Турецкий спрыгнул с подножки фургона КамАЗа, помахал рукой водителю — до места встречи он добирался автостопом, так было спокойней. КамАЗ уехал. Турецкий посмотрел на часы. Семь утра. Он подозревал, что Максаков мог организовать ловушку: например, позвонить в милицию и сообщить, где и когда следует искать беглого Турецкого. Поэтому и приехал пораньше, чтобы подготовиться ко всяким неожиданностям.

С полчаса он осматривал местность и не обнаружил никаких следов засады. Отыскал удобный наблюдательный пункт — холмик, с которого хорошо просматривалось шоссе на несколько сот метров в обе стороны. Турецкий притаился, с дороги его видно не было.

Теперь оставалось только ждать.

По шоссе со стороны Москвы двигались два микроавтобуса. Турецкий вжался в землю, но микроавтобусы пронеслись мимо.

Он посмотрел на часы. 7.50.

Наконец через двенадцать минут подъехал джип с тонированными стеклами и затормозил почти напротив Турецкого. Джип съехал с дороги, немного попетлял между деревьями и остановился. Из джипа вышли двое, водитель и еще один тип, мордатый, с толстенными щеками, оба были с автоматами. Они закурили.

Турецкий достал пистолет, прицелился — он мог бы с легкостью снять обоих. Но он не делал этого, поскольку не знал, есть ли в машине Ирина и не остался ли там с ней еще кто-нибудь. Он положил пистолет на землю. Сполз с холмика. Поднялся на ноги и сделал пару шагов вперед. Свистнул.

Мордатый и водитель бросили сигареты, схватились за оружие, навели автоматы на Турецкого.

— Лапы подними!

Турецкий послушно поднял руки.

Водитель подошел вплотную. Обыскал его, ничего предосудительного не нашел, сам опустил Турецкому руки. Кивнул в сторону машины.

И из машины вышел адвокат Васильев.

Турецкий особенно удивлен не был. Кивнул адвокату в знак приветствия.

Васильев улыбнулся:

— Считай, Александр Борисович, что я продолжаю защищать твои интересы. Просто немного необычным образом. Заметь! И это несмотря на то что ты сделал в СИЗО. Для нас, для юристов, главное — плоды работы, а не процесс, верно?

— Где моя жена?

— Сперва поговорим о гарантиях.

— Я хочу быть уверен, что с ней все в порядке.

Адвокат сделал успокаивающий жест обеими руками.

— Да я тебя умоляю! Все с ней в порядке. Поверь, все мы здравомыслящие люди. Максаков — в первую очередь. Причинять вред твоей жене, чтобы всю оставшуюся жизнь опасаться страшной мести? И кстати, тебя убивать он тоже не планирует.

Турецкий поморщился:

— Допустим. О каких гарантиях идет речь?

Адвокат кивнул водителю. Водитель обошел машину, открыл багажник. Мордоворот продолжал удерживать Турецкого на прицеле.

Васильев продолжал:

— Копию кассеты я даже не прошу: если ты сделал одну, то мог сделать и еще десять или вогнать запись в компьютер. Ты уничтожишь их все собственными руками.

Турецкий молча посмотрел на адвоката.

— Хочешь спросить — почему? Сейчас поймешь.

Мордоворот достал из багажника штатив-треногу и видеокамеру, установил, навел объектив на Турецкого. Вернулся к багажнику и, поднатужившись, вытащил оттуда… связанного Степана. Положил его на землю между Турецким и видеокамерой. Рот у Степана был залеплен скотчем, но глаза были открыты и полны ужаса.

Васильев кивнул на Степана:

— Вот это и будет гарантия. Частный детектив Турецкий застрелит молодого человека, а мы запишем все на видео.

Степан мотал головой и что-то мычал.

— Суть сделки такова: запись никто не увидит, если ты, Александр Борисович, навсегда забудешь о существовании Максакова и обо всем, что с ним связано. Неплохо придумано, верно? — Васильев вздохнул. — Вообще-то я бы на твоем месте попросил еще и денег, но… у нас разные профессии и… приоритеты. — Он внимательно смотрел на Турецкого. — Ну что?

Турецкий молчал.

— Ты хочешь вернуть жену?

— Хочу.

— Тогда выбора нет.

Турецкий больше не смотрел ни на адвоката, ни на Степана. Просто стоял на месте, молчал и не шевелился.

— Просто не верю своим глазам! — сказал Васильев. — Что же это с людьми происходит?! Куда катится этот мир? Кто тебе дороже: родная жена или этот урод? — Он пнул Степана ногой. — Ладно, спишем это на стресс. Я облегчу тебе задачу. Его, — еще один удар ногой, — все равно закопают здесь, независимо от того, убьешь его ты или… — Васильев кивнул на молодцов с автоматами, — один из них.

Турецкий по-прежнему молчал.

— Ну что же… Я сделал все, что мог. — Васильев достал мобильный телефон.

— Ладно.

Степан извивался всем телом, мычал.

Мордатый подал Турецкому пистолет. Отошел. Демонстративно щелкнул затвором автомата. Достал из кармана один патрон и бросил его Турецкому.

— Твоя обойма пуста.

Турецкий нагнулся, поднял патрон. Зарядил пистолет.

— Сейчас мы включим камеру, — сказал Васильев. — Ты приставишь пистолет к голове этого молодого человека, назовешь себя и сделаешь выстрел. Потом мы поедем за твоей принцессой, — адвокат вытер лицо платком. — И все это, наконец, закончится. И… кажется, больше всех буду счастлив я: надоело — сил нет!

Водитель включил камеру, поправил ее на штативе.

Адвокат отошел в сторону, чтобы не попасть случайно в кадр, а может, чтобы мозгами не забрызгало.

Турецкий приставил пистолет к голове Степана.

— Э-э-э, момент, момент! — закричал Васильев. — Скажи пару фраз для истории. Ну, ты же меня понимаешь?

— Я, Александр Борисович Турецкий… — бесцветным голосом сказал Турецкий.

Степан зажмурился.

— …делаю это, находясь в здравом уме и трезвой памяти…

Турецкий не двигался с места, почти не дергал рукой, но молниеносно изменил направление ствола и выстрелил.

Адвокат упал — пуля попала ему в глаз. Выражение лица его успело измениться, оно было удивленным и несколько обиженным. Как же так?! Все так славно было придумано…

Бесполезный пистолет полетел точно в лоб Мордатому. Тот упал, но успел выпустить очередь. Мимо.

Турецкий бросился в ноги водителю и свалил его вместе с камерой. Откатился и отполз за холмик. Схватил свой пистолет. Поднялся на ноги и двумя выстрелами уложил водителя и Мордатого, которые почти успели добежать до него. Но «почти» не считается…

Турецкий развязал Степана. Поднял камеру.

— Работает, надо же…

Он прокрутил запись. Камера снимала в основном ноги, но зато голоса и выстрелы были записаны четко. В сочетании с показаниями Степана этого было достаточно, чтобы доказать, что Турецкий не превышал пределов необходимой обороны.

Александр Борисович встряхнул Степана.

— Ты знаешь, где ее держат? — Степан пучил глаза, еще не отошел. — Очнись, Ницше! Где Ирина? Откуда тебя привезли? Она там?

— Она на даче… В подвале. То есть в погребе… Там… Я покажу…

— Далеко? Сколько туда ехать?

— Мы ехали… час или полтора.

— О чем они говорили между собой? Как было условленно? Они должны созваниваться с Максаковым? Во сколько?

— Кажется… Не знаю… Не помню…

Все-таки Степан как-то странно разговаривал.

Турецкий принюхался.

— Чем это от тебя… Они что, тебя напоили?

— Не, это я сам, — глуповато улыбнулся Степан.

Турецкий посмотрел на него удивленно, но больше вопросов не задавал. Он жалел, что убил Васильева, нужно было, конечно, предварительно его как следует допросить. Но назад ничего не вернешь.

…Турецкий гнал джип на максимальной скорости. Степан сидел рядом, тупо смотрел на дорогу, все еще не пришел в себя. Турецкий кричал в трубку:

— Мне нужен следователь Найденов! Так найдите его! Турецкий говорит. Его подследственный. Который сбежал. Вот именно! — Он ждал, наконец соединили с Найденовым.

— Турецкий, вы где?!

— В машине. Еду за своей женой.

— Какая жена? При чем тут жена?! Послушайте, Турецкий, у вас еще есть возможность явки с повинной…

— Я готов признаться хоть в убийстве Кеннеди, только пришлите отряд ОМОНа! — Он передал трубку Степану. — Объясняй, где дача!