Вот уже час, уединившись, они сидели в библиотеке. В доме стояла такая тишина, что Тим Кроуфорд и Дилл Джексон слышали негромкое тиканье корабельных часов на каминной полке. Из комнатки для шитья, где на кроватях, доставленных сверху, спали Лиз и дети, не доносилось ни звука. На часах было без десяти одиннадцать, и Тиму оставалось только удивляться, почему войска, окружившие Фейрхилл, не отключили в доме электричество. Забыли ли о нём или же было принято решение, что отсутствие энергии подействует на Кроуфордов ещё хуже, чем чёрные захватчики?

Дилл искусно вёл свою партию. Яростная неприязнь к Кроуфордам заставила его избрать стратегию неумолимого давления на белого человека — он старался загнать его в угол, откуда спастись было бы невозможно. Тим слышал только то, что Дилл считал нужным ему сообщить. Например, он был совершенно не в курсе дела, что дома Тигерта и Диттмара уже освобождены. По приказу Чили, Кроуфордам запрещалось пользоваться радиоприёмником и портативным телевизором, что стоял на кухне.

Чёткими и страшными в своей откровенности словами Дилл обрисовал все ужасы грядущего Гамала: армии чёрных бойцов Ч. Ф., захватывающие тысячи домов белого отребья, мессия с горящим взором, Даниел Смит, который вскоре подаст сигнал к началу всеобщего восстания; кровавые битвы, которые развернутся по всей стране — и Гамал, который родится в результате этой бойни. В самом ли деле Тим Кроуфорд хочет этого? Но если он сейчас уступит, его решение, не исключено, поможет предотвратить кровавые стычки, когда сотни городов будут завалены гниющими трупами белых и чёрных. Если Тим уступит Фейрхилл, доказывал Дилл, это остановит наступление Ч. Ф. В таком случае Альфред Николет и Джинни Джонс оповестят о победе в Фейрхилле чёрных всей Америки, и яростный призыв Данни Смита к битве за Гамал не найдёт отклика. Обескураженные захватчики других домов освободят остальные пять владений. Можете верить, настаивал Дилл, ибо он-то знает и сердце, и душу чёрного человека.

Прервались они только раз. На фоне окна появился силуэт Чили Амброса и он сказал приглушённым голосом: — Да брось ты терять время, Джексон. Пусть эта белая дешёвка сидит себе и потеет от страха. Данни скоро подаст сигнал. — Несколько секунд тёмные очертания Чили Амброса виднелись в окне, а потом он растворился в ночи.

— Я снова повторяю, — сказал Тим. — Сам по себе я ничего не могу делать с домом. Чтобы договор обрёл законную силу, на нём нужна подпись моей жены. А она отказывается подписывать его. Все эти угрозы она слышала, но они не произвели на неё впечатления.

— Но она не знала о Гамале, — возразил Дилл. — Она не представляет себе размаха бойни, которая обязательно начнётся. — Дилл старался избегать выражений, которыми он пользовался в разговорах с Амбросом.

— Вот идите и расскажите ей, — бросил Тим. — Сами убедитесь. Она вам не верит. Ни одному слову чёрного человека — даже Бену Стилу. Она решит, что вы специально сочинили эту историю, дабы напугать её. Так что давайте, попробуйте.

— Но вы же верите, что я рассказал вам правду о планах Смита. — Дилл внимательно наблюдал за ним.

— Да. — Тим, раздумывая, потёр подбородок. — Да, я слышал прошлой ночью, как вы с Амбросом говорили у окна. Я ошибся. Я решил, что Гамал — это кодовое обозначение всеобщего восстания. Но эта идея о чёрной нации соответствует характеру Смита.

— Вы думаете, что я преувеличиваю последствия? — спросил Дилл. — Когда говорю о крови на улицах, о горящих пригородах?

— Нет. Предполагаю, что вы правы.

— И вы пальцем не шевельнёте, чтобы предотвратить всё это? Чёрт побери, что останется от Фейрхилла после месяца межрасовой войны? Он же не кроличья норка в зарослях салата.

Тим покачал головой.

— Уж это точно. Фейрхилл не станет исключением.

— Но вас это не беспокоит? — Ненависть, которую испытывал Дилл, давно уступила место злости. Он преисполнялся ненависти, лишь сталкиваясь с откровенной надменностью, а этот белый был то ли слишком мягок, то ли рассудителен, чтобы проявлять высокомерие. Как ни странно, в нём чувствовалось желание найти общий язык, что не могло не удивлять Дилла. В ходе диалога как-то трудно увидеть в собеседнике человека, которого хочется разорвать на куски.

— Ещё как беспокоит, — ответил Тим. — Видите ли, за последние несколько дней я многое осмыслил. Я думал о том, что мне сказал Бен Стил… Мне нравится этот человек. Вы мне верите?

Дилл невольно повёл плечами.

— Не знаю. И более того — мне совершенно наплевать, кто вам нравится и кто не нравится.

— Бен умён, — продолжал Тим. — Он прекрасно рассуждает. И вы знаете, в чём-то он прав. Я ровно ничего не сделал, чтобы обрести это владение. Оно мне досталось от отца. Бен рассказал, что Кроуфорд-старший для его приобретения использовал доходы, полученные за счёт чёрных бедняков. Это верно. Просто раньше я об этом не думал… С другой стороны, я не сомневаюсь, что, сложись ситуация по-другому, отец Бена Стила поступил бы точно так же. Бен это отрицает. И тут мы честно расходимся во мнениях.

Этот суховатый юридический подход раздражал Дилла. Слова, слова, слова. Тим выстраивал их в аккуратные шеренги, которые маршировали, как солдаты на плацу.

— Да ради Бога. Верни нам свою хижину и забудь о ней.

— Не могу. Вы не забыли о подписи моей жены? — бесстрастно напомнил Тим. Он снова вёл спарринг, что ему так нравилось. — Но мне пришло в голову нечто другое, можно сказать, определённого рода компромисс. Я довольно серьёзно обдумал его и хотел бы поговорить на эту тему с Беном Стилом.

— Не получится. Бен заперт в гараже. И Чили не позволит встретиться с ним.

— Это ошибка Амброса. Бен — толковая личность. Как и вы.

— Кроуфорд, — сказал Дилл, — я уже говорил вам и повторяю снова. Амбросу нужен Гамал. За это гнёздышко он и гроша ломаного не даст. Он предан Гамалу и отдаст за него жизнь. Я предполагаю, что, в сущности, он хочет погибнуть в борьбе. Он полон таких же видений, как и Дан Смит. — У него невольно перехватило дыхание и он помолчал. — Порой мне бы тоже хотелось… Чили — настоящий чёрный человек.

Разговор прерывался. Собеседники сидели молча, погружённые каждый в свои мысли. Из-под абажура гнутой бронзовой лампы на столе падал конус света, оставляя их лица в тени. Тим чувствовал, что этому молодому человеку отчаянно хочется одержать победу в споре о Фейрхилле, в котором Стил потерпел поражение. Чёрным городским партизанам были свойственны те же амбиции, что и всем прочим. И наблюдая это силовое противоборство, Тим понимал, что никогда не сможет договориться с человеком, который противопоставляет себя Бену Стилу.

Они продолжали сидеть, не произнося ни слова. Закурив сигарету, Тим попыхивал ею и ждал. Он испытывал мрачное удовлетворение при мысли, что и у заключённого есть оружие, пусть и слабое.

— Вот что я вам предлагаю, — наконец не выдержал Дилл. — Вы излагаете мне свою идею, а я проникну в гараж и расскажу её Бену. Если он её купит, сможем договориться. — Он помолчал. — Остаётся только одно: уговорить Чили пойти поспать.

— Нет. Я буду обсуждать её только с глазу на глаз с Беном.

— Исключено.

— Почему? Если вы можете тайным образом проникнуть в гараж, почему вам не взять меня с собой?

— Включает ли этот компромисс ситуацию, которую можно будет оценить как победу Ч. Ф. в данном месте? — спросил Дилл, презирая самого себя за этот вопрос. Всю жизнь белые люди ухитрялись омрачить победу или превратить её в поражение.

— В некотором смысле. Да, думаю, можно и так сказать. — Тим видел, что Дилл начинает уступать. — У кого мои ключи от гаража?

— У Чили. — Помедлив, Дилл добавил: — Но я нашёл другие в шкатулке вашей бабушки. — Из кармана он извлёк кольцо с полудюжиной ключей. — Так в чём заключается ваш компромисс?

— Отведите меня к Бену.

— Парень, это опасно. Если Чили вас увидит… — Дилл было замялся. — Вот что я вам скажу, Кроуфорд… давайте-ка я сначала посмотрю, где Чили.

Когда Дилл исчез, Тим задумался, пытаясь понять, какие мотивы им руководят. Почему он пошёл на этот компромисс? Если юный Дилл считает, что его напугала кровавая драка, которая завяжется из-за Гамала Дана Смита, то он глубоко ошибается. Нет. Тим весьма сомневался, что любое его действие может как-то повлиять на титанические замыслы Смита. Скорее, дело было чисто в личных мотивах, которые и легли на чашу маленьких весов, типа тех, что, покрытые пылью, покоятся на чердаке. С одной стороны, он бегло подумал о Лиз, со всей серьёзностью представил себе Скотта и Холли, но куда больше — о своём искреннем уважении к деньгам и ко всему, что им сопутствует: уют, удобства, влияние. На другой чаше весов лежали три увесистые гири его вины. Одна олицетворяла деяния Кроуфорда-старшего, другая — свойственное ему типичное равнодушие белого человека, а третья заставила вспомнить ту трусоватость, с которой он встретил просьбу Джинни помочь этому ершистому Джексону Диллу. А может, Джинни и всё, что было связано с ней — любовь, страсть, привязанность — заслонили в памяти Лиз? Нет, Лиз стала частью его самого, и места для той, давней Джинни уже не осталось. Но в сущности чашу весов ощутимо потянул книзу тот тяжёлый, мучительный своей бесформенностью и неопределённостью груз, который можно было бы назвать вялостью души. Джексон Дилл не мог знать о нём, а Бен Стил только догадывался.

Ни тот, ни другой не могли понять, насколько пусты закрома души Тима Кроуфорда, который вёл неутомительную, но полную обязательств, невыносимо унылую жизнь в юридической фирме, где было место и Гарвардскому совету попечителей, и «Брук-клубу», и комиссиям в Вашингтоне, и уик-эндам в Фейрхилле, унылым, как опилки. Им не могло прийти в голову, что Тим мучительно тосковал по тому огню и страсти, что владели Стилом в силу странного каприза судьбы, который сделал Стила чёрным яростным бунтовщиком, преданным всем трём своим ипостасям. Страдал бы Стил от отсутствия желаний, окажись он на месте Тима? Может быть. Его предложение было построено на возможности сотрудничать со Стилом, и эта идея донельзя волновала его. В Стиле Тим чувствовал силу, страстность, волю и целенаправленность. И может быть, вступив в борьбу, и он, Тим Кроуфорд, как-то обретёт эти качества. Цель в жизни нельзя купить ни за какие деньги, но они могут предоставить возможность действовать.

Тим смял сигарету и уставился на свои мягкие, не знавшие мозолей, руки с наманикюренными ногтями, которые никогда не держали ничего более тяжёлого, чем теннисная ракетка. Он усмехнулся, иронизируя над своими пробуждающимися желаниями.

Задняя дверь скрипнула и бесшумно закрылась. Дилл снова оказался в комнате. В конусе света теперь была видна только нижняя половина его тела.

— Бен согласен, — сказал Дилл. — Чили в гостиной снова смотрит телевизор. Двинулись.

Стояла непроглядно тёмная ночь. Облачная пелена затягивала большую часть неба, и лишь на севере просвечивал звёздный клочок. Два армейских прожектора то и дело скользили под нижней кромкой облаков, словно пытаясь обнаружить беглецов. Тим вслед за Диллом миновал брусчатку, что вела к гаражу. «Ягуар» по-прежнему стоял на асфальте, за ним на подъездной дорожке виднелась чья-то фигура. Он предположил, что это был Харви Марш. Неужели он пошёл на то, чтобы нарушить приказ Чили Амброса? Они бесшумно миновали мастерскую, в которой вот уже столько часов под замком сидела Дора, и Тим мог только представить, как она перепугана. Дилл подобрал ключ к замку от гаражной двери.

— Подожди снаружи, Джексон, — тихим спокойным голосом приказал ему Стил.

Гараж был рассчитан на три машины, но сейчас в нём располагались только «Линкольн» Лиз и миниавтобус «Фольксваген», в котором обычно играли Скотт и Холли. Хотя в полутьме гаража трудно было что-то разобрать, Тим заметил, что спальный мешок Бена раскинут на том месте, где обычно стоял «Ягуар». Сесть тут было негде. Стил стоял, прислонившись к верстаку, и Тим остановился в нескольких футах от него. Он не мог разобрать выражения лица Стила.

— Я слышал, у вас есть какое-то предложение, — сказал Стил.

— Да, есть.

— Хорошо. Я готов его выслушать.

— Что ж… — Тим засунул руки в карманы брюк. — Понимаете, Бен, вы послали мне мяч, и я его принял.

— Значит, теперь я стал для вас Беном, — с тихим юмором сказал Стил.

— В общем-то да… Во всяком случае, думаю, что понимаю, какие силы движут вами. Будь я чёрным, наверно, я бы тоже взялся за оружие. Я согласен, что белые долго, очень долго унижали чёрных. Тем не менее, я считаю, что интеграция — это единственный путь…

— Интеграция! — усмехнулся Стил. — Человече, да вы опоздали лет на десять.

— Я так не думаю. Но если даже вы и правы, в конце концов, мы можем работать бок о бок, испытывая друг к другу, ну, скажем, взаимное уважение. Это единственная возможность. Что же касается Фейрхиллла, то я не менее логичен, чем вы, в определении его судьбы. Но получить вы его не сможете. Не получится… Так что я стал думать. Как вы знаете, кое-какие средства у меня имеются. И я готов основать фонд для целей образования чёрного населения или для любой другой цели, о которой мы сможем договориться. С двумя сопредседателями, Тимом Кроуфордом и Беном Стилом. Подробности обговорим попозже. — Он помолчал. — В общем вот так мне всё видится.

— Сколько вы готовы выложить?

— Двести пятьдесят тысяч долларов.

Стил оскорбительно засмеялся.

— Бросьте, Кроуфорд. Двести пятьдесят кусков? Да у вас не меньше миллиона в государственных облигациях, куча других вложений и чертовски большой доход. Восемьдесят тысяч в год, не так ли?

Тим разозлился.

— Облигации принадлежат моей жене. И сомневаюсь, чтобы я имел право более чем на половину из них.

— Так почему бы вам не выложить эту вашу половину? — Стил скрестил руки на груди.

— Так вас интересует эта идея или нет? — вспылил Тим.

Стил задумался.

— Да, может быть. Это зависит…

— От чего?

— Первым делом, от бабок. Вы можете выложить все пятьсот и даже не обратите внимания на такую потерю. — Стил вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Тим заметил, что она из его запасов. Огонёк зажигалки на мгновение осветил бородатое лицо Стила. — В вас есть что-то от своего папаши, Кроуфорд, — насмешливо протянул он. — Никогда не предложите больше половины.

Тим невольно дёрнулся. Бен был слишком проницателен. Тим в самом деле имел в виду полмиллиона, но срезал эту сумму наполовину… ну потому, чёрт возьми, что так всегда делались дела.

— Вы же понимаете, что два пятьдесят — это не деньги для фонда. — Тим понял, что Стил специально пустил в ход жаргонное выражение. — Чёрт побери, человече, да за два пятьдесят даже толковый офис не организуешь.

— Хорошо, — сказал Тим. — Пятьсот тысяч.

— Беру, — фыркнул Стил.

— Значит, договорились?

— Не так быстро, парень. Так что там насчёт сопредседателей?

— Их двое, — сказал Тим. — Вы и я. Вы человек рассудительный. Думаю, в этом я вам не уступаю. Особых проблем у нас не должно быть.

— Не пойдёт, — сказал Стил. — Я дал себе слово, что никогда больше не буду работать с белыми. Никаких сопредседательств. Если присутствует белое отребье, то я шеф или никто.

— Что это значит в данном случае?

— Что я президент или председатель, или… словом, называйте, как хотите, — Стил с силой затянулся, и тлеющий кончик сигареты на мгновение зарделся, как раскалённый уголь. — Я введу вас в свой совет директоров.

— Чертовски любезно с вашей стороны. — Тим чуть не добавил «и весьма благородно». Он с трудом сдержался, чтобы не послать Стила к чёрту. Вместо этого он снова стал копаться в мотивах своих действий. Его предложение было совершенно искренним, но, торгуясь с Беном, споря и планируя, Тим считал, что они говорят на равных. А теперь Стил предлагает ему свою версию — власть его, а деньги Тима. Неужели он в самом деле опоздал лет на десять? Несмотря на темноту, он попытался увидеть глаза Стила.

— Есть что-то ещё?

— Нет. Но у вас есть право всё знать доподлинно. Если идея реализуется, в совете директоров будут только чёрные. Кроме вас.

Тим не ответил, и Стил продолжил уже более спокойным рассудительным тоном.

— Этот фонд будет в определённой мере служить целям образования, так? Значит, он сможет чему-то научить и вас. Вы поймёте, каково это быть одному белому среди десяти или пятнадцати чёрных лиц. Это пойдёт вам только на пользу. — Сигарета снова пыхнула огоньком, и Стил подвёл итог. — Понимаете, я смертельно устал от этих дутых организаций помощи чёрным — их придумывают белые, финансируют белые и руководят ими тоже белые. Они лучше нас знают, что нам нужно. С этим покончено, человече. Отныне или всё в наших руках — или нам ничего не нужно.

— А вы уверены, что у вас хватит опыта и знаний, Бен? В области финансов, инвестиций и всё такое. Поверьте, это очень непросто.

— Пусть лучше мы будем делать свои чёрные ошибки, чем позволим их делать белым, — незамедлительно ответил Стил. — Все те годы, что белые рассказывают, как они помогают нам, дела идут всё хуже и хуже.

— Но вы забыли о деньгах белых, — возразил Тим.

— Кто сказал, что это деньги белых? — хрипло сказал Стил. — Вы меня не поймаете на крючок своей долбанной белой риторики. Малыш, ваш папаша набил себе карманы не столько белыми, сколько именно чёрными деньгами, о чём не стоит забывать.

— Эти средства получены от отца Лиз, — уточнил Тим.

— Да я и знать не хочу, из какого кармана вы их будете вытаскивать. — И Стил погрузился в молчаливое ожидание.

Прошло не меньше минуты, и Дилл приоткрыл двери.

— Вам бы лучше пошевеливаться, — сказал он. — Чили скоро пойдёт обходом. — Он прикрыл за собой двери.

— Ну так как? — спросил Стил. — Договорились?

— Мне это не нравится. — Но Тим понимал, что если бы даже ситуация изменилась, он бы не отказался от своего предложения. Он попытался понять, проклятием или благословением является его рациональность. — Хорошо, — сказал он.

Тим сделал шаг вперёд и протянул руку.

Стил пожал её.

— Могли бы обойтись и без рукопожатий. Для белого человека оно ничего не значит… Для меня тоже… Но я понимаю, что оно вам нужно. У вас нет выбора.

Время вышло. Стил направился к дверям.

— Но вот что меня волнует. Как к этому относится ваша жена?

— Я ещё не говорил с ней.

Стил лишь присвистнул.

— М-да… Вы странный человек, Кроуфорд.

Дилл ждал, стоя в дверном проёме. Стил положил руки на плечи обоим мужчинам и подтолкнул их друг к другу.

— А теперь слушайте, — сказал он. — Чили вот-вот свалится от утомления и недосыпа. Когда это случится, ты придёшь за мной, Джексон. И вы тоже будьте готовы, Кроуфорд. Тем временем, Джексон, поработай с Харви. Мы можем обойтись без Пёрли, но Марш нам нужен… Кроуфорд, расскажите Джексону о нашем договоре.

Тим вышел в ночь, и Дилл запер за ним дверь гаража. Нога в ногу они пересекли брусчатку. Стояла непроглядная темнота. За облачным покровом исчез даже клочок звёздного неба на севере. Марша нигде не было видно. Дилл вместе с Тимом вернулся в библиотеку, освещённую узким конусом света из-под настольной лампы.

— Так что за договор? — спросил Дилл.

Тим объяснил.

— Пятьсот кусков, — недоверчиво повторил Дилл. — Парень, да ты или рехнулся или перепуган до смерти. — Он восхищённо уставился на Тима и подал плечами. — Считай, что повезло — Стил мог бы вытрясти и пару миллионов.

— Спасибо и на том. — Дав выход сарказму, Тим замолчал, снова и снова пытаясь понять, как он пришёл к своему решению. Он сомневался, что ему удастся до конца понять мотивы своих действий. Как ни странно, в голове у него промелькнула мысль, что причиной тому может быть теплота, с которой Бен обращался с Холли. Но как бы там ни было, Тим ни о чём не жалел.

— Он потребовал какую-то подпись?

— Нет. Я дал ему слово.

— Чёрт возьми! — Дилл снова не смог удержаться от изумления, и Тим почувствовал прилив гордости, которая не нуждалась в объяснениях — во всяком случае, пока он не вспомнил об оскорбительном рукопожатии.

— Вы расскажете Амбросу? — спросил Тим.

— Нет. Пустая потеря времени. Чили предан лишь Гамалу… Когда наступит час, нам всем придётся навалиться на Чили. Боитесь?

— Немного, — признался Тим. — Но я буду делать то, что должен.

В ночи возник низкий носовой звук, словно гигант прочищал горло. Они сразу же поняли, что это такое. Уже несколько часов мегафон не подавал признаков жизни, и вот сейчас его проверяли на Грейт-роуд. Они застыли в ожидании.

— Члены Ч. Ф., — наполнил помещение громовой голос. — Говорит губернатор Данзиг. Сейчас одиннадцать часов сорок шесть минут. Как вы знаете, более двух часов назад дома на Силвер-Лейк в Калифорнии и у Александрии на реке Святого Лаврентия были освобождены вашей организацией. Все члены Ч. Ф. спокойно покинули место действия. Никто из них не был ни задержан, ни допрошен властями.

Тим уставился на Дилла. В лёгкой надменной усмешке молодого человека не было и следа смущения.

— Я ещё раз повторяю, что вам предложена амнистия, — продолжал Данзиг. — Ныне у вас нет ни одного шанса на победу. Игра закончена. Выходите без оружия и возьмите с собой семью Кроуфордов и миссис Дору Уилкокс. Вы сможете удалиться, и вам никто не будет чинить препятствий. Жду ответа.

Последние отзвуки голоса растаяли в ночи. Затем со стороны дома раздался усиленный техникой голос Чили Амброса.

— Я уже говорил вам. И повторяю в последний раз… Нет! По нулям… ты усёк это, губ? Понимаешь меня?

Слова гулко донеслись со склона холма и стихли в той стороне, откуда лучи прожекторов шарили по небу.

— Тим? Что там за шум? — Из комнатки по другую сторону холла донёсся сонный голос Лиз.

— Ничего особенного, малышка, — ответил Тим. — Я подойду через минуту.

Он повернулся к Диллу.

— Вы мне солгали.

— Нет. Я говорил правду. Только не всю.

— Почему освободили эти два дома?

Дилл коротко рассказал обо всём, что он слышал и что видел по телевизору — о вмешательстве Президента Рэндалла и о соглашении по поводу двух черных членов совета директоров.

— А здесь всё наоборот, — сказал Тим. — Белый человек в комитете чёрных.

— Ага, — ухмыльнулся Дилл. — Разве не прелестно?

— Вы говорили мне, — обвинил его Тим, — что вам можно доверять. И знаете, Дилл, вы мне не нравитесь.

— Кого это волнует? Господи, вы ведёте себя так, словно на приёме с коктейлями. Кроуфорд, да я вами сыт по горло.

— Отныне я буду говорить только с Беном.

— Нет, — отрезал Дилл. — Вы будете делать то, что я скажу, потому что нам ещё придётся иметь дело с Чили. Для вас это важно не меньше, чем для нас. Так что наберитесь храбрости. И будьте готовы, что вам придётся замарать свои нежные ухоженные ручки.

Они глядели друг на друга, но, несмотря на охвативший его гнев, Тим не мог не признать, что Дилл прав. Развернувшись, молодой человек вышел из дома.

— Тим! — снова позвала его Лиз. — Пожалуйста, иди сюда.

Он вошёл в комнатку, как всегда, заваленную вещами Лиз — лыжи, наборы кистей, портативная пишущая машинка, журналы, теннисные ракетки. Ни Холли, ни Скотта не разбудил мегафон и они, свернувшись калачиками, мирно спали в своих кроватках. Он подошёл к кровати Лиз. Она притянула его к себе и поцеловала.

— Что там такое, Тим?

— Поднимайся и пойдём поговорим. Я хочу тебе кое-что рассказать.

Она накинула халатик поверх ночной рубашки, вслед за ним миновала холл и устроилась в одном из кресел. Хотя в помещении царил полумрак, который был не в силах рассеять свет настольной лампы, было заметно, что три дня и почти четыре ночи в роли пленницы сказались на ней. Загар её поблёк, волосы висели беспорядочными прядями и она беспомощно моргала, словно её муж предстал в ночи инквизитором, приступающим к очередному допросу. Если вторжение обеспокоило и в то же время восхитило Тима, оно губительно сказалось на Элизабет Кроуфорд, красавице, чья бодрость и жизненная энергия всегда вызывали зависть у её подруг.

Он рассказал ей всё, что случилось в последние несколько часов. Она слушала его молча, не прерывая и лишь изредка поглядывая на него. Куда чаще она с преувеличенным вниманием рассматривала царапину на пальце, откуда была извлечена заноза.

— Итак, ты отдал этим людям половину наших облигаций, — сказала она, когда Тим кончил повествование, — не сказав мне ни слова.

— Мы всегда исходили из того, что половина средств принадлежит тебе, а половина мне, — сказал он.

— Не сказал ни слова. — Видно было, что отсутствие доверия со стороны Тима поразило её больше всего. — А что, если и я отдала свою половину на какую-то благородную цель? И больше не слышала о ней.

Он присел на подлокотник большого кресла и закурил.

— Я могу спросить, почему ты так поступила, но не оспаривать твоё право поступать с деньгами, как ты считаешь нужным.

— Предполагалось, что эти облигации когда-то перейдут к Скотту и Холли. — Она сказала это как-то безжизненно, словно у неё не было больше сил справляться с грузом жизненных трудностей.

— Они унаследуют в десять раз больше, чем другие дети, может, даже тот мир, в котором они смогут жить… — он прервался на полуслове.

— И ты считаешь, что какой-то маленький фонд сможет преобразовать мир? Ты в самом деле так думаешь?

— Он будет этому способствовать, — упрямо сказал он. Тим понимал, к чему ведёт спор и интуитивно чувствовал, что окажется в дураках.

Она равнодушно посмотрела на него, словно он был чужим, чьё присутствие в её жизни чувствовалось самым минимальным образом. Она мрачно усмехнулась, покачала головой и снова стала старательно изучать царапину на пальце.

— На самом деле, всё это полный абсурд, — наконец сказала она. — Ты помнишь, о чём мы спорили в тот субботний вечер, когда в библиотеке появился Стил?

Он кивнул. Неожиданное возникновение Стила навсегда запечатлелось в памяти. Тим намёками обвинял её, что она увлечена либеральными идеями, не испытывая искренней веры в них, а она возражала ему, что он невежественен, высокомерен и, как устрица, сидит в своей раковине.

— А теперь, значит, мы поменялись ролями, не так ли? — с ноткой горечи спросила она. — Ну что ж, значит, я глупая, скупая, бестолковая белая женщина, а ты беспредельно великодушен и благороден.

— Да нет же. Всё не так.

— Чёрт побери, вот тут ты прав — всё не так, — взорвалась она столь знакомой ему вспышкой. — И знаешь, почему, Тим? Потому что фактически ты сломался под давлением банды грабителей, которые, вооружённые до зубов, ворвались в наш дом, под угрозой оружия загнали нас в угол и потребовали отдать дом. — Теперь слова лились у неё потоком. — Я ни за что не поставила бы свою подпись, чтобы ублажить их, а ты отдал им пятьсот тысяч. Пятьсот тысяч долларов! Боже мой!

Затянувшись, Тим аккуратно стряхнул пепел. Он медлил с ответом, надеясь, что Лиз как-то успокоится. Но она смотрела на него в упор, наливаясь гневом.

— Лиз, я думаю, ты не понимаешь, с чем мы столкнулись, — медленно произнёс он, осторожно подбирая слова. — Неужели ты не осознаёшь, что случится, если и наш дом, и другие не будут как можно быстрее освобождены, и Данни кинет клич к Гамалу?

Он обрисовал ей возможное развитие событий — тысячи захваченных домов, треск автоматных очередей в пригородах, вмешательство армии, пылающие города. Она внимательно выслушала его.

— Но, Тим, ты в любом случае предложил бы Стилу эти деньги, — продолжала настаивать она. — Ты бы сделал это, даже не зная о Гамале.

— Нет. Я не уверен, как бы повёл себя в таком случае. — Но в глубине души он не мог не признаться, что идея пришла к нему задолго до воскресенья.

— Конечно, всё было бы точно так же, — твёрдо сказала она. — И естественно, ты дал слово, так что можно считать, что все документы уже подписаны. Так?

— Да.

— А ты понимаешь, что в глазах своих друзей, — продолжала давить она, — ты будешь идиотом или трусом?

— Вот это меня не заботит. — Пару часов назад ему пришлось пережить гораздо более трудный разговор.

— Ещё бы. Тем более, что они никогда не узнают подлинную причину.

— Подлинную причину?

— Да, дорогой. — Тон у неё был полон сарказма. — Эту милую, маленькую тайную причину, о которой осведомлены лишь несколько наших приятелей — наши обаятельные новые друзья, мистер Стил и мистер Дилл. — Она назвала их с отвращением, словно это были уголовные клички.

— Что ты имеешь в виду?

— Её.

— Её? — Наконец-то он всё понял.

— Да. Мисс Вирджинию Джонс, — медовым голосом сказала она. — Эту милую маленькую певичку соула, столь решительную, столь отважную и такую измученную. Мы так много думали о ней и вспоминали тёплые ночи в Акапулько, и мы были так благодарны мистеру Стилу, что он промолчал об этом трогательном романе…

— Лиз! Прекрати!

— И мы не могли оставить нашу жену и наших детей, потому что у нас так не принято. Мы же, видите ли, бедный англо-сакс протестантского вероисповедания, скованный по рукам и ногам пуританскими правилами поведения… Да и кроме того, может быть, нашей маленькой чёрной певчей птичке перестала нравиться наша бледная кожа. Так что мы благородно решили основать фонд в память того…

Когда она издевалась над ним, Тим лишь смотрел на неё сквозь сигаретный дымок, чувствуя, каким ядом пропитана каждая её фраза. В душе у него была полная пустота, какой-то вакуум, в дали которого он лишь смутно видел фигуру Лиз. Неужели они не могут поговорить как люди, неужели им не под силу перебросить хотя бы хрупкий мостик через пропасть их одиночества? Этот вопрос мучил его больше всего. Рядом с ним женщина, с которой он делил стол, кров и ложе больше тринадцати лет. Они любили и понимали друг друга, создавая свой собственный мир, и тем не менее, они не могут даже нормально поговорить. И теперь уж неважно, как всё начиналось, ибо кончилось тем, что они мечут друг в друга, как ракеты, раскалённые острия слов… Сколько на этих весах тянет Джинни Джонс? Два грамма, не больше. Ибо та Джинни Джонс давным-давно исчезла, а новая Вирджиния Джонс была чужой женщиной, вызывавшей лишь опасения.

— Тим? — мягко обратилась она к нему.

— Да, малыш.

— Тим, — тихо и растерянно сказала она. — Мне кажется, я больше не понимаю тебя.

Он раздавил в пепельнице сигарету, пересёк комнату, наклонился и обнял её.

— Я люблю тебя, — сказал он. Эти простые слова шли от чистого сердца.

Она поцеловала его в щёку, и обняв, отчаянно прижалась к нему.

— Я знаю.

Он вспомнил о Холли. Как бы ему хотелось, подобно Бену Стилу, облегчить душу слезами. Сейчас лишь они могли бы выразить всё, что он чувствовал.

— Джексон! — донёсся до них радостный крик.

Они услышали топот бегущих ног и скрип отодвигаемой от дверей мебели.

— Иду, Чили! — из задней части дома откликнулся Дилл. За ним хлопнула задняя дверь.

— Джексон, — сообщил Амброс, — я связался со Львом. Он сказал продержаться ещё хоть несколько часов. Сразу же после рассвета он бросит нас в бой. Он надеется, что примерно к семи.

Через полуоткрытую дверь библиотеки они видели Амброса. Его осанка была полна гордости, а лицо пылало от возбуждения. На груди отсвечивал бликами медальон Франца Фаннона.

— Ты уверен? — спросил Дилл.

— Как в святом писании. — Амброс расплылся в мальчишеской улыбке. Усталость слетела с него, как пожухлая листва под ударом ветра. Он вскинул сжатый кулак.

— Гамал!