Мистер Роуз зажмурился от ласки теплого влажного воздуха, окутавшего все тело. После многочасового комфорта в казенной вентиляции лайнера, напоенный ароматами весны и пряных запахов Азии воздух Исламабада показался респектабельному англичанину милее ванны из шампанского. Он обаятельно раскланялся со стюардессами и стал спускаться по трапу расслабленной, неторопливой походкой человека, у которого все отлично – нигде не жмет, никому он не должен и никто его не ждет. Такое блаженство души способно охватить лишь путешественника, оставившего за спиной груз привычных оседлых забот и ненадолго убежавшего от своих близких в какой-нибудь совершенно другой мир. На таможне, пока его нехитрый саквояж досматривали шоколадные люди в форменных синих костюмах, мистер Роуз благодушно подумал о том, как похожи специальные службы разных стран и что не национальные особенности в конечном счете будут решать будущее планеты, а совсем даже другие – корпоративные, цеховые, если хотите. Мысль мистера Роуза потекла в фантастические мечтания о городах, где скапливаются представители одной профессии, о мировых войнах между ними и о прочих гадостях, навязанных скорее не окружающей реальностью, а бесконечными сериалами американских фэнтази. Стараясь возвратиться к курортному настроению, мистер Роуз достал трубку и, улыбаясь, жестом попросил у таможенника разрешения закурить. Мистер Роуз, скромный востоковед по профессии, приехал в Пакистан по приглашению министерства культуры, чтобы осмотреть сокровища хараппской цивилизации и написать потом никому не интересную диссертацию о различии архитектуры городов древней Южной Азии и не менее древних городов Южной Европы. Но, несмотря на научную цель своей командировки, мистер Роуз чувствовал себя немножечко туристом, которому позволено чуточку больше, чем местным жителям. Вот и сейчас вежливая просьба закурить означала всего лишь реверанс в сторону гостеприимных хозяев, потому что в Пакистане разрешалось дымить сколько угодно и где угодно, лишь бы не во время рамазана, которого любой европеец боялся пуще атомной войны. Поездку, совпадающую с этим главным мусульманским праздником, можно было сразу считать загубленной – ни тебе выпить, ни закусить как следует, ни закурить в общественном месте, ни всякое другое… Мистер Роуз плотоядно обвел взглядом пассажиров, несколько внимательнее остановившись на женской их половине. Какие же они разные, эти пакистанки. Одни весьма современные леди, не отличишь от бизнес-вумен, как, например, та – в шикарных полузатемненных очках и белом брючном костюме, с искусственной розой в густых волосах. Другие – сущие варварки – в балахонах, с наглухо покрытой головой и сеточками на глазах, как та, что стыдливо втиснулась между колонной и креслом, максимально отгородившись от мира.

Взяв такси, мистер Роуз двинул в центр столицы, чтобы, разобравшись с ценами, устроиться в гостиницу. Суровый шофер вовсе не желал налаживать контакты с болтливым европейцем и на вопросы отвечал односложно. Мистеру Роузу же позарез хотелось общения – открытого, дружеского, проникновенного, – хотелось передать свой восторг жизнью, возможностью путешествовать и восхищение, что Создатель не поскупился в фантазии и произвел на свет столько разнообразия. Кроме того, мистеру Роузу интересно было разузнать, какой отель славится в Исламабаде своим недорогим гостеприимством, какие напитки предпочитают местные любители горячительного, где лучше всего познакомиться с девушкой, да и разные другие мелочи, знать которые не помешает любому туристу. Угрюмость таксиста вскоре наскучила веселому англичанину, и мистер Роуз, едва дотянув до известного в столице фонтана цветов, расплатился и выскочил из машины.

Он гулял по городу, непринужденно помахивая тросточкой, с перекинутым через плечо молочного цвета плащом и сравнивал ориентиры путеводителя с реальностью, раскрывшейся перед ним. Исламабад поражал количеством народа на улицах, люди, казалось, задались целью большую часть времени проводить вне дома. Мужчины, бородатые, внешне свирепые, в белых куртках и широких штанах, кружками располагались прямо на земле или гнездились в открытых чайханах. Судя по их громким крикам, можно было подумать, что они вот-вот подерутся или выхватят кривые сабли, но размахивание руками и горячий разговор означали лишь страстный южный темперамент и непосредственность в выражении своих чувств, а никак не ненависть к собеседнику. В воздухе смог большого города мешался с дивным ароматом кардамона и бергамота, а гомон людских голосов сливался с визгом тормозов, ревом моторов и гудением клаксонов. Столица была яркой, как восточный халат, и шумной, как восточный базар.

У мистера Роуза от впечатлений несколько закружилась голова, по справочнику он определил, что находится в нескольких шагах от гостиницы «Палли», которую он наметил своим пристанищем еще в Лондоне, исходя из собственного финансового положения и рекламных обещаний комфорта в отеле. Экзотические растения в холле на поверку оказались искусственными, странно, но в такой благодатной стране предпочитали почему-то стирать пыль с полиэтиленовых листьев, чем поливать натуральные пальмы. Кожаные диваны приняли уставшего мистера Роуза в свои объятия, пока он заполнял обычные в таких случаях карточки гостя. Благодушное настроение в предвкушении чистой постели и бодрящего душа нарастало в геометрической прогрессии. Но уже через несколько секунд мистер Роуз почувствовал некоторое беспокойство, каковое и объяснить даже самому себе оказалось невозможно. Мистер потер затылок, достал носовой платок и беспомощно оглянулся на стойку бара, где спорили все так же громко два местных жителя, потягивая джин-тоник. Откуда, собственно, проистекло внутреннее беспокойство мистера Роуза? Пакистанцы не обращали никакого внимания на тихого англичанина. Мистер Роуз сделал контрольный выдох и стал листать паспорт в поисках номера, но отделаться от мысли, что чьи-то назойливые глаза сверлят его со спины, он так и не смог. Резко повернувшись, повел взглядом по рядам искусственных пальм и вдруг понял… В уголке за кадкой примостилась женщина в белом балахоне, с сеточкой на глазах, как будто отрешенная от внешнего мира. И хотя лица ее почти не было видно, а фигура скрывалась в широких складках одежды, мистер Роуз мог побиться об заклад, что это была та самая стыдливая пакистанка, на которой он задержал взгляд в аэропорту. Уж что-то слишком характерное прослеживалось в ее позе, манере прятаться в укромные уголки и проникать сквозь сеточку на глазах в окружающее пространство. «Да, спецслужбы всех стран тоже, как видно, не слишком утруждают себя оригинальностью», – вновь мистер Роуз вернулся к той самой позиции, которую он обдумывал несколькими часами раньше, на таможне. Получив ключ с массивным деревянным номером-набалдашником, гость проследовал на четвертый этаж, где ему выделили комнату. Пока мистер Роуз колесил по коридору гостиницы, которой ее хозяева изо всех сил старались придать европейский облик, да так и не смогли – отель каким-то неуловимым образом напоминал фантастические восточные замки, – он постоянно ощущал невидимое присутствие «пакистанской принцессы». Где она могла стыдливо таиться в этих просторных коридорах с прозрачными дверьми, мистер Роуз не мог приложить ума, но то, что женщина ни на минуту не отпускала его, он знал точно.

Закрывшись в номере, мистер Роуз понял, что расслабиться ему за этими дверями теперь не удастся ни на минуту. Легенда английского ученого-востоковеда не спасла следователя Турецкого от подозрительной пакистанской разведки. Не исключено, что, пока мистер Роуз оформлял документы, в номере 420 уже были установлены подслушивающие устройства или эта гостиничная комната заранее оборудовалась как шпионская цитадель. Времени на обдумывание плана действий не оставалось. В конце концов, сила Турецкого в незнакомой, враждебной стране заключалась только в его собственной сноровке и находчивости. Для начала предстояло переодеться – сменить официальный костюм английского джентльмена, в котором он обращал на себя чрезмерное внимание прохожих, на более демократичные джинсы и ни к чему не обязывающую холщовую рубашку. Когда Турецкий подошел к зеркалу, чтобы оценить новый «прикид», кто-то осторожно нажал на ручку двери. Турецкий замер, непрошеный гость, словно вороватая кошка, все так же – едва слышно – ковырялся у входа. «Вероятно, диссертация у меня легкой быть не обещает», – пронеслось у мистера Роуза в голове, когда он метнулся к косяку двери и прижался спиной к стене, стремясь слиться с белой поверхностью. Оружия у него не было, но сдаваться без боя Турецкий не желал. Наконец, поскрежетав вхолостую еще какое-то время, ключ в замочной скважине повернулся, и на пороге как ни в чем не бывало появилось шоколадное создание с белой горкой полотенец на руках, в чистом переднике и наколке на волосах. Оно проследовало в ванную, видимо даже не подозревая о присутствии хозяина. Турецкий прокрался следом. Создание выдернуло из стопки одно полотенце и перебросило его через блестящую вешалку, глаза девушки пугливо заскользили вокруг и наткнулись на глаза Александра. Он, сложив руки на груди, спокойно наблюдал за горничной. Она охнула, приложив ладонь к губам, точь-в-точь как это свойственно любой особе слабого пола в любом конце Земли.

– Ничего, ничего, мисс, вам идет делать ошибки.

– Простите, господин, – она заикалась, с трудом подыскивая нужные английские фразы, – я не знала…

– Конечно, вы не знали. Если б знали, никогда не вошли бы сюда, ведь так?

Девушка, по-видимому, не очень понимала, о чем идет речь. «Бедное создание, оно не ведает, что творит, чем грозит ей эта служба». Когда Турецкий закрывал дверь за горничной, призрак женщины в белом снова замаячил у него перед глазами. Службу пакистанские агенты несли исправно и даже, пожалуй, несколько назойливо.

Купив по дороге телефонную карту, Турецкий определил для себя первоочередную задачу – избавиться от хвоста. Не приводить же, в самом деле, к своему агенту на встречу эту милую особу в национальном костюме, тем более что за белым балахоном, вполне возможно, скрывалась не изящная восточная фигурка с персиковой кожей, а кто-нибудь посолиднее и побородатее. Поначалу Турецкий обошел окружающие отель магазинчики, делая вид, что его, как туриста, занимают экзотические безделушки. На самом деле, торгуясь с толстыми обладателями сувениров в черных прямоугольных шапочках, Александр все больше поглядывал сквозь витрины или косился из-за спины продавцов, чтобы получше разглядеть преследователя. На языке профессионалов это означало: засветить хвоста. «Белая женщина» вела себя крайне осторожно, она почти не появлялась в поле зрения Турецкого, но благодаря своему опыту, «важняк» знал, вернее, чувствовал, что пара глаз, хоть и скрытых сеточкой, не упускает его ни на минуту. Выскочив из магазина, Турецкий неожиданно заметил в доме напротив узкую, низенькую арку, которая была практически перекрыта гигантским мусорным бачком и кучкой босоногих сорванцов, имевших, по-видимому, намерения покопаться в его содержимом. Александр ловко юркнул в щель между бачком и стеной, растолкав изумленных ребятишек, и бросился бежать в глубь внутреннего темного дворика, который оказался длинным жерлом. Запах нечистот шибанул в нос, как только Александр оказался замкнутым в глухом колодце двух слепых стен. Какие-то грязные, ободранные люди тянули к нему свои руки, а седое всклокоченное существо приблизилось совсем вплотную, и Александр почувствовал, как его ладонь задела сплошное кровавое месиво на груди этого человека. Брезгливо отшатнувшись, Турецкий ускорил шаг, но толпа бродяг смыкалась все более плотным кольцом. На помощь пришла тросточка английского джентльмена, вой и крики смешивались с какой-то тягучей мелодией, которую выводил на дудочке испуганный мальчишка, притулившийся возле ящика с отбросами. Тьма лабиринта и тела нищих едва позволяли Турецкому разглядеть дорогу. Казалось, что за следующим поворотом его ожидал спасительный свет выхода, но очередной зигзаг засасывал Александра в новую клоаку. Кто-то, изловчившись, схватил Турецкого за рубаху. Отбиваясь от нападающих, Александр поскользнулся и упал на колени в вонючую зеленую жижу. Еще секунда, и нищие растерзали бы его, растащили по кусочкам его одежду, добираясь до бумажника, но Турецкий собрался, неимоверным усилием сбросил с себя эту крысиную свору и рывком, работая тросточкой, словно саблей, выскочил из круга, упершись лбом в тот самый мусорный бачок, от которого он стартовал несколькими минутами раньше. Рядом, как привидение, мелькнула фигура в белом. Она, казалось, задела Турецкого складками своей одежды, и беглец едва смог подавить злое желание ухватиться за край балахона, чтобы разом сбросить камуфляжный наряд. Но голос разума заставил Александра в последний момент остановиться. Если бы он на сто процентов был уверен, что его преследователь – мужчина, он бы ни секунды не помедлил, но сдернуть паранджу с женщины в мусульманской стране значило совершить великое преступление. И тогда Турецкого от многолетней тюрьмы не спасли бы никакие посольства и дипломаты.

Отдышавшись и несколько поправив одежду, Александр решился все-таки позвонить своему агенту в министерство культуры. На противоположном конце улицы маячила пресловутая женщина в белом. «Плевать, – зло усмехнулся Турецкий, – не вставлены же у нее под сеточкой телескопы. Номер все равно не узнает. Дудки, миледи, вы еще не знаете, как связываться с бравым русским». Договорившись встретиться через час с агентом в кафе на площади перед фонтаном цветов, Турецкий зашел все в тот же магазинчик, где на витринах всеми цветами радуги переливались змеиные трубочки кальянов. Выбрав самый дорогой из них, Александр вытащил из кошелька стопку пакистанских рупий, но вдруг внезапно он схватился рукой за живот, корчась в страдальческой позе. К нему подбежали продавец и помощник, подобострастно заглядывая в лицо покупателю и тревожно каркая на своем языке. Не отнимая ладоней от живота, Турецкий жестом показал, что ему срочно нужно в туалет. Мужчины понимающе закивали головами, и один из них толкнул полусогнутого Турецкого в проем двери, занавешанной бамбуковыми щелкающими палочками. Турецкий, еще какое-то время имитируя болезнь, скачками пробирался по служебному коридору, пока наконец не выскочил в прохладное полутемное помещение с приятным звуком журчащей воды. У раковины маленький человечек старательно мыл голову намыленному мужчине. Из открытой двери неслись запахи парфюмерии. Поняв, что каким-то образом он проник в парикмахерскую, Турецкий небрежно намочил лицо под краном, на всякий случай провел влажной ладонью по волосам и спокойно прошел мимо суетящихся перед своими клиентами мастеров. Дуэль с «белой женщиной» закончилась его победным выстрелом.

Только в кафе, ожидая агента, Турецкий обнаружил, что машинально унес, не заплатив, дорогой кальян. «Наверное, проклинают сейчас европейского жулика. Думают, что производил такое приличное впечатление… Зарекаются никому не доверять, бедняги». Турецкий водрузил на стол изукрашенную причудливыми узорами экзотическую штуку и заказал кофе. Отхлебнув первый обжигающий глоток, он услышал над головой мягкий картавящий голос:

– Простите, мистер Роуз?

Турецкий встал, церемонно раскланиваясь с пришедшим:

– Надеюсь, я не задержу вас долго. Несколько просьб в связи с моей диссертацией.

Они сели и долго молчали. Лицо мужчины, покоящееся в гримасе вялого равнодушия, постепенно оживилось. Он опасливо огляделся по сторонам. Какие-то люди невдалеке от их столика, отфыркиваясь, пили чай. Черноглазый официант застыл за стойкой бара. Агент наклонился к уху Турецкого:

– Это очень смешно, но мы знакомы. Не припоминаете?

У Турецкого что-то екнуло в груди. Уже по первому взгляду на лицо агента у него появились смутные предчувствия. Теперь Александр старался материализовать неясные воспоминания:

– Не очень.

Мужчина улыбнулся:

– Все просто. Общежитие Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы…

Ну да… Как же это он мог забыть! Много лет назад Саша, студент юридического факультета, гулял со своей бывшей одноклассницей на вечеринке в этом общежитии, кажется, по случаю Первого мая. Молодежи разного цвета набилось в комнату к студенту из братской Кореи тьма-тьмущая. Маленький желтый приветливый человечек уже сам был не рад, наверное, что решился пригласить своих сокурсников, которые к тому же притащили с собой и друзей. Пили будь здоров! Этот пакистанец Али ухаживал за Сашиной подружкой Зойкой, но как-то не нагло, галантно и ненавязчиво. Потом они вместе пошли шляться по ночной Москве. Их забрали в милицию. Пришлось Али даже обращаться в свое посольство. Тогда только заступничество пакистанца, то, что якобы они не были знакомы, и то, что Али взял всю вину на себя, спасло Сашу от отчисления с юрфака МГУ. А вся вина-то заключалась всего лишь в метании зонтиков с моста в Москву-реку и в истошном подвывании их плавному полету. По-видимому, пришедший тоже вспоминал сейчас эту историю. Глаза Али и Турецкого встретились. Обстановка из напряженной разрядилась в теплую и взаиморасполагающую.

– Как там Зоя? – Али откинулся на стуле.

– Не знаю. Сейчас не знаю. Лет пять о ней ничего не слышал. Родила двоих мальчишек, близнецов. По-моему, собиралась уезжать в Америку. Наверное, уехала…

– Да, хорошее было время. Хоть и в чужой стране. – Он надолго замолчал, запивая молчание чаем. – Теперь о деле. Что вас конкретно интересует по диссертации?

Турецкий достал из портмоне шифровку, где подробно описывалась авария в Новогорске, – обычные напечатанные на компьютере листки с научным историческим текстом.

– Вот, познакомьтесь. Если к вопросам, освещенным в моей работе, относится и ваша хараппская цивилизация, буду очень благодарен за вашу подсказку. Если это так, прошу организовать мне ознакомление с материалами.

Али грустно улыбнулся, сгребая листочки:

– Экзотикой интересуетесь? – кивнул он на стоящий кальян. – Дорогая вещица. Умеете ею пользоваться?

– Нет. Может, повезет – и в другой обстановке я охотно возьму у вас уроки.

Со свидания Турецкий возвращался в хорошем настроении. Наконец-то и в этой чужой стране нашелся хоть один дружественный человек, хоть одна точка опоры, особенно это становилось важным, если придется задержаться в Пакистане надолго. В случае причастности к аварии местных органов Турецкому предстояло заняться сложнейшим делом – добыть доказательства и материалы, чтобы российское правительство имело возможность «перед лицом международного сообщества обвинить пакистанский терроризм». «Придется подключать к делу и Реддвея, и родную службу внешней разведки», – вздохнул Турецкий, вспомнив пронзительные глаза Савельевой и бегство по вонючим подворотням Исламабада.

Поразмыслив, Александр все-таки пришел к выводу, что стоит возвратиться в гостиницу, которую он снял утром, хотя какое-то шестое чувство подсказывало ему, что стоит держаться подальше от этого злачного места с хорошенькими горничными-шпионками. Но соображения усталости и того, что его адрес известен теперь Али, взяли верх. Турецкий еще немного погулял по темнеющему городу, натыкаясь на бездомных, которые располагались на ночлег буквально под каждым кустом, и зашел в отель. Фигура в белом исчезла. И это тоже не понравилось Турецкому.

Понимая всю бесполезность замков, Александр все же повернул ключ в номере на три оборота до отказа, проверил прочность двери, с силой подергав за ручку, и с тяжелым сердцем отправился в ванную. Только душистое полотенце, которым он обвился после душа, не желая сковывать настрадавшееся за день тело бестолковым халатом, дало ему видимое расслабление. Турецкий с трудом дотащил ноги до постели, удивляясь своей быстро взявшей верх усталости, и провалился в забытье. Сон мгновенно накрыл его ночным кошмаром. Александру снились длинные, тонкие руки монстров, которые тянулись от обезображенных проказой трупов людей. Он стремился увернуться от цепких, липких лап, но ноги не слушались, он не мог вырвать их из огненной расползающейся вокруг лавы. «Белая женщина» хохотала чудовищным громовым смехом и, задевая белым крылом своего балахона, пролетала над головой Александра. Наконец она рассыпалась на части и на землю с грохотом полетели какие-то нечеловечески крепкие ее органы.

– Вот! Вот! – кричал во сне Александр. – Я знал, что это не женщина! – Но чьи-то руки так крепко зажали ему рот, что он стал задыхаться. Силясь разлепить глаза, Турецкий попытался поднять руки, но они словно приросли к постели. Все тело разом обрело свинцовую тяжесть. Почти возле уха он явственно различил чей-то шепот на непонятном каркающем языке. Собрав остатки воли, Турецкий рванулся, преодолевая кошмар, но кто-то припечатал его вялое тело к кровати. Укол наркотика в вену довершил одурманивание.