Выбор оружия (окончание)

Незнанский Фридрих Евсеевич

Глава девятая. ЧАС БЫКА

 

 

1

Весь следующий день Турецкий провел в кабинете директора «Глории», где вместе с его хозяином готовил для Генеральной прокуратуры доследственные материалы по делу Дорофеева: редактировали расшифровки переговоров, высеивая из них то, что не имело значения по существу дела, вставляли необходимые комментарии, проясняющие суть тех или иных документов. Немало времени занял у Турецкого его отчет о поездке в Норильск и изложение переговоров, которые он там вел. Нужно было побеспокоиться и о том, чтобы «Глорию» не обвинили в нарушении закона об оперативной деятельности и на основании этого не лишили бы лицензии. Для этого «наружку» переименовали в службу охраны клиента и доклады «наружки» о перемещениях и контактах Дорофеева изложили как случайные наблюдения, полученные сотрудниками «Глории» в процессе выполнения охранных мероприятий. Это, впрочем, входило в контракт «Глории» и Народного банка и законом не возбранялось. Сложнее было с «прослушкой». Но и тут нашли выход: часть информации представили как случайно услышанные разговоры, другую часть объяснили тем, что с помощью современной аппаратуры удалось поймать сигнал и расшифровать переговоры, которые транслировались из кабинета Дорофеева посредством подслушивающих устройств. Эти устройства были установлены в кабинете генерального директора Народного банка неизвестными лицами, которые лишь позже стали известны (бывший начальник аналитического отдела Б. Глузман). Ну а записи из 634-го номера гостиницы «Космос» упросили взять на себя Грязнова-старшего. У МУРа были на то законные основания в связи с оперативной разработкой по делам об убийствах Кузнецова и Гармаша: лже-Никитин оказался в сфере этой разработки. Грязнов-старший помялся, побурчал, но согласие взять это дело на себя все-таки дал.

Вместе с копиями буровых журналов и пояснительной запиской Смирнова документов набралось столько, что нечего было и думать впихнуть их в фирменную папку «Глории». Пришлось послать секретаршу в «Детский мир», откуда она принесла три объемистые папки. Их хватило, чтобы разместить все документы.

Немного они с Денисом поспорили из-за титула. «Дело Дорофеева» — это было по существу правильно, но охватывало лишь часть материалов. Решили, что более общее название — «Дело о концерне «Норильский никель» — будет верней.

Еще часа два ушло на то, чтобы сделать ксерокопии всех материалов из «прокурорской» папки.

Наконец закончили. Турецкий упаковал «прокурорскую» папку в плотную оберточную бумагу и попросил Дениса подбросить его домой к Косте Меркулову. Во-первых, время было уже позднее, и потом, тащиться с такими документами на метро и автобусе все же не стоило. Мало ли...

Меркулова Турецкий застал перед телевизором, что было само по себе необычным, но то, с каким вниманием и даже азартом он всматривался в экран, и вовсе поразило Турецкого. Костя никогда не был любителем ТВ, предпочитал газеты, а если выпадало свободное время — серьезные книги по истории России. Но тут он даже не оглянулся на друга, лишь кивнул и показал на кресло: садись и смотри.

— А что там? — поинтересовался Турецкий. — Какой-нибудь детектив?

— Он самый. Производства киностудии имени Александра Турецкого.

В программе новостей шел репортаж с биржи: молодые люди в расстегнутых пиджаках, со сбитыми на сторону галстуками суетились у стоек, судорожно совали друг другу бумаги, ставили свои подписи, перебегали от одной группы к другой. Время от времени на экране возникало демонстрационное табло. Цифры в графе «Норильский никель» мелькали, как на счетчике стремительно мчащегося такси.

«Таким был этот день на Московской товарной бирже», — произнес диктор заключительную фразу, и сюжет закончился.

Меркулов выключил телевизор.

— Давно не видел такого зрелища, — признался он. — Знаешь, на сколько вырос курс норильских акций?

— Слышал краем уха по радио — в сто десять или в сто пятнадцать раз.

— В сто двадцать четыре, — поправил Меркулов. — И как прямое следствие — курс доллара упал на девять пунктов. Поздравляю. Эдак ты станешь спасителем России!

— Ага, — кивнул Турецкий. — И памятник мне поставят. На Лубянке, вместо Дзержинского. Железный Шурик. И детишки будут спрашивать: а что это за дядя, весь помеченный птичками? Нет уж, спасибо. У нас спасителей России и без меня хватает.

— Ну, рассказывай!

Меркулов слушал, как всегда, внимательно, не перебивая, но Турецкому показалось, что детали операции по аресту Борзова-Никитина и передаче его американским властям не слишком-то его интересуют.

— За сколько, ты сказал, Дорофеев решил свои проблемы? — спросил Меркулов, когда Турецкий закончил.

— За час. Даже чуть меньше. Подсуетился — свою шкуру спасал. В общем, так или иначе, но главное сделано.

Костя с сомнением покачал головой.

— Нет, Саша. Боюсь, что это было не главное. Далеко не главное.

— А что же, по-твоему, главное?

Меркулов постучал пальцем по «прокурорской» папке.

— Вот это. Ладно, оставляй, буду вникать.

Придется сегодня недоспать. Завтра к девяти утра — ко мне. И Грязнову передай, чтобы тоже был. Я имею в виду рыжего полковника Грязнова, а не твоего юного рыжего друга Дениса.

— Зачем мы тебе? — не понял Турецкий.

— Передадите эти материалы лично генеральному прокурору.

— А сам ты не можешь это сделать?

— Это дело разрабатывали и тащили вы. От начала до конца. Оно ваше. А я выскажу свои соображения. Если они у меня к утру появятся.

— Можешь не сомневаться, появятся, — заверил его Турецкий.

— Да я, к сожалению, не сомневаюсь.

Турецкий внимательно посмотрел на своего друга.

— Что-то не нравится мне твое настроение.

Меркулов вздохнул.

— Мне тоже...

На следующее утро, ровно в 9.00 старший советник юстиции Турецкий и полковник милиции Грязнов вошли в просторный кабинет заместителя Генерального прокурора России. Меркулов уже сидел за своим необъятным письменным столом. Лицо у него было тяжелое, хмурое, под глазами темнели мешки — следы бессонной ночи. На столешнице перед ним не было ни единой бумаги — лишь толстая папка с надписью: «Дело о концерне «Норильский никель».

Меркулов молча пожал руку Турецкому и Грязнову.

— Посидите, я узнаю, когда он сможет нас принять. — И вышел из кабинета.

Минут через пять вернулся.

— Пошли...

Последний раз Турецкий видел генерального прокурора на следующий день после своего возвращения из Гармиша. Тогда генеральный даже не пытался сдерживать кипевшее в нем раздражение. Теперь это был другой человек — словно подменили — добродушно-приветливый, даже какой-то по-светски любезный. Он радушно поздоровался с пришедшими, приказал секретарше принести им кофе, а себе чаю и даже разрешил курить, поставив перед Турецким и Грязновым тяжелую хрустальную пепельницу. Но ни Гряз-нов, ни Турецкий не рискнули воспользоваться этим разрешением.

— Итак, чему я обязан удовольствию видеть вас? — спросил генеральный, когда секретарша поставила перед гостями керамические чашечки с черным кофе, а перед ним — внушительный фаянсовый бокал с густо заваренным чаем.

Меркулов положил перед ним папку. Объяснил:

— Эти документы подготовлены в результате совместной деятельности МУРа и детективного агентства «Глория», в котором Александр Борисович во время своего вынужденного отпуска выполнял роль консультанта.

— «Дело о концерне «Норильский никель», — прочитал генеральный прокурор надпись на папке. — Это как-то связано со вчерашним бумом на Московской товарной бирже?

— Самым непосредственным образом, — подтвердил Турецкий. — Мы сначала хотели назвать это делом Дорофеева, но потом решили, что это неоправданно сузило бы тему. За рамками такого названия остались бы многие важные составляющие этого дела.

Генеральный прокурор слегка нахмурился.

— Дорофеева? Какого Дорофеева вы имеете в виду?

— Генерального директора Народного банка.

Генеральный прокурор помрачнел еще больше. Он даже отставил в сторону свой бокал с чаем.

— Каковы же составляющие этого дела?

— Как минимум, три убийства. Диверсия в Мурманском порту. И целый букет масштабных финансовых афер.

Генеральный прокурор обратился к Меркулову:

— Вы ознакомились с документами?

— Ваше мнение?

— Это в высшей степени профессиональная и добросовестная работа.

— Я не сомневаюсь в профессиональности и добросовестности Александра Борисовича и Вячеслава Ивановича. Меня интересует ваше мнение о важности дела.

— Если дело будет принято к производству Генеральной прокуратурой, оно будет одним из самых значительных за последнее время. Разумеется, после дела о причинах возникновения войны в Чечне, — добавил Меркулов.

— Вы считаете, у нас есть основания принять это дело к своему производству? — спросил генеральный.

— Да. При всей разнородности материалов здесь есть объединяющий фактор. Но окончательное решение этого вопроса должны принять лично вы.

Генеральный прокурор задумался. Затем сказал:

— Я самым тщательным образом изучу все эти материалы и сообщу вам о своем решении. В любом случае, однако, благодарю вас, Александр Борисович, что вы провели эту работу в свое свободное, так сказать, время. А вас, Вячеслав

Иванович, за то, что вы сделали ее помимо ваших многочисленных и многосложных служебных обязанностей.

Он встал, давая понять, что аудиенция закончена.

— У меня есть просьба, — обратился к нему Турецкий.

— Буду счастлив ее удовлетворить. — Генеральный прокурор был снова сама любезность. — Какая просьба?

— Мы не смогли бы добиться никаких результатов в этом деле, если бы не помощь капитана Сергея Николаевича Воронина из Вятского УВД. Я знаю его уже много лет как чрезвычайно опытного и добросовестного работника...

— Я тоже, — вставил полковник Грязнов.

— На мой взгляд, — продолжил Турецкий, — ему неоправданно долго откладывается присвоение очередного звания. Я попросил бы вас выйти с соответствующим ходатайством к руководству МВД. Для этого сейчас есть все основания и хороший повод.

— Руководство МУРа поддержит просьбу Александра Борисовича? — обратился генеральный к Грязнову.

— Без всякого сомнения, — ответил Грязнов.

— Собственно говоря, МУР и сам может это сделать.

— Но с вашей поддержкой это будет гораздо эффективнее.

— Что ж, подготовьте соответствующие документы. Я с удовольствием поддержу это представление.

Аудиенция закончилась.

— Молодец, Сашка, — одобрил Грязнов, когда они вернулись в кабинет Меркулова и закурили, переваривая результаты встречи с генеральным прокурором. — Серега Воронин нам действительно здорово помог. А не забудет ваш шеф? По-моему, он из тех, про кого писатель Лесков сказал: «Русский человек дает обещания по расположению, а выполняет по обстоятельствам».

— Я ему напомню, — пообещал Меркулов.

— Славка, когда ты успеваешь читать? — изумился Турецкий. — Да кого — Лескова!

— Я не успеваю, — признался Грязнов. — Попалась случайно книга «Умные мысли». Из нее я и черпаю. Время от времени. Какое решение, по-вашему, примет генеральный по делу о «Норильском никеле»? — спросил он у Меркулова.

Тот лишь пожал плечами.

— Поживем — узнаем... Тебя гложут какие-то сомнения? — обратился он к Турецкому, заметив, что тот хмурится.

— Есть немного, — признался Турецкий. — У нас имеются еще две копии дела о «Норильском никеле». Одна остается в архивах «Глории», а вторую... Вторую я хотел бы отдать Дорофееву.

— Как — отдать? — не понял Грязнов. — Когда?

— Может быть, даже сегодня.

— Опупел? — поинтересовался Грязнов. — Он же немедленно свалит. И черта его потом найдешь. Это у тебя от нервных перегрузок. Попей пивка, выспись как следует — и пройдет. Все, господа, я исчез — до отпуска мне, к сожалению, еще далеко.

И полковник Грязнов покинул кабинет Меркулова.

— Ты тоже считаешь, что я опупел? — спросил Турецкий.

Костя ответил не сразу.

— Почему у тебя родилась такая мысль — отдать Дорофееву? — спросил он.

— Интуиция, — признался Турецкий. — Внутренний голос.

— Отчетливый?

— Не очень.

— Тогда подумай. А надумаешь... Внутренний голос — он иногда подсказывает ценные идеи.

— А если Дорофеев действительно свалит?

Меркулов улыбнулся и совершенно неожиданно для Турецкого заключил:

— Возможно, Саша, что это был бы самый оптимальный выход.

— Для кого? — не понял Турецкий.

— Для всех...

 

2

В прохладном кабинете директора «Глории» томился Денис, ожидая возвращения Турецкого. Когда тот появился, Денис жадно выслушал рассказ о встрече с генеральным прокурором и был явно разочарован.

— Что там думать-то? Дело ведь ясное. Будь я генеральным прокурором, — и минуты бы думать не стал.

— Вот поэтому генеральным прокурором ты никогда и не будешь, — ответил Турецкий.

— Да не очень-то и стремлюсь, — отмахнулся Денис. — Дядя Саша, я на вас обижен. Почему вы не рассказали, что ваш «жигуль» взорвали?

— А ты-то откуда знаешь?

— Ваша жена сказала. А дядя Слава подтвердил. А мне вы и словом не обмолвились.

— Ну, сказал бы. И что? Приехал бы тушить?

Так пожарники все равно раньше успели.

— Как вам самому-то удалось выскочить?

— Высокая прыгучесть, друг мой. Спортом нужно в юности заниматься, а не по бабам бегать.

— Вы занимались?

— Честно сказать — не очень, — признался Турецкий. — Может быть, лишь в институте.

— Ладно. Как бы там ни было, а дело мы сделали, — подвел итог Денис. — Вот ваш гонорар, — он протянул Турецкому плотный конверт.

Турецкий заглянул внутрь. Там зеленели стодолларовые купюры.

— А не слишком ли много ты мне отсыпал?

— Как договорились. По сотне в день. Плюс тридцать процентов премии. Как всем моим кадрам. И мне в их числе. Я считаю, что мы их честно отработали. Не поехать ли нам куда-нибудь пообедать по этому поводу? В ресторан Домжура, например?

— Только не в Домжур, — запротестовал Турецкий. — Боюсь, у меня исчезнет там аппетит.

— Тогда в «Узбекистан», — предложил Денис.

— Это можно, — согласился Турецкий. —

Только мы прихватим с собой одного человека.

— Кого?

— Увидишь. Тебе интересно будет с ним познакомиться. Тем более что мы должны ему передать кое-какие документы.

Он достал из сейфа оригиналы буровых журналов и объяснительную записку Смирнова.

В кабинет начальника конторы Норильскснаба они отправились вдвоем. По привычке Турецкий задержался возле стола с газетами. На нем лежал вчерашний номер «Заполярной правды», его еще даже не успели подшить. На первой полосе бросался в глаза жирный заголовок, набранный, судя по всему, самым крупным шрифтом, какой только был в типографии. Он гласил: «Мужики! Что происходит?!»

Под ним был короткий текст — телеграмма «Интерфакса» о буме на Московской товарной бирже.

При виде Турецкого Никольский вскочил и заулыбался во все свои тридцать два металлических зуба.

— Александр Борисович! Дорогой! Мне все телефоны из Норильска оборвали: кто такой Б. Александров, откуда у него эти документы? Почему вы прикрылись псевдонимом?

— Скромность украшает российского журналиста.

— К черту скромность! Вы даже представить себе не можете, что вы совершили! Вам памятник в Норильске нужно поставить!

— Не мне, — возразил Турецкий. — Если речь зашла о памятнике, я поставил бы его Гармашу.

Никольский подумал и согласился:

— Это был бы очень хороший памятник.

Может быть, самый лучший в мире.

— У вас оказии в Норильск часто бывают? — спросил Турецкий.

— Практически каждый день.

Турецкий передал Никольскому буровые журналы и пояснительную записку Смирнова.

— Перешлите их в норильскую экспедицию.

Мы хотели послать по почте, но почта нынче не больно-то надежна. А документы слишком важные.

— Сегодня же отправлю. Или завтра — с первой оказией.

— А теперь познакомьтесь с моим молодым коллегой и другом, директором агентства «Глория» Денисом Грязновым и пойдемте обедать в ресторан «Узбекистан».

— С удовольствием, — принял приглашение Никольский.

Часа три они провели за столиком во внутреннем дворике «Узбекистана», отдавая должное прекрасной кухне и слушая рассказы Никольского о Норильске — городе, который он страстно ненавидел и так же страстно любил. Уже смеркалось, когда они покинули гостеприимный «Узбекистан» и проводили Никольского домой. А потом еще около часа бродили по Тверской.

— Почему-то не хочется идти домой, — признался Денис. — У меня в Барнауле была приятельница, актриса, так после спектакля они часа по два в своих гримуборных торчали. Сгоняют меня за бутыльком и треплются, треплются. Я злюсь, а она говорит: после хорошего спектакля никогда не хочется домой, а хочется продлить ощущение праздника. В этом роде. Теперь я ее понимаю.

Но домой все-таки было пора. Они уже пожали на прощанье друг другу руки, и Денис повернул к метро, но Турецкий неожиданно окликнул его:

— Погоди! Вернемся на минутку в «Глорию».

— Зачем? — удивился Денис.

— Мне нужна папка с делом о «Норильском никеле».

— Зачем? — повторил Денис.

— Отнесу ее Дорофееву.

— Прямо сейчас?

— Дядя Саша, вы уверены, что это правильное решение?

— Целый день был неуверен. А теперь — да, уверен.

Денис с сомнением посмотрел на него, но ничего не сказал.

Из «Глории» Турецкий позвонил в приемную Дорофеева. Трубку взял его референт.

— Это Турецкий. Не забыл еще, сынок, мою фамилию? Тогда скажи своему шефу, что я сейчас подъеду.

Едва Турецкий, держа под мышкой толстую папку, появился в приемной Народного банка, референт тотчас поднялся со своего места и открыл перед ним дверь  Дорофеевского кабинета:

— Вас ждут.

Банкир чуть приподнялся в кресле, приветствуя Турецкого, и гостеприимным жестом предложил сесть.

За окнами было уже темно, люстра в кабинете не горела. Перед Дорофеевым на столе лежала груда бумаг, которые он изучал при сильном свете настольной лампы. Весь длинный стол для совещаний был завален вчерашними и сегодняшними газетами, среди которых Турецкий заметил и «Экономист» и «Индепендент».

— Думаю, Илья Наумович, что эта наша встреча будет последней, — сказал Турецкий, располагаясь в кресле. Папку с делом о концерне «Норильский никель» он положил перед собой.

— Даже не знаю, радоваться мне нашей последней встрече или огорчаться, — ответил банкир.

— Не то и не это. Примем это как факт. Без оценки.

— Согласен. Но прежде чем вы перейдете к делу, по которому пришли, позвольте только один вопрос. — Дорофеев кивнул На газеты, рассыпанные по столу для совещаний: — Для чего вы это сделали?

— Боюсь, что мой ответ покажется вам несколько высокопарным.

— И все-таки?

— Чтобы сохранить для России ее национальное богатство.

— Звучит действительно высокопарно. Но я вам верю. Как ни странно. Я отдаю должное мастерству, с которым вы провели всю эту операцию, но, признаться, совершенно не понимаю логики ваших поступков. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что упустили возможность заработать очень большие деньги?

— И не дал возможности сделать это никому другому. В том числе и вам.

— Речь сейчас только о вас. Очень большие деньги, — повторил банкир. — И заработать честно.

— У нас разные понятия о честности.

— И это кажется мне странным. Мы люди примерно одного возраста, одного воспитания, учились в одинаковых школах и институтах — откуда же такая разница в мировосприятии?

— Может быть, у нас были разные учителя? — предположил Турецкий.

— Возможно. Оставим это. Что сегодня привело вас ко мне в этот неурочный час?

— Некое не вполне ясное мне самому чувство морального долга. — Он придвинул к Дорофееву папку. Объяснил: — Здесь копии документов, которые сегодня утром были официально вручены Генеральному прокурору России. Я решил, что вы имеете право ознакомиться с ними прежде, чем прокурор примет решение по этому делу.

— Необычный поступок, — заметил банкир.

— И даже не на сто процентов законный, — согласился Турецкий. — Потому что в деле есть документы, представляющие служебную тайну.

— И вы все же решили ознакомить меня с ними. Почему?

— Во-первых, вся эта информация была собрана на деньги Народного банка, вашего банка. Но это не главное. Решающим для меня был один ваш поступок, которому сами вы, возможно, не придали значения.

— Какой же?

— Когда вы превратили бандитские деньги в наследство для жены и детей Игоря Никитина. Я понимаю, что вы преследовали свои весьма определенные цели, и этот эффект был, так сказать, побочным. Но факт есть факт: вы это сделали. Даже если не ставили перед собой такой цели.

— Почему вы отказываете мне в способности оценивать моральный аспект моих поступков? Я вполне отдавал себе отчет в том, что делаю. И в этом плане — тоже.

— Тогда я тем более прав, что пришел к вам и принес это досье.

— «Дело о концерне «Норильский никель», — прочитал банкир надпись на папке. — Какое, по-вашему, решение я могу принять после того, как ознакомлюсь с этим делом?

— Какое бы решение вы ни приняли, это будет вашим решением. И только вашим. — Турецкий встал. — Всего доброго, господин Дорофеев.

— Всего доброго, господин Турецкий...

Внизу, у выхода из банка, Турецкого перехватил Пономарев. Вид у начальника службы безопасности был встревоженный. Он завел Турецкого в комнату охраны, отослал дежурного и показал на один из мониторов. На экране был кабинет Дорофеева. Сам банкир сидел за столом и внимательно читал материалы из «Дела о концерне «Норильский никель».

— Я все видел на мониторе, он забыл выключить камеру. Что за папку вы ему дали?

— Это копии документов, которые сегодня утром были вручены генеральному прокурору.

— Зачем вы это сделали? А если он после этого скроется, сбежит за границу?

Турецкий беспечно пожал плечами.

— Это будет его решением...

Домой он вернулся в двенадцатом часу ночи. Нинка давно уже спала. Ирина ждала его с ужином.

— Почему так поздно? Я уже начала беспокоиться. Умывайся и садись за стол, все уже, наверное, остыло.

— Спасибо, мы сегодня с Денисом плотно пообедали — отметили окончание дела.

— Закончили? Слава Богу. Хоть отоспишься. А то вид у тебя — будто на тебе неделю воду возили.

Турецкий передал ей конверт с деньгами.

— Держи. Муж вернулся с охоты и принес кусочек мамонта.

Она заглянула в конверт, потом пересчитала деньги.

— Сашка! Мы с тобой теперь такие богатые!

— Это ненадолго, — успокоил он жену. — Ложись-ка, Иришка, спать. А я еще немного посижу, покурю спокойно. Да хоть газеты почитаю.

В половине первого он вынес на кухню телефон, плотно прикрыл за собой дверь и набрал номер комнаты охраны Народного банка. Ответил Пономарев.

— Это Турецкий. Ну что он?

— Сидит читает.

— Я позвоню попозже.

— Звоните, я буду здесь...

В половине второго Турецкий позвонил снова.

— Дочитывает, — сообщил Пономарев.

Турецкий помедлил и решительно сказал:

— Я сейчас подъеду.

В прихожей он натянул куртку. Осторожно, стараясь не греметь ключами, запер дверь. Первый же частник согласился за двадцатку отвезти его на Бульварное кольцо. У входа в Народный банк Турецкий отпустил машину и нажал кнопку вызова дежурного. Двери открыл сам Пономарев, молча провел Турецкого в комнату охраны и кивнул на кресло: устраивайтесь. Все мониторы, кроме камер наружного наблюдения, были темными, лишь светился экран кабинета генерального директора банка. Турецкий увидел, как Дорофеев закрыл папку, откинулся к спинке резного кресла и прикрыл глаза.

Турецкий взглянул на часы. Было ровно два.

— Час быка, — заметил он.

— Что это значит? — спросил Пономарев.

— На цифре «два» в знаках зодиака — телец. Бык. Поэтому два часа ночи — час быка. Самый тяжелый час. Время принятия самых трудных решений.

И словно бы в подтверждение его слов Дорофеев поднялся из кресла и подошел к книжному стеллажу. Нажал скрытую за книгами кнопку. Секция повернулась. Дорофеев открыл сейф и какое-то время просматривал лежавшие там бумаги. Потом взял что-то, какой-то темный комок и, не запирая сейфа, вернулся к столу. Комок оказался пистолетной кобурой.

— Бразильский «росси», его личное оружие, — шепотом, словно Дорофеев мог услышать, проговорил Пономарев.

Дорофеев удобно устроился в кресле, вытащил пистолет из кобуры и внимательно его осмотрел. Передернул затвор, досылая патрон в казенник. Потом положил пистолет поверх папки с делом о концерне «Норильский никель». Встал и выключил видеокамеру. Экран монитора погас.

Турецкий вскочил.

— Нужно его остановить!

Пономарев покачал головой.

— Нет. Это его решение... Езжайте-ка, Александр Борисович, домой. Я побуду здесь. И если что...

Он недоговорил, но ничего договаривать и не нужно было.

 

3

Утром Ирина с трудом растолкала мужа.

— Тебе звонят из прокуратуры. Из приемной генерального. Помощник говорит, что тебя срочно вызывает сам генеральный прокурор.

— Пошли ты их всех подальше, — проворчал Турецкий. — И скажи, что я в отпуске.

— Я говорила. Помощник ответил, что приказом генерального прокурора ты отозван из отпуска и должен немедленно явиться к нему.

Чертыхаясь, Турецкий сунул голову под сильную струю холодной воды, кое-как оделся и отправился на Пушкинскую, чувствуя, как в каждой клеточке его тела ноет тяжелая, не побежденная коротким сном, многодневная усталость.

При его появлении в приемной помощник генерального поднялся.

— У него совещание. Но он просил немедленно сообщить, когда вы придете. Посидите, я сейчас ему доложу.

Через минуту в приемную из своего кабинета вышел генеральный прокурор. В руках он держал правительственный бланк.

— Александр Борисович, с сегодняшнего дня ваш отпуск прекращен, — официальным тоном сообщил он. — Мне поручено довести до вашего сведения, что ваша докладная записка на имя Президента России и секретаря Совета Безопасности рассмотрена соответствующими инстанциями и по ней принято положительное решение.

— Что это значит — положительное решение? — спросил Турецкий.

— Ваши предложения одобрены. В связи с этим вам надлежит сегодня же вылететь в Мюнхен, а оттуда прибыть в Гармиш-Партенкирхен. Выездные документы и командировочные приготовлены. Вот официальное предписание.

Он вручил Турецкому бумагу и вернулся в кабинет.

Турецкий внимательно прочитал предписание. В нем сообщалось, что старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре России, старший советник юстиции А. Б. Турецкий откомандировывается в г. Гармиш-Партенкирхен.

— Ваш самолет через час пятьдесят минут, — предупредил помощник генерального. — Вот ваши документы. Поторопитесь.

Легко сказать — поторопитесь! Турецкий позвонил в «Глорию». Денис, к счастью, был на месте.

— Выручай, Денис, — взмолился Турецкий. — Через час пятьдесят у меня самолет из Шереметьева-2, а нужно еще хоть за вещами заехать.

— Успеем, дядя Саша! Через три минуты буду, ждите у ворот прокуратуры.

И действительно, не успел Турецкий подойти к воротам, как к ним лихо подкатил Денис. Но не на своем обычном «фиате-уно», а на новенькой красной «семерке». И началась гонка. Дома Турецкий пошвырял в чемодан вещи для парадного случая, нацарапал Ирине записку и попросил Дениса объяснить ей по телефону, что к чему. Через час они уже были в Шереметьеве — как раз по радио объявляли посадку на мюнхенский рейс.

Денис загнал «семерку» на платную стоянку, выписал квитанцию и отдал ее со всеми документами на машину и ключами Турецкому.

— Мне-то все это зачем? — не понял Турецкий.

— Затем, что теперь эта машина ваша, — объяснил Денис. — Вы утратили свое транспортное средство в ходе выполнения работы для нашего агентства. Мы сочли себя обязанными возместить понесенный вами ущерб. Все в порядке, дядя Саша! Мы на этом деле хорошо заработали. И благодаря ему получили еще два крупных заказа. Так что если будет время и желание подработать еще немного... — Он спохватился: — Время, дядя Саша! Бежим!

Уже в зале таможенного контроля Турецкий вспомнил.

— Газет мне купи! — крикнул он Денису.

— Каких?

— Любых. Сегодняшних! Только быстро!

Денис успел купить целую кипу газет и передать их Турецкому.

— Счастливо! — помахал он ему вслед.

Едва самолет Люфтганзы поднялся в воздух,

Турецкий начал внимательно просматривать газеты. Начал с «Московского комсомольца»:

«Пулей снайпера убит владелец сети московских баров... »

«Власти не оставят горожан один на один с Гриппом...»

«Вооруженный дезертир четыре месяца разгуливал по Подмосковью... »

«Труд»:

«Неизвестные похитили в Чечне настоятеля храма... »

«Евгений Примаков: не бояться экономических санкций... »

«Сотби»: под стук молотка уходят российские шедевры...»

«Независимая газета»:

«Ельцин предложил Лукашенко фактическое объединение России и Белоруссии...»

«Нефть — это всегда политика... »

И ни слова о самоубийстве генерального директора одного из самых крупных банков России!

«Мегаполис-экспресс»:

«Самоубийца получил зарплату на башенном кране... »

«Колдунью Елену забили ногами...»

«Мир новостей»:

«Водочные махинаторы... »

«Журналистов активно вооружают...»

«Коммерсантъ дейли»:

«Внешнеторговый оборот России вновь увеличился... »

«Недвижимость как приоритетный товар... »

«Правда» — тоже ни слова о самоубийстве банкира.

«Сегодня» — ни слова.

«Новая Россия» — тоже ни слова.

Что за дьявольщина?!

И вдруг в колонке официальной хроники «Новой России» Турецкий увидел небольшую заметку и, прочитав ее, не поверил своим глазам.

Перечитал еще раз.

И еще.

Там было:

«Новое назначение. Как нам стало известно, подписан указ о назначении первым вице-премьером кабинета министров РФ одного из крупнейших финансистов России, бывшего генерального директора Народного банка господина Дорофеева. Новый вице-премьер будет курировать экономические вопросы».

Самолет Люфтганзы набрал необходимую высоту, погасли табло, предписывавшие пристегнуться ремнями и запрещавшие курить. Теперь можно было сбросить ремень и закурить.

Что Турецкий и сделал.

И воззвал к Всевышнему: «Господи! Да сколько же еще все это нам терпеть?!»

И ему было ответствовано голосом протопопа Аввакума: «До самыя смерти, господин Турецкий! До самыя смерти!.. »