Кухонное окно выходило на пустырь, напротив, с другой его стороны, стоял трехэтажный домишко с голыми, кое-где разбитыми, а где-то заколоченными фанерой окнами. Там, на третьем этаже, урод, маньяк, в миру добропорядочный доктор Глеб Каменев истязал свою возлюбленную.
Турецкому не хотелось возвращаться в комнатушку, где на узком топчане лежала изуродованная побоями и смертью Александра Борисовна Небережная – его тезка, еще неделю тому назад молодая, красивая женщина. Придется вызывать на опознание мать, и страшно даже представить, как она это вынесет.
Убить бы ублюдка, едва не проговорил Турецкий. Но ублюдок и сам лежал в кровавой луже, рядом с двумя другими трупами, с телами искателей легких денег.
– Четыре тру-упа возле та-анка дополнят утренний пейзаж, – напевал в комнате ко всему привычный судебный медик.
Разноцветные кусочки мозаики собрались в единую картину. Двойное похищение.
Брошенный любовник с отъехавшей крышей похищает возлюбленную и превращается в безжалостное чудовище: следы побоев, ожоги от сигарет, истерзанное лоно – все это подтверждало, что чудовище утратило всякую жалость.
Показать бы Наде, на что оказался способен ее милый приятель. Но зачем? Кому это поможет?
Чудовище упивается властью над жертвой, видимо забывая о всякой осторожности, и само становится жертвой двух мелких негодяев – Георгия Жалова (вор-рецидивист, три ходки) и Петра Мухина – мелкого жулика, мотавшего срок вместе с Жорой Жало. Личные дела обоих имеются, так сказать, в анналах.
Случайно подслушанный стажером Безуховым разговор сократил время поиска. Алексей Петрович Кротов, известный в определенных кругах как Крот, вычислил квартиру воров менее чем за сутки.
Поквартирный опрос, проведенный в окрестных домах, вывел неутомимого Дениса Грязнова на пожилого мужчину, прикованного болезнью к инвалидной коляске. Инвалид, в прошлом метеоролог, оказался любителем наблюдать внешнюю жизнь у окна своей квартиры.
Он показал Денису Грязнову дневник, позволивший восстановить заключительный акт трагедии: 29 августа, в среду, около трех часов дня состоялось перемещение женщины со спутанными каштановыми волосами в подъезд второго дома по Снайперской улице. Кавалькада из двух машин – вишневой «девятки» и темно-синего «форда» замерла у того же подъезда несколькими часами позже. Метеоролог отметил в дневнике, как в подъезд вошли четверо мужчин – трое из «девятки» и один из «форда». Через десять минут обладатель «форда» вышел и уехал. А чуть позже двое других мужчин уехали на вишневой «девятке». Задавать вопрос о том, почему пенсионер не позвонил в милицию, было глупо. По какому поводу звонить? Приехали – уехали. Мало ли кто куда ездит.
Но они и так нашли бы эту квартиру. Через пару суток соседи согнали бы сюда все районное отделение милиции – трупный запах уже сегодня выползал из-под дверной щели.
Они вообще занимаются расследованием третий день, если отсчитывать с момента возбуждения уголовного дела. Они почти молодцы…
Но они постоянно опаздывают! Грош цена мелким победам, поскольку противник обходит их в главном.
Есть невидимый, неуловимый мужчина по имени Эдуард Рагоев, который взорвал самолет и убил таким образом почти сотню ни в чем не повинных людей. После чего не улетел на Маврикий, как полагал он, Александр, нет! Почти неделю Эдик Рагоев выслеживал, подстерегал дичь, не думая скрываться из города, где его вовсю искали сыщики из Генпрокуратуры и МУРа. Он спокойно сделал свое дело – нашел и обезвредил свидетелей. Он сделал это в среду, позавчера, – это подтвердил и судмедэксперт.
А вчера как ни в чем не бывало объявился в Шереметьеве, где также было полным-полно сыщиков. Спокойно щебетал с бортпроводницами, дожидаясь взлета. Пять часов задержки вылета самолета! Он не дрогнул, не стал менять маршрут, а мог бы! Сестра устроила бы его на другой рейс. Но это могло привлечь внимание, а он невидим, этот Эдик. Он словно тень.
Хладнокровный удав, недвижно лежащий в засаде, делающий резкое движение вокруг жертвы, обвивающий и поглощающий ее. И снова сливающийся с веткой дерева, с павшей листвой…
Каков же итог операции? Висяк.
– Каков же итог операции? – спросил вечером того же дня Меркулов.
Саша и Вячеслав сидели в его кабинете. В здании Генпрокуратуры почти никого не было – пятница, поздний вечер.
Костя, видя подавленное состояние друзей, извлек из сейфа НЗ – бутылку отличного армянского коньяка. Клавдия оставила им тарелку бутербродов и ушла, бросив на Сашу жалостливый взгляд. Этого еще не хватало, чтобы нас бабы жалеть начали, подумал Турецкий, провожая ее глазами. И подмигнул, чтобы не думала, что…
– Висяк? – насмешливо проговорил Костя.
– Почему – висяк? – взвился Турецкий. – Мы Рагоева в розыск объявили. В Астрахань звонили, проинструктировали коллег.
– Почему в Астрахань?
– Он туда летал месяц назад. Якобы за арбузами. Если его сестрица не врет.
– А если врет? – поинтересовался Грязнов.
– Если врет, значит, врет. Что ты предлагаешь? Пытать ее?
– Пытать не пытать, а в камеру к уголовницам я бы ее засунул на пару дней. Глядишь, вспомнила бы адрес брательника.
– За что – в камеру?
– За сотню людей, убитых ее братцем, – это по факту. А формально… На улице можно остановить, пришить оскорбление органов правопорядка…
– Брось ты, Слава! Все это девичьи грезы, – вздохнул Турецкий.
– Что, Саша, хреново? – посочувствовал Меркулов.
– Да уж… хуже некуда. Так пахали все эти дни! Столько находок, улик, цепочка уже выстраивалась! И не успели! Ушел, гад!
– Так он свое преступление планировал, планировал и уход.
– Не скажи, Костя! У него свои форс-мажоры были. Небережную из-под его носа Каменев увез. А он и Каменева переиграл, и нас!
– Ну не верю я, что его сестра была не в курсе его дел, не верю! – взревел Грязнов.
– А я верю. Я ее видел, допрашивал.
– Телефон ее на прослушку поставили?
– Конечно, – махнул рукой Александр.
– Значит, продолжаем расследование. Нужно сделать запрос в Грозный – выяснить все, что известно об Эдуарде Рагоеве. Есть же дата рождения. Собирать по крупицам информацию, наблюдать и ждать. Он проявится рано или поздно. И с Кашкиной не спускать глаз, – повторил Костя.
– А Сосновский будет «иметь» «Аэрофлот» оптом и в розницу, – криво улыбнулся Слава.
– И за ним, Слава, наблюдение ведется, ты же знаешь. Может, это Рагоев и звонил ему по поводу оплаты услуг. Будем отслеживать.
Он посмотрел на друзей и неожиданно рассмеялся.
– Что? – в один голос спросили оба.
– Да уж очень вы расстроенные. Долой уныние! В конце концов, у нас есть конкретный подозреваемый, есть его фоторобот, весьма улучшенный стараниями твоего, Саша, стажера.
– Это Левина стажер.
– Неважно. Наш стажер. Хороший, кстати, парень. Получается, что на сегодняшний день он единственный, кто видел Рагоева «живьем».
– Получается. Помимо Верочки из отдела кадров и сотрудниц Небережной.
– Эти милые дамы у нас пока не работают, – опять рассмеялся Меркулов.
– Но в опознании участвовать смогут.
– Это безусловно. Давайте-ка выпьем по последней, и по домам. Давненько я не выпивал на работе и не задерживался по такому поводу.
– Так никогда не поздно начать жизнь сначала! – воскликнул Грязнов.
Александр вернулся домой после полуночи. Ирина поджидала его на кухне.
– Ты что не спишь, Ириш? – удивился глава семейства.
– Тебя жду. – Жена сверкнула сердитым глазом.
– А что меня ждать? Куда я денусь?
– Я тебя ждать уже отвыкла, это точно, а дочь твоя – еще нет.
– Да в чем дело-то?
– Завтра первое сентября, между прочим! К тому же суббота! Ты обещал проводить ее в школу и присутствовать на торжественной линейке! – раздувая ноздри, выговаривала мужу Ирина.
– Ну и что? Раз обещал, значит, пойду.
– А она об этом знает? Мы тебя последнюю неделю вообще не видим! То ты в Воронеже, то ты в ресторане… Я ее еле в постель загнала! В десять вечера!
– Мама, не ругай его, он не виноват…
Чадо стояло на пороге кухни в длинной ночной рубашке, тараща сонные глазищи.
– Нина, босиком, по холодному полу… – переключилась на дочь Ирина.
Саша подхватил Нинку на руки, обнял Ирину.
– Девочки мои дорогие!
Они постояли мгновение молча, тесно прижавшись друг к другу.
– Обещай, что завтра весь день проведешь с нами! – прошептала Ирина, уткнувшись в его свитер.
– Чтоб я сдох! – поклялся Турецкий. – Давайте-ка спать пойдем? Возражения есть?
– Возражений нет, – откликнулось семейство.
Турецкий проснулся от отчаянных телефонных звонков. Продрал глаза, глянул на будильник.
Стрелки показывали половину седьмого утра.
– Я его все-таки убью. И суд меня оправдает, – сквозь сон проговорила Ирина.
– Кого? – ища на столике трубку, уточнил Саша.
– Того, кто звонит. Костю твоего…
Но Ирина ошиблась – звонил Грязнов.
– Ты что, спишь еще? – удивился приятель.
– А ты у нас вообще не спишь? – достаточно хмуро откликнулся Турецкий.
– Эту ночь не спал. Если честно, хотел тебе прямо ночью звонить.
– Что случилось? – Саша окончательно проснулся.
– Прихожу я домой, мне из Астрахани звонят. Начальник УВД – мой знакомый, пересекались раньше. Он, оказывается, весь вечер мне на Петровку названивал, а мы у Кости сидели. Так домой пробился. И сообщает он мне следующую информацию: у них там в июле на рынке произошел взрыв, помнишь?
– Представь себе, не помню.
– Это было в воскресенье, пятнадцатого июля, в три часа дня. Взрыв на самом крупном вещевом рынке в разгар торговли. Шесть человек погибло на месте, шестьдесят раненых. Взрывное устройство – безоболочковая бомба, находилась в пластиковой урне, стоявшей возле открытого кафе. Бомба была начинена болтами, гайками и обрезками проволоки.
– Ну, вспоминаю.
– Оперативники выяснили, что сразу после взрыва с места происшествия поспешно уехал некий мужчина на бежевой «пятерке». Составили его фоторобот. Так вот, фоторобот Рагоева, который мы им вчера передали по факсу, практически полностью совпадает с их фотороботом.
– Насколько я вспоминаю, подозреваемого упустили?
– Да. Был объявлен перехват, были перекрыты все въезды-выезды из города, но преступник скрылся.
– Не слабо. Кашкина говорила, что ее милый братик Эдик летал в Астрахань как раз в июле. Если это он…
– Турецкий, если ты сейчас уедешь… – начала было жена.
– Да подожди, Ира, – отмахнулся Саша.
– Что там у тебя?
– Я обещал Нинке в школу ее проводить. Сегодня первое сентября все-таки.
– Обещал, так проводи. Детей нельзя обманывать. Тем более что отменить астраханский взрыв мы, как ты понимаешь, уже не можем. Это информация для размышления.
– Ладно, Слава, позвоню позже.
Ирина готовила завтрак, наряжала Ниночку.
Через час семейство Турецких прибыло к зданию гимназии. Стоя в плотной толпе родителей, слушая, как его дочь читает в микрофон стихи, посвященные школе, Александр думал о том, что его первоначальная версия – версия террористического акта – возможно, не лишена основания. И если это так, то исчезновение Эдуарда Рагоева – не точка, поставленная им после четко спланированной акции по устранению Сомова, а лишь зловещее многоточие…
Вечером Александр сидел у телевизора. Какой-то очередной «круглый стол» был посвящен проблемам религиозных сект.
– Нужно запретить их деятельность на территории России! То «Белое братство», то «свидетели Иеговы», баптисты всякие… и все морочат голову нашим детям, отрывают их от семей, заставляют продавать квартиры, – горячилась нарядная дама. – Это психологический терроризм, который нам навязывают религиозные фанатики с полного попустительства властей!
– Терроризм – это не религиозное течение, а способ достижения цели, – возражал ей смуглый мужчина, профессор богословия, о чем сообщила бегущая строка.
– Фанатики, фундаменталисты – это люди, которым противен существующий миропорядок, люди, которые хотят изменить окружающее пространство!
Эти слова профессор произнес с некоторым нажимом, глядя не на собеседницу, а в камеру. Затем перевел взгляд на даму и продолжил:
– Они создают свою контркультуру, со своими ценностями, они желают наказать мир, который им противостоит. Религиозная принадлежность этих людей может быть самой различной. Иудейские экстремисты преследуют политические цели, христианские – восстают против традиционных ценностей западного мира. Вспомним, что Тимоти Макбейн, совершивший теракт в Оклахома-Сити, – это христианин, мстивший за разгром секты Давидовой. Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне. Его миссия оказалась выполнена ровно через сорок лет. – Профессор снова вперился в камеру.
– Подождите, что вы все в одну корзину сваливаете? При чем здесь Моисей? Я говорю о сектах!
– Но в секты приходят люди, обиженные жизнью, судьбой, близкими. Традиционные религии – будь то христианство, буддизм, ислам – самодостаточны и нейтральны…
Александр заснул. Ему снился Эдик, который ожившим фотороботом крушил приборную доску кабины пилотов. Пилотом был сам Турецкий. Он пытался помешать роботу, но почему-то не мог пошевелиться. Его разбудили позывные «Вестей».
– Как нам только что сообщили, сегодня в девятнадцать тридцать по московскому времени над Иркутском потерпел крушение самолет ТУ-154 компании «Аэрофлот», совершавший рейс Хабаровск – Новосибирск. На борту лайнера находились семьдесят восемь пассажиров и девять членов экипажа. Обломки самолета обрушились на жилой квартал города, разрушили два жилых дома. На месте падения лайнера полыхает пожар. Точное количество человеческих жертв пока установить невозможно.
– Какой кошмар, – тихо вымолвила Ирина и опустилась на диван рядом с мужем.
…В понедельник центральные газеты пестрели устрашающими заголовками типа: «Отечественная авиация в коллапсе», «Точное число жертв авиакатастрофы над Иркутском невозможно определить», «Две катастрофы – два взрыва?», "Не летайте самолетами «Аэрофлота» и так далее.
Меркулов наугад вытянул газету из лежащего на столе вороха, прочитал:
– «…В субботу, 1 сентября, в небе над Иркутском взорвался самолет ТУ-154, совершавший перелет из Хабаровска в Новосибирск. На борту находилось 78 пассажиров. Как нам стало известно из информированных источников, причина авиакатастрофы – взрыв на борту лайнера. До последней минуты связь с пилотами сохранялась, и ничто не предвещало трагедии. Взрыв произошел в средней части корпуса. Самолет словно разломило пополам, что было отчетливо видно на радарах наземных служб сопровождения. Обломки лайнера рухнули на один из жилых кварталов города, умножив количество человеческих жертв. Пожелавший остаться неизвестным специалист компании „Аэрофлот“ сообщил, что предыдущая трагедия – крушение лайнера ТУ-154 в окрестностях Воронежа, произошедшая 23 августа, также была связана с взрывом на борту. Причем взрыв также произошел в середине корпуса самолета, в служебном отсеке…» Это столичный «Комсомолец». – Меркулов перевернул страницу, отложил газету. – Это я вам только одну статью прочитал. В других газетах – примерно в том же ключе.
Грязнов взъерошил волосы, возбужденно проговорил:
– Главное, картина взрыва – один к одному с воронежским. Журналюги правду пишут. Узнать бы, кто им информацию поставляет, да ноги тому умнику вырвать за разглашение тайны следствия. Это так, к слову. В общем, пока не установлена причина взрыва, говорить о чем-либо рано. Ужасно, конечно, что самолет рухнул на жилой квартал, но один положительный момент есть: обломки фузеляжа, двигателя и крыльев – все это лежит достаточно компактно. Будем надеяться, что причину взрыва удастся установить достаточно быстро.
– Ты, Саша, о чем задумался? – Меркулов посмотрел на Турецкого.
– Я, может быть, зациклился на своем, так же как Слава на Сосновском, но мерещится мне «след Эдика». Так и хочется сказать: «Чур, меня». Мне, Костя, звонили ребята из горпрокуратуры Хабаровска, они в курсе, что мы ведем дело Аэрофлота. Спрашивали, нет ли каких соображений по взрыву.
– И что ты им сказал?
– А что я могу сказать, пока причина катастрофы не установлена? Только думаю, что нам придется туда лететь.
– А не страшно – лететь-то?
– Они нас так доведут… что дышать страшно будет, – процедил Турецкий.