– То есть, по-вашему, получается, что моя подзащитная приехала из Крыма с совершенно пустыми руками? – с легкой язвительностью спросил Гордеев.
– Вот! – поднял палец вверх Чекмачев. – Теперь наконец и вы начинаете понимать!
– Что понимать? – Все еще улыбался Гордеев.
– Что ни в какой Крым ваша подзащитная не ездила, – сказал Чекмачев, словно разоблачил карточный фокус.
– Как не ездила? – Гордеев опешил.
– А вот так – не ездила. Ничем, кроме ее слов, это не подтверждается.
– Вы что, вы совсем с ума сошли?! – закричала Ирина. – Вы же сами в прошлый раз говорили, что проводник…
– Проверяли. Проводник вас не опознал.
– А где же я была целую неделю?!
– Вот это я вас и хотел спросить. Согласитесь, странно, приехать с юга и даже не загореть.
– Да мне некогда было загорать! Я искала деньги! Я продавала свое барахло! Я…
– Ирина Алексеевна, помогите мне, – «человечно» сказал следователь. – Чем-нибудь материальным вы можете подтвердить, что вы ездили на юг? Может быть, у вас остался билет?
– Нет, – потупилась Ирина. – Я его выбросила…
– А нельзя ли проверить в кассах? – вяло поинтересовался Гордеев. – Ведь на билетах, кажется, теперь пишут фамилии.
– Мы сделали такой запрос. Вот официальный ответ. Гражданка Пастухова не покупала билет в Симферополь в кассах Курского вокзала.
– Я заказывала его через фирму!
– Мы запросили и вашу фирму. Никто не подтверждает этого. Вот видите, Юрий Петрович. Теперь вам понятно, почему я стал строить совершенно иную версию?
– Понятно, – мрачно буркнул Гордеев.
Он был зол. Он был страшно зол на Чекмачева, на Ирину, но, главным образом, на себя. Что ж он так купился, как мальчик? Что ж он не предупредил эту хитрую менеджершу, что никакие игры ей не помогут. Что, обдуривая адвоката, она только губит самое себя.
– Ну, что скажете, Ирина Алексеевна? – спросил Чекмачев.
– Ничего, – зло сказала Ирина.
– Подумайте до следующего раза. И советую вам одуматься. Знаете, правда всегда лучше. Думаю, Юрий Петрович вам скажет то же самое. Могу оставить вас наедине минут на десять.
Чекмачев встал, пожал руку адвокату и вышел.
Гордеев стал собирать свои бумаги.
– Ты теперь тоже от меня откажешься? – тихо спросила Ирина.
– Мне бы очень хотелось сказать: «Откажусь», – жестко сказал Гордеев. – Очень!
Ирина упала руками на стол и зарыдала.
– Это Бог, дьявол, черт с рогами… Я не знаю, кто это на меня навалился! И главное – за что?! Все одно к одному, все! Ну в чем я виновата?! Я, знаешь, когда приехала на вокзал, когда вышла из поезда с двумя рублями в кармане, подумала, ну вот и все, кончились мои мытарства. Теперь доберусь до дома и отсижусь, как мышь в норе. Так не бывает, чтобы на одного человека столько сразу навалилось! Оказывается, ничего еще не кончилось! Даже ты… Да ездила я в Крым, Юра, понимаешь, ездила! И обокрала меня эта Зина. И этот Ливанов ее провожал. И вторую женщину он провожал. И нож был! И чемодан. Да там какая-то старуха все видела! Она еще кричала мне, чтоб я не шумела, а со мной истерика приключилась… Ну в чем дело?! Ну были же милиционеры, они все забрали!.. Куда это девалось?! Ну за что?! Ну почему я?!
– Ирина, – жестко встряхнул Пастухову за плечи Гордеев. – Слушай меня внимательно. Я очень неплохой адвокат. Я и более трудные дела вытаскивал. Но я сразу всем говорил: не обманывайте меня! Не водите меня за нос! Я не прокурор, я защитник.
– Я не обманываю тебя, Юра! Я тебя не обманываю! – закричала Ирина. – Если ты от меня откажешься, я… Я просто умру.
Гордеев минуту пристально смотрел ей в глаза. Она не отвела взгляд.
– Хорошо, – сказал он, скрипнув зубами. – Я проверю. Я напишу ходатайство о проведении дополнительных следственных действий. Я попытаюсь поверить тебе в последний раз, но если…
– Ты сам увидишь! Ты сам поймешь…
– Надеюсь, – сухо сказал Гордеев. – Мне больше ничего не остается.