Если бы Гринев знал, что его лучший кореш Митька такая скотина, он ни за что бы с ним не связался. Он всегда знал, что Клесов – мужик шебутной, но верил в мужскую дружбу. А теперь, после очной ставки Гринев стал вспоминать некоторые поступки Митьки и поражался себе – как же так? Как он раньше не понимал, что Клесов ради спасения собственной шкуры может предать корефана? Гринев тупо уставился на носки своих выходных туфель и вновь переживал минуты унижения и разочарования. Лицо все горело от гнева, в груди почти физически ощущался какой-то ком, который словно расплавленный свинец жег под ребрами на уровне желудка. «То ли это изжога от их мерзопакостной еды, то ли язва желудка появилась, то ли инфаркт приближается», – с тоской подумал Гринев, потому что с анатомией и физиологией человека был знаком весьма приблизительно, а из болезней знал только эти. Ну, и еще грипп.

Когда сегодня днем Гринев в кабинете следователя увидел Клесова, он почти обрадовался ему. Потому что одному отдуваться за всех было тоскливо. Конечно, никто не принуждал его убивать бабку. Гринев по доброй воле решил помочь Митьке избавиться от нее. Но он ведь был не один. И хотя чувствовать себя героем приятно, все равно время от времени возникало ощущение обиды. До сегодняшней встречи с Митькой Гриневу успешно удавалось подавлять это чувство. Ведь Клесов не виноват, что менты оказались такими расторопными. Митька в тот день все классно придумал – избавиться от следов, спалив квартиру. Никого из дружков не обидел: Гриневу отдал золотишко, пообещав от выручки хорошую долю. Хлыщ увез классный телевизор, который должен был загнать, получив свою долю. С третьим корешем у Митьки были какие-то свои счеты. Гринев это понял, потому что они о чем-то шептались, когда уже все закончилось и все четверо вышли на улицу ловить такси. Кореш в их компании появился впервые, и Гринев о нем знал только то, что это какой-то старый знакомый Митьки, чуть ли не по пионерлагерю. Годами они не виделись и встретились неожиданно буквально несколько дней назад. Гринев понял, что у них были общие воспоминания, но особо к разговору не прислушивался, так как у старухи они здорово настопарились, и он даже немного волновался, не дрогнет ли у него в нужную минуту рука. Не дрогнула. Даже в голове прояснилось, когда Митька, заглянув в бабкину комнату и увидев, что она спит, поманил дружков. Так что в нужную минуту он действовал решительно. И вдруг на очной ставке Митька начал такое заливать, что Гринев не поверил своим ушам. Получалось, что это он, Гринев, нажрался у бабки и, воспользовавшись ее беспомощным состоянием, предложил Клесову ее прикончить. У него даже план был наготове. Дескать, бабку убить, устроить пожар, чтобы выгорели следы, а потом, когда Клесов вступит в законные права наследования, квартиру можно будет продать. Естественно, вознаградить дружков за помощь. Митька заливал так складно, словно пересказывал какой-то сериал. Гринев, конечно, как только пришел в себя, взвился и стал орать на Митьку, что все было как раз наоборот. А тот, ничуть не смущаясь, заявил, что Гринев и его деда ограбил. А прежде отравил его кашей. Гринев на нервной почве даже расхохотался, услышав такой бред. Он-то знал, что дед никого из чужих в свой дом не пускает, так как у него пунктик: ему все кажется, что его ограбят. И с какой такой стати Гринев станет кормить чужого деда кашей? Тем более, насыпав туда отравы. Когда следователь спросил у Митьки, почему он не остановил вовремя Гринева, тот сказал, что кореш признался ему в этом только после того, как они прикончили бабку. Дескать, а деда твоего я тоже урыл. Так что живи да радуйся – у тебя теперь две квартиры. Только не забудь, кого благодарить должен. В смысле материально. Гринев даже задохнулся от гнева, услышав такое гонево. Следователь, конечно, не поверил Митьке. Да и тот детина, который присутствовал на первом допросе Гринева, тоже с удивлением покрутил головой, и на лице его появилось что-то вроде улыбки. Только очень ядовитой, как у змеи перед укусом. Почему-то такое сравнение пришло сейчас в голову Гриневу, хотя он не знал наверняка, улыбается ли когда-нибудь змея, тем более перед тем, как выпустить свое жало. В общем, Митька нес полную хрень, и в какой-то момент Гринев даже подумал, что у дружка поехала крыша. Нормальный человек сначала бы просто подумал, прежде чем выдавать такую хрень. Никакой логики, вспомнил он подходящее слово. Следователь все равно дослушал Митьку, только иногда перебивая его, а тот уже стал вовсю обвинять кореша. Дескать, и дружков к бабке тоже он понавел, Митька их знать не знал. Гринев, было, уже открыл рот, чтобы возразить, но следователь сказал, что потом даст слово и ему. Так что пришлось слушать этот бред и только удивляться, что почти два года он корефанил с этим придурком. Хорошо, что следователь знал, какие вопросы нужно задавать Клесову, чтобы разоблачить и припереть эту сволочь. Только после этого Гринев решил, что хватит прикрывать этого брехуна, и признался, что у старухи кроме него и Митьки был еще Хлыщ, который живет в Завидове. Он иногда остается у Митьки ночевать, когда напьется так, что шагу ступить самостоятельно не может. А второго дружка он раньше никогда не видел. В их компании он появился впервые и сразу пошел на дело, его даже уговаривать не пришлось.

– А вас, Гринев, пришлось? – съязвил следователь.

– Я теперь жалею, – ответил Гринев, хотя на душе было пусто и никаких мук угрызений совести он не чувствовал, только разочарование, – он считал Митьку своим корешем.

Когда следователь спросил у Митьки фамилию его дружка, тот сказал, что не помнит. Они когда-то вместе провели две недели в пионерлагере, после чего Юрика забрала мать, потому что директор ее вызвал и сказал: или он, или я. Юрик жестоко бил девчонок, за что его и выгнали из лагеря. Но потом они иногда встречались. То на футбольном матче, то в парке Сокольники, то еще где-то. Потом долго не виделись, Юрик переехал куда-то. Гринев поверил, что Клесов вполне мог не знать фамилию дружка. Он тоже не знал фамилии многих из своих корефанов.

– Так что мы свое дело сделали, – удовлетворенно сказал Голованов на летучке. – Преступление раскрыли. И даже более того, нашли не только убийцу Заботина, но и его подельника.

– Как обычно, – поддакнул ему Агеев. – Собрали улики, нашли убийц, а слава достанется другим.

– Зато гонорар нам обеспечен, – усмехнулся Турецкий. – Я же вам обещал – найдем убийцу, получим деньги. А вы переживали, что некому будет нам заплатить.

– Надо бы взять с Клесова комиссионные, за причиненные нам хлопоты, – шутливо проговорил Демидов.

– И наградные от районного отделения милиции. Мы за них всю работу сделали, – подхватил Щербак.

– Какие вы алчные, однако, – удивился Турецкий.

У Демидова зазвонил телефон, и он вышел в приемную. Вернулся скоро и деловито сообщил:

– В Завидове задержали второго подельника Клесова, Хлыща.

– Значит, остался последний, – удовлетворенно отметил Голованов.

– Дойдет очередь и до третьего. Клесов на допросе рассказал, что Юрик взял его номер телефона, обещал связаться. Телефон у Клесова изъяли. За квартирой установили наружное наблюдение. Правда, не факт, что он явится без предварительного звонка. Но местные следственные органы решили использовать любой шанс, чтобы найти злодея, – пояснил Демидов.

– Но Клесов сообщил его фамилию, имя, где он живет?

– Сообщил только имя. Вся беда в том, что его друг детства давно переехал то ли в Краснодар, то ли в Красноярск, – Клесов клянется, что забыл. И приехал в Москву буквально несколько месяцев назад.

– А у кого он остановился в Москве?

– Клесов утверждает, что тот ему не сказал. Но вроде бы устроился в Подмосковье на работу. Кем и где – неизвестно.

– Ну, розысками четвертого участника убийства мы заниматься не будем, – объявил Голованов. Этим пускай займется милиция. Мы и так с лихвой выполнили свою задачу. Разве что у кого-то из вас появится желание поработать бесплатно и в свое личное свободное время.

Почему-то ни у кого такого желания не возникло.

– Тогда все свободны, а ты, Саша, останься.

Турецкий взглянул на часы и подумал, что Алечка, наверное, уже чепурится у зеркала и ждет не дождется конца рабочего дня, потому что Турецкий назначил ей свидание.

Голованов дождался, когда за Агеевым закрылась дверь, и огорошил Александра Борисовича неожиданным вопросом.

– Как отдыхает Ирина?

– Отлично, мы созваниваемся каждый день.

– И она не рассказывала тебе о своих приключениях?

– Это еще о каких приключениях? – насторожился Турецкий.

– Она же у тебя отдыхает в «Речных заводях»?

– Да, в доме отдыха вместе с подругой. А что случилось?

– Да вот муровцы перебросили информацию. Недалеко от «Речных заводей» обнаружен труп задушенной женщины, ее выловили из реки. Уже второй за две недели. Похоже на серийное убийство. Из района в МУР поступил запрос: не было ли подобных случаев в Москве. Потому что подозреваемый каждое воскресенье отправлялся в Москву, его опознала по фотографии кассир, продающая билеты на станции.

– А при чем тут Ирина?

– Это они с подругой обнаружили труп второй женщины. Так что их показания приложены к информации. Неужели она тебе ничего не говорила?

Турецкий помотал головой.

– Ничего… Хоть бы словом обмолвилась.

– Наверное, не хотела волновать.

– Дай-ка мне распечатку. Хочу взглянуть, каким образом задушены женщины. Если их выловили из реки, это очень напоминает… – забеспокоился Турецкий.

Он не успел договорить, Сева перебил его:

– Их задушили гитарной струной.

– Я знаю, кто убийца!

Голованов уставился на Александра Борисовича непонимающим взглядом.

– Откуда?

– По почерку. Но имени его я не знаю. Помнишь, я тебе рассказывал о моем бывшем однокашнике Никите Серегине? Он работает в речной милиции. Так вот, они выловили уже четыре женских трупа. Все задушены гитарной струной. Убийства происходили по воскресеньям. А эти когда задушены?

– Тамошние эксперты утверждают – по воскресеньям.

– Вот видишь, еще одно совпадение. Мы с Никитой еще обсуждали, что убийца, вероятно, работает всю неделю, а вот таким образом отмечает выходные. А откуда у местных следаков фотография убийцы?

– Да там целая история, сюжет для детектива. На лодочной станции лодочник узнал по фотографии одну из жертв. По счастливому совпадению он оказался художником. Нарисовал портрет человека, с которым была та женщина, когда он выдавал им лодку. К тому же он вспомнил, что уже видел этого самого мужчину. Две недели назад он садился в лодку с другой девушкой, но вернулся один. Показали фотографию первой жертвы – опознал и ее.

Турецкий потер ладонью лоб, взъерошил волосы.

– Пожалуй, съезжу к Ирине. Надо хоть немного отдохнуть.

– Ну, поезжай. А Никите будешь звонить?

– Позвоню, заодно узнаю, получили ли они из МУРа фотографию убийцы и как у него продвигается расследование.

– А ты к Ирине собираешься с какой целью? – вдруг подозрительно спросил Всеволод.

– Как с какой? С целью воссоединения семьи.

– Что-то мне не верится, – признался Всеволод. – Хочешь там покопать? Но я тебя предупреждал – только в личное время. Ты мне и здесь нужен.

– А я разве попросил командировочные? – изобразил на лице искреннее удивление Турецкий.

– Да уж, просить командировочные, чтобы встретиться с женой, это было бы слишком, – улыбнулся Всеволод.

Турецкий подумал, что Алька, конечно, сейчас возмутится, обидится, может, устроит сцену ревности. Но ведь необязательно докладывать, куда он едет.

Алька уже успела накрасить губки и сейчас, выпятив их и сложив бантиком, внимательно рассматривала себя в зеркало. Турецкий всегда удивлялся, как она пристально всматривается в зеркало, словно изучая себя со стороны. Взгляд у нее в этот момент становился чужим. Так смотрят на постороннего человека, желая найти в нем недостатки. Но в данный момент она себе явно нравилась. Потому что оторвалась, наконец, от зеркала и улыбнулась Турецкому такой счастливой улыбкой, что он невольно почувствовал укол совести. Ведь он обещал ей романтический вечер и море любви.

– Что он тебя так долго держал? – капризно сказал она и легко вскочила со стула. Ей не терпелось обнять его, но Турецкий приложил палец к губам.

– Начальник еще на месте.

– Да и так все догадываются, – Аля все-таки обняла Турецкого и поцеловала в губы. Но тут же с деланым смущением отпрянула, взглянув испуганно на дверь кабинета начальника.

– Куда пойдем? – кокетливо спросила она и метнулась к сумочке.

Турецкий распахнул перед ней дверь и, когда они вышли на улицу, нежно взял под руку.

– У меня изменились планы. Извини, дорогая.

Лицо Альки сразу вытянулось от разочарования.

– Как это – изменились? Ты же обещал!

– Срочно еду за город. Помнишь моего приятеля Серегина Никиту? Ты еще с ним говорила по видеосвязи. Нагловатый такой. Он расследует серийное убийство. Так вот, в области тоже нашли трупы женщин, почерк убийства тот же. Нужно ехать.

– А ты при чем? Пусть твой Никита и едет.

– Нужно помочь товарищу. Алечка, ты только не обижайся. Я вернусь послезавтра, и мы выполним всю программу, обещаю тебе.

– Ты и про эту обещал, что выполним. А сам уезжаешь. Да еще на воскресенье. Наверное, тебе жена звонила…

Девушка уже надула губы и смотрела на него крайне недовольно.

– С чего ты вдруг так решила? – удивился Турецкий проницательности Али.

– С того, что завтра выходной. Вряд ли местные органы завтра работают. А потом – в понедельник вернется твоя Ирина.

– Разве нам это когда-нибудь мешало? – приобнял Алю Турецкий и почувствовал тепло ее податливого тела. До чего же Алька хитрая. Выражая свои обиду и недовольство, между тем мгновенно откликнулась на его ласку, и ее легкая нежная рука уже скользит по его спине, невзирая на то, что сзади идут люди и смотрят на них осуждающе. Хотя ему, наверное, просто кажется, что смотрят. В Москве никому ни до кого нет дела. Хоть целуйся у всех на виду. Алька, похоже, собралась именно так и поступить, потому что настойчиво тащила его к газону, чтобы не мешать прохожим. И он, конечно, сдался. Если они поцелуются, то это его задержит минут на пять, не больше. Но ему хотелось не только целоваться, а еще и погладить ее по нежной длинной шейке и взъерошить золотой хвост прически. И естественно, вспомнить, какая шелковистая кожа у нее в других, не менее приятных местах.

– Пошли к машине, – сказал он и заметил в глазах Али лукавые искорки.

Девушка не отпускала его руку, и пришлось ее вести к машине, как ребенка.

– Давай заедем в какой-то двор, – предложила она, и стоило им сесть в машину, прижалась к нему грудью, жарко дыша в ухо. Если так пойдет и дальше, то он не в состоянии будет вести машину. Но Алькины ласки, которые становились все смелее, возбуждали его. Мелькнула мысль, что, если он отправится в дом отдыха на час или два позже, ничего страшного не произойдет.

Турецкий вел машину, радуясь, что в субботу улицы были почти свободны. Алька довольно улыбалась и терлась щекой об его плечо.

Из Москвы он выехал спустя два часа и был собой весьма доволен. Ничего не сорвалось – ни свидание, ни поездка к Ирине. Если человек организован, он успевает все. «А ведь Никите я так и не позвонил!» – вдруг вспомнил Турецкий. Может, уже и не звонить? Но надо хотя бы узнать, получил ли он информацию из МУРа.

Никита информацию получил. И теперь раздумывал, достаточно ли ее для продолжения поисков или стоит все-таки съездить в Кучково, чтобы уточнить некоторые детали. Узнав, что Турецкий в данный момент уже движется по автостраде в сторону Кучково, он заявил, что выезжает немедленно. А когда Турецкий предупредил, что с ночлегом, возможно, будут проблемы, Никита заявил, что его корочки дадут право на ночлег в лучшем номере дома отдыха. Всем известно, что в провинции московских гостей в высоких чинах встречают уважительно. Так что пускай Турецкий не волнуется. А что, жена Турецкого отдыхает там вместе с подругой? Тогда совсем замечательно. Можно будет сочетать полезное с приятным. Голос у Никиты при этом стал какой-то особенный. Как у мурлыкающего кота. Хотя чего он ожидает от женщины, которой пошел пятый десяток? Или он совсем не привередлив? Турецкий не стал задавать интимных вопросов.

Солнце уже клонилось к закату, и Турецкий подумал, что доберется до «Речных заводей» скорее всего уже в темноте. Если указатели стоят, где надо, то с поисками дома отдыха проблем не будет. Конечно, можно позвонить Кате, разузнать поподробнее, как к ним добираться. Катерина вроде с картой дружит, с соображалкой у нее тоже все в порядке. Но хотелось сделать жене сюрприз.

Он включил магнитолу и настроил ее на какой-то дурацкий канал. Шел абсолютно дебильный треп на тему, нужно ли наказывать детей. «Конечно, нужно», – подумал он. Только не пороть, а действовать внушением. Именно поэтому у них с Иркой выросла замечательная дочка Ниночка. Он-то сам был отцом довольно бесхарактерным, что поражало Ирину, потому что в работе Турецкий был настоящий кремень. Но Ириной строгости хватало на двоих, где-то она даже перегибала палку. И результат все равно получился хороший. Это уже Васю, сына его сослуживца Антона, Ира баловала сверх меры. Но мальчишка ее обожал и слушался, ее излишняя мягкость во вред мальчику не пошла.

Турецкий вспомнил немало неприятных минут, когда он ревновал жену к Антону. Слава богу, все уже в прошлом.

Когда совсем стемнело, на обочине дороги появился первый указатель с надписью «Речные заводи». Турецкий разогнал машину и едва успел завернуть. Нужный поворот оказался сразу за указателем. Гладкая асфальтированная дорога тянулась сначала между полями. Потом появился лес, за ним опять открытая местность, наконец он подъехал к воротам. Территория дома отдыха была хорошо освещена. А в будке охранника ярко горела лампочка. К воротам вышел охранник и прищурился, вглядываясь в машину. Его лицо ничего не выражало.

Турецкий показал документы и сказал, что приехал к жене. Охранник куда-то позвонил, что-то сказал в трубку и только тогда распахнул ворота.

– Погодите. Я ваш номер машины запишу, – сказал он.

– Какие у вас строгости, – удивился Турецкий.

– Соблюдаем, в целях безопасности отдыхающих, – солидно ответил охранник и показал рукой вправо.

– Там парковка, можно поставить машину. Потом пройдете к администратору, она вам скажет, где живет ваша жена.

Администратор, невзирая на позднее время, встретила Турецкого с улыбкой.

– Добро пожаловать в «Речные заводи», – заучено поприветствовала она гостя. – Это вы приехали к Турецкой Ирине Генриховне?

– Совершенно верно, – ответил Турецкий и улыбнулся ей в ответ. Хотя ее улыбка была довольно вымученной, но это с непривычки, – решил он. Дама, судя по солидному возрасту, воспитывалась в советское время, когда обслуживающий персонал к улыбкам был не приучен. Тем более похвально, что в зрелом возрасте ей удается себя переломить.

– Но вы все-таки документик покажите, – немного смущенно попросила она и развела руками. Дескать, такие у нас правила.

Она внимательно посмотрела на его фотографию, изучила данные.

– Только ваша жена живет в номере с подругой. Если вы хотите, мы поставим туда раскладную кровать. Конечно, если подруга не будет возражать. А если хотите поселиться отдельно, у нас есть свободный номер.

– Хочу отдельно, но сначала схожу к жене. Я ей сюрприз приготовил, она не знает, что я приехал.

Часы в холле показывали уже одиннадцать вечера, и Турецкий подумал, что администратор очень удивится, когда через час заявится еще один гость к Турецкой. Надо бы ее предупредить.

– А еще номер у вас не найдется? Примерно через час приедет мой приятель, он тоже хотел бы денек у вас отдохнуть.

– К сожалению, свободных комнат сегодня больше нет. Вот завтра часть народу съедет, тогда и будет. Но раз он ваш приятель, вы могли бы поселиться вместе. Тогда и номер вам обойдется дешевле.

– Хорошо, так и сделаем, – согласился Турецкий.

Он поднялся на второй этаж и постучал в Иринин номер. Никто не ответил. Он постучал громче и услышал за дверью шорох. Настороженный голос Ирины раздался неожиданно, словно она подкралась к двери на цыпочках.

– Кто там?

– Твой муж. Но если ты с мужиком, то лучше не открывай! – решил подшутить над женой Турецкий.

Ирина распахнула дверь и бросилась к Турецкому. Она обняла его так крепко, словно они не виделись целую вечность. Из-за балконной занавески испуганно выглядывала Катя.

– Что это вы, девчонки, шифруетесь? – удивился Турецкий. – На стук не отвечаете, к двери подкрадываетесь, прячетесь за занавески.

Катя уже отбросила плотную ткань и улыбнулась Турецкому.

– Да так, на всякий случай.

– Всякого случая не бывает. Вы здесь уже две недели. Что, каждый раз так реагируете, если к вам кто-то стучит?

– А тебе Гоша не звонил? – неожиданно спросила Катя.

– С чего вдруг? Он мне кто – друг, товарищ? Мы телефонами не обменивались. Ира сказала, что он поступил с тобой не очень хорошо.

– Да бросил меня, – махнула рукой Катя. – Но я его наказала.

– Теперь можно говорить? – уточнила Ирина, обернувшись к Кате. Та кивнула.

– Девчонки, вы изъясняетесь загадками. Как ты его наказала?

– Рублем, – торжественно провозгласила Катя. – То есть долларом. Я изъяла деньги, которые он заплатил за свадьбу и круиз. Не все, – с сожалением уточнила она, – он заплатил только аванс.

– И правильно сделала. Зло надо наказывать. Так поэтому вы тут прячетесь?

– Ну, он звонит каждый день. Только я трубку не беру.

– Тоже правильно. Потому что то, что ты с ним сделала, уголовно наказуемо. Называется присвоением денежных средств. Но я на твоей стороне. Он мне, если честно, сразу не понравился. Ну и чего вы боитесь? Он же не знает, где ты.

– А вдруг как-то вычислит?

– Да бросьте, как он вычислит? Вот я бы вычислил, а этот – нет, – пренебрежительно отозвался о недавнем Катином женихе Турецкий.

Катя недоверчиво уставилась на Турецкого.

– Правда, вычислил бы. Не раз приходилось по сигналу мобильного находить его хозяина. Но не парься так. У него же нет знакомых с сфере мобильной связи. Или в уголовном розыске, кроме меня. Все, забудь этого урода.

– А когда я вернусь в Москву, он может потребовать денег. Грозился, что нашлет на меня «других людей», – пожаловалась Катя. – Наверное, бандитов.

– Блефует, – уверенно сказал Турецкий. – Не волнуйся, я с ним поговорю. По-мужски. Вы мне лучше расскажите, как вас угораздило обнаружить труп женщины.

Подруги переглянулись.

– А откуда ты знаешь? – в один голос спросили они.

– Слухом земля полнится. Давайте, выкладывайте. Вообще-то, это нечестно, что муж все узнает в последнюю очередь, – не преминул упрекнуть жену Турецкий.

Ирина принялась рассказывать, Катя время от времени перебивала ее, вспоминая существенные детали. Когда они закончили довольно сбивчивый, но красочный рассказ, в дверь постучали.

– Ой! – тихо вскрикнула Катя и метнулась к занавеске.

– Это, наверное, Никита, – Турецкий шагнул к двери.

– Какой еще Никита? – так же тихо переспросила Катя.

– Мой однокурсник. Подполковник, между прочим.

Но Катя не выходила из-за занавески, пока действительно не убедилась, что это не Гоша приехал по ее душу, а вполне приличный с виду мужчина. Немного полноватый, с аккуратной лысой макушкой, вокруг которой дыбились пушистые светлые волосы, мясистым носом и, в общем-то, добрым лицом. Глаза у него были веселые и тоже добрые. Он сразу же уставился на Катю, которая смущенно вышла из-за занавески, одергивая на бедрах юбку.

Никита прежде поцеловал руку Ирине, потом похлопал по спине Турецкого. И когда Катя подошла к компании, он вдруг наклонил голову, поцеловал ее руку, и Катя почувствовала, что ей эта церемонность очень приятна. Никита с удовольствием окинул взглядом Катину фигуру, и в глазах его что-то появилось, Катя знала этот взгляд. Так смотрит мужчина, когда женщина ему нравится. И он предполагает, что она не прочь оказаться в его объятиях. Катя заглянула в его глаза и мысленно отправила посыл – да, она не прочь. Потому что от Никиты пахло очень приятным парфюмом, он был такой уютный, пухленький, а главное, его веселые глаза, которые смотрели спокойно и призывно. Его взгляд просто гипнотизировал.

Турецкий и Ирина почувствовали, что между Никитой и Катей что-то произошло, и переглянулись. Ирина в недоумении пожала плечами, а Турецкий, напротив, наконец понял, чем берет женщин этот самый заурядный по виду мужик. Взглядом. Не наглым, не настырным, а мягким, обволакивающим, таким, которому доверяются женщины.

– Ресторанчик здесь имеется? – спросил весело Никита.

– Ресторан уже закрыли, – огорченно ответила Катя. Она подумала, что без ресторана Никита потеряет всякий интерес к компании.

– Не беда, – махнул он рукой. – Я тут кое-что закупил по дороге. Думаю, нашей парочке нужно дать минут десять на то, чтобы они налюбовались друг на друга. Насколько я знаю, вы уже две недели в разлуке? Я бы так долго не выдержал, – он перевел свой фирменный взгляд на Катю.

Та смело смотрела ему в глаза. Да, да, я согласна – опять послала она мысленный призыв Никите.

– Тогда поможете мне? Я вам дам нести что полегче.

– Помогу, – с готовностью откликнулась Катя.

Когда Никита вышел первый, а Катя уже была в дверях, Турецкий предупреждающе прошипел:

– Он женат!

Катя только вздернула плечами. Дескать, какое это имеет значение? Я иду помогать, а не разбивать семью.

Турецкий закрыл за ними дверь, полагая, что Ирина немедленно бросится в его объятия. Как же он был удивлен, когда она озабоченно спросила:

– Ты видел, как они смотрели друг на друга? Катька совсем обалдела. Она же видит его в первый раз!

– Ну и что? Они взрослые люди. Не волнуйся, Никита ее не обидит. Наоборот, утешит, как сможет. Ей же нужно утешение после облома с этим придурком Гошей.

– Но вот так, в первую встречу!

Турецкий расхохотался.

– Ну и ханжа ты, Ирка! В молодости такой не была.

– Я к тебе в постель запрыгнула не на первом свидании.

– Правильно, на третьем. Зато когда я тебя впервые увидел, ни о чем думать не мог, только о том, какая, ты, наверное, восхитительная в постели! И не ошибся!

Турецкий по-хозяйски обнял Ирину и стал ее целовать, почувствовав, что уже восстановился. Ирина отвечала на его длинный поцелуй довольно активно, прямо как в дни далекой юности.

Катя тем временем шла по освещенной фонарями дорожке рядом с Никитой и очень удивлялась, что он не делает никаких поползновений обнять ее или хотя бы прикоснуться. Он рассказывал о том, как ехал в «Речные заводи» и проскочил поворот, искал дальше указатели, но их не было. Пришлось останавливаться на обочине и смотреть в карту, потом разворачиваться.

– Да, там поворот сразу же за указателем. Я с Ирой тоже чуть не проскочила.

Они подошли к машине, Никита стал доставать из багажника пакеты. И опять Катя ждала, что он хотя бы намекнет на то, что она ему понравилась. Лучше было бы, конечно, если бы он под благовидным предлогом пригласил ее в машину. Тогда она как бы ненароком прикоснулась к его руке. Или к щеке, будто что-то хочет смахнуть. А это уже довольно интимный жест, и его можно истолковать однозначно – поцелуй меня. А потом делай со мной все, что хочешь. Но Никита деловито доставал пакеты и вручал ей. Действительно, они были нетяжелые. Сам он вытащил два пакета, в которых звенели бутылки, и поставил их на асфальт. Закрыл машину, посмотрел на нее своим обволакивающим взглядом и спросил:

– Не тяжело? – и положил свои теплые ладони на обе ее руки, которые держали ручки пакетов, легонько сжав их.

– Нет, – почему-то тихо ответила она.

– Тогда пойдем.

Он поднял пакеты с бутылками, и они направились к зданию.

Катя чувствовала волнение и подумала, что очень рада этому. Значит, к ней опять вернулась жажда любить и быть любимой. Только Никита почему-то не слишком форсирует события. Не может быть, чтобы он не понял, что понравился ей.

Катя не знала, что это обычная тактика Никиты, когда он собирался завоевать женщину. Сначала ошеломить своим взглядом, а потом, когда женщина попадала на его крючок, а он это всегда чувствовал, притормаживать развитие событий. Чтобы она сама желала очутиться в его объятиях. Женщина, которой не терпелось узнать его как мужчину, которая едва сдерживала свое желание, – самая сладкая. Катя уже точно созрела.

Ирина, конечно, посмотрела на подругу подозрительно, хотя они ходили за продуктами совсем недолго. Но потом отвлеклась, накрывая на стол. Никита, видно, продумал все до мелочей. Он выставил две бутылки шампанского, две бутылки водки и четыре – чилийского вина.

– Куда столько? – всплеснула руками Ирина.

– Не обязательно же все выпивать сразу. Я обычно покупаю, чтобы был ассортимент. Мало ли, что у нас хорошо пойдет? Может, вы любите шампанское? А может, водку?

Он уже раскладывал мясную нарезку на белых подложках, красную рыбу, сыр, помидоры и огурцы.

– Какой вы хозяйственный, – похвалила его Катя.

– Ну, как же иначе? Я же знал, что здесь дамы. Кстати, а вот и сладкое.

Он поставил на стол две упаковки с пирожными.

Все уселись за стол и принялись пировать. Сначала пили за знакомство. Потом, как водится, за милых дам, за мужскую дружбу, за здоровье всех присутствующих, за детей – у кого они есть. Катя и Ирина довольно быстро захмелели, и Катя неожиданно принялась рассказывать Никите, как они с Ириной наткнулись в воде на труп. Ирина поморщилась, потому что посчитала эту тему недостаточно веселой для застолья. Но Никиту Катин рассказ как раз заинтересовал. Ирина стала возражать, что час назад они эту историю уж рассказывали Шурику, хватит за столом упоминать про такие неприятные вещи. Никита согласился с Ириной, что всему свое время. Когда почти все съели и дамы стали выразительно позевывать, Турецкий сообщил, что зарезервировал для Никиты номер в конце коридора. И если Катя согласна остаться спать в одном номере с ним и Ириной, то ладно. Но он не обещает, что они с женой будут вести себя, как пионеры. Никите выдали ключ от номера в конце коридора. На что Катя бурно запротестовала, что она не желает мешать супружескому счастью. Пускай Никита остается с однокурсником и прикорнет на коврике в ванной. В конце концов, он мужчина и отслужил в армии, значит, привык ко многим трудностям. А она, Катя, отправится в тот номер. И протянула руку за ключом. Тут уже Никита заявил, что тоже не желает смущать семью. Так и быть, он ляжет на коврик в ванной, но в том номере, в конце коридора. А Кате уступит кровать. «Какая там кровать? Двуспальная?» – почему-то уточнил он. Катя ответила, что во всех номерах кровати двуспальные. Но какая ему разница, если он уже выбрал коврик? Ирина нетерпеливо посматривала на Турецкого – такого красивого, мужественного мужчину, между прочим, собственного мужа, который не поленился после трудового дня преодолеть длинный путь, чтобы повидаться с ней. Вот только Катя с Никитой что-то долго препираются и никак не поделят какой-то коврик. Она решила поставить точку в их споре и велела выяснять отношения в другом месте. Ведь у них есть ключ от номера? Она проводила их до двери и напутствовала Никиту и Катю словами:

– Разберетесь на месте.

И вручила им на дорогу бутылку вина и шампанское. А чтобы они ночью не проголодались, потому что до завтрака оставалось еще целых шесть часов, завернула им бутерброды с мясом и рыбой. Подумала и добавила оставшийся огурец. Потом еще немного подумала и разрезала его вдоль, чтобы удобнее было есть.

Катя выплыла из комнаты румяная, довольная и, покачивая бедрами, направилась в номер. Никита прихватил свой дипломат, пакет с бутылками и закуской и последовал за ней, рассеянно попрощавшись со счастливой семьей, которая, наконец, могла по-настоящему воссоединиться.

Конечно, вопрос о коврике отпал сам собой, стоило Кате выйти из ванной в легком коротеньком халатике. Никита для приличия заглянул в ванную якобы в поисках коврика и укоризненно заметил:

– А налила…

Затем быстренько разделся и юркнул к Кате под одеяло, где его, естественно, уже ждали с распростертыми объятиями. Катя прижалась к нему своим пышным горячим телом, и Никита понял, что она истосковалась по мужской ласке. И Катя была вознаграждена за свое немалое терпение, потому что Никита оказался таким опытным любовником! «Та-а-аким!» – рассказывала она на следующее утро подруге. И его брюшко им совсем не мешало. Да и ее живот тоже, оказывается, не живот, а пузико – очаровательное и мягкое. Которое можно не только гладить, но и целовать. И Катя просто млела в объятиях Никиты, решив про себя, что на роль любовницы такого потрясающего мужчины она тоже согласна. И если ее кто осудит, то она семью разбивать не собирается. Но на свою долю счастья тоже имеет право.