– А что я могу? Молчит он. Как воды в рот набрал… Да ты сам убедись. И не то чтобы понты там какие, мол, без адвоката разговаривать не буду… Ему что с адвокатом, что без. Уж мы подсылали к нему государственного адвоката… Значит, теперь ты его вести будешь, вот оно как.
У следователя Герасимова было приятное круглое лицо, чубчик и светлые голубые глаза. Все это придавало следователю детское выражение, хотя Герасимову было основательно за тридцать, и мужчина он был серьезный, плотной комплекции. Но если приглядеться внимательно, становилось ясно – такому палец в рот не клади. По локоть откусит, причем сохраняя на лице добродушное выражение.
Про себя я тут же окрестил его «добряк Билли Бонс», это у меня игра такая, клички людям давать, пользуясь детскими литературными воспоминаниями. Был такой обаятельный пират Билли Бонс.
Приятная внешность следователя Герасимова была обманчива. Я с трудом припомнил все, что мне когда-то доводилось слышать от Вячеслава Ивановича Грязнова, начальника МУРа, – тот столько лет сидел на своем месте, что всех московских сыщиков и следаков знал в лицо, на каждого в уме у него было заведено досье, и временами он делился в частных беседах этими сведениями с племянником своим, Денисом, мне по старой дружбе кое-что перепадало. Если я Герасимова ни с кем не путаю – это тот самый, что несколько раз чуть не загремел за нарушение процессуальных норм при рассмотрении уголовного дела. В доме у него живут два здоровенных дога. Животных любит, а вот людей не очень…
Явился я в прокуратуру Гагаринского района без предупреждения и на особо теплый прием не рассчитывал. Однако, взяв у меня ордер на защиту и узнав, кто я такой, Герасимов стал необычайно любезен. То ли слухи о моих скромных подвигах просочились сквозь эти казенные стены, но вероятнее другое – расчет на мои предполагаемые связи в надзвездных сферах, возможность через меня наладить личное знакомство с начальством.
Только зря он старался. Не нравятся мне люди, легко и непринужденно после первой фразы переходящие на «ты». Я и сам предпочитаю разговор на «ты», но люблю, когда у меня на это предварительно спрашивают разрешение.
– Может, при тебе у него язык и развяжется, только странный он тип: до того дошел, что даже на вопрос «имя-фамилия» не отвечает, чисто анекдот! Ну, да мне без разницы, я это молчание лично для себя классифицирую как половину признания. Я ему и говорю: может, скажешь хотя бы который час?.. – Герасимов захихикал.
Я тоже хмыкнул, одобряя его средние юмористические способности.
– Да на вот, смотри, – Герасимов швырнул мне папку с делом Инсарова. – Все, как положено, только протокола допроса нет, – естественно, подследственный ведь в молчанку играет. Неуловимый мститель. А вот и фотографии…
– Интересные картинки, цветные, – сказал я. – Со всех ракурсов. Действительно, кровища.
– Крови как на бойне. А туда же – генеральский дом…
– И колер, – добавил я, рассматривая фото, – и композиция… Для выставки вы, что ли, их готовили?
– Сашка Круглый снимал, я ему передам твои восторги. Он у нас на оператора учился, все до сих пор прославиться мечтает.
– Голова разбита? – спросил я.
– Вдребезги. Не знаю, чего это он так разошелся, ведь профессор-то сам хилый, а этот покойничек гляди, какой красавец… Здоровяк!.. Инсарову, наверное, на цыпочки вставать пришлось, чтобы его огреть. Но удар мощный, череп раскрошился, в волосах мозги… И тело все исполосовано. Столовым ножом. Очень острым. Зачем? Непонятно. Будто уже остановиться не мог. Я уж после думал: не проглотил ли себе Инсаров с перепугу язык, но он ничего, обед нормально жрет…
– Судмедэксперты что говорят, результаты вскрытия готовы?
– Нет, медицинскую экспертизу не сделали еще, – досадливо поморщился Артур, – тянут, как обычно. Да тут и без экспертизы можно все представить. Ждал гостя, стол накрыл. Посидели недолго, выпили всего по бокалу. Да еще и вина легенького, сухого. А потом, стало быть, разговор между ними произошел. Не знаю, чего не поделили – то ли бабу, то ли деньги. Нервничали оба – пепельница окурков полна, затушены все неровно. Ну а потом Инсаров кинулся на гостя и убил. Больше никого в квартире не было. Так что дело ясное, не знаю, на что ты рассчитываешь, если честно. Или тебе так и так заплатят? Квартира в крови, брызги крови у Инсарова на рукаве, отпечатки пальцев повсюду его, да ведь он его чем – он его утюгом! Взял и шарахнул… Известное дело. Но если бы спьяну… А то трезвый же был!
– Не знаю, – с сомнением протянул я, – это же не разборка супругов на коммунальной кухне… Интеллигентный человек ни с того ни с сего… Должна быть серьезная причина.
– А по мне один хрен – люди везде одинаковые. Чуть что не так – сразу за нож или что под руку попадет… Кстати, не шарахнуть ли нам за знакомство, а?
– Вот что, мне разрешение на посещение нужно, – сказал я, вставая, – я его хочу сегодня навестить.
– А… ну-ну, – сказал Герасимов. – Служебное рвение? Понимаю, при ваших гонорарах и я бы побегал…
Завидует, подумал я, и этот туда же. Знал бы ты о моей «зря-плате»… Ну да, этот конфликт у нас с работниками правоохранительных органов давно цветет пышным цветом. Помимо юрисконсультации я иногда бываю связан с частным охранным агентством, которое возглавляет мой приятель Денис Грязнов, племянник начальника МУРа Грязнова, частный детектив. Ну никак не могут люди привыкнуть к законам рынка… Аудитория у нас со следователями разная, делить нечего, к нам как раз те клиенты частным порядком обращаются, которые у государства поддержку найти не могут.
Вообще-то людям приятнее работать с нами, потому что тогда справедливость… персонифицирована. Надежнее, когда твоим делом занимается конкретный человек, например адвокат Гордеев, а не просто чиновник, который в тебе не заинтересован и функционирует как автомат: этого посадить, того отпустить. Личная денежная заинтересованность – гарантия успеха, это люди очень хорошо понимают. И для нас каждое дело – штучная работа. Не поставлено на конвейер. Есть возможность, при меньшей загруженности, войти в детали дела…
Так думал я, перебирая документы уголовного дела Инсарова в тоненькой папке.
Утюгом… А потом – ножичком, ножичком, хотя жертва уже испустила дух…
– Ну что ж, спасибо, – сказал я, вставая, – желаю удачи в работе. Только дело это не такое простое, как показалось вам с первого взгляда…
Следователь Герасимов смотрел мне вслед насупившись и что-то невразумительно пробормотал.
В «Матросскую тишину» я давно вхожу, как в дом родной. Хотя и не скажу, что с большой охотой. Сегодня оказаться внутри было даже приятно – от бетонных стен веяло прохладой, как из погреба.
Честно говоря, входил я под эти своды полный уверенности, что мне удастся разговорить Инсарова. Выходил слегка помятый, и самооценка моя резко упала, как барометр перед грозой.
Предъявив в проходной документы, я попросил дежурного, чтобы Инсарова привели ко мне для разговора.
Игорь Инсаров оказался худым брюнетом лет тридцати с небольшим. На узком носу его поблескивали очки, сильно увеличивающие глаза. В распахнутом вороте куртки виднелась тощая, как у цыпленка, грудь с редкими темными волосками. Игорь крутил на пальце обрывок суровой нитки и сердито сопел. Смотреть он на меня то ли не хотел, то ли не решался, глядел в сторону, в пол.
– Я ваш защитник, фамилия моя Гордеев, – провозгласил я, вставая со стула.
Инсаров, мой единственно верный будущий заработок, даже не глянул в мою сторону, хоть и вздрогнул беспокойно.
– Ваша жена передавала вам привет, – мягко начал я, присаживаясь. – Она очень беспокоится о вас. Именно она заключила со мной соглашение на вашу защиту.
Инсаров пошевелил бровями, но ничего не ответил.
– Позвольте еще раз представиться – Юрий Гордеев, ваш новый адвокат. Игорь, в ваших интересах рассказать мне все. Не беспокойтесь, тут нас никто не сможет услышать, и ничто из того, что вы мне сообщите, не будет использовано против вас, наоборот, в ваших – и моих – интересах сделать все возможное для скорейшего вашего освобождения. Вы меня понимаете?
Инсаров вздохнул тяжело и перевел взгляд слева направо.
– Гарантирую вам… э-э… полную тайну! В сущности, если вы убили Дударова, можете не признаваться мне в этом. Адвокат – это не борец за правду. Моя функция – защитить вас, моего клиента. Нам вместе нужно выработать тактику защиты. Договориться с вами, что вы будете говорить на допросах… На всей стадии предварительного расследования…
Кто его поймет, что у него на уме, – смотрит на меня исподлобья, как на средневекового палача, можно подумать, я его истязать горячими клещами пришел. Я должен заявить ходатайство о проведении стационарной судебно-психиатрической экспертизы.
Не каждый может утюгом махать. Известное дело, человек, пусть даже и убил этого Дударова в состоянии аффекта, может, к жене взревновал или что. А потом увидел дело рук своих, и… готовый пациент психиатрической лечебницы.
Стоп… Вырисовывалась определенная линия защиты. Эх, жаль, что нет суда присяжных, то-то бы я там разошелся…
– Что ж, Игорь, – вздохнул я тяжело. – Молчать – ваше право. Имейте в виду, что дело ваше очень серьезное. Тягчайшее преступление. Совершенно. Смертная казнь у нас в стране отменена… Но сроки за такие преступления очень значительны.
А может, он правда того? Версию насчет жены, кстати, не худо бы и проверить. На всякий случай. Так, Гордеев, давай думай… Только информации, как ни крути, пока мало.
– Хорошо, – сказал я. – Даю вам время подумать. У нас с вами еще… – я взглянул на часы, – двадцать пять минут. После чего встаю и ухожу. А вас отводят обратно в камеру. В следующий раз я приду не скоро… Вы должны понять, что я – защитник, а не следователь. Я же хочу вытащить вас из этого дерьма. Поймите, у меня же есть и другие дела… А вы тут в молчанку играете.
И я, положив на стол часы так, чтобы и Инсарову было видно, замолчал. Молчал и Инсаров. Никогда я еще не оказывался в такой странной ситуации: сижу в каменном мешке, напротив меня чужой мне человек, подозреваемый в зверском убийстве, оба мы тяжело молчим, как подростки на первом свидании, и шарим глазами по сторонам. Инсаров несколько раз лишь тяжело вздохнул. Стало скучно. От нечего делать я принялся следить за солнечным зайчиком, вяло переползающим от окна на противоположную стену.
Наконец двадцать пять минут истекли, и затянувшееся молчание кончилось.
– Игорь, – вздохнул я, – хорошо, что мы понимаем друг друга без слов… Ну вы хоть намекните, слышите вы меня или нет. А потом можете хоть чернильницами закусывать или мыльные пузыри пускать. Может, я тут зря перед вами распинаюсь? А? Обет молчания вы дали, что ли?
Наконец-то я его расшевелил: Инсаров поднял голову и посмотрел прямо на меня. Его губы дрогнули, словно собирался что-то сказать, но потом усилием воли он вновь заставил себя смолчать, и на лице появилось решительное и упрямое выражение, какое я видел на мордах не желающих везти повозку ослов.
– Ну что ж, – вежливо сказал я, вставая, – благодарен вам, Игорь, за самые тихие полчаса в моей жизни. Буду к вам заглядывать, время до суда еще есть. Имейте в виду: я добрый, очень умный, хороший и очень настырный. А гонорар свой я привык отрабатывать.
Нажал на кнопку звонка, дождался контролера и вышел. Не стал смотреть, как Инсарова отводили обратно в камеру, – интересно, он и с уголовниками в молчанку играет?
Появилась у меня одна мысль…
А мысль вот какая: заеду-ка я в университет. Погляжу, с кем работал человек, коллег порасспрашиваю, может, что и выясню. Особенно если у него коллеги – пожилые женщины. Особенно если мне повезет и они знакомы с его женой. Тогда весь набор сплетен мне обеспечен…
Не знаю, кому как, а мне здание МГУ еще со студенческих лет напоминает бутылку. Большую, вместительную бутылку популярного в годы моей молодости египетского напитка под экзотическим названием «Абу-Симбел». В годы учебы мы его нередко пили в этом самом здании…
Я припарковался прямо на территории и неспешно побрел к нужному мне корпусу. Нахлынули ностальгические воспоминания о волшебной поре юности… Эх, не так бы сюда приехать, не по делу, а просто для удовольствия. Сходить на смотровую площадку, на город полюбоваться, познакомиться с замечательной девушкой с романо-германского факультета, например, попить вина… Ну ничего… Выберусь еще. А теперь – работа.
На кафедре, вопреки ожиданию, я застал только административную даму в возрасте и двух девочек-студенток на подхвате. Лаборанток или аспиранток. Педагоги были нарасхват, подрабатывали помимо основного вуза в новомодных колледжах и периодических изданиях.
– Да, слышали… Такое несчастье… – сказала дама, звали ее Нина Андреевна Здравая, и внешность у нее была соответствующая… На лице ясно читалась радость от собственной причастности к тайне.
Студентки стреляли в мою сторону глазками, но в разговор вступить не решались.
Здравая отвела меня в уголок, к подоконнику. Видимо, новость про скандальный арест преподавателя считалась в университете секретной, хотя наверняка это был секрет полишинеля.
После всех этих предосторожностей я услышал то, что и так знал. Биографию Инсарова со студенческих времен, впрочем, еще не слышал, но вряд ли она могла мне помочь. Полезного в речи секретаря кафедры не содержалось ничего.
И здесь неудача, подумал я, выходя из кабинета. Сегодня день неудач! Совершенно не за что уцепиться. А я так рассчитывал на визит в университет… Неужели это тупик?
Я медлил уходить. Заложив руки за спину, стал прохаживаться вдоль стендов с объявлениями, расписанием занятий и прочей ерундой. Объявления попадались интересные, хотя, сколько я мог судить, студенческая жизнь со времен моей молодости нисколько не изменилась. Те же поиски работы, перепродажа оборудования, дискотеки и языковые курсы…
На одной из колонн меня заинтересовал наклеенный листок с плохой печатью, на котором было синей краской символически изображено солнце с расходящимися лучами, под ним какая-то бездарная речевка плюс приглашение большими буквами: «ВЫ ХОТИТЕ ПОЗНАТЬ СЕБЯ? ПОСЕТИТЕ НАШ СЕМИНАР». И телефоны. Странно, что такое допускается в стенах уважающего себя вуза…
– Послушай, друг, – прихватил я за рукав бегущего мимо студента, – зажигалки не будет?
Парень вытащил зажигалку и протянул мне. Я рассмотрел его, пока прикуривал.
– Это что у вас тут? – кивнул я на листовку. – Хаббардисты? Дианетика?
– Интересуетесь? – спросил парень. – Нет, это очередная секта. Дремучее Средневековье… Смесь языческих верований и христианства. Солнце, свет, Бог, радость и плодородие. Вегетарианцы… В целом ничего интересного. Но многие ходят…
– А вы?
– А мне на лекциях достаточно мозги пудрят, чтобы еще в свободное время всякой чушью забивать…
– Вы на каком факультете?
– Атмосферник я. А что?
– Физик, значит? А я юрист…
– Не поздновато вам учиться? – скептически окинул меня взглядом парень.
– Да я уж давно оттрубил свое, сюда так, по старой памяти… Скажи, а такой Инсаров Игорь у вас преподавал?
– Странно, что вы спросили. Нет, но он с нашего факультета вообще-то.
– А чего же странного?
– Да нет, просто он тоже, – парень покрутил пальцем у виска, имея в виду плакат, – из этих… солнцепоклонников.
Меня так и подбросило. Я почувствовал, что из этого что-то можно извлечь.
– Ты… вы… ты имеешь в виду, что профессор Инсаров интересовался какой-то там сектой?
– Ха, интересовался! Да он у них чуть не в правлении состоял. Не знаю, с чего это он вдруг, вообще-то раньше нормальный мужик был, без подпрыгиваний, вы бы слышали, как он о политике рассуждал… Может, у него несчастье какое в жизни случилось, от этого люди обычно в религию ударяются. Жена со студентом изменила или умер кто…
– А ты откуда все в таких подробностях знаешь?
– Я ходил к ним пару раз на семинар, – признался парень, – из любопытства… Да это пол-университета знает. Разве тут что-нибудь спрячешь…
– Тебя как звать?
– Костик.
– Ну бывай, Костик, – пожал я ему руку с чувством, – спасибо тебе.
– Не за что, – пожал плечами парень и удалился.
Я же смотрел ему вслед с умилением. Ай да Костик! Ну до чего симпатичный малый! Побольше бы таких студентов!
В приступе эйфории я достал мобильный и тут же набрал телефон Эльзиной матери, оставленный мне Инсаровой. Эльза, к счастью, оказалась дома.
– Скажите, Эльза, вы наведывались уже в свою квартиру?
– Нет, в квартире я с тех пор ни разу не была. Не могу себя заставить, – живо отозвалась она. Видимо, первое потрясение уже миновало. – Там, во-первых, следственные мероприятия были, опечатали сначала, потом кровь… Я домработнице ключи оставляла… Можно возвращаться, только страшно мне теперь там будет. Даже вещей никаких не собрала, не успела…
– Эльза, у меня к вам предложение. Сейчас мы едем к вам на квартиру, чтобы вам было не страшно, я осматриваю, что мне нужно, а вы в это время собираете свои вещи. Хорошо?
– А что вы, собственно, хотите найти?
Я помолчал, посмотрел на плакат, подумал и решил пока ничего Инсаровой не сообщать.
– М-м… мне пришла в голову мысль… Возможно, стоит осмотреть бумаги вашего мужа, там может содержаться что-то полезное… Вы позволите?
– Да, хорошо, конечно…
– Договорились. Я за вами заеду.
– Вы видели его? – спросила запыхавшаяся Эльза, садясь ко мне в машину.
– Видел, – неохотно процедил я.
– Ну и как?
Я пожал плечами.
– Ничего не понимаю… Какой ему толк молчать? Он что, с ума сошел?
– Это нам скажут психиатры. Буду ставить вопрос об экспертизе, – мрачно пообещал я, после чего Эльза испуганно смолкла и не разговаривала до самого дома.
Бумаги Инсарова содержались в относительном порядке в кабинете. Практически сразу мне удалось обнаружить в ящиках стола переложенные другими бумажками несколько листовок, брошюрку и даже газету, выпускаемые организацией, высокопарно и безвкусно именующей себя «Орденом Солнечного Храма». Все с большой буквы, с претензией на исключительность…
Эльза Инсарова, судя по всему, была образцовой женой: она ни разу не заглядывала в бумаги мужа, о секте ничего не слышала и очень удивилась, когда я предъявил ей найденные доказательства.
– Первый раз слышу, – сказала она, брезгливо поморщившись и держа листовку на вытянутой руке. – Может, на улице где дали?
– Да нет, секта довольно прочно обосновалась в университете, ее основатель проводит там утренние семинары…
– Значит, там всучили… Странно, что он ее не выбросил. Забыл, наверное. Я же говорю – рассеянный…
– Судя по всему, не забыл, а специально прихватил с собой и хранил среди важных бумаг. Не знаете, что именно его могло заинтересовать в этой листовке?
– Да нет, не могу себе представить. Агитка, таких сейчас много. Игорь же ученый, он не интересовался подобной ерундой.
– Скажите, а Игорь верующий человек?
– Да нет, я бы не сказала. Он интересовался разными восточными философиями, кармой, дао и так далее… Но это носило характер увлечения. Мы никогда не говорили с ним на подобные темы. Мне кажется, он атеист… Но не уверена.
– Простите за нескромность, а вы сами?
– Пожалуй, тоже атеистка. Знаете, мы привыкли иметь дело с реальными фактами и… А почему это вас интересует?
– Извините, Эльза, мне кажется, что вы плохо знали своего мужа, – сказал я.
Я, словно следователь, с удовольствием взялся распутывать новую ниточку, которая должна была привести меня к разгадке. Знать бы заранее, куда меня заведет этот клубок версий…
После посещения квартиры Инсарова мне оставалось сделать следующий логичный ход – поехать в консерваторию и разузнать что-то о Дударове.
В консерватории я не бывал еще со школьных лет… Хотя вру, ходил как-то на концерт с одной знакомой девушкой-студенткой, она была любительница классики… В этом храме музыки я не имел связей, не знал ни одной контролерши или буфетчицы и рассчитывать мог только на себя.
Не имея никакого плана, решил импровизировать. Впрочем, все оказалось довольно просто.
– Здравствуйте, разрешите к вам обратиться, – сказал я, вежливо кланяясь грозной билетерше, протягивая ей одну из листовок «Ордена Солнечного Храма». – Я к вам вот по какому вопросу…
Реакция превзошла все мои ожидания. Грузная дама выхватила листовку, смяла ее и пошла прямо на меня. Она трясла рукой с зажатой в кулаке листовкой, словно библейский пророк. Я думал, что она меня проклянет или, того хуже, звезданет промеж глаз. Ее искаженное от гнева лицо покраснело:
– Убирайтесь вон, молодой человек, и не смейте больше сюда являться! И этому вашему передайте, если он еще раз рискнет показаться мне на глаза, я не посмотрю на то, что он воображает себя мессией… Так и передайте. Это же надо, какой человек из-за вас пропал!
– Простите… – пролепетал я.
Дама смерила меня взглядом.
– Не прощу! Этот ваш ловец душ шиш что получит в нашей консерватории! – сказала она и, сложив большую дулю, помахала у меня перед носом. – Достаточно, один спятил! За новенькими явились? Совести у вас нет, вот что.
– Да послушайте же! – взмолился я. – Произошла ошибка! Я вам все объясню, поверьте, я не имею никакого отношения к этой секте, а сейчас умоляю, скажите, о ком вы сейчас говорили. Вы знаете кого-то, вступившего в члены «ОСХ»? Это не… Дударов?
– Ясное дело, – сказала билетерша. – Слушайте, что вы дурака валяете, молодой человек.
Со вздохом облегчения я опустился на ступеньку.
Жена Дударова Марина, как сообщили мне в прокуратуре, проживала в трехкомнатной квартире на Цветном бульваре. В адресном столе мне выдали ее телефон беспрекословно. Когда я звонил договариваться о встрече, понимал, что мое положение шатко и мне вполне могут отказать в беседе: в конце концов, я лицо неофициальное, да еще адвокат убийцы ее мужа, явился к ней, как несложно догадаться, за добыванием доказательств его невиновности или хотя бы смягчающих обстоятельств… Так что я был готов к холодной встрече.
Тем не менее по телефону Марина Дударова была вполне любезна и согласилась встретиться тут же, не сходя с места, так как через два часа в срочном порядке куда-то уезжала, и вообще, как она мне сообщила, время у нее на всю оставшуюся неделю расписано по секундам. Она довольно толково продиктовала мне адрес, деловито осведомившись:
– Вы на машине?
По ее тону я понял, что если бы был не на машине, то сильно упал бы в ее глазах.
Пришлось мне ни свет ни заря вылезать из дому и мчаться на встречу не позавтракав. Каждый раз, проводя расследование, мечтаю о том, как можно будет отоспаться и отъесться… Чуть позже. Причем это позже никогда не наступает…
В эту пору машин на бульварах было еще не очень много. Если б я выехал чуть позже, наверняка застрял бы в пробке. Сверившись с картой, припарковал машину в обсаженном липами дворе. Живут же люди… Мне бы комнату в таком доме, в центре… Сколько лет живу, а на такое не заработал. Опостылели мне эти съемные квартиры с чужой мебелью. Старею, наверное…
Я нажал на белую кнопку звонка, раздались сладкие мелодичные трели, и дверь мне открыла невысокая тридцатилетняя коротко стриженная блондинка с большими глазами.
– Юрий Петрович, – представился я.
– А… Заходите, – сказала Марина и сразу исчезла где-то в глубине квартиры. Как понял, я застал ее в процессе нанесения макияжа.
– Только, как я говорила, скоро ухожу… – предупредила она меня. – У меня плановая тренировка в спортзале… Чаю хотите?
Я прошел за ней на кухню. Изнутри квартира тоже была ничего – тут не бедствовали. Мебель из «Икеи», но не самая дешевая. А вот общий дизайн… Марина была из тех женщин, что предпочитают яркие цвета и искусственные фрукты – зеленая клеенка на столе пестрела крупными красными яблоками, от которых у меня сразу зарябило в глазах, а шторы на окнах были белые с крупным черным рисунком – крестики-нолики, что складывалось во фразу, вполне соответствующую положению дел: «охо-хо-хо-хо»…
– Проходите, – покивала мне Марина, – садитесь, наливайте вот сами себе… – Она в быстром темпе выстроила передо мной батарею бутылок, сахар, чай и кофе. Сама Марина пила сок – типичная современная женщина с достатком, старающаяся держать себя в форме для мужа, который этот достаток обеспечивает.
– Скоро муж за мной должен заехать, – сказала Марина, придирчиво глядя на себя в небольшое зеркало, установленное на подоконнике.
Я подавился горячим чаем.
– Второй, – уточнила Марина. – Разве вы не знали, что с первым мужем мы расстались?
– Нет, – развел я руками, – всеведение не входит в мою компетенцию. А позвольте спросить – давно?
– Да года два уже как…
– Все-таки позвольте мне выразить вам свои соболезнования.
– Да… Ничего. Спасибо, но не стоит – я не расстроена. Скорее довольна.
Встав, эта поразительная женщина прошлась по кухне, заглядывая в шкафчики, а я думал: почему это женщины сначала говорят, а потом думают?
– Первый раз за всю свою долгую практику вижу, – признался я, – чтобы кто-то был рад убийству.
– Ах, нет, – спохватилась Марина, приложив руку к щеке, – я не так выразилась… Что вы глупости говорите! – рассердилась она. – За кого вы меня принимаете? Конечно, это все ужасно, просто ужасно. Никому такой смерти не пожелаю. Но что я хочу сказать? Я, собственно, так и думала, что чем-то вроде этого все закончится, криминалом каким-то… И очень рада, что мне удалось этого благополучно избежать. Жалко его, конечно… Но отношения у нас в последнее время были не очень хорошие, так что, если вы рассчитывали встретить убитую горем вдову… Я, в общем, давно вычеркнула его из памяти… Большой, между нами, был сволочуга.
– А могу я спросить, что послужило поводом для таких мыслей? Почему все это, как вы говорите, должно было плохо кончиться? И что, собственно, это?
– Ну, все его делишки… Извините, ничего, если я пойду в ванную, дверь закрывать не буду, оттуда все слышно, а мне нужно волосы подкрутить…
Она прошла в ванну, что-то напевая себе под нос. Я встал и подошел к дверному проему кухни.
– Да, так вы говорите, – сказал я, повышая голос, – темные делишки?
– Вот именно. Хотя я не говорила «темные». Нет, ну я понимаю, когда бизнес… Но это был не бизнес, а бог знает что. Деньги, конечно, были, жили мы нормально, ничего не скажешь… После развода вот он и квартиру мне оставил… Это у него не отнять, нам он всегда деньги давал, не жадничал. Но когда от родной жены человек скрывает, чем он занят, где, куда поехал… Это наводит на мысли. Я лично считаю, что вправе знать. Мы, в конце концов, общей жизнью живем. Я люблю деньги, да и кто их не любит, но когда живешь на деньги, заработанные сомнительным путем, это не может не беспокоить. А дом, я считаю, такое место, в котором должно быть комфортно и спокойно, ты должен быть в нем защищен… Какая это семья, когда беспокоишься за себя, за ребенка, за свою жизнь… А тут – вот, убийство… Бр-р, какой кошмар!..
– А долго вы жили в браке с Дударовым?
– Четырнадцать лет.
– И что же, все эти годы он занимался своими темными, как вы говорите, делишками?
Я думал, Марина обидится, но она только рассмеялась.
– Понимаю, на что вы намекаете… Нет, сперва-то у него вовсе не было никаких денег. Во-первых, оба мы с ним приезжие, не москвичи, так сказать… Он – из Ташкента, я – из Казани… Познакомились мы, когда учились вместе в консерватории. В общежитии вместе жили, в одной комнате, когда расписались… Поженились мы на первом курсе, сразу почти как познакомились. Он видный такой мужчина был, высокий, темный… Вот они чем кончаются, ранние браки… А я глупая была, двадцати еще не было, мне одной страшно было в чужом городе, теперь, конечно, привыкла… Ну что теперь говорить. Что-то, конечно, и хорошее было. Особенно сначала, когда музыка, занятия… друзья, пили вино по вечерам… Я совсем была темная, в Казани больше дома сидела, такая необкатанная провинциалка, одеться не умела хорошо, да и не на что… А тут – компании, разговоры всякие… Хорошее, одним словом, время. Потом, как консерваторию окончили, вместе устраиваться стали… На гастроли ездили по глухим уголкам нашей родины. Романтика. Только потом быстро я эту музыку забросила. Сперва не знала, чем занять себя, работать пошла не по специальности, занялась домашним хозяйством, ребенка родила… Он сейчас у бабушки… Нет у меня особенного таланта к музыке, знаете ли. Я бы не прославилась. А он прославился… Стал зарабатывать и по заграницам ездить. Ну, ездил бы, и ладно. Но, поездив и посмотрев, как люди живут, он тоже так захотел – и пошла эта гонка безумная по зарабатыванию денег. Целыми днями человек на работе, приходит усталый, а потом и вовсе в командировки стал ездить, причем не позвони ему, не спроси, как дела, – раздражается… Толку, короче, от мужа никакого, ни я, ни ребенок его не видим, а когда видим – так лучше б не видели… хмурый, злой. Вечно какие-то звонки, мужчины ему звонили, все с акцентом…
– А в какой области был этот его бизнес?
– Не могу вам сказать. Одно знаю – он требовал длительных поездок. Собственно, из-за этих поездок у нас все и… Один раз нашла у него билет в Ташкент в кармане. Я, говорит, ездил навестить больную бабушку или еще какую-то ерунду. Что ж ты мне, милый, не сказал сразу, говорю, я бы не волновалась… Наши родственники… А потом взяла и позвонила в Ташкент его матери – как, мол, здоровье, дела? Так она даже не знала, что сын ее в Ташкенте был! Ну вот что это такое? Когда к родной матери не заходил, хотя сто лет ее не видел? Что это могут быть за дела? Избави бог от таких дел. Да вы у кого из знакомых с той стороны лучше спросите, может, там кто знает или слышал что, это ведь они с Игорем вашим Инсаровым что-то мутили вместе. Нашли друг друга два одиночества… А кстати, это что, действительно Игорь его убил?
– Я не исключаю такой возможности, – пришлось мне сознаться скрепя сердце.
– Ну, не знаю… Стало быть, деньги не поделили? А это не могло быть предупреждение от какого-то третьего лица, как вы считаете? Странно, такой тихий был этот Игорь. Что деньги-то с людьми делают…
– Да, так, говорите, вы в конце концов развелись?
– Еще бы! Стану я так жить? Сами видите – я молодая, красивая, неглупая в общем-то женщина. Мой нынешний муж во мне души не чает, тоже, между прочим, бизнесмен, и ничего, времени на все хватает… У него интернет-магазин. Если хотите, можете с ним познакомиться, если подождете. Поговорите, но он-то совсем ни сном ни духом, я ему о первом муже-то особо не рассказываю. Зачем? Неинтересно это.
– Да нет, вроде бы ни к чему, хотя за приглашение спасибо.
– Вся молодость насмарку, хоть теперь пожить нормально. Это же надо – убийство!.. Сыну что я скажу, когда подрастет? Надеюсь, он не в папочку пошел. А как-то с этим жить надо. И перед друзьями неудобно… Нет, как хотите, а даже и жалко мне его не особо. Ему больно было?
– Гм… На этот вопрос не могу вам ответить, – сказал я, – я не судмедэксперт, но думаю, что все произошло очень быстро.
– Ага… Ну вот… Ладно, о мертвых, как говорят… Вот, все сказала, что знала, ничем больше помочь не могу. А вы к его любовнице сходите, любовнице обычно больше рассказывают, чем жене, хотя, боюсь, что не в этом случае… Этот вообще с женщинами не очень разговаривал, считал, что они не для этого созданы… Восточный человек, одним словом.
Я вторично подавился чаем, на этот раз, правда, уже остывшим.
– Простите, если я правильно понял, у вашего мужа была любовница? И вы об этом знали?
– Ну да, а что такого? Все вы, мужчины, хороши. Нашел себе бабу помоложе – я и сама еще вроде не старуха, а вот поди ж ты. Длинную такую, сухую как жердь. Скрипачку у себя из оркестра. Вот они чем чреваты, все эти отлучки из дому по работе на месяц. Нет, я понимаю, ему ж на гастролях надо было с кем-то спать, а денег на девок небось жалко, да и подцепить что-нибудь можно… Но ведь у них серьезный роман был, он чуть ли не жил на той квартире, то на той, то на этой – ну и выгнала я его, что я, терпеть буду? Отношения – это уже не разовая измена, на это глаза не закроешь. Хоть у нас и ребенок. Но мне не жалко – я бы и так с ним рассталась, просто это все ускорило. Подумаешь, тоже мне подарок… Вот к ней и поезжайте, – обрадовалась Марина, – хорошо, что я вспомнила… Людмила Заречная, скрипачка, да вы в консерватории спросите, в его оркестре работает. Не знаю, где живет сейчас. У меня был, конечно, старый номер ее телефона, раздобыла его на всякий случай – я ведь такой человек, без лишних сантиментов… Но куда-то она переезжала…
И спохватившись, она глянула на часы и хлопотливо стала меня выпроваживать.
– Последний вопрос, – сказал я на пороге, обернувшись. – Ваш муж, насколько я знаю, принадлежал к секте «Орден Солнечного Храма»…
– Ой, бросьте вы, – Марина, сморщившись, махнула рукой. – И ваши вот тоже милицейские меня все спрашивали… Ну к какой секте? Да он ни в бога, ни в черта не верил! Если б сектантом был, неужели я не знала б? Мясо ел, баб заводил… В этом смысле все было в порядке. Никакой религии. Один голый бизнес…
Бизнес… Это интересно. Но пока целой картины у меня в голове не складывалось. Бессмыслица какая-то… Действительно, можно ли в наше время заработать на религиозной деятельности? Хотя почему бы и нет?
Выйдя на улицу, я решил пешком прогуляться до консерватории, благо погода была чудная, и по раннему времени еще не очень пекло. Купил себе по дороге банку пива, не удержался. Голова сразу отчетливо заработала.
Хорошие деньги зашибал Дударов… Интересно, сколько платят дирижерам. Но трехкомнатная в центре Москвы… Да еще чтобы беспрекословно оставить ее супруге… Аттракцион неслыханной щедрости.
Может, в консерватории что-то подправить, вспомнил я старую шутку, подходя к полукруглому зданию с колоннами. Какое-то время ушло на то, чтобы пробиться внутрь и добиться аудиенции у администрации.
– Заречная? – сказал, возведя глаза к потолку, дюжий мужик в черном костюме. – Как же, помню. Но она у нас больше не работает, года два как уволилась…
– По какой причине?
– Не помню, кажется, по состоянию здоровья, хотя ходили слухи, что тут было что-то личное… Но мы, знаете, в эти подробности не вдаемся.
– Скажите, у вас сохранились какие-нибудь ее координаты?
– Нет. С адресом помочь вам не могу, у нас тут ремонт был, старые бумаги мы все выбросили… Единственное, что могу вам посоветовать, подите в оркестр, спросите у коллег – может, кто-то поддерживает с ней отношения… Контрабас, например, или скрипки…
Пришлось мне спускаться в оркестровую яму, полную деловитого музыкального народа. Кто-то подтягивал струны, кто-то листал ноты, пробовал мелодию – какофония стояла невообразимая.
– Люда? – спросил мрачный мужчина, держащий между колен контрабас. – А вам она зачем?
– По личному вопросу, – сказал я, не соврав.
– По личному? Интересно… Да, я думаю, у меня есть ее телефон, пойдемте, поищу свой органайзер, пока время есть…
Мы прошли в раздевалку. Мужик покопался в кожаном портфеле и извлек электронный органайзер.
– Привет ей передавайте и скажите – Васильев просит звонить, в принципе, сейчас есть возможность обратно устроиться, или хоть замещать… Хотя нет, это я ей лучше сам… Я так понимаю, дела у нее до сих пор идут неважно… Ах да, вы по личному, значит, вы и сами должны все знать… Или, может, она ваша первая школьная любовь?
– Что-то вроде этого, – сказал я, благодарно переписав в книжечку координаты Людмилы.
К сожалению, тот телефон, что мне дали в консерватории, тоже оказался старым: «Такие здесь не проживают», сообщил мне женский голос. На вопрос, «где теперь проживают такие», на другом конце провода положили трубку. Народ пошел какой-то нервный и некультурный… А может, контрабасист записал неправильно?
Как бы то ни было, мое расследование опять застопорилось.
Что остается? А остается нам с тобой, Гордеев, встретить врага лицом к лицу, а именно – пойти и посмотреть наконец, что это за секта такая, а еще лучше – проникнуть в нее непосредственно и взглянуть на происходящее изнутри.
Этим я и решил заняться спозаранку на следующее утро.