Я убиваю людей. Я думал, я был уверен, что все про это знаю. Господи, да я десятки раз это делал. Но я всегда находился с другой стороны ствола. Нет, лучше вспомнить все по порядку.

…Я не люблю дождь. Я ненавижу зонты. Я всегда ненавидел зонты.

Я смотрел на свои работающие «дворники» и прикуривал сигарету. Это было так уютно – сидеть в дождь в хорошей, комфортной машине и чувствовать себя абсолютно защищенным. Что еще надо для счастья? Ничего. Если вам вообще что-то нужно для счастья – это значит, что вам его не видать никогда. Тот, кто считает, что для счастья необходимы какие-то составляющие, – глупец, и ему никто не поможет. Разве что кроме меня. Потому что в конце концов всегда появляюсь я и помогаю расставить точки над "и". Или кто-то вроде меня, какая разница?

Это был вечер, половина одиннадцатого, я припарковался в тупике безлюдного переулка, заглушил двигатель и выключил фары. Ждал я недолго, потому что точно знал график движения своего объекта. Как и предполагалось, спустя четверть часа он появился – по улице, пересекавшей переулок, промчалась красная «мазда», совпадение тут было маловероятным. Я завелся и поехал следом. Проверил его номера, все было точно.

Через полчаса мы доехали до пристани, неподалеку от Водного стадиона, я знал, что там у него предполагается встреча, но не сейчас, а в двенадцать ночи. Он поторопился, возможно хотел осмотреться, и это было мне на руку, это чрезвычайно меня устраивало. На скорости пятьдесят пять километров в час я ударил его своим «лендровером», так, чтобы «мазда» не опрокинулась в воду (там был небольшой бортик), но ее водитель получил хорошую встряску и потерял концентрацию. Так и произошло. Я тут же вышел из машины (все-таки ненавижу дождь), открыл дверь «мазды» и ударил водителя рукояткой пистолета-пулемета ПП-93. А мужик, между прочим, уже доставал ствол. Все-таки неплохая была реакция у покойника, жаль только, теперь это никто не оценит.

Нет, о чем это я, – еще не покойника.

Я переложил себе в карман выпавший у него из руки ствол. Приставил к голове ПП-93 и выбил ему мозги на боковое стекло.

Вот теперь – у покойника.

Потом положил ствол (калибр 7,62, магазин на 35 патронов, 450 выстрелов в минуту) в кабину, как если бы он выпал у него из руки. Сделал отпечатки его пальцев, само собой.

Я осмотрелся. Вокруг по-прежнему было ни души. Все-таки погода отвратительная, надо сознаться. В такую погоду работать – настроение не поднимает. Я заглянул трупу в лицо: выстрел его не затронул, и оно сохранило удивленно-обиженное выражение. На коленях у трупа лежал «Спорт-экспресс», там было интервью с отцом хоккеиста «Детройта» Федорова, в котором он (отец) возмущался, что его сына, центрфорварда, перевели в защиту. Я его уже читал, интервью и впрямь было необычное, так что если бы меня кто-то подсек в момент такого чтения, то и у меня рожа была бы не лучше. Хотя мне тогда уже было бы плевать. Интересно, а ему плевать? Или он сейчас наблюдает за всеми нами – за мной, за своей ненадежной дырявой оболочкой, за папой Сергея Федорова? Когда-нибудь я это узнаю, а сейчас не время для лирики.

Я проверил его карманы. Деньги оставил, документы на имя помощника депутата Госдумы Степанова забрал. Среди прочих ксив там была корочка сотрудника ФСБ, фальшивая, я это знал наверняка. Кто знает, может, пригодится, ее я сунул отдельно.

Потом я снова сел за руль и закончил начатое – откатился и опять стукнул «мазду». Вот теперь она действительно упала в воду. Падала машина красиво, переворачиваясь в воздухе и пуская широкие круги на воде. Как говорил один знакомый профи, стоящие парни умирают молодыми, а лучшие из них делают это некрасиво. Какой-нибудь режиссер боевика небось дорого бы дал за такой кадр. Но я получил достаточно, чтобы задумываться о таких пустяках.

Вообще– то это было довольно глупо -имитировать, что водитель «мазды» застрелился, учитывая, что машину его сбросили в воду насильственно, это любой грамотный криминалист по вмятинам в два счета определит. Но заказ есть заказ, заказывает музыку тот, кто платит. Да и потом, где гарантия, что его вообще найдут?

Черт его знает, что он сделал, этот тип в «мазде». Или чего он не сделал из того, что должен был. Не знаю и знать не хочу. Моя работа заключается в том, чтобы избавлять людей от лишнего знания, так что мне слишком хорошо известно, к чему приводит избыточная эрудиция. А в телевикторинах я играть не собираюсь.

Моя работа была сделана, и сделана чисто. Я повернулся спиной к трупу и лицом в городу. Ночные огни свидетельствовали, что он, как всегда ночью, жил своей равнодушной и лицемерно праздничной жизнью. Пожалуй, стоило к нему присоединиться.

Три дня спустя, сменив машину, сняв цветные контактные линзы и перекрасив волосы в свой обычный цвет, я притормозил у массивного трехэтажного особняка на Николиной Горе. Это не был дом в новорусском стиле – никакого идиотского красного кирпича, башенок и фонтанов, тут архитектор поработал со вкусом. Я знал, что видеть меня там рады не будут, но мне было плевать. Дождь, кстати, шел по-прежнему, словно и не прекращался.

Дверь открыл маленький человек в черной рубашке с закатанными рукавами. В верхней челюсти у него посверкивали два железных зуба. Он уставился на меня и через некоторое время выдавил:

– Ты что здесь делаешь?!

– Ты очень гостеприимен, Жора, – сказал я, нежно отодвигая его плечом и проходя в дом. За мной по зеркальному паркету потянулись длинные грязные следы, что доставило мне определенное удовольствие.

Маленькому ублюдку ничего не оставалось, как ответить:

– Подожди внизу. – Он отправился докладывать о дорогом госте.

Черта с два я стал его слушать. Я отправился на кухню, взял себе пива «миллер», потом спустился в подвал, там была бильярдная. Когда Жора снова нашел меня, я уже осушил банку и закатил пяток шаров. Жора пробурчал, что Босс сейчас занят, у него важный гость, и чтобы я не стеснялся и взял себе на кухне пива. И тут же смылся.

Я знал, где Босс принимает гостей – в библиотеке. И я знал, что туда есть два тайных входа, из каждого из которых можно вести наблюдение. И я также знал, что об этом моем знании никто не догадывается. Если предположить, что Жора тоже находится в библиотеке, можно рискнуть.

Мне повезло. Низкорослый урод разливал спиртное по двум стаканам, – похоже, это было виски. А на столике из черного мрамора стоял еще дымящийся серебряный кофейник. Однажды я видел такой в антикварном на Арбате, очень приглянулся, хотя обычно я равнодушен к такого рода барахлу, хотел даже купить, да раздумал: куда мне его девать с моей-то жизнью? Его тоже придется постоянно перекрашивать, чтобы не засекли. Шутка.

Библиотека в доме была немаленькая – Босс говорил, около двадцати тысяч томов теснились на полках орехового дерева. Но последнее время, мне кажется, ею не слишком пользовались по предназначению, хотя Босс был изрядный книгочей. Здесь он принимал конфиденциальных гостей.

Сейчас вид у Босса был неважнецкий. Рожа помята, очки, против обыкновения, были не на носу, а болтались на шнурке поверх домашнего халата.

Напротив Босса сидел мужик лет сорока пяти, не больше, азиатской внешности. Ноги он держал на столе из черного мрамора. Никогда прежде я его не видел. Не то узбек, не то таджик, не то еще какой-то араб. Но уж больно европеизированный. Двубортный костюм сидел на нем получше, чем на мне. Однажды я уже мельком видел его. Мы с Жорой за глаза назвали его Азиатом. Азиат говорил:

– Черт возьми, ну о чем ты думаешь, а? А о чем она думает? Миллион долларов! Как людям вообще такие цифры в голову приходят?!

– Я все контролирую, – возразил мой Босс. Но кажется, не слишком уверенно. По крайней мере, Азиата эти слова не убедили. Он поменял ноги местами, наверно затекли.

– Ты слишком много говоришь. Ты думаешь, прости Аллах мне такие слова, своим членом, а не головой. Нужно было ей ребенка сделать, у нее слишком много свободного времени. А теперь поздно.

– Я справлюсь. – Босс вскочил и нервно пробежался по библиотеке. Выглядел он паршиво. Круги под глазами, веки опухшие, наверняка не спал, да еще, как водится, за воротник закладывал.

– Да? Твоя жена сбежала с важной информацией. Присылает письма с требованием выкупа. Она шантажирует нас, тварь продажная! Она все ставит под угрозу. Мы не можем этого допустить. Теперь тебе придется дом заложить. У тебя же нет больше денег. – Азиат опять поменял ноги местами. – Или я ошибаюсь?

Один доктор однажды посоветовал мне в конце дня стоять на голове или хотя бы позадирать ноги – для оттока крови, скопившейся за день, чтобы сосуды нормально фунциклировали. А то с моей-то работкой, когда сутками можешь в засаде кого-то ждать, и не всегда сидя или лежа, очень даже просто можно себе какой-нибудь гнусный варикоз заработать. Вот тогда-то я и понял, отчего это американцы так любят ноги на стол задирать. Ушлый Азиат, очевидно, тоже был в курсе.

А Босс тем временем нервничал:

– Ничего она не получит! Я найду ее и разберусь.

– Извини, но ты заблуждаешься! Ты будешь делать именно то, что она говорит. Ты безукоризненно исполнишь ее инструкции и заплатишь ей миллион. Это же не простая супружеская склока, у нее же факты, улики, имена, это неразорвавшаяся бомба! И наконец, у нее… – Азиат недоговорил, оглянувшись на Жору, который уже давно пытался слиться с интерьером. Учитывая, что вокруг были одни книги, у него это не слишком получалось. Уверен, что мелкий ублюдок их боится.

– А я говорю, что найду ее и диск верну! – завопил Босс. – Жора, вон отсюда, что ты тут сидишь, засранец, кто тебе разрешал?

Жора, что-то недовольно бормоча, убрался.

– Вот это хорошо, – согласился вдруг Азиат. – Я на это очень рассчитываю. И не вставай, не провожай меня.

Похоже, этот разговор закончился несколько неожиданно и быстро. А впрочем, я же не знаю, когда он начался.

Азиат вдруг остановился:

– Кстати, заказ мой выполнен?

– Ты что, газет не читаешь? – с раздражением сказал Босс. – Три дня уже прошло.

Так вот как выглядит на самом деле мой заказчик. Босс тут только передаточное звено…

Босс проводил гостя затравленным взглядом.

Я быстро вернулся в бильярдную. Через две минуты Босс тоже туда спустился. Молча взял кий, нацепил очки и стал бить против всяких правил и вне очереди. Стоит ли упоминать, что это делалось с треском, и шары частенько вылетали за борт? Не стоит. Я не возмущался, а просто на всякий случай отошел подальше: было бы глупо получить травму в такой безобидной ситуации. Это было в его стиле – играть против правил. Загнав последний шар, Босс вытащил из карманы симпатичную зелененькую пачку и бросил мне. Все молча.

Я в свою очередь достал пакет, в котором лежали изъятые вещи, и протянул Боссу. Он, не глядя, засунул его в бездонный карман домашней куртки. Потом сказал:

– Значит, дуплетом сработал, да?

– А за что второго-то надо было убрать?

– Это, братец, не нашего ума дело. Хотя, – кривая улыбка мелькнула на губах, – по-моему, этот депутат уж очень неправильный законопроект подготовил. Ладно, забудем об этом. У меня для тебя есть еще одно дело. – И через паузу добавил, хитрый сукин сын: – Даже не дело, а так, дельце. Халтурка. Для тебя это семечки. У меня дома завелся вор. – Он явно наблюдал за моей реакцией, так что пришлось сделать каменную рожу. – Вернее, воровка. Это моя жена. Я хочу, чтобы ты убил ее, после того как найдешь и вернешь то, что она у меня украла. Того, кто обычно под рукой, сделать всегда легче, верно?

– Вообще-то, я никогда не убивал женщин. Кроме того, Альбина Ахмадовна ведь не под рукой. Она ведь исчезла.

– Все когда-то бывает в первый раз, – невозмутимо заметил этот упырь. – Ты бы мог убить змею? Ну вот видишь.

Тут Босс был прав. Его жена походила на змею. Она была холодная и ядовитая, как змея. Она могла обвиться вокруг вас и цапнуть в самый неожиданный момент.

И она была потрясающая женщина.

Я сидел на кухне однокомнатной хрущобы в далеком спальном районе и допивал свой кофе. Правду сказать, кофе был так себе, растворимый, какой-то там «милагро», ну и фиг с ним. Не в кофе счастье. А в тех, с кем ты его пьешь.

Альбина стояла передо мной в черной комбинации и монотонно говорила:

– Сырую говяжью печенку надо нарезать ломтиками, ошпарить кипятком, откинуть на дуршлаг, отжать от воды, слегка обжарить во фритюре, опустить и тут же откинуть на дуршлаг и переложить на сильно разогретую сковороду с жиром, добавив грибы муэр, ранее подогретые в бульоне, жженый сахар, шинкованные в длину дольки чеснока, репчатый лук, соевый соус, глутаминат натрия, соль, уксус, немного бульона, крахмал, разведенный водой. Несколько раз перемешать.

– Это что? – спросил я, честно сказать, слегка обалдев.

– Печень.

– Какая печень? – сказал я, притягивая ее к себе.

– Печень, жаренная по-китайски. Чаогань-цзянь. Сделаю вечером. Очень вкусно.

– Не сомневаюсь, – пробормотал я, целуя ее в шею. Но потом все-таки взял себя в руки и отстранился. А иначе разговаривать с ней было невозможно.

Она обошла вокруг стола и бочком присела на подоконник, подчеркнуто скромно сведя ножки. Это, надо признаться, сводило меня с ума уже несколько недель. В горле, несмотря на кофе, тут же пересохло.

– Я должен тебе кое-что сказать. Твой супруг нанял меня.

– Ты это уже говорил, я знаю.

– Нет это другое. Он нанял меня, чтобы я убрал тебя.

Она внимательно посмотрела своим немигающим взглядом. А ведь действительно женщина-змея.

– И что ты намерен делать? Выполнишь заказ?

Я молчал. О том, что я подслушал в библиотеке, – о миллионе, который она требует с мужа, – я благоразумно умолчал. Никогда не показывай ближнему своему, что знаешь о нем. Если хочешь добиться его любви.

Она спрыгнула с подоконника и стремительно впилась в меня губами, и тут же обе бретельки как по волшебству слетели с мраморных плеч, обнажая великолепное тело. И все опять завертелось в немыслимом вихре.

Такого головокружения я не испытывал давно. Когда-то в юности это было связано со спортом, но, заматерев и привыкнув к победам и адреналину соперничества, я перестал возбуждаться. Потом – с работой. Но опять-таки, очерствев, я снова поневоле превратил свой бизнес в рутину. И вот теперь – она. Нет, с женщинами у меня всегда все было хоккей, не в этом дело. Просто что-то оказалось непостижимым для моих не слишком извилистых мозгов в этой восточной женщине. Она будоражила кровь одним своим взглядом, одним шевелением бровей, одним движением плеч, вот как сейчас…

Раздался писк – это сработал мой пейджер. Я не стал его смотреть, номер пейджера был известен только одному человеку, моему знакомому специалисту-электронщику. Я звал его Электроником. Так что я сразу набрал его номер. Это было важно, и пришлось отстранить Альбину, которая все не унималась.

– Они говорили о кредитных карточках, – сказал электронщик.

– О кредитных карточках? – туповато переспросил я.

– Ну да, о кредитках. Это такие пластиковые штуковины, умные люди их засовывают в банкоматы, жмут на кнопочки, и оттуда сыпятся баксы.

– Ладно умник, говори, что знаешь.

– Абонент номер два сказал, что по кредиткам проследить ее пока не удалось, сказал, что эта сучка, наверно, платит наличными. А Абонент номер один ответил, что не затем ему платит, чтобы выслушивать такую чушь, и пусть он ему ее найдет. Это дословно. Хотя, если хочешь, могу прокрутить запись.

– Не надо. Звони мне в любое время, когда они будут разговаривать.

– Я помню. – Он повесил трубку.

Электроник прослушивал телефонные разговоры между Жорой и Боссом и передавал мне. Это требовало некоторой оплаты, но это стоило того. Всегда не лишним будет знать, кто у тебя на хвосте, особенно если спишь с женой своего Босса.

Что же получалось? Значит, пока что на след Альбины они не вышли. И на том спасибо. Жора не так уж редко появлялся в особняке на Николиной Горе, но насовать там «жучков» я не рискнул, это должен делать специалист. Оставалось рассчитывать на удачу и на то, что Жора сейчас рыщет по городу и вместе с Боссом бывает нечасто, а значит, будет ему названивать.

Мы лежали в постели обессиленные, по крайней мере я. Я потянулся за зажигалкой. Альбина сказала, бесстыдно откинув простыню:

– Ты разрешишь мне выкурить последнюю сигарету? – Она сделала короткую затяжку, как всегда сильно прикусив зубами фильтр. – Значит, он все-таки хочет, чтобы я умерла, мой обожаемый супруг.

Я не нашелся что сказать.

– И нужно, конечно, предъявить труп. Что ты молчишь?

– Это будет сделать непросто, – выдавил я. – Учитывая, насколько ты мне нравишься.

– Как я тронута, – насмешливо сказала она и стряхнула пепел на пол. – Но не волнуйся, дорогой. Это же не обязательно должна быть я. Может, и похожая какая-нибудь женщина.

– Альбина, ну кто же на тебя может быть похож?

– Например, моя сестра-близняшка.

– Что?!

– То самое.

Я даже присел на постели:

– У тебя есть сестра-близняшка?

– Угу.

– Ты мне никогда не говорила об этом. Ну и ну. Просто не знаю, что и сказать.

– Тогда заткнись. Это ведь здорово упрощает дело, верно?

– Да, но…

– Ты сможешь предъявить ему труп, получишь деньги, и я тоже буду чувствовать себя спокойно. И все будут счастливы.

Я что– то невнятно промычал. Собственно, что я хотел сказать, было неясно и мне самому. Интересно, а как она при этом собирается получить свой миллион? А впрочем, не мое дело. Пока.

– И не смотри на меня так. Ты же этим зарабатываешь на жизнь? Ты убиваешь. – Альбина вдруг сменила тон. Из небрежного он опять стал завлекающим, как дудка для кобры. Эта ее аритмия могла свести с ума кого угодно.

Пришлось возразить:

– Ну ты даешь! Я убиваю мерзавцев.

– Мерзавцев? – усмехнулась она.

– Мерзавцев.

– Мерзавцев? – снова переспросила она с нажимом.

Я понял смысл вопроса и не мог не согласиться.

– Мерзавцев. Негодяев, подонков. Людей.

– Вот именно, дорогуша, вот именно! Только тут есть одно обстоятельство, – сказала Альбина, выпуская в потолок аккуратное колечко дыма.

– Какое? – С ней никогда не знаешь, чего ждать.

– У меня нет сестры-близняшки.

– Вот уж ничего не понимаю, – признался я.

– И понимать нечего. Просто я рассуждала, какой может быть выход из создавшейся затруднительной ситуации. Вот если бы у меня была сестра-близняшка, то выход был бы обеспечен. Ты бы ее шлепнул вместо меня – и дело в шляпе. Ты ведь шлепнул бы ее вместо меня?

Иногда лучше ответить вопросом на вопрос.

– А у тебя есть вообще сестры?

– У меня четыре брата.

– Ого. Старшие или младшие?

– Какая разница?

– Действительно. Ну а ты бы их подставила вместо себя, если бы это было необходимо?

– Не знаю. – Она пожала роскошными плечами. – Что толку об этом рассуждать, если оно не поможет. Я сейчас о другом думаю. Где взять сестру-близняшку?

– Ты уверена в том, что это тебе поможет?

– Я так уверена, что заплачу тебе в два раза больше, чем мой муж. Почитай-ка. Я уже полдня над этим думаю.

– Это еще что?

Я развернул газету, которую Альбина мне протянула. Первым бросился в глаза столбец в колонке криминальной хроники.

"Сегодня в своем рабочем кабинете был найден мертвым депутат Государственной думы, председатель Комитета по науке и технике, 49-летний Александр Полторак. Полторак был буквально изрешечен. Стреляли в депутата из оружия калибром 7,62 миллиметра, предположительно из пистолета-пулемета ПП-93.

По иронии судьбы, за две недели до того в кабинете Полторака за его счет был сделан ремонт, главным смыслом которого стала полная звукоизоляция. Александр Полторак любил работать в тишине.

Как стало известно из источников, близких к следствию, подозреваемым номер один является помощник Полторака Иннокентий Степанов. К настоящему моменту найти его не удалось. Степанов отъехал с Охотного Ряда на своей машине – красной «мазде», номерной знак 364 НКМ. За сведения о Степанове, которые приведут к его поимке, будет выплачено вознаграждение. Сумма пока уточняется.

Иннокентий Степанов во многих отношениях личность даже более примечательная, чем Полторак. Естественно, нет документов, это подтверждающих, но в Думе многие депутаты убеждены, что Степанов – уголовный авторитет. Это, кстати, являлось предметом частых стычек этих депутатов с председателем Комитета по науке и технике, у которого Степанов совершенно официально числился помощником".

Что за черт, подумал я, как такое может быть – «сегодня, в своем рабочем кабинете…»?! Глянул на первую страницу – ну конечно, газета старая. Я ведь убил депутата уже несколько суток назад, на следующий день после того, как отправил на тот свет его помощника.

Альбина, проследив мой взгляд, возмутилась:

– Да не здесь, тупица! – И ткнула пальчиком в нужное место.

Все мы обращаем внимание, когда вдруг встречаем чуть или не чуть, а даже сильно похожего на какого-то известного человека. Скажем, вы наверняка заметили поразительное портретное сходство писателя-сатирика Аркадия Арканова и крупного политика и экономиста Александра Лившица. А между тем ученые утверждают, что двойник есть у каждого, но встретить его крайне сложно, особенно тем, кто вылитый мэр Москвы или даже Президент России.

И вот мы решили узнать, а есть ли среди наших читателей они – двойники Владимира Путина и Юрия Лужкова? Как им живется-можется? Все, кто считает, что он (она) похож (похожа) на первых лиц нашего города и государства, срочно шлите свои фотографии или приезжайте фотографироваться в редакцию. Кроме славы и известности победителя ждет…"

– Ты что, хочешь дать объявление в газете и напечатать свою фотографию?

– Все-таки ты неисправимый тупица, – вздохнула Альбина. – Иди лучше сюда поближе.

В полдень я подъехал в район Парка культуры, в клуб «Подшипник». Тому, кто здесь прежде не бывал, в небольшом Турчаниновом переулке, дверь, скорее напоминающую вход в подвал, приходилось искать на ощупь среди череды рюмочных и закусочных на залитом неоновым светом рекламы проспекте.

Владельцем «Подшипника» был мой приятель Слон. Слон, бывший боксер-тяжеловес, самый надежный человек на свете, я в нем уверен больше чем в себе, потому что в себе я уверен далеко не всегда. Он сам торчал за стойкой, никак не мог забыть те недавние еще времена, когда был барменом, и сражался с гигантским кроссвордом. Закончив боксерскую карьеру, которая не слишком задалась, он так и не попал ни на одну Олимпиаду, а в профессионалы в те годы уйти было нельзя, Слон довольно неожиданно поступил в университет, закончил филфак и быстро защитил какую-то мудреную диссертацию. А тут как раз настало время некоторой экономической свободы, и друзья живо рекрутировали его в рэкет. Слону этот бизнес не понравился, и он заделался сперва вышибалой, а потом барменом, пока наконец не открыл собственный клуб. Не без помощи одного своего близкого приятеля, которого я хорошо знаю и иногда встречаю.

По всему заведению в звучании «долби-сарраунд» раздавался голос Константина Кинчева:

Пальцы коснутся Солнца,

Пепел коснется трав

В час, когда птицы сердцами сольются с землей,

Цепь золотая рвется

Радугой на ветрах,

Прежде чем воздух успеет налиться бедой…

«Подшипник» был заведением своеобразным. Это не был в чистом виде молодежный ночной клуб, хотя здесь часто вживую играли модные рок-музыканты. Скорее завсегдатаи были больше похожи на зарождающийся мидл-класс, тридцатилетние, уверенные в себе мужики со слегка уже оттопыривающимися бумажникам. И без братвы здесь не обходилось, хотя музыкальный репертуар, казалось бы, их не должен был устраивать: Слон, сам бывший музыкальным менеджером, категорически не допускал никакого шансона – ни блатного, ни цивильного, – да и поп-музыки тут бывало немного. Вообще, Слон был тут и царь, и бог, и всеобщий любимец. О моей же роли в судьбе заведения никто не догадывался. Что, конечно, вполне меня устраивало. Тщеславие при моей профессии не самое окупаемое качество.

А Кинчев тем временем продолжал:

Камикадзе!

Ты сегодня король,

Камикадзе!

Начал движение вниз

Камикадзе!

Это твоя лучшая роль,

Камикадзе!

Повтори свой номер на бис…

– Своеобычная песенка, – вместо приветствия сказал я Слону, ничего, однако, не имя против.

Слон отреагировал так:

– Пять букв по вертикали. Дикий азиатский осел.

– Ишак, – предложил я, располагаясь перед барной стойкой.

– Считать научись, профессор, – сказал Слон. – В ишака больше четырех букв никак не влезет, хоть в задницу ему засовывай. А это – онагр.

– Онагр, – поморщился я. – Дурацкое какое-то слово.

– Слово как слово. Выпьешь?

– Можно пива за счет заведения?

Слон хохотнул и потянулся за «миллером».

Я подождал, пока чуть осядет пена, и равнодушно спросил:

– Ну и как дела? – Это был не простой вопрос. Слон был моим громоотводом. Через него я получал остаточную информацию, что всплывала после моей выполненной работы.

– Ты давно не заглядывал, – осторожно сказал Слон. – Новостей-то много всяких.

– Ну и оставь их при себе, – дружелюбно предложил я. – Разве только меня кто-нибудь спрашивал.

– Да никто вроде не спрашивал. Хотя тут слух один прошел.

– М-ммм?

– Авторитета одного утопили на «мазде». Пацаны позавчера шепнули. Только он, олух царя небесного, почему-то еще застрелиться перед этим вздумал. Так разве бывает?

– Наверно, воды боялся, – предположил я.

– Наверно, – засмеялся Слон.

– Мне потребуется твоя помощь.

– Ты же знаешь, – сказал Слон. – Только предупреди – когда.

Мы хлопнули по рукам, я еще выпил пива и уехал.

Вопрос теперь состоял лишь в том, где подыскать подходящую кандидатуру на роль Альбины. Я всерьез решил взяться за это дело. Из двух клиентов я выбрал ее. Возможно, я, по выражению Азиата из библиотеки, думал членом, а не головой, но ведь это был мой член, мне и решать.

Понятно, что двух одинаковых людей в природе не существует, даже однояйцевые близнецы чем-то различаются. Но нам нужно было обмануть мужа Альбины так, чтобы он поверил, что перед ним тело его жены. С теми деталями анатомии, которые он мог хорошо знать. Задачка нешуточная.

Мой Электроник взломал базы данных двух косметических оздоровительных центров. Альбина нашла там семь пациенток, возраст и формы которых были идентичны ее собственным. Две из них подходили идеально. Одна оказалась юристом, другая – завуч лицея. Первая подходила больше. Ксения Каблукова хоть была адвокатом, находилась в постоянных разъездах и жила на два дома – в Москве и Адлере. Собственно, оттуда она была родом, и там по большей части продолжалась ее карьера, но отдельные клиенты, вернее, их дела так или иначе приводили ее в Москву. Полгода назад она купила здесь двухкомнатную квартиру на Малой Грузинской. Видимо, дела шли неплохо.

Три подмазанных пластических хирурга уже стояли наготове и были готовы вживить Каблуковой необходимые для сходства родинки и поправить черты лица до значительного сходства с Альбиной, те самые черты лица, которые мне предстояло потом обезобразить до легкого неузнавания. Делается это просто – один выстрел в переносицу из крупнокалиберного оружия. Неслабая операция, а? Дело оставалось за малым – за телом.

Домашний телефон Каблуковой не отвечал. В офисе трубку взяла секретарша и ничего вразумительного сообщить не смогла. Так Ксения Владимировна в Москве? Возможно. Или Ксения Владимировна в Адлере? Скорее да, чем нет.

Я сутки следил за квартирой на Малой Грузинской – Каблукова признаков жизни не подавала. В квартире не зажигали свет, не открывали форточку, не дергали шторы.

Я плюнул и вылетел в Адлер, то есть в Сочи, – из Внукова на Ту-154 в 13.00.

И как выяснил в тот же день – опоздал, долго раскачивался.

Уже стемнело, и улицы Адлера были пустынны. И это не навевало приятных ассоциаций. Жизнь приморских городов не в сезон – отдельная история, подумала Каблукова. Летнее солнце раскрашивает Адлер совсем в другие цвета. Шумные толпы отдыхающих, зонтики, вырастающие повсюду как огромные разноцветные грибы. Кафе на открытом воздухе, шашлык, вино, мороженое, аттракционы… Загорелые малыши, деловито ковыляющие к пляжу с полным набором для песочных игр… Молодые парочки, приехавшие сюда для наслаждения жизнью на всю катушку… Н-да. Зимой все это таинственным образом исчезает до следующего сезона, и, особенно вечерами, город выглядит пустынно и заброшенно. Ветер гоняет обрывки газет, снег таинственным образом превращается в воду и капает на лицо, волосы и за воротник.

Но во всем этом есть свое тихое, грустное очарование, которое так любила Ксения. И ни на какую столицу она это никогда не променяет. А Москва… Что ж, Москва – это просто часть работы. Возможно, в юности трудно оценить море, в котором нельзя купаться из-за холодной воды, или закрытые кафе, или моторки, тщательно укутанные в брезент на зимовку, на которых нельзя всласть погонять по теплым волнам. Но с возрастом приходит мудрое понимание той спокойной меланхолии, в которую погружаются природа и люди. Во всяком случае, солнце на людей действует тонизирующе. Приезжающие на отдых бодры и активны, они готовы днем жариться на пляжах, ругаться на рынках с продавцами фруктов, вечерами гулять по набережной или трястись в дискотеке ночь напролет. А зимой все тот же город волшебным образом успокаивает, как замок спящей красавицы. Именно это и требовалось сейчас Ксении, тем более что стрессов и активных движений за последнее время было предостаточно.

Вот и сейчас, подъезжая к дому, она обратила внимание на белую «шестерку». Конечно, таких машин пруд пруди, когда-то блестящих, новеньких предметов мечты для любой социалистической семьи, а сейчас – заляпанных грязью, скособоченных и особенно унылых на фоне роскошных иномарок. Но номер этой машины она уже знала наизусть. Кажется, ее преследователи и не особенно скрывались.

Чего греха таить, Ксения примерно этого и ожидала, когда в свое время согласилась стать адвокатом Степанова. Понятно, что просто так от нее не отстанут, потому что в их глазах она – единственная ниточка, которая ведет к уголовному авторитету. Ксения усмехнулась.

Человек, стоявший в тени у соседнего забора, ведущего в маленький проулок, бросил сигарету на землю и аккуратно наступил на нее ногой. Женщина, за которой он следил, завела машину в гараж и закрыла двери. Через несколько минут в окнах дома, в кухне, насколько знал мужчина, а потом и в гостиной зажегся свет. Остальные окна в доме остались темными, сливаясь с чернотой ночи.

Мужчина посмотрел на часы, достал из кармана куртки телефон, набрал номер и что-то тихо сказал невидимому собеседнику. Потом еще раз посмотрел на дом и увидел, как белая «шестерка» отъезжает от дома Каблуковой. Все правильно, пока все идет по плану.

Он прошел в переулок и задами частных участков вышел на соседнюю улицу, где оставил свою машину. Ему не хотелось, чтобы она бросилась в глаза Каблуковой. И так вокруг ее дома слишком много посторонних. Он сел в темно-серую «ауди», захлопнул дверь, откинулся на спинку кресла и стал размышлять о своей сегодняшней задаче. Уже несколько дней и ночей он обдумывал все в деталях, и пока все шло так, как ему было надо.

Итак, он следил за Каблуковой, оценивал все ее звонки, запоминал всех, кто входил с ней в контакт и кто имел к ней отношение. Он надеялся, если удастся, найти с ее помощью того, кого долго искал. И не только он один, надо сказать. Этого человека, по слухам, хотели видеть и правоохранительные органы, но особенно те, кто нанял мужчину за очень неплохие деньги. И при этом – ничем не засветить себя, ничем лично не заниматься. Незамедлительно представлять полный отчет своим работодателям, а также следить за всеми, кто будет проявлять к Каблуковой интерес. Черновую работу будут делать другие.

После стольких дней слежки он был уверен – Степанов прячется у нее в доме. Больше идти ему некуда. Если только он не оторвался совсем и не уехал в какую-нибудь тмутаракань. Но в таком случае ему было бы трудно поддерживать связь с внешним миром, и вряд ли Степанов пошел бы на такой вариант. Либо за границу. Нет, тоже вряд ли.

Итак, сегодня он достанет этого человека, исчезнувшего так не вовремя, когда группировке, в которой он не последний человек, нужна ее касса. Мужчина не испытывал ни ненависти, ни радости. Он даже не гадал: сбежал ли Степанов с общаковыми деньгами, или случилось что-то иное. Обычное небольшое профессиональное возбуждение. Он был уверен, что все сделает правильно. Главное, чтобы подчиненные не подвели. К самой Каблуковой он относился со смешанным чувством. Когда так погружаешься в жизнь человека, он поневоле становится тебе интересен. Интересная штучка, ничего не скажешь. Только на этот раз, подруга, ты оказалась не в том месте и не в то время. Так что извини. Против тебя лично никто ничего не имел бы, если бы не занялась мужскими играми.

Он еще раз посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось еще два часа. Как раз до того момента, когда она ляжет спать. Но снимать наблюдение с ее дома нельзя. Конечно, его уже сменили, но проверить не мешает. Он достал мобильный, набрал номер и бросил:

– Как ситуация? Так. Из дома никто не выходил? Как соседи? Посторонние на улице не появлялись? Отлично. Ждите.

Ксения разогрела ужин в микроволновой печи, поела, загрузила посудомоечную машину. Она еще хотела перед сном немного поработать.

Прошла в гостиную, включила телевизор. Монотонное бормотание диктора успокаивало. Уж себе-то она может признаться: на этот раз она впуталась в такое дело, которое может плохо кончиться. И слежка, которую она заметила, сначала развлекала, потом стала, мягко говоря, напрягать. Всякое бывало и прежде, но нынешняя ситуация с Георгием Седым оказалась покруче всех остальных, потому что ее клиент, как оказалось, был нужен буквально всем!

А ей нужно было, чтобы те, кто следил за ней и домом, продолжали думать, что она ни о чем не знает. А если они уже установили какую-нибудь скрытую камеру?! От этой мысли ее передернуло, она подошла к окну и безотчетно плотно закрыла жалюзи. Она должна вести себя более чем осторожно. В подобных ситуациях не бывает мелочей.

Она вернулась в кухню, налила себе кофе, захватила портфель с документами и вернулась в гостиную. Разложила бумаги на журнальном столике, но погрузиться в работу получилось не сразу. Телевизор все-таки сбивал. Там брали интервью у какой-то легендарной диссидентки. Такой легендарной, что ее никто уже не помнил, Ксения – наверняка во всяком случае. Диссидентка на вопрос о том, тяжело ли было бороться против существовавшей власти, неожиданно воодушевилась:

«А мы не боролись против существовавшей власти или ее законов, милочка! Напротив. Мы боролись за то, чтобы заставить власти исполнять собственные законы, чего они никогда не делали. У нас ведь всегда были прекрасные конституции – что сталинская, что брежневская. Только они же плевать хотели на то, что там написано!»

Ай да умница, старушка! Ксения нечасто слышала такую простую и глубокую мысль. Вот, скажем, ее работа. Те, кто читал Конституцию Российской Федерации, этот самый главный к исполнению на территории страны документ (а власти, представители МВД и прочие облеченные властью лица по долгу службы обязаны были с ней ознакомиться), должны знать, что личность, гражданин, его безопасность выше других ценностей. Так было написано в Конституции, и с этим Ксения была согласна на все сто процентов. Ее профессия была защищать людей, ибо каждый человек имеет право на защиту. Это не ее личные выдумки, это закон, по которому все должны жить.

И как часто ей приходилось объяснять эти азы доблестным органам! Нельзя сказать, чтобы там очень любили таких, как она. Чаще всего к ней относились как к помехе, назойливому насекомому. Они – это закон, так они думают. А криминал уверен в обратном. Законом становится одно из двух: «прав тот, у кого больше прав», и «прав тот, кто сильнее». Жизнь отдельного человека ничего не стоит.

Адвокатская профессия вообще подразумевает, что ты сам себе защита, надежда и опора. Обычные люди относятся к ней почти так же, как к милиции. «Да кому вы нужны! – часто приходилось слышать ей. – Всяким жуликам, убийцам и бандитам помогаете. Их стрелять надо, а вы их защищаете, – значит, вы с ними заодно. Как можно помогать убийце?!» С другой стороны, почти теми же словами обыватели поливают и милицию: дескать, она продажная, совсем совесть потеряла, никого не ловит, в сговоре с бандитами. Но, если их обижают, люди все равно идут к ментам. Хотя кто-то более состоятельный, возможно, и предпочтет услуги частных детективов. И при всем при этом адвокату приходится крутиться, потому что он не только обывателей раздражает. Противной стороне, то есть всей следственно-правовой машине, тоже не нужны те, кто лезет под тяжелые колеса правосудия, нарушая их неотвратимое вращение.

Вот и сейчас, похоже, она очутилась между молотом и наковальней. Ну и что, что она защищает Степанова? Он разве не человек? Он не имеет права на адвоката? Или она настаивает на том, что он ягненок и мухи за свою жизнь не обидел?! Да ничего подобного. Просто она доказывает этим остолопам в погонах и мундирах, что его, степановское, право на законную защиту ничуть не слабее любого другого.

Ксения поежилась, опять взялась за пульт, нашла какую-то развлекательную программу, но тут раздался звонок в дверь.

В принципе она никого не ждала. Гости могли оказаться нежелательным сюрпризом. Ксения схватила радиотелефон, чтобы в случае неожиданности быстро успеть набрать номер милиции. С трубкой в руке она на цыпочках прошла к двери.

– Кто там? – спросила громко, стараясь, чтобы голос казался холодным и невозмутимым. Сохраняй спокойствие и уверенность – и половина дела сделана.

– Ксения Владимировна, это Валера беспокоит. Вы мне обещали отдать старый телевизор, помните? Или я не вовремя?

Ксения осторожно посмотрела в глазок. Действительно, сосед Валера. Черт. И действительно ведь, договаривалась отдать старый хлам с чердака, забыла. Она открыла дверь:

– Заходите, конечно. Заработалась, совсем из головы вылетело.

Сосед вошел, а она, быстро оглядев темную улицу, захлопнула дверь и заперлась на все замки.

– Вы уж извините, Ксения Владимировна, что я к вам на ночь глядя, но вас ведь днем дома не застать, – говорил тем временем Валера, проходя в гостиную.

– Чай будете? – спросила его Ксения.

– С удовольствием.

Он сел на диван и с интересом огляделся.

– Все работаете? – крикнул он ей. – А отдыхать когда?

Из кухни появилась Ксения. На маленьком подносе стояли чайник, чашка, сахарница, тарелочка с бутербродами, розетка с вареньем.

– Да что вы! – замахал руками сосед.

Но Ксения сходила на кухню еще и за салатом.

– Вижу, новости смотрите, – сказал Валера, прихлебывая чай. – Ну вам надо, конечно. А я уже перестал.

Пригласила, на свою голову. Ей не очень улыбалась мысль, что сосед засидится и она не успеет поработать. Завтра ведь собиралась встать пораньше. В ее возрасте недостаток сна тут же скажется на лице. Уже не девочка. Это раньше можно было поспать несколько часов, встала – и как огурец. А сейчас… Морщинка тут, морщинка там. Да и вообще, какой-никакой, а посторонний человек в ее доме в это время был совсем некстати. Но слесарь Валера всегда так хорошо к ней относился, всегда старался ей помочь, что-то починить, принести. Он был простым человеком и не скрывал своей благодарности. Несколько лет назад Ксения выручила его единственного сына из беды. Миша рос без матери, у отца, вечно занятого на работе, а потом заботами по дому, не всегда хватало времени. Миша стал изрядно выпивать. Как-то раз на глазах у кучи свидетелей он подрался из-за девчонки, и около десятка человек слышали, как он грозил своему противнику, что убьет его, если тот полезет к Любке еще раз. А через пару месяцев его соперника нашли мертвым, с ножом в боку. Все, как водится, сразу вспомнили про тот случай с дракой, и в милиции всем все стало ясно. Обычная бытовуха, с кем не бывает. Мишка уперся и твердил, что не виноват. И с девчонкой той уже, дескать, не встречается. Валера тогда просто почернел, и Ксения взялась помочь соседу.

Для начала она стала выяснять, есть ли вообще прямые или хотя бы косвенные, не считая давешней угрозы, доказательства его вины. Оказалось, нет. Ни отпечатков пальцев, ни свидетелей. Просто местному отделению очень не хотелось возиться с убийством обычного алкаша-хулигана. Убили – и слава богу. А что не признается подозреваемый, так это мы с ним поработаем.

Ксения до сих пор помнила, какие лица были у этих местных князьков, когда она объяснила, что они больше не имеют права удерживать парня под арестом. Даже на трое суток можно задержать не всякого. Закон на этот счет дает категорические указания – под арестом может содержаться тот, кто задержан на месте преступления, если на нем, на его одежде, в его жилище замечены следы преступления либо если очевидцы прямо укажут на него как на лицо, совершившее преступление. В данном же случае ничего этого не было. Был только испуганный девятнадцатилетний мальчик, избитый и запуганный.

Конечно, они не ожидали, что как черт из табакерки появится вдруг деловая адвокатша и начнет мутить воду. Во всяком случае, она не дала осудить парня за то, чего он не совершал. Через некоторое время убийцу все-таки нашли, Мишу отпустили, а Ксения приобрела двух вечных должников. С тех пор ее отношения с защитниками правопорядка складывались по-разному, но за дурочку ее больше никто не держал.

В свободное время Валера вечно что-то мастерил, паял, изобретал. Ему постоянно нужны были всякие винтики-шурупчики. Вот почему Ксения, вспомнив о старом хламе на чердаке, предложила соседу забрать его.

…Какое– то время они стаскивали вниз сломанный ящик. Потом на чердаке Валера углядел еще что-то подходящее, это тоже переместилось вниз. Потом они попробовали все это засунуть в большую старую коробку -единственное, что нашлось у Ксении. Туда удалось засунуть половину. Еще одна кучка грязным хламом валялась в прихожей. Ксения начала нервничать, Валера почесал голову.

– Знаете что, – сказал он. – Вы ведь еще не ложитесь?

– Ну надо же это убрать, – развела руками Ксения.

– Давайте я эту коробку к себе отнесу, а заодно посмотрю – где-то у меня мешок большой был. Я вернусь и все туда сгребу. Чтобы вам, значит, завтра это безобразие не видеть.

Ксения посмотрела на часы, вздохнула и согласилась.

Люди, сидевшие в машине напротив дома Каблуковой, увидели, как открылась входная дверь и узкая полоска света упала на плиты двора.

– Ну договорились, – сказал мужчина с коробкой в руках и неторопливо зашагал в темноту. Дверь за ним захлопнулась.

Мужчина в серой «ауди» мельком глянул на часы. Ожидание слишком затянулось, но теперь неожиданный свидетель ушел, можно начинать.

– Начали! – сказал он в трубку.

Один из сидящих в машине взял с заднего сиденья небольшую сумку и перешел дорогу. Неслышно перелез через забор. Где-то далеко залаяла собака и донесся слабый звук проехавшей машины.

К счастью, под окнами дома было темно. Полоса света лилась только из окна кухни и рядом находящейся гостиной. Человек знал, что с задней стороны дома есть два окна – спальни и кабинета. Туда-то он и двигался.

Вытащив маленький фонарик, он навел тонкий луч на раму, а потом на переплет между верхней и нижней частью окна. Запоры на окне были прочные, но человек знал, что сигнализацию в дом хозяйка так и не провела. Он достал из сумки скотч, какую-то палочку с резиновым наконечником, наподобие вантуса, резиновый же молоточек и стеклорез.

Сначала он вырезал круг, причем подстраховался – чтобы не производить лишнего шума, приклеил два куска липкой ленты, чтобы круг не упал внутрь. Потом прилепил палочку с присоской к окну и одним легким рывком выбил вырезанный круг. Вытянул его с помощью палочки, просунул руку в окно и быстро открыл шпингалеты. Все это заняло не больше трех минут.

Еще через минуту к нему присоединились еще двое. Оба были в черных масках с прорезями для глаз, неприметных черных штанах и куртках. Через окно быстро и бесшумно они проникли в дом.

Из– за угла бесшумно выехал джип «субару». Он двигался с выключенными фарами. Из него выскочили еще трое в масках. Группа на секунду остановилась у дверей, один из них тихо постучал: сначала раз, потом еще три раза и еще один раз, и им открыли дверь.

В гостиной в кресле сидела Ксения Каблукова. Лицо ее окаменело и не выражало никаких эмоций. По комнате словно прошел смерч – все было перевернуто, диван отодвинут от стены, шкафы от стен.

Рядом с Ксенией стоял мужчина из «ауди». В правой руке у него был пистолет с глушителем. Остальные рассыпались по дому, пытаясь найти спрятанного здесь человека.

Вошел один из бандитов:

– Внизу его нет, ребята осматривают второй этаж.

Первый повернулся к Ксении:

– Ну же, Ксения Владимировна, мы же знаем, что Иннокентий Степанов прячется у вас в доме. Мы в этом просто уверены. Скажете сами или нам для этого придется применить силу?

Включенный телевизор продолжал работать, оттуда неслись какие-то бодрые музыкальные звуки. Ксения ехидно улыбнулась:

– С чего вы взяли, что Степанов здесь живет? Да, он мой клиент, но вместе мы не проживаем. Разглашаю важную тайну: я вообще свободна. Можете искать хоть до утра.

– Ах ты сука, свободна она! Тоже мне тайна, – процедил высокий мужчина и шагнул к ней, но тут раздался звонок. Мужчина окаменел. – Ни звука, стерва!

Ксения привстала, но после этих слов упала обратно в кресло. Звонок повторился, потом послышался звук открывающейся двери.

– Ксения Владимировна, нашел мешок, – послышался Валерин голос и смолк. – Что происходит? – удивленно спросил он, когда его завели в гостиную к Каблуковой, подталкивая пистолетом. – Ксения Владимировна, кто эти люди?!

Увидев ее и высокого мужчину в маске, он замолчал. Его посадили рядом.

– Кто эти люди? Они вас не обидели? Это грабители?

Ксения отрицательно покачала головой. В гостиную вошли остальные.

– Его нет в доме, – сказал один из них высокому. Тот посмотрел на Ксению.

– Говорить будем?

– Я же сказала, – громко и четко произнесла Ксения, стараясь казаться уверенной, – здесь его нет.

Высокий без лишних разговоров ударил ее по лицу. Голова запрокинулась, из носа пошла кровь.

Валера рванулся на помощь, но с ним церемониться не стали. Он получил рукояткой пистолета по голове и свалился как подкошенный.

– Я не знаю, где Степанов, – с трудом повторила Ксения.

Высокий коротко распорядился:

– Уходим. Бабу берем с собой. Этого… – Он показал на лежащего Валеру.

– Я не пойду! – закричала Ксения и попыталась вырваться. Двое схватили ее за руки, но она продолжала вырываться и царапаться, лягаться и кричать. Третий кинулся к ней, но Валера, неподвижно лежащий на ковре, вдруг схватил его за ногу, и бандит упал.

– Ах ты… сука, – с ненавистью прохрипел он, пытаясь развернуться.

На Валеру бросился еще один, но тот неожиданно резво скинул его и резким ударом правой руки выбил у него пистолет.

– Валера, нет! – закричала Ксения.

Он замахнулся, чтобы ударить уже вскочившего бандита, но не успел. Раздался глухой выстрел. Ксения закрыла лицо руками.

Высокий кивнул своим людям:

– Увозите ее, живо, все как договаривались. Этого в багажник, потом выбросим где-нибудь.

Высокий остался один. Он просмотрел бумаги Каблуковой, которые лежали на столике. Но к их делу они не имели никакого отношения, он явно не нашел ничего интересного. Вышел из дома, аккуратно выключив везде свет и закрыв за собой дверь. Каблукову, естественно, будут активно искать. Как-никак известный адвокат. Но поиски должны начаться завтра-послезавтра, не раньше. А пока дом пуст, свет выключен, машина заперта в гараже. Подумают, уехала с утра пораньше.

Он проскочил дворами к серой «ауди», сел на сиденье рядом с водителем. Машина тронулась и поехала по направлению из города.

В «субару», направляющемся к горам, на полу лежала связанная Ксения Каблукова с залепленным скотчем ртом. На одном из поворотов джип остановился. Из багажника достали два завернутых в мешки мертвых тела, доволокли до расщелины, поросшей кустарником, и сбросили вниз.

Самое обидное, что у меня и тех, кто меня в Адлере обогнал, цели не пересекались и, кто знает, может, мы могли бы и договориться. Но тело Каблуковой было найдено, опознано и лежало в милицейском морге, а изъять его оттуда было затруднительно даже мне.

Оставалась еще вторая кандидатура. Женщина тоже была холостой и, как удалось выяснить, достаточно одинокой в плане, так сказать, нерабочего общения. Правда, она блондинка, но это поправимо, к тому же наверняка крашеная. Кроме того, она неделя как ушла в отпуск, но уезжать из Москвы не торопилась, судя по тому, что регулярно посещала свой салон. Так что ее исчезновения не сразу могли хватиться, а это для меня было очень важно.

Будете смеяться, но звали завуча, как в школьных анекдотах про Вовочку, Марьванна. Мария Ивановна Афанасьева. Она жила на улице Павла Корчагина в трехкомнатной квартире на шестом этаже сталинского дома. Я побывал там в ее отсутствие и все подготовил.

…Дверь открылась. В квартиру вошла молодая женщина. Она не глядя швырнула куртку на метровую черную статую голого амурчика. Сбросила туфли, босиком пошла в ванную. Там ее одежда беспорядочно посыпалась на пол. Она забралась под душ, несмотря на то что пару часов назад уже делала это на работе.

Переоделась в халат. Пошла на кухню. На стене висели часы. Они показывали половину седьмого вечера. Женщина посмотрела на них с некоторым сомнением. Ей, возможно, показалось, что сейчас на час-полтора меньше. И – не безосновательно.

– Привет, крысолов! Жрать небось хочешь?

Но здоровенный рыжий котяра отреагировал как-то странно. Метнулся со стола, где обычно дожидался открытия холодильника, и умчался в спальню. Женщина озадаченно поглядела ему вслед – это было необычно. Но никаких особых выводов она не сделала, а напрасно, напрасно. Просто пожала плечами и решила приготовить себе ужин. Когда она нагнулась, чтобы взять с нижней полки холодильника начатую пачку грейпфрутового сока и кусок копченой курицы, ее шею обхватила рука в черной коже, а вторая ударила рукояткой пистолета. У нее потемнело в глазах, и сознание куда-то уплыло.

…Я обработал ее скотчем, так что она не могла двигать руками, смотреть и говорить, уложил в большую зеленую сумку, с какими ездят челноки, взвалил на плечо и вышел из квартиры.

На лестничной клетке меня ждал Слон. Увидев мою ношу, он выпучил глаза.

– Ты что, ее знаешь, что ли?

– Нет.

– Ну так чего вылупился? Давай волоки ее в машину.

Я передал женщину с рук на руки, а сам вернулся в квартиру. Надо было навести порядок, чтобы ничто не могло подать мысль о посещении непрошеных гостей. А также перевести на кухне настенные часы на правильное время, то есть на полтора часа назад.

Полчаса спустя я поехал в «Подшипник» и просидел там до утра. Обеспечивал себе алиби. А Слон тем временем вез пленницу за город.

Я приехал туда сутки спустя. После «Подшипника» поспал пару часов и прыгнул за руль.

Слон так, кажется, привык к стойке своего бара, что и в любом другом месте мог сидеть только на кухне. Он был одет в тренировочный костюм, на ногах – шлепанцы, все очень по-домашнему. Перед ним стояла ополовиненная бутылка джина и, естественно, лежал очередной кроссворд. Вместо приветствия Слон сказал:

– Работник железнодорожного транспорта, семь букв.

– Проводник.

– Тут девять, грамотей. Сцепщик. Ладно. – Он отодвинул газету в сторону.

– Ты во что это влип, командир?

– Все в порядке, вроде дело как дело. Как она?

– Пойди сам посмотри.

Я заглянул в комнату, в которой, по моей инструкции, должна была содержаться Афанасьева. Там не было окон и света. Я щелкнул выключателем.

Она лежала на кровати, правая рука наручниками была пристегнута к одной спинке, нога – к противоположной. Рот и глаза залеплены скотчем. Несколько раз в день Слон снимал наручники и водил ее в туалет, неизменно говоря при этом:

– Вставай медленно, чтобы кровь не прилила к голове. – Он-то знает толк в таких вещах. Однажды несколько молодых ублюдков решили навязаться ему в качестве «крыши», оглушили клюшкой для гольфа и отволокли его в какую-то бойлерную. В течение пяти дней, пока я искал Слона, он провел в лежачем положении, прикованный к трубе. В конце концов я его так и не нашел, к исходу четвертого дня Слон сам сказал своим похитителям, к кому они могут обратиться насчет денег. Он не выдал меня. Просто у нас с ним был такой уговор на случай подобной ситуации: если Слона похищают, он может сдать меня в любой нечетный день, в тот день я жду незваных гостей. Дождался. Назавтра Слон уже был в форме и помогал мне развозить части этих похитителей по загородным свалкам.

Итак, женщина лежала и была укрыта одеялом. Дышала тяжело, явно не спала. При моем появлении она проявила признаки беспокойства, заворочалась, насколько позволяли наручники.

Я подошел ближе и снял скотч со рта. Скотч был синий, и цвет лица уже к нему приближался. Она попыталась что-то сказать, но ничего не вышло, только хрип. Через минуту-другую, прокашлявшись, порозовела и наконец заговорила. Хотя, по мне, так лучше бы молчала.

– Кто здесь? Кто вы? Что вам нужно от меня?! Где я нахожусь?!

Я поморщился. В каждом фильме про похищения об этом спрашивают. Хотя, если разобраться, что еще я мог от нее услышать? Да и к чему мне вообще ее разговоры. Я подумал и прилепил скотч обратно. Пусть помолчит.

Женщина стала извиваться, визжать и колотить ногами по кровати.

– Бесполезно, – сказал я. – Тут вокруг ни души, неужели вы думаете, что я стал бы вас похищать, чтобы привезти в такое место, где кто-нибудь сможет услышать эти вопли? Будете себя хорошо вести, придумаю вам какое-нибудь послабление.

Я выключил свет и вернулся на кухню. По дороге позвонил Альбине:

– Она у меня.

– Отлично, жди.

– Что значит – жди? Где хирурги? Куда мне ее везти?

– Доктор попал в аварию, – хладнокровно сообщила Альбина. – У него сломаны руки в нескольких местах.

– О черт! Что будем делать? Подожди, но у нас же четыре хирурга! Разве этого не достаточно?

– Этот был основным. Жди, пока я найду замену. Никуда не уезжай.

– Сколько ждать?

– Не знаю пока. Несколько дней, скорей всего, придется. Все, вешай трубку, мне надо дать телеграмму.

– Телеграмму? – глуповато переспросил я.

– Потом объясню. – Я почувствовал, что она начинает закипать, и дал отбой.

Слон закончил с кроссвордом и готовил мясо в горшочках. Я присел на угловой диванчик. Закурил.

– Пива хочешь? – спросил Слон. – Имей в виду, она ничего не ест и не пьет.

– Сам возьму. Ты можешь возвращаться в Москву. – Я вытащил двадцать стодолларовых купюр. Слон не глядя засунул их в карман. Он никогда не пересчитывал деньги, которые брал у меня.

А Альбина ведь действительно посылала телеграмму своему мужу. Тому самому человеку, который разыскивает ее. Это очень смешно. И хотя я ничего сам не видел, хорошо могу себе представить, как развивались события. Несмотря на то что телеграмма отправлялась вечером, она должна была быть доставлена в дом на Николиной Горе в девять часов утра, чтобы Босс оказался в цейтноте, чтобы у него не осталось свободного времени на размышления и колебания.

Итак, Босс спал. Он был классической совой, ложился на рассвете и утром спал особенно крепко и сладко – на этом строился весь расчет.

Возможно, он спал один, возможно, с любовницей. У него их две. Одна – аспирантка МГИМО, другая – статистка из кремлевского балета, но не суть, никакой роли у нее в дальнейшем действии не было. Итак, вот он спит, но появляется Жора. Коротышка влетает в спальню, в особо серьезных случаях у него имеется такое эксклюзивное право, и будит Босса со словами:

– Телеграмма! Телеграмма!!! Она прислала телеграмму!

– Она прислала телеграмму? – переспрашивает Босс, щурясь от утреннего света – Жора уже раздвигает шторы. Аспирантка или статистка тихо матерится, накрываясь одеялом.

Не правда ли, это напоминает: «Штирлиц идет по коридору, группенфюрер». «Штирлиц идет по коридору?» – автоматически переспрашивает Мюллер, который только его и ждет и поверить в это не в состоянии. «По какому коридору?» «По нашему коридору, группенфюрер».

Босс машет рукой: читай, мол, одевается, и «камердинер» Жора тем временем зачитывает телеграмму вслух:

– «Милый, надеюсь, ты на меня не сердишься? Нам пора встретиться. Нам есть что обсудить. Я уверена, что ты будешь счастлив меня видеть…»

– Испугалась, стерва!

– Точно, – говорит Жора и продолжает читать: – «А уж я-то как буду рада. Я даже приготовила подарок для тебя…»

– Ага! – торжествующе подпрыгивает Босс на одной ноге, застряв в штанине.

– «…И я уверена, что у тебя тоже кое-что для меня будет, правда? Положи это в мою большую зеленую сумку. Я хочу, чтобы ты приехал в аэропорт Шереметьево-1 к двенадцати часам. У стойки авиакомпании „Глобус-экспресс“ тебя будет ждать билет. Мы полетим с тобой в Турцию, там все и обсудим. И чтобы без накладок и уловок, дорогой. Очень многие хотели бы поиметь этот диск, так что альтернатива у меня всегда найдется. А ты ведь знаешь, если что-то идет не по-моему… Поторопись, пока я не передумала. Увидимся на борту. Покупаемся, позагораем, в Анталии сейчас чудо как хорошо. Целую, твоя Альбина».

– Так, – говорит Босс, оглядываясь на любовницу. Они выходят из спальни. – Мы уже собрали деньги?

– Не хватает почти ста тысяч.

– Плевать, – говорит Босс. – Я уверен, я ее уломаю. Ты знаешь, Жора, она ведь испугалась, она уже хочет домой, я это чувствую. Ну что ж, кто знает, может, я ее и прощу.

– Не забудьте тогда заказ на нее отменить, – мрачновато напоминает Жора, который совсем не полон оптимизма по поводу предстоящей встречи в верхах.

Ну а что было дальше – фантазировать уже не надо, что было дальше, я уже видел собственными глазами, потому что Альбина предупредила, что не позднее половины одиннадцатого ее муж с Жорой выедут в аэропорт, так что у меня была счастливая возможность их незримо сопровождать.

Без трех минут двенадцать Босс подошел к стойке «Глобус-экспресс», назвался, показал паспорт, получил билет и зашагал на регистрацию своего рейса. Нервы у него были что надо, даже ни разу не оглянулся, неся в правой руке сумку с миллионом долларов. Впрочем, чего ему это стоило, я не знаю. Он прошел через зеленый коридор к выходу на посадку, а сумка уехала в багаж.

И представьте себе, он улетел в Анталию. Правда, в гордом одиночестве, без супруги. Уже оказавшись на борту, он обнаружил рядом с собой пустое место. Правда, даже его отточенному уму понадобилось какое-то время, чтобы понять, что его провели как ребенка. Он улетел в Анталию, потому что не смог бросить свой багаж, он ведь не понял еще, что летит туда налегке, он, возможно, предположил, что Альбина просто испугалась этой встречи и совместной поездки.

Не знаю даже, стоит ли упоминать, что водитель тележки, доставляющий багаж непосредственно к самолету, лежал оглушенный и связанный в подсобке женского туалета на втором этаже, а за рулем был я. Наверно, не стоит.

Расчет у Альбины был безукоризненный. Она потому и попросила мужа сложить деньги в зеленую сумку, что эту здоровенную поклажу Босс никогда не стал тащить бы с собой, будь там хоть все золото партии, а, как и предполагалось, сдал в багаж. Диск же остался у нее. В одном Босс оказался прав. В аэропорт Альбина не приезжала вовсе. Ну и женщина!

Хотел бы знать, что там на этом диске, чего они так все вокруг него суетятся.

Я снова снял скотч со рта и глаз Афанасьевой. Достаточно с нее.

– Отпустите меня, пожалуйста!

– Я тебя отпущу.

– Отпусти сейчас!

– Я отпущу потом.

– Но почему?! Что я сделала? Денег у меня все равно нет. Вы с меня ничего не получите. Выкуп платить некому!

– Заткнись, – доброжелательно посоветовал я.

– Я не поминаю, не понимаю, не понимаю! – Тут с ней случилась истерика, и всхлипы продолжались еще добрые четверть часа. Я ушел на это время, а когда вернулся, спросил:

– Где у тебя дома лежит твоя медицинская книжка?

– Зачем вам?

– Отвечай лучше сама. – Я сделал шаг вперед.

– Сейчас. В спальне есть шкаф, там на второй полке лежат всякие документы.

– Какая у тебя группа крови?

– Да что за черт!

Я сделал еще шаг.

– Ладно-ладно. Вторая плюс. Да на что вам?! Вы что, хотите моими органами торговать, что ли?!

Она даже не знала, как близка была к истине.

– Тогда имейте в виду, что я болела желтухой и это значит, что печень у меня ни к черту!

Бред какой-то, на черта мне сдалась твоя печень!

– Что вы хотите сделать?

– Не твое дело.

– Как это – не мое?! Эта моя квартира, это моя жизнь, а в нее влезли грязными ногами! – Надо же, в ее голосе появились какие-то новые нотки.

– Очень образно. Но лучше лежи спокойно и помалкивай, целее будешь.

На третий день, приехав, я посмотрел своей пленнице в глаза и бросил ей ключ от наручников. Не потому, что увидел там что-то особенное, а просто понял, что ей надо немного подвигаться. Тяжело столько времени находиться без движения. Тем более женщине. А эта дура к тому же отказывается от пищи и воды. Впрочем, учитывая, что с ней скоро будет, не все ли равно?

– Можешь ходить по дому.

Маша освободилась, встала и поморщилась, как от боли. Я бросил на нее быстрый взгляд. Что это? Симуляция? Попытка вызвать у меня жалость? Я приподнял одну ее штанину. На щиколотке, там, где раньше были наручники, остался кровавый след – это была небольшая круговая рана. Ах я идиот. Можно было и прежде сообразить. А она, значит, молчала все это время. Ну-ну.

Я сходил за аптечкой. Принес спирт, антисептик, пластырь. Обработал ей обе ноги. Щиколотки были точеные, словно детские.

– Так лучше?

– Спасибо.

Она неуверенно, возле самой стеночки, прошлась по комнате. Остановившись возле двери, вопросительно посмотрела на меня воспаленными глазами. Я покачал головой. Исследовать дом ей было ни к чему.

– Хочу тебя сразу предупредить. Телефона в доме нет. Связи никакой. Во всей округе в радиусе пятидесяти километров ни одной живой души. – Тут я несколько приврал, но это было не лишним.

– А что мне здесь делать?! – завопила она. – Оставлять зарубки на стене?! Так уже семнадцать!

– Смотри телевизор. У меня есть маленький, могу притащить его сюда.

– Засунь себе свой телевизор знаешь куда?!

– Тогда читай книжки. Если хочешь, куплю тебе каких-нибудь дурацких журналов. «Космополитен» там, «Вог». Говорят, они очень развивают женщину как личность.

– Да пошел ты. – И она швырнула в меня пластиковой тарелкой.

Обычная истерика.

Тогда я подошел и заехал ей по уху. Это больно. Я знаю, как надо по нему бить, с одной стороны, так, будто небрежно, но в то же время точно, чтобы было больно. Она упала на пол и сразу заткнулась.

Кажется, она все еще была удивлена. Она не понимала, почему она здесь, да и было бы странно, если б понимала. Это ж какие мозги надо иметь, чтобы догадаться. Я невольно прислушался к себе. Что такое? Я начинаю жалеть ее? Да нет, бред, не может быть.

В кармане ожила мобила. Я посмотрел на дисплей: звонила Альбина. Это могло значить только одно – она нашла нового хирурга. Кто б сомневался, что она это сделает. Но я почему-то не торопился с ней говорить.

Жора и Азиат встретились в метро. От этого Жора чувствовал себя странно. Когда накануне он позвонил Азиату и попросил о встрече, он подразумевал, что она состоится в каком-нибудь неплохом ресторане, где он сможет избавиться от своей робости с помощью нескольких рюмок и хорошей закуски. Да-да, робость этот человек внушал ему нешуточную. И это ему-то, который… Да что говорить!

Но Азиат сказал:

– Хочешь поговорить, приезжай в полдень на станцию «Белорусская-кольцевая». Стой в центре зала.

Вот ведь конспиратор хренов. Волей-неволей пришлось подчиниться, это ведь он нуждался во встрече.

Жора был на месте за полчаса до оговоренного времени. Прошелся по станции, вроде бы хвоста за ним не было, да и то сказать – никто ведь не знает, куда он поехал. Босс уверен, что он, Жора, ищет эту чертову стерву, его сбежавшую жену. В метро Жора чувствовал себя неуютно. Он невольно призадумался: когда спускался сюда последний раз? По всему выходило, что давно. Потому что в те времена, когда Жора ездил на подземном транспорте, в турникеты засовывали не проездные карточки, а жетоны, на которые только перешли после обыкновенных монеток.

Чтобы скоротать время, Жора проехался до «Театральной» и обратно. Азиата все не было. Впрочем, тут такое столпотворение, что немудрено и затеряться. Жора чувствовал себя не совсем в своей тарелке, слишком поздно сообразив, что надевать свои обычные шмотки от «Боско ди Чильеджи» было совсем не обязательно. Да и галстук, пожалуй, излишне ярковат. Ну вот, домозолил глаза.

К Жоре решительно направлялся молоденький крупногабаритный мент.

Тебе б за ЦСКА под щитом играть, со злостью подумал Жора, а не метро полировать.

– Сержант Лопатов, предъявите документы, пожалуйста.

Жора едва ли доставал сержанту Лопатову до плеча. Он молча достал паспорт и протянул наверх. Чего-чего, а этого добра у него хватало.

Минуты две мент изучал паспорт на имя Грищука Вениамина Ивановича. Потом молча повернулся и пошел. С паспортом.

Какое– то время Жора туповато смотрел ему вслед. Потом опомнился:

– Э-э, парень, сержант, да ты куда это?

Сержант Лопатов молча повернулся и поманил Жору за собой.

Жора как загипнотизированный двинулся следом. Потом опомнился, встряхнулся и пошел теперь, движимый скорее любопытством, нежели приказом. Ну что за фигня, в конце концов? Документы чистые, настоящие, прописка, все честь по чести… Он глянул на часы и понял, что до встречи с Азиатом осталось пять минут. Они уже подошли к эскалатору – совершенно очевидно, что мент собирался вытащить Жору на поверхность, в свое отделение или какой-нибудь гребаный опорный пункт, чтобы там то ли бабки с него срубить, то ли еще что. Мент, волчара, даже не оборачивался, так уверен был в себе и своей власти долбаной. Ну так шиш тебе!

И Жора, не дойдя до эскалатора, развернулся и, прячась за спинами, двинулся назад. Одним паспортом меньше, и фиг с ним. Сейчас есть дела поважнее. Надо только поскорее, пока сержант все-таки не вернулся…

Азиата он не заметил, тот сам дернул его за рукав. Тут очень кстати подошел поезд в сторону «Речного вокзала», и они сразу сели в него. Азиат был одет в потертые джинсы «рэнглер» и зеленую ветровку – от недавнего респектабельного вида не осталось и следа.

– Спасибо, что приехали.

– Что тебе нужно, Георгий?

– Даже не знаю, как сказать.

– Говори как есть.

– У моего шефа проблемы.

– Да уж не без этого, – прищурился Азиат. – Все, значит, прошло не так складно, как он надеялся?

– Да полная жопа, – прошипел Жора.

Тут поезд разогнался с такой силой, что они перестали слышать друг друга.

– Я… Он не контролирует ситуацию, – выдавил Жора, прекрасно понимая, насколько опасны такие слова. – И я хотел… Только поймите меня правильно… Дело тут не в том, я не благодарен ему за то, что он для меня сделал. Просто это уже реально становится небезопасно, я знаю, у меня на такие вещи нюх.

– Значит, парень, тебе трудно было прийти сюда и поговорить со мной, – не то спросил, не то отметил Азиат.

– А чего там трудного? – пожал плечами Жора. – Он же не знает, что я здесь, он думает, что его жену ищу.

– Я имею в виду с моральной точки зрения.

– А, – протянул Жора с таким видом, будто это слово он уже где-то слышал. – Я благодарен ему за все, что он для меня сделал, – снова начал было Жора, но Азиат оборвал:

– Да он с тобой как с дерьмом обращается, как с плохой лошадью, которую надо лупить время от времени. Неудивительно, что ты хочешь ему в задницу вцепиться.

– Я?! – оторопел Жора от такого поворота разговора,

– Ну а кто же еще, – одобряюще сказал Азиат.

– Давай выйдем здесь.

Несколько минут спустя Азиат заговорил снова:

– Тринадцать лет назад в Афганистане случилась такая история. В организации, в которой я в то время работал, был один человек, который стал опасен и не нужен. И организация решила, что от него надо избавиться, послать его к праотцам. И сделать это должен был я. В доказательство мне нужно было привезти кисть его руки, на ней была вытравленная татуировка. Но когда пришло время это сделать, я не смог. Да-да, что ты так смотришь? Не веришь, что ли?

– Ну… это с каждым может быть…

– Вот именно. Итак, я не смог. На все воля Аллаха. Так вот, когда это случилось, жена твоего Босса была там, в Афганистане. И она все сделала за меня.

– Не может быть, – пробормотал Жора. – Не может быть!

– Поверь мне на слово, все так и было. Возможно, она считала, что оказывает мне большую услугу. Возможно, это так и было. А возможно, она сделала глупость. Так или иначе, но она никогда звука об этом не проронила. И кстати, Георгий, организация меня вознаградила за эту акцию. Альбина, наверно, решила, что она и ее супруг заполучили мою верность до конца своих дней. Может, какое-то время так и было. Но о какой верности она вообще имеет наглость рассуждать?! Кроме того, теперь речь идет и о моей жизни. А со мной сейчас ничего не должно случиться! Иначе это будет удар по всей организации. Если этот диск попадет в чужие руки – все, ради чего я работал эти годы, будет уничтожено. Нельзя этого допустить. Я не могу продолжать поддерживать эту семью. Ты понимаешь меня?

– Да.

– Я хочу сказать тебе только одно, Георгий. – Азиат вдруг взял его за подбородок и заглянул в глаза. – Может быть, когда ты найдешь диск, ты принесешь его мне, а не своему шефу? Что скажешь?

– У меня есть одна идейка.

Жора сидел в плетеном кресле, положив ноги на журнальный столик и полируя ногти.

– Жора, ты где?

Да пошел ты, подумал Жора.

– Жора, ты мне нужен.

Жора закончил с ногтями и вытащил из кармана пиджака пакетик с чипсами.

Ага, сейчас, разбежался.

– Жора, да что за черт, куда ты там подевался?

Жора достал из кобуры воображаемый пистолет, хотя там лежал настоящий, и, прицелившись в воздух, прошептал:

– Ну все, я больше повторять не буду, заткнись, урод!

Тут появился Босс:

– Жора? Ты чем это занят, старик? Я тебя по всему дому ищу.

– Вообще-то, я не старик, – сказал Жора.

– Да ладно, что дуешься, это же дружеское обращение. С шестидесятых повелось. Со времен моды на Хемингуэя.

– Это еще что за хмырь?

– Да, – вздохнул Босс, – с тобой не соскучишься.

– Что же вы тогда такой хмурый?

…На другой двери висел тяжелый навесной замок. С таким никакому мужику голыми руками не справиться. Что же еще, что еще? Тумбочка? Пуста. Только ее косметические принадлежности. Ничего острого, металлического. Вилки и ложки пластиковые. Но вот в стене напротив врезан какой-то ящик, он был заперт. Она огляделась.

Ага!

Из спинки кровати она вывинтила металлический прут. Нет, с таким тяжелым навесным замком ей не справиться, что же делать?! Должен быть какой-то выход – она это чувствовала.

А что в этом ящике в стене?

Она всунула прут в замочную скважину, попыталась поддеть. С первого раза не вышло. Она покрутила его в разные стороны – что-то хрустнуло. Маша повторила это движение несколько раз. Дверца явно поддавалась. Еще несколько минут усилий – и это оказался пожарный стенд, а в нем огнетушитель и… и топор.

Топор!

Сорвав его со стены, она бросилась к двери, не к той, через которую заходил хозяин, к другой, с навесным замком. Топор был тяжелый, но сейчас он казался ей пушинкой, она знала, что справится, ей бы только вырваться из этих душных стен, и пятьдесят километров в радиусе без людей ее сейчас не пугали.

Она замахнулась и застыла. В последнюю долю секунды она успела подумать, что не знает наверняка, что хозяина нет дома. Да, он часто уезжает, но она определяет это только по тому, что он входит в комнату в верхней одежде. А как точно узнать: он приехал или уезжает? Звуконепроницаемость тут была отнюдь не совершенная, часы громовым боем били каждые шестьдесят минут где-то стенкой так, что ночью она подскакивала на кровати. Что же делать?

М– ммм…

Чертов хозяин. Чертовы стены. Чертовы часы…

Часы!!! Они же бьют! Надо только дождаться ровного часа. Последний раз они били минут двадцать, наверно, назад. Или тридцать? Или пятьдесят? Здесь со временем происходит что-то невероятное, оно то спрессовывается, то растягивается невероятно. Надо ждать. Не выпуская топор из рук, она присела возле двери. В голове лихорадочно вертелось черт знает что. Это была лихорадочная смесь из ее прошлой жизни. Обрывки лиц, мелодий, фраз, какие-то неясные картинки…

Вдруг у нее зазвенело в ушах. Раздался бой часов. Она отсчитала три секунды промежутка и под следующий удар обрушила топор на замок. Высекла искру и чуть не угодила себе по ноге. Не вышло. Соскользнул. Нельзя расслабляться. Еще раз, два, три. Удар. Теперь она попала точно по замку, но мощи не хватило, замок выдержал. И снова: раз, два, три. Удар. Замок дрогнул, но продолжал висеть. А что, если сейчас три часа и часы больше бить не будут?! Нет, нельзя думать об этом, надо ждать. Раз, два, три. Еще один удар часов – и удар топором. Победа! Замок раскрылся и повис на одном хомутке. Она сковырнула его, превозмогая собственную лихорадку, старалась действовать медленно, что в данном случае означало – тихо. Дверь открывалась наружу. Она налегла, и дверь поддалась. Самое ужасное было – это скрип. Его, наверно, было слышно не меньше, чем бой часов.

В лицо ударил свежий лесной воздух. Небо было черно и все в звездах. Ночь. Она чуть не задохнулась. Подставила лицо ночному потоку и, словно пьяная, вышла наружу. Сделала еще шаг и… чуть не сорвалась вниз.

Она стояла на неогороженном балконе, на эдакой ступеньке на высоте пять-шесть метров над водой. Дом был построен на сваях, он свешивался над прозрачным лесным озером. Вот куда вела дверь, запертая на тяжеленный висячий замок.

Она видела свое отражение внизу и давила в себе рвавшийся крик отчаяния.

– Ты куда-то собралась, милая? – спросил сзади вкрадчивый голос ее тюремщика. – Тогда купи мне свежую газету.

И тогда она бросилась на меня. Признаться, я этого не ожидал. Нет, конечно, это было логично, как я потом уже сообразил. Но в тот миг, когда она впилась ногтями мне в физиономию, я просто оторопел. И потребовалась целая минута, чтобы отодрать ее от себя. Она кричала что-то невразумительное, это были отдельные звуки, за ними, конечно, стояли какие-то слова, кто же, кроме нее, мог знать какие.

У меня на лбу появилась глубокая царапина.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу дышать!

– Обычно, когда я соглашаюсь на задание, я выполняю его и даже не думаю об этом. Но ты другая.

– Другая?

– Знаешь, большинство людей всегда в чем-то виноваты. Даже если я не знаю (а я часто этого не знаю), они сами знают. Всем всегда есть, что скрывать и чего бояться. Почти всем. И они, в общем, ждут того, что должно случиться. Это только вопрос времени.

– Отпустите меня, – сказала она вдруг совсем новым голосом и взяла меня за руку. – Я никому ничего…

Она продолжала держать мою руку, и, признаться, это было странное ощущение. Или просто давно забытое?

Чтобы поскорей прогнать его, я сходил за пивом и сигаретами.

– Что самое плохое, что ты делала в своей жизни?

– Я не знаю. Я не могу вспомнить… – Она беззвучно заплакала.

– Постарайся!

– Нет!

Я внимательно посмотрел ей в глаза, вынул пистолет и дослал патрон в патронник.

– Ты, допустим, когда-нибудь крала?

– Нет, никогда… Да, однажды.

– Ну вот видишь, как все просто. Так что это было?

– Фломастеры у соседки по парте.

– Это плохо, – огорчился я. – Очень плохо. – Плохо для меня, добавил я про себя. Что за черт? Становлюсь чувствительным? Сентиментальным? Вряд ли. – Ты бы лучше поела.

– Да будь ты проклят!

– Если ты не будешь есть и пить, то умрешь дней через пять.

– Да?! А что, ты за это время меня не убьешь?

– Я еще не решил.

Прицелиться, выстрелить, отвезти в клинику. Прицелиться, выстрелить, отвезти в клинику. Прицелиться, выстрелить, отвезти в клинику… Я сотни раз это делал.

Черт. Я знал, что влип.

Ох, Альбина, Альбина. Я знал, что я влип наверняка. Я знал, что все это очень скверно. Я вдруг подумал, что Альбина ведь не знает, где находится мое пристанище. Никто не знает, кроме Слона. Зачем я об этом подумал? Почему я об этом подумал, черт побери?!