В Чечне все оказалось несколько проще, чем предполагалось. Подобравшись к секретным объектам поближе, Турецкий выяснил, что три объекта из четырех относятся к 22-й бригаде специального назначения. И хотя бригада подчинялась непосредственно Главному разведывательному управлению Генштаба ВС РФ, то есть, отбирая туда призывников, офицеры могли, не стесняясь, писать «отбыл в распоряжение Генштаба», Турецкий прекратил разработку в этом направлении. 22-я бригада — это самый-самый спецназ, без всяких сопутствующих химических производств и геологических разведок.

Оставался единственный засекреченный военный городок. Турецкий нашел его километрах в пятидесяти к югу от Шали. Рано утром он организовал себе в военной комендатуре машину. Нужно было преодолеть небезопасный перевал, и в комендатуре Турецкому все в голос не советовали ехать. Коменданта на месте не было, но его помощник, белесый капитан Вешняков, пивший крепкий кофе чашку за чашкой, объяснил, что в «городок» вообще никто не ездит, а у тех, кто ездит оттуда, — спец-пропуска, с которыми даже и в Грозном нигде не останавливают.

— А отчего ж небезопасно ехать-то? — допытывался Турецкий.

Такому вопросу Вешняков очень удивился:

— Так стреляют же!

— Кто?

— Так чечены же! С гор лупят по дороге почем зря. А СМИ, блин, трындят: война кончилась, боевиков нет…

— Откуда ж вы знаете, если никто туда не ездит?

Вешняков задумался и, пока соображал, успел налить себе очередную чашку.

— Так месяц назад ребята в горы за овцами полезли — такая стрельба началась!

Турецкий махнул на него рукой и хотел было уже выйти на улицу — к своей машине, но тут к блокпосту подъехал «мерседес» вишневого цвета, и Турецкий стал свидетелем занятной сцены.

Из «мерса» выскочил мужчина и, посмотрев по сторонам, отбежал в сторону, расстегнул штаны и стал мочиться на обочину. По всему было видно — приспичило человеку. Сделав свое дело, он вернулся к машине, облокотился на нее спиной и закурил. Он был маленький, болезненного вида, нервный и дерганый. Его голова клонилась к левому плечу, словно шея не в силах была ее удерживать. Лицо было гладким и бледным, а светло-серые глаза казались смущенными и наглыми одновременно.

Турецкий подумал, что вроде бы его где-то раньше видел. Или нет?

— Это кто? — почему-то шепотом спросил он у Вешнякова, словно коротышка у «мерседеса» мог его слышать.

— Тазабаев, — также шепотом ответил Вешняков.

И Турецкий сразу вспомнил. Ну конечно, Руслан Тазабаев, знаменитый московский вор в законе по кличке Будильник. Тазабаев прославился тем, что многократно выкупал или обменивал заложников. Это, по слухам, часто приводило в негодование Кремль, как известно, не желающий вступать в подобные сделки с террористами.

— А чего ему тут надо?

— Наш комендант — его какой-то там многоюродный брат. Но для чеченцев — это самое что ни на есть родство.

— То есть комендант — чеченец?

— А что такого? Подполковник, кадровый военный. Толковый мужик. И честный. Ну так что, точно поедешь через перевал? Хоть бронежилет возьми.

…Дорога через перевал была твердая, гладкая и поначалу не пыльная. Внизу были зеленоватые холмы, поросшие дубом и каштановыми деревьями, а еще ниже, вдали — речка, которая повторяла зигзаги дороги. Дорога то поднималась, то опускалась, но все время удалялась от перевала, шла через лес и мелкие кустарники… Проехали деревню — за ней раскинулись виноградники. Они уже потемнели, и лоза стала жесткой и грубой. Наконец река осталась позади, и дорога снова резко пошла в гору.

Вода в радиаторе закипела, и машина остановилась. Водитель вышел и долго копался в моторе. Турецкий хладнокровно курил: у него было какое-то нехорошее предчувствие, и ничего другого, как демонстративно не нервничать, он придумать не смог. Водитель вернулся в кабину, завел мотор, и машина с нехорошим звуком взяла подъем. Кряхтенье прекратилось, и в наступившей тишине слышно было только бульканье воды в радиаторе.

Турецкий неожиданно для себя задремал, поэтому голос водителя заставил его вздрогнуть:

— Приехали, что ли!

— Ну вот, благополучно же добрались, а пугали-то, пугали…

Вначале Турецкий попытался попасть на объект просто нахрапом: подъехал к КПП, предъявил дежурному сержанту удостоверение и потребовал пропустить к командиру части. Для командира части он заготовил вполне правдоподобную легенду о выборочной прокурорской проверке военных объектов, расположенных на территории Чечни, но легенда не пригодилась — сержант жестко и непреклонно заявил, что Турецкому нужен специальный пропуск. И поскольку его нет, то Турецкий должен немедленно убираться, а иначе будет открыт огонь на поражение. Сомнений в том, что говорится всерьез и буквально по инструкции, не было никаких.

Турецкий, разумеется, предпочел убраться. Он отъехал на приличное расстояние, отпустил машину и «огородами» — где пешком, а где и ползком — влез на заросший боярышником пригорок, откуда открывался отличный вид на городок сверху.

Городок был огорожен трехметровой высоты бетонным забором. Но это только внутренний периметр. Был еще и внешний из натянутой на столбы «колючки». Между внутренним и внешним периметром прохаживались караульные. С оружием, естественно. А за внешним периметром всюду торчали таблички «Заминировано», и несколько воронок характерного для противопехотных мин размера и глубины подтверждали: действительно заминировано.

Турецкий в бинокль наблюдал за базой пять с половиной часов. Чтобы быть в форме необходимое и достаточное время, он съел полтаблетки бромантана, которыми его предусмотрительно снабдили ростовские сыскари. Бромантан был придуман для десантных операций, чтобы люди 24 часа в сутки могли не спать. Эффект — вроде 20 чашек кофе. Этакий военный экстези, приводящий к тому, что организм оказывается разбалансирован. Правда, в какой-то момент военные медики в бромантане разочаровались, а вот спецназовцы — нет…

На территории в несколько квадратных километров разместился целый городок из строений непонятного назначения. Ангары напоминали авиационные, но самолетов в них быть не могло. Они бы туда просто не въехали, поскольку почти вплотную ангары подпирали другие сооружения, похожие на заводские или фабричные цеха, только без окон и дверей. Смысл торчащей примерно в центре городка цилиндрической конструкции метров тридцати в высоту и двадцати в диаметре тоже был не ясен. В стенках этой колоссальной «бочки» зияли довольно большие, завешенные маскировочной сеткой дыры, то есть хранилищем чего-либо она точно не являлась, зато там, внутри, что-то довольно громко гудело и чавкало. С десяток «бочек» поменьше прилепилось вокруг большой. Эти казались не дырявыми, но тоже были укрыты маскировочными сетями, что не позволяло разглядеть всех подробностей. И еще внутри бетонного периметра не было ни плаца, ни стрельбища, ни казарм, ни бронетехники, ни солдат. Изредка между зданиями ходили люди, но были они без формы, без оружия и передвигались не строем и преимущественно поодиночке.

Турецкий пил из фляги холодный чай и соображал.

Судя по всему, там за заборами разместилось какое-то производство. И не по пошиву шинелей. В какой-то момент ветер подул со стороны базы, и Турецкий невольно поморщился — в воздухе висел запах, напоминающий о резиновом клее или нитрокраске. Даже здесь, вдалеке от городка, он чувствовался, а у ворот, вероятно, был очень сильным. Или там банальный склад ГСМ — горюче-смазочных материалов? Но зачем, во-первых, его секретить, а во-вторых, зачем на складе химики и геологи? Полевой нефтеперерабатывающий комбинат? Но кому бы пришла в голову идея строить подобный комбинат в зоне возможных боевых действий? Почему не привезти ГСМ из более спокойных районов?

А кроме того, нефтепереработка — это всегда высоченные трубы, факелы… Их так просто в ангарах не спрячешь. И все-таки цеха, ангары, «бочки» и прочее — только ширма. Наблюдение с воздуха и снимки со спутника покажут только внешнюю скорлупу. И такое вот наблюдение с удобной высотки ничего не даст. Чтобы разобраться, что внутри, нужно попасть внутрь. Черт!

Изредка поглядывая в бинокль, Турецкий жевал тушенку и соображал, что делать дальше. Внутрь бетонного периметра попасть можно. Непросто, но можно. Конечно, он рискует подорваться на мине, получить пулю от караульного или просто — быть пойманным…

На базу въехала колонна из шести «Уралов», они везли то ли щебенку, то ли глину. Несмотря на то что машины прошли совсем рядом с ним, буквально метрах в пятидесяти, Турецкий так и не разобрал, какой именно груз они везут, — кузова сверху были прикрыты брезентом. Грузовики скрылись в воротах одного из ангаров, а через сорок минут ушли порожняком.

…Но бог с ним, с трибуналом, не факт, что удастся отыскать там, внутри, Заварзина. Даже если он там…

Тут внимание Турецкого привлек караульный. Положив на землю автомат, он плоскогубцами прикручивал к скобам на столбе концы отвалившейся колючей проволоки. Работал неумело, то и дело накалывался, по губам можно было прочесть, как он матерится. Турецкий видел его во всех подробностях: скривленный рот, несвежий подворотничок, тусклая общевойсковая эмблема на воротнике застиранной «афганки», круглая нашивка СКВО на рукаве… Не нужна даже снайперская винтовка. Из-за любого куста элементарно можно снять этого горе-бойца из автомата, а он свой даже не успеет поднять. Караульный, так и не закончив работу, плюнул, забросил автомат на плечо и ушел.

…А что, если этот объект вовсе не армейский? Что, если это подделка под армию? Ведь, в конце концов, караульные в полевой униформе и несколько платежек, прошедших через финансовое управление Северокавказского военного округа, еще не доказывают реальную принадлежность базы к Вооруженным Силам Российской Федерации. В 1952 году, например, было ликвидировано целое фиктивное Управление военного строительства, возглавляемое неким инженер-полковником Павленко. Арестовали около трехсот человек: якобы офицеров, сержантов и рядовых. Выяснилось, что десять лет (!) в Советской армии действовала фальшивая воинская часть со своим «штабом», «разведкой», «контрразведкой»!!! В начале войны недоучившийся студент, этот самый Павленко, сбежал из воинской части и, благополучно миновав заградотряды, оказался в тылу, в Калинине. Там дезертир лег на дно, отсиделся какое-то время, а потом создал подконтрольную только ему воинскую часть. Все началось с того, что приятель Павленко, профессиональный мошенник, из резиновой подошвы вырезал гербовую печать. Потом появились штампы, бланки, продовольственные аттестаты, командировочные удостоверения и прочие деловые бумаги, набрали людей. Более того, часть «шла» военными дорогами и закончила свой «боевой путь» под Берлином, шествуя за спинами истинных победителей. По фиктивным чекам так называемая боевая единица получила свыше 25 миллионов рублей. И это в то время, когда народ голодал, горбатился у станков, отдавал самое последнее фронту… Потом, конечно, «инженер-полковника» расстреляли, остальных посадили. Однако каков прецедент! Чем черт не шутит…

Но полчаса спустя, разрушая предположения Турецкого, над базой завис армейский вертолет. Настоящий, с реальным бортовым номером. Номер Турецкий записал. Вертолет приземлился на маленьком пятачке между цехами, и из него высадились реальные офицеры. Среди них выделялся штатский. Но и в нем было что-то от военного. Хотя бы орлиный нос и желтоватые щеки в морщинах. К тому же он показался Турецкому знакомым. Во всяком случае, сильно напоминал офицера Генерального штаба Банникова. Турецкий даже был с ним единожды знаком — года три назад их познакомил Голованов, они вместе служили в Афгане. Но могло ли это быть на самом деле? С одной стороны, они выпили тогда втроем по бокалу пива в футбольном ресторане «Пять оборотов» на Садовом… Он не был уверен… А с другой стороны, почему бы и нет? На войне как на войне. И кстати, один из вариантов подписи подполковника-вербовщика читался как «Бани». Значит, не «Бани», а «Банн».

Вертолет пробыл на базе около трех часов и улетел в сторону Грозного.

Было уже около десяти вечера. Турецкий сменил место дислокации — отполз со своего пригорка и перебрался в ближайший лесок.

Немного поплутав и найдя подходящую ложбину между двух деревьев, он устроил себе ночлег. В лесу пахло прелью, листва была до того нежной, что, казалось, и она большую часть времени проводит под землей, как боевики-чеченцы в своих норах в горах. Турецкий, стараясь не шуметь, сломал несколько крупных веток с листьями, которые положил под себя и сверху. Холодно не было, и заснул он сразу — слишком устал, сказывалось напряжение. Приснилась Москва, он как-то сразу понял, что это сон: слишком диким было все происходящее. Он ехал в метро. Вдруг раздался спокойный голос машиниста: «Внимание, сейчас начнется газовая атака!» Никто не стал паниковать, в руках пассажиров откуда-то появились противогазы, один только Турецкий мотался как неприкаянный среди этих «слоников», ловил ртом отравленный воздух, захлебывался и медленно умирал…

Он проснулся от того, что пронзительно орали сойки. Уже рассвело. Турецкий сделал глоток из фляги и осторожно снял с себя ветки. Спустя четверть часа он уже был на своем наблюдательном посту — в зарослях боярышника.

Когда через полтора часа Турецкий увидел колонну «Уралов», он не стал долго раздумывать. Было совершенно ясно, что попасть на базу в кузове грузовика проще, чем пробираться пешком через минное поле и два охраняемых периметра. Он короткими перебежками спустился с холма, ползком добрался до дороги, залег. Дождался, пока машины пройдут мимо, и бросился догонять последний грузовик, стараясь не попадать в зону заднего обзора водителя. Хорошо, колонна шла медленно. Подпрыгнув и уцепившись за борт, Турецкий под тянулся и перевалился в кузов. В кузове была глина. Он забрался под брезент.

Колонну не досматривали. Она беспрепятственно прошла в распахнутые ворота, которые тут же захлопнулись. До ангара, в котором грузовики разгружались вчера, было несколько минут езды. Турецкий мог только гадать, какой там порядок разгрузки и сумеет ли он прямо в ангаре незаметно выбраться из кузова, поэтому он решил сойти пораньше.

Он приподнял брезент. Грузовики ехали между цехами, и Турецкий, теперь уже с близкого расстояния, убедился, что никакие это не цеха, а сбитые из фанерных щитов и листов гофрированного железа коробки — макеты. И самая большая цилиндрическая конструкция тоже была слеплена из фанеры и довольно грубо покрашена серой краской.

Зато за цехами он теперь увидел нормальное кирпичное здание — казарму. Со своего наблюдательного пункта на пригорке он ее заметить не мог, поскольку казарму полностью прикрывал бетонный забор, к которому она прижалась вплотную. Возле казармы стояли и курили два парня в синих комбинезонах. Туда, в казарму, нужно будет наведаться обязательно, решил Турецкий. А пока, дождавшись удобного момента, когда грузовик притормозил, а вокруг никого не было, он выпрыгнул из кузова, юркнул в пространство между строениями, ползком забрался в укромный уголок и замер.

Около часа он лежал, практически не шевелясь, прислушивался, присматривался. За это время ни одна живая душа не прошла мимо, не поднялась тревога, грузовики спокойно уехали, разгрузившись. Значит, его проникновение осталось незамеченным.

Немного осмелев, Турецкий прополз к одному из цехов, осторожно отодрал уголок фанерного листа из обшивки, заглянул внутрь. Фанерный каркас скрывал от посторонних глаз нечто вроде насосной станции — замысловатое переплетение труб довольно большого диаметра с вентилями, клапанами, датчиками. Около навороченного пульта управления — несколько шкафов с тумблерами, кнопками, ручками, экранами, индикаторами и прочими непонятными живыми, мигающими штуковинами — дежурил один человек в таком же синем комбинезоне, как были на парнях около казармы. Цветом волос и фактурой он на Заварзина не походил, поэтому Турецкий не стал обнаруживать своего присутствия.

Он уполз обратно в свой укромный уголок и стал ждать ночи: отыскать Заварзина в казарме среди спящих будет наверняка проще, чем ползать на брюхе по всему городку и заглядывать в каждый цех и ангар. А пока ждал, соображал, что же все-таки тут происходит?

Что производство — понятно. Что производство нефтепродуктов — тоже понятно. Ясно, что в качестве рабочей силы используются солдаты срочной службы с соответствующей квалификацией. Все это незаконно, но, в конце концов, в порядке вещей. Точнее — объяснимо. Армия вынуждена зарабатывать деньги, ибо государство не в силах достойно ее обеспечить…

Но с самого начала его здесь смущало что-то еще. И только теперь, лежа среди фанерных стен, Турецкий сообразил, что именно. Этот секретный объект в зоне боевых действий охраняли не от противника, не от боевиков. И боевики не проявляли к нему никакого интереса, у них теперь другой интерес — ноги бы унести… Сколько Турецкий ни разглядывал вчера в бинокль бетонный забор, но не увидел ни одной выбоины от пули или осколка, ни одной воронки от фугасов на подъездах к базе, никакого конвоя для грузовиков с глиной. Ладно, глину не жалко, но техника, водители… да просто положено конвойное сопровождение транспортным колоннам! Однако самое главное — непуганые часовые. Вместо того чтобы прятаться в бетонных дзотах, они разгуливают по периметру без оглядки на возможного вражеского снайпера. И где?! В Чечне! В предгорьях! Где даже деревья стреляют, не говоря уж о двуногих.

Такая вопиющая беспечность возможна, только если есть полная уверенность, что боевики не станут нападать. А не станут нападать они только на своих. Значит, что же получается? Этот объект российских вооруженных сил для боевиков свой?!

Это не укладывалось в рамки военной логики. Да и никакой другой. Но иного объяснения всему увиденному Турецкий не находил.