Наконец– то они взяли след. Времени прошло непозволительно много! Он уже давно должен быть совершенно в другом месте. Но уехать, не отыскав Александру, он не мог, это исключалось!

Однако было абсолютно неясно, куда она подевалась. Он не знал круга ее общения. Не знал ее друзей, ее подруг. Он не мог вычислить, что за вишневая машина увезла его женщину. Ясно было другое: сама она не планировала исчезнуть. Нормальные женщины не уезжают из дома почти на неделю в домашних тапочках. А единственная ненормальность Александры – ее невероятная похотливость. Это, как говорится, не повод. Хотя… Кто его знает.

Он не мог позволить себе слишком откровенных поисков. Он решил выбрать излюбленную свою тактику – тактику орла, парящего в небе со спокойной уверенностью, что добыча рано или поздно сама вылезет из норы.

И вот только что ему сообщили, что вишневого цвета «девятка» с затемненными стеклами (именно так описывала автомобиль соседская бабуся) припарковалась у подъезда Александры. И мужчина, который вышел из нее, направился именно к Сашиной квартире. Видимо, он собирался туда проникнуть, и было бы очень удобно взять его именно там. Но что-то спугнуло его. Телефонный звонок. Впрочем, это не главное. На все вопросы, которые имеются у него к полноватому, невзрачному мужчине, тот ответит очень скоро.

Главное, что они взяли след!

Из прихожей доносились мужские голоса. Глеб застыл с банкой в руке.

– Глебушка, к нам из милиции, – растерянно крикнула мама.

Первым желанием было выпрыгнуть в окно и бежать, бежать, чтоб не поймали…

Он даже развернулся было к окну. Какое там! Восьмой этаж. Ну вот и все. Шурка позвонила в милицию…

На кухне возникли четверо мужчин. Впереди – худощавый, с коротким ежиком рыжих волос. Двое других – явно «кавказской» наружности. Третий, вполне славянской внешности, действительно, был в милицейской форме. Тот, что вошел первым… Глеб узнал его! Это был Шуркин хахаль! Тот самый, с которым она на подоконнике…

– Ну что, гаденыш, попался? – усмехнулся он.

– Товарищи, он совершенно ни при чем! – с жаром воскликнула мама, возникшая в дверном проеме. – Они сами подставились!

– Кто подставился? – нехорошо улыбнулся рыжий в сторону мамы.

– Эти, из «мерседеса»! Вы должны знать, что они специально создают аварийные ситуации! И вымогают потом деньги! А мой сын ни в чем не виноват!

– Помолчи, мама, – тихо проговорил Глеб.

– Почему? Почему я должна молчать? У нас не тридцать седьмой год! И на милицию можно управу найти! Есть, в конце концов, прокуратура!

Милиционер как-то лениво обернулся, сделал шаг в сторону женщины, и Глеб с изумлением увидел, что горло мамы пережато его локтем. Другая рука милиционера сжимала длинный, с тонким лезвием нож. Лезвие мелькнуло в воздухе и замерло возле маминой шеи. У него подкосились ноги. Глеб сполз на пол.

Он очнулся от ощущения резкого, неприятного холода. По лицу cтекала вода. Стоявший над ним «кавказец» держал в руке ковшик.

– Очнулся?

Глеб увидел маму, сидящую на кухонном табурете со связанными руками, с кляпом во рту.

– Не слышу!

На голову обрушился новый поток воды. Она затекала за воротник, стекала по лицу.

– Я… очнулся, – проблеял Глеб, вытирая лицо рукавом.

– Значит, ты у нас хороший мальчик, на которого наехали бандюги из «мерса»? – улыбался рыжий. Глаза его при этом оставались абсолютно холодными. – Это ты для мамы сказку придумал? Хорошая сказка. А ты не рассказал маме, что неделю назад увез из дома женщину? Увез, как я понимаю, против ее воли. И держишь ее где-то. Не рассказывал? Ну нам-то все расскажешь, правда?

Глеб услышал мамино мычание, увидел нож, который упирался в ее горло.

– Я… я все расскажу, только не убивайте! – заверещал Глеб, пытаясь подползти к маме. Сильный удар кованым ботинком отбросил его к окну.

– Встань, падла, и говори!

Каменев поднялся, всхлипывая от боли.

– Я не хотел… Так получилось. Она сама села в машину… Захотела покататься…

– В тапочках? Ты, мразь, еще одно слово соврешь, считай, что ты сирота!

В подтверждение его слов стоявший возле мамы милиционер сделал короткое движение. Мама сдавленно вскрикнула. Из разреза по шее струилась кровь.

– Я все, я все расскажу, только не убивайте маму, – взвыл Глеб. – Да, я ее похитил. Но это от любви! Я ее очень любил, понимаете? Целых пять лет! И все у нас было хорошо! А потом появились вы… Она меня хотела бросить! А я не могу без нее!

– Где она? – оборвал его рыжий.

– Я не знаю!

Милиционер занес нож над головой женщины.

– Правда! Это правда!!! Не трогайте маму! Я говорю вам правду!!! Ее, Сашу, кто-то украл! Ее у меня похитили! Сегодня днем! Я вышел в аптеку, вернулся, а ее нет!

– Зачем в аптеку?

– Ей плохо стало с сердцем. Нет, то есть не плохо, она меня обманула, – торопясь, захлебываясь словами, причитал Глеб. – Она специально разыграла приступ, чтобы я ушел. А ей в это время помогли убежать.

– Почему же ты считаешь, что ее похитили?

– Потому что они мне звонили! Вернее, звонил один и тот же голос. Два раза. Он требует за нее двадцать тысяч долларов!

– Так отдай! – усмехнулся мужчина.

– У меня нет! Я не могу столько собрать!

– Что же ты можешь, мешок с дерьмом? – презрительно проговорил рыжий. – Ладно, я эту проблему решу. Я за любимую женщину и больше отдать готов. Двадцать кусков – не деньги. Сейчас мы поедем туда, где ты ее держал. Посмотрим. Может, ты врешь, гаденыш. Может, она там и сидит, где ты ее оставил. Связанная, вон как мама твоя. А мама останется здесь в заложниках. Если соврал хоть слово…

– Нет, это правда, все правда, клянусь!

– Не клянись, мразь. Давай вперед, на выход. Серго, ты здесь остаешься. Жди связи, – приказал он милиционеру.

Тот молча кивнул.

– Ну, п-ш-шел, – ткнул Глеба в спину один из мужчин.

Рыжий улыбался. То, что в этой группе главный именно он, не оставляло сомнений.

Господи, если бы знать, с кем связался… Да ни за что…

Его снова ткнули в спину. Глеб увидел полные ужаса мамины глаза, отвернулся и вышел.

Пока два автомобиля – вишневая «девятка» и темно-синий «форд» – продвигались к восточной окраине города, Эдик обдумывал ситуацию.

Из показаний придурка (именно так Эдик окрестил Глеба), полученных уже в машине, следовало, что он держал Александру в каком-то заброшенном доме на пустыре. Эдик заставил придурка нарисовать план местности, обозначить и сам особняк, и прилегающие строения. Хорошенькое местечко! Позади дома – железнодорожный переезд, дальше – лесопарк. Слева – пруд, справа – совхозное поле. Дорога, связывающая дом с внешним миром, пролегала через пустырь.

Что такое пустырь? Это прежде всего обзор. Одиноко стоящий заброшенный дом прекрасно виден с другой стороны пустыря, где расположены блочные пятиэтажки. Оттуда вполне могли отслеживать ситуацию те, кто женщину перепохитил (черт знает что, боевик какой-то киношный!). Откуда же еще? Следовательно, если кто-то проникнет в особнячок, этот «кто-то» тоже может быть отслежен наблюдателями.

Это если придурок говорит правду. Но может быть, он лжет? Конечно, нормальный человек не будет лгать, когда к горлу собственной матери приставлен нож. Но нормальные люди и женщин не похищают. Тоже мне абрек! Козел вонючий!

Его мысли оборвал звонок. Достав трубку мобильника, Эдик услышал короткую фразу:

– Наши поехали на улицу Глаголева.

Вот как. Тараканы засуетились, начали бегать! Что ж, из этого следует, что операцию по розыску Александры нужно форсировать!

Когда автомобили въехали в пустынный, узкий переулок, выходящий к особняку, Эдик включил мобильный.

– Здесь останавливаемся, – коротко бросил он.

Двое его помощников находились в «девятке». Один из них вел автомобиль, другой находился сзади, рядом с Глебом. Каменев пребывал в прострации, то всхлипывая, то подвывая отвратительно тоненьким голоском.

Получив команду, водитель остановил машину, вышел, направился к «форду».

– Вот что. Сними с придурка куртку, кепку свою нацепи, сыграешь под него. Вы одного роста, да и комплекция схожая. Головой по сторонам не верти. Задача: пройти в хату, посмотреть, что да как. Позвони оттуда. В случае чего действуй по ситуации. Включая крайние меры.

Чернявый коротко кивнул, вернулся к «девятке». Там началась возня, придурок верещал, чтобы его не убивали. Вот ведь мразь. Да что с него взять? Разве они мужчины?

Эдик снова презрительно скривился.

Наконец невысокая фигура в светлой куртке и бейсболке с длинным козырьком направилась в сторону пустыря. Эдик наблюдал из своей машины, как хрюкает, скулит и исходит соплями придурок, придавленный к сиденью могучей рукой Аслана, и продолжал думать о своем.

Итак, первый вариант: Александра сидит в заточении в особнячке. Но это почти невероятно. Второй: если похитители наблюдают за домом, они увидят вернувшегося придурка. Увидят и задергаются: чего это он вернулся, когда ему нужно бегать по Москве, задрав хвост, и бабки собирать?

А задергавшись, позвонят клиенту, что и требуется ему, Эдику. Связь-то с перехватчиками односторонняя. Нужно выманить мышей из норы.

Эдик вышел, пересел на переднее сиденье «девятки».

– Не у-уби…вай…те-е, – все подвывал придурок.

– Заткнись, гнида! – процедил Эдик. – Твоя жизнь в твоих руках. Будешь все делать как надо, отпущу тебя, козла вонючего, так и быть.

– Я… Я буду!

– Как только позвонят тебе, скажешь, что бабки собрал, готов отдать. Если спросят, зачем вернулся, – а они могут спросить – скажешь, что вернулся, чтобы записку им оставить про то, что деньги готовы. Поскольку у тебя с ними связи нет. Понял?

Про записку Эдик придумал на ходу.

Глеб кивнул.

Несколько минут прошло в полном молчании. Наконец тишину разрезало пиликание мобильника. Эдик слушал молча, затем бросил:

– Хорошо, напиши пару слов. Мол, все готово, жду звонка. И отчаливай.

Затем повернулся назад.

– Так ты еще и маньяк, оказывается, – добавил он, глядя на Глеба с каким-то даже интересом.

Жало глазел в окно. Как удачно расположен домишко, где они бабу взяли, – как раз напротив! И пустырь помогает отслеживать ситуацию. «Мне сверху видно все, ты так и знай!»

Правда, не сверху, а снизу, поскольку его квартира расположена на первом этаже, но это не важно. Важно другое: удастся их план или нет?

Хоть он и убеждал Муху в успехе предстоящего мероприятия, сам в этом успехе уверен не был. Все произошло стихийно. Если бы не две предыдущие неудачи с квартирами, он, конечно, не связывался бы с телкой. Не его профиль. Но бабки действительно кончались, а новых наводок на квартиры не было. Соваться ж наугад сейчас, когда фортуна явно отвернулась, Жало опасался. Он был человеком суеверным, как все люди творческих профессий.

Что ж, придется попробовать себя на новом поприще. В том, что мужик будет собирать деньги, вор не сомневался. А вот как их получить, не засыпавшись, и что дальше делать с бабой – это вопрос.

С мокрухой связываться не хотелось. Куда труп девать? Здесь, правда, рядом пруд, но мелкий, вам по пояс будет, как в одном кино говорилось. Короче, замаешься тело пристраивать. Конечно, если Муха принесет клофелин и удастся продержать телку какое-то время в полной невменяемости, можно будет ее попросту выбросить. Отвезти в другой район и на лавку в садике посадить. Фиг она что потом вспомнит. А если Гиви на месте не окажется или драги при нем не будет, что тогда?

Ладно, что голову ломать раньше времени?

Он прошел в комнату, взглянул на женщину. Она спала мертвым сном. Вот и ладушки.

Снова вышел на кухню, бросил привычный взгляд в окно.

Через пустырь к одиноко стоявшему домишке шел их клиент. Он опознавался по светлой куртке. Правда, на голове появилась кепка с длинным козырьком, скрывавшая лицо, но комплекция точно его! Чего это он вернулся? Неужто решил, что бабу на место вернули? Это вряд ли.

Жало прильнул к окну, предусмотрительно задернув тюлевую занавеску.

Хлопнула входная дверь, на кухне появился Муха.

– Ну что?

– Дай отдышаться. – Муха уселся на табурет. – Значит, так, Гиви на месте. Клофелину дал одну упаковку.

– Почему одну? – Жало не отрывался от окна.

– У него с собой больше не было. А потом, он мужик с понятием, он мне говорит: вы чего хотите-то? Если три дня клиента на этом клофелине держать, он копыта отбросит.

– Почему – три дня? Кто говорил про три дня?

– Так клиент сказал, что он раньше не соберет.

– Мало ли что он сказал. Дальше.

– Ну вот. Потом Гиви говорит: если вам нужно телку вырубить на несколько дней, то нужны другие средства. Он мне записал. И че сколько стоит.

– Ты что? Ты ему рассказал все? – ошалел Жало.

– Ну, я не все… Я так, в общих чертах обрисовал…

– Ну ты даешь! Кто ж таким делится?

Он повернулся к приятелю, оглядел его, затем принюхался.

– Ты выпил, что ли?

– А че?

– Я тебе дам – че! Его за делом послали, а он… Последние бабки просаживает. Врезать бы тебе по рылу!

– Ладно, че психуешь? Меня Гиви угостил. Гляди, фраер из хаты выходит! – Муха ткнул кривым пальцем в окно.

Фраер действительно топал через пустырь в обратном направлении. Голова повешена на грудь, лицо закрыто козырьком дурацкой кепки, руки – в карманах.

– Переживает, – вздохнул Муха.

– Ты, козлина, не о нем печалься, ты о нас печалься.

– А че?

– А че он приперся-то? – заорал Жало. – Ему нужно баксы собирать, а он здесь болтается!

– Так, может, он собрал уже? – простодушно предположил приятель.

– Двадцать кусков? Ты в уме, вообще?

– А че? Небось на нары-то неохота. Да еще по такой статье. Очко-то подставлять. Тут запляшешь.

– Заткнись, убогий, достал ты меня! – рявкнул Жало.

Он нервно закурил, прошелся пару раз по кухне, затем снял телефонную трубку.

– А вот мы сейчас проверим, как он их собрал, – накручивая себя, цедил он сквозь зубы.

– Ну че, падла, бабки собрал? – измененным, низким голосом спросил вор.

По тому, как полезли на лоб белесые брови приятеля, Муха понял, что оказался прав. Он радостно захихикал, потирая руки.

– Я не понял, а чего ты, мля, в хату-то приперся? Думаешь, тебя не видно? Я те говорил, что «девятку» твою отслеживаю? Записку? Это про что? А-а-а. Ну давай встречаться. У машины? Щас! А ты пока ментов вызовешь, да? Нет, родимый. Давай, где народу много. Где? Нет, мне это место не нравится. Давай… у метро. Возле «Щукинской». Там на кольце трамвайном, рядышком, ларек пивной и столики около него. Я к тебе подойду, мудила. Че? Че ты всхлипываешь, мудила? Бабу? Вот бабки получим, я тебе записку передам, где она находится и когда ее забирать можно. Да сегодня, сегодня. Гарантии? Ишь ты, гарантии ему. Гарантии в гарантийной мастерской. Че? Голос ее? Ты че, мудила, не веришь, что она у нас?! Ладно, сейчас услышишь.

Жало потащил телефон в комнатушку. Муха шел следом, поправляя длинный шнур. Окна в комнате были плотно занавешены. Жало опустился на корточки возле топчана, держа трубку чуть в стороне.

– Саша, Ляксандра, проснись.

Саша застонала. Кто-то тряс ее за плечо. Открыв глаза, она в перый момент подумала, что находится все еще там, в темной комнатушке, в руках маньяка. Женщина отчаянно закричала.

– Ты чего орешь? – в свою очередь заорал Жало и выскочил.

Он вернулся на кухню.

– Ну, слышал? Короче, чтобы был на месте через час. Ждать не буду.

Он швырнул трубку на рычаг.

– Ставь чайник, – коротко бросил Мухе. – И быстро. Чтобы через три минуты был стакан чая. Бросишь туда таблеток и неси. Смотри, чтоб не очень горячий! Чтоб она сразу могла выпить, понял?

Сам он прошел к Саше. Она сидела на постели, испуганно озираясь.

– Где я?

– Ты у друзей, Сашенька, у друзей.

– Сколько времени? Я что, спала?

– Поспала немного, что такого?

Саша жала пальцами виски. Голова отчаянно болела.

– Как же я заснула? А милиция? – вспомнила она.

– Была. Мы им все рассказали и телефоны дали твоего маньяка. Они и поехали его брать. А ты спала уже. Решили тебя не беспокоить. Они так и сказали, что это, мол, шок. Беспокоить нельзя. Когда очнешься, мол, тогда позвонить. Они за тобой приедут.

– Как же я заснула? – нервничала Саша, не в силах вникнуть в его объяснения из-за мучительной боли в висках.

– Да что такого-то? Заснула и заснула. Поспала-то всего чуть-чуть. Значит, надо было. Организм своего требует. Такого натерпелась! А вот и чаек подоспел! На-ка выпей. Голова, что ли, болит? Господи, после такого-то, что он с тобой натворил, тут все заболит! Это у тебя отходняк! Погоди, сейчас полегчает тебе, – не переставал он трещать, следя за тем, как женщина прихлебывает чай.

Он сидел рядом, без умолку говоря что-то ласковое и успокаивающее. До тех пор, пока она не заснула.

– Значит, так. Едем вдвоем, – коротко бросил Жало, выходя на кухню.

– А баба?

– Я ее привязал на всякий случай. Она, правда, спит бревном, но береженого… Подходим к месту врозь. Ты первый. Займешь столик… Скажем… первый справа от ларька, понял? И гляди в оба. Как наш бобер подойдет, как встанет, не будет ли с ним кого. За другим столом, скажем. Потом я подойду, возьму пива. Встану почти напротив, второй столик слева. Если все нормально, хвоста никакого нет, ты мне знак подашь.

– Какой?

– Ну… пену с пива сдуешь, например. А если он с кем-нибудь перемигивается, переглядывается, тогда плюнешь, понял?

Муха кивнул, запоминая.

– Потом, когда я бабки получу, беру машину, покружу по городу – и сюда. А ты трамваем сразу возвращайся.

– Почему это? Чего это я на трамвае?

– Чтоб внимания к тебе, дурила, не привлекать – раз. Чтобы бабу надолго не оставлять – два.

– А ты зачем по городу кружить будешь?

– Чтобы от наблюдения оторваться, если что. Он же на машине, может погоню устроить. Все понял?

Муха кивнул.

– Теперь нужно придумать, что написать в записке. Куда мы телку перекантуем и когда. Сейчас у нас половина седьмого, так? Туда-сюда, обратно… Думаю, в десять вечера сможем ее припаковать… На Восьмой улице Текстильщиков. У меня там шмара одна жила, я там скверик знаю. Вот мы ему щас по-быстрому маляву настрочим и картинку нарисуем, где его баба сидеть будет.

– Что-то я не врублюсь, а с чего это он бабки отдавать будет, если мы ему его бабу тут же не отдадим? Мы ж его отыметь можем: бабки взяли и слиняли. А бабы нет.

– Тебе эта баба нужна? Вот. И мне она по хрен дым. Значит, какой нам резон ее держать? Он же это понимает. А потом, у него выбора нет. Он под статьей ходит.

– Не нравится мне это…

– А что тебе нравится? Только жрать, пить и порошок нюхать, е… – Жало разразился трехэтажным матом.

Муха притих. В конце концов, хата не его, а приятеля. Он здесь вообще на птичьх правах. Позвал его Жало вместе после ходки кучковаться, так с таким же успехом и выгнать может. А уходить некуда. Маманину квартиру, в которой он прописан был, после ее смерти сестры разменяли да и разлетелись по сторонам. Вышел на свободу – ни мамани, ни жилья. Из всех родственников – только корешок по имени Жало. Так что лучше его не злить.

– Ладно, понял я все.

– Вот и ладушки. Давай собираться по-быстрому. Времени в обрез.

…Пивной ларек под раскидистыми, тенистыми липами процветал. Рядом станция метро, здесь же – трамвайная остановка. Возвращаются мужчины домой после трудового дня и, перед тем как заползти на трамвае в свой спальный район, непременно остановятся возле круглых столиков, возьмут по кружке-другой. Отдохнут под могучими деревьями от дневной жары, непривычной для конца августа; постоят, покурят, побеседуют. Тем более что трамваи ходят редко. То есть можно отдаться любимому занятию без укоров совести, а просто скрашивая процесс ожидания транспорта. Были здесь, конечно, и местные алкаши и алкашки, но в основном публика вокруг столиков стояла вполне приличная.

Некоторое время спустя возле ларька возник неказистый щуплый мужичонка.

Муха подошел к окошку, взял кружку пива, направился к намеченному приятелем месту. Вокруг стола, как назло, сгрудилась компания здоровенных амбалов в кожанках, с жаром обсуждавших свою футбольную жизнь.

– Мы, в натуре, с цепями, накатили на них, мало не было! Помахаться успели. Там мусора, конечно. Леху Сивого замели, Серегу взяли…

Один из амбалов на мгновение умолк, глядя, как Муха пытается просочиться к столику.

– Ты че, дядя, здесь трешься? Столов, что ли, мало? – рявкнул он.

Мухе пришлось переместиться за соседний стол. Тем более что из-за широких спин в кожанках объект наблюдения все равно не просматривался.

Один из посетителей, не привлекая внимания почтенной публики, тихонько отозвал в сторону одну из путан, что-то нашептал ей на ухо и сунул в карман мятую купюру.

Муха тем временем начал присматриваться, оглядываться и изучать обстановку, согласно полученному заданию. Но тут к нему, как назло, подкатилась местная «синеглазка». Была она тощей до невозможности и не менее пьяной. Впрочем, не отягощенному излишней чистоплотностью и целомудренностью Мухе совершенно не вовремя захотелось женского тепла и ласки. Баба, как назло, придвинулась к нему почти вплотную.

– Выпить хочешь? Угощаю! – пропела она, прижимаясь тощим бедром.

– П-пшла, – прошипел Муха, отгоняя от себя соблазнительницу.

– Что? – Женщина надменно подняла выщипанную бровь.

– Что слышала. П-шла вон!

– Ты что это? – оскорбилась вдруг жрица любви. – Ты с кем так разговариваешь, заморыш? Я здесь каждый день отдыхаю, меня здесь все знают! А ты кто такой? Меня даже Толик снимает иногда, а ты, срань болотная, на меня шикаешь?! Я тебе что, сявка? – разоралась она.

На них оборачивались.

Чертыхаясь, Муха переместился еще на один столик дальше.

И здесь появился маньяк, то есть их клиент. Он был уже без кепки, но в той же куртке. Маньяк взял пиво, занял свободный столик почти напротив Мухи. За соседним двое чурок громко переговаривались на непонятном, гортанном языке. Маньяк примостился как бы сбоку, вцепившись руками в кружку так, что косточки пальцев побелели. В другой руке он сжимал дипломат. Посмотрел на часы, явно кого-то поджидая. Ясно кого!

Муха тем временем простреливал глазами пространство вокруг столов. На их клиента никто не обращал никакого внимания.

Ну вот и Жало! Приятель взял пиво, встал туда же, рядом с клиентом, и уставился на то место, где должен был находиться Муха. Плотная стена амбалов мешала просмотреть столик насквозь. Жало приглядывался довольно долго. Затем стал шарить глазами по соседним столикам, вытягивая тощую шею. Наконец его глаза остановились на щуплой фигуре подельника. Муха деловито сдул пену.

Жало выпил полкружки, что-то шепнул в сторону маньяка. Потом подхватил дипломат, оказавшийся у его ног, отошел в сторону, под дерево, открыл его и тут же закрыл. Вернулся к столу. Потом Муха видел, как Жало бросил на землю скомканный клочок бумаги – маляву, которую они накатали полчаса назад. Клиент нагнулся за бумажкой, а Жало заспешил к кромке тротуара, на ходу выбросив вперед руку.

Еще Муха увидел, как возле друга остановилась навороченная темно-синяя иномарка.

Жало склонился к окошку, через секунду исчез в чреве автомобиля. Иномарка резво взяла с места и исчезла из виду.

Муха все еще провожал глазами отъехавшего приятеля, когда в его правый бок уперся острый предмет, а гортанный голос прошипел в ухо:

– Молчать, не тявкать, идти вперед. Иначе перо в бок без разговоров. Иди, иди, наблюдатель хренов.

…Жало оглянулся. Вишневая «девятка» клиента вынырнула из-за угла.

– Слышь, братан, давай газу прибавим. Спешу я.

Худощавый водитель с коротким ежиком волос кивнул. Но вместо того чтобы прибавить газу, неожиданно взял право, остановился у бровки тротуара, возле двоих голосующих мужиков.

– Это ты зачем? Мы так не договаривались, – успел проговорить Жало, прижимая к себе кейс.

Дверца распахнулась, его выволокли из машины, приложили пару раз об капот и швырнули на заднее сиденье. Один из мужиков оказался справа от него, другой – слева.

«Форд» быстро взял с места. То, что все это было проделано абсолютно молча, спокойно и хладнокровно, испугало вора больше всего.

– Вы че, мужики? За что?! – Жало шмыгнул окровавленным носом.

– Адрес? – коротко спросил один из бугаев.

– Чей? – как бы не понял вор.

– Адрес, где женщина находится. Соображай по-быстрому, а то заколю тебя как барашка! – В бок уперся нож.

Серьезность намерений мужчины сомнений не вызывала. Жало тут же назвал адрес.

– Гос-с-поди, всего делов-то? Я бы и так сказал, че по роже-то бить? – пытался он хорохориться. – Вас маньяк нанял, что ли? Вы че, мужики, я вам больше заплачу. Баксами!

Жало тут же осекся, сообразив, что дипломат с деньгами могут попросту отнять. Так оно и будет, осенило вдруг его! Этот маньяк ссученный все же в ментовку сообщил, что ли? Иначе как он башли за несколько часов собрал? А он-то, дурень, Муху послушался!

Стоп. А перо в бок? Менты все же ножами не махаются. Значит, бандиты? Стало быть, маньяк бандюганов нанял? Щас они и бабки заберут, и бабу.

Ладно, хрен с ним. Не получилось. Лишь бы не шлепнули сгоряча. А зачем им, с другой-то стороны?

Ход его мыслей был оборван прибытием на место преступления, вернее, содержания пленницы. Сзади затормозила «девятка».

– Выходи, – коротко приказал один из бугаев, продолжая тыкать в бок ножом.

Жало вылез. Из «девятки» выползли Муха и клиент, то есть маньяк. Возле каждого выросло по мужику. Приглядевшись, Жало узнал их – это были те самые «кавказцы», что стояли за столиком пивнушки по соседству с маньяком. Все ясно, сговорились, значит! Все-таки нанял, сука, бандитов! Лучше не рыпаться. Отдать бабу и забыть. Каждый должен своим делом заниматься. Не умеешь похищать – не берись. Не можешь срать, не мучай жопу, самокритично оценивал ситуацию Жало, ковыряясь ключом в дверном замке.

– Где она? – коротко спросил водитель «форда», когда вся компания ввалилась в квартиру.

– Там, – указал Жало на дверь маленькой комнаты.

– Иди покажи, – приказал тот.

Жало прошел вперед, сухощавый мужик за ним.

«А чего этот рыжий приказы отдает, а не маньяк наш?» – подумал Жало.

– Свет включи, темно здесь.

Жало нащупал выключатель. Тусклая, запыленная лампочка осветила комнату. Женщина спала.

Мужик склонился над ней, присвистнул.

– Это не мы! – тут же встрял вор. – Мы ее не били, пальцем не тронули. Клофелинчику дали, врать не буду…

Рыжий, не слушая объяснений, отодвинул его, высунулся в большую комнату, молча кивнул.

Жало услышал вдруг истошный крик маньяка:

– Не убивайте, христом богом…

Негромкий хлопок, и крик оборвался. Жало, не веря своим ушам, попятился к окну. Теперь за стеной заверещал Муха. Второй хлопок.

Жало в один прыжок достиг подоконника.

– Куда? – раздался сзади тихий, спокойный голос.

Пуля впилась вору в позвоночник. Он рухнул на пол, глядя, как рыжий неторопливо подошел, навел ствол «макарова» на его висок.

Легче всех умерла Александра. Она так и не проснулась и не увидела возлюбленного с направленным на нее дулом пистолета.

– Проведите зачистку, – коротко приказал рыжий. – «Жигуль» его отгоните и бросьте где-нибудь. Уезжайте разными машинами. Берите частников, в такси не садитесь. Ждите связи.

Он вышел из квартиры, сел за руль «форда», пощелкал кнопками мобильного:

– Серго, заканчивай там и сматывайся. Жди связи.

Эдик взглянул на часы. Среда, девятнадцать тридцать. Он вел машину неторопливо, уверенно, почти машинально. Все как всегда. Почти неделя томительного ожидания, затем несколько стремительных бросков, несколько часов гона дичи – и вот финал. Свидетелей нет. Все задуманное пока что свершается, слава Аллаху.

Завтра он будет далеко отсюда. Те, кто начнут искать его, не сумеют взять след.