Цветков

Георгий сидел за столиком в пустом зале придорожного кафе — за МКАД. Он не смотрел на часы, но явно кого-то ждал. Заказал вторую чашку кофе и не сводил взгляд с входной двери. Кофе Георгий выпил двумя большими глотками, расплатился и больше ничего заказывать не стал.

Наконец дверь открылась, и в кафе вошел Цветков. Он был энергичен, явно в приподнятом настроении. Сразу увидел Георгия и двинулся к нему.

— Что здесь можно поесть? — весело спросил Цветков.

— Шашлык у нас хороший, — крикнула официантка через весь зал. — Как раз через минуту поспеет! — Она сидела за барной стойкой, общалась с барменом и явно ленилась идти в зал.

— Свинина или баранина?

— Свининка!

— Свининка, ха-ха!..

Цветков махнул рукой — тащите, мол. И плюхнулся на стул напротив Георгия.

Георгий с каменным лицом смотрел на него. Цветков осмотрелся и заявил:

— Миленькое местечко. Тихое, спокойное, уютное. Жаль, от центра далеко. — Он повернулся к официантке, которая, кажется, и не думала отправляться на кухню, и крикнул: — И водки соточку! — Спросил у Георгия: — А ты уже поел? У них — свининка!

— Сыт, — холодно сказал Георгий. — Давай рассказывай, что у тебя там?

— А чего рассказывать? Все шик и блеск! Подозреваемый есть. Мент, кстати! — хохотнул Цветков. — И уже в тюрьме. Нормально? — Он не дождался от Георгия ни одобрения, ни какой-либо другой реакции и продолжил: — Я на него столько навалил — мама не горюй! Если даже на срок не пойдет, все равно минимум полгода кутузки. Он ничейный, за ним никого нет… короче, неудачник. И, видать, трусло последнее: на него надавить — вообще чистосердечное напишет. Я знаешь, как его взял? Это песня! Он в библиотеке сидел. У него…

— Мне это не интересно, — оборвал Георгий. — Этим ты себе задницу прикрываешь, а меня мои интересы заботят. Теперь следующее дело. И очень быстро.

— Быстро-быстро… — проворчал Цветков, расстроенный главным образом из-за того, что ему не дали похвастаться. — Ты деньги-то принес? А то мне что-то надоел этот вечный субботник. Давай так, утром деньги — вечером дела. О’кей?

Георгий вдруг улыбнулся краешком рта, при этом глаза продолжали излучать пронизывающий холод.

— Наглеешь, маленький сукин сын…

— Я не наглею, я рискую! У меня же нет, как у вас, светлой идеи. Риск — только за деньги, согласны?

Цветкову принесли шашлык. Он с аппетитом вгрызся в мясо.

Возникла пауза. Георгий изучающе смотрел на Цветкова, рассматривал его как интересное насекомое в коллекции. Усмехнувшись, он сказал:

— Ты прав… Ты действительно рискуешь. Понимаешь, что я тебя могу в любую минуту вскрыть, как банку, тихушник? Твои же менты мне потом спасибо скажут.

— Чего это вдруг? — не понял Цветков. В горле вдруг пересохло, и он невольно отодвинул тарелку с дымящейся свининкой.

— Оглянись. Тебе же деваться некуда. Ты у меня не за деньги, ты у меня за страх работать будешь, — Георгий встал из-за стола. — Приятного аппетита.

И он вышел из кафе.

Ошарашенный Цветков остался сидеть. Нервно залез в карман куртки. Достал пузырек но-шпы, вывалил на ладонь пилюлю, проглотил. Крикнул официантке:

— Не надо водки! Воды принеси…

 

Турецкий

Турецкий смотрел на стену. Он представил себе круг, внутри этого круга другой, а внутри другого еще один, и еще, и еще и отправил внутреннее зрение стремительно пронизывать бесконечное кольцо колец, отыскивая в центре каждого светящуюся точку, которая, в свой черед, обращалась в новый кружок, содержавший все больше и больше кружков. Это походило на нырок в самую глубь вещей и отвлекало сознание от любых низменных, суетных мыслей. Турецкий позаимствовал эту технику из какой-то книжки Ирины. Работала она превосходно, надо было только добиться крайней сосредоточенности, оставаясь в то же время полностью расслабленным. В таком состоянии время летело удивительно быстро…

— Эй, Саша, ты где? — раздался тревожный голос Меркулова.

Турецкий встряхнулся, покрутил джойстик инвалидного кресла и поездил туда-сюда по палате. Меркулов, сидя в кресле, с интересом наблюдал за ним.

— Значит, Щеткин погорел на взятке? — спросил Турецкий.

Меркулов покивал и добавил:

— Да, но вывел нас на главного подозреваемого.

— Фигня, конечно, получается. Да какой из него пособник террориста?! Хм… А что он сам говорит?

— Говорит, деньги какому-то человеку поменял. Видел его первый и последний раз в жизни.

Турецкий остановил кресло. И начал размышлять вслух:

— Плетнев говорит, что это действует маньяк — одиночка, так? Ладно. Будем считать, маньяк… Но ведь он никак не мог обойтись без помощников… Где он доставал пластид? Как он передвигался по городу, — со взрывчаткой, радиостанцией и невменяемой девчонкой? Ведь любой патруль может проверить, и тогда… — Турецкий помолчал. — У него наверняка хорошие документы для прикрытия. Или купленный человек с «коркой», который его прикрывал.

Меркулов сверкнул глазами:

— То есть ты хочешь сказать, что Щеткин все-таки не при делах, я правильно понял?

Турецкий неопределенно кивнул.

— Это я сейчас не при делах, так что окончательные выводы — по твоей части, Костя. Все бывает — и гусь свистит, и рак летает. Может… может, Щеткин как раз и есть тот, кого мы ищем.

— Ну, уж это ты брось, Саша! Ты бы глаза его видел! Я понимаю, что их к делу не пришьешь…

— Ладно-ладно, не кипятись. Я сам с ним знаком с незапамятных времен. Но давай просто допустим, что чисто логически Щеткин может быть пособником террориста. Допустим?

— Ну, допустим.

— Хотя именно в этом его пока еще не обвинили?… До того, как я впал в кому, у нас вроде была презумпция невиновности?

— Она и осталась, — успокоил Меркулов. — Кроме визуального подтверждения денежной связи с террористом, на Щеткина ничего нет.

— Тогда есть и другой вариант, который мы тоже исключать не можем.

— Какой? Совпадение? Теоретически — конечно.

— Нет, про это забудь. Вероятность настолько ничтожная, что ее не стоит принимать всерьез.

— Я тебя не понимаю, — начал злиться Меркулов. — Ты сам не веришь, что Щеткин при делах.

И тут же начинаешь уверять, что банального совпадения его связи с террористом быть не может! Что же тогда?

— Не прессингуй, Костя. Сейчас объясню, что я имею в виду. Помнишь, как Штирлиц Мюллеру голову морочил, когда его отпечатки нашли на чемодане русской радистки? Он доказал, что был в районе бомбежки, там, где был дом радистки, и помог перенести вещи. Нашли косвенного свидетеля, и все совпало. Отмазался. Но ведь это же чушь, Костя! Реальный Мюллер, реальный разведчик ни за что не поверит в такое совпадение в миллионном городе! Нет, мы пойдем другим путем. Предположим, что Щеткина могли подставить.

— Подставить, — механически повторил Меркулов. — Хм… Не могу сказать, что не думал об этом, но как-то не очень одно с другим вяжется.

— Все вяжется. Сделали мужика крайним… Или он что-то знал… Или мог узнать. Что наиболее вероятно.

— Что наиболее вероятно? — задумчиво повторил Меркулов.

— Мы же имеем право такое предполагать? В конце концов, именно он принес мне амулет… — Турецкий механически покрутил джойстик и снова немного поездил. — А если его подставили, то это мог сделать тот, кто… Кто…

Турецкий закашлялся и кашлял так долго, что заставил Меркулова немного испугаться. Константин Дмитриевич уже заозирался было в поисках медсестры, но Турецкий остановил его движением руки.

— Сигаретку бы сейчас, — вздохнул он.

— Совсем сдурел?! — рассердился Меркулов.

— Да ладно тебе, — примирительно сказал Турецкий. — Сам же мне курево притащил, забыл, что ли? Ну, так кто брал с поличным Щеткина? Кто это был?

— Капитан Цветков, — сказал Меркулов. — Из министерства.

— Ну и?… — подтолкнул его Турецкий.

— Ты хочешь сказать, крыса в МВД?

— Я пока ничего не говорю, заметь…

— Черт! Во-первых, у меня нет никаких оснований требовать внутреннего расследования, а во-вторых, я вовсе отстранен от дела. Что я могу сделать?

Турецкий посмотрел в потолок и пробормотал:

— Легально — ничего.

— Вот именно. Они помолчали.

— Если бы я мог ходить, — сказал Турецкий.

— То что бы ты сделал?

— Я бы пошел к Щеткину и поговорил с ним…

Меркулов расхохотался. Гениальная идея, ничего не скажешь.

— А так даже не знаю, что тебе посоветовать, — совершенно серьезно продолжил Турецкий. Он дернул джойстик и развернул кресло к окну. — Со Щеткиным надо серьезно поработать, Костя.

 

Колокатов

Небо было сероватым, и накрапывал легкий дождик. На берегу Яузы, у парапета, стоял Цветков. Он потерял свою былую развязность, нервно курил и оглядывался на проезжающий транспорт. Через дорогу перебегала собака. Машины ездили редко, но очень быстро. Цветков невольно улыбнулся, провожая взглядом тяжелый КрАЗ, взвизгнувший пару раз тормозами, — собака едва не угодила под его колеса. Цветков вспомнил, как читал прошлогодний отчет ФБР о расследовании тяжких преступлений, включающий подозрительные смерти и убийства, — некоторым сотрудникам МВД предоставляли такую информацию. 99-летняя жительница города Нью-брафтона погибла. На следующий день ей должно было исполниться 100 лет, но, когда она пересекала дорогу вместе со своей дочерью, отправляясь на вечеринку в честь дня своего рождения, ее инвалидное кресло было сбито грузовиком, доставлявшим ей же именинный пирог! Вот так злая ирония судьбы…

Цветков вспомнил свой последний день рождения. Было неплохо… А жить до ста лет ему и даром не надо. Вполне хватит восьмидесяти.

Наконец к парапету подъехал тот автомобиль, который он ждал. Из кабины вышел Колокатов. Цветков смотрел на него выжидающе. Колокатов молчал с таким видом, будто он Цветкова не знает вовсе и просто вышел прогуляться.

— Дмитрий Сергеевич, как я вас ждал! — не выдержал Цветков. — Мне очень нужно поговорить.

— Что за фарс? В чем дело? — холодно сказал Колокатов и подошел ближе.

— Дмитрий Сергеевич, — взволнованно заговорил Цветков, — я получил выговор на работе за то, что арестовал Щеткина с нарушением процессуальных норм. Мне сказали, что это инициатива Генеральной прокуратуры. Еще сказали, ведется внутреннее расследование с целью, с целью… Вы хотите меня… отстранить? Но почему?!

— Проявляете излишнее рвение, капитан. Цветков отшатнулся:

— Дмитрий Сергеевич, вы… шутите?

— Нисколько.

— Я же все делал, как было условлено! Колокатов молчал.

— Вы хотите сказать, что я плохо работаю?

— Именно.

— Но объясните же!

— А что тут объяснять? У тебя же на лице все написано.

— Что у меня на лице? — спросил вызывающим тоном Цветков.

— Есть такая симпатичная американская поговорка: «Если оно похоже на утку и ходит как утка, значит, наверное, утка и есть».

— Что у меня на лице?… — повторил Цветков теперь уже растерянно.

— Что ты тупой и жадный подонок, — отчеканил Колокатов и повернулся к машине.

— А у вас что на лице написано? Он же вам на счет деньги переводил! — с отчаянием закричал Цветков. — Вам! Я-то свои жалкие гроши наличкой получал!

Колокатов обернулся. С интересом оглядел Цветкова — так, будто увидел его первый раз.

— Что вы имеете в виду, капитан? Какой счет?

Цветков сперва оторопел, потом понял, в чем дело: Колокатов боится. Все боятся! Цветков принялся лихорадочно расстегивать одежду. Закричал истеричным голосом:

— Я пустой! Прослушки нет!

Колокатов, сперва следивший за этим процессом с удивлением, расхохотался.

Цветков даже немного успокоился.

— Вы просто объясните, Дмитрий Сергеевич!

Я же доверял вам! Я первый подставлялся, всю черную работу сделал! А теперь я стал не нужен, и вы меня решили этим маньякам на съедение отдать?! Или… или своим же?! — Цветков по ходу своей истерики, видимо, делал выводы. — И чистеньким смыться, со счетом на черт знает каких Каймановых островах?!

Колокатов снова подошел к Цветкову. Сказал спокойно и даже дружелюбно:

— Ты еще очень молодой, капитан. И у тебя больная фантазия. Пойми, все бы было в порядке, если б ты не вел себя как психопат из второсортного американского фильма. А теперь — неделя-другая, и все поймут, откуда ноги растут. К тому же ты клиентов наших очень обидел. Я, как мог, дело утряс, но тебе сейчас нужно исчезнуть. — Он похлопал Цветкова по плечу. — Пересидеть, пока все не утрясется.

Цветков отступил на пару шагов.

— По-моему, вы собираетесь выстрелить мне в лоб, Дмитрий Сергеевич…

Колокатов усмехнулся и сказал презрительно:

— Все-таки ты дурак.

Повернулся и снова пошел к машине.

Цветков рванул пистолет из наплечной кобуры, но не успел даже прицелиться.

Колокатов резко обернулся и выстрелил.

Цветков оказался прав: пуля попала ему в лоб. Он опрокинулся на землю.

— Ну разве не дурак?… — пробормотал Колокатов.

Подумал секунду-другую, вытер на всякий случай рукоятку пистолета и зашвырнул его в реку.

 

Георгий

— Ну все, довольно, — сказал Георгий. — Хватит, говорю!

И Аня наконец отлепилась от него.

Его немного раздражала ее потребность в ласке после интима, но он сдерживался. В конце концов, девчонка совсем недавно открыла для себя секс, так пусть хоть насладится им напоследок. Ему не жалко… Она, правда, считает это любовью. Дурочка.

Аня ушла в ванную, а у Георгия зазвонил телефон. Он посмотрел на номер, который определился на дисплее мобильника, и улыбнулся — краешком рта, глаза же при этом оставались совершенно холодными. Это звонил Ринат Алиев. Когда-то они вместе воевали в Анголе. Теперь Ринат возглавлял движение и жил в Эмиратах. В России ему было находиться нельзя. Георгий получал от него деньги. Да, собственно, и инструкции. Про себя он насмешливо называл его спонсором, но Ринат, конечно, был больше, чем просто бухгалтер или даже денежный мешок. Эти взрывы, точнее, акции… Он ведь выполнял не только собственные желания, но и требования тех, кто платил.

— Привет, — сказал Георгий, нажав на клавишу talk.

— Я уже думал, ты умер, — ответил Ринат недовольным голосом.

— С чего бы это?

— Как — с чего?! Почему дело стоит? Почему ничего не происходит?

— Ничего не стоит. Все движется своим чередом.

— Тогда в чем проблема?

— А в чем? — как эхо отозвался Георгий.

— Я еще раз спрашиваю, почему нет следующего взрыва?

— Ринат, не стоит меня торопить. Ты отлично знаешь, как я работаю. Все будет сделано в лучшем виде.

— Когда?

— Когда я буду к этому готов.

— Поторопись, — сказал Ринат после паузы. — Если ты думаешь, что время не ограничено, то ты не прав. Время вышло, Юра… Ты меня слышишь?

— Да.

— И ты меня понял?

— Да…

Прежде, двадцать лет назад, когда они были совсем молоды и Георгию случалось слушать разговоры Рината о мусульманстве, он относился к ним скептически. Теперь многое изменилось. Недавно Ринат говорил Георгию, что из 143 миллионов россиян 23–24 миллиона — мусульмане. Большинство, как известно, живет на Северном Кавказе, в Татарии и Башкирии. Правда, официальная цифра 14,5 миллиона человек, но Георгий склонен был верить Ринату — он человек педантичный, обманывать не станет. В любом случае получалось, что Россия — страна с самым высоким процентом мусульман среди европейских стран, за исключением разве что Турции. В Советском Союзе было всего 150 мечетей, а сейчас в России их уже около 6 тысяч! На фоне религиозной дискриминации, бедности, коррупции и безработицы, процветающих на Северном Кавказе, ренессанс ислама совпал с распространением исламского терроризма и гораздо более пуританского, чем традиционный российский ислам, ваххабизма. Для таких людей, как Ринат, властолюбцев, но и подвижников идеи, ситуация для достижения своих целей сложилась идеальная.

У него, у Георгия, свои цели и задачи, но в средствах достижения они с Ринатом совпадают. И сейчас это главное.

«Эх, мне бы еще недельку, — подумал Георгий. — Я бы такой роскошный фейерверк устроил!.. Но время, наверно, действительно вышло, иначе к чему бы Ринат стал говорить в телефонном разговоре открытым текстом? Даже по имени назвал, а это уже ни в какие ворота не лезло…»

Он достал из аппарата сим-карту и разрезал ее ножницами.

Ну, раз они требуют… В конце концов, сменные машины в нужных местах расставлены, прикрытие организовано…

Он закрыл глаза и в сотый раз представил маршрут движения.

Что ж, можно и начинать.

 

Плетнев

День был чудесный. Солнце светило ярко, но не назойливо. Плетнев и Ирина шли по улице. Вася с мороженым в руках то обгонял их, то возвращался и напевал:

Плетнев засмеялся:

— Откуда он, хотелось бы понять, Гребенщикова знает? Это ведь два поколения назад модно было.

— У меня дома сегодня по радио звучало, — улыбнулась и Ирина. — Вот мальчик и запомнил. Он у вас вообще очень восприимчив.

Плетнев заинтересовался:

— Преподаватель консерватории слушает рок-музыку?

— Ничто человеческое нам не чуждо.

— Повезло Турецкому, — кивнул Плетнев. И тут же смутился, потому что в данных обстоятельствах его фраза прозвучала, мягко говоря, двусмысленно. Турецкий все-таки в больнице. Но Ирина, кажется, отреагировала вполне благосклонно — просто благодарно кивнула.

Возвращаясь к недавнему разговору, Плетнев сказал:

— И все-таки мне неудобно оставлять его у вас.

— Да бросьте, Антон! Абсолютно никакой проблемы в этом я не вижу. Вася спокойно может побыть у меня. Все будет замечательно. Я с удовольствием за ним присмотрю… Не будет мне это в тягость, уверяю вас, — добавила Ирина, заметив, что Антон едва заметно нахмурился. — Не может же, в конце концов, ребенок жить в офисе! Да еще днем мотаться с вами по городу — тоже удовольствие ниже среднего… Слушайте, ну что вы все время хмуритесь, скажите уже, в чем дело?

Плетнев вздохнул и объяснил, что его мучило:

— Понимаете, какая штука… Я два года каждую ночь видел, как Васька со мной. А на деле оказался совсем не готов к этому.

Ирина пожала ему кисть руки:

— Это жизнь, ничего не поделаешь. Дайте себе время, и все наладится. Я уверена, вы окажетесь прекрасным отцом. К тому же он так вами восхищается, вы для него — настоящий кумир.

Плетнев тяжело вздохнул:

— Самое невыносимое для человека — утратить самоуважение, а самое худшее, что можно сделать с человеком, — это унизить его. Унижение страшнее смерти… Господи, каких же я дров наломал…

— Да хватит уже мучиться! Нельзя так жить. Вы себя угробите. Неправильно это. Вот… — Ирина задумалась. — Возьмите японцев.

— А что японцы?

— Японцы к своей жизни относятся по-другому, нежели мы. У них нет потребности все время, по кругу, возвращаться и возвращаться к каким-то событиям. Они переживают свои исторические события без внешних рефлексий. Это народ, живущий в предчувствии, не в прошлом. Но правда, — тут она засмеялась, — в предчувствии катастрофы.

— Вот видите…

— Да нет, вы все не так поняли.

— Спасибо вам, Ирина Генриховна, — сказал вдруг Плетнев.

— Просто Ирина. Даже лучше Ира, — улыбнулась она.

— Ира… Но я все-таки не понимаю, зачем вам все это… беспокойство?…

— Господи, да как вы можете так говорить?! Или вы в своих горячих точках совсем разучились, уж простите за банальщину, элементарные вещи понимать?! И как вы можете называть беспокойством собственного сына?!

Плетнев смешался и даже побагровел.

— Извините. В самом деле, пургу какую-то несу…

— Так-то лучше. — Она искоса посмотрела на него и сказала скорее себе, чем ему: — У вас наверняка не было качественной психологической реабилитации.

— Была, — возразил Плетнев. — Два года в клинике судмедэкспертизы Сербского и еще год с бутылкой. Как видите, вполне здоров.

Ирина покачала головой. На ее взгляд, если кому-то и нужна была опека, то как раз не мальчику, а его отцу.

Плетнев продолжал:

— Ваське сейчас девять лет… Едва ли наберется месяца три, когда мы были вместе. Представляете? Я удивляюсь, как он вообще меня вспомнил.

Ирина улыбнулась:

— Это как раз просто. Он очень вас любит. И верит вам. Вам повезло, у вас очень славный сын… Скажите, Антон, я давно уже хотела спросить, а его мать, ну в смысле — ваша жена…

Плетнев вдруг остановился. Ирина тоже. Вася этого не заметил и унесся далеко вперед.

— Она умерла. Три года, три месяца и двенадцать дней.

— Простите, я не знала…

— Ничего. Спрашивайте все, что считаете нужным. Спрашивайте.

— Ну, хорошо. А это было как-то связано с вашей работой?

Плетнев каким-то подчеркнуто будничным голосом объяснил:

— С тем, что я попал в психушку? Конечно…

Я был в очередной командировке. А в это время двое подонков изнасиловали и убили мою жену. Я узнал об этом, приехал — и понял, что их не найдут. Их и не особенно искали… И тогда их нашел я. — Он криво усмехнулся. — После этого и состоялось мое знакомство с вашим мужем. Вот такая история, Ира.

Ирина побледнела:

— Господи, какой ужас! Простите меня, я же ни чего не знала.

Плетнев увидел, что сын далеко впереди.

— Ничего. Пойдемте?

Они шли по Фрунзенской набережной. В полусотне метров от своего дома Ирина подала руку Плетневу.

— Ни о чем не беспокойтесь, занимайтесь свои ми делами, а если что, звоните в любое время. И обязательно приезжайте к нам ужинать. Договорились?

Плетнев кивнул. Вася с деловым видом протянул ему руку:

— Пап, не переживай! А если что понадобится, звони.

Ирина и Плетнев засмеялись. Плетнев поцеловал сына в макушку и пошел к машине.