Официант неторопливо переминался с ноги на ногу, пока Турецкий с преувеличенным вниманием изучал меню и искоса кидал взгляды в дальний угол ресторанного зала, где устроилась совершенно потрясающая блондинка, достала из сумочки длинную сигарету и теперь в нетерпении постукивала тонкими пальцами по столу. Но то ли официант здесь пока был один, то ли другой где-то задержался, было похоже, что красавица дама немного нервничает.

– Дайте мне еще две минутки, – сказал Турецкий официанту, – и обратите внимание вон на ту даму, которой, кажется, не терпится.

Официант обернулся, легонько хмыкнул и с улыбкой ответил Турецкому:

– Если не будете возражать, я – мигом.

Он быстро подошел к даме, довольно смело наклонился к ней, они о чем-то поговорили, он кивнул и, сделав предупредительный жест Турецкому, исчез за портьерами выхода на кухню.

Александр Борисович между тем мельком проглядел меню и сделал свой выбор. Он остановился на блюде, которое называлось "бараньи ребрышки «Кабальеро». Ну и, естественно, коньяке. Правда, дорогой, блин! Но что поделаешь!

Отложив в сторону папку с меню, почти внаглую уставился на волоокую блондинку с аппетитным вырезом смелого платья. С крутым изгибом бедра. С длинными изящными пальцами, элегантно держащими на отлете дымящуюся сигарету. Вон в чем дело: официант, оказывается, дал ей огонька.

Неожиданно Турецкий вздрогнул. Он понял, что эта блондинка очень похожа на Мару. Словно родная сестра-близняшка. Только Мара – роскошная шатенка, а эта – ее «червонная» копия. И заныло сердце: за весь вчерашний день не нашел минутки, чтобы позвонить… Нет, Турецкий, все-таки не очень хороший ты человек! Мара, поди, ждет, приготовилась. К чему? В самом деле, а к чему она может готовиться, если в их отношениях все расписано далеко вперед? Краткий ужин, бесконечные ласки, изнурительный и потрясающий секс – сплошные плавные волны любви! И никаких капризов – не хочу, не буду, уйди от меня, наконец, как ты мне надоел!… Мара ждала его всегда, и в ее глазах он видел лишь постоянную и искреннюю потребность принадлежать ему. А что еще нужно мужчине, приближающемуся к своему полтиннику?

Турецкий наблюдал за незнакомкой, а думал о Маре. Может, плюнуть на все, не заниматься глупостями, а рвануть прямо к ней?

Он вытащил телефонную трубку и набрал ее номер. В ответ – долгие гудки. Посмотрел на часы: скоро полдень. Интересно, где она может быть? Гудки продолжались. Турецкий опомнился: так ведь и посадить можно «мобилу». Отключил. В конце концов, у женщин иногда появляются и какие-то свои планы и заботы. Почему он решил, что все ее мысли сосредоточились лишь на нем одном. Нет, с другой стороны, было бы, конечно, очень приятным постоянно верить, что это именно так, но… Жизнь, как сказано в старом анекдоте, гораздо жестче даже самых, казалось бы, жестких атрибутов мужского тела…

Официант поставил перед женщиной чашечку кофе и стакан с водой. «По-турецки» пьет, почему-то развеселился Александр Борисович. И встретил официанта, естественно, с улыбкой. Тот еще не сообразил, к чему или к кому она относится, но был готов выслушать с заранее продемонстрированным пониманием.

– Я тут выбрал «Кабальеро», – сказал Турецкий, и официант кивнул. – И в этой связи вспомнил смешной анекдот.

Официант изобразил горячее желание немедленно выслушать этот анекдот. И Турецкий стал рассказывать, поглядывая при этом на женщину, пьющую кофе в полдень:

– Ну, обычная история, один приятель был за границей. В Испании. Остановился в отеле «Коррида», посетил корриду, естественно, затем зашел в местный ресторанчик, где ему практически за копейки предложили блюдо под названием все та же «Коррида». Огромная сковорода со здоровенным куском мяса посреди такой же огромной яичницы. Приехал домой, в Россию, тогда еще в Советский Союз, и рассказал знакомым. Через какое-то время один из тех, кто слышал рассказ, тоже оказался в Испании, в том же городе. И тоже была коррида, а затем посещение ресторана. Естественно, он потребовал себе «Корриду», ему принесли. Маленькая сковородочка, крохотный кусочек мяса и такие же два яичка. И говорят: с вас… – и назвали совершенно запредельную, астрономическую сумму. Ну тот возмутился! В чем дело? Передал рассказ своего приятеля. А официант приветливо улыбается. «Все правильно, – говорит, – сеньор, но в тот раз это был бык, а нынче мы подаем матадора».

Официант вежливо и поощрительно хихикнул.

– Осмелюсь заметить, – сказал он, – что «Кабальеро» все-таки из барана, похожего на джентльмена, а не наоборот.

– Молодец! – захохотал Турецкий, чем немедленно привлек внимание женщины, кажется впервые взглянувшей на него с благосклонным любопытством.

«Смелее, Турецкий!» – приказал себе Александр Борисович и тоже проникновенно посмотрел на незнакомку, заставив ее смущенно опустить глаза. Он уж подумал было пригласить даму к своему столу, но… пока воздержался от немедленного желания погладить ладонью ее круглую, возбуждающую страсть коленку.

«Кабальеро» оказался на высоте. А сто пятьдесят коньяка из графинчика – в самую точку. Именно этого сочетания не хватало Турецкому с самого утра. И теперь он чувствовал, как начал приходить в норму. Можно было и думать, и действовать.

Но о чем думать, он знал. А вот какие предпринимать действия – не очень. Завязывать случайную интрижку почему-то интуитивно опасался, а Мара, которой он теперь звонил периодически, не отзывалась.

Вообще– то, если по правде, дело было. Он же хотел съездить сегодня в агентство «Глория», к Денису Грязнову, чтобы его спецы внимательно осмотрели машину. Турецкий вовсе не собирался постоянно таскать за собой «хвосты». Помня и предупреждение того «благодетеля из Сокольников», да и собственное нежелание находиться в прорези прицела. У этих ведь свои и понятия, и заморочки…

А сегодня, между прочим, уже вторник!

Среда, четверг, пятница, суббота – не разбежишься… Да и не особо расслабишься.

Снова всплыл недавний телефонный разговор с Костей. Ну пусть ему сказали оказавшиеся там вчера – случайно или нет, неважно – чекисты, которые просто узнали его, Турецкого, а затем стали невольными свидетелями драки с тем раздолбаем-охранником лысого козла Семы Тверского, как вам это понравится! Ладно, дело случая. Но Славка-то откуда узнал? С чего вдруг он стал намекать на уши дохлого осла? Или он успел уже созвониться с Костей и устроил свой розыгрыш? В следопытов поиграться захотелось?

И еще вдруг стал беспокоить навязчивый интерес обоих к дальнейшим планам Александра Борисовича. Мол, не собираешься ли уйти в коммерческие структуры? Кому нужна твоя принципиальность? И уже просто – пиши заявление и отваливай, как выразился Костя. Черт знает что это такое – провокация или своего рода предостережение? Но что они могут знать и, главное, от кого? Вопрос упирался в стену незнания, непонимания, странных недомолвок и какой-то навязчивой озабоченности. А кстати, Иркины-то проделки здорово озадачили Костю! Он не играл изумление, голос был искренним.

«А сам– то ты, Турецкий, веришь ее объяснениям?» Спросил вот себя -и тоже без ответа. Логически рассуждая, нельзя забывать, что Ирка – такой же человек. И у нее могут быть свои слабости. Да, впрочем, и вчерашний ее наряд показался Турецкому даже для «Дохлого осла» достаточно откровенным. Нет, лучше об этом не думать, а то ведь ревность, известно, даже солнце застит…

…– Вы позволите? – услышал он хрипловатый, однако и не резкий голос.

Поднял голову и увидел стоящую у стола даму. Она была высокого роста, под стать Турецкому, отлично сложена, но при близком рассмотрении лицо ее оставляло желать лучшего. Ну то что без грима – куда ни шло, недавно проснулась дама и решила выпить чашечку хорошего кофе под первую сигаретку. Ничего странного. Лицо было уже изначально несвежим, вот в чем дело.

– Вы позволите? – глубоким и хрипловатым контральто повторила она, показывая, что просит дать ей прикурить.

– О, простите, задумался… – пробормотал Турецкий. Внимательно, даже с преувеличенным интересом посмотрел на нее и, привстав, протянул ей зажигалку. Чиркнул, она прикурила, но отходить, кажется, не собиралась.

Судя по ее поведению, она была тут, в «Дяде Гиляе», своей. Готовили здесь хорошо. Вели себя нешумно. Прежде бывало много молодежи, а сейчас собирались менеджеры из соседних офисов, богатенькие «папашки», ну и такие вот женщины – яркие, привлекательные, с умными и порочными глазами и слегка развязными манерами. Видно, и эта была из них, из завсегдатаек.

Мелькнула шальная мысль, что, вероятно, будет вполне пикантно выпить с ней по рюмочке чего-нибудь, что она пожелает, но в пределах разумного, а затем уделить часок-другой сексу. Где – она скажет, естественно, не к себе же ее тащить! Или лучше послать ее подальше? Что-то и охоты особой он не испытывал, и чувствовал странную тревогу по поводу отсутствия Мары. Обычно в это время дня она всегда дома.

Они молча рассматривали друг друга. Наконец Турецкий сделал первый шаг навстречу: движением руки показал на стул. Она благосклонно кивнула, слегка отодвинула стул и присела на краешек, легко кинув ногу на ногу и предъявив ее, таким образом, практически всю. Турецкий внимательно посмотрел и оценил одобрительным кивком,

– Что-нибудь предложить вам? – с наигранной учтивостью спросил Турецкий.

– Ах, какой ты милый… – почти мурлыкнула она и облизала губы.

Все было ясно. Они уже перешли на «ты». Дама слишком рано вышла на работу и, пожалуй, не рассчитывала на удачу, а тут… И вот, покуривая теперь, она откровенно демонстрировала ему свой взгляд – очаровательной женщины-победительницы. И он не смог бы с ней не согласиться, если бы… Вот это «если» и тормозило дальнейшее развитие событий.

– Я прошу прощения, – сказал он, в который уж раз доставая «мобильник» и загадывая: если и теперь не отзовется, считай, сама виновата.

Он набрал номер Мары, выслушал длинные бесстрастные гудки и отключил трубку. Как думалось, надолго.

– Не везет? – улыбнулась она.

Турецкий огорченно развел руками.

– Меня можно называть Сашей, – сказал он.

– А я – Нонна. Ты так заразительно смеялся, что я искренно позавидовала. Вот, думаю, настоящий мужчина. А над чем, если не секрет? Я уж Жорку пытала, а он только головой крутит и хихикает, поганец.

– А я ему старый анекдот рассказал.

– Мне – не хочешь?

– Прямо сейчас? И здесь? – удивился Турецкий.

– Можно не сейчас. И не здесь. Я живу неподалеку. Но я бы, наверное, что-нибудь перекусила. Легкое.

– Сделай одолжение, закажи сама. – Турецкий отыскал глазами Жору-официанта, который обслуживал троих посетителей, устроившихся в противоположном углу. Тот увидел призывный жест Турецкого и кивнул.

А через минуту-другую он принес легкий салат, какую-то красную рыбку, маслины и еще что-то по мелочи. Видно было, что здесь все расписано заранее.

Нонна кивнула официанту и немедленно принялась за еду.

– А вам? – учтиво поинтересовался Жора.

– Разве что еще соточку коньяку и… кофе «по-турецки».

– Сей момент!

– Может быть, тебе?… – Турецкий сделал неопределенное движение раскрытой ладонью.

– Нет, у меня дома есть все, что необходимо. Просто лень заниматься. Спасибо, Жopa.

Турецкий смотрел на нее и чувствовал, что она все больше ему начинает нравиться. В самом деле, красивая баба. И серые глаза, и натуральные, некрашеные волосы, вымытые до блеска. Морщинки вот… Но с этим уж никуда не денешься. Лицо и руки всегда выдают женщину… Немолода, но держится достойно. Следит за собой. И ест не жадно, как какая-нибудь озабоченная шлюха, а со спокойным приличием. Словно потомственная интеллигентка. Где-то когда-то слышал, что интеллигент, в отличие от всех остальных, ведет себя свободно и просто в любых обстоятельствах. В этом его отличительная черта. Поступает, другими словами, как хочет, но никогда в ущерб другим. Вот и в ней было что-то неуловимо… достойное. Несмотря на профессию. Опять же у кого-то читал, возможно у японцев, что лучшие на земле жены получаются из бывших проституток. Парадокс. Однако и не верить опыту нации, насчитывающей тысячи лет, тоже глупо.

– Я нарочно не сделала макияж, – с легкой улыбкой сказала она, поднимая на него глаза. – Да, эффекта, конечно, меньше, но… кто знает мужчин, тот и реакцию может рассчитать заранее. Не так?

– Интересный подход.

Официант принес турку, вылил кофе в чашечку. Поставил графинчик и вопросительно взглянул на Турецкого.

– Не хочешь? – Александр щелкнул по графинчику.

– Чуть-чуть.

И официант тут же, словно фокусник, жестом из-за спины поставил перед ней рюмочку. Налил в одну, другую и отошел.

По– приятельски чокнулись, выпили. Он стал цедить кофе, она заканчивала еду.

– Ты чем-то огорчен, Саша? – спросила она.

– Разве заметно?

– И да, и нет. Это уж от способностей каждого. Индивидуально. А я не могу тебе помочь?

– Вряд ли… Вообще, не думал.

– Так подумай. Время на это у тебя есть?

Странно прозвучал вопрос. Словно опять из небытия соткалось в воздухе предупреждение. То самое, которое определяет твою судьбу. У кого это из древних? Ну конечно, у царя Валтасара, на извести стены его чертога, напротив лампады, были начертаны вещие слова «мене», «текел», «перес» – обдумано, взвешено, решено, иначе говоря, разделено. И все, и хана государю. Читай книгу пророка Даниила.

А у Турецкого, значит, есть еще время? Или это был все-таки наивный вопрос?… И тогда Турецкий должен ответить…

– Повторяю, не думал, – вывернулся он.

– Подумай. Между прочим, бабка у меня была наследственная колдунья. Не смешно?

– Что именно?

– Ну как же! Бабка колдунья, а внучка…

– Знаешь, Нонна, я не ханжа. Каждый примеряет на себя. Или выбирает по себе.

– А мне нравится такой взгляд на вещи. Ну пойдем?

– Сейчас расплачусь…

– Оставь, Жора на меня запишет.

– Еще чего не хватало! В альфонсах не служил-с, мадам!

– И это тоже мне нравится.

Через пять минут, рассчитавшись, они вышли в Столешников.

– Я тебя не шокирую? Своим присутствием? – неожиданно спросила она.

Он хотел ответить «да», но вовремя спохватился и поймал тайный смысл сказанного ею. Именно здесь, именно в этом месте… Она знает, кто он и где работает? Ее вопрос заранее обдуман или случаен? Что – уже взвешено и решено?!

Пока он раздумывал, она взяла инициативу на себя.

– Давай расстанемся на минутку, а встретимся через короткое время там, на углу переулка и Петровки. Я близко живу, машина не нужна. Подойдешь? Или уже передумал? Не беспокойся, я не обижусь, если ты сейчас скажешь мне «нет». Так как, Саша?

– Встретимся, – ответил он и почувствовал себя так, будто, не зная глубины распахнувшейся перед ним воды, кинулся вниз головой.

Она в самом деле жила близко. Нужно было пересечь переполненную постоянно движущимся транспортом Петровку, нырнуть в глубокую арку проходного двора – и вот он, ее дом. Точнее, жилище.

Больше всего Турецкий почему-то боялся, встретившись с Нонной у часового магазина, наткнуться на кого-нибудь из своих. Особенно генпрокуратурских женщин. О, глаза! О, языки!! Ну да, рабочий день в самом разгаре, а он тут с эффектной бабой, явно не самых строгих, мягко говоря, правил! И дураку понятно, кто, что и зачем…

Почему– то думая об этом, он вдруг удивился самому себе. Казалось бы, когда оставались считанные дни до… -он не знал пока, что с ним случится, но что именно случится, в том не было сомнения, – так вот, вспомнив об этом, он удивился. Почему до сих пор ему это не стало безразличным?! Ну сплетни, разговорчики… Значит, интуиция подсказывает, что не все еще потеряно? Что он, не любящий подчинять свои действия обстоятельствам, по-прежнему остается верен себе? Не потерял собственной гордости?

Но ведь гордых не любят, нет. От нее, от гордости, всегда сплошные неприятности, ибо судьба норовит в первую очередь устроить испытания именно для гордецов.

Ну ладно, пусть будет гордость. Но ведь и в ней имеются некоторые нюансы. И далеко не каждый испытуемый обязательно должен пасть под ударом неизбежности. Однако, с другой стороны, ждать надо чего угодно. Поэтому и ты, Александр Борисович, жди своего. Не тушуйся. Но – жди.

Поднимаясь по лестнице сырого подъезда, расписанного всякой причудливой гадостью из аэрозольных баллончиков, Турецкий вновь остановил себя: «Господи, куда я иду? Зачем? А вдруг эта Нонна попросту приставлена следить за мной? Может, придумать что-нибудь? Вспомнить про срочное дело?… И то глупо, и другое…»

Квартира, которую она, по ее словам, временно снимала, располагалась на четвертом этаже. Подъезд выходил во двор. Дом был достаточно старым и основательно загажен. Трещины на стенах, облупившаяся краска, отпадавшая вместе со штукатуркой… Каким это образом в самом центре столицы еще сохранились настоящие трущобы?

И вдруг осенило. Просто в качестве самооправдания. Ну да, он, «важняк» Турецкий, в данный момент идет не к женщине, вместе с которой в ближайшие же десять минут окажется в одной койке, а на очередное задание. В подобных местах он и бывал-то прежде лишь в тех случаях, когда приходилось брать очередного преступника. Накрывать «малину». Разгонять притоны наркоманов и прочей нечисти.

– Вот и располагайся, – улыбнулась Нонна, пропуская его вперед, в открытую дверь. Она будто поняла его мысли. – И чувствуй себя, как… да как хочешь, так и чувствуй!

Может, она, точнее, ее бабка в самом деле была колдуньей? Черт их всех знает, этих женщин, за внешней откровенностью которых всегда таится неразрешимая тайна.

Турецкий огляделся. В квартире довольно чисто, но как-то неуютно, уныло. Мебель, что называется, с бору по сосенке. Не бомжатник, совсем нет, но появилось ощущение, что эту мебель, к примеру, собирали в тех квартирах, откуда навсегда уезжали прежние хозяева, оставляя старый хлам за ненадобностью.

– Странное жилье, – сказал Турецкий.

– Как все в нашей жизни, – философски заметила Нонна и отправилась на кухню. Крикнула оттуда: – Тебе сварить настоящий кофе?

Он пошел вслед за нею. Она стояла в фартуке у газовой плиты и насыпала в турку молотый кофе, запах которого заполнил сразу все помещение.

Александр вспомнил то кофе «по-турецки» и подумал, что у ресторанного было, если по-честному, разве что одно название, а так напиток, коим потчевал Жора, напоминал скорее ячменный кофе его молодости.

– Странно, – снова сказал он.

Она посмотрела вопросительно. А поза ее напоминала сейчас ту, которую, возможно, принимает дикий зверь-пантера перед прыжком на свою жертву. То есть тут был целый комплекс чувств: и ожидание близкой добычи, и сладкое ощущение свежей крови, и беспокойство, что жертва может обмануть, исчезнуть из поля зрения. Ее тело двигалось в предвкушении того, что вот сейчас он наверняка даст наконец волю рукам, перестанет стесняться и сдерживать свои желания. А как только он поддастся ее чарам, в тот же миг и станет желанной жертвой.

– И сколько стоит удовольствие? – охладил он ее пыл, отворачиваясь к окну во двор, где среди оцинкованных ракушек и мусорных баков пацаны в распахнутых куртках гоняли мяч и две старухи о чем-то яростно спорили у подъезда напротив.

И вдруг из-под арки во двор въехала машина «скорой помощи». Тыркнулась туда-сюда и остановилась. «А это еще зачем?» – вспыхнула мысль. Машина стояла, но из нее никто не выходил.

– Не поняла смысл вопроса, – сказала Нонна, заливая в турку холодную воду. – Если ты о квартире, то практически недорого. Я говорила, что ее снимаю. Временно. Как все в нашей жизни…

Этот ее странный рефрен начинал раздражать и настораживал.

– …а если о другом, то, сам понимаешь, гратис, сеньор! То есть бесплатно. Ты сегодня мой каприз. Красивый, умный мужик. Таких встречаешь нечасто. А при моей работе… Ну ты понимаешь?

– Не совсем, – сознался Турецкий, продолжая свои наблюдения. Микроавтобус «скорой помощи» по-прежнему стоял, будто пустой, ожидая чего-то. Интересно чего?

– А что ж тут неясного? – удивилась Нонна. – У каждого свое назначение в жизни. И ты, я полагаю, правильно догадался обо мне… Ну да, я профессионалка, что с удовольствием тебе сейчас и продемонстрирую. Можешь не сомневаться, тебе понравится. И мне, кстати, я уверена, тоже. Ты понравишься.

– Откуда такая уверенность? – хмыкнул Турецкий.

– На комплимент напрашиваешься? – лукаво улыбнулась она. – Глаза у тебя, Саша, честные. И несчастные. Плохо тебе. А я могу сделать так, чтоб тебе стало хорошо. Веришь?

– Трудно не верить, – вздохнул Турецкий, – ты ж внучка старой колдуньи. Почти ведьмы. Но, как ни странно, больше всего верят в это дело сами несчастливые женщины.

– Ты считаешь меня несчастливой? Разве я похожа?

– Да как сказать? – Турецкий пожал плечами. – Но и на счастливую тоже, извини, не тянешь. Хотя… с таким телом…

– Ты его еще не видел! Вкус ореха не в скорлупе!

– Очень логично, – рассеянно подтвердил Турецкий, прикидывая, как могут развиваться события дальше.

Сейчас она найдет повод удалить его из кухни. Затем принесет уже в спальню, к большому продавленному дивану, две чашки кофе, одну сразу поставит поближе к нему. Может еще предложить принять душ и, пока он станет раздеваться, выпьет свой кофе. Ему останется – его. Ну и – по накатанному пути. Вариантов может быть много. Голый «важняк» и оскорбленный жених или муж, работающий санитаром на «скорой помощи». Скандал с мордобоем и битьем посуды об голову. Видеосъемка происходящего. Изысканные позы «важняка» и шлюхи. «Случайно» оказавшийся рядом милицейский патруль. Короче, все, что угодно.

– Хороший кофе, – сказал он, чтобы не тянуть паузы. – Не понимаю только, зачем вместо этого пить какое-то пойло в забегаловке? Да еще с утра?

– И не поймешь, – авторитетно заявила она. – Вам, мужчинам, незнакомо это чувство: проснуться и в публичном месте выкурить под кофе сигаретку. Ну а затем уже заниматься привычными и не такими веселыми, как кажется, делами.

– Ну почему же не пойму? Я как раз об этом и подумал, увидев там тебя. Долго еще?

– А ты иди в комнату. Разденься. Можешь принять душ, если хочешь. За себя и за меня не бойся, я разрешу тебе сегодня все.

– Ну так уж и все! – игриво воскликнул он. А ведь прав оказался!

– Можешь быть уверен. – Она скромно потупилась, будто невинная девица, которая собирается немедленно стать женщиной, однако не в курсе того, как это делается, а оттого – храбрая до безумия. До безрассудства.

– Что ж, может, ты и права.

Турецкий вышел в коридор и там оставил на вешалке свою куртку и пиджак. «Сбруи» не было, он, словно предвидел, оставил ее сегодня на работе, в сейфе.

Вспомнил Максима, который от счастья обладания американской полицейской «сбруей» для кольта, что подарила Турецкому красотка Кэт Вильсон, лейтенант нью-йоркской полиции, так и проспал всю ночь, не снимая с себя скрипящих ремней. Он теперь станет носить «сбрую» до тех пор, пока не получит однажды табельное оружие. И только тогда поймет мудрый афоризм Славки Грязнова: «Саня, не таскай с собой пушку, обязательно захочется пальнуть, а это всегда чревато». Правда, есть и другой – из его же запаса: «Но уж если достал, то хоть не мажь». И еще одно выражение, которое сам Турецкий воспринимал для себя в качестве высшей похвалы: «И кто ж это научил-то тебя в живых людей попадать?» Напрашивался и немедленный ответ, как удар по шарику в пинг-понге: «Да ты же сам и научил, Славка!»

Но сейчас пушки у Турецкого не было. Она лежала, как уже сказано, в сейфе, в двух кварталах отсюда. И потому тем более следовало быть осторожным.

Вешая пиджак, Александр еще раз внимательно осмотрел дверной замок. Простенькая штуковина, дамской шпилькой открывается. Ну а мы поставим его на стопор. Вот так. На всякий случай.

– А ты где работаешь? – неожиданно спросила она из кухни.

– Я? – удивился Турецкий, входя к ней. Она уже разлила кофе по чашечкам, поставила на поднос и приготовилась нести его к дивану. – А что, для тебя это имеет значение?

– Нет, просто обычный человеческий интерес. Я не коллекционирую профессии. Но всегда бывает интересно знать, какие у людей возникают проблемы. Верно? Ведь у каждого – свои!

– Следователем я работаю, дорогая, – сказал вдруг Турецкий. Уныло так сказал, будто эта работа давно ему опротивела.

– Ей-богу? Ни за что бы не догадалась! Ска-а-ажите!…

Ну как же, как же…

– И ты, конечно, женат?

– И да, и нет.

– Это что-то новое, – улыбнулась она, поднимая поднос и поворачивая его к нему одной из чашек. – Сейчас выпьешь или когда устроимся?

– Когда хорошо устроимся. Ушла от меня жена. Надоел я ей хуже горькой редьки. Поэтому и есть, и нет. Ты вот теперь есть. Хотя я по-прежнему ни в чем не уверен.

– Ты так просто говоришь об этом? – вроде бы удивилась она.

А Турецкий подумал еще об одной странности. Вот, к примеру, со шлюхой он не стесняется говорить об Ирке. А с Марой не стал бы ни в коем случае. В чем здесь загадка? Или между любовницей и проституткой такая разница, что зараз не перешагнешь?

– Ну иди ложись. А я сейчас приду. Покурю, ополоснусь и приду.

– Я жду, милый, – прохладнее, чем следовало бы, сказала она и гордо ушла в «комнаты».

Турецкий закурил, выждал время, поглядывая за окно, где все так же скучно стояла «скорая». Может, все это чушь? Может, просто нафантазировал он себе?

Александр, расстегнув воротник рубашки и тем самым подчеркивая, что готов нырнуть под душ, заглянул в комнату. Выглядело все превосходно.

Нонна, уже раздетая, лежала с чашечкой душистого кофе на застланном свежей простыней диване. Рядом было много свободного «рабочего» места.

Турецкий посмотрел и улыбнулся. Она увидела его и кокетливо изогнулась всем телом, приняв ну совершенно восхитительную позу. Где уж тут сдержаться?

– Ты чему улыбаешься? – почти простонала со страстным вызовом. – Разве не нравится?

– Ну что ты! – с жаром воскликнул он. – Тело женщины – величайшая загадка!

– Так поторопись решить ее, – милостиво разрешила она и накинула на себя край другой простыни. A его чашка с кофе стояла на соседней прикроватной тумбочке, с его стороны.

Уходя в ванную, он услышал трель телефона. Включил воду, хлопнул дверью и… на цыпочках вернулся обратно, к полуприкрытой двери, за которой ожидала его Нонна. С нетерпением.

Она натянула на голову простыню и говорила по телефону. Но голос у нее был резкий и злой.

– Да отвяжись ты к едреной матери! – И тут же испуганно высунулась и посмотрела на дверь, прислушалась: в ванной вовсю лилась вода. – Ну а дальше что мне с ним делать? – Она снова прислушалась к звуку льющейся воды и крикнула: – Ты скоро там?

Турецкий метнулся к ванной, хлопнул дверью и закричал в свою очередь:

– Ты меня звала? Ау, Нонна!

– Hу а кто же еще? Разве нас не двое? – Она шутила.

– Еще три минутки, и я в твоих объятиях, дорогая!

Шум воды усилился.

«Взглянуть, что ли, в последний раз? – подумал Турецкий и махнул рукой. – Обойдется…»

Пиджак и куртка были надеты мигом, дверь отворилась даже без щелчка. Старая восточная мудрость: вошел в дом, подумай, как из него выйдешь… Тоже, кстати, из поучений Вячеслава Ивановича Грязнова.

Вообще говоря, давно с ним такого не было. Бежать от женщины, которая лежит-дожидается его в постели, при этом – вся готовенькая! И ведь наверняка продемонстрировала бы высший пилотаж! Ну что ж, тем хуже. Или лучше? А, черт его знает…

Прислушиваясь, он пулей слетел по лестнице. Выглянул из двери подъезда. Машина стояла в стороне, и ее матовые стекла не могли указать на то, кто находился в машине и сколько там было народу. Но что «скорая» приехала по его душу, в этом он был просто уверен. На всякий случай запомнил номер. Мало ли какие вопросы возникнут в дальнейшем!

Аккуратно, по стеночке, он прошел в сторону Неглинки, выбрался из проходного двора и уже на улице вдруг почувствовал себя абсолютно свободным и счастливым.

В нескольких сотнях метров по Неглинке, а затем выше, к Сандунам, находилось агентство «Глория». Казалось, сама судьба направила сюда Александра Борисовича…

– Здравствуй, дядь Сань, – приветствовал Турецкого директор «Глории». – Мне дядька говорил, у тебя проблемы с тачкой?

– Проблемы не у меня, а у тачки. Вот ключи, а сама – напротив входа в Генеральную. Попроси ребят пригнать и осмотреть.

– Я думал, ты на ней.

– Нет, Дениска, я – пешком. Как Чехов. – И усмехнулся, покрутив неодобрительно головой.

– Что это? – спросил Денис.

– Это я о своем, – ответил Турецкий. – И вот еще, нельзя ли проверить один забавный номерок? – Он продиктовал номер «скорой помощи».

– А в чем, если не секрет, фишка?

Молодежь! Свои понятия…

– А фишка как ты изволил заметить, в том, что номерок этот возит «скорая помощь». Может, истинный, а может… кто его знает? Тогда, сам понимаешь, положение меняется.

Турецкий представил себе разочарование на лице Нонны, если ее именно так и кличут, и подумал, что, пожалуй, рискнул бы кое-чем, чтобы убедиться своими глазами. Естественно, чисто профессиональная обида. Во-вторых, просто оскорбленная женщина. В-третьих, если все так, как он думает, то ей будет сделано серьезное предупреждение. Или последует и наказание. Упустить «важняка»! Да какой же тупой неповоротливой колодой надо быть?!

А может, он все это выдумал? У страха, известно, глаза велики. И речь у нее в телефонном разговоре шла вовсе не о нем, а мало ли о ком? Может, ее сутенер наставлял на путь истинный? Тогда получается, что обидел хорошую бабу, которая раскрыла навстречу ему свою грешную, но искреннюю душу?… Ну да, конечно, куда уж нам!…

Турецкий, потягивая действительно теперь уже настоящий кофе, приготовленный секретаршей Дениса, без сахара, как любит ее шеф, размышлял о превратностях своей судьбы. Вот ведь – не ждал, не гадал, а как понеслось! Только глазами хлопатъ и остается… Все сразу, будто лавина! И Ирка, и эти бабы все… И Сокольники, и непонятные «происки» лучших друзей – Кости со Славкой… Мудрёно!…

Явился Денис, который ходил к компьютерщику Максу в особый кабинет, откуда он предпочитал вообще связываться со своими источниками, клиентурой, а также родным дядькой, когда требовалось соблюдение абсолютной тайны. Кстати, Турецкий предупредил его, что Вячеславу знать об этой «скорой» совсем необязательно. Ситуация покажет.

Итак, он явился и, насмешливо улыбаясь, спросил:

– А номерок этот, дядь Сань, ты, часом, не выдумал?

– Нет, зачем же? А что, появились вопросы?

– Естественно, иначе б не стал спрашивать. А где ты ее, эту «скорую», видел?

– В двух кварталах от тебя. В одном проходном дворе.

– А зачем она тебе?

– Денис, почему ты задаешь усталому дяде Сане совершенно ненужные вопросы?

– Понял, – улыбнулся тот. – Этот номер принадлежит машине, находящейся в розыске. Джип-"мицубиси" прошлого года выпуска. Хозяин – Соломонов, Интеркомбанк. Ну и?…

– Если хочешь, покажу, где видел. Но только вряд ли там все еще стоит эта «скорая»… А что, нет желания пройтись? Возьми с собой парочку ребят. Просто для порядка.

И через пятнадцать минут Турецкий с Денисом, в сопровождении Филиппа Агеева и Севы Голованова, входили в проходной двор, ведущий теперь на Петровку.

– Вот здесь она стояла. – Александр показал на ракушки, за которыми пряталась «скорая». – А я был в этом подъезде. – Он вскинул голову, вычислил нужное окно. – На четвертом этаже. Поднимемся?

– В чем вопрос? – заметил Филя. – Номер какой?

– А там нет номера. На площадке слева. Коричневая дверь. Замок, по идее, открывается шпилькой.

– Не накостыляют? – не унимался Филя. – За несанкционированное проникновение?

– А я скажу, что сигареты забыл. И воду не выключил в ванной…

Дверь была бесшумно открыта – не шпилькой, разумеется, а простейшей отмычкой. Квартира оказалась пуста.

На диване – две скомканные простыни. Следы торопливого бегства.

Но – стойкий запах сигаретного дыма и более тонкий – хорошего кофе.

На кухне, в раковине, две невымытые кофейные чашки, остатки вылитого кофе.

«Какая моя, какая чужая? – подумал Турецкий. – А в общем, без разницы…»

Он нашел целлофановый пакет из-под чего-то, сунул туда обе чашки и сказал Денису, что было бы неплохо сделать анализ содержимого.

– Бу сделано, – ответил тот и принял пакет.

Ничего не было в квартире такого, что могло бы вызвать какие-то вопросы. Короткий обыск не дал результатов. Оставалось выяснить, чья эта квартира. А затем, взяв официанта Жору за известное место, спросить у него, кто такая Нонна, где живет и кому служит? А чем занимается – тут, как говорится, без вопросов.

И вдруг Турецкий подумал: а тебе это, Саня, нужно? Что за волна? Откуда? Почему?…

То есть на большинство подобных вопросов он ответил бы даже не задумываясь. Тяготило иное: чего они форсируют? Ведь сказано же!

А может, это все – результат его проникновения в подвал известного банка? Которое, собственно, и сдвинуло с места установившееся между Турецким и неким Иван Иванычем статус-кво? Вот где, скорее всего, и причина неуправляемого развития событий. Но ведь тогда от этих подонков можно ожидать буквально всего! А выдвинутые ими условия уже, в сущности, ни для кого ничего не значат? Это – хреново, иначе и не скажешь…

Ушли так же спокойно, как и пришли, просто захлопнули дверь, а защелка сработала сама, как ей и положено.

Когда вернулись в «Глорию», Денисов спец – молодой и серьезный юноша в очках – молча протянул ему на ладони самый обыкновенный «маячок» на магнитной присоске, снятый им из-под заднего бампера. А еще, сказал юноша, в радиоприемнике «Жигулей» он обнаружил небольшое устройство, суть которого объяснять неспециалисту долго, но основа заключалась в том, что оно засекало и записывало телефонные переговоры с «мобильной» связи. Из салона машины. Неплохое изобретение. Тоже снял. На всякий случай. Словом, кто-то хорошо потрудился, прежде чем Турецкий сел в свой автомобиль. Ну а теперь можно ехать, не боясь погони или очередного «хвоста».

Понимая, что все, о чем шла речь, неспроста, а молчание Турецкого лишь подтверждает, что дело действительно серьезное, Денис, как бывало обычно в таких ситуациях, предложил Турецкому на время оставить свою «трубу» в агентстве, а взять другую, «чистую».

Турецкий подумал и… согласился. Но лишь наполовину. Новый телефон он бы взял с удовольствием, но и от старого пока не отказался, поскольку именно по нему и «выходили» на него бандиты. Зачем же создавать и себе, и им лишние хлопоты. Он и постарался это объяснить Денису, но наедине, и тот понял, о чем речь. Вынул из сейфа и протянул «дяде Сане» новую трубку. Маленькую, элегантную, способную, по его словам, даже досуг скрасить: там были какие-то простенькие игры. В самый раз, больше «важняку» сейчас и заниматься нечем…

Он уже сидел в машине, когда вдруг ожил его собственный «мобильник», предусмотрительно оставленный у себя.

– Слушаю, – сказал Турецкий.

– Во-во, слушай, «важняк». – Знакомый голос. – Чего шмару-то свою позабыл? Не звонишь, не интересуешься, что с ней и с кем она в койке играется, а?

Кровь ударила в голову.

– А теперь ты слушай, как там тебя, а, вспомнил, козел! Ну-ка, одна нога – здесь, другая – там, быстро дай мне на трубку этого Иван Иваныча. Ты знаешь, о ком речь. Бегом!

– Ты че, фраер? – похоже, ошалел бандит. – Ты на кого тянешь, сука?!

– В последний раз говорю, мудак. Давай сюда старика, живо. Он мне говорил в прошлый раз, что тебе за твое хамство уже разок обломали рога. Но если он меня обманул, я ему и выскажу сейчас претензии. А не тебе, сявка вонючая. Быстро!

– Ну, бль…

Но договорить он не успел, в разговор вмешался старик. Уж его-то вкрадчивый голос хорошо запомнил Турецкий.

– В чем дело, Александр Борисович? Почему шум? Есть причина?

– Это вы, Иван Иваныч? Очень приятно слышать ваш голос. А скажите-ка мне, уважаемый, разве можно с вами иметь честные дела?

– Не понял вопроса. Объясните!

– Чего ж неясного? Разговаривая с вами в прошлый раз, я был уверен, что имею дело с серьезным человеком. А что вышло? Вы ж меня, оказывается, за дешевого фраера держите! Так какие ж после этого переговоры-договоры? И опять этот ваш вонючка задирается! У вас что, порядка нет? Так наведите, а потом лезьте в верхние сферы. Где Мария?

– Какая Мария? – Старик и не думал скрывать сарказма.

– Та, о которой только что сказал этот ваш отморозок. Учтите, если с ней что-нибудь случится, если с ее головы хоть волос упадет…

– И что?

– Вы узнаете первым. Обещаю. А для начала, чтоб я больше не казался вам фраером, я захвачу отделение СОБРа и махну в «Дядю Гиляя». Он ведь рядом с прокуратурой. Там я прикажу взять за жопу официанта Жору, и тот ровно через три минуты моей с ним беседы назовет точные координаты, где находится некая Нонна. Или как там ее правильно зовут. Которой тут же будет предъявлено обвинение в попытке отравления следователя по особо важным делам. Это – много. И она назовет своих хозяев. Сутенера там, козла этого вашего. И потянется цепочка, уважаемый Иван Иваныч, да с такой скоростью, что вы просто не успеете ее разорвать. После чего могу легко предсказать и вашу собственную судьбу. Ясная картинка?

– Успокойтесь, Александр Борисович, – сказал после паузы старик. – Не стоит, право, поднимать шум по пустякам. Я уже говорил и могу лишь повторить, что имеете вы дело действительно с серьезными и ответственными людьми. Но повсюду имеется пена. Мусор, говно плавающее! Куда от них? Избавляемся, приходится. Давайте не будем изображать из себя пролетариев, разрывающих цепи рабства. Ничего с вашей Марией Дмитриевной не случилось и, надеюсь, не случится впредь. Каждый из нас выполняет пункты нашего договора. Но ваша активность…

– Минуту, давайте не передергивать! У нас шла речь о субботе. Так? Так. А вы что же хотели, чтоб «важняк» немедленно оставил все свои дела, бросил работу, целую неделю пил горькую и явился к вам с раскаянием? Извините, такого договора у нас не было. И потом, я уйду – другие останутся. У нас принято, уходя, передавать дела преемнику. Так что и не мечтайте, что с моим уходом закроется Генеральная прокуратура! Впрочем, ее дальнейшая судьба будет, скорее всего, меня потом мало интересовать. И еще. Что-то я не вижу, чтобы козел в самом деле получил по рогам… Это нехорошо с вашей стороны. Нечестно. Как вам верить после этого?

– Hе преувеличивайте, Александр Борисович. Я говорил о том, что на всякий случай мы вам напомним. Это чтобы и у вас сомнений в наших требованиях не было. А у нас – по поводу вашего согласия. Помните?

– Естественно. Но для этого есть, если хотите, телефон. Есть какая-то фигня, вмонтированная в автомобильный радиоприемник. Есть, в конце концов, «маячок», чтоб легче было следить за моими передвижениями. Что, мало?

– Ну раз вы об этом заговорили, то, значит, ничего такого уже нет! – засмеялся старик. – Да и о чем у нас речь? Осталось-то всего каких-то три-четыре дня! Стоит ли заострять?

– Пять, считая и сегодняшний, который далеко не кончился. А Бог, как известно, весь мир сотворил, и понадобилось ему всего-то на один день больше. Советую подумать на эту тему.

– Возможно, в ваших словах и есть своя правота, возможно… Но я бы, повторяю, не стал сегодня заострять… Зачем СОБР? Какая-то шлюха… Неизвестный мне официант… Зачем, Александр Борисович? Вам дано время, и мы не собираемся его отнимать. Уговор дороже денег. Хотя уместно напомнить, что речь у нас шла и о деньгах весьма немалых. Все остается в силе. С вашего разрешения, не хочу далее занимать ваше драгоценное государственное время. Будьте здоровы.

Короткие гудки…

«Ну козлы!… А сам-то ты чем лучше?… Не пожалеть бы тебе, Александр Борисович, о своей откровенности. Кровь в башке – не лучший помощник. Уж кому бы и знать… Где твой хваленый опыт? Где осторожность? Кажется, ты повесил-таки на собственную совесть тяжкий груз, с которым выплывают очень редко… Если выплывают вообще…»