Антон вышел в сопровождении очаровательной пухленькой блондинки.

— Вот, Алик, это Мариночка — хозяйка заведения. — Мы все уладили, правда, Мариночка?

— Конечно! Я очень рада принять вас в нашем кафе, это такая честь для нас! — защебетала Марина. — Есть маленькая проблема: понимаете, у нас здесь сегодня свадьба гуляет.

Арнольд вздохнул. Присутствовать на свадьбе совершенно не хотелось.

— Может, мы ее отменим? — пошутил Антон.

— Ну что вы! Они уже расписались! Как же можно… Такая пара красивая! Через час приедут, вы сами увидите.

Арнольд поморщился. Марине очень не хотелось упускать столичного гостя, который, как сказал его приятель, магнат рекламного бизнеса, известный продюсер, друг режиссера Мигалкина (ой, батюшки! Вдруг потом и Сам приедет?!). Поэтому она улыбнулась самой лучезарной из своих улыбок и заворковала с удвоенной энергией:

— У нас есть отдельные кабинеты! Мы вас разместим в самом лучшем! Вам будет там удобно, вот увидите! И потом, свадьба через час, вы вполне успеете поужинать. А может, вам у нас понравится и вы задержитесь на весь вечер? Соглашайтесь, а? Коньяк за счет заведения! — неожиданно добавила она, мгновенно просчитав:

«Ладно, на свадьбу спишу, там одной меньше, одной больше — кто заметит?»

— Ну если коньяк бесплатный, тогда какие разговоры, голубушка? Что же вы сразу-то не сказали? — хохотнул Арнольд. — Ну, чаровница, ведите нас в свои чертоги! Что там у вас за «шуры-муры» такие?

Чертоги оказались концептуальным заведением, оформленным в духе чистого, как первач, кича. Стены были оклеены обоями в полосочку, на одной из низ висели часы-кукушка, на другой — гитара с бантом. Лестница светлого дерева, уводившая на галерею, и барная стойка украшены цветными лоскутками. На окнах занавески в горошек и горшки с геранью… И, наконец, открытки с целующимися голубками, прилепленные то тут, то там.

— Впечатляет, — только и вымолвил Трахтенберг.

Середину зала занимали составленные и уже накрытые белыми скатертями столы.

Между ними сновали официантки с «бейджиками» на блузках, где были указаны имена девушек: «Оленька», «Светочка», «Дашенька», — выхватил глазами Арнольд.

— Боже, какая прелесть. Здесь можно снимать! — обернулся он к хозяйке заведения.

— Правда? — засияла та.

— Да, снимать здесь можно. Но где можно поесть?

— Ой! Вот же кабинеты! Вот! И вот!

Она отдергивала тяжелые шторы, показывая расположенные по периметру тесные закутки.

— М-да-а-а… А что у вас на втором этаже? — Арнольд поднял голову.

— Там тоже есть столики! И даже отдельный выход на улицу! На другую сторону здания.

— И там тоже… герань? И лоскуточки?

— Нет-нет, там мы еще этого не успели… Там все просто, — извиняющимся тоном произнесла Марина.

— Какое счастье! Значит, нам туда!

Мужчины поднялись на второй этаж. Заняли столик возле перил. Окна второго этажа были распахнуты. Свежий вечерний воздух щедро лился в помещение. Арнольд вдохнул его полной грудью.

— Замечательно! — выдохнул он. — Остаемся. Тащите меню!

Через минуту перед ними возникла официантка Оленька с картой меню.

— Прочтите, голубушка! — попросил Трахтенберг.

— А что вы будете? — застенчиво спросила Оленька. — Закуски, супы, горячие блюда…

— Огласите весь список.

— Ну у нас закуски фирменные под общим названием «тещины салатики». Туда входят селедочка под шубой, соленые опята, буженинка, овощные салатики, сациви из курочки, салатик из кальмаров…

— Давайте всего понемножку!

— Хорошо. — Девушка строчила карандашиком в блокноте. — Дальше горячие закуски. Это блины с красной икоркой…

— Берем! Всем по порции.

— Хорошо. Дальше первые блюда. Соляночка рыбная «Подь ко мне, моя селянка», грибной супчик, борщ…

— Что-что? Не понял? «Подь ко мне моя селянка» — это что такое?

— Это так рыбная соляночка называется.

— Прекрасно! Берем.

— Дальше у нас горячие блюда…

— Ладно, Оленька, вы сами что посоветуете?

— Ну… «амурчики», например. Это куриные крылышки, закопченные на углях…

— С ними возни много. Что еще?

— Жаркое из телятинки в горшочках с овощами, шашлычки…

— Одно жаркое… Антон, ты?

— Мне тоже.

— Григорий?

— Я, шеф, от шашлычка бы не отказался..

— Значит, два жарких и два шашлыка. Так… Теперь алкоголь.

— Сейчас вам коньяк принесут.

— Какой?

— «Otard». Это французский.

— Мы в курсе! — рассмеялся Трахтенберг. — Что ж, еще триста водки, какая там у вас лучшая и по бутылке минералки без газа. Все, лети, голубка! И неси все быстрее!

Вокруг них засуетились сразу несколько человек. Девушки бегали шустро вверх-вниз. На столе появился коньяк, множество закусок.

— Ты, заметил, Антон, что у них здесь все в уменьшительно-ласкательном виде? Официантки — Оленьки, Светочки. В меню салатики, соляночки, шашлычки… Вот она, провинция, во всей своей первозданной красе! Наливай, Григорий!

Личный охранник Трахтенберга налил шефу и его другу коньяк, себе. — водки.

Мужчины выпили, принялись за закуски.

— Что ж, пока замечаний нет, — налегая на сациви, заметил Арнольд.

— Я ж тебе говорил: не пожалеешь. Да и цены здесь просто бросовые. По московским меркам.

— Тогда, Гриня, наливай еще! Что-то мне сегодня напиться хочется.

Григорий мигом исполнил просьбу хозяина, стараясь поймать его взгляд. Но шеф смотрел как-то мимо.

— Интересная затея — устроить здесь свадьбу, — заметил Трахтенберг. — «Шуры-муры» на всю жизнь. Что ж, посмотрим на их свадьбу. Хотя бы на невесту. Она, конечно, юная и прекрасная. Не то что какая-нибудь тухлая курица, верно, Гриня?

Григорий с трудом проглотил кусок. Кивнул. Заложили все же, сволочи! По спине неприятно поползла капля.

— Знаешь что, Антоша? Давай-ка выпьем за моего Гриню! За моего верного стража! Охранник— он ведь ближе чем жена. В том смысле, что заботится о хозяине каждую минуту. А жена только тогда, когда муж дома. Что в моем случае бывает нечасто. Так что за тебя, Григорий. Наливай! И себе плесни, что стесняешься? Мы отдыхаем. Ну, давайте за моего верного Григория. Ты ведь, Гриня, верный человек? Преданный?

— Гос-с-поди, Арнольд Теодорович! Я ли не доказал…

— Я помню, помню. А все же, насколько ты мне предан?

— Ну… Вообще…

— Ничего для меня не пожалеешь?

— Вы что, шеф? Какие разговоры?

— Что ни попрошу, все сделаешь?

— Да когда же я отказывался?

— Ты мне вопросом на вопрос не отвечай. Ты давай четко, по-военному. Все, что попрошу, сделаешь? — Трахтенберг взглянул прямо в глаза Григорию.

— Да! — Тот постарался выдержать взгляд.

— Ну, за это и выпьем! Прозит!

После некоторой паузы Арнольд как бы мимоходом осведомился:

— А что-то я, Гришенька, твою жену никогда не видел? Что это ты ее на наши корпоративные мероприятия не берешь?

— Ой, да она это не любит! Ей бы все дома сидеть… Такая домоседка!

— Курица, одним словом. А фотография-то ее у тебя с собой есть?

Григорий поперхнулся, закашлялся.

— Должна быть! Ты у нас мужик сентиментальный. Должен носить в кармане. Носишь? Только не врать!

— Ну… Ношу.

— Дай взглянуть! — приказал Арнольд.

— Я… У меня она, кажется, в другом пиджаке…

— Смотри, сейчас обшмонаю тебя, — усмехнулся Арнольд. — Если найду фото, уволю. Зачем мне охранник, который врет?

Григорий долго шарил сначала в одном кармане пиджака, затем полез в другой.

— Вот. — Он достал бумажник, открыл его. В пластиковый карманчик действительно была вложена фотография.

— Вынимай!

Григорий вытащил фото, протянул Трахтенбергу.

— О, ты посмотри, Антоша, какая у нашего Грини жена красавица!

Антон заглянул через плечо друга.

— Да… Хороша, ничего не скажешь.

— Хороша? Да просто неотразима! Фигура идеальная, ножки точеные, ты только посмотри… И волосы роскошные. Она у тебя натуральная блондинка или крашеная?

— Натуральная, — еле выдавил Гриша, которому весь этот спектакль очень не нравился.

— Обожаю натуральных блондинок! И глаза… Роскошная женщина! Следует немедленно за нее выпить! Наливай, Гриня, выпьем за твою жену. Как ее зовут?

— Алина. Я ее Алкой зову.

— Пьем за Алину, она же Алла.

Мужчины выпили. Официантка Оленька принесла горшочки с солянкой.

— Как раз под горячее, — усмехнулся Трахтенберг, помешивая ложкой густое варево. — Скажи, Гриня, а она у тебя горячая женщина, Алина твоя?

— Н-нормальная. Вернее, она вообще не по этой части, — испуганно добавил Григорий.

— Не по этой? — изумился Арнольд. — Так ты за это ее лупишь смертным боем?

— Я… Ее? Кто вам сказал? Врут они все! — заголосил Григорий. — Я ведь чувствую, что вам на меня наговорили! А вы и верите! Я вам так предан, я для вас на все готов, а вы…

— На все? Что ж, это ты сказал! Вот что, уступи-ка мне свою Алку на пару месяцев.

— Ч-что? — одними губами спросил Григорий.

— Алик, ну зачем ты? — укоризненно произнес Антон.

— А ты, Антоша, не вмешивайся, — не глядя на друга, процедил Трахтенберг. — Там вон свадьба, кажется, начинается. Ты пойди посмотри на невесту. А мы пока побазарим.

Антон встал, отошел к перилам, закурил.

Трахтенберг повторил:

— Так что? Уступаешь? У меня секретарша в декрет уходит. Пусть твоя Алина за нее поработает. Пока я ей замену не найду. Не брать же с улицы… А я ее всему научу, останешься доволен. Работа у нас напряженная, сам знаешь. Так что, если она порой домой ночевать не придет, ты уж ее не ругай, лады?

— Я… Давайте я вам подыщу… У моего кореша жена…

— Ты мне баб не подсовывай, сморчок! Я сам выбирать умею! В город вернемся, чтобы на следующий день она была в моей приемной! Понял?

— Да, — одними губами произнес Григорий.

— А если не приведешь ее, считай себя уволенным — раз, и не только уволенным. Ты меня понял?

Григорий кивнул.

— Вот и молодец. За это и выпьем. О, да у тебя уже графин-то опустел… Мы это поправим. Оленька, нам еще триста водки. Той же, голубушка, той же…

…Антон Владимирович курил уже вторую сигарету. За его спиной Арнольд все изливался желчью на охранника.

Черт его понес с этим сумасшедшим Арнольдом! Весь вечер будет испорчен! Мог бы при друге не затевать разборок с охраной… Слинять, что ли? Позвонить Маше, пригласить ее в гостиницу. Сколько не виделись? Пять месяцев, с тех пор, когда он приезжал сюда принимать зимнюю сессию…

Антон обернулся, посмотрел на приятеля. Тот не сводил налитых бешенством глаз с Григория. Что он к нему привязался?