На следующий день с утра Юрий Гордеев успел побывать в городской прокуратуре. Вадима Лучинина уже выпустили из карцера, и следователь Володин подписал Гордееву разрешение на свидание. Теперь надо спешить в СИЗО. Еще неизвестно, сколько там придется ждать…
Гордеев шел быстро — поскольку свободных мест для парковки не было, ему пришлось оставить машину довольно далеко от прокуратуры.
Пройдя два квартала и дождавшись, когда на светофоре зажжется зеленый свет, Юрий Петрович начал переходить улицу. Внезапно из третьего ряда вырулил черный джип и, набирая скорость, рванул вперед. Адвоката спасло шестое чувство — в последний момент он отпрянул. Джип, словно огромный черный снаряд, пронесся мимо, обдав лицо Гордеева горячим воздухом… Не среагируй он вовремя, джип наверняка бы его сбил…
Сердце билось бешено, но адвокат дошел до машины, сел и положил руки на рулевое колесо.
Есть люди, которые имеют привычку переживать задним числом. Они умудряются не только во всех подробностях вспоминать опасности, которые их не настигли, но и живописать то, что никогда им не угрожало. Говорят, после того как пассажирские самолеты врезались в нью-йоркские небоскребы, появилось большое количество пациентов психиатрических больниц, которые настолько ярко представляли себе, что было бы с ними, окажись они в том небоскребе, что это становилось навязчивой идеей и в итоге приводило к шизофрении…
Адвокат Гордеев к таким не принадлежал. Он всего лишь подумал: «Вот когда закурить не помешало бы».
Он рефлекторно сунул руку в карман куртки, лежащей на соседнем сиденье. Курева там, естественно, не оказалось, но Гордеев нащупал какие-то листочки плотной бумаги или тонкого картона. Визитки! Из-за событий последних дней Гордеев как-то упустил эту улику из виду. Куртка после схватки в комнате Каштановой выглядела малопривлекательно, и это было еще мягкое определение. Из-за крайней непрезентабельности Гордеев и оставил ее в машине. Вместе с визитками.
Юрий Петрович начал рассматривать визитки, но на них не было ничего, кроме номера сотового телефона. Воротник рубашки, оторванный им, также мало о чем говорил. Добротная, явно дорогая рубашка… Гордеев пригляделся к нашивке. Какие-то буквы… Похожи на «I» и «Н», и цифры… 102101… Пока ни о чем не говорит, но подумать об этом не помешает. В любом случае это как-то связано с Ольгой. За то время, что он рассматривал визитки и оторванный воротник, Гордеев успокоился и теперь мог уверенно чувствовать себя за рулем. Он завел машину, дал задний ход и осторожно, чтобы случайно не задеть припаркованный в нескольких сантиметрах шестисотый «мерседес», выехал на проезжую часть, влившись в сплошной поток автомобилей, неспешно ползущий от центра.
За те несколько дней, что Гордеев не видел Вадима, парень сильно изменился. Он осунулся, в его глазах уже не было той уверенности в себе и в своей правоте, которую видел Гордеев на первом свидании. Это был сломленный и испуганный человек. Даже сообщение о смерти Ольги (Гордеев не стал говорить обо всех обстоятельствах) не слишком поразило Лучинина. В его душе явно произошел надлом. Он уже не хотел сопротивляться. Гордеев не раз наблюдал такую перемену с людьми, которые попадали в следственный изолятор. Поэтому он как можно более тактично стал задавать интересующие его вопросы.
Но Лучинин отвечал неохотно и односложно. Только «да» или «нет». Наконец Гордееву это надоело. Он прошелся по комнате, подошел к окну. Вадим наблюдал за адвокатом лишенным всякого интереса взглядом.
Неожиданно Гордеев вернулся к столу и грохнул по нему кулаком. Ручка, лежавшая на краю стола, подпрыгнула и скатилась на пол.
Вадим изумленно посмотрел на Гордеева. Тот остался доволен — это была первая нормальная реакция подзащитного. Полная безучастность и отчуждение Лучинина вроде дали трещину. Вадим даже нагнулся, поднял ручку и положил ее на стол. Гордеев мысленно поздравил себя с успехом.
— Я хочу, чтобы между нами не было недоразумений. Я прекрасно знаю, что вы непричастны к избиению и гибели Ольги. И я хочу доказать вашу невиновность. И я докажу это. Если мне не помешают…
— Кто?
— Прежде всего вы сами. Мне нужна ваша помощь, без нее мы проиграем. Вы готовы мне помогать?
— Да.
— Тогда считайте, что победа нам обеспечена. Но при одном условии. Вы рассказываете мне все и без утайки. Договорились?
— Да. Спрашивайте. Только одна просьба, обращайтесь ко мне на «ты». Мне будет проще отвечать.
— Хорошо. В наших частных беседах будем на «ты». Но на официальных допросах у следователя и в суде, если дело до него дойдет, только на «вы». — Гордеев взглянул на Лучинина, тот согласно кивнул. — Договорились. Прежде всего нам надо доказать, что ты непричастен к избиению Ольги. Но здесь слишком многое против нас. Я буду задавать вопросы, может, откровенные, быть может, неприятные. Но это нужно. В суде и у следователя их не избежать, и будет лучше, если мы все обсудим и обговорим заранее. Согласен?
— Да. Я готов…
— Хорошо. Итак… Из показаний соседки Ольги по блоку Айвары Файзуллиной следует, что в тот день ты и Ольга поссорились. Причем это было у вас не первый раз, вы ссорились постоянно. Это с одной стороны. С другой — люди, которые более или менее хорошо вас знают, в один голос утверждают, что такую счастливую пару надо еще поискать. Объясни это противоречие.
— Противоречия здесь никакого нет. — Вадим даже слегка улыбнулся. — Айвара славная девушка. Но… — Он несколько смущенно замолчал, собираясь с мыслями. — В общаге слишком тонкие стены. Я не мог водить Ольгу домой, у нас с матерью однокомнатная, вот и приходилось, как это сказать… ну заниматься сексом в общежитии. А Ольга, она довольно… э-э-э…
— Темпераментная? — подсказал Гордеев.
— Да, темпераментная..-. То есть была… — На глаза Лучинина навернулись слезы. — Но она человек из маленького городка, ей было важно, что думают окружающие. Оля не хотела, чтобы Айвара что-то слышала, вот она и придумала, что мы якобы ссоримся… Сначала это вышло случайно, и соседка быстро ушла — она человек восточный и очень тактичный. А потом мы повторили — и Айвара опять ушла… — Вадим счастливо улыбнулся, вспоминая свои приключения на амурном фронте, но тут же до него дошло, что всего этого больше не будет, и он осекся на полуслове и замолчал.
— Значит, в тот день вы с Ольгой разыграли точно такую же интермедию и, так сказать, временно удалили соседку из комнаты? — поспешил задать вопрос Гордеев, чтобы отвлечь Вадима от тяжелых мыслей.
Вадим молча кивнул. Гордеев же продолжил, просматривая свои выписки из дела Лучинина:
— Понятно… Но для суда твои объяснения, конечно, не доказательство… А как быть с оторванной пуговицей, кровью на рубашке, царапинами на щеке…
— Оля как будто чувствовала, что это была наша последняя встреча. Когда мы достигли… ну пика, что ли, она потеряла контроль над собой. Такой я ее никогда не видел. Она даже поцарапала мне щеку… А потом у нее вдруг пошла носом кровь. Я не знал, как остановить, а Оля только смеялась. Она была счастлива. Она запрокинула голову и прижала к носу первую попавшуюся тряпку. Это оказалась моя рубашка. Я случайно взглянул на часы, было пять минут четвертого. Программа по взлому банковского сервера, по идее, должна была запуститься сама. Но все же лучше было ее держать под контролем. Я схватил рубашку и напялил на себя. Застирывать было уже некогда. Оля смеялась и говорила, что меня задержат по подозрению в убийстве, если я пойду такой окровавленный. Кто мог подумать, что она окажется права… Я ей ответил, что от меня все будут шарахаться и я так гораздо быстрее доберусь до лаборатории. Когда я выходил, зацепился рубашкой за стол, — в ее комнате просто так не пройдешь…
— Это я заметил. — Гордеев старался его не перебивать.
— Пуговица отлетела, я только на лестнице на бегу застегнулся… Если бы я знал, что шутка окажется правдой… я бы не ушел от Ольги. — Вадим тяжело вздохнул, уставился в пол и замолчал.
«Тогда у нас, возможно, было бы одним трупом больше. А их и так в этом деле явное перепроизводство», — подумал Гордеев, но свои мысли озвучивать не стал.
— К сожалению, единственный свидетель, который видел Ольгу непокалеченной после того, как ты выбежал от нее в крови и распахнутой рубашке — дежурная по этажу Светлана Михайловна, — убита. И все против нас. Твоей истории судья не поверит, прокурор тем более. Чтобы доказать твою невиновность, мы должны найти настоящих преступников. Итак. Если не ты, то кто?
— Не знаю… — Вадим пожал плечами.
— Возможно. Но подумай, были ли у Ольги враги. На личной или деловой почве?
— Да нет. Разве что одна заслуженная преподавательница с Ольгиной кафедры. Они с ней на каждом заседании кафедры ругались на идеологической почве. Коммунистка и либералка… Но она вряд ли бы пошла на такое.
— Я тоже так думаю. Тут действовали куда более серьезные люди. Уточню вопрос. С так называемыми лицами кавказской национальности у тебя или Ольги трений не возникало? Может, у нее были какие знакомые?
— Может, и были, да я не знаю о них, а Ольга не говорила. У меня же точно с ними никаких дел никогда не было.
— А иностранцы знакомые у Ольги были? Такие высокие, стройные, светловолосые…
— У Ольги один только приятель был — американец. Джек Хокинс. Он в посольстве США в Москве работает.
— Кем? — Гордеев заинтересованно посмотрел на Вадима и подумал: «Джек Хокинс, по-английски Jack Hockins, вот и буквы JH».
— Я в дипломатических табелях о рангах не очень разбираюсь, у него должность типа первого заместителя начальника консульского отдела. Он как-то раз, около года назад, мне помог быстро визы оформить, когда я в Штаты летал.
— Кстати, что ты там делал?
— Я присутствовал в качестве докладчика на международной конференции по защите компьютерных систем.
— Съезд хакеров?
— Почти, но только более профессиональных программистов и без этого хакерского зазнайства и снобизма.
— Понятно… Ну а что вы делали в Париже?
Вадим чуть замялся, и это не ускользнуло от Гордеева.
— Мы ездили в гости к моему другу, Сергею Лепшеву. Оля заодно поработала в библиотеке Сорбонны.
— По теме своей диссертации?
— Да. Кажется, в Бахметьевском фонде. Оля от своих стариков-эмигрантов просто фанатела. А там такие залежи, она мне говорила. Только я не очень вникал во все эти подробности. Оля еще говорила, «что Бахметьеве кий фонд считается второй по значимости коллекцией эмигрантских свидетельств после Пражского архива.
— Об этом архиве я уже знаю. А тебе откуда о нем известно?
— От Ольги. Она могла о них рассказывать часами. — Вадим немного печально улыбнулся. — И была при этом счастлива…
— С Джеком ты хорошо знаком?
— Нет, я и видел-то его раза два всего.
— Что можешь о нем сказать?
— Типичный янки… и всё. Я особенно к нему не присматривался.
— Все же попробуй его описать.
— Высокий, светловолосый, худощавый, но такой спортивный. Он был, как бы это сказать… как сжатая пружина. Ну энергия била из него… Я не могу это описать…
— А Ольга о нем что-нибудь рассказывала?
— Нет, сказала, что он ее хороший знакомый. А я особенно и не расспрашивал. Это ведь ее жизнь была… Я не вмешивался… Я ей верил. Во всем.
— Может, ты знаешь, где он живет?
— Нет. Ольга как-то сказала, что он живет рядом с посольством. Там у них вроде есть свой дом для дипломатов.
— Я тоже слышал об этом…
Гордеев достал из кармана одну из визиток, подобранных им в комнате Каштановой после ночной схватки с незнакомцем.
— Тебе знаком этот номер телефона?
Вадим взял визитку и мельком взглянул на нее:
— Это номер мобильника Джека…
— Ты уверен?
— Да. У меня хорошая память на цифры. В том числе на телефонные номера. Поэтому и в программисты пошел. А откуда этот номер? Джек как-то…
— Обещаю все рассказать, когда все буду знать точно… Во время моей единственной встречи с Ольгой она мне немного рассказала о том, что ты в Париже искал какой-то клад… — Гордеев начал задавать вопрос и осекся. Вадим как-то нервно дернулся и молниеносно поднес палец к губам, а затем показал на потолок — здесь подслушивают. Гордеев согласно кивнул головой и протянул Лучинину лист бумаги и ручку.
— Это у них там шоу телевизионное такое типа «Последнего героя», только на диком острове нужно не просто выжить, но и найти спрятанный организаторами клад. Так я с моим приятелем тамошним смеха ради на кастинг сходил и выиграл, только в шоу-то участвовать могут жители Парижа, а я всего лишь москвич. Вот так обломился мой остров Кокос и клад капитана Флинта. — Вадим молол все, что приходило ему в голову, а в перерывах между фразами он что-то писал на бумаге, предложенной Гордеевым.
— Да, веселое у тебя там было пребывание… — протянул Гордеев. На листке было написано: «Клад есть. Большой. Или что-то в этом роде. Подробностей не знаю. Все документы в ноутбуке».
Юрий Петрович подчеркнул карандашом слово «ноутбук» и поставил после него вопросительный знак.
Вадим приписал: «Да, фирмы Compaq из США, светло-серый, оставил у Ольги, его украли». Вслух же произнес:
— Жалко, мы всего две недели там пробыли.
Гордеев на мгновение задумался, написал на листке: «Все из-за ноутбука?»
Лучинин не стал писать, а просто ответил:
— Думаю, вся проблема в нем. Если бы остались там, ничего бы не случилось.
«Пароль, на всякий случай?» — Адвокат передал лист Лучинину, и тот, задумавшись на мгновение, написал: «Diamond».
Гордеев еще раз прочитал записи, взял зажигалку и поднес к листку бумаги. Когда пламя коснулось кончиков пальцев, он бросил горящий лист в пепельницу, подождал, пока догорит, и тщательно растер пепел в пыль.