Рабочий день только начался. Начальник отделения милиции был не в лучшем расположении духа. Он злился на всех. А больше всего на Петра Волохова, который проворонил москвича и его уже несколько дней не могут найти. Уйти он не мог. И в станице пропал, как сквозь землю провалился. Ну не иголка же он в стоге сена. Новоорлянская — не Москва, здесь каждая улица на виду, каждый человек на счету. И если его не могут найти, значит ему помогает кто-то из местных. Ведь должен он где-то ночевать, должен в конце концов что-то жрать. Человек долго без еды не может, Дмитрий Иванович Шкурат, большой любитель вкусно поесть, знал это по собственному опыту.
А тут еще новости — вчера на дороге у лесополосы обнаружен труп мужчины. Очень скоро выяснилось, что это бандит Кудря, из ворыпаевской банды. С одной стороны — большая радость, на одного бандюка меньше стало. Да еще такого калибра. Он верховодил бандой, как батька Махно в гражданскую. Но в их станице не светился, было у него другое поле для деятельности. А теперь на тебе — занесло его в Новоорлянскую, да еще и угораздило найти здесь свой конец. А теперь Шкурату надо разбираться с трупом. После смерти ворыпаевский бандит устроил им такую подлянку. Если бы его хоть просто прирезали, как Бэмби, тогда надо было бы искать одного убийцу. А тут вокруг трупа гильз — как после взятия Берлина. Дмитрий Иванович, конечно, понимал, что сильно преувеличивает. Но он любил все измерять большим масштабом, чтобы всегда чувствовать свою важность.
Вчера, когда все отделение милиции выехало на место преступления и сообща начали изучать обстановку, Кирик не удержался и воскликнул:
— Да тут целое поле боя! А машин сколько было, вы гляньте, Дмитрий Иванович, со стороны Ворыпаевки прикатили, с нашей… Постояли, вон следы от протекторов поглубже, а рядом следов, следов! Сколько же их было? Натоптали, сволочи, ни хрена не поймешь. Видать, много. Может, человек по десять с двух сторон в засаде сидели, а потом еще по десять прикатили. Если, конечно, никто в багажнике не ховался. Тогда еще больше.
— Молчи, умник, — оборвал его Дмитрий Иванович. — Раз с двух сторон съезжались, сходка у них тут была.
— А у кого? — полюбопытствовал Петро.
— А я откуда знаю? — огрызнулся начальник. — Нам теперь над этим делом потумкать надо. И не обошлось здесь без участия москвича, нюхом чую. Как он к нам заявился, одни неприятности пошли. Такого коня украл! — раз, загнул один палец начальник; Бэмби зарезали — два. Не прошло и суток — этого лысого пристрелили. Это уже три. Он загнул третий палец.
— Кабак спалил москвич! — услужливо подсказал Петро. Он чувствовал свою вину перед начальником за то, что не устерег коня и москвича, и из кожи вон лез, только бы заслужить благосклонность начальника.
— Дурак, шо ли? — удивился Кирик. — На кой твоему москвичу наш кабак? Он его, наверное, и не видел, это не его пошиба заведение. У них в Москве знаешь какие рестораны? Тебе такие и не снились.
— Отставить разговорчики, — осадил подчиненных начальник. — Думаю, к кабаку москвич отношение не имеет. Действительно, на кой он ему? Но трупы, трупы… К ним он точно как-то причастен. Черт бы их всех побрал. Повадились прижмуриться именно на нашей земле. Всю статистику нам подпортили… И это всего за два дня. А шо же нам ожидать дальше?
Начальник прохаживался в раздумьи по пыльной траве на обочине, чтобы не наступать на многочисленные следы.
— Ну шо все стоите? Развесили уши… Работайте! Ищите улики. Все по пакетам. Отправим в город в судмедэкспертизу. Нехай они голову ломают, кому что принадлежит. Вон окурков и с той, и с этой стороны. Значит, стояли, балакали. Вон след на пыли, кого-то волокли. Или он сам полз. Давайте, изучайте. Мне, что ли за вас тут ползать? — раздраженно спросил он и закурил.
— А этого жмурика куда? — указал пальцем на Кудрю Петро.
— Знамо дело куда — в мешок и в город. Давайте что-нибудь ему на морду киньте. А то смотреть неприятно, — поежился начальник.
Петро и сам жмуриков недолюбливал. А если честно — то опасался. Ему всегда казалось, что жмурик может неожиданно ожить и цапнуть его своими холодными пальцами. Но делать нечего, приказ есть приказ. Он достал из машины черный большой пакет, подозвал Кирика и они вдвоем стали запихивать тяжелого Кудрю в мешок. Петро старался не смотреть в открытые глаза трупа и только радовался, что жмурик пролежал на солнце совсем недолго, старик Деревянко его первый обнаружил и тут же сообщил в милицию. При том так бежал, что забыл про свою больную ногу. Наверное, это было самое сильное впечатление за всю его долгую жизнь. Трупы на дорогах не часто валяются.
— Тяжелый, сволочь, — пыхтел над трупом Кудри Петро.
— Не говори так про покойника, а то с того света придет. Знаешь, какие они мстительные? — предупредил его Кирик.
— Та тю на тебя! — сплюнул Петро и наконец втиснул ноги Кудри в мешок. Сообща застегнули молнию и поволокли Кудрю к машине.
— Бачил, какие у него ботинки? — спросил пыхтя Петро, удивляясь тяжести мертвого тела. По виду Кудря был не такой уж и крупный, а весил, как тонну.
— Хорошие ботинки, импортные, ну та й шо? Даже если нашего размера, не станешь же снимать с мертвяка.
— Та я бы снял, если бы не начальник, — признался Петро. — На кой они жмурику? Вже не погуляет. На том свете, говорят, вже ничего не нужно. Ни одежды, ни обуви.
— Голяком ходят, шо ли? — заржал не верящий в загробную жизнь Кирик.
— Бабка говорила — души бестелесные летают, а раз бестелесные, то на шо ж одевать или обувать? Тела-то нету!
— Забудь про ботинки, — посоветовал Кирик. — Хоть я и не верующий, знаю, шо грех у мертвого шо-то отнимать. Даже с кладбища ничего в дом нельзя брать. Поганая примета.
Они поднатужились и с трудом забросили мешок с телом в машину. Волохов тайком пощупал через пластиковый мешок ноги Кудри и разочарованно вздохнул. На такую красоту ему копить и копить, а тут в землю зароют, никому пользы нет.
— Шо ты вздыхаешь? — не так понял его Кирик. — Подумаешь, мертвяка протащил пять метров. Скажи спасибо Дмитрию Ивановичу, шо такие мешки в городе выбил. А то тащить бы нам этого с вытаращенными глазами да нюхать его испарения…
Степка Байда и Сашко Ященко бродили, низко нагнувшись над дорогой, и собирали вещественные доказательства двухсторонней встречи.
— Ну шо вы как пионеры на уборке помидоров? — заорал на них Дмитрий Иванович. — Это они через один помидоры собирают. Им за это гроши не платят. А вам платят, давайте все подряд собирайте.
— А если шо-то не их? — усомнился в правоте начальника Степан.
— А чье еще? Наши сюда не ходят, им здесь делать нечего.
— А дед Деревянко здесь блукал. Може, это он тут стоял и тоже курил. А мы его окурки в общий пакет…
— Деревянко всю дорогу бежал, як заяц, он же трупа спьяну перепугался, говорил — чуть не помер от страха. Не мог он здесь перекур себе устраивать, у него нервы слабые… А вообще, — спохватился начальник отделения, — надо у старика спросить, шо он тут делал. Зачем сюда забрел? То жалуется — ноги не ходят, то в такую даль потащился. Може, он моего коня бачил. Устрою ему допрос с пристрастием, — пообещал Шкурат.
— Та он сюда ховаться от своей жены пришел, гнобит она его, бедолагу, — посочувствовал старику Волохов, который хорошо знал от самого Деревянко, как его баба отнимает у него весь алкоголь на корню. И старик в разговоре с сочувствующим ему соседом намекнул, что есть у него тайное местечко, где он потихоньку пьет, а потом кемарит, чтобы подольше удовольствие растянуть. Теперь понятно, что это за местечко. Сюда его старуха ни за что не догадается забрести.
Вскоре весь намеченный участок был тщательно убран, как к первомайскому празднику. Все что можно, собрали, что нельзя — следы протекторов — сфотографировали, следы обуви измерили, но поскольку на пыли не было ни одного четкого следа, размеры варьировались от тридцать пятого до сорок шестого. Но милиционеры работали, не покладая рук, их совесть была чиста. Они сильно сомневались, можно ли найти по таким следам участников сходки, но зато другие вещдоки вполне могли прояснить картину.
— Да, это вам не козу бабки Веры искать! — ехидно прокомментировал их усердие начальник, глядя на взмокшие от пота и пыльные лица своих подчиненных.
Сегодня Дмитрий Иванович перечитывал отчет с места происшествия и находил, что составил его грамотно, не стыдно перед городскими.
В дверь постучали и в кабинет ввалился бывший начальник отделения — Володя. Дмитрий Иванович не поверил свои глазам.
— О! Товарищ капитан! Якими ветрами? Шо надо? Проходи, садись, сейчас холодной водички налью, — потянулся он к графину, который предупредительный Волохов наполнил колодезной водой минут десять назад.
Володя остался на месте, но начал оглядывать кабинет, переводя взгляд с нового офисного стола на свежепобеленные стены, потом на два новых кресла, которые стояли в углу, придавая уют кабинету начальника. На стене висела большая картина — парадный портрет какого-то генерала. Кого-то Володе его лицо напоминало, но он так и не вспомнил. Лицо у генерала было гладкое, усы буденовские, крупные руки лежали на эфесе здоровенной шаблюки, каких и на свете не бывает.
— Нравится? — самодовольно спросил нынешний начальник отделения. — На базаре в Тихорецке купил, у одного художника. Он на улице сидит и малюет всех, кто захочет. Жинка говорит, этот генерал на меня сильно похож. Отпущу усы — точно его копия буду.
Володя не разделил радость своего преемника, но не преминул заметить:
— Шо-то все здесь изменилось…
— Та еще бы! Я же здесь ремонтик забацал. А то тут после тебя такой бардак остался… Да ты присаживайся, не стесняйся…
Володя все-таки сел, но лицо его было серьезным…
— Некогда мне. Я ненадолго. Я к тебе как к представителю власти пришел. Тут одно дело.
Начальник милиции усмехнулся и заинтересованно посмотрел на своего предшественника:
— Ну-ну. Якое такое дело?
— Государственной важности! — как отрубил Володя.
Шкурат вскинул брови и с удивлением взглянул на Володю. У того был такой вид, как будто он по крайней мере знал о заговоре против Дмитрия Ивановича. Иначе какие такие могли быть дела государственной важности в станице Новоорлянской? Или опять здесь замешан этот хренов москвич? А что? Дмитрий Иванович совсем не удивится. Слово «государственный» он всегда связывал с Москвой. А этот залетный гость, из-за которого у Шкурата сплошная головная боль, как раз из нашей столицы. Шкурат насупился и пробасил:
— Валяй, Володя, докладывай — и откинулся на спинку удобного офисного кресла. Портрет висел как раз над его головой и Володя убедился, что с усами Шкурат действительно был бы похож на неизвестного генерала.