1

За два месяца до своей гибели Вениамин Кротов, студент физмата МГУ, весьма продвинутый программист, подрабатывающий в одной из хорошо известных на компьютерном рынке фирм, и ближайший друг Дианы Гродневой, собирался жить долго и хорошо.

«Хорошо» означало в первую очередь безбедно, хотя, если вдуматься, что такое бедность, Веня, или Веник, как называли его большинство приятелей, отродясь не знал. Однако, начиная лет примерно с четырнадцати, Вениамин Кротов неотступно мечтал не просто о деньгах, а о деньгах по-настоящему больших. Каким образом они у него появятся — представлял он смутно, зато ясно и четко знал, для чего именно ему, Вениамину Кротову, эти деньги нужны. Дело было не только в том, чтобы жить в свое удовольствие, не считаясь с расходами. Прежде всего деньги являлись для Кротова символом свободы, жажда которой с годами становилась все острее. Свобода же должна была начаться с полного освобождения от зависимости, оковы которой наложил на Вениамина его собственный отец.

Сергея Степановича Кротова, «проклятого папашку», как называл его про себя Веня, он боялся и ненавидел тоже примерно лет с четырнадцати. Именно тогда случилась история, воспоминание о которой все последующие годы неизменно приводило Веню в бешенство.

Дни стояли праздничные — то ли ноябрьские праздники, которыми начинались школьные каникулы, то ли майские. Веня и двое его приятелей-одноклассников впервые решили отметить данный факт «по-взрослому». Соединив свои довольно скудные сбережения, они наскребли сумму, которой еле-еле хватило на бутылку самой дешевой водки. Уговорили ее в тесной, провонявшей потом раздевалке школьного спортзала.

То ли водка оказалась поддельной, то ли просто так подействовала на пацанов с непривычки, только как он добрался домой, во сколько и в каком виде, Веня решительно не помнил. Зато навсегда запомнил утро после тяжкого и тошнотворного пробуждения. Ему тогда здорово не повезло: Сергей Степанович, большую часть своей жизни проводивший на полигонах и в командировках то сибирских, то дальневосточных, оказался дома. И с сыном разобрался по-своему, как выразился сам, по-солдатски. Проще говоря, проклятый солдафон-папаша, дождавшись Вениного похмельного пробуждения, несмотря на рыдания жены Ольги Петровны, самым позорным образом высек сына по голой заднице, спустив с того трусы и зажав Бенину голову между собственных ног… Высек своим ремнем с пряжкой — до крови, так, что тот не меньше недели мог только ходить или лежать на боку, но никак не сидеть…

И если до этого случая Вениамин был к отцу просто равнодушен, то после действительно возненавидел его. Тем более что с тех пор, несмотря на то что пьяным сына генерал не видел больше ни разу, контроль над ним Сергей Степанович ухитрялся осуществлять и дистанционно, с помощью карманных денег, выдавал которые Вениамину в смешном количестве. Конечно, мягкая и сердобольная, в отличие от мужа, Ольга Петровна, как могла, экономила на хозяйственных расходах, подсовывая своему единственному и горячо любимому чаду тайком от отца какие-то жалкие гроши, а главное, всячески покрывая его от генерала — благо, дома тот по-прежнему бывал редко. А покрывать было что: если бы Сергей Степанович, к примеру, узнал, что любимым развлечением сына давным-давно стали ночные клубы или что в его отсутствие Вениамин частенько не ночует дома, а свою зарплату тратит исключительно на себя, не давая матери ни гроша, он, пожалуй, не постеснялся бы повторить ту памятную экзекуцию. Тем более что и по сравнению с вполне взрослым, но худосочным Вениамином генерал был настоящим силачом и справился бы с тем запросто…

Что касается Ольги Петровны, она обожала не только сына, но и мужа, и сердце ее буквально разрывалось между двумя мужчинами, которым она посвятила свою жизнь. Нельзя сказать, что Ольга Петровна не понимала, что покрывать Венины грешки — не самый лучший способ решить семейные проблемы. Однако у нее имелось свое оправдание: генерал находился на столь ответственной государственной должности, что расстраивать его было ни в коем случае нельзя! Да и что такого страшного, в конце концов, делает Венечка?.. Нынче вся молодежь так живет — и ничего… Как жаль, что мужу этого не объяснишь, уж очень строг он по отношению к сыну. И всегда был строг.

В свое время Ольга Петровна, обнаружив, что муж, во всяком случае, с ее точки зрения, любит их единственного ребенка недостаточно горячо, категорически отказалась рожать второй раз, хотя генерал на этом настаивал. Это был единственный случай в их жизни, когда Сергею Степановичу не удалось настоять на своем. Ольга Петровна с болью в душе осознавала, что мужу его собственный сын не нравится: не нравится ему унаследованная Венечкой от бабушки ангельская внешность, не нравится неспособность сына к спорту, исключающая возможность сделать из единственного наследника такого же блестящего офицера, как его отец.

С тем, что Вениамин после окончания школы поступил в университет, а не в военное училище, Сергей Степанович смирился только потому, что, будучи человеком трезвым и здравомыслящим, не мог не видеть и не осознавать катастрофического положения, в котором находилась российская армия. Конечно же, в первую очередь ей необходимы были образованные, умные, молодые офицеры. Но его сын — генерал осознавал с горечью и этот факт — таковым не мог стать никогда… Зато радость Ольги Петровны после поступления Венечки в МГУ была безмерна: последнее, чего могло желать ее материнское сердце, — так это опасной профессии для любимого ребенка. Привыкшая к постоянным тревогам за мужа, она и думать не могла о том, что вот так же ей придется переживать и за сына.

Весь этот расклад Вениамин понимал очень хорошо и использовал его, где только возможно, в собственных целях. Однако к цели главной — к большим деньгам, несмотря на довольно приличный оклад на фирме, где он работал, и на то, что мать на этот оклад не посягала, предпочитая врать и выкручиваться перед отцом, это никак не приближало. До тех пор, пока в жизни Вениамина Кротова не появилась Диана…

Вечер накануне их знакомства Веня решил провести в «Техасе»: этот клуб был для него дороговат, но, во-первых, нравился ему больше других, в том числе и из-за «девочек», которые все, как одна, своих денег стоили. Во-вторых, он только что получил на фирме зарплату и находился, следовательно, при деньгах. Едва Вениамин расположился у стойки бара, дабы за коктейлем решить, как именно провести сегодняшний вечер и ночь, как к нему подкатила Элька — давняя знакомая, частенько ублажавшая Веника в одном из самых дешевых кабинетов клуба. На Эльку его сегодня не тянуло, и он совсем было собрался ее об этом проинформировать, как та заговорила и сказала нечто, на первый взгляд дикое — во всяком случае, в стенах «Техаса»:

— Слушай, Веник, хочешь заработать штуку баксов?.. Причем не отходя от кассы?

Вениамин поглядел на нее, отметив, между прочим, что Эльвира в последнее время здорово «поплыла» вширь, и усмехнулся:

— А что — теперь у вас приплачивают клиентам за…

— Заткнись! — жестко оборвала она его. — Говори: хочешь или нет? А то я вмиг передумаю!

— Хочу, — посерьезнел Вениамин, поняв, что та не шутит.

— Тогда пошли наверх.

Веня пожал плечами и, допив коктейль в два глотка, послушно поплелся за проституткой.

«Наверху» он был несколько раз — именно там располагались кабинеты для интимных услад клиентов. Но Элька не повела его знакомой дорогой — направо от лестницы, по устланному пушистым ковром коридору. Вместо этого она толкнула неприметную дверь напротив площадки, и они оказались совсем в другом коридоре, разительно отличавшемся от стильного убранства клуба. И сам коридор, покрытый не первой свежести линолеумом, и двери по его сторонам, выкрашенные, как и стены, желтоватой краской, наводили на мысль о средней руки конторе.

Но долго разглядывать обстановку Вене не пришлось. Элька цапнула его за руку и почти втолкнула в ближайшую к входу комнату — довольно просторную, но почти лишенную обстановки. Помещение напоминало видеозал. Большой телевизор посередине, видак сбоку и несколько стульев перед экраном.

— Садись и гляди! А главное — запоминай девку! — сказала Эльвира и включила видео.

«Девку» он запомнил бы в любом случае, даже если бы его не попросили об этом отдельно. Потому что перед ним на роскошной постели в обществе этого урода, здешнего хозяина, кувыркалась настоящая красавица… Вот тогда и захотелось Вениамину впервые за время своего пусть и не личного, но знакомства с Соплом (раза два-три он видел его в баре, один раз в ресторане) придушить Жорку собственными руками. Надо сказать, что до момента заочного знакомства с Дианой Веня вообще никакой агрессии в себе никогда не примечал… С трудом оторвавшись от погасшего экрана, он повернулся к ухмыляющейся Эльке.

— Что, хороша девка? — Она смотрела на Вениамина с плохо скрываемым презрением. — На днях она должна появиться у нас. Твоя задача — не просто ее охмурить или там в постельку уложить, но и непременно ЗАПЛАТИТЬ ей за возникшую любовь. Ясно?.. Причем на сто баксов меньше, чем будет договорено. А про недоданные баксы объяснить, что это — процент хозяину «Техаса», на которого она столь успешно потрудилась в твоей постельке… Все ясно?

Кротов поморщился, но головой кивнул:

— Ясно-то ясно… Только допрыгаетесь вы когда-нибудь со своим Жоркой… Девчонка-то совсем сопливая, небось школьница еще?..

— А вот это уже не твое дело, — холодно и жестко произнесла Эльвира.

— Не мое так не мое… — Он с видимым равнодушием пожал плечами. — А как насчет бабла?

— Получишь, если все пройдет нормально.

— Разыграем как по нотам, — кивнул Веня и подумал, что, в конце концов, это и впрямь не его дело.

А за штуку баксов да еще плюс такая краля в постели можно и вовсе эту историю из головы выкинуть. Никто ведь этих соплюшек сюда насильно не тянет, сами нарываются. И все-таки интересно, кто она, эта девчонка: москвичка или так же, как и Элька, из Украины?

— Как ее хоть зовут-то? — спросил Вениамин, поднимаясь вслед за Эльвирой со стула после завершения странного видеосеанса.

— Диана, — бросила та уже на ходу, направляясь к двери. — Да, вот тебе четыреста баксов. Сопло велел заранее отдать, чтобы, значит, было чем расплачиваться… Учти, попробуешь обвести нас вокруг пальца, Жорка тебя из-под земли достанет! Кроме того, я лично за тебя поручилась… красавчик ты наш!

2

Ну а во всем дальнейшем главную роль сыграла вовсе не жалостливая история, рассказанная Дианой, — такие истории Венику были не в новинку, половину высококлассных девок в «Техасе», да, вероятно, и в других клубах, ловили так же, по той же схеме. И даже не то, что в жизни девушка оказалась еще красивее, чем на видеопленке. Произошла простейшая, можно даже сказать, примитивнейшая по своей сути вещь, и произошла она не с Дианой, а именно с ним, Вениамином Кротовым: впервые в жизни никогда и никого не любивший Веник втюрился самым обыкновенным образом в девчонку, которая была поначалу чем-то вроде его жертвы, а в итоге… В итоге местами они поменялись очень скоро. И спроси кто Вениамина, каким образом это произошло, сознательно ли Диана Гроднева довольно быстро стала добиваться от своего партнера всего, чего ей хотелось, ответить он бы не смог.

В собственных глазах Веню оправдывало только одно: именно Диане он оказался обязанным тем, что его мечта о больших деньгах начала обретать со временем реальные очертания. Деньги, правда, были все еще «не те», остро необходимые для свободной и красивой жизни. Не той была и цена, которую приходилось платить за них, — уж это-то Вениамин Кротов понимал. Как понимал и то, что именно сделал бы с ним проклятый папашка, если б узнал хотя бы сотую часть о «художествах» сына. Тем не менее результат их с Дианкой «левых» трудов был ощутим, и Вениамину Кротову даже удалось открыть счет в банке, на котором и формировалась, стекаясь по капелькам, его будущая счастливая жизнь.

Беспокойство у Кротова вызывало одно: он не верил, что такой ушлый бандюган, как Сопло, не в курсе их с Дианкой развлечений на стороне. А если так — спрашивается, почему этот гад молчит и никак себя не обнаруживает?.. Только зыркает на него, Веню, своими жуткими глазенками при случайных встречах в клубе… Но чем больше Вениамин нервничал, тем легкомысленней относилась к его страхам, которые частенько не давали Кротову спать по ночам, Диана. Она вовсю командовала парадом, и поделать с этим Веня ничего не мог… Все-таки отец был прав, называя его тряпкой… Но ведь и Диана пока что была права, поскольку никто их не трогал даже после того, как по наущению своей подружки Вениамин, не выдержав Дианкиных приставаний и нытья, дал то объявление в Интернете… И почти сразу же после этого Диана вполне серьезно заявила Кротову, что у нее есть план. То есть не просто план, а План с большой буквы, осуществив который они не только навсегда избавятся от Сопла, но и станут по-настоящему богатыми людьми.

Стоял на редкость теплый и солнечный октябрьский день, когда Дианка подробно и обстоятельно растолковала Кротову все насчет своего плана. Разговор происходил в одном из любимых Дианой дорогих кафе в центре, возле Пушки. Кафе нравилось ей тем, что часть столиков стояла в витрине, возвышавшейся над бульваром, и снующие внизу пешеходы могли не просто их видеть, но и при желании — особенно Дианкином, заглянуть ей под юбку… Диана просто обожала демонстрировать свои прелести, и Вениамин давно уже подозревал, что в его подруге есть наклонности эксгибиционистки… И — не придавай этому значения.

Жениться на Дианке, несмотря на то что он продолжал ее любить — во всяком случае, так считал сам Веня, Кротов не собирался. Он вообще не собирался ни на ком жениться! Любовницей же она была прекрасной, а уж по части мозгов равных ей не только девиц, но и мужиков Веня не знал. Так что не слишком удивился, когда Диана сообщила ему о предложении Сопла… Ему даже ревновать и то не пришлось, поскольку умница Динка сообразила навыставлять влюбленному бандюгану кучу всяческих условий, в том числе и собственную неприкасаемость вплоть до свадьбы… Впрочем, никакой свадьбы, как пояснила Диана, не будет никогда. Планы у нее были совсем-совсем другие.

И они наверняка бы реализовались без сучка и без задоринки, если б не ее же каприз: Дианка, давшая Соплу слово прекратить все свои «рабочие» связи и даже с ним, Венькой, раззнакомиться раз и навсегда, на самом деле не собиралась поступаться ни Кротовым, ни основными, постоянными клиентами. По крайней мере, теми, что платили хорошо и при этом не выпендривались. А то, что жизнь ее будет теперь частично подпольной, Дианку радовало, как новое развлечение… В отличие от моментально встревожившегося Вени.

— Слушай, он тебе и так бабла будет давать немерено, — попробовал переубедить подругу Кротов. — Зачем же нам в таком случае рисковать? А вдруг этот козел нас выследит?

— Да не в бабках дело! — сморщила носик Диана. — Ну и скучный же ты тип, Веник… иногда! Пойми, я его так ненавижу, что, если начну выполнять его условия, сорвусь, а значит, и план сорву… Нет, мне теперь мало вернуть ту кассету, мало! Да и не в ней дело. Я тогда перепугалась, дурочкой еще была маленькой… А теперь бы я, подсунь кто папке эту киношку, на раз-два бы выкрутилась… Нет, я Жорке отомстить хочу по полной программе! Понимаешь? По полной! И денег у него возьмем, сколько унести сможем — вот увидишь!..

— Отомстила одна такая, — буркнул Вениамин. — Если удастся все, тогда и деньги будут. А если нет, окажемся оба в бетонной шубке на дне Клязьмы где-нибудь… А то и вовсе швырнут воронам на съедение…

— Нам все удастся, — твердо и на удивление спокойно прервала его мрачные размышления Диана. И Веня увидел в глазах девушки что-то такое, чего прежде никогда не видел, какую-то искру одержимости, что ли?.. И неожиданно поверил ей, даже не предполагая, какую ошибку совершает.

Он и прежде не всегда понимал Дианку до конца — например, никак не мог поверить в ее любовь к отцу, кажется, самому обычному, вяловатому очкарику, которого Диана называла всякими ласковыми прозвищами типа «мой юродивенький» или «мой гениальненький». Он вообще не мог понять, как можно любить отца. А вот отношение Дианы к матери как раз понимал. Но даже не в этом дело: порой его подруга совершала поступки, с его точки зрения, необъяснимые. Словно специально «дразнила гусей» — то бишь все того же Сопла, втюрившегося в нее настолько, что в душе Вениамина даже шевельнулось что-то похожее на сочувствие: это ж додуматься надо — жениться на собственной, пашущей на него девке! Или и вовсе дойти до ручки… Тем не менее и на хрен не нужно им было новое объявление в Интернете в сфере «особых эротических услуг». За эти годы у Веньки образовались все необходимые связи, клиентов, коли уж Дианке захотелось разнообразия, он бы им подыскал и без Интернета… Да и прежних, в числе которых были Майк с его Лесли, вполне хватало.

Диана, однако, настояла на своем, и Веня, как всегда, посопротивлявшись, все же пошел ей навстречу. И ничего не случилось — никто их и пальцем не тронул. Она вновь оказалась права, зато у Кротова вопреки тишине и спокойствию на душе сделалось еще тревожнее. Бог весть почему…

Вот поэтому-то он даже обрадовался плану Дианки, растолкованному тогда ему в кафе. Тем более что практически вся опасная часть плана была на ней самой. От Кротова требовалось немногое: быть на подхвате и запастись и подготовить к нужному моменту транспорт. Конечно, найти надежное убежище, в котором можно было бы залечь на дно на несколько недель. Лучше всего — где-нибудь не в Москве, но и не слишком далеко от столицы. Сама Диана, помимо прочего, обещала подумать над тем, как понадежнее запутать следы после необходимого, но временного бегства от Сопла.

Под конец кафешных посиделок Кротов наконец расслабился. И даже начал вслед за ней исподволь думать о будущих, на этот раз действительно больших, деньгах… Почему нет? В конце концов, за прошедшие три года Дианка ни разу не ошиблась в своих поступках, выглядевших рискованными… Они расстались, допив кофе с воздушными пирожными и договорившись о новой системе связи, которую сметливая Дианка продумала заранее и о которой Соплу знать решительно не полагалось.

3

Юрий Петрович Гордеев с некоторым недоумением огляделся в довольно узком, длинном коридоре, служившем в этой квартире заодно и прихожей, и шагнул вслед за генералом в сторону ближайшей из трех выходивших в него дверей. Его немного удивило, что Кротов так легко согласился с ним встретиться, зная, что Гордеев официально защищает девушку, подозреваемую в убийстве его сына.

Располагавшаяся в одном из Арбатских переулков в солидной на вид «сталинке» генеральская квартира, с точки зрения адвоката, могла и должна была выглядеть куда шикарнее, чем это оказалось. Впрочем, то, что квартира была обычной, трехкомнатной, никогда не знавшей пресловутого евроремонта, ее хозяина характеризовало достаточно внятно. Так же, как и внешность Сергея Степановича Кротова: на отца, только что лишившегося единственного любимого сына, он не походил. Жилистый, подтянутый и свежевыбритый, генерал и дома предпочитал ходить в форменных брюках с лампасами и военной рубашке с погонами и галстуком. Возможно, оделся так специально, в ожидании Гордеева?.. На лице, как успел заметить Юрий Петрович, скорее, маска озлобленности, чем растерянности и горя.

— Прошу! — Сергей Степанович показал гостю на стул с высокой спинкой, стоявший у старомодного письменного стола, за который, видимо, по привычке сел сам. На столе царил поистине армейский порядок: аккуратная, словно выверенная по линеечке, невысокая стопка папок, телефонный аппарат, письменный прибор производства никак не позднее чем года пятьдесят третьего, из тяжелого серого мрамора, и вполне современная настольная лампа с металлическим абажуром.

— Благодарю вас! — в тон Кротову ответил Юрий Петрович и, садясь напротив хозяина, поймал себя на том, что невольно подтягивает брюки тоже по-армейски аккуратно… Ну и ну! Сильная, должно быть, личность этот «засекреченный от пяток до кокарды»… И как у этого «товарища» с аскетичным лицом, на котором явственно проступали желваки, мог появиться такой вот ангелоподобный Венечка, промышлявший грязным бизнесом?! Тут пахнет даже не иронией судьбы, а настоящим издевательством над вверенным ей человеком.

Гордеев знал, что жена генерала в данный момент находится в больнице и доктора к ней не пускают представителей даже официального следствия. Это было плохо, поскольку, едва глянув на генерала, адвокат понял, что вряд ли визит сюда даст что-либо существенное. В доме Гродневых была хотя бы Лина, а здесь… Пауза, в течение которой генерал и его гость разглядывали друг друга, несколько затянулась, и Юрий Петрович наконец прервал ее:

— Вынужден извиниться, что беспокою вас в такой момент. Примите мои соболезнования…

— Бросьте! — Генерал поморщился, и желваки на его скулах ожили. — Я заинтересован в вашем визите, поскольку так же, как и вы, не верю, что Вениамина убила эта девчонка. Чушь! Я разговаривал с час назад со следователем из этих самых Химок… Убийцу он не найдет никогда — таково мое мнение. И вы это понимаете не хуже меня. Так что оставим пустые формальности… Надеюсь, вы предупреждены о конфиденциальности следствия?..

— Надеюсь, вы в курсе, что я — адвокат? — разозлился Юрий Петрович, которому хозяин кабинета нравился все меньше и меньше. — Со всеми вытекающими из этого последствиями… К слову сказать, любое следствие в той или иной мере конфиденциально.

— Насчет того, что адвокат — это почти священник, я наслышан. — На губах Сергея Степановича промелькнула едва заметная холодная улыбка. — Но разве все ваши коллеги столь тщательно соблюдают профессиональную этику?

Юрию Петровичу пришлось напомнить себе, что перед ним — человек, впрямь только что потерявший единственного сына, каким бы этот сын ни был, чтобы взять себя в руки.

— Сергей Степанович, — как можно спокойнее заговорил он через едва заметную паузу, — давайте договоримся: если у вас есть хотя бы малейшие сомнения в моей профпригодности, я просто встану и уйду. Если нет, тогда есть смысл продолжить наше общение. Тем более что я с самого начала в курсе… скажем так, обстоятельств, вызывающих эти ваши сомнения. Так как, мне уйти?..

— Напрасно вы обиделись, — покачал головой Кротов. — У вас у самого есть дети?

— Какое это имеет значение?

— Значит, нет… Хорошо, я готов ответить на ваши вопросы. А что касается сомнений в профпригодности, их нет: отзывы о вас вызывают доверие, так же как и люди, от которых я эти отзывы получил.

Гордеев хотел указать генералу на то, что он противоречит сам себе, но передумал и решил перейти к делу:

— В первую очередь меня интересует, есть ли лично у вас какое-нибудь объяснение тому, что местом трагедии оказались Химки?

— Никакого объяснения у меня этому нет. В Химках ни я, ни моя жена, а следовательно, и Вениамин никогда не бывали. Так уж вышло — лично я полстраны изъездил, но Подмосковье в принципе на моем пути не встречалось. Почему именно Химки — не знаю. Вероятно, это выбор девицы.

Слово «девица» генерал произнес с явной брезгливостью и замолчал.

— Меня также интересует, — по-прежнему пользуясь официальным языком, произнес Гордеев, — есть ли у вас родственники или друзья в каких-либо городах России. Я имею в виду друзей, если так можно выразиться, семьи, а не только ваших. Таких, к которым Вениамин мог обратиться за укрытием.

На этот раз генерал ответил не сразу, очевидно, тщательно обдумывал сказанное адвокатом. Наконец он заговорил:

— В деревне под Рязанью у меня живет тетка, ей сейчас за восемьдесят. По-моему, Вениамин ее любил больше, чем свою бабушку, мать жены… К Прасковье Федоровне они с женой ездили каждое лето, пока Вениамин не подрос. Он ее звал «бабулей». Но в последние лет пять поездки прекратились, хотя письма туда жена пишет и даже получает ответы… Конечно, пишет их не сама тетя Паша, а соседская девочка под ее диктовку.

— Вы полагаете, Вениамин мог направиться туда в случае, если бы в Химках произошло нечто, его насторожившее?

— Как видите, «нечто насторожившее» там действительно произошло! — На лице генерала впервые за весь разговор промелькнула гримаса боли.

— Вы ошибаетесь, — покачал головой Юрий Петрович. — Нападение было внезапным, никаких оснований заподозрить неладное у них не было, иначе успели бы скрыться… Так что там насчет Прасковьи Федоровны?

— Думаю, если бы такая необходимость, с точки зрения Вениамина, возникла, он поехал бы именно туда. Ничего другого мне в голову не приходит. Ни других родственников, ни друзей семьи у нас нет. К матери Ольги Петровны Вениамин всегда был холоден, она действительно человек не слишком легкий.

— А ваши родители?

— Я вырос в детдоме, — сухо пояснил генерал.

— Уточните, пожалуйста, адрес вашей родственницы.

— Пожалуйста: Рязанская область, Шацкий район, деревня Палиха… Кротова Прасковья Федоровна. Можете записать.

— Я запомню… Вы сказали, что выросли в детдоме. Между тем у вас с ней одна фамилия…

— Если вас интересует, почему после гибели моих родителей тетка не забрала меня к себе, — перебил его генерал, — так это был мой собственный выбор. Я предпочел детский дом ее деревне. Когда не стало отца с матерью, мне уже исполнилось одиннадцать лет, по закону я имел право сам решать свою судьбу… Вас интересует еще что-нибудь, касающееся Вениамина?

— Если Рязанская область действительно единственное место, куда он мог броситься в случае опасности, то — нет.

— Единственное, — твердо повторил Кротов. — Если позволите, я бы тоже хотел задать один вопрос, прежде чем мы расстанемся.

— Слушаю вас. — Юрий Петрович посмотрел на своего собеседника с некоторым недоверием: неужели этого сухаря и впрямь что-то интересует?

— У вас есть какие-либо предположения, почему вообще это произошло и почему именно в этих паршивых Химках?

— Могу поделиться собственными домыслами, если они вас интересуют.

Сергей Степанович хмуро посмотрел на Гордеева, помолчал, после чего кивнул:

— Интересуют.

— Что ж… Возможно, такое совпадение вас удивит, но у Дианы с Химками связаны в точности такие же воспоминания детства, как у вашего сына — с Палихой… Как вы понимаете, возможно, детские воспоминания от взрослых отличаются тем, что в них всегда — конечно, если детство было нормальным, хорошим, — присутствует чувство безопасности, защищенности… Поэтому-то они так дороги большинству из нас… Это, кстати, мнение психологов, а не мое. Отсюда и их выбор — в момент, когда над ними нависла опасность.

Некоторое время генерал пристально разглядывал своего гостя, успевшего подняться на ноги и явно готовящегося покинуть его дом. Очевидно, обдумывал услышанное. Его молчание уже начало основательно раздражать Юрия Петровича, когда Кротов опустил глаза и тоже поднялся из-за стола. То, что он сказала вслед за этим, Гордеев никак не ожидал услышать от хозяина этой негостеприимной квартиры.

— Вы мне понравились, господин адвокат, — сказал генерал. — А я вам, конечно, нет. Совершенно справедливо, между прочим: Оля, моя жена, была права, когда упрекала меня в недостаточной любви к сыну… Сама она старалась за двоих, и вот результат… Венька вырос между двух полюсов, он просто вынужден был научиться лгать, хитрить, выкручиваться и даже совершать подлости, чтобы между нами как-то существовать… Понимаете?

— Я… Я как-то не верю, что вы не любили собственного единственного сына, — пробормотал моментально растерявшийся Гордеев.

— Правильно не верите. Но со стороны… да и изнутри тоже, мое отношение к Веньке выглядело именно так… Я знал, что мать его непозволительно балует, только помешать этому не мог по… техническим причинам: служба!.. В Москве я, дай-то бог, чтоб пару месяцев в году набралось. Вот и полагал, что Олиной слепой любви к сыну можно противопоставить единственное — мою строгость… Я ошибался.

Генерал уже вышел из-за стола и теперь стоял почти рядом с Юрием Петровичем, с лицом, искаженным не болью даже, а злостью, но злостью не на случившееся, а на самого себя. И Гордеев впервые за время их общения почувствовал к нему то, что и положено чувствовать к человеку, потерявшему единственного ребенка, — острую жалость.

— Сергей Степанович, — сказал адвокат как можно тверже, — вы не должны винить себя. Я не фаталист, но много чего успел повидать за время своей практики и точно знаю, что есть обстоятельства, от людей, попадающих в них, не зависящие. Их еще называют роковыми.

— Знаете, — произнес генерал, — Оля даже отказалась в свое время рожать второго ребенка, аборт сделала. Ей казалось, что, если появится еще один сын или дочь, я Вениамина совсем перестану любить и второй ребенок сделается его соперником… А вдруг он, с моей точки зрения, окажется «удачнее» Веньки?..

Генеральскую квартиру на Арбате Юрий Петрович покинул с заметным облегчением. Но осадок на душе остался. Разные люди по-разному переносят свалившееся на них горе. Но нет ничего тяжелее, чем винить в непоправимой беде, случившейся с твоим ребенком, самого себя…