Братья Трофимовы сидели в баре. Со стороны их поведение выглядело так, словно двое крутых парней решили оттянуться от души. Стол ломился от всего, что только можно было представить: обилие самой разнообразной выпивки, салатов и деликатесов – все это работало на имидж и должно было, судя по всему, вызывать у окружающих уважение и страх к тем, кто все это заказал. Окружающие – случайные посетители бара – и вправду с опаской поглядывали на соседние столы, очевидно размышляя, как бы побыстрее улизнуть из этого бара. Постепенно в баре становилось все меньше и меньше посетителей, все громче и громче кричали, веселясь, разгуляй-братья, все больше напрягались отутюженные и прилизанные официантки. Поставив на стол братьев очередную невесть зачем – на столе и так яблоку было негде упасть – заказанную порцию телятины по-африкански, официантка взяла в руки сотовый. Стараясь, чтобы никто не увидел ее звонящей, зашла за стойку бара.

– Егор Кузьмич? – спросила она в трубку.

Судя по-всему, ответили положительно.

– Здесь братья Трофимовы. Судя по всему, опять что-то затевают… – Нет, пока все в порядке, но…

Послушав трубку еще какое-то время, она сказала:

– Хорошо, я так и сделаю, – и дала отбой.

– Что сказал шеф? – она услышала около своего уха низкий мужской голос и почувствовала, как чьи-то сильные руки приобняли ее за талию.

Выронив от неожиданности трубку, девушка обернулась. За ее спиной стоял Жора Трофимов и угрожающе улыбался.

– Нет, я… ничего… – Официантка попыталась оправдаться и одновременно высвободиться из объятий Трофимова.

Он не отпускал ее, казалось, ему доставляет наслаждение заставлять окружающих испытывать страх.

– Что, пташка, боязно перед дядькой? – спросил Трофимов и прижал к себе дрожащую официантку.

– Да я… – начала было с угрозы официантка и запнулась.

– Что – ты? Шефу позвонишь? Мы прослушиваем все ваши разговоры, зайка моя, – и Трофимов игриво коснулся груди официантки, – да и потом, если я захочу… Я думаю, шеф просто отдаст мне тебя за определенную сумму…

– Зачем же шефу… – Девушка не закончила фразу.

Трофим понял:

– Ты хочешь сказать, зачем платить шефу, когда можно заплатить тебе?! Ну бабы!.. Говори – сколько…

Девушка замялась.

– Пятьдесят? – поинтересовался Трофимов-старший.

Официантка возмущенно вскинула на него глаза с наклеенными ресницами. Трофим понял, что мало, и продолжил:

– Сто?.. Может, двести? – Он достал из кармана брюк двести долларов и помахал ими перед носом официантки.

– Я на работе, – официантка проследила взглядом за купюрами, – могу только после смены, с одиннадцати вечера…

Трофим спрятал доллары в карман.

– Да я бы за тебя и цента не дал, шлюха ты продажная, – он сплюнул, – все вы… – очевидно вспомнив о чем-то своем, больном, Трофим вздохнул, потом отшвырнул от себя девушку так, что она врезалась в стойку бара.

Не глядя на нее, Трофим повернулся и пошел обратно, к столу, ломящемуся от подтверждения того, что он состоялся в этой жизни.

А началось все с большеглазой конопатой девчонки.

Их посадили за одну парту в первом классе. Все десять лет учебы в школе они дрались, ломая друг о друга линейки, ручки, карандаши. Причем оба сидели за первой партой, прямо перед учительницей. Его посадили на первую парту. Как самого отъявленного хулигана, а ее – из-за плохого зрения. Каждый вечер их мамы ходили друг к другу в гости выяснять отношения, кто из их детей был виноват на этот раз в затеянной драке. Причем выяснения, как правило, заканчивались тем, что мамы тоже ругались и расходились с твердым решением попросить учительницу их рассадить. Такие попытки были, причем кончались они тем, что Жора дрался с Аленкой (так звали девчонку) и через соседнюю парту, и через целый ряд, но теперь в ход летели учебники, огрызки яблок, ластики. В конце концов все поняли, что сделать ничего не возможно, и их оставили в покое. Драться они, конечно, не перестали, но теперь основные разборки происходили на переменах.

– Справа наподдай, справа, – советовали Жоре мальчишки на переменах.

– А ты ему – в глаз! – подсказывали переживающие за Аленку одноклассники.

Класс поделился на две половины – одна за Аленку, вторая за Жору. Для Жоры тогда казалось странным, почему на стороне Аленки были и мальчишки. Позже он понял почему: она восхищала их своими мальчишескими замашками, дерзостью и силой.

Причем побеждала, как правило, Аленка. Жора был маленьким, худеньким, щупленьким, почему-то до пятнадцати лет он плохо рос, мама даже таскала его по врачам, но те говорили: «Успокойтесь, мамаша, все у парня в порядке».

Тогда же, с одной целью – научиться давать Аленке достойный отпор, записался Жора в детскую секцию бокса, потом – на вольную борьбу. Любопытно было следующее: всюду, куда бы он ни записывался, он встречал… конечно, Аленку…

Когда ему было шестнадцать, затеял Жора первое дело – решил заняться фарцой. Дела сложились не совсем так, как ему хотелось бы, и в результате он остался должен серьезную сумму. Поделившись этим с Аленкой после очередной потасовки, он неожиданно обнаружил в ее лице друга (что, прочем, для окружающих уже давно не было секретом). Аленка предложила ему выход – совершить налет на тех, кому он должен, и вернут им их же деньги.

– А если они вычислят, кто это сделал? – Жора сомневался в том, стоит ли слушать Аленку.

– Тогда у тебя остается только один вариант – рассказать всю правду родителям, – пожала плечами Аленка.

– У нас с братом только мама, – разоткровенничался Жора и спохватился: – Только ты об этом никому…

– Железо! – поклялась Аленка.

– Маме я не могу. – Жора готов уже был согласиться с Аленкой.

– Мямля ты, а не мужик, – сказала Аленка, – мне даже драться с тобой после этого неинтересно.

– Постой. – И Жора принял решение.

Операция прошла удачно. Отдав долг, Жора пригласил Аленку в бар, там он впервые признался ей, да и самому себе тоже, в том, что любит ее. В тот же вечер она стала его первой женщиной.

Аленка оказалась на удивление нежной, чуткой и ласковой. Жора в ее сильных и одновременно нежных руках таял, готов был превратиться в пластилин для лепки Аленкиными руками чего угодно. Аленка победила и на этот раз.

С тех пор все, что он делал, он делал только для нее. Так продолжалось около года. До тех пор пока Аленка не бросила его ради «настоящего мужчины», как она выразилась, у которого было все: шикарный дом, много денег, машина, точнее, машины, – дело в том, что избранник Аленки был директором таксопарка.

С этого времени жизнь Жоры изменилась, его главной целью стало – отомстить Штирлицу (это была кличка Тихонова, директора таксопарка), отобрав у него все – таксопарк, деньги и, конечно, Аленку.

Брат стал на его сторону. Это было неудивительно: Антон был человеком тщеславным, сильным, так же как и Жора, без тормозов. Цели братьев вообще были общие – среди прочего разобраться с Саламбеком, который стоял у них на пути и мешал осуществлению их планов.

– Жора!

– Есть новости?

– Сюда едет Бутусов.

– Прокурор? – Жора удивился.

– Ему нужно отмазать сына, – понял вопрос брата Антон, – после истории в этим Шишком, будь он неладен…

– А что взамен?

– Я еще не решил. Как думаешь? – Антон лукавил, конечно, он уже знал, что они пропросят взамен за оказанную услугу прокурору.

В бар вошел невысокий, крепкого телосложения, лысоватый мужчина, во всем его виде сквозило открыто демонстрируемое благополучие: его походка, то, как он говорил, жесты, – все свидетельствовало о том, что его социальное положение довольно высокое. Это был прокурор Александр Николаевич Бутусов.

– У меня двадцать минут, – сказал он, ни к кому не обращаясь.

– Сюда проходите, – пригласил его Жора за уже освобожденный чистый стол. – Водка? Коньяк? Может быть, виски с содовой? Как насчет закуски?

– У меня всего двадцать минут, – строго повторил Бутусов.

Он рассказал Трофимовым о своей проблеме. Все это, конечно, не было для них новостью, но оба брата сделали вид, что впервые слышат об этом от прокурора.

– Бедный мальчишка, – посочувствовал прокурору Антон.

– Урод, – ответил прокурор и добавил: – Но сын, что поделаешь…

– Надо спасать, – посочувствовал Жора.

– Придется, – согласился Антон.

– Мне нужно, чтобы вы нашли человека, который возьмет вину на себя.

– То есть?

– Ну который подтвердит, что склонил его к употреблению наркотиков.

– И он явится в суд сам? – Жора подивился нелепости задумки прокурора.

– Да, – спокойно ответил тот.

– И суд будет удовлетворен? – задал глупый вопрос Антон.

Прокурор засмеялся:

– Если бы вы знали, какими доводами нередко удовлетворяется суд!

– Сроки? – перешел к делу Жора.

– Это все нужно сделать сегодня.

– Боюсь, что это нереально, – откинулся на спинку кресла Антон.

– Почему же, – Жора уже знал, что нужно делать, – я знаю, кто этот человек…

– Но учтите, что после признания этот человек должен перестать существовать, – добавил прокурор.

– Нет вопросов, – и Жора, предвкушая удовольствие от фурора, который он произведет своим предложением, заказал официантке виски, всем троим.

– Так кто же он? – не выдержал Антон.

– Шишков.

– Тот самый, который сейчас сидит в тюрьме? – переспросил Бутусов.

– Именно, – подтвердил Жора, – но для этого нам потребуется ваша, Александр Николаевич, помощь.

– Вы думаете, что Шишков согласится взять это на себя? С какой стати? – не выдержал прокурор.

– Жизнь, она, знаете ли, ценнее, – многозначительно произнес Жора, – мы с вашей помощью выпустим Шишкова из тюрьмы, ну, например, заменив ему следственный изолятор подпиской о невыезде, а когда он выйдет, разумеется, мы будем ждать его, предложим – либо жизнь, либо письменное признание своей вины… И ваш сын будет отмазан.

– А если он не согласится? – спросил Антон.

– Тогда мы предложим ему – либо жизнь его жены и детей, либо – взятие вины на себя…

– Я понял, – продолжил Антон, – а когда он подпишет, мы прямо там же, в машине, и…

– Зачем же прямо в машине, – передразнил интонацию брата Жора.

Все трое засмеялись.

– Мне пора, – поднялся прокурор.

Едва закрылась за ним дверь и братья успели пропустить по рюмке, как к бару подъехал автомобильный кортеж Саламбека. Из машин повыскакивали вооруженные люди, ринулись в фойе бара. Саламбек шел впереди, отдавая команды:

– Слева заходи, а ты – с тылу…

Из бара навстречу им кинулись вооруженные люди Трофимовых. Саламбек поднял руку с пистолетом и открыл ураганный огонь по противнику.

Саламбек, стреляя во все стороны, на ходу меняя обоймы, продвигался в глубь бара. Мохнатый ингуш шагал рядом с Саламбеком, и его не умолкавший ни на миг «калашников» здорово способствовал быстрому продвижению Саламбека.

В бар Саламбек, мохнатый ингуш, Самед и Мамед ворвались одновременно.

– Все на пол! – рявкнул Саламбек. – Кто не спрятался, я не виноват! – Восточное чувство юмора пробивалось у Саламбека, как правило, в самых неподходящих для этого ситуациях.

Все, кто не успел добровольно упасть на пол, тут же были сметены свинцом. После нескольких долгих очередей людей, стоящих или сидящих в баре, не осталось.

– Лида, звони папе, – пропищал справа от Саламбека девичий голос.

– Берегись! – Саламбек тут же пальнул в сторону голоса.

Казалось. Ему было все равно, куда и в кого стрелять. Им овладела эйфория, восторг от чувства власти над этими спрятавшимися от пуль жалкими, беспомощными людьми: если он захочет – они будут жить, если нет – то… Выпустив бесцельно обойму, Саламбек остановился, словно вспомнив о цели своего визита в бар.

Где же тот, точнее, те, ради кого все это затевалось? Стараясь не замечать пороховой вони, Саламбек всматривался сквозь дым в людей на полу – он искал Трофимовых. Вдруг откуда-то с пола полыхнуло огнем, и мохнатый ингуш, задев Саламбека плечом, полетел на пол. Предчувствие не обмануло Саламбека – это был последний рейд мохнатого ингуша.

Но сейчас не его смерть заботила Саламбека. Род деятельности, которым он занимался, научил его спокойно относиться к смерти как своих близких, так и своей собственной.

В рассеивавшемся пороховом дыму он все отчетливее видел главное: ни среди раненых, ни среди мертвых братьев Трофимовых не было.

– Ушли, – сказал Саламбек.

Самед и Мамед поняли, о чем говорил их патрон, – Трофимовы успели скрыться.