Утром в четверг Турецкий сидел в своем кабинете, еще раз изучая бумаги, касающиеся смерти Дмитрия Круглова. Он выкурил почти целую пачку сигарет, вчитываясь в эти бумаги.

Придраться было не к чему. Электрик умер на даче Литвинова, выпив почти литровую бутыль водки. Причина смерти: острая коронарная недостаточность, остановка сердца.

Врачи «скорой» показали, что случай, к сожалению, заурядный. На вопрос: какова концентрация алкоголя в крови умершего — ответили, что сама по себе концентрация не смертельная, но дело в индивидуальной переносимости. К тому же нужно рассчитывать на килограмм веса тела. А тело было весьма тщедушным. И недоедал он явно. Признаки дистрофии. А печень — это вообще слезы. Цирроз в оба глаза смотрит. И в мозгах у него того… Изменения сосудов. Короче, летальный исход был неизбежен. Хозяйка дачи объяснила, что Круглов — инвалид войны. Все хвори — застарелые. И чего же удивляться? Нажрался водки после большого перерыва — и привет.

Кровь на наличие каких-либо препаратов или ядов исследовали? Так, по общим параметрам исследовали. Кроме алкоголя — ничего. Мы и дали разрешение на захоронение. Он же одинокий, этот Круглов. Хорошо еще, что мужчина, хозяин дачи, взялся хоронить. А то болтался бы здесь в холодильнике до морковкина заговенья.

— Лучше бы болтался, — буркнул Турецкий.

В крематории та же песня: замечательный человек Литвинов взял на себя все хлопоты, оплату процедуры. Единственная его просьба — сделать все побыстрей, так как он человек занятой, собирался в командировку. Мы посмотрели — все документы в порядке. Разрешение на захоронение есть. Ну и почему бы не пойти навстречу?

— Сколько же это стоило — пойти навстречу?

— Това-а-рищ следователь, обижаете!

Разумеется, вчера, в среду, рванули в садоводство Академии медицинских наук (ишь ведь куда пристроился, гад!). Нашли понятых, вскрыли дом. Но ничего компрометирующего Литвинова обнаружить не удалось. Все уже было вымыто, убрано. Криминалисты с тоской оглядели помещение.

— Нет, Сан Борисыч, это мы поздно приехали. «Пальчики» снять можем. Но толку-то?

Вот и весь сказ. Ловок он, наш господин Литвинов!

Сегодня, в одиннадцать ноль-ноль, Литвинов был вызван официальной повесткой в Генпрокуратуру. Повестку вручили вчера его личному секретарю, под роспись. Сам гражданин Литвинов, так славно состряпавший свое дельце за каких-то полтора дня, целые сутки где-то пропадал. Телефон квартиры не отвечал. Но было известно, что Марат Игоревич отзванивается супруге на мобильник, сообщает, что все еще занят похоронными делами, и просит любимую жену не волноваться и, главное, не реагировать на звонки как в дверь, так и по телефону. Связь только через мобильный.

Дурак, как будто нельзя прослушать мобильник! Александр взглянул на часы. Без двух минут одиннадцать. Ровно в одиннадцать в кабинет постучали.

Литвинов вошел, неся на лице маску человека безмерно уставшего, в меру скорбящего, но и довольного собой. Вошел с чувством выполненного долга.

— Здравствуйте, Александр Борисович!

— Здравствуйте, Марат Игоревич. Прошу садиться. — Турецкий встал, прошел к окну. — У меня здесь накурено. Давайте проветрим.

— О нет. Умоляю, не окрывайте окон. У меня застарелый гайморит, так что никаких запахов я не чувствую вообще и табака в частности. А вот к сквознякам чрезвычайно чувствителен.

— Как угодно.

Александр вернулся к столу. Литвинов сел напротив, кинул взгляд на диктофон.

— Будем под запись разговаривать?

— Да, это официальная дача показаний. Представьтесь. Назовите адрес, место работы, должность.

Литвинов отвечал спокойно, опереточный баритон звучал уверенно.

— Скажите, пожалуйста, что вы делали вечером двадцатого сентября? Это прошлая пятница.

— Я ездил на дачу.

— С какой целью?

— Для поездки на дачу пятничным вечером нужна цель?

— Вопросы задаю я.

— Проверить, как там дела. Мы с женой пригласили гостей на воскресенье, поэтому я повез туда продукты. Бутылки с алкоголем, всякое такое. Потому что в выходной мы должны были везти на своей машине еще одну пару, безлошадную, так сказать. Ну и чтобы в салоне было посвободней, я часть продуктов завез на дачу в пятницу вечером.

— У вас на даче в это время кто-нибудь был?

— Да. Там работал мастер по электричеству. Мы, знаете ли, затеяли ремонт, но, прежде чем заниматься стенами, нужно переделать проводку. Там был мастер.

— Фамилия, имя мастера?

— Дмитрий Семенович Круглов.

— Это электромонтер из вашего дома, по Староконюшенному?

— Да, это он.

— Почему вы наняли именно его? В поселках, как правило, есть свои бригады, которые берут такие заказы.

— А почему бы мне его не взять? Я его знаю… знал. Он хорошо работает, когда трезв. И берет недорого. К тому же он был в отпуске и сам попросился на эту работу. Сказал, что хочет срубить деньжат.

— Вы приехали. Кстати, а почему вы приехали один, без жены?

— Потому что я не собирался там задерживаться. Зачем же Марине трястись туда-сюда?

— Но если вы ждали гостей, она могла бы остаться на даче на субботу, готовиться к приему…

— Это наше семейное дело, как нам готовиться к приему гостей. Марина решила, что поедет в субботу днем. В пятницу она плохо себя чувствовала.

— Хорошо. Вы приехали — и что дальше?

— Я посмотрел, как идут работы. Поругал его, потому что за неделю он почти ничего не сделал. Выгрузил сумки, предупредил, что в субботу днем приедет Марина Ильинична, а в воскресенье у нас будут гости, а у него — выходной. Вот и все.

— Вы с ним не выпивали?

— Господь с вами! Я за рулем!

— Давайте прикинем. Осмотр проделанной работы, сумки — по холодильникам. На все про все полчаса. А ваш сосед, Гейченко, показал, что вы пробыли в доме два часа тридцать минут. И уехали поздним вечером. В двадцать три часа. Что же вы там делали?

— Ну… Пришлось поговорить с Кругловым. Он всю неделю один, как бирюк. Упросил меня чаю с ним выпить.

— А водку он не пил?

— При мне — нет.

— Вот вы говорите, что Круглов отработал у вас на даче почти неделю. А когда именно он туда приехал?

— В первый день отпуска. Двенадцатого. Я сам его привез. Он же не знал, как туда добираться.

— Во сколько это было?

— Вечером. Около шести вечера. Я закончил работу пораньше, заехал домой, пообедал. И забрал его.

— Откуда?

— Из его дома. Он живет… это дом семь, рядом с нами.

— А что он делал, когда вы за ним заехали?

— Сидел у своего компьютера. Он, знаете ли, помешан на компьютерных играх. Сидел, играл.

— Двенадцатое — это день гибели Климовича.

— Да, я помню. Но, во-первых, я тогда еще не знал об этом, а во-вторых, чем я мог помочь убитому? Я вот пытаюсь помочь вам расследовать это убийство, но вы от моих показаний отмахиваетесь.

— Продолжим. В субботу ваша жена уехала на дачу. Она вам звонила оттуда?

— Да! Господи, товарищ Турецкий, вы ведь уже знаете, что Круглов умер на моей даче.

— Откуда вы знаете, что мне это известно?

— Соседи с дачи звонили. Вы там у нас вчера шмон навели. И напрасно, — чуть усмехнулся он.

— Напрасно? Это в каком смысле? Поздно приехали?

— Ах, я не о том. Смерть человека — это очень прискорбный факт. Но я-то здесь при чем? Этот дурак добрался до бутылок с водкой и выпил литр. Марина приехала — он уже труп! Бедная девочка! Ей пришлось вызывать «скорую», ночевать там одной…

— А что же вы к ней не приехали?

— Я был занят в тот вечер по работе.

— В субботу?

— У меня ненормированная рабочая неделя.

Он был само спокойствие и самообладание. Турецкому очень хотелось вывести этого господина из себя. Но пока этого не получалось.

— Марат Игоревич! В наш первый с вами разговор и вы, и ваша жена жаловались на угрозы со стороны Нестерова. Было?

— Конечно! Я вам именно об этом и толковал!

— …На ночные звонки. Еженощно, в три часа. Целый месяц, вплоть до убийства Климовича.

— Ну да.

— Звонил Нестеров?

— Да.

— Но Нестеров в это время находился в больнице и звонить вам не мог. Это выяснено. Кто же звонил?

Литвинов на долю секунды отвел глаза, но тут же спокойно взглянул на Турецкого.

— Звонил именно Нестеров! — с нажимом произнес он. — А как ему это удавалось, это уж вы должны выяснить, а не я.

— Понятно. А теперь он звонит? Угрожает?

— Нет. После смерти Климовича звонки вскоре прекратились. Очевидно, он решил, что достаточно напугал меня.

— Вернемся к субботе. Марина Ильинична обнаружила труп, вызвала «скорую». Покойного увезли. Что было дальше? Каковы ваши действия в связи с этим несчастьем?

— Я был вынужден заняться похоронами. Это естественно для порядочного человека. Посудите сами: он умер у меня на даче, накачавшись моей водкой. Я как бы невольный виновник гибели человека. К тому же человека одинокого. Это мой долг — предать тело земле.

— Тело вы не земле предали, а печи крематория. И обернулись со всем этим скорбным мероприятием весьма быстро.

— А что вас не устраивает? Есть официальное заключение о смерти. Ничего криминального не обнаружено. А у меня, знаете ли, каждый день расписан. Я не могу тратить неделю на погребение чужого мне, в сущности, человека. Вы в чем меня подозреваете? — вскричал он. — Вот уж воистину: добрые дела наказуемы!

— Давайте снизим пафосность. Значит, в субботу вечером ваша жена осталась на даче, наедине с трупом, а вы в городе, в своей квартире. Наедине с кем?

— Какое это имеет значение? — сузил глаза Литвинов.

— …С Зоей Дмитриевной Руденко, которая вообще-то отрицала какую-либо связь между вами.

— Это наше личное дело! Да, она отрицала. Потому что бережет мою репутацию! Я, между прочим, женатый человек. А вы вместо того, чтобы понять, что Нестеров питает ко мне лютую ненависть из-за того, что Зоя полюбила меня, понять, что это тоже мотив преступления, которое чуть было не состоялось… Вы лезете в мою постель…

— Но почему же все-таки убит Климович, а не вы?

— Не получилось у него со мной! А дважды снаряд в одну воронку не ложится. У него не вышло меня убить, так он решил напугать меня на всю оставшуюся жизнь. И это не вышло!

— А вы знаете, Марат Игоревич, что вы, обуреваемый самыми светлыми, человеческими чувствами, засунули в печь крематория убийцу Климовича?

Литвинов изобразил удивление, замешательство, растерянность… Но тут же как бы овладел собой.

— Откуда это известно?

— Это известно. На сегодня это известно доподлинно, — вздохнул Турецкий. — Как и то, что первое взрывное устройство, которое было обнаружено над вашей дверью, тоже повесил ваш электрик. Дмитрий Круглов. Вот какая картинка получается. И вы этого убийцу в течение недели держите у себя на даче. А потом он умирает, накушавшись вашей водки.

— У вас ко мне предвзятое отношение, — процедил Литвинов. — Если убийца — Круглов, то он всего лишь исполнитель. Потому что никакой личной вражды между нами не было. Больше того, он очень привязан был к моей жене. Она его опекала, подкармливала, разговаривала с ним. Это весь дом подтвердить может. А уж Климовича наш электрик знать не знал. Получается, что его кто-то нанял.

— Получается, — согласился Турецкий.

— И вы думаете, что это я его нанял, чтобы он меня убил? Или моя жена?

— Что я думаю… Думаю, что нужно быть весьма хладнокровным человеком, чтобы отправить жену разбираться с трупом, а самому принимать в супружеской спальне любовницу.

— Слушайте, вы! — Литвинов разъярился, это было видно. — Вы не полиция нравов. И вряд ли в нее попадете. Потому что у вас у самого рыльце-то в пушку. Я тут днями видел вас, и не единожды, возле «Кропоткинской». С девочкой лет восемнадцати. Думал, это ваша дочь. Ан нет, не дочь. Дочерям такие букеты не дарят и их так не целуют. Как вы думаете, если об этой девочке узнает ваша жена, ей будет приятно?

— А вы ей сообщите, — мило улыбнулся Саша.

— Непременно. И я буду настаивать на том, чтобы вас отстранили от следствия.

— Ну-ну. Пока меня еще не отстранили, я хотел бы допросить Марину Ильиничну.

— У нее гипертонический криз. Она на больничном.

— Понятно. Придется связаться с ее лечащим врачом, выяснить перспективы. Может быть, нужна госпитализация? А то вдруг она чайку дома попьет, да и… Не хотелось бы. И если что-то такое, не дай бог, произойдет, похоронить жену так быстро, как Круглова, вам не удастся, понятно? — ласково произнес Турецкий. — А пока что ж, мы закончили. — Александр встал.

Поднялся и Литвинов. Глаза его были налиты яростью.

— Прошу!

Закрыв дверь за Литвиновым, Турецкий несколько секунд стоял соляным столбом. Вот так, все тайное становится явным.

Прав, прав был Грязнов, взывавший к его, Сашиному, разуму. Дело не только в том, что эта мразь Литвинов действительно может сообщить Ирине об измене мужа. Это ужас, но еще не весь ужас. Дело в том, что он, Турецкий, как бы оказывается на одном уровне с Литвиновым. А вот это — это уже совсем плохо, хуже некуда.

Но что же делать, если нет сил разорвать эту связь?

Турецкий прошел в кабинет Меркулова, минуя Клавдию, словно она была предметом мебели.

— Вы куда, Александр Борисович! — грозно вскричала секретарша.

Но кричать было поздно. Потому что «важняк» уже стоял перед Константином Дмитриевичем.

— Ну что? Что влетел как петух? Садись, рассказывай.

— Значит, так. Убийца Климовича установлен. Это некто Круглов, электромонтер из дома Литвинова. Тот самый, что обезвреживал первое взрывное устройство.

— Доказательства?

— На квартире Круглова обнаружен целый арсенал боеприпасов, в том числе платит, части взрывпакета, аналогичные тем, что были использованы в обоих случаях. Везде отпечатки пальцев. Эти же «пальчики» в квартире Круглова на предметах мебели, на компьютере и так далее. Кроме того, Круглов — по фотографии — опознан соседкой Климовича, но это уже косвенное доказательство. Там достаточно прямых. Дело не в этом. Дело в том, что Круглов умер.

— Уже?

— Да.

— Где труп?

— Нет у нас трупа. Труп кремирован.

— Кто помог?

— Литвинов…

Саша, горячась, то и дело повышая голос, рассказал обо всем, что произошло за последние дни.

— Как же так, Саша? Как вы могли упустить Круглова? Или, по крайней мере, его труп?

— Это моя вина, — глухо произнес Турецкий. — Я себе этого никогда не прощу. Если бы труп успели поймать, наверняка наши эксперты что-нибудь да вытащили. И притянули Литвинова к ответу. А так… Даже эксгумацию не проведешь. Как я мог так лопухнуться!

— Плохо, — вздохнул Меркулов. — Что ж, повинную голову меч не сечет. Что дальше делать будем? В принципе мы можем закрыть дело. Статья пятая УПК: «возбужденное уголовное дело прекращается в отношении умершего…»

— Что ты мне УПК цитируешь? Думаешь, я его забыл? Кроме исполнителя есть соучастники преступления. Заказчик, наводчик и так далее.

— Я все понимаю. Но ты так не хотел браться за это дело, бегал ко мне, кричал, что я заставляю тебя, «важняка», заниматься дрязгами, перетряхивать чужое грязное белье. Ты даже говорил, что у тебя на это дело, извини, «не стоит». Это твои слова?

— А теперь встало!

— Поздравляю! С чем связаны перемены?

— Потому что я уверен, что заказчик сам Литвинов. Уверен, понимаешь? Поэтому он Круглова так успешно и сократил до горстки пепла. Хорошенькие сыновья у друзей нашего генерального…

— Ты это брось! — замахал руками Меркулов — Сын за отца не отвечает. То есть в данном случае наоборот. Ты мне, дураку старому, объясни, зачем Литвинову покушаться на себя? На Климовича?

— Это акция против Нестерова, факт! Мешает Нестеров Литвинову!

— Я думал, наоборот: это Литвинов не дает работать Нестерову.

— Ну да. Это то, что на поверхности лежит. Но там внутри что-то другое. Уж очень хочет Марат Игоревич посадить профессора. Но зачем ему это нужно? Завладеть его делом? Это еще доказывать надо…

— Значит, будешь копать дальше?

— Буду копать. И хочу предупредить: Литвинов будет спускать на меня собак. Он мне уже пригрозил, что от дела меня отстранит.

— Ну-у, это он погорячился. Пока еще эти вопросы я решаю. Ты скажи, что будешь дальше делать?

— А мы как бы затихаримся. Мол, убийца найден. Следствие ищет заказчика. Не торопясь, нога за ногу. Будем продолжать прослушивать телефоны как Литвинова, так и Нестерова. И будем вести наружку и за Литвиновым, и за женой его, и за бабой его.

— Постой, это что, разные лица?

— Да, разные. Я горю желанием допросить Марину Литвинову. Горю!! Но она на больничном. Сидит дома, как в камере-одиночке. А есть уже любопытные детали! Которые хотелось бы обсудить именно с ней.

— Ну-ка?

— Тот «жигуленок», что был замечен во дворе убитого, как раз тогда, когда там появился Круглов, то есть накануне вечером, — вычислили мы его. Вернулся из отпуска сосед Климовича, он несколько цифр номера запомнил. Плюс — показания консьержки из дома Литвиновых. Короче, эта «копейка» принадлежит соседу Литвиновых, одинокому старичку, который души не чает в нашей Марине Ильиничне. У нее на это транспортное средство есть доверенность. И консьержка из дома показала, что одиннадцатого, накануне покушения, Марина Ильинична брала его «жигуленок».

— Так вызывай Литвинову.

— Нет, Костя. Я подожду. Я затаюсь. А то и Литвиновой не станет раньше, чем мы успеем с ней по душам побеседовать.