и укусит за бочок.
Разгрызет тебе он почки на мельчайшие кусочки.
Съест мозги, кишки, желудок, ненасытнейший ублюдок.
Перекусит позвоночник, мерзкий, гадкий полуночник.
Будет долго он жевать, а потом пойдет блевать!
Ты невкусный и противный, горький, пьяный, никотинный.
Героин себе колол, нюхал клей «Момент», осел.
Не фиг дурью-то страдать, детям ночью надо спать!
Баю-баюшки-баю, не ложися на краю.
И чтоб не пришел волчок, сомкни глазки — и молчок.
Турецкий был, помнится, очень доволен, а вот супруга Ирина Генриховна гневаться изволили. Денис тоже похихикал, потом наконец успокоился и уснул крепко, без сновидений.
17
Утром за завтраком, глядя на листочек с планом розыскных мероприятий, он понял, что ночью продумал не все. А как разбираться в заграничных связях примы? Поехать туда прямо сейчас нельзя. Бюджет не позволяет, и языком на хорошем уровне в «Глории», кроме самого Дениса да компьютерного монстра Макса, никто не владеет. Денису из Москвы по ряду соображений отлучаться нельзя, а Макс — не оперативный работник, и, кроме того, он в Крыму (везет же людям). Не говоря уж о том, что визу британскую получать долго и хлопотно. Нужно придумать какой-то выход. Эврика! В Лондоне ведь подвизается уже лет десять его старый кореш, сокурсник Генка Майоров. Мечтая о красивой жизни в цивилизованной стране, он умудрился подцепить вполне миловидную, хотя и немного занудную, англичанку, заморочил голову доверчивой женщине, женился и отчалил в Великобританию, что называется, на постоянное место жительства. Видимо, бесшабашный Генка чем-то пленил правильную девицу, потому что брак сложился на редкость удачно. Жена получила неплохое наследство от умершего дяди, поэтому их жизнь не омрачалась борьбой за выживание. Правда, Майоров время от времени ввязывался во всякие авантюры, немного играл на бирже, но, видимо, все эти эскапады не разорили его терпеливую жену, а ему самому давали ощущение значимости своей жизни. Детей они пока не завели, потому что супруга считает, что всему свое время. У них в роду, дескать, не принято рожать раньше тридцати пяти, это совершенно несерьезно.
Уже из офиса Денис позвонил Майорову в Лондон:
— Привет, старик, как дела?
— Денис, ты? Спасибо, что вспомнил. Чем обязан?
— Да хочу тебе тут одно небольшое дельце подбросить. Нужно пошпионить немного.
— С превеликим удовольствием. А то здесь последнее время делать совсем нечего. Говори конкретно, что нужно нарыть?
— У нас есть такая балерина известная — Вероника Кутилина, может, слышал?
— Издеваешься? Мы ходили на нее в этот, как его…
— Ковент-Гарден, — подсказал Денис.
— Во-во. А еще однажды скандальчик из-за нее разгорелся. Вся желтая пресса разрывалась от перенапряжения. Она чуть не увела одного известного адвоката от жены. А тут брачные обязательства — вещь серьезная. Захочешь развестись — без последнего пенни останешься. Не женись на англичанке, Дениска, — посоветовал Майоров.
— Учту. Хорошо, что ты немного в курсе относительно русского балета.
— Впереди планеты всей, — немедленно откликнулся Майоров популярной некогда строчкой.
— Ладно. А как там с твоими брачными обязательствами?
— У нас все тип-топ. Идеальный брак. Англичаночка моя такая вежливая, любезная. Наша баба уже давно бы и коня на скаку остановила, и скалкой по голове огрела. А моя только спросит: «Геннадий, может быть, тебе стоит подумать о более эффективном использовании своих способностей?»
— Во-во, — оживился Денис, — она же читает мои мысли! Направь, пожалуйста, свои уникальные способности на сбор информации о нашей приме-балерине. Меня интересует, с кем она крутила романы в Лондоне. Что получила от своих поклонников в виде подарков, денежных сумм и так далее. У нас в России по старинке это называют «административным ресурсом» или блатом.
— Не распинайся. Здесь тоже такое существует, хотя и в других формах. Ты хочешь сказать, не замолвил ли кто-нибудь из ее поклонников словечко перед администрацией театра, чтобы контракт продлить или еще чего-нибудь в этом роде? — перешел на профессиональный разговор Майоров.
— Да, совершенно верно. Хорошо сечешь ситуацию. И на всякий случай пошерсти, не было ли у нее чисто романтических связей, просто по любви, то есть без особой пользы для себя.
— Спасибо, что уточнил, — проворчал Майоров, очевидно усматривая в последнем заявлении некую шпильку в свой адрес.
Денис сделал вид, что не заметил его ядовитой интонации.
— В самом деле, Гена, мало ли, вдруг ей приглянулся какой-нибудь молодой красавец и она его полюбила абсолютно бескорыстно. В отличие от меня, бюджет у расследования хороший, я тебе заплачу.
— Задание понял. Обязуюсь землю носом рыть, чтобы накопать на твою Кутилину компромат.
— Ты никак не поймешь! Мне ведь не компромат нужен, — с досадой сказал Денис, — а просто информация по ее мужикам на вашей территории. Сообщи, как узнаешь что-нибудь, да и не затягивай особо.
После этого разговора Грязнов-младший созвал своих немногочисленных сотрудников на совещание.
— Меня эта балетная неразбериха уже совсем достала. Что-то многое не сходится. А теперь мы получили заказ еще от одной балерины, Ольги Шаболиной. Той, которую Кутилина ненавидит. Ей чудится дыхание недоброжелателей в затылок и вероятность наличия сумасшедшего поклонника. Наша задача — прояснить, чудится ей это от переутомления или на самом деле существует реальная опасность.
— Мы скоро сможем стать штатными детективами в Большом, — хихикнул Филя Агеев.
— Угу, вот ты и приступай к проработке ситуации с Шаболиной. Здесь ее распорядок дня, координаты, фотография. Понаблюдай за ней пару денечков, посмотри, не топчется ли кто-нибудь рядом. — Денис протянул Филе пластиковый файл.
— Ни фига себе, — присвистнул Филя, — ни за что бы не понял, что это одна и та же дамочка. — Как грим человека меняет!
— Знаешь, если тебе надеть пачку и приклеить накладные ресницы, то ты тоже изменишься до неузнаваемости, — съязвил Голованов.
— Хватит разговоров, — оборвал их Денис, — действуй. Девушка небось уже давно у станка вкалывает, а ты тут прохлаждаешься.
— Шеф, я умчался. Мне перед ней светиться или со стороны понаблюдать?
— Нет, пока на передний план не вылезай. Но и девицу не вздумай напугать. Аккуратненько все проверни.
Агеев, окрыленный перспективой попасть в форменный малинник, немедленно отчалил по направлению к Большому театру, и Грязнов-младший продолжил совещаться с Головановым:
— Сева, а нам с тобой надо прояснить еще детали по нашей звездной клиентке. Меня интересует полный список ее воздыхателей. Вроде бы богатые и знаменитые нам все известны, да она их и не скрывает, а, наоборот, афиширует состав своей коллекции.
— Похоже на то. Может, у мамаши ненавязчиво поинтересоваться, кого она чаще других упоминает.
— Да кого она часто упоминает, мы и так прекрасно знаем, — с досадой отмахнулся Денис. — Судя по всему, в отношении мужиков она штучка всеядная. Только получается, в основном кавалеры активно помогают ей в карьере — кто афишки проплатит, кто ангажемент пробьет. Но меня тут на досуге вот какая мысль посетила: если она так легко отдала деньги Ярошецкому, значит, возможно, ей не впервой заниматься благотворительностью по отношению к своим ухажерам. Надо проверить, нет ли у нее еще какого-нибудь альфонса на содержании. Для души, так сказать.
— Мысль ясна. Где будем искать?
— Давай так: перетряхни всех, даже случайных, ее знакомых по светской жизни. Кутилина же тебя в лицо не знает, так что можешь, к примеру, прикинуться журналистом-папарацци, который выясняет неизвестные подробности жизни звезды. А я пройдусь по ближнему кругу. Сдается мне, что мамаша может еще многое рассказать. И сбрасывай мне все на и-мейл, пожалуйста…
Что же дальше? Денис потер лоб… Ага!
Зная, что Кутилина сейчас, так же как и Шаболина, на репетиции в Большом, набрал ее домашний телефон. Екатерина Алексеевна сразу сняла трубку:
— Конечно-конечно, Денис! Если что-то срочное, можете подъехать к нам домой, рады вам в любое время!
Через час Грязнов сидел на кухне в квартире примы. Он обратил внимание, что аквариума с экзотическими рыбами больше нет, а функцию разделителя пространства между столовой и кухней выполняет изгородь из декоративных растений. Увидев, куда смотрит детектив, Екатерина Алексеевна заметила:
— По фэн-шуй в этой зоне водная среда — к несчастью. Мы, как узнали, сразу решили заменить. А зеленые растения — к деньгам. Деньги — это всегда приятно. Вы можете сказать, что это все предрассудки, но я считаю, если есть возможность себя обезопасить, пусть и таким нестандартным способом, лучше это сделать.
Денис покивал:
— Екатерина Алексеевна, вы совершенно правы. Вероника — личность известная, а по статистике звезды чуть ли не в десять раз чаще подвергаются всяким неприятным неожиданностям. Сумасшедшие поклонники — только одна из них.
Екатерина Алексеевна немедленно взялась за сердце:
— Денис, Веронике что-то угрожает?
— Сложно сказать. Скорее да, чем нет. Мы проверили все ее контакты, вроде бы опасности для нее самой никто не представляет. Да, многие к ней относятся весьма недоброжелательно, но вы знаете, как люди завистливы.
Мама балерины тяжело вздохнула:
— Да, Денис, никто не понимает, какой ценой успех достается.
А частный детектив продолжал умело развивать тему, работая как шахтер, расширяя жизненное пространство в своем забое.
— Причем иногда опасность приходит с неожиданной стороны. Вы не могли бы вспомнить, возможно, у Вероники есть преданные поклонники, не такие богатые и знаменитые, как бизнесмен Макаров или адвокат Кортман, более рядовые люди? Я имею в виду тех, с кем она знакома лично, может быть, даже приводила домой?
— Да, я вас понимаю, Денис. Ну вот Матвей Заяц, хотя он хорошо известен в академических кругах. Все говорят, что у него задатки выдающегося ученого.
— Заяц нам известен, — скривился Денис. — Может быть, еще кто-то, о ком просто забыли упомянуть из-за незначительности.
— Как вам сказать… — Екатерина Алексеевна нерешительно побарабанила пальцами по столешнице.
— Скажите как есть, — попросил Денис.
— Ну… был один смешной мальчик. Честно говоря, я даже фамилии не помню. То ли студент Матвея, то ли что-то в этом роде, мне так показалось, — не гуманитарий, в общем. Наверное, пару раз Вероничка его домой приводила, но буквально на пару минут он и заходил. Даже чай пить отказался.
— Вы сможете его вспомнить, если посмотрите на него самого или его фотографию?
— Скорее всего, да.
— Спасибо, Екатерина Алексеевна. Давайте мы с вами так сделаем — Веронике о нашем разговоре ничего говорить не будем, незачем ее попусту волновать. Скорее всего, тревога ложная, но в нашем деле необходимо прорабатывать все версии, даже самые абсурдные.
— Конечно-конечно, вы совершенно правы! Бедная девочка так нервничает последнее время.
18
Ближе к вечеру Денису на мобильный телефон позвонил Филя:
— Дэн, послушай, эта фанатичная Шаболина не вылезает из репетиционного зала. Мне что, тут так и околачиваться до упора? Злодеи с ножичком за ней не бегают, если хочешь знать.
— Филя, делай что сказано. Девушку береги. Она тоже наша клиентка и уже аванс заплатила. Присматривайся к театральной атмосфере. Проникайся духом кулис.
— Угу, тоже мне атмосфера. Такие рожи страшные на проходной строят, а попасть внутрь может практически любой. Я прикинулся строительным рабочим, взял в руки лист фанеры, спецовку заляпанную нацепил — и прошел в два счета. Только если я тут дальше под таким прикрытием буду околачиваться, меня рано или поздно попросят что-нибудь починить или построить.
Денис захохотал:
— Вот и отлично. Большой театр у нас реставрируется, поможешь, если потребуется.
Спустя сорок минут отзвонился Голованов:
— Денис, пересечемся где-нибудь в центре, чтобы мне до офиса лишнего не пилить? Кое-что удалось разузнать, но не уверен, что это именно то, что надо.
— Угу, хорошо. Давай где-нибудь в районе Чистых прудов.
Через четверть часа они присели за столик летнего кафе. Несмотря на хорошую, ясную погоду, посетителей больше не было.
— Бархатный сезон начался, все белые люди из Москвы свалили, чтобы отдохнуть как следует, — проворчал Голованов. — Макс уже небось обуглился от загара.
— Ладно, Сева. Доведем балерин до ума и отдохнем. Что удалось разузнать?
— Я пошлялся по клубам, в которых Кутилина числится завсегдатаем и почетным гостем. В «Амбассадоре» народ раскололся, что иногда, не слишком, впрочем, часто, Кутилина появлялась с каким-то молодым человеком не того формата, что ее обычные поклонники. То есть не с богатеем, у которого лопатник «зелеными» переполнен, а со скромным юношей, по виду студентом. Они даже решили, что это какой-то дальний родственник звезды. Вот тут его словесный портрет, но особых примет не наблюдается, да и народ в показаниях путается. Кто-то его считает светлым шатеном, кто-то темным блондином. В общем, волосы серые, то есть русые, глаза тоже, скорее всего, серые, роста немного выше среднего, худощав.
— Таких пол-Москвы, — заметил Денис.
— Вот и я о том же. Неприметный какой-то. Особенно на фоне нашей красавицы.
— Ничего-ничего, может, это и неплохо, — пробормотал Денис. — И Кутилина-старшая о каком-то студентике говорит. Ладно, будем дальше копать. Я поехал домой — вдруг из Лондона какие-нибудь новости пришли по электронной почте.
— А что мне завтра-то делать?
— Покопай еще по этому студенту. Может быть, кто-нибудь да припомнит, что это за фрукт такой.
— Заметано.
Дома Денис опять уставился в телевизор, пытаясь отвлечься от размышлений по текущему расследованию. Электронный почтовый ящик был пуст. Механически Денис переключил на канал «Культура» — пусть что-нибудь нейтральное будет фоновой заставкой. Музычка какая-нибудь классическая, рекламы опять же нет. Но не тут-то было — через каждые минут пятнадцать показывали фирменную заставку канала, на которой изображала балетное искусство не кто-нибудь, а сама несравненная Вероника Кутилина. Денис в сердцах выключил ящик, и решил позвонить Майорову в Лондон. Пока он искал карточку IP-телефонии — негоже разоряться на международных разговорах, когда есть возможность их удешевить раза в три-четыре, — Майоров позвонил сам:
— Привет, старик!
— Привет-то привет, а почему ты не пишешь, как условились?
— Да ну его, компьютер этот, реально пообщаться хочется.
— Что-нибудь удалось разведать?
— Вот что получается. Гостиничный персонал у нас разговорчивый, если его как следует подмазать. Расходы за твой счет, надеюсь.
— Не вопрос. И что ты узнал?
— Кутилина в промежутках между бурными романами с Энтони Кортманом, Антуаном Бриоли и одним молоденьким журналистом из аристократической семьи, скорей всего, состояла в связи еще с каким-то молодым человеком.
— Доказательства?
— Косвенные. Во-первых, она привезла его с собой из России. Во-вторых, он прожил в ее номере около недели.
Денис присвистнул:
— Надо же, все успела. И как фамилия этого молодого человека? Порадуешь?
— Это науке пока неизвестно, но мальчик совсем молоденький, вероятно, даже моложе Кутилиной.
— Да, знатные приметы. А в гостинице он не регистрировался?
— Нет, у нее звездный статус, и она может в своем номере хоть крокодила держать незарегистрированного, не то что студента.
— Еще что-нибудь?
— Да, это была присказка, сказка впереди. Не знаю, зачем она этого пацана в Лондон притащила, может быть, на случай, когда ее именитые поклонники заняты, чтобы сопровождал кто-нибудь по всяким злачным местам.
Тут Денис возразил:
— А не легче было для этой цели с кем-нибудь в Лондоне закорешиться? Если знаменитые адвокаты ради нее бросают семьи, то вряд ли у нее возникли бы трудности с поиском спутника на светский раут.
— Ну я не знаю, были у нее проблемы с поиском сопровождающего или не было, но факт остается фактом. Как минимум один раз она с ним выходила в свет. Это был светский раут, на котором миллионера французского кокнули. Антуан Бриоли, владелец сети супермаркетов.
— Как — кокнули Бриоли?
— Да странная какая-то история. Вроде бы почувствовал себя плохо и поехал домой. По дороге не справился с управлением и врезался в столб. В газетах писали, что вскрытие ничего не показало, хотя симптомы были странные. Впрочем, сам знаешь, сейчас составов, которыми человека на тот свет можно отправить, а определить при вскрытии нельзя, сколько угодно. Словом, по официальной версии, он разбился на машине, но мне удалось узнать через знакомого криминалиста в Скотленд-Ярде, что его перед тем отравили какой-то дрянью. Мало ли кому этот Бриоли дорожку перешел.
— Так ты знаешь, чем именно его отравили?
— Нет.
— А как вообще тебе все это удалось узнать?
— Лондон слухами полнится, — уклончиво сообщил Майоров.
— А про спутника Кутилиной?
— Совершенно случайно, моя жена там была. Рассказывает, что было очень странно видеть русскую приму в сопровождении неловкого юнца. Она даже сначала не врубилась. Подумала, что это Вероника Кутилина с официантом все время разговаривает.
— А почему она его за официанта приняла?
— Вот уж не знаю, — задумчиво сказал Майоров. — Это на уровне ощущений. Возможно, парень глупо выглядел в смокинге и бабочке. Так бывает. А! Еще она вспомнила, что он действительно достаточно долго терся рядом с официантами, вроде бы даже выходил на кухню.
— Приметы парня?
— Худой, выше среднего роста, шатен. Лет эдак двадцать три — двадцать пять, не больше. Все время не знает, куда руки девать.
— Ну спасибо тебе, дорогой. И непременно узнай, чем отравили Бриоли. А за мной не заржавеет.
— Денис, — грустно сказал Майоров, — с английскими чиновниками такой номер не пройдет. Можно попробовать подкупить этого криминалиста, но, боюсь, скандал выйдет.
Денис почесал затылок. Действительно, это он как-то не учел.
— Тогда так. Я сам поищу возможные варианты ядов, а ты своему англичанину предложишь. Может, он хоть так отреагирует?
— Вроде очной ставки, — удовлетворенно хмыкнул Майоров. — Ну лады, буду ждать.
Денис положил трубку с каким-то странным ощущением. Седьмое чувство ему подсказывало, что эта информация может оказаться существенней всей предыдущей.
Что же это за таинственный ухажер такой? И зачем он Кутилиной нужен, что она его в Лондон таскает? Она девица расчетливая, ничего просто так делать не будет. Без особой на то нужды. Похоже, лед тронулся? По крайней мере, надо и дальше копать в этом направлении.
19
На следующий день Денис ничего не менял в планах своих оперативников: дал задание Филе по-прежнему наблюдать за Шаболиной, Голованова послал собирать информацию по студенту, а сам решил заехать к балетным старушкам. Может быть, разговор с педагогом о Кутилиной и Шаболиной что-нибудь прояснит.
Разумеется, пожилые дамы были очень обрадованы, что молодое поколение не теряет интереса к балету, и потчевали его всякими балетными байками. Анастасия Аполлинарьевна накрыла стол в гостиной. Чай с лимоном, маленькие пирожные.
— Ну как, Денис, продвигается ваше познание балетного мира?
— Да запутался я совсем, милые дамы. Если вы мне не поможете, то вряд ли выкарабкаюсь.
Дамы польщенно заулыбались.
— И что же конкретно вас интересует, молодой человек? — спросила сухопарая старушка, некто Земковская, учившая клиенток Дениса с начальных классов до выпуска.
— Елизавета Аркадьевна, вы хорошо помните своих учеников?
— Все выпуски! — отчеканила железная дама.
— И Веронику Кутилину?
Анастасия Аполлинарьевна возмущенно всплеснула руками:
— Так вас балет интересует, молодой человек, или мюзик-холл?
— Но Кутилина — солистка Большого театра, — заметил Денис.
— Чести Большому театру это не делает, — сердито фыркнула она.
Хозяйка решила примирить разные поколения.
— Анастасия Аполлинарьевна, не стоит смущать молодого человека. Он ведь прав. Ника танцует ведущие партии в Большом. Конечно, она балерина. А наши тонкости неспециалисту непонятны. Что именно вы хотите знать, молодой человек? — осторожно спросила Елизавета Аркадьевна.
Дениса вся эта игра в поддавки начала раздражать, но он отогнал прочь бесполезные эмоции и попытался выстроить следующий вопрос максимально эффективно и уважительно:
— Ведь вы, Елизавета Аркадьевна, учили этих девочек — Шаболину и Кутилину — на протяжении многих лет. Наверняка много знаете о них. Как вам кажется, что в натуре Вероники позволило ей стать звездой? Говорят, что ее физические данные не располагали к значительным успехам на балетной сцене.
— Данные действительно были очень средние. Она и поступила в училище только с третьего раза, да и то не без посторонней помощи. И сейчас, надо сказать, ее техника оставляет желать лучшего. Но… нельзя не признать ее успех. Она берет другим, не техникой.
— Чем же? В чем ее секрет?
— Для обывателя ее яркость, эффектность, доступность намного понятнее и ближе настоящего балетного искусства. Знаете, сейчас часто делают обработки классической музыки в эстрадном стиле. Многим это нравится значительно больше, чем оригинальный вариант. Вот Вероника приблизительно тем же самым и занимается, только адаптирует классическую хореографию.
— Хорошо, а ее личностные качества? — дотошно выспрашивал Денис.
— Вот тут несомненно, что она человек исключительно упорный и целеустремленный. Очень работоспособная. Своего первого сольного выступления она добилась всеми правдами и неправдами. Танцевать должна была Шаболина, а Ника была всего лишь дублершей в резерве. Мне ее практически навязали. И тут с Оленькой случилось что-то странное. То ли нервный стресс, то ли пищевое отравление. Буквально за пару часов до выхода на сцену ей стало плохо.
— Вот как! Это была случайность?
— А что еще? Такие симптомы можно вызвать, только если наглотаться слабительного. Вряд ли бы она это стала делать перед ответственным выступлением. Зачем?
Денис не стал делиться с дамами своим соображением о том, что при желании человеку слабительное можно и подсыпать. В стакан сока или бутылку с минералкой.
По дороге в офис он думал о том, сколько совпадений получается. Неожиданное пищевое отравление Шаболиной — раз, и Вероника исполняет ее партию. Интересно, так, в порядке фантазии, не перешел ли ей где-нибудь дорогу этот французский миллионер? Может, просто спросить у нее самой. Вдруг что-нибудь да выболтает? Денис набрал номер ее мобильного:
— Вероника, я бы хотел с тобой переговорить быстренько. Есть один вопрос. К тебе в театр подскочить или встретимся где-нибудь на нейтральной территории?
У Кутилиной был веселый голос:
— Денис, как хорошо, что ты позвонил! У меня сейчас будет перерыв где-то на часик-полтора, давай перекусим в «Краб-хаузе». Идет?
В прохладном зале ресторана, известного своей морской кухней и находящегося в самом начале Тверской, Кутилина появилась с небольшим опозданием. Чмокнула Дениса в щеку:
— Приветик! Ну что еще хочет узнать мой детектив?
— Вероника, возможно, мы искали злодеев слишком высоко. А ты уверена, что все рядовые поклонники тебе исключительно добра желают? Мужчины же далеко не всегда себя адекватно ведут. Может быть, кто-то просто обиделся, что ты излишне популярна?
Кутилина согласно покивала:
— Да такое сплошь и рядом происходит. Но потом привыкают как-то.
— Скажи, пожалуйста, я знаю, что многие почитатели твоего таланта активно поддерживают твои начинания. Меценатствуют, можно сказать. В этом плане и русские, и иностранцы одинаково щедры?
— Ну это же не от национальности зависит. А от того — человек по природе жмот или нет. Вот у меня был поклонник — французский бизнесмен. У него жена-лесбиянка и денег куры не клюют, бриллианты мне дарил через день, а спонсировать постановку моего сольника в Лондоне отказался.
— Подожди, я запутался, а английский бизнесмен, у которого жена супермодель, это…
— Он самый и есть, — весело заявила Вероника, поглощая салат из тунца.
— Тогда я ничего уже не понимаю, — сознался Денис.
— Ну что там понимать! Антуан Бриоли француз, но жил он в Лондоне и почти все свои дела вел именно там.
— Теперь ясно. Значит, он не стал устраивать тебе концерт?
— А ведь обещал! Вот скотина, представляешь? Впрочем, грех так, наверно, говорить, — грустно усмехнулась она.
— Почему?
— О покойниках — я имею в виду. Плохо же не говорят, верно?
— Верно. А что с ним случилось, с этим Бриоли?
— Я не знаю точно, это произошло, когда мы уже расстались. Кажется, автомобильная катастрофа.
Перекусив ассорти из морепродуктов, Денис с Вероникой разъехались по своим делам. Собственно уже дел у Дениса сейчас не было никаких: размышлять и ждать новостей. Он приехал на Неглинную, вошел в офис и включил телевизор, плюхнувшись в любимое кресло.
Итак, что же получается? То она говорит, что покойник Бриоли — англичанин, то — француз, француз — это когда я уже и сам докопался, и остается лишь дернуть за ниточку. А погиб он у нее, попав в автокатастрофу. А что был отравлен — ни слова. Ай да Вероника!
А мсье Бриоли не позавидуешь: отказался, бедолага, спонсировать ее начинание, и вон где оказался. И на Макарова, глядишь, тоже порчу нашлет. Собственно говоря, может быть, это все и не шутка. Хм…
Вполне возможно, что мстительность свойственна Кутилиной.
Звонок мобильника отвлек Дениса от мрачных мыслей.
— Денис, я его вычислил.
Денис, который последние полчаса думал о ядах, удивился, как это Голованов запросто читает мысли. Но Сева, разумеется, говорил о другом:
— Студент, которого Вероника возила в Лондон, носит фамилию Малаховский. Александр Валерьевич Малаховский, двадцать три года. Начинал учебу в питерском университете, потом перевелся в Москву, сейчас на биологическом факультете МГУ. В настоящее время то ли отчислен, то ли в затяжном академическом отпуске. Информация получена из турагентства, которое оформляло им визы и билеты.
— Браво, Сева!
— И еще: по-моему, он псих.
— С чего ты взял?
— Просто я его немного знаю.
— Что?!
— Не так выразился. Я его помню. Он засветился однажды по ящику, в книгу Гиннесса попал. Это было какое-то большое сборище, ток-шоу, что-то в этом роде, со знаменитостями и рядовыми участниками. Они все рекорды пытались ставить. Кто во что горазд выделывались. Там он с нашей балериной и познакомился.
— Почему ты так уверен?
— Она там тоже была, фуэте крутила, минут двадцать. Но рекорд все равно не поставила, потом оказалось, что какая-то японка больше делает.
— А Малаховский что же такого сотворил, что в книгу Гиннесса попал?
— Он руки жал.
— Как это?
— А вот так. Пока шла передача, он ходил по студии и всем непрерывно руки пожимал, я его помню, довольно мрачный субъект.
— Так, говоришь, установил рекорд?
— Установил. Тысячу двенадцать раз пожал за час с лишним.
— Сколько?!
— Тысячу двенадцать. Я запомнил, — монотонно повторил Сева и отключился.
Вот, значит, какова еще одна ее романтическая история.
Денис щелкнул пультом телевизора и, словно на заказ, увидел в кадре лицо Вероники. Она рекламировала косметику известной марки. Хорошо, что не шампунь от перхоти, усмехнулся про себя директор «Глории».
Итак, гипотеза номер один. Мсье-мистер Бриоли помешал Веронике в осуществлении ее планов по захвату лондонских широт. Вот и поплатился. А иначе зачем еще выводить в лондонский свет безвестного студента-биолога, чемпиона мира в пожимании рук? Опасны, однако, бывают звезды русского балета.
20
Вероника нервно жала на газ своего ярко-красного «порше», разгоняя машину до двухсот километров в час. Ночное шоссе было пустынным. Неприятности преследовали ее последнее время с назойливой методичностью, и Вероника пыталась найти их первопричину. Эмоции схлынули, заработал ее незаурядный интеллект. Она встряхнулась, сбавила скорость, потом и вовсе притормозила на обочине. Слезами тут не поможешь. Сервиз из веджвудского фарфора она уже расколотила о стены кухни. Хорошо, что мама в отъезде. А то бы не переставала доставать своими охами да ахами, стонами да вздохами. «Вероничка, выпей успокоительного! Вероничка, давай сходим к психотерапевту!..» Можно подумать, это кому-то поможет. Надо действовать, а не сопли размазывать!
Балерина вынула из косметички пудреницу от Диора — косметику она предпочитала именно этой фирмы — кинула на свое отражение пристальный взгляд, осталась недовольна увиденным и ловкими, умелыми движениями спонжиков и кисточек, арсенал которых всегда держала в своей машине, подправила макияж. Выражение ее лица было злым и решительным. В город она возвращалась как самый законопослушный и осторожный водитель, прокручивая в мозгу, что можно сделать, чтобы минимизировать свои потери.
Домой ехать не хотелось.
Вот вроде бы все тип-топ, она на вершине признания и славы, да еще в возрасте, когда многим балеринам сольные партии только снятся. И финансово дела обстоят более чем благополучно благодаря почитателям ее искусства и красоты, но от неожиданных проблем невозможно застраховаться.
Куда же податься? Недолго думая, Вероника направила автомобиль к центру. Любимый ее ресторан русской кухни работал круглосуточно, и вряд ли в эти предутренние часы там было много народу. Кивнув знакомому администратору, она сказала:
— Голубчик, устрой меня наверху, в библиотеке. Мне надо посидеть тихонечко одной, подумать. И перекусить что-нибудь подай, легонькое и философичное. Меню даже не приноси, искуситель. После ваших десертов меня даже тяжелоатлет не поднимет.
Ее проводили на третий этаж, оформленный как старинная библиотека. По стенам тянулись полки с книгами, все тома были мечтой заядлого библиофила — подлинные издания девятнадцатого века. Ей подали салат из экзотических фруктов, зеленый чай и свежевыжатый сок папайи. Вероника задумчиво уставилась на полки с книгами. В это время зал был закрыт для посетителей, и она первый раз была тут в полной тишине. Подойдя к книгам, она стала рассматривать корешки, вычитывая имена авторов и названия произведений. Ага, вот и «Война и мир».
Листая страницы толстовского романа, она вспоминала, как встретилась первый раз с режиссером Апраксиным.
Сначала все складывалось исключительно удачно. На громкую премьеру его фильма о русских олигархах она явилась в том самом белом платье классического стиля, а-ля девятнадцатый век. Кстати, похоже, что Лагерфельд его создал для коллекции Шанель именно под влиянием русской портретной живописи, запечатлевшей девушек из знатных семей. Платье ей очень шло, редко кто умел такое носить. Нужна была идеально прямая спина и изящные манеры. Удивительно, как современные мужчины клюют на стилизацию под девятнадцатый век. Тут ей очень пригодились бесплотность виллис и лебединая грация, оттренированная годами занятий в хореографическом училище. К тому же в обычной жизни, а не на сцене Веронике было на руку ее балетное несовершенство. Физические данные, необходимые для классического танца, вне сцены выглядят весьма утрированно, почти по-уродски. Худоба скелета, неестественно вывернутые стопы, некрасивые мышцы икр. Веронике удалось всего этого избежать. Только пальцы ног после пуантов были избиты в кровь, с неприятными, болезненными мозолями, но опытные педикюрши в дорогих салонах справлялись и с такими побочными эффектами профессии.
Когда Иван Апраксин увидел среди прочих актрис Веронику в ее белоснежном классическом платье, со спускающимися локонами вдоль длинной лебединой шеи, как будто сошедшую в наш суетный, безумный, пошлый мир со старинной гравюры, он был потрясен. Апраксин только что закончил съемку фильма по нашумевшему бестселлеру о русском бизнесе. В сценарии на каждом шагу присутствовали сцены жестких разборок — между бандитскими группировками, бизнесконцернами и спецслужбами. Лирические линии в фильме были плоские — парочка сцен с обнаженным женским телом, немного истерик и слез. Ни глубинной проработки женских образов, ни возвышенных чувств. В жизни нуворишей любовь играла не главную роль. Во время работы над картиной его постоянно дергали прототипы персонажей. Кому-то хотелось выглядеть настоящим мачо и было плевать, что в жизни он больше похож на провинциального бухгалтера. Кто-то считал фильм слишком разоблачительным. В общем, Иван безумно устал.
И тут такое чудо. Прелестная девица из позапрошлого века. Живая, во плоти. Ярко-синие глаза сияют в нетерпении, словно ждут, требуют к себе своего суженого. Апраксин как заколдованный пошел напролом через весь зал к девушке, чтобы проверить, не снится ли ему это.
— Иван, ты куда?! С тобой хотят поговорить представители крупного бизнеса, ну ты понимаешь, о ком я! — истерично шептал ему в ухо продюсер.
Но Иван наплевал на всех бизнесменов и как сомнамбула двигался к заветной цели. Вот и она. Улыбается краешками губ. Еще прелестней, чем казалась издали. Сколь немногие актрисы проходят испытание ближним ракурсом. Сразу проявляется пошлость, наигранность, фальшь.
— Кто вы, прелестное создание? Я вас никогда здесь раньше не видел.
— Я залетела к вам на минутку из других миров, — прошептала она.
— Что же это за миры?
— Волшебные миры, где живут сильфиды, виллисы, принцессы превращаются в лебедей, а деревянные щелкунчики в принцев.
— Я тоже немного волшебник. Может быть, попробуем объединить наши усилия?
Сквозь толпу людей, присутствовавших на премьере, к ним пробирались те самые бизнесмены, от общения с которыми Апраксин только что увильнул.
— Я вижу, вы уже познакомились с нашей звездой.
— Простите? — не понял вопроса Апраксин.
Вроде бы всех киношных знаменитостей он знал наперечет, да и со многими старлетками был знаком. Трудно было представить актрису, которая бы не стремилась попасться ему на глаза любой ценой. Но эта девушка в киношных кругах никогда не засвечивалась. Почему же тогда эти богатые и влиятельные ребята знают ее как родную? Может, модель какая-нибудь? Но вроде бы к ней они обращаются с куда большим пиететом, чем к представительнице модельного бизнеса. Слишком хорошо всем известно, по какому прайсу и в каком агентстве можно заказать их на вечер, неделю или для постоянного «сотрудничества».
— Вы не знаете Веронику Кутилину?
— Как вам сказать… — замялся Апраксин.
— Вероника — звезда русского балета. Самая яркая!
— Ах вот оно что! — прозрел Апраксин. — Вы та самая балерина, которая сделала такую головокружительную карьеру, пока все ныли, что Большой театр разваливается?
— Просто я рассчитывала не на театр, а на собственные силы.
Потом они все вместе сидели в закрытом ночном клубе для избранной публики, обсуждая премьеру и новые творческие планы режиссера. Вероника внимательно выслушивала рассуждения режиссера о его новых проектах.
— Господа, я хочу сделать заявление, — вдруг решительно сказал Апраксин. — Приготовьте бокалы, тут есть что отпраздновать. Судя по всему, мой новый фильм всем понравился. Наконец-то есть кино, которое показывает, что богатые люди в России не какие-нибудь зажравшиеся отморозки в красных пиджаках, а настоящие мужчины, смелые, решительные, энергичные. Свою историю надо писать самим. Меня сегодня часто спрашивали, каковы мои планы на следующую картину. До сегодняшнего вечера у меня были лишь смутные наброски. Сегодня я принял окончательное решение — я буду делать фильм по «Войне и миру» Толстого. Но не такой, как у Бондарчука. Другой. Как вы все считаете, что самое лучшее в России? Что ценить нам надо больше всего?
Тусовка оживленно загудела:
— Березки!
— Нефтяные скважины!
— Характер наш русский!
— Космические корабли!
Люди устали гадать, и Иван, выдержав мхатовскую паузу, негромко сказал:
— Женщины, наши русские женщины…
Всем понравилось это веское заявление. Раздались аплодисменты.
— И я возьму из толстовского романа только историю Наташи Ростовой. Через этот образ все равно преломляются все сюжетные линии и все судьбы главных героев!
— А кто будет играть Ростову?
— Думаю, это будет для всех сюрпризом. Я выбрал исполнительницу этой роли не из мира кино.
У Вероники забилось сердце. Похоже, что Апраксин на нее клюнул. Как удачно все складывается! Она так давно мечтала получить хорошую роль в кино. К сожалению, в современной России снималось очень немного фильмов, а хороших и того меньше. Провала она себе позволить не могла, ставка в игре была слишком высока. Кутилина очень хорошо понимала, что, несмотря на то что ее карьера балерины на пике и возраст и форма позволяют танцевать еще многие годы, необходимо готовить себе запасные аэродромы. Классический танец — это тяжелейший физический труд ежедневно. Организм изнашивается. Риск профессиональных травм очень высок. По-честному, к тридцати годам надо бы эффектно завершить балетную карьеру. Просто замужеством тут обойтись нельзя, даже если за принца Уэльского выскочить.
Действительно, после того как все разошлись, Иван пригласил ее для конфиденциального разговора и стал уговаривать взяться за эту роль.
— Вероника, я хочу, чтобы вы попробовали свои силы в кино.
— Я? Но я же не актриса. Я не умею играть лицом. Мой инструмент — тело, — изобразила сомнение балерина.
— Не надо ничего играть. Это в театре нужно ходить по сцене, говорить поставленным голосом, что-то изображать, перевоплощаться по системе Станиславского. А вот в кино надо просто быть.
— Как это?
— Камера видит малейшую фальшь. Кстати, что вы думаете о русских фильмах по романам Толстого? «Анну Каренину» с Самойловой в главной роли видели, я надеюсь?
— Она же спину вообще не держит, — фыркнула Вероника. — В то время так быть не могло. Их же с детства дрессировали, чтобы осанка была горделивая.
— Умница, вот видите — вы понимаете самое главное! А всякие сверхзадачи мы с оператором выстроим…
Вероника поставила томик Толстого на полку. И что теперь? Все было на мази, роль была ее, но вдруг Апраксин меняет свое решение. И не просто меняет, а приглашает на роль… Шаболину?! Да что же это такое, в конце концов! Ольга последнее время слишком часто переходит ей дорогу. Эта история с фильмом. А до того этой бледной мыши отдали ее партию Одетты в новой постановке «Лебединого озера». Балет будет ставить известный французский балетмейстер, она встречалась с ним в Париже и Лондоне, когда там работала. Из всех современных русских прим он знал ее лучше всех, и именно ее пригласил танцевать Одетту. И вдруг ей сообщают, что она, Вероника Кутилина, всего лишь в резерве, в самом лучшем случае ей дадут партию Одиллии. Известие о том, что Шаболину видели на светских раутах вместе с Макаровым, вообще убило Веронику. Именно тогда с ней и случился припадок ярости, жертвой которого пал веджвудский фарфор. Что же делать? Надо обязательно что-то предпринять.
21
Звонок разбудил Дениса в середине ночи. Последние дни он так привык к звонкам мобильного, что даже сделал два шага в прихожую, прежде чем сообразил, что звонит домашний телефон. Взглянув на часы, он долго не мог сообразить, кому понадобился в столь неурочный час. Вроде бы сейчас ничего экстремального «Глория» не расследовала.
— Вероника? Ты где? Не волнуйся, я сейчас подъеду.
Дороги еще не были забиты пробками, и Денис быстро добрался на Кутузовский проспект. Балерина была возбуждена. Она сбивчиво говорила какие-то странные вещи:
— Понимаешь, это заговор! Это точно заговор против меня. Сначала партия в «Лебедином» у Шаболиной. Потом вдруг и Макаров к ней переметнулся. А теперь — Апраксин, который саму идею фильма придумал под меня, под меня!.. Он ей роль передает! Ты должен что-то сделать.
— Вероника, — мягко сказал Денис, видя, что девушка не в себе, — детективы не занимаются распределением ролей. Да и в театральных интригах мы мало что смыслим.
— Я и не прошу тебя участвовать в театральных интригах. Но вы прекрасно можете устроить какое-нибудь небольшое происшествие. Пусть на Апраксина хулиган нападет в темном переулочке, да так, чтобы этот режиссеришка не смог ни одну бабу потом трахнуть. Дело чистое. Иван столько чужих жен увел, что все поверят, когда ему кто-нибудь из обманутых мужей отомстит.
— Вероника! Что ты мне предлагаешь, опомнись!
— А Шаболина вполне могла бы попасть в какую-нибудь аварию на дороге и переломать ноги. Так, чтобы танцевать больше не смогла. Ни своих партий, ни чужих.
— Вероника, да успокойся же! Выпей водички. Ты ведь ночью не спала? Опять, наверно, после спектакля по клубам шастала? Давай ты сейчас ванну примешь и спать уляжешься. А когда отдохнешь как следует, мы с тобой все обсудим.
22
За кулисами Большого театра наблюдалось оживление. Балетная труппа собиралась после гастролей и отпусков. Сегодня артистов ожидало общее собрание труппы, на котором расскажут о планах театра на будущий сезон. Последние годы подобные мероприятия часто таили в себе неприятные сюрпризы. То художественного руководителя снимут, то выгодные гастроли отменят. Вероника решила, что она тоже снизойдет до того, чтобы посетить общее сборище. Время от времени нужно и на людей посмотреть, и себя показать. Она оделась для этого события весьма вызывающе, в стиле Айседоры Дункан. Черное платье-туника и широкий красный шарф. Наряд обошелся ей в кругленькую сумму у одной известной питерской модельерши, но он того стоил. Когда необходимо подать себя в определенном образе, не имеет смысла искать новый облик у западных кутюрье. Все они озабочены только своими художественными фантазиями, а не тем, что нужно клиенту. Вероника не поленилась зайти в дом моды на Невском проспекте, когда была проездом в северной столице. Дальше ходить не пришлось, ателье было совсем рядом с гостиницей «Невский палас», в которой часто останавливалась прима. Правда, в последнее время уровень сервиса там упал, и она перебралась в «Европу».
Заняв место в дальнем углу зала, где проводилось собрание, она надела темные очки, скрывавшие глаза, но не мешавшие смотреть ей самой, и стала внимательно всех разглядывать, не заботясь о выражении своих глаз. Ага, вот и Шаболина притащилась. Как обычно, ни черта не понимает в имидже. Вроде бы дела у нее пошли в гору — будет танцевать в новой постановке «Лебединого», Апраксин пригласил на съемки. Значит, будут премьеры, презентации, общение с журналистами. Надо хватать удачу за хвост. А она как всегда — джинсики, какая-то простенькая маечка, волосики в хвост затянуты. Смотреть противно. Впрочем, ей, Веронике, это только на руку. Если человек не умеет быть звездой, то и не надо его этому учить.
— Ника, привет! Тебе удалось отдохнуть или с концертами ездила? — заметила Кутилину и Ольга.
— Спасибо, дорогая. И того и другого понемножку. Надо сказать, последний месяц был очень насыщенным.
— Ты такая умница, — не унималась Шаболина. — Все успеваешь! А меня съемки в кино совсем доконали. Представь, это такая морока!
— Расскажи, расскажи поподробнее.
— Да что там рассказывать. Лучше бы я брала по два дополнительных класса каждый день, чем не своим делом заниматься. Каждую сцену приходится повторять миллион раз. То ты сама что-то не так сказала, то партнер что-нибудь сморозил, то свет не тот, то у режиссера творческий кризис. Ужасно выматывает. Если бы не балетная дисциплина, к которой мы все с детства приучены, я бы давно все бросила.
— Когда премьера? — поинтересовалась Вероника.
— Через неделю, я тебя приглашаю. Придешь?
— Пришли пригласительный, пожалуйста, — процедила сквозь зубы Кутилина. — И обязательно на два лица, я в одиночку на светские мероприятия не хожу.
— Может, я просто в твоей гримерке оставлю… хорошо?
— Ладно, если тебе так удобнее.
Собрание прошло без особых потрясений. На удивление, в этом году никого из начальства не сняли, реставрация здания шла по плану, гастрольный график составлен более-менее удобно, к тому же ожидались две балетные премьеры.
Вероника утешала себя тем, что на новую модернистскую постановку «Лебединого озера» все равно мало кто пойдет. И то лишь пока шум от премьеры не уляжется. А автобусы с иностранцами как возили на классику, так и будут возить.
Это был редкий день без репетиций и спектаклей, и Кутилина решила немного прогуляться, чтобы привести мысли в порядок. Задрапировавшись в шарф и нацепив солнечные очки, она имела шанс быть не узнанной на улицах и не раздавать автографы своим почитателям. Быстрым шагом она прошла на Большую Дмитровку, вспомнила, что здесь где-то есть уютная кофейня, и, обнаружив ее, зашла внутрь и заказала чашку эспрессо. Как она и надеялась, кафе в это время оказалось пустынным. Она достала мобильник из изящной сумочки, пробежавшись холеным пальчиком по кнопкам, отправила сообщение-sms и стала ждать. Жаль, что в этом месте практически ничего нельзя было съесть, все слишком калорийное — торты, пирожные, салаты. Придется ограничиться кофе и свежевыжатым соком. К тому же ужасно неудобно отсутствие официантов. За каждой чашкой приходится подходить к стойке. Что ж, пусть и у нее будут свои римские каникулы. Небольшой отдых от жизни с полным обслуживанием.
Не прошло и пятнадцати минут, как перед ней возник худощавый молодой человек.
— Как хорошо, что ты пришел! — расплылась в улыбке прима. — Садись. Тебя накормить?
— Хорошо бы, — буркнул юноша.
Она сама вскочила и почти подбежала к стойке. Этот юноша оказывал ей совершенно особые, бесценные услуги, и ради него можно было немного посуетиться.
— Будьте добры, пожалуйста, блинчики с курицей, салат «цезарь», два сырных пуфа с лососем, чай с бергамотом, апельсиновый сок свежевыжатый и клубничный торт. Вон за тот столик, пожалуйста. И поскорее. Мой спутник очень голоден.
Когда стол был заставлен едой, молодой человек принялся угрюмо жевать. Наконец спросил:
— Зачем звала?
— Соскучилась я, зайчик, — промурлыкала прима.
— Я тоже соскучился, — хмуро ответил он, и стало видно, что этот молодой человек вовсе не хам, а просто такой неуклюжий, по какой-то глупой фанаберии пренебрегающий хорошими манерами. Кроме того, присутствие Вероники слишком его волновало и сковывало. — Но ты все со своими толстосумами разгуливаешь, а ко мне только в трудный момент приходишь. Ведь так?
— Саша, я же объясняла, у нас так принято. Нужно тусоваться среди богатых и знаменитых. Если хочешь знать, это моя работа. Рутинная и скучная. Зато едва выдался свободный часок или денек, я сразу к тебе.
— Ладно, поверим на этот раз. И что ты предлагаешь?
— Сейчас мы поедем ко мне. Мама уехала на дачу, так что квартира свободна. А там я тебе все расскажу.
— Ну поехали, — обрадовался юноша.
Когда они сели в кутилинский «порше», Вероника сразу же сняла свой алый шарф в стиле Айседоры Дункан. Не хотелось бы погибнуть во цвете лет, как это случилось с известной танцовщицей.
Дома она развлекала хмурого юношу почти как султана в гареме. Внимательно расспрашивала о его делах, успехах в учебе, планах на будущее. Намекала, что они всегда будут вместе и он ее самый верный рыцарь. После ужина и любовных утех молодой человек размяк окончательно, забыл про все свои претензии и был готов ради нее на все. Кутилина смекнула, что нужная кондиция достигнута, и приступила к делу:
— Зайчик, мне нужна твоя помощь.
— Опять тебя кто-нибудь из этих типов обидел?
— Получается, что так.
— И кто на этот раз?
— Представляешь, режиссер Апраксин отдал мою роль в фильме другой актрисе. И если бы она была актрисой, а то тоже балерина, как и я. А ведь клялся, что фильм на меня рассчитан.
— Апраксин — это тот, что про олигарха снял?
— И еще кучу картин. Он сейчас один из самых востребованных режиссеров в России.
— И у этого гада не нашлось для тебя фильма?
— В том-то и дело, что фильм нашелся, но он почему-то передумал.
— Ну и что же ты хочешь ему устроить?
— Ты мой рыцарь и защитник. — Вероника обняла его за плечи и тут же перешла уже на деловой тон: — Значит, ситуация такова. Он часто ужинает в «Царской охоте» на Рублевском шоссе. Может, знаешь, там, где Ельцин с Шираком встречались, ресторан такой знаменитый. Попасть туда официантом малореально и… рискованно. В повара ты вроде бы тоже не годишься. А вот подсобные рабочие там часто бывают нужны. Ты устроишься на это место и дождешься подходящего момента. Хорошо?
— Не волнуйся, все получится в лучшем виде. А тебе ресторан-то не жалко? Загубим ведь им репутацию на всю жизнь.
— Жалеть, зайчик, в этой жизни нужно только самого себя. А почему у тебя вдруг такие альтруистические мысли появились?
— И то верно. Давай спать.
Уснули они в объятиях друг друга, счастливо улыбаясь.
23
В офисе «Глории» шло очередное совещание. Были включены кондиционер и все три вентилятора. Но облегчения они не приносили.
— Сева, ты должен найти этого Малаховского. Где он сейчас, чем занимается, как часто встречается с Кутилиной, — давал указание Денис. — Ты его вычислил, тебе и карты в руки.
— Будет сделано, не вопрос, — пожал плечами Голованов. — Подумаешь, за каким-то студентиком проследить.
— Не горячись. Есть у меня подозрение, что это не просто студентик. Похоже, есть у него одна миссия, которая далека от разгрызания гранита науки. Если заметишь за ним что-то подозрительное, сигналь немедленно.
— А мне что делать? — поинтересовался Филя, вяло обмахиваясь газетой, и было очевидно, что делать в такую жару ему не хочется ничего.
— Ты по-прежнему прикрываешь Шаболину. Мало ли что с ней случиться может. Похоже, скоро запахнет жареным.
— Еще и жареным! — простонал Филя. — Уж лучше бы холодцом…
Вечером Голованов доложил Денису:
— Этот кадр в университете только числится, хотя преподаватели считают его одаренным студентом. Пока еще не отчислен, просто косит потихоньку. На днях устроился в ресторан «Царская охота» подсобным рабочим на кухне. Посуду моет, полы, корзины с продуктами таскает.
— «Царская охота» — это место, где всякие пузыри важные тусуются?
— Угу, он самый. Только я не пойму, на фига Малаховскому было туда на работу устраиваться. Далеко, до дома добираться неудобно. Он без машины еще. И место вроде бы не самое хлебное. Там официанты гребут чаевые лопатой, а кухонный мужик ничего, кроме зарплаты, не получает. Да и вряд ли мечта всей его жизни посуду мыть, разве что он там тайные опыты ставит?
— Сева, ты помнишь, кто из наших фигурантов по балетным делам в этот ресторан часто наведывается?
— Да все практически. Это же чуть ли не самый престижный ресторан в Подмосковье. Макарова я туда неоднократно «водил», и адвокат Кортман захаживал вместе с Кутилиной.
— А еще? Узнай, где ужинает режиссер Апраксин.
— Это еще кто такой? — поинтересовался безнадежный Голованов. — Из Большого театра?
Денис только рукой махнул:
— Киношник такой есть, сам разберешься.
На получение новой информации темному в мире прекрасного Севе понадобилось всего лишь полтора часа. После чего он достал Дениса звонком на мобильный, когда тот раздевался в своей кабинке в бассейне «Октябрь».
— Денис, на «Мосфильме» говорят, что Апраксин чуть ли не каждый день в «Царской охоте» ужинает. Ему удобно — по дороге домой заехал, подкрепился и спи-отдыхай. То ли дома его плохо кормят, то ли обстановка в ресторане ему больше нравится. Да и еда там приличная, хотя и цены немаленькие.
— А в какое время туда Апраксин обычно заявляется?
— Часов в семь-восемь, как правило.
— Ладно, Сева, на сегодня свободен, а мне пора подключиться.
Денис немедленно позвонил в ресторан и заказал столик на сегодняшний вечер. К счастью, деловой сезон еще не начался и свободных столиков было достаточно. Через полчаса Грязнов-младший вскочил в свой джип и рванул к ресторану. Интуиция подсказывала, что надо торопиться.
Сурово-вежливый администратор с замашками недавнего гэбэшника поинтересовался, заказывал ли посетитель столик. После того как Денис представился, провел его в глубину зала. Ага, Апраксин уже тут. Режиссер громко балагурил с официантами, было ясно, что он здесь завсегдатай и любимец персонала.
— А уху мне приготовьте так, как я люблю. Ну повар-то в курсе…
— Конечно-конечно, как прикажете.
Денис сидел в ожидании своего заказа, лихорадочно соображая. Похоже, что Апраксину грозила та же участь, что и Бриоли. Роль отравителя отведена Малаховскому. Кутилина вполне способна охмурить парня до такой степени, что тот решится на всякие художества, забыв об уголовном кодексе. Надо думать: куда может этот студент подсыпать отраву? Вряд ли будет травить весь ресторан. Что делать? Подсесть к Апраксину и рассказать о своих подозрениях? Примет за сумасшедшего. Он человек публичный, и к нему постоянно всякие шизофреники лезут со своими фантазиями.
Так, а что, если… Тут Денис покрылся испариной. А если Апраксин уже съел то, что ему уготовили? Надо надеяться на лучшее.
Ага, тут вроде бы есть закуски со шведского стола, так называемой телеги, на которой в изобилии выставлены грибочки, соленья и тому подобное. Шведский стол предназначен для всех посетителей, вряд ли студент его использует. А вот уха по особому рецепту — это самое подходящее. Что же делать? Верное решение пришло, когда Денис увидел официанта, несущего супницу к столику режиссера. Он вскочил и быстро пошел по проходу. «Случайно» столкнулся с официантом — поднос с едой полетел на пол, супница разбилась вдребезги. Официант покраснел от досады, Апраксин разочарованно крякнул:
— Эх, не судьба мне сегодня потрескать как следует. Поеду я домой, пожалуй.
Денис был доволен, честно говоря, он ожидал большего скандала. Но вот к нему уже направился сердитый метрдотель. Денис, предваряя возможный конфликт, показал свое удостоверение и сделал жест рукой, объясняющий, что готов заплатить за причиненный ущерб.
— Скажите, у вас работает некто Александр Малаховский? На кухне, подсобным рабочим?
— Да, есть такой.
— Мне надо с ним поговорить. Поверьте, это в ваших же интересах.
Опытный метрдотель почувствовал, что тут не просто прихоть секретного сотрудника, и отправился навести справки на кухню. Через некоторое время он вернулся с несколько обескураженным видом:
— Вы знаете, случилось нечто странное. Молодой человек неожиданно исчез. Его спецодежда валяется в раздевалке, а куртки и сумки нет на месте. Совершенно несерьезное поведение. Конечно, работа тяжелая, но ведь есть же договор!
— Я так и предполагал. Скорее всего, это к лучшему. Для вашего ресторана прежде всего. Счет, пожалуйста. И еще вот что: если он вдруг все же вернется — о моем визите — ни слова.
Денис расплатился и с облегчением вышел на улицу, посмотреть, как там машина: он все еще не привык, что Бродяга снова был неотлучно при нем. Может быть, усилия Дениса были излишни, а может, он человеку жизнь спас. По его распоряжению, черепки разбитой посуды не трогали, место, куда они упали и где разлилась уха, пришлось оградить. Администрация была недовольна, но Денис плевать на это хотел. Он уже связался с дядей и ждал приезда криминалистов.
Спустя несколько часов стало известно, что уха была отравлена, в ней содержалось нейротоксическое и холинолитическое средство — цикототоксин.
Трое суток, ушедшие затем на поиски Малаховского, результата не дали, и Денис решил, что его предположения о том, с какой целью студент мыл посуду в ресторане «Царская охота», можно считать подтвержденными. Равно как и гипотезу номер один — о том, что мешающий осуществлению планов прима-балерины подлежит устранению. А Грязнов-старший, которому Денис поведал историю посещения «Царской охоты», философски заметил:
— Иногда то, что не делается, тоже к лучшему.
Парадоксальность ситуации заключалась в том, что предъявить какие-либо обвинения лично Веронике Кутилиной было невозможно, и оставалось лишь действовать так, чтобы она ни о чем не догадывалась.
Денис связался со своим лондонским приятелем, и изумленный Генка Майоров отреагировал буквально несколько часов спустя: слово «цикототоксин», произнесенное им в дружеской беседе за кружкой пива с криминалистом Фрэнком Берроузом, произвело на последнего исключительное впечатление. Похоже, именно этой дрянью там, в далеком туманном Альбионе, в стране «Битлз» и левостороннего движения, был злодейски отравлен французский бизнесмен Антуан Бриоли. А на Дениса произвело исключительное впечатление то, что любознательный студент-химик может выгнать экстракт цикототоксина в домашних условиях, поскольку главная его составляющая — омега водяная — растение, растущее практически на любом болоте.
Еще Денис вспомнил, как почти в самом начале их с Вероникой, с позволения сказать, сотрудничества она сообщила, что будет платить наличными, а он еще тогда мельком подумал: а вдруг его просто «разводят», это один большой трюк и балерина выжимает из него по капле все, что ей требуется? И он, профессиональный сыщик, отмахнулся тогда от такого, казалось, фантастического предположения… Впрочем, не без содрогания.
И еще вспомнил, как жалел ее, мол, вот ведь какие пусть и недюжинные, но все же плохие мужчины ей попадаются — шпион, вор в законе, фальшивомонетчик… Теперь вот к этой коллекции добавился еще и отравитель. Возникает закономерный вопрос: это они ей попадаются? А может, эти незаурядные люди — просто жалкие мушки, залетающие в искусно развешанную паутину?