– Все произошло в течение минуты, буквально на моих глазах, – говорил Грязнов Турецкому, рукой показывая место, где остановилась бронированная машина, в которой ехали губернатор, министр и его заместитель.

– Ты был в эскорте? – спросил Турецкий, осматриваясь.

– Да следом ехал! Со мной сидел сотрудник Виктора Анатольевича. Между прочим, я внимательно посмотрел: остановка, а тем более экскурсия в этом месте планом пребывания не предусматривалась. И в этой связи имеется неприятная странность, но о ней скажу позже.

– Стреляли оттуда? – Турецкий показал на верхний этаж большого универмага напротив.

– Верно. Лучше не придумаешь. В том случае, если все четко просчитано заранее. Но оружия, вопреки правилам, не найдено. Либо киллер другой, либо… не знаю, что предположить…

– Так, а здесь у нас что? Почему вдруг остановились? Кортеж, надо понимать, был немалый?

– Как раз наоборот. Пять всего автомобилей. А здесь у нас размещается штаб болдинской партии. Та самая, Саня, «Солидарность трудящихся». Не понимаю, на кой хрен Панкратову понадобилось сюда заглядывать?

– Это было его желание?

– Молодец! В самую десятку. Вот теперь слушай сюда. Пока шум, гам, мы успели выхватить из машины алексеевского водилу. То ли он был и сам в полной растерянности, то ли плохо предупрежден, но он показал следующее. Предложил Латников. А когда Панкратов стал возражать, что это, мол, вполне возможно сделать и позже, тот начал настаивать: надо, обещали. И это проверили. Действительно, вчера был звонок Болдину, что прилетает Панкратов с кандидатом от президента и хочет ненадолго встретиться, условиться о чем-то и так далее. Или что-то передать от президента. А звонил вчера именно Латников, передавая уже как бы волю своего шефа. Те, похоже, не возражали, но и особого желания проводить какие-то торжественные встречи тоже не высказали. Просто ответили: пусть заезжает, наши двери всем открыты. Поэтому не было никаких оркестров и ковровых дорожек. Но кто-то вышел встретить – вон туда! – показал Грязнов на высокий стеклянный подъезд, утопленный в здании. Потом-то, естественно, набежали!…

– Ну давай по порядку. Машина остановилась…

– Погоди. Ты понял уже, что допросить по горячим следам Алексеева или Латникова мы, конечно, не могли? Мы попросили их записать собственноручно свои свидетельские показания. Но встретили такое отчуждение! – Грязнов изобразил великое отчаяние. – Ах, как они оба были расстроены и даже растеряны! И оба ограничились лишь тем, что это именно Панкратов захотел на минутку заглянуть в «трудящимся». Зачем? Видимо, у него были какие-то свои планы, которыми он в машине не делился. Но он заранее предупреждал о встрече. Об этом, собственно, и говорил с Болдиным Латников. Накануне разговаривал по телефону. А шофер, как ты понял, успел сообщить другое. Но – внимание, Саня! – получаса не прошло, как он, этот мудак водила, позвонил Гоголеву и сказал, что во время допроса он не понимал, что говорил, что соответственно его неверно поняли. И не Латников настаивал, а сам Панкратов, просто он напутал, что-то не расслышал, короче, извините, виноват, больше врать не буду. Втык небось получил, если не хуже.

– Я смотрю, питерские страсти не утихают, – покачал головой Турецкий. – Помнишь, я тут михеевское дело раскручивал?1

1См. роман Ф. Незнанского «Убийство на Неглинной»

Аналогичная ситуация: объект подвезли именно туда, куда надо. Киллер наготове, стоп-кадр, мишень на мушке. А после – ох да ах! Как же это могло произойти? Кто бы мог подумать? Четко сработано. Ну а там что? – Он кивнул на универмаг напротив.

– Уже тепло, окна, видишь, открыты настежь. А верхний этаж – администрация и прочие службы. Середина дня, все в залах. Следов никаких. Чистая работа. Гильзу, судя по всему, унес с собой. И снова, Саня, один-единственный выстрел. В висок… Ну поедем? Там сейчас дежурная группа и судмедэксперт колдуют. Может, чего добавит.

– А в универмаге вы основательно шарили?

– Да толку-то что? Пока объявили по рации, пока примчались, окружили, стали фильтровать… тот уже наверняка давно ушел. А я пенку дал! Грешил, что если произойдет очередная попытка, то мишенью будет не Панкратов, а Зинченко. Она ведь здесь главный конкурент. А Панкратов что? Так, очередной министр…

– Слава, пойдем в машину. У тебя водитель как?

– Витькин кадр, поручился как за себя.

– Вот что мне кажется, – сказал Турецкий, садясь на заднее сиденье следом за Грязновым. – Если исключить наши эмоции – любые, положительные и отрицательные, – то получается, что Панкратов очень мешал. Но только одному человеку. Которого ты прекрасно знаешь.

– Ты имеешь в виду?…

– Его, Слава. При живом министре самого себя его сменщиком может назначить только очень ушлый и наглый человек. Помнишь наш разговор в «Узбекистане»? Ну когда Витька на горло брал? А мы ему – ни боже мой! Вот и считай, что назначение состоялось. А как этому помешать, знает только Костя. Будем надеяться. Где сейчас Валентина Сергеевна?

– Они разъехались еще в аэропорту. Она отправилась к какой-то своей подруге. Зинченко-то, оказывается, тоже здесь когда-то трудилась. Но ей наверняка уже сообщили. С ней гоголевская команда работает. Не знаю, что предпримут дальше, но у нее сегодня запланирована встреча с молодежью. В бывшем Дворце пионеров. Что-то вроде генеральной репетиции концерта в честь Майских праздников. Виктор там уже, поди, вовсю землю роет. Отменять вроде никто не собирается.

– А что с героем наших дней?

– Позже, – тихо сказал Грязнов и замолчал.

Турецкий понял: это уж точно не для машины. Даже с доверенным водителем.

– Саблину допросил?

– Все о'кей. Того официанта она узнала на фотографии, которую сегодня нам передали из Москвы. Ну а бородатого оператора, по нашему описанию, не оказалось среди тех ребят, что присутствовали на презентации. Рачонкина же она сразу опознала. Он там что-нибудь любопытное успел выдать?

– То, что мы и предполагали. Во-первых, назван менеджер Акимов. У меня с собой, кстати, протокол его допроса, больше напоминающий явку с повинной. Во-вторых, майор Герасименко из Балашихи, у которого он брал для Соболева тот самый «винторез», что потом доводил до ума дядя Витя Бессонов из Ильинской. Но он категорически отрицает свое присутствие на презентации Саблина. Опознание вдовы будет для него приятным сюрпризом. И еще, утверждает, что со Светличным – фамилию Соболев он не знает – работал один. Напарника продать не хочет. Либо боится. Ну, словом, ты понимаешь: они будут сознаваться в том, что нам уже и без них известно. Значит, прессанем! – И, увидев, как хищно вспыхнули глаза Грязнова, добавил с усмешкой: – Фактом, Славушка, как ни трудно… Даже вон Костя сегодня вдруг признался, что и в наших рядах иной раз творится беззаконие. Это Костя! Вон до чего человека довели…

Они сидели в кабинете Виктора Гоголева, когда неожиданно появился сам хозяин. Думали, что он до конца дня будет где-то около Зинченко.

Турецкий успел ознакомить Грязнова и Олега Левина с новыми материалами, а сам с большим удовольствием просмотрел «куклу», изготовленную Олегом для господина Латникова, буде тот пожелает ознакомиться с материалами следствия. Ловкий парень. Так все сложил, что сам черт ногу сломит, пока докопается до сути. Но Александр Борисович в глубине души сомневался, что этот, мягко выражаясь, дайджест когда-нибудь пригодится. Да и Латников, вероятно, в связи с прошедшими событиями, и сам забыл о своей просьбе. Оказалось, все не так.

Вошедший Гоголев выразил полнейшее удовлетворение оттого, что вся компания в сборе. Затем он передал Турецкому недовольство господина заместителя министра, а возможно, уже и. о., ибо в последнее время как-то принято сперва принимать решения и только потом думать, верные ли они, – так вот, Валентин Евгеньевич, несмотря на свой траурный вид, успел выразить личное неудовлетворение по поводу того, что материалы расследования, вопреки обещанию господина Турецкого, до сих пор к нему не доставлены.

– А ты не хотел ему сказать, что вот уже сутки вся бригада не покладая рук пашет, готовясь положить дело пред светлые очи? – иронически прищурился Турецкий.

– А то! Но ихняя светлость выразила тут же следующее недовольство: на этот раз уже по поводу отсутствия того же господина Турецкого на встрече в Пулкове. Мол, порядок все-таки надо уважать.

– Это что же, может, он рассчитывал одним махом положить не только собственного начальника, но еще и сукиного сына следака, который явно ему портит кровь? – Турецкий в своем предположении был неподражаем.

Однако смеха не вызвал.

– Ты бы не острил, – заметил Грязнов. – Он не интересовался, часом, где Саня?

– Это был первый его вопрос. Но я тактично ответил, что следователь расследует. Ездит, ищет, вынюхивает, допрашивает, протоколирует – словом, собачья работа. Ответ не удовлетворил. И я выслушал короткое назидание, что руководитель следственно-оперативной группы должен быть на месте, а вот оперы и следователи – члены группы должны бегать высунув языки, тогда и будет должный порядок. Я учел.

– А он? – спросил Грязнов.

– Пожал плечами и отвернулся. Думаю, уже забыл обо всем.

– Ничего он не забыл, – возразил Турецкий. – И напомнит в самое ближайшее время, поскольку наше расследование для них, я имею в виду Латникова, Алексеева и иже с ними, вопрос жизни и смерти. И я все больше в этом, ребята, убеждаюсь. Дай бог, чтоб ошибался. Но боюсь прав… И в связи со сказанным предлагаю такой вариант. Во сколько вечер-то у Зинченко?

– В шесть, во дворце. А что? Мы там уже все углы обнюхали. Повсюду наши люди стоят. А потом, у нее есть охрана, парочка бодигардов. Чистые бультерьеры.

– Були, как вам всем хорошо известно, кидаются на врага, когда они его видят. А если не видят? Какая от них польза? Вы сегодня заметили стрелка? Нет. А он не только видел вас всех, но и смог выбрать ту мишень, которая была ему заказана. Ни хрена там ваши були не сделают. Я поеду.

– Хочешь переквалифицироваться? – усмехнулся Грязнов.

– Нет, хочу посмотреть своими глазами. А эти там, кстати, намерены быть? Все-таки приехала не хухры-мухры, а вице-премьер правительства! И мне надо зафиксировать свое присутствие.

– По идее, должны, но я пока не слышал.

– Ну вот, Витюша, представь себе картинку. Приедут. И со своей охраной. Которая тут же потеснит, если вовсе не вытеснит, твоих. А потом что-то произойдет. Кто ответит? Ты и ответишь в первую голову, ибо ты обеспечивал. Хотя именно тебе это не положено. Но велели. А ты профукал. Слава, куда потом пошлют Виктора Петровича Гоголева, не подскажешь?

– Думаю, далеко, – серьезно ответил Грязнов. – Ты прав, мой друг. Но у нас с ним сегодня чрезвычайно важная операция. Витя, я еще ни словом не обмолвился, поэтому предоставляю это право хозяину.

– Попробуем сегодня взять Соболева, – слишком буднично сказал Гоголев.

– Где? Когда? – живо откликнулся Турецкий.

– Нет, брат, – решительно возразил Грязнов. – Ты сам себе выбрал работенку. Может, придется еще и господину Латникову зубы заговаривать, и лучше тебя это никто не сумеет. А наше дело уж оставь нам. Там как, Вить?

– Все путем, – кивнул Гоголев. – Рабочие трудятся, прораб руководит без передышки.

– Отлично. Саня, а ты сегодня вообще чего-нибудь ел? Или тебе бутерброд сообразить?

– Почему, я… завтракал. Потом, в порту мы с Костей взяли по соточке. И этот… пирожок с мясом. Не такой, как у нас в Столешниковом, но закусывать вполне можно.

– Тогда дотерпишь. А вечером как обычно. У нас. Подобьем бабки.

– Точно, если будет, что подбивать…

…– Здравствуйте, Валентина Сергеевна. Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Занимаюсь особо важными делами. Генпрокуратура.

– Я вас знаю. Заочно, – слабо улыбнулась Зинченко, утомленное лицо которой напоминало трагическую маску. – Недавно у президента упоминали вашу фамилию. В связи с гибелью Анатолия Ананьевича. Как идет расследование?

– Думаю, скоро закончим.

– В каком смысле?

– Передадим дело в суд.

– Вот как? – многозначительно подняла она брови. – Значит, были причины?…

– Суд разберется. Не хочу предварять.

– Что вы скажете по поводу сегодняшней трагедии? – спросила она о том, что ее больше всего волновало.

– Я бы сказал так: все, что здесь происходит в последние недели, это, как говорил мой старый знакомый, дым из одной трубы. Понимаете? Все убийства связаны одной идеей. Естественно, и одним заказом. Не хочу вас пугать, Валентина Сергеевна, но у моих питерских коллег, работающих в моей бригаде, были опасения, что очередной жертвой выберут вас. И здесь сегодня предприняты повышенные меры безопасности. Вот и я, если не будете возражать, посижу рядом с вами.

Она ответила не сразу. Разговор шел в небольшом помещении, рядом с проходом в так называемую директорскую ложу. Большой зал для проведения концертов и торжественных мероприятий, выстроенный и оформленный в прежние времена, конечно, не напоминал Мариинку или Александринку, но вечная российская помпезность присутствовала, имелась и ложа для почетных гостей, сбоку, почти у самой стены. И балкон для публики тоже был, как и ложи осветителей с кронштейнами, на которых закреплены софиты. И в предбаннике вице-премьер была не одна. Возле дверей маячили ее охранники. Тут же были какие-то местные деятели, которые без конца задавали Зинченко вопросы, за что-то благодарили, что-то просили – словом, стояла сплошная колготня. Поэтому и разговор Турецкого с Валентиной Сергеевной велся как бы урывками, на полутонах. У всех на устах было и сегодняшнее, такое вызывающее убийство.

Зинченко искоса посмотрела на Александра Борисовича и негромко, чтобы слышал только он, заметила:

– Я, конечно, не возражаю. Но не думаю, что моя фигура может что-либо значить…

Турецкий не успел ответить, потому что в комнату твердыми шагами вошел Латников. Охранники его узнали и вежливо посторонились.

– Валентина Сергеевна! – воздел руки заместитель министра. – У меня просто нет слов, чтобы выразить… – Что он хотел выразить, так никто и не услышал, поскольку он тут же обратился к Турецкому: – Послушайте, Александр Борисович, мы же, кажется, договорились? Так в чем же дело?

– Здравствуйте, Валентин Евгеньевич. Мне передали ваше неудовольствие, но я, искренне ценя ваше время, лично просмотрел все материалы, чтобы сделать выборку основных.

– Я не просил выборку! – повысил голос Латников. – И вообще, я сам могу определить, что важное, а что нет.

– Не сомневаюсь, Валентин Евгеньевич, – без тени иронии согласился Турецкий. – Но разрешите напомнить, что по указанию заместителя генпрокурора Меркулова в моем производстве соединены дела об убийствах Вараввы, Каждана, Саблина, ну а теперь приказано и Панкратова.

– Не вижу смысла! – раздраженно заметил Латников.

– Увы. И я буду только обязан вам, если вы сообщите свое мнение моему начальству. В этой связи часть весьма важных материалов будет сегодня, на протяжении дня, передана мне из Москвы. Без них картина была бы неполной. Прикажете вам сюда доставить? Или после мероприятия?

– Естественно, после! Что я, тут смотреть, что ли, буду? Больше мне делать нечего?

– Разрешите вопрос? Родион Алексеевич тоже подъедет?

Латников запнулся:

– А в чем дело?

– Исключительно в безопасности. После сегодняшнего акта от преступников можно ожидать чего угодно. Здесь, правда, уже провели соответствующую работу…

– Кто? – с пренебрежением спросил Латников. – Местные пинкертоны? Нет уж! Сейчас, до начала мероприятия, сюда прибудет рота внутренних войск, которой поручена охрана.

Турецкий понимающе закивал.

– Господи, зачем это? – поморщилась Зинченко. – Это что же получается? Я буду передвигаться по городу в сопровождении роты охранников?! Да вы что! Это же просто профанация!

– Дорогая Валентина Сергеевна! – воскликнул Латников. – Мы не имеем права рисковать! Таково указание президента! И я ни на шаг не отступлю от него.

– Делайте что хотите! – резко ответила Зинченко и вдруг увидела иронический взгляд Турецкого. – Пойдемте, Александр Борисович. – Взяла его под руку. – Нас уже приглашают.

Краем глаза Александр успел заметить, как у Латникова от такого неожиданного поворота изумленно вытянулось лицо. И Турецкий довершил «подсечку». Он наклонился к самому уху Валентины Сергеевны и прошептал:

– Лучший способ дискредитации кандидата в губернаторы трудно придумать…

Она вздрогнула, но даже головы не повернула. Латников же постоял и пошел следом за ними.

Зал, как в лучшие старые времена, взорвался аплодисментами. Зинченко с грустной улыбкой кивала молодым лицам, обращенным к ней из партера и с балкона, сложив ладони перед собой, на индийский манер, приветствовала собравшихся. Она стояла у правой боковой стенки. Турецкий – слева от нее, отступив назад, но не настолько, чтобы пропустить впереди себя Латникова, который был теперь просто вынужден стоять слева от него.

Наконец аплодисменты и шум стихли. Валентина Сергеевна произнесла несколько фраз по поводу сегодняшнего трагического события, высказала соболезнование семье погибшего министра, сотрудникам его ведомства, после чего плавно перешла к изложению цели своего визита.

Турецкий, внимательно наблюдавший за тем, что происходило в зале и на сцене – особенно хорошо отсюда просматривались кулисы, – ничего подозрительного пока не замечал. Разве что на балконе напротив продолжалось какое-то хождение. И в ложе осветителя появился человек, после чего вспыхнули софиты и осветили праздничный задник на сцене – вид Невы и Петропавловского собора со шпилем. Задник чуть колыхался внизу, отчего создавалось ощущение, что это играет вода. Красиво…

Обернувшись, Турецкий увидел двоих бодигардов, стоящих у двери с равнодушными лицами и сложенными на груди руками. Защитнички!

Снова взгляд остановился на ложе осветителя. Что-то не нравилось Александру Борисовичу, но что – он не мог сообразить. Оставалось надеяться, что там все сто раз проверено. По идее, театральное освещение давно уже управляется автоматически, а не вручную – по старинке. Но тогда что там делал человек?…

Вот опять что-то вроде сдвинулось там, будто краешек чего-то проплыл над барьером ложи.

А Валентина Сергеевна продолжала говорить. О роли молодежи. О ее месте в семье, в городе, в государстве. О сложностях времени перемен. О том, что будущее обязательно станет таким, каким его желает видеть молодежь, только необходимо действительно этого желать и быть активным…

Акустика в зале была отличной, а Валентина Сергеевна говорила негромко. Но, видно, большинству сидящих в зале подобные речи и призывы были знакомы и скучны. Понемногу поднимался обычный шумок, сопровождающий надоедливые речи. Скрипы кресел и покашливания, легкий гул приглушенных голосов и бумажный шелест.

Латникову надоело стоять, и он сел в кресло слева. Турецкий продолжал стоять чуть за спиной Зинченко, будто ее телохранитель, – она невысокая, а он на полторы головы выше ее.

Понятно, почему не почтил своим присутствием губернатор. Зинченко заговорила о своем желании, если ее поддержит город и прежде всего молодежь, выставить свою кандидатуру на ближайших губернаторских выборах. Аплодисменты – не так, правда, чтоб уж очень дружные – показали, электорат не сильно возражает…

Речь, похоже, подходила к концу. Да и люди приустали. А ложа все не давала покоя Турецкому. Обернувшись, он негромко сказал одному из охранников:

– Прикажите, чтоб срочно проверили вон ту ложу, где софиты, – и показал пальцем. И опять каким-то боковым зрением зафиксировал удивленно вскинутые брови Латникова. Но глаза Турецкого снова приковала к себе ложа осветителя.

Один из софитов начал медленно поворачиваться. Точнее, это был не софит, а так называемый в среде осветителей пистолет, дающий сильный и острый луч, высвечивающий отдельные предметы на сцене или лица актеров. Так вот этот луч заскользил по заднику на сцене, пополз по правым кулисам, перекинулся на портал, дальше – по стене и остановился в ложе, высветив заднюю стену. Турецкий, морщась от яркого света, заметил, как Валентина Сергеевна машинально вскинула руку, заслоняясь от луча, направленного ей прямо в лицо. Реакция последовала немедленно.

Схватив ее поперек груди, Турецкий в буквальном смысле швырнул женщину себе за спину, между кресел, на пол и, резко развернувшись, кинулся сверху. И тотчас на него самого обрушился какой-то прямо оглушающий груз.

Услышав под собой сдавленный стон, Александр попробовал приподняться на локтях, сдвинуть груз со спины. И это неожиданно легко удалось. Повернув голову, он увидел бешеные глаза охранника. Батюшки! Так ведь они своим общим весом запросто могли раздавить женщину!

– Вставай! – прохрипел Турецкий, и бодигард послушно сполз с него.

Луч уже не светил, а в ложе осветителя напротив была видна какая-то возня. Слышались резкие голоса. В зале стоял шум.

Валентину Сергеевну подняли с пола. Она была растеряна и ничего не могла понять. Уложенные в красивую прическу волосы сбились и рассыпались. Она обеими руками массировала свою грудь, значит, досталось-таки.

Латникова в ложе не было. Но ворвался второй охранник, который бегал проверять ту ложу. Он был растерян еще больше первого, у которого бешенство в глазах уже сменилось растерянностью.

– Там обнаружили, – тяжело дыша доложил он шепотом, – «калашников». А самого стрелка уже не было. Ищут. Все выходы перекрыты. Валентина Сергеевна, может, поедем?

– А я, если позволите, предложил бы сделать наоборот, – сказал Турецкий. – Придите в себя, Валентина Сергеевна, и внятно объясните публике, что произошло. Готовилось покушение. Но мы его вовремя предотвратили, верно, ребята? – Он посмотрел на охранников, как бы предлагая всем вместе разделить удачу. Те согласно закивали. – Ну вот, а вы скажите, что несмотря ни на какие происки, будете твердо придерживаться своей линии и своего призвания. И предложите продолжить ваше мероприятие. Я уверен, что сегодня попытка больше не повторится. Да, впрочем, и с этой надо еще разобраться. Я пойду, Валентина Сергеевна? У вас отличные защитники.

– Спасибо, Александр Борисович, как вы, однако… – Она покачала головой, но не с осуждением, а скорее со скрытым восхищением.

– Вы меня извините, но бывают ситуации, в которых рассуждать противопоказано. Верно, мужики?

И бодигарды важно закивали. Уж они-то точно не рассуждали.

Когда он покидал ложу, Зинченко уже встала и подошла к барьеру ложи. Шум в зале стал стихать.

Первым, кого увидел Александр, был Латников, стоящий в окружении охранников – солдат внутренних войск, и рассматривал АКСУ – десантный автомат со сложенным прикладом. Поворачивал его и так, и эдак. Игрался, одним словом.

– Зря вы так, – осуждающим тоном заметил Турецкий, подходя. – Следы пальцев рук…

Латников посмотрел на него, как на несмышленыша, чем вызвал легкие смешки солдат.

– У вас в Генеральной прокуратуре, – небрежно кинул он, – все считают, что опытный киллер обязательно оставляет на оружии следы своих пальцев?

«Ага, мы наглеем…»

– У профессионалов не принято исключать любые возможности. А в данной ситуации придется идентифицировать следы ваших пальцев, Валентин Евгеньевич, чтобы не спутать их с отпечатками кого-то из слишком расторопных молодых людей, которые не имели права не только уносить оружие с места возможного преступления, но и вообще касаться его до приезда эксперта-криминалиста. Но этим элементарным истинам, вероятно, их не обучают, и очень жаль. Оружие положите, пожалуйста, вот сюда, на стол. Дежурную бригаду вызвали?

Латников несколько растерял спесь.

– Где оперативники, черт побери? – закричал он, кладя автомат на стол. – Почему их нет до сих пор? Лишним покинуть помещение!

– Те, кто принес оружие, останьтесь, – спокойно приказал и Турецкий, после чего в комнате задержались двое солдат. – Когда здесь закончится это светопреставление, вы пройдете со мной в ту ложу и точно покажете, в каком положении находилось оружие, ясно? Затвор не передергивали?

– Никак нет, – ответил один из парней.

– И на том спасибо. Посидите, я позову. Ну что скажете, Валентин Евгеньевич? – обернулся наконец к Латникову.

А к тому, похоже, уже вернулось обычное насмешливо-скептическое настроение.

– Ловко это вам удалось, Александр Борисович. Прямо, будто вы наперед знали. А с Валентиной-то давно знакомы?

– В каком смысле? – Вопрос на вопрос прозвучал с некоторым вызовом.

– Ну… она – женщина, вы – мужчина. Что тут неясного?

– Ах в этом? Нет. Даже больше – совсем нет. А вы-то когда успели выскочить из ложи? Я не успел заметить.

– Я не выскакивал, Александр Борисович, – жестко ответил Латников, – а вышел, чтобы отдать необходимые распоряжения. Пройти в ту ложу…

– Вон как… Ну что ж, очень своевременно. Вы не будете возражать, если я займусь делом?

– Проинформируйте, в чем суть ваших действий, – важно заметил Латников.

– Прежде всего я допрошу тех оперативников, которые проверяли здание до приезда ваших солдатиков. А затем, естественно, и их. Оружие пошлем на криминалистическую экспертизу. У меня есть подозрение, что это тот самый ствол, который не был найден на месте убийства Панкратова. Впрочем, может быть, это и не так. Проверим.

– Хорошо, – почему-то недовольно сказал Латников, – действуйте. А я пойду. Неудобно все-таки, вице-премьер! – Он открыл дверь в ложу, и из зала донеслись аплодисменты.

Зинченко оказалась молодцом, и публика это оценила…

…Соболев, конечно, рисковал. Но деньги, обещанные за акцию, стоили риска. Время и место встречи нового кандидата в губернаторы было известно заранее, и никаких изменений в этом плане не намечалось, даже в связи с покушением на жизнь министра.

Миша прилетел первым утренним самолетом, вызванный Сергеем. Вот ему он и отвел главную роль в имитации покушения на Зинченко. Известно было и о готовящейся смене караула. А когда по указанию заместителя начальника ГУВД полковника Гаврикова, с подачи, разумеется, самого Латникова, эта замена начала происходить, Миша, воспользовавшись паузой и отсутствием посторонних глаз в отсеке, откуда был выход в ложу осветителя, пронес туда оружие. Облаченный в рабочий халат и кепку, он ничем не отличался от других рабочих, снующих за кулисами. А дальнейшее должно было произойти у пульта освещения. Техника там была нехитрая. Мастера по свету – так называлась должность главного осветителя вызвали в дирекцию, причем срочно, куда он и отправился, а когда узнал, что никто его не вызывал, вот тут все и произошло. Мастер бегом вернулся на свое рабочее место, где уже никого, естественно, не было. Ибо несколькими минутами раньше Миша покинул здание бывшего дворца и сел в поджидавшую его машину, в которой находился Соболев.

– Все в порядке, – сказал Миша, стягивая с себя рабочий халат.

– Поехали, – предложил Соболев водителю, – на Московский вокзал.

Бритый парень с золотой цепью на шее, не оборачиваясь, кивнул. Услугами этого качка иногда пользовался Сергей, бывая в Петербурге. Парень знал его как крутого бизнесмена, с которого всегда можно сорвать пару-тройку сотен баксов. Так в чем же дело!…

Когда подъехали к вокзалу, Соболев протянул Мише толстый конверт из плотной бумаги и велел уезжать в Москву первым же поездом. К сожалению, где Игорь и что с ним, Миша не знал, они между собой не перезванивались. Связь была через Акимова, но и тот куда-то исчез. Это хорошо, что у Соболева был дополнительный канал связи, а то пришлось бы лезть в ложу самому и неизвестно, чем бы это могло кончиться. Миша-то неприметен, и в этом одно из главных его достоинств.

Проводив его взглядом, Сергей сказал водителю:

– Ну а теперь двигаем в Павловск. Докинешь и возвращайся. Сегодня больше не работаем.

Водитель снова кивнул не оборачиваясь.

К десяти вечера за Соболевым в Павловск должно было прийти такси. Нелли туда вызывать он вовсе не собирался. Обойдется Патриарх. Да и с женщиной могли быть лишние хлопоты. Если у Савелия Ивановича было что-то черное на уме, Сергею вполне хватило бы собственных сил. Не станет же против одного человека этот уголовник поднимать свою армию! А с двумя-тремя его телохранителями справиться не проблема. И не с такими обходилось.

Об одном только сожалел он: не успел за всеми хлопотами съездить в банк Тютюнника и взять из своего сейфа хотя бы один из кейсов. Все сразу забрать нельзя, очень подозрительно. Да и где держать такую сумму? Там ведь накопилось уже миллиона на полтора долларов. Сергей раздумывал и все никак не мог выбрать подходящий банк, чтобы через него перевести деньги на свой счет в Цюрих. А этой шпане он бы не то что номер своего счета, он бы им даже свечу держать над своей с Нелькой кроватью не доверил – ни Тютюннику, ни тем более Патриарху.

Ну ничего, думал он, если сегодня все закончится благополучно, завтрашний день можно будет посвятить этой проблеме.

Дела на реставрируемом доме двигались своим чередом. Вопреки утверждению Нелли, рабочие были на своих местах. Талями поднимали на второй этаж ведра с раствором, что-то строгали и приколачивали на лесах. Кто-то перекуривал, свесив с высоких лесов ноги в сапогах. Несколько человек, собравшись в кружок у входа в дом, манипулировали рвущимися на ветру листами чертежей. Обычный рабочий день. И никакой братвы, что, по словам Нелли, наезжала на трудящийся народ, поблизости не наблюдалось.

Сергей отпустил шофера и направился к дому. Афишировать себя в качестве владельца дома он, естественно, не собирался. Хозяйка здесь Нелли, вот пусть она и приказывает, и дает советы. А он? Да кто он – хозяйка велела приехать и посмотреть, как продвигается реставрация. Не заметил он среди присутствующих здесь и характерной долговязой фигуры Саши. Значит, Нелли до сих пор носится с ним по инстанциям. Или? Да черт с ним, в конце концов, убудет, что ли?! Злиться совсем не хотелось.

Он спокойно обошел дом, заглянул внутрь, отошел в сторону, присел на круглый, оглаженный временем камень и закурил. Камень был горячим от солнца и еще не успел остыть, хотя, судя по часам, шел восьмой час вечера.

Наконец на дороге, ведущей в сторону от шоссе, показался широкий, приземистый «мерседес», а за ним большим черным жуком поспешал джип. У обеих машин почему-то включены фары. Ну да, мода же, крутые иначе и не ездят…

Они свернули к стройке и остановились. Из «мерседеса» вышел Патриарх, его Сергей узнал сразу, несмотря на то что старик был в длиннополом плаще и кепочке. А из джипа выбрались четверо качков – охрана. Неспешно зашагали к дому. Сергей поднялся навстречу.

Вперед вышел один из братков, враскачку приблизился к прорабу или бригадиру в белой каске – неизвестно, кто он был, – и громко спросил:

– Слушай, мужик! Я тебя предупреждал, чтоб духу твоего здесь не было? Предупреждал, а?

– Извините, – развел руки в стороны тот, – но мне ничего не говорили. Я простой бригадир, а вы, наверное, говорили с прорабом? Ну такой он… – бригадир руками попытался показать, какой у них прораб. – Честное слово, мне никто ничего не говорил. А что, разве было такое распоряжение?

– Ты мне тут дуньку не гоняй! – повысил голос парень. – Сказано, чтоб духу не было! Собирай всех своих – и отваливайте, пока я добрый!

– А платить кто будет? – растерялся бригадир. – Мы тут с раннего утра вкалываем! Задаром, что ли?

Патриарх, обогнавший парня, обернулся и крикнул ему:

– Дай им по сотняшке, и пусть линяют.

– Это другой разговор, – дружелюбно проговорил бригадир. – Сейчас я распоряжусь. – И закричал: – Славяне, кончай волынку! Закрепите там все, чтоб не обвалилось, и спускайтесь. Расчет приехал! – С этими словами он ушел в дом.

– Ну здравствуй, Сережа, – ласково сказал Патриарх, подходя и пожимая Соболеву руку. – Я слышал, ты все сделал правильно. Вопросов к тебе не имею.

– Вторую половину привезли? – не очень дружелюбно спросил Сергей.

– Привез, привез. Там, в машине. Подойдем попозже, рассчитаемся. Поговорить с тобой хочу маленько.

– Поговорим, – спокойно согласился Сергей. – А рабочих зачем гоните? Кто разрешил-то?

– А зачем разрешение? – удивился Патриарх. – Я ж как лучше хочу. Разве это настоящие рабочие? Это халтурщики. Здесь же нужны подлинные мастера! Чтоб камешек к камешку, дощечка к дощечке.

– Вы так говорите, будто это ваш дом, а не, к примеру, мой.

– А ничего странного, Сережа. Ты вон уедешь, а вернешься ли, нет – и сам, поди, не уверен. А наш народ достоин в настоящей-то старине музей там какой или еще чего содержать. Умные люди говорят, что без прошлого не бывает и будущего. Так ведь, Сережа? Или твоя Нелли иначе думает? Но она больше по заграницам, это понятное дело. Россия – это же она для нас, грешных. Которые к закату своему приближаются. А вы молодые, у вас иные заботы. А чтой-то я ее не вижу, Нелли Кирилловны?

– Дела у нее, – сдерживая закипающий гнев, сказал Сергей. – Однако пора и рассчитаться. За мной с минуты на минуту машина подойдет. Может, не будем тянуть?

– И так можно. Да только чего торопиться, минута туда-сюда. Внутрь-то не желаешь старика пригласить? Показать товар лицом.

– Пройти можно, – пожал плечами Сергей, наблюдая, как рабочий класс сворачивает свои дела, а трое уже закончивших набросили на плечи сумки, забрали чемоданчики с инструментами и отправились по дороге в сторону машин. – Можно, конечно. Да лучше бы, когда реставрация завершится. А так полдела…

– Ага, ну да, – забулькал в смешке Патриарх, – сказать хочешь, что дуракам полдела не показывают?

– Ну почему? – усмехнулся Сергей.

– Еще чище! – совсем уж рассмеялся Патриарх. – Уж покажи! Пойдем, пойдем, любопытно… А рабочих я тебе, Сережа, так и быть, своих дам. Спасибо еще скажешь…

Потолочные перекрытия на первом этаже были частично разобраны. По углам лежали мешки с утеплителем, строительный хлам. Шла разборка стен, чтобы на их месте возвести новые. Дом-то был в основе своей деревянный, а бревна кое-где крепко подгнили.

По шаткой лестнице начали спускаться рабочие. Потянулись к выходу, где стоял качок и каждому вручал сотенную купюру. Брали, прятали в карманы, благодарили.

А трое качков, сопровождавших Патриарха, вместе с Сергеем прошли в дальнюю пустую комнату. Тут тоже была дыра над головой и наверху кто-то топал.

– Ну вот что, Сережа, – спокойно и серьезно начал Патриарх. – Хочу я тебе сказать свое слово. А ты внимательно выслушай и сделай вывод…

– Слушаю, – сказал Сергей и, словно невзначай, отступил к стене. Не вплотную, но так, чтоб за спиной никто не мог оказаться.

– Нехорошо получается, Сережа… В нашем мире нельзя быть таким удачливым. Кто завидует от непонимания, а кто в самый корень зрит и думает: нет, брат, не все тут чисто. Опять же и деньги огромные, понимаешь? Много появляется соблазнов.

Сергей слушал, сунув руки в карманы брюк. И правая его кисть лежала на пистолете, который он сегодня взял из камеры хранения. Разговор с Патриархом не нравился ему все больше. Да вот и последние рабочие ушли, протопали и смолкли сапоги над головой. Стихли разговоры и у входа. В проеме будущей двери появился четвертый качок.

– Ушли? – обернулся к нему Патриарх.

– Все, – довольно рассмеялся качок, подходя ближе.

– Ну и слава богу, – вздохнул Патриарх. – Так что я тебе еще хочу сказать, Сережа. Не по чину ты собрался жить. Не посоветовался со старшими, не спросил разрешения. А ведь такие дела не дозволены, верно? Опять же и тон у тебя появился нехороший…

– Короче можно? – теряя терпение, оборвал Патриарха Соболев.

– Вот видишь, какой ты грубый, Сережа? Ай нехорошо!

И в ту же секунду четверо качков выхватили пистолеты. Четыре – это многовато. Но ведь и игра только начинается. Сергей индифферентно пожал плечами, словно перед ним были расшалившиеся детишки. Да так оно, в общем, и было. Момент просто не подошел, показать им это.

– Короче хочешь? – как-то обиженно произнес Патриарх. – Можно. Не выйдет у тебя с этим домом. И с отдыхом, вижу, не получится. Ну с девкой твоей это мы после разберемся. А вот тебе плохо, Сережа. Бумажки-то на этот дом с собой? Ты их мне передай и напиши, чего скажу. Мол, городу даришь. Щедрый, от всей души, подарок делаешь. Это раз.

– Нет у меня с собой никаких бумаг, Монах.

– Эва, как заговорил! Ну тебе, значит, хуже. И теперь, стало быть, два. Никуда ты не уедешь, Сережа. Тут останешься. Порешили мы – не моя это личная воля, понимаешь? – что с тобой дальнейшие дела вести не будем. Опасно становится. А от опасности, сам знаешь, как избавляются. Так что нового тут тебе ничего не скажу. Извини, так получилось. Ну что, напоследок ничего сказать не желаешь? Нет? – Патриарх обернулся к главному своему качку: – Вы там точно все проверили? Чисто?

– Рыжий, сбегай еще раз! – приказал качок товарищу, и тот тяжелой рысью устремился к двери.

Время! Внимание рассеяно, глаза бегают по сторонам. Сергей молниеносным движением схватил старика за горло и рывком кинул себе на грудь, а рука с пистолетом – бесшумным и беспламенным – жестко уперлась в висок Патриарха. Тот стал задыхаться, задергался.

– Стволы на пол! – рявкнул Сергей и еще крепче сдавил глотку старику.

Дергаясь, с вытаращенными глазами, тот стал махать руками, показывая, чтоб бросили пистолеты. Те ждали непонятно чего.

– Считаю до трех и стреляю! Ну? Раз!

Пистолеты грохнулись на пол. За стеной послышался сдавленный крик. Качки обернулись на него. И в ту же секунду им на плечи из проема в потолке обрушились мужики в рабочей одежде.

– Соболев, отпустите его! – услышал Сергей властный голос.

В двери вошли двое крупных мужчин. Из углов вдруг во все стороны полетели мешки и возникли спецназовцы с автоматами, направленными на Сергея и Патриарха, который уже дергался слабо.

– Не отпущу, – заявил Сергей.

– Глупо, – пожал плечами один из мужчин. – Моя фамилия Грязнов, начальник МУРа. Он, – кивок на соседа, – Гоголев, начальник Петербургского уголовного розыска. Вот так, Сергей Леонидович. Да бросьте вы эту мразь! Задушите ведь!

И Соболев разжал руки. Патриарх дерьмовым мешком рухнул к его ногам. Сергей бросил в сторону пистолет и ткнул старика носком ботинка.

– Отметьте, я сдал вам заказчика всех убийств. Живого. Хотя мог бы и прикончить, как он собирался это сделать со мной. Может, зачтется?

– Во всяком случае, суд об этом будет поставлен в известность, – твердо сказал Грязнов. И обернулся к «рабочим»: – Забирайте этих…

Когда их выводили, Соболев увидел, что еще двое качков лежали, уткнувшись мордами в капот джипа с завернутыми за спины руками. А сторожил их «бригадир» в белой каске и несколько его «рабочих» с сумками через плечо. И у самого выхода, на ступеньках, корчился, катаясь от боли, рыжий качок.

– Чисто сработано, – не мог не признать отчего-то вдруг успокоившийся Сергей Соболев. Он обернулся, печально посмотрел на дом и скорбно повесил голову.

– Ваша беседа с Монаховым, Сергей Леонидович, записана на пленку. Но у нас к вам масса вопросов. Вы захотите сразу на них начать отвечать или вам необходимо время, чтобы обдумать собственное положение? – Грязнов был до того вежлив, что даже сам себе противен.

– А чего обдумывать? Яснее не бывает. А так, может, удастся от бессрочной отделаться. Хоть какая-то польза…

– Логично. Тогда поедемте побеседуем. По душам… Виктор, – обернулся к Гоголеву, – постановление прокурора на обыск в доме Монахова у нас имеется, поэтому давай тоже не будем тянуть время, посылай туда ребят. А самого забирай к себе, в одиночку. И чтоб ни одна живая душа к нему не проникла. Нету его. А кто захочет, пусть попробует найти. Ах ты гусь лапчатый! – покрутил головой Грязнов, глядя на Монахова, который уже пришел в себя, но старательно притворялся, что силы его полностью оставили. – Правильно тебя твой дружок охарактеризовал, Никонов-то Федор Акимович. Шакал, говорит, вонючий, но зубы гиены. Похоже. В машину его! – И вдруг захохотал.

Гоголев посмотрел вопросительно.

– А ты что, так и не понял?! – закатывался Грязнов, хлопая себя по ляжкам и приседая от смеха. – Это ж кому рассказать! Они, – Вячеслав стал тыкать пальцами в качков, – сами же и оплатили нашу операцию!

Рассмеялся и Гоголев. А за ним бойцы спецназа, успевшие «отовариться». Неожиданно для себя засмеялся и Соболев.

– А ты говорил – разборка! – хохотал Грязнов. – Да у вас в Питере все через жопу!… Ох, страсти небесные!…