Степан шел по улице с бутылкой пива. На ногах — гриндерсы, на плечах — скинхедовская куртка. Он был свободен и независим. Встречные вьетнамцы, китайцы, негры косились на него с опаской. Степан ухмылялся. Но на самом деле он не чувствовал какой-то особенной радости от того, что появилась возможность вернуться к прежней жизни. Что-то в нем перегорело, пока сидел, что ли? Чего-то ощутимо не хватало…

Он увидел парикмахерскую. Провел рукой по голове — волос немало отросло за полгода в камере. Может быть, не хватало именно этого? Степан подошел к крыльцу, на котором перекуривал парикмахер. Он окинул молодого человека опытным взглядом, выбросил окурок в урну.

— Под ноль? — Парикмахер сделал приглашающий жест вовнутрь.

Степан пожал плечами, опустил в урну пустую бутылку из-под пива и пошел дальше… Остановился в сквере, забрался на скамейку — сел на спинку, ноги опустил на сиденье. Сделал звонок по мобильному телефону. Сказал в трубку тихо и грустно:

— Мам?.. Ну, я вышел, мам. Правда, да. Не верится… Нет, все хорошо. То есть нормально… Нет, пока не приеду. Нет, просто дело есть. Не могу объяснить. Ну, мам! Хорошо. Хорошо. Я тоже очень соскучился, мама… — Он нажал отбой и сглотнул комок в горле.