Когда появился сам начальник отделения милиции Шкурат, Лена немного воспряла духом. Нельзя сказать, чтобы она доверяла ему, наоборот, зная его по рассказам дяди Володи как человека бесчестного, девушка испытывала к нему неприязнь и даже более того — терпеть его не могла. Удивительно, как у такого наглого взяточника и ворюги рос вполне приличный сын. Вот уж не всегда права пословица — яблоко от яблони недалеко падает. Лена была классным руководителем в классе, где учился младший сын Шкурата — Павлик, милый застенчивый мальчик с большими голубыми глазами и белокурыми непослушными волосами. Он учился на «отлично», был хорошим другом — ребята его любили, а Зина Пороховая, одноклассница Павлика, всегда краснела, когда встречалась с ним взглядом. Лена поняла, что девочка влюблена в парнишку и сочувствовала ей. За Павликом бегали девчонки обоих параллельных классов.

Начальник милиции вышел из машины, когда недолгий бой у вагона уже закончился.

«В машине отсиживался, шкуру свою берег», — неодобрительно подумала она, когда он появился среди участников военных действий к завершению операции. Он стоял, выпятив живот, и наблюдал, как задержанным надевали наручники и рассаживали по машинам, а мертвых разложили в один ряд. Шкурат скорым шагом прошел мимо тел, окинув всех разом беглым взглядом. И когда начальник с милиционерами направился к вагону, Лена облегченно воздохнула: Турецкого среди лежащих не было. Со своего наблюдательного пункта она решила осмотреть окрестности и прикинуть, куда же девался Александр. Ведь он исчез как раз в тот момент, когда началась стрельба. Его нет ни среди живых, ни среди мертвых. И даже бинокль не помог, сколько она не всматривалась вдаль и по сторонам.

Лена спустилась с пригорка и пошла куда глаза глядят. Что-то ей подсказало, что нужно идти по направлению к некошеной траве, которой здесь было предостаточно и местами она выросла по пояс. Жители станицы в такую даль на косьбу не ходили. Достаточно травы для скотины было и поближе.

Лена растерянно смотрела по сторонам и стала звать Турецкого сначала тихо, потом, отчаявшись и чуть не плача, позвала громче:

— Александр Борисович! Саша!

— Здесь я, Лена, — услышала она его голос совсем рядом, почти под ногами. Турецкий лежал на спине в высокой траве и смотрел в небо, покусывая травинку.

— Вы не ранены? — бросилась девушка перед ним на колени и едва удержалась, чтобы не обнять его от радости. Турецкий посмотрел на нее долгим взглядом. Какой же он уставший, измученный — с любовью подумала о нем Лена. Так хотелось прижаться к нему, поцеловать в заросшую щетиной щеку…

— Нет, девочка, просто устал немного. Это ты стреляла тогда?

Лена только кивнула головой. Она не стала рассказывать, как всю ночь вынашивала план его спасения, как впервые в жизни сидела в засаде и как впервые выстрелила в человека. Какое счастье, что она не убила того бандита. Ведь пришлось бы жить с этим всю оставшуюся жизнь! Даже в состоянии нервного напряжения она нашла в себе силы проследить за раненым, как он отползал в сторону и спрятался за машиной.

— Спасибо тебе, — улыбнулся Турецкий. И его улыбка была самая замечательная.

Где-то в небе послышался звук приближающегося вертолета. Они оба одновременно подняли головы. Вертолет пролетел совсем низко над Турецким и Леной, она от неожиданности испугалась и прижалась к Турецкому. Он обнял ее за плечи и проговорил, глядя в небо:

— Вот и все…

А Лена подумала, что была бы самой счастливой на свете, если бы он держал ее в объятиях подольше.

Начальник отделения важно прохаживался вдоль вагона, заложив руки за спину. Самодовольная улыбка играла на его лице и он предвкушал, как доложит начальству о разоблачении банды ворюг, позарившихся на золото Родины. И ведь это под его руководством так блестяще проведена операция по изъятию золота. Два УАЗика арестованных, банда Кудри прекратила свое существование, банда казаков разоблачена и обезврежена, а ее атаман, он же главарь, уничтожен на месте преступления. Это какой же плюс в его послужном списке! Так и в город могут перевести на повышение. Все, хватит прозябать в этой глуши. Пора выходить на широкий простор. Сынка, кстати, нужно определить в хорошую школу, учителя его хвалят, в пример другим ставят. Да и жена его затосковала в Новоорлянской, поговорить ей здесь не с кем, не то общество. Да и вообще — есть ли здесь равные семье Шкурата? Выпить с ним каждый горазд, но это скорее делает честь его собутыльникам, а не ему самому…

Шкурат остановился у двери вагона и напустив на себя строгость, стал наблюдать за работой подчиненных. Разгрузка золота шла полным ходом. У вагона прямо на гравий расстелили брезент и золото складывали на него.

Шкурат неприятно удивился, когда услышал над головой шум мотора и над ним завис вертолет. Не успел он окончательно огорчиться, как вертолет приземлился тут же, рядом с вагоном. Из вертолета, как заведенные, начали выпрыгивать СОБРовцы — в масках, при оружии. Как в каком-то солидном боевике. Они веером рассыпались вокруг вагона, занимая боевую позицию. Шкурат самодовольно усмехнулся — и без них обошлись. Но когда из вертолета вышли несколько человек в штатском и направились к вагону, лицо Шкурата осветила самая радушная улыбка, на какую он только был способен.

— Здравия желаю, товарищ полковник…Вот… — он широко развел руками, — а мы тут золото незаконное конфисковали. И ликвидировали две преступные группировки.

Он не стал сразу вдаваться в детали операции, приберегая их на закуску. Как сказала бы его жена — на десерт.

Шкурат был готов ко всему — к тому, что немедленно все бросятся пожимать ему руку и поздравлять с успешно завершенной операцией, к тому, что его действия высшее начальство одобрит и оценит должным образом. Но товарищ полковник никак не выразил своего восхищения и его холодность сначала обескуражила, а затем и насторожила Шкурата. Одним словом — настроение у него испортилось непонятно почему.

Полковник в ответ не улыбнулся, он сурово посмотрел на золото, потом перевел взгляд на Шкурата.

— Что же вы не предупредили нас, Дмитрий Иванович? Серьезное это дело. Золото в таких количествах… Это уже сфера деятельности прокуратуры.

Шкурат заискивающе улыбнулся.

— Решили — сами справимся, товарищ полковник. И как видите — справились! Безо всякой авиации…Накол всего пару часов назад пришел.

Полковник брезгливо поморщился.

— Что за тюремные выражения, майор?

— Извиняюсь, информация, — тут же с готовностью исправился Шкурат. — А как вы про это узнали, товарищ полковник? Стрельбу из города услышали? — он рассыпался мелким смехом, его глаза спрятались в щелочки, губы растянулись в улыбке, обнажив неровные зубы.

Полковник ничего не ответил и почему-то не оценил остроумие начальника отделения. Напротив, он отвернулся от Шкурата и через плечо спросил у невесть откуда взявшегося Володи Поречного:

— Что ты говорил, капитан? В машине посмотреть?

Володя молча кивнул. Улыбка мгновенно сошла с лица начальника отделения и он едва сумел сохранить на лице невозмутимое выражение. Но его выдали глаза — он злобно уставился на Володю, который с независимым видом остался стоять у вертолета, словно он, а не Шкурат спланировал эту опаснейшую операцию с конфискацией золота. Если бы Шкурат мог, то испепелил бы своего бывшего коллегу взглядом.

К милицейскому УАЗику уже подходили два СОБРовца. Один из них только нагнулся и тут же вытащил из-под сиденья увесистый брезентовый мешок. Когда мешок развязали и вывалили содержимое на землю, под лучами солнца засверкали пять больших слитков золота.

— Это тебе для хознужд? — язвительно спросил полковник у начальника милиции. — Наверное, капусту в бочке прижимать? Вместо груза.

Полковник, оказывается, тоже знал толк в шутке. Но шутка у него была страшная, и Шкурату действительно стало страшно. Он понял, что допустил ошибку. Непоправимую ошибку.

Шкурат потерянно смотрел на полковника и глаза у него бегали. Краска медленно заливала лицо. Оно мгновенно покрылось испариной. Начальник отделения не сразу нащупал карман, из которого вытащил большой носовой платок. Вытирая лицо, он перевел взгляд на Володю. Тот скрестил пальцы и показал «решетку», потом развел руками и издевательски улыбнулся. У Шкурата как будто что-то оборвалось внутри. Он едва не взвыл от отчаяния. Вся его карьера, которую он строил годами, все его усилия — хитрость, коварство, бесчестность — пошли прахом. Руки у него задрожали, к горлу подступила тошнота, а потом наступила полная апатия.

Почему так грустно? И откуда это ощущение одиночества и полного опустошения? Ведь рядом любимый человек… А вот ощущение утраты не покидало Лену. Турецкий сидел совсем рядом, она чувствовала тепло его тела через рубашку и украдкой смотрела на его профиль. Мыслями он был далеко от нее, она это чувствовали и огорчалась. Ну почему он не смотрит на нее? Неужели ему интереснее наблюдать за тем, что происходит у вагона? Вон ведут к вертолету понурую фигуру начальника отделения, СОБРовцы собирают трупы и уносят их в одну из милицейских машин, одна за другой отъезжают машины, двери вагона опять закрыли и опломбировали. Все это не имеет к ней никакого отношения, у них так мало времени, а он молчит и думает о чем-то своем…

Турецкий проследил взглядом за вертолетом, который с ревом поднялся с места. Лопасти пропеллера рассекали воздух, низко пригибая траву, а вертолет резко взял вверх и сразу развернулся на восток. А теперь действительно все. Рядом сидит славный человечек, он слышит ее осторожное дыхание. И этот человечек столько сделал для него, что вряд ли он когда-нибудь ее забудет… Когда Алесандр повернулся и встретился взглядом с Леной, она зарделась и смущенно отвела взгляд.

— Слушай, Лен, ты меня обещала посадить на поезд… — напомнил ей Турецкий и вопросительно посмотрел на нее. Не забыла ли она своего обещания?

— А ты…а вы…уже сегодня, наверное, не успеете, — в ее голосе прозвучала надежда. — Меньше часа осталось. И потом, дядя Володя сказал — свидетельские показания нужны будут. — Лена пошла на маленькую хитрость, надеясь, что Александр этого не заметит.

Турецкий покачал головой и взял ее ладошку в свою руку.

— Нет, нет…Никаких свидетельских показаний. И без меня уже разобрались… — Лен, мне пора, может, я все-таки успею, а?

Лена опустила голову, помолчала, потом тихо сказала:

— Ну если вы так торопитесь, можно попробовать.

Турецкий шел за ней и смотрел на ее стройную высокую фигуру. Длинные волосы она собрала в пучок и он залюбовался ее изящной шейкой. «Повезет какому-то парню», — подумал он почему-то с грустью. Молча сели на мотоцикл, Лена рванула с места, как заправский мотоциклист. «Вот девчонка! — восхитился Турецкий. — И стреляет, как снайпер, и на мотоцикле чувствует себя уверенно». Они мчались по полевой дороге, потом выехали на шоссе и вскоре уже подъезжали к станции.

На перроне было пусто. Время отпусков уже давно закончилось, местные жители по делам в город на поезде ездили редко, слишком долго добираться до станции, если нет своего транспорта. Единственный автобус ходил редко, да и то на водителя никогда нельзя было положиться. У него было свое расписание, которое зависело от его настроения. Гораздо проще договориться с кем-то из водителей попутных грузовиков.

Они выбежали на платформу одновременно с подходившим поездом.

— Это поезд «Москва-Новороссийск», — упавшим голос произнесла Лена. В руке она держала мотоциклетный шлем и не отрывала взгляд от Турецкого. Но он смотрел поверх нее — на приближающийся состав. Когда перед ним остановился вагон и на платформу спустились всего два человека, Лена напомнила:

— Вам придется идти через весь состав во второй вагон. Проводницу зовут Марина. Она из наших местных, моя знакомая. Давайте быстрее, а то стоянка всего минута.

Турецкий повернул к ней лицо и хотел уже прощаться, но Лена продолжила дрожащим голосом:

— Я в Москву приеду, на следующий год. Вот закончится этот учебный год, и уеду отсюда. Буду в Высшую школу милиции поступать…

Турецкий ласково улыбнулся:

— Ты до этого времени уже замуж выйдешь, девочка…

Он поцеловал ее в щеку.

— Спасибо тебе…Володе привет.

Лена вдруг обвила его шею руками, больно стукнув шлемом по спине, и поцеловала в губы. Потом отпрянула от него, словно обжегшись, и заглянула в самую глубину его глаз. Ей хотелось увидеть в его глазах если не любовь, то хотя бы намек на какое-то особое к ней отношение, тогда она могла бы мечтать о нем, на что-то надеясь. Но в его взгляде она прочитала только растерянность.

— Поезд… — виновато проговорил он. — Я пойду. — И уже заскочив на ступеньку, он пообещал, впрочем, не совсем уверенно: — Я позвоню… Обязательно.

Проводница закрыла дверь, бросив на Лену любопытствующий взгляд. Поезд тронулся, а Лена пошла рядом с вагоном и все смотрела, смотрела на Турецкого, который так и остался стоять в тамбуре и махал ей рукой, неловко улыбаясь.

Плетнев шагал по платформе с дорожной сумкой через плечо и удивлялся отсутствию людей. Когда он спрыгнул с подножки на платформу, то увидел вдалеке несколько человеческих фигурок, но они так быстро исчезли, будто растворились в степи. Впрочем, ничего удивительного. Станция маленькая, какая-то будка, а не станция. Поезд проходящий, транзитных пассажиров здесь не бывает.

Одинокая девичья фигурка медленно шла рядом с поездом, а он все ускорял и ускорял свое движение. Девушка остановилась и смотрела вслед, пока последний вагон не скрылся из вида.

«Провожала кого-то», — машинально отметил Плетнев, достал карту и развернул ее. «Лучше спрошу у местных» — подумал он и подошел к девушке, которая все еще смотрела вслед поезду.

— Простите, девушка, а вы не подскажете, где здесь автобусная станция?

Она повернула к Плетневу заплаканное лицо. Слезы катились по ее щека, но девушка не замечала их.

— Что? — переспросила девушка и Плетнев по ее голосу понял, что она глубоко несчастна.

— Извините, — смутился он. — Я только хотел узнать, где здесь автостанция.