В то время как оперуполномоченный Фонарев поминал погибшего водителя Семена Шатрова, Александр Борисович Турецкий находился с визитом в загородной резиденции Ивана Васильевича Артеменко.
Бывший председатель совета Российской ассоциации рекламных агентств, бывший генеральный директор одной из ведущих рекламных групп SGS communication, а ныне — прикованный к инвалидному креслу седой мужчина лет пятидесяти восседал напротив Александра у стола карельской березы, выполненного в стиле александровский ампир. Саша сидел в кресле того же гарнитура, что и стол, и диван, и несколько стульев. Гарнитурчик тянет тысяч на двадцать пять баксов, прикинул про себя Турецкий.
Они вели беседу под удивительно вкусный английский чай, который разливала супруга Артеменко, длинноногая белокурая красавица, явно из бывших моделей.
Беседа шла ни шатко ни валко. Артеменко, разумеется, знал о гибели Трахтенберга, но разговорить его никак не удавалось.
— Что вы хотите, Александр Борисович? — пожимал он плечами. — Заниматься в нашей стране бизнесом, тем более крупным бизнесом — это занятие, опасное для жизни. Так что с кем не бывает, как говорится…
— Да, кому, как не вам, это знать, — сочувственно произнес Турецкий.
— Что было, то прошло. Зацикливаться на своей беде — занятие малоперспективное. Алиночка мне очень помогает, вливает в меня душевные силы, — поцеловал он руку жены.
— Простите, что ворошу прошлое, но, насколько я знаю, виновников вашего несчастья не нашли? Ни киллера, ни заказчика?
— Не нашли, разумеемся, — усмехнулся Артеменко. — Разве может милиция переиграть спецслужбы?
«Ага! Вот оно! Пошло!» — навострился Александр.
— Вы считаете, что к покушению причастны…
— А кто составляет службы безопасности всех воротил отечественного бизнеса? Кто их возглавляет? Это же всем известный факт, что бывшие сотрудники раскуроченного, разоренного КГБ влились стройными чекистскими рядами в разнообразные частные охранные предприятия — ЧОПы. Или в команды вполне конкретных господ.
— Так уж и все…
— Хорошо, кое-кто остался в ФСБ, — усмехнулся Артеменко.
— Но кому было выгодно убрать вас?
— А вы не догадываетесь?
— То есть, вы считаете, что заказчиком мог быть покойный Трахтенберг?
— Я этого не говорил. Заказчиком мог быть не он. И скорее всего — не он. Но мое место освобождалось под него. Что и показали последующие события.
— А кто же, по вашему мнению, мог заказать Арнольда Теодоровича?
— Ну, батенька, вы и вопросы задаете… Это ваша задача, не моя. Вам за ее решение зарплату платят… Или мало платят? Переходите ко мне.
Иван явно поддразнивал Турецкого. Но тот на провокацию не поддался.
— Зарплата меня совершенно устраивает. Кроме того, я как государственный служащий имею много льгот.
— Рисковать жизнью, не спать ночами, жертвовать праздниками ради трудовых буден… — все подначивал Артеменко.
Признаться, Александр именно это и имел в виду. И то, что его раскусили, как мальчишку, разозлило. Турецкий хотел было отбить удар достаточно жестко, но остановился, вспомнив, что напротив него — наполовину парализованный человек, изо всех сил старающийся казаться этаким отчаянным мачо. Ладно, подыграем.
— Да, в том числе и это. Но главное — бесплатный проезд в городском транспорте.
Артеменко расхохотался.
— А вы мне нравитесь.
— Благодарю, — склонил голову Александр. — Если не возражаете, вернемся к Трахтенбергу. Иван Васильевич, я ведь пришел к вам не затем, чтобы вы выполняли мою работу. Я пришел поговорить с умным, сведущим человеком, который ориентируется в мире рекламного бизнеса куда лучше, чем я.
— Благодарю, — в свою очередь склонил голову Артеменко, явно копируя Александра. — А что к нему возвращаться? Мертвые сраму не имут…
— Скажите, Иван Васильевич, вот Российская ассоциация рекламных агентств, которую вы когда-то возглавляли, в чем ее задачи? Каковы функции?
— Ассоциация-то? Это мое детище, не скрою. Попытка вести бизнес цивилизованным путем. Это своего рода третейский суд, куда можно было обратиться за помощью, за защитой, за кредитом даже. Мы пытались препятствовать образованию монополистов от рекламы. Это была попытка создать более-менее равные стартовые условия игрокам. Чтобы на поле не царил только Артеменко, или Трахтенберг, или Пупкин. Чтобы реклама была разнообразна. Только так она могла бы развиваться, быть более качественной. Совет ассоциации принимал новых членов. При этом была обязательна рекомендация трех действующих акционеров ассоциации. Зачастую заказчики рекламы обращались к нам, к совету, и мы рекомендовали, какую из рекламных компаний выбрать заказчику. Проводились своего рода тендеры. Мы давали своим клиентам определенные гарантии: если рекомендованная нами рекламная группа не удовлетворяла заказчика, мы подключали других членов ассоциации и выполняли заказ уже за свой счет. Конечно, наши постоянные клиенты вносили определенные взносы за право работать с ассоциацией. Это своего рода Ротари-клуб. Так было при мне. Когда совет ассоциации возглавил Трахтенберг, все стало меняться. Все наиболее выгодные заказы он переключил на свое агентство… Так что сейчас ассоциация — не более чем формальность.
Александр слушал, изображая на лице полнейшее внимание. Более того, всей мимикой Турецкий как бы говорил, что совершенно одобряет оратора по всем пунктам пламенной речи. Думал он при этом следующее:
«Ага. Справедливость, равные стартовые условия… Пока ты был у руля, заказ на рекламу президентских выборов почему-то получила именно твоя группа».
Вслух он произнес следующее:
— Тогда, может быть, среди «рекламщиков» нарастало недовольство, созрел так сказать дворцовый переворот? Возникла некая новая сильная фигура, пожелавшая сместить заевшегося олигарха? Король умер — да здравствует король! Кстати, кто будет преемником Трахтенберга на посту председателя совета?
— Это не важно, — поморщился Артеменко. — Я сказал уже, что ассоциация утратила свою патронирующую роль. Каждый участник этого бизнеса нашел свою нишу. Рынок поделен.
— Но, возможно, есть обиженные?
— Обиженные есть всегда. На обиженных воду возят, — усмехнулся Артеменко. — Однако если каждый обиженный примется взрывать автомобили… Останутся только пешеходы. Не так-то это просто устроить, вы не находите?
— Нахожу. Поэтому и пытаюсь понять, кто мог организовать эту акцию. Судя по обстоятельствам взрыва, организатор многое знал о Трахтенберге: каким путем тот возвращается с работы домой, в какое время Арнольд Теодорович выехал из офиса…
— Ну… Все правильно, — улыбнулся Артеменко.
Турецкому порядком надоели эти его улыбочки всезнающего гуру. Мол, знаю, но не скажу.
— Между прочим, и у вас, милейший Иван Васильевич, есть мотив убийства.
— Да? Какой же?
— Ну как же: из-за Трахтенберга вы лишились возможности жить активной, полноценной жизнью.
Лицо Артеменко на мгновение окаменело. Затем он снова улыбнулся. Но это, пожалуй, и не улыбка была. Скорее, оскал.
— А я продолжаю жить активной и полноценной во всех отношениях жизнью, — медленно проговорил он. — Вы полагаете, что для этого обязательно нужны ноги? А я думаю — голова. Козлы, вон, бегают на четырех копытах, а толку что? Даже молока не дают.
«Это он обо мне, что ли? — изумился про себя Турецкий. — Это уже на грани фола, если не за гранью. Спокойно, Саня, не поддавайся!»
Сцепив под столом руки, Александр продолжил беседу:
— Но, согласитесь, у нормального человека в ваших обстоятельствах должно возникнуть элементарное желание отомстить, желание возмездия.
— Бросьте вы! Я немедленно выставил бы вас вон, но понимаю, что профессия накладывает отпечаток. Преступники мерещатся повсюду. В моем случае это абсурд! Я прикован к этому креслу восемь лет. Неужели вы думаете, что за этот срок я не нашел бы возможности расправиться с Арнольдом, если бы захотел? Уверяю вас, он умер бы гораздо раньше. И разве я сказал, что меня «заказал» Арнольд? Он вообще мог быть не в курсе, каким образом для него расчистили место.
— Что же получается? Коллеги по бизнесу живут между собой мирно, и у них нет мотивов для убийства. Вы тоже не причастны, вы меня убедили. Кто же остается?
Иван Васильевич загадочно молчал.
— Кстати, вы, конечно, знаете, что два месяца тому назад на Трахтенберга уже было совершено покушение?
— На Трахтенберга? — как-то по-особому спросил Артеменко.
— Ну да… Взрывчатка также была в его автомобиле. Взрыв произошел, когда в нем находился Трахтенберг. Все так же.
— Так же? — переспросил Артеменко, опять по-особому произнеся слово.
— Ну… Не совсем так. В первом случае взрывпакет был прикреплен к днищу. И пострадал охранник Арнольда. Но во втором-то погиб он сам!
— Думаю, что и в том, и в другом случае пострадал тот, кто должен был пострадать.
— То есть… Вы считаете, что первый взрыв был предназначен охраннику? Мы знаем, что пострадавший — не просто охранник. Мы знаем, что пострадавший был рядом с Трахтенбергом на протяжении лет десяти. То есть должен был пользоваться его неограниченным доверием. Это что же, Арнольд его наказал?
— Заметьте, не я это сказал, — воспользовался Артеменко известной экранной шуткой.
— Но за что?
— Батенька, вы слишком много задаете вопросов. На которые…
— Ну да! Сама, сама, сама… Я понимаю, что отвлекаю вас от важных дел, — вложив в интонацию немного иронии (главное — не перебрать!) и в то же время жалобно произнес Турецкий, — но без вашего опыта, знаний…
— Алиночка, завари нам еще чайку, — вздохнул Иван Васильевич.
Женщина молча исчезла с чайником в руке.
«Немая она у него, что ли? Может, они сошлись на почве физических недостатков?» — с некоторым душевным волнением подумал Александр, глядя вслед безупречной красавице, пусть даже и немой. И почувствовал, что завидует сидящему напротив него калеке.
— Александр Борисович, вы в процессе расследования изучали, конечно, творчество Трахтенберга? Его рекламные ролики?
— Да, разумеется, просматривал. Реклама пива, косметики, один из операторов мобильной связи, автомобили… — добросовестно перечислял Александр, словно школьник перед учителем.
«Учитель» кивнул:
— Верно, верно. И как вам его продукция?
— Ну что… Довольно интересные ролики. Отличаются от других. — Турецкий попытался сформулировать впечатление: — Веселые такие. Жизнеутверждающие. Или, напротив, загадочные, романтичные. И везде у него молодежь. Компании молодежи, девушки симпатичные. Одна очень красиво что-то ест. Не помню, что именно. Очень милая девушка, — невольно улыбнулся Александр.
— Да. И заметьте, никаких всем известных, затасканных лиц. В этом было его кредо. Он считал, что известные актеры, снимающиеся в рекламе, только раздражают зрителя. Отвлекают внимание от рекламируемого товара. Актер вызывает огонь на себя. Зритель думает: «Ну что ты туда поперся, в рекламу эту? Денег все мало? А мы тебя так любили за роль такую-то и сякую-то!» И это раздражение накладывается и на рекламируемую продукцию.
— Верно, — рассмеялся Турецкий. — А где он брал лица «незатасканные»? Таких милых барышень, например?
— Работала целая команда. Сотрудники ходили по институтам, дискотекам, просто на улицах высматривали. Арнольд и сам активно работал в этом направлении… Особенно что касается милых девушек.
— Поня-я-тно.
— Боюсь, что вам еще очень многое непонятно. Но направление… Верной дорогой идете, товарищ.
Турецкий снова почувствовал раздражение от этого покровительственного тона. «Что это он мне свои версии навязывает?»
— Ладно, на время оставим девушек в стороне. Скажите, пожалуйста, а клиенты Трахтенберга не могли иметь к нему претензий? Или он к ним? В бизнесе всякое бывает…
— Это верно, бывает всякое, — Артеменко снова улыбнулся своей насмешливой улыбкой. — В целом, насколько мне известно, клиенты Арнольда были им довольны. Но… Есть один господин, который изрядно трепал нервы Трахтенбергу и сотрудникам его агентства.
— Кто же это?
— Господин Горбань. Помните марку?
— Конечно, — оживился Александр. — Отличный алкоголь!
— Вот-вот. Там целая история. Но это уж вы сами. Мне пора отдохнуть. У меня режим.
— Благодарю вас за беседу, — поднялся Александр. — Вы рассказали мне много интересного и даже подбросили версию.
— Ничего я вам не подбрасывал. Версии, пожалуйста, сочиняйте сами.
— Напрасно вы в таком тоне! — разозлившись, не сдержался Александр. — Мы не сочинительством занимаемся, мы расследуем преступления. Жестокие, кровавые. Такие, как взрыв машины Трахтенберга. Ведь не он один погиб! Погиб его водитель, молодой, здоровый парень, которому еще жить бы и жить. И мальчик-мотоциклист. Вы верите, что он профессиональный убийца? Лично я думаю, его кто-то подставил! А ведь у него наверняка остались мать, отец. Может быть, любимая девушка. В чем виноваты они?
Артеменко молча слушал. В его лице что-то менялось. Наконец он произнес:
— Знаете, всегда кто-то кого-то подставляет. Нынешняя жизнь, к сожалению, замешана на подлости и предательствах.
— Это у кого как, — жестко ответил Турецкий. — Как говорится, каждому по делам его!
— Алиночка, проводи гостя, — окликнул жену Артеменко. И, развернув коляску, поехал прочь из комнаты.
Тотчас возникшая безмолвная Алиночка протянула руку в роскошных перстнях, указывая Турецкому дорогу.
— Если будет необходимость, нам придется встретиться еще раз! — резко произнес взбешенный Турецкий. Не хватало еще, чтобы его, помощника Генерального прокурора, выставляли из дома!
— Разумеется, — хозяин остановился у дверей в спальню, оглянувшись на уходящего визитера.
— А знаете, в чем основная радость моей нынешней жизни? — Артеменко буквально выстрелил вопросом в спину Турецкого.
Александр обернулся, выжидающе глядя на хозяина.
— В том, чтобы демонстрировать физически полноценным мужикам свое превосходство. В том числе умственное.
Саша молча направился за Алиной.
«Ну и скотина! — подумал он уже в машине. — Еще, главное, при жене! Так меня давно никто не делал.
Он связался по мобильнику с Левиным.
— Олег, как дела? Что по киллеру? Никаких новостей? Так и остается неопознанным? Ясно. Теперь слушай мою команду: нарыть все, что можно, про торговый дом «Горбань». И как они взаимодействовали с Трахтенбергом. Собрать всю возможную информацию. Когда? Вчера! Короче, максимально быстро! Исполняй!
Затем он связался с Грязновым:
— Слава! Нужно найти бывшего охранника Трахтенберга. Помнишь, одноногий? Фамилия — Малашенко. Он был на месте происшествия. Приехал и уехал. Нужно найти! Дай своим орлам указание. А я к тебе заеду ближе к вечеру. Ну, пока!