Мой брат Бьорн помог Тому и Кейт купить в Германии пару подержанных автобусов, а Нильс, высокий блондин, студент-медик, подготовил поездку. У нас было шесть месяцев и места для пятидесяти друзей. Большинство наших спутников, среди которых было тридцать или сорок датчан, а остальные, в основном из Норвегии, оказались потешными типами. Как показали следующие месяцы, у многих имелась скрытая драматическая жилка. В Копенгагене мы под завязку нагрузили автобусы рюкзаками c белковыми галетами и растительными экстрактами для нас самих, толстыми норвежскими валенками для беженцев в Гималаях и кучей медикаментов, которые должны были раздать наши «лекари».

Это была последняя возможность добраться до Азии по суше. Вскоре тлеющая ненависть мусульман разразилась войной и гнетом. Уже тогда их гнев чувствовался намного отчетливее, чем в наши ранние поездки в 66-м, 68-м и 69-м.

Сначала мы увидели прекрасную осень в Германии и Австрии, потом миновали безотрадную в то время Югославию. С десяток моих греческих учеников приехали из Афин в Салоники, и я два дня давал им поучения, пока мы не отправились дальше, в Турцию. Там у нас была возможность наблюдать страх и насилие – типичные явления в этой стране. Прежде всего нашу радость в высшей степени омрачило угнетение женщин. Эта страна определенно не была частью Европы. Каждый день мы с Ханной замечали свое изменившееся отношение к событиям и людям. Теперь оно было более сочувственным – результат того влияния, которое на глубинных уровнях оказал на нас Кармапа. Раньше, занятые работой для него, мы не замечали этих перемен.

Осень

1975

Иран

Недалеко от иранской границы мы увидели аварию. Поперек дороги стоял грузовик, а вокруг него – дюжина мужчин. Бьорн быстро остановил автобус, и я побежал туда. Если ты научился переносить сознание умерших в Чистые страны, теперь это твоя обязанность. Когда я прорвался в их круг, мне открылось много уровней происходящего. Все эти уровни присутствовали одновременно в свободе пространства, никак не исключая друг друга. Передо мной лежал мертвый мужчина. Ему, наверное, было около сорока лет, но выглядел он на все семьдесят. Он лежал на спине, небритый, с окровавленным ртом. Рядом валялся обломок бедренной кости в луже крови, которая начала свертываться и блестела на солнце. Здесь же, как стадо вокруг падшей коровы, стояли истощенные земляки погибшего. Фоном был живописный, заснеженный Арарат – вулкан, такой же симметричный, как Фудзияма в Японии. Насыщенно-синее безоблачное небо казалось бесконечным, и, закрывая покойнику глаза, я думал о его родных, потерявших кормильца. Я позаботился о его продвижении к Освобождению, одновременно с большой радостью сознавая, что пространство моего ума ни на секунду ничего не выделило из целого, а тело само сделало все необходимое.

Если ты научился переносить сознание умерших в Чистые страны, теперь это твоя обязанность.

Иранцы были неприятными. К своему, и без того малопривлекательному, национальному характеру они добавили гордость за большие нефтяные деньги. Проезжая по дороге через страну, мы много раз миновали опиумные поля, охраняемые армией. Видимо, кто-то с правильными связями обеспечивал себе неплохую прибавку к пенсии. В Мешхеде, в большой мечети, нам пришлось силой вызволять пару членов нашей группы из лап муллы. Они случайно ступили в какое-то особенно святое пространство и поэтому должны были подвергнуться принудительному обрезанию.

Афганистан

Мы все скучали по Афганистану. В прежние годы там можно было расслабиться и хоть в чем-то позволить себе обычное поведение. Эту страну мы пересекли в середине октября. Маршрут был привычный: Герат, Кандагар, Кабул, Джелалабад и Хайберский проход. Страна была точно такой же, какой мы ее знали по прошлым путешествиям. Природа впечатляла, и вскоре за Гератом мы увидели сразу целый десяток смерчей, вспахивающих песок. Когда мы на полной скорости ехали по шоссе, у нас лопнуло правое переднее колесо. Если бы Бьорну не удалось остановить перегруженный автобус, то многим из попутчиков жилось бы не так хорошо.

В Кабуле наша группа, купив кучу ненужных вещей, продемонстрировала свои добрые чувства по отношению к Афганистану. Вечером в отеле, перед тем как лечь на матрацы, нам сначала пришлось вытрясти из них использованные шприцы. Тогда опасность называлась «желтуха», а не «СПИД».

Хайберский проход

Уже в Дании я дал передачу Алмазного Ума, и теперь весь автобус круглосуточно повторял его стослоговую мантру. Этот Будда извлекает из подсознания все мешающее и молниеносно очищает. Все, что ехало позади нас, будь то второй автобус поменьше или чужая машина, многократно разваливалось. Казалось, за нами по улице раскатывается ковер плохих вибраций, исчезающих далеко не сразу.

В Хадде, расположенной недалеко от Джелалабада, на востоке Афганистана, мы увидели руины построенных пару тысячелетий назад буддийских ступ. Около IX века мусульмане отбили им носы, чтобы Будды «не могли дышать». Позднее статуи совсем разрушились, но поле силы чувствуется до сих пор. Еще мы ездили на верблюдах – это, пожалуй, самое странное из всех вообразимых средств передвижения.

Наши водители показывали чудеса ловкости и сообразительности на серпантине, ведущем через узкие перевалы. Когда мы прибыли в «Зону племен», которую не могли покорить ни англичане, ни пакистанцы, ни в еще недавнем прошлом русские, я убедил всех ехать ночью без остановки. Нас от этого настойчиво отговаривали. В этих краях головы белых людей легко оказывались на колах, но нам некогда было осторожничать. Мы делали самое важное, и Защитники должны были позаботиться обо всем остальном.

Мы делали самое важное, и Защитники должны были позаботиться обо всем остальном.

Путешествие продолжалось практически круглосуточно, а между тем у всех ужасно болела спина от почти вертикальных, часто сломанных, сидений. Мы спали, просыпаясь каждые четверть часа, но упорно продвигались вперед. Многие впервые проявляли стойкость, большинство училось воспринимать трудности как очищение, а очищение, в свою очередь, как испытание на прочность.

Пакистан

Пакистан мы проехали за один день. Маленькая кудрявая растеряша по имени Лизбет где-то на индийско-пакистанской границе выронила свой паспорт, и нам пришлось провезти ее контрабандой. Пакистанцы заметили, что что-то не сходится, и пересчитывали всех снова и снова, а я попросил друзей бродить туда-сюда по автобусу, чтобы запутать чиновников. Лизбет мы спрятали в самом конце, под багажом. Казалось, пакистанцы уже собирались капитулировать, – и вдруг мы остолбенели. Вокруг нашего автобуса двигалось полуметровой длины бородатое лицо с признаками английских генов и заглядывало в окна. Я послал Мортена, который, со своим ростом 2 м 10 см, был самым высоким парнем в группе, чтобы отвлечь пакистанца. Мортен был великану по плечо.

Индия

Мы собирались двигаться в направлении Кашмира и Ладакха, до сих пор не знакомой нам части Гималаев. Проезжая там, мы побывали во многих местах силы, таких как Манди, где когда-то жила Мандарава, первая главная жена Гуру Ринпоче.

Что-то в этой местности навевало мысли о кобольдах, а тибетцы говорили, что здесь живут духи змей.

Шринагар расположен в идиллической долине Кашмира, но сам представляет собой место липкое и несносное – как и, к сожалению, многие другие города мусульман. Мужчины пристают к вам, пытаются обмануть или привлечь к себе внимание, а женщин вообще не видно. Мы с Ханной, конечно, рекомендовали группе советоваться с нами, прежде чем купить что-нибудь дороже десяти долларов. Но парочка датчан, которые всегда все знали лучше, приобрели одни из самых ужасных подделок под произведения тибетского искусства, какие я когда-либо видел. Гордые, они вернулись c парой псевдотханок, явно нарисованных небуддистами в приюте для слепых. Нам пришлось пригрозить, что мы сожжем плавучее жилище продавцов, прежде чем датчане получили более-менее качественные ковры за те сотни долларов, которые заплатили за «тханки». Наши автобусы были почти вдвое длиннее местных, и, несмотря на мастерство водителей, уже на отрезке дороги до Шринагара мы с трудом вписывались в повороты. Последняя часть пути через Каргил и перевал в долине Лех высотой 4,7 км была еще более узкой и извилистой. Поэтому мы поменяли свой транспорт на местную имитацию микроавтобусов «Мерседес» и были вынуждены довериться чужому водителю, курящему гашиш. Эта местность уже удивительно долго остается мусульманской, хотя каждый камень на дороге кричит: «Тибет!» – и повсюду видны разрушенные ступы. Только после непроглядно черной ночи в деревне Каргель мы почувствовали, как ослабла железная хватка ислама. Настроение резко поменялось. Появились женщины, люди расслабились и разговаривали теперь на очень забавном и сложном книжном тибетском.

Шринагар

Лех – это печальная история, потерянная часть Тибета. Повсюду виднелись огромные, полностью или наполовину разрушенные глиняные здания. Мощные беспризорные храмы и замки напоминали о когда-то величественной культуре. Нетрезвое население из тибетских крестьян все больше попадало под влияние более образованных иммигрантов из Кашмира. В руках последних уже находился будущий туристический и торговый бизнес. Если бы у меня было несколько тел, я с удовольствием оставил бы одно из них там, наверху, чтобы привести в порядок школьное образование для местного населения. Без хороших школ ладакхцы были обречены оставаться одной из многих эксплуатируемых народностей Азии.

Когда мы приехали, я прежде всего подумал о том, что Ладакх – это часть Тибета, которая была никому не нужна по причине засушливого климата. Высадившись из автобуса, мы почувствовали высоту: легкие горели. С ответственностью за такое количество людей в незнакомой стране было достаточно поводов для того, чтобы бегать, а на высоте 3,5 км с рюкзаками и без тренировки это было больно.

Нильс поторговался и сбил цену за отель до приемлемого уровня, и на следующее утро началось путешествие по неповторимым окрестным монастырям. Многие были построены более тысячи лет назад, в те времена, когда талая вода ледников еще делала этот край плодородным. Они были на столетия старше большинства монастырей Тибета. Мы передвигались пешком и в кузовах грузовиков под непостижимо голубым небом, и окрестный ландшафт был похож на лунный. Вначале мы осмотрели то, что разрешалось посещать. Но захватывающие танцы лам проходили в монастыре Чамде, расположенном в закрытой для туристов части Ладакха. Китайцы каждый год строили там все новые дороги, тем самым постепенно отнимая землю у индийцев. К тому же они ловили индийских солдат и отправляли их на перевоспитание в Пекин, а потом отпускали. В здешней культуре это считается явным издевательством.

Ослабла железная хватка ислама

Мы передвигались пешком и в кузовах грузовиков под непостижимо голубым небом, и окрестный ландшафт был похож на лунный.

В монастыре Чамде как раз гостили Друбчен Ринпоче и Дугпа Ринпоче, которых мы знали со времен нашего пребывания в Дарджилинге, в восточных Гималаях. Чтобы добраться туда, мы спрятались сзади в грузовике, и по прибытии вся группа вместе с багажом в одно мгновенье исчезла с дороги.

Путь вверх, на гору, был трудным. Сильным пришлось нести багаж за всех, но усилия стоили того. Неожиданно мы вернулись на тысячу лет назад. Мы стояли на вершине горы, как бы написанной в пастельных тонах, с которой открывался невероятный вид. Должно быть, так выглядел мир до того, как сошел с ума. Все имело смысл, все было волшебным. Многие мастера, постигшие ум, оставили здесь свои поля силы. Сотни местных жителей, скрючившись, сидели на крепостных стенах и смотрели сверху во внутренний двор, в котором пуджи сменялись танцами. Ночами общее настроение поднималось; люди часами кричали, бегали по переулкам и копировали движения танцовщиков. Общее ощущение транса постоянно усиливалось, каждый чувствовал привкус древней и забытой силы тела и ума. Во вторую ночь, когда все закончилось, мы сбежали вниз с горы и несколько часов ехали в сторону Леха к монастырю Хемис, нашей следующей цели.

Танцы лам

Более 100 лет назад, когда сикхи разрушили страну, этот монастырь остался целым и неразграбленным. Он укрыт в тополиной рощице, и потому проезжавшие мимо завоеватели не замечали его строений. Зато в наше время пришли туристы, и результат оказался не лучше. Уже когда мы приехали, монахи вели себя нагло. Мой обычный дружеский стиль здесь почти не пригодился, потому что они нас просто не хотели. Чтобы помешать нам фотографировать, они постоянно открывали и закрывали дверь, пока я не поднял одного из них, самого делового, и не подержал некоторое время на весу. Это помогло: работа была сделана. На сей раз обошлось без чаевых: они действительно слишком далеко зашли. В конце концов, мы принадлежали к одной линии преемственности.

Во время танцев в Ладакхе

Осмотрев все, мы сидели на обочине и пили чай. Со мной заговорил человек, довольно умный на вид, но подвыпивший. В разговоре он постоянно называл меня «гелонг». Гелонг – это монах, принявший все 254 обета, включая безбрачие и запрет на употребления алкоголя. Я несколько раз указал на Ханну рядом со мной, обращая его внимание на то, что чувственного удовольствия в моей жизни много. Потом я его спросил, кто он сам. «Тоже гелонг!» – ответил он и поднял свой стакан. Я понял, что здесь смотрят на вещи не так узко. Кроме того, он был самым талантливым и открытым человеком, которого мы встречали в Ладакхе.

На реке Инд между Лехом и тибетской границей находился лагерь беженцев, в котором позже Далай-лама дал посвящение в Колесо Времени. Там один отважный ученик Кармапы построил небольшой монастырь с огромным двором и собрал вокруг себя множество веселых юных учеников. Хорошо, что он у них был, ведь лагерь беженцев – наверное, самое безутешное место из всех, какие мы когда-либо видели. Многие дома состояли только из одного тонкого куска ткани, натянутого над цементными колоннами высотой по плечо, часто без окон и дверей. Учитывая их скудное питание, мы не представляли себе, как люди вообще переживали эти суровые зимы. Мы подарили семьям, жившим в самых плохих условиях, финские валенки. К сожалению, несколько пар оказались на деревенском рынке еще до того, как мы успели уехать. Либо беженцы были по уши в долгах, либо зима казалась еще такой далекой, что еда и алкоголь были для людей важнее.

Учитывая их скудное питание, мы не представляли себе, как люди вообще переживали эти суровые зимы.

Жители монастыря сразу нашли общий язык с европейской группой, и, к нашей радости, нам удалось пригласить Тай Ситу учить в монастыре целый месяц. Он взял с собой круглого, довольно вспыльчивого Друбпёна Ринпоче, который впоследствии в Тибете отказался от часов, привезенных Педро Гомесом ему в подарок. «Я столько работаю для Кармапы, что мне некогда смотреть на часы», – пояснил Ринпоче. Наша встреча оказалась любопытной и для него, поскольку раньше белые паломники сюда не доходили.

Тай Ситу очень рано, первым из четырех держателей линии преемственности, покинул Румтек. Он создал в западных Гималаях свою собственную сеть контактов, несмотря на то что Кармапа отпустил его в Ладакх ненадолго и впоследствии многократно просил, чтобы тот первым делом завершил свое образование в Румтеке. Проследить историю Ситу Ринпоче поучительно, поскольку направление его развития, к сожалению, явно разошлось с линией, принятой Кармапой.

Ситу Ринпоче дает посвящение

Отважный настоятель монастыря никогда не видел ничего подобного нашей банде с широкой костью и голубыми глазами. Чтобы нас как-то классифицировать, он спросил: «Есть ли там, откуда вы пришли, солнце и луна?» Я ответил: «Да, и они такого же цвета, как здесь». Эта информация была важной: она означала, что мы родом из той же вселенной, что и он. Это его расслабило. Он подарил нам уникальную тханку Белой Освободительницы, принадлежавшую Тринадцатому Кармапе. Наши врачи лечили его монахов, а мы выбирали подарки.

Тай Ситупа один день давал поучения и посвящения, в том числе в Будду Мудрости на Льве – это мы получили впервые. Его мантра потом громко звучала в моем сне. У Ханны тоже были необычные сны.

Прежде чем снова направить группу вниз, в долины Индии, мы вместе посетили еще несколько монастырей.

Посещение Тиксе Гомпы для меня было очень значимым. Я получил благословение Защитницы Белый Зонт и, таким образом, возобновил связь с ней в этой жизни. Находясь в cкромно обставленной комнате, я почувствовал такое сильное благословение, что решил поднять деревянную решетку, чтобы за ней поискать причину. За решеткой в нише стояла Белый Зонт – статуя метровой высоты. В тот момент, когда я заглянул внутрь, яркий солнечный луч упал на ее бесчисленные лица, и они засияли. Дукар блеснула зубами и фыркнула. Она была несказанно красива. Я знал, что с этого момента Белый Зонт никогда не покинет нас. Несколько лет спустя ей пришлось спасти мою жизнь в Касселе. Тысяча ее лиц и рук постоянно защищают наших друзей повсюду.

Она была несказанно красива

Я получил благословение Защитницы Белый Зонт и, таким образом, возобновил связь с ней в этой жизни.

Мы отправили путешествующую группу вперед, пока еще стояла хорошая погода, а сами решились подвергнуть себя риску быть на полгода занесенными снегом ради ценных поучений, которые нам хотел дать Тай Ситупа. Нам предстояло стать первыми из белых людей, кого посвятят в Шесть йог Наропы. Так мы должны были познакомиться с энергетическим аспектом ума. Мы таяли от – тогда еще ничем не запятнанного – шарма Ситупы.

Следующее полнолуние стало большим переживанием и для нас, оставшихся в ретрите, и для наших друзей, отправившихся в путь по северной Индии. Им пришлось убрать с дороги разбитый грузовик вместе с прицепом, чтобы проехать. У нас же весь монастырь пришел в смятение. Ожидалось лунное затмение, которое совсем не нравится детям природы. Тибетцы называют тень земли «За» и считают, что у нее есть два рта. Если она сжирает луну одним ртом, та краснеет, а если другим, то луна исчезает совсем. Все в монастыре суетились и пытались «развеять» затмение, дудя в большие трубы. Дхарамсала официально объявила, что затмение произойдет в половине десятого, в то время как старый звездочет из Румтека, постоянно повторявший мантру Кармапа Ченно, сказал, что это будет в половине третьего. Он оказался прав. Было трогательно видеть всеобщую радость, когда полная луна снова показалась по другую сторону от За.

Следующие три недели мы провели в закрытом ретрите и изучали более глубокие практики.

Когда мы вышли из отшельничества, нам случайно удалось поймать самый последний грузовик, проезжавший через перевал, прежде чем снег завалил дорогу, сделав ее непроходимой до апреля. Это была тяжелая поездка. Нам приходилось выскребать из запасной канистры густой, как масло, дизель и каждые двадцать километров разводить костер под «Мерседесом», потому что замерзали маслопроводы. К счастью, мы сидели в кабине, а не сзади в кузове, как в Тибете десять лет спустя.

Так как мы теперь путешествовали одни, то могли отклоняться от маршрута. Покинув Манди, мы поехали к знаменитому лотосовому озеру Цо Пема. Когда Гуру Ринпоче соблазнил принцессу Мандараву, ее отец так рассердился, что повелел сжечь влюбленную парочку на костре. На следующее утро он вернулся и увидел, что Мандарава и Гуру Ринпоче сидят, соединившись, но не на пепелище, а на цветке лотоса. Вокруг них возникло озеро, и теперь это важное место паломничества.

Там жил Куну Лама, который в 1972 году первым дал нам в Бодхгае мантру Будды Шакьямуни. При первой встрече он хотел знать все о Дании, и я сказал Ханне: «Когда мы услышим о его смерти, нам нужно будет осторожнее заниматься любовью». У нас нет времени на увеличение семьи, а Лама определенно искал бы датских родителей для своего следующего рождения. Лама Куну долгие годы занимался целительством и всевозможными спасительными учениями, пока не выбрал для себя тибетский буддизм. Он был настолько известен своей ученостью, что однажды в присутствии правительства ему торжественно вручили редкий звукозаписывающий аппарат. Он обсуждал это при каждом удобном случае и говорил прежде всего о значении звуков. Он знал такие вещи о мантрах и других вибрациях, которые не знал больше никто. Вероятно, Лама Куну умер, никому не передав свои знания. В декабре 1978 года, в полнолуние, он действительно переродился у датчанки. Его родителями стали наша датская подруга и тибетский йогин. Они хотели зачать самого лучшего ребенка и поэтому спрятались в ступе Бодхгаи, чтобы заняться любовью. Датчанка родила сына в Баварии, недалеко от шоссе В-12, во время аскетической медитации, и я помогал ей. Пространство было заполнено женскими формами Будд. Сразу на следующий день я отвез мать с ребенком сквозь глубокий снег из Южной Германии домой, в Данию.

Пространство было заполнено женскими формами Будд.

Во времена наших первых встреч с ним Лама Куну в Цо Пеме поддерживал одну тибетскую женщину среднего возраста, которую звали Дригунг Кхандро. Когда мы впервые зашли за угол ее дома, она обернулась, и мы остановились как вкопанные. Произошло мгновенное узнавание. Она была копией Ханны – только более крупной и сильной. История Дригунг Кхандро как одной из известнейших дакинь – так называют просветленных женщин – типична для Тибета. Она медитировала в уединении семнадцать лет, пока китайцы не начали пробивать снарядами дыры в стенах пещер, где сидели йогины. Многие из тех, кто на протяжении долгих лет изучал свой ум в полной темноте, ослепли от внезапного света. Их глазные нервы не выдержали шока. Дригунг Кхандро удалось вытащить вовремя, и одна из групп беженцев взяла ее с собой в Индию через Гималаи. Сначала йогиня не хотела есть мясо – часто единственную доступную пищу. Из-за этого она стала так слаба, что людям приходилось нести ее, – тогда из ее глаз потекли большие слезы, и она стала есть то, что было. Мы долго говорили с ней. Она угостила нас цампой, а мы дали ей протеиновый порошок и деньги. После того как мы, прощаясь, соприкоснулись лбами, во мне еще долго жило ощущение ее присутствия. Она была уникальной женщиной.

Мы погрузились в его силовое поле

Во время великолепного приема у Далай-ламы в Дхарамсале нам хватило времени на все. После этого мы заторопились в Дели. В визовой книге непальского посольства мы нашли имена людей из нашей группы и, пройдя сквозь толпу, сели на поезд, идущий дальше, в Бодхгаю. Там ждал большой автобус, а другой уехал в Непал. Несмотря на небольшие аварии, Нильс удачно провез группу. В Дхарамсале друзья тоже пытались встретиться с Далай-ламой, но это удалось им лишь позже, в Дели. Однако то, как Далай-лама их принял, не оправдало их ожиданий. Далай-лама, несмотря на изгнание, – все-таки король, то есть высший представитель народа, которому с трудом удается завоевать международный авторитет. Для его работы было бы полезней, если бы группа посетителей появилась в самых лучших нарядах. Когда наши друзья, полные доверия, но неухоженные, стояли перед ним, они слышали в его словах больше назидательности, чем благословения. Секретарь Кармапы ждал нас в Дарджилинге. Сделав крюк, чтобы заехать в монастырь Аянга Тулку в Южной Индии, мы наконец направились дальше, в Сикким, где находился Румтек – наш первоначальный пункт назначения.

Мы приехали туда 25 декабря. Кармапа сразу позвонил в Дели и раздобыл нам двухнедельное разрешение на пребывание. Люди из нашей группы жили в Румтеке в домах местных семей или в палатках, установленных на плоских крышах некоторых домов. Совсем не многие страдали расстройством желудка. Теперь, оглядываясь назад из покоя гор, мы понимали, что предыдущие лихорадочные недели были очищением и боевым крещением, подготовившим нас к полному восприятию благословения Кармапы. Погрузившись в его поле силы, мы впитывали Кармапу каждой порой кожи. Он действительно серьезно занимался нами. Он дал нам большое посвящение в «Учителя как Защитника» и нарисовал у каждого на лбу тибетскую «КА» – первую букву своего имени. Каждый день мы проводили с Кармапой, и он поручал своим ученикам-держателям линии давать нам посвящения. Ему помогали даже самые юные ринпоче: им было предписано читать вслух только что изученные тексты. Кармапа изо дня в день передавал свой непосредственный опыт Просветления.

Каждый день мы проводили с Кармапой, и он поручал своим ученикам-держателям линии давать нам посвящения.

Он читал лекции, провел Обещание Бодхисаттвы и два посвящения – в Защитницу Белый Зонт, которая нам особенно близка, и во Второго Кармапу Карма Пакши. В свое время Карма Пакши предсказал, что переродится в двух человеческих телах одновременно. Его просветленный ум будет проявляться в теле не только Кармапы, но и другого ламы – Шамарпы. В Тибете Кармапу и Шамарпу называют «Кармапа в Черной короне» и «Кармапа в Красной короне». Их воспринимают как одно целое, сравнивая с солнцем и луной.

Высший из четырех держателей линии – Кюнзиг Шамар– па – дал посвящение в красного Будду Безграничного Света, чьей эманацией он является. Гьялцаб Ринпоче, сидя на кровати, посвятил нас в Будду силы по имени Алмаз в Руке, а поздно вечером еще и в Йидама Алмазный Кинжал. Джамгён Ринпоче дал нам Будду Мудрости на Льве, и, наконец, Трангу Ринпоче объяснил медитацию на Восьмого Кармапу.

Шамар Ринпоче, Гьялцаб Ринпоче и Джамгён Конгтрул Ринпоче

Группа отправилась дальше в Непал, но нас с Ханной Кармапа попросил остаться. Готовилось нечто очень важное. Один американский ученик построил известному йогину Тулку Ургьену Ринпоче огромный монастырь в Катманду, и Кармапа собирался освятить это место. Мы должны были их отвезти. У нас в распоряжении было пять джипов и один грузовик. Некоторые машины – подарки щедрого бутанского короля – были новыми, остальные же напоминали металлолом. Ханне достался военный джип «Ниссан» с Трангу Ринпоче и сестрой Палмо в качестве пассажиров, а мне – «Лендровер», самый старый и разбитый в Гималаях. Со мной ехал слуга Кармапы, к животу его была привязана Черная корона. Машины были переполнены людьми из Румтека и багажом. Настоящий семейный выезд!

Это сразу стало увлекательным. Абсолютно новый джип Кармапы просто рванул вперед, и всем остальным водителям приходилось догонять его, кто как мог. Дорога – индийский проект – была только что построена, но уже нуждалась в ремонте, и вдобавок строители забыли сделать мосты. Раз десять нам приходилось переезжать туда-сюда через реки. Поездка могла бы послужить материалом для рекламы сафари-ралли. И все-таки нам как-то удалось добраться до цели, не подцепив на радиатор в качестве украшения ни местного жителя, ни корову, ни курицу. Когда мы приехали на перевал, у нас захватило дух от вида на заснеженные цепи Гималайских гор на севере, тянущиеся вдоль всей долины Катманду. Кармапа велел всем остановиться. Мы стояли вокруг него, а он произносил тибетские названия снежных вершин, видимых на сотни километров по обе стороны от Эвереста. Он поведал нам, какие Будды излучаются в мир из каждой вершины и где собралось силовое поле Высшей Радости, Девы Долгой Жизни и других важных Будда-форм. Это было ни с чем не сравнимое переживание – слышать такие вещи от человека, просто описывающего то, что он видит. Никогда еще мы не были так близки к древнему Тибету.

Мы стояли вокруг него, а он произносил тибетские названия снежных вершин, видимых на сотни километров по обе стороны от Эвереста.

Царь Махамудры

Незадолго до этого произошло событие, о котором в Румтеке говорят до сих пор. Его неудачный исход с легкостью мог бы обеспечить мне место рядом с Мао Цзэдуном в анналах линии Кагью и еще 500 перерождений кротом. Тормоза «Лендровера» были плохими с самого начала, даже по индийским меркам. Кроме того, я часто не мог переключиться на более низкую скорость, а ручной тормоз вообще ни на что не годился. Когда мы ехали вниз по предгорью в направлении Катманду, отказали и ножные тормоза. И это все с Короной Кармапы в моей машине! Мы с растущей скоростью проскакивали крутые повороты, пока я не заметил кучу гравия, оставленную дорожными рабочими. Я въехал в нее, выставив одну руку перед слугой Кармапы, чтобы защитить Корону. «Лендровер» почти не пострадал, но тибетцы посчитали этот инцидент очень драматичным. Кармапа, смеясь, прокомментировал: «Машина плохая – благословение хорошее». Мой попутчик быстро залез в грузовик, а остальные забились в джипы. Машину, попавшую в аварию, они хотели отправить назад, хотя знали, что в тот же день она исчезнет, разобранная на кусочки. Мне это не понравилось. Итак, с разрешения Кармапы мы привязали «Лендровер» впереди грузовика, который должен был не дать ему разогнаться. Веревка, пережившая много сезонов дождей, дважды лопалась, и оба раза мне приходилось тормозить, врезаясь в кучи гравия, пока мы не нашли стальной трос. Остальную часть дороги до Катманду аварии случались уже с грузовиком, который ехал позади меня.

1976

Непал

По прибытии в Сваямбху я вошел в комнату Кармапы в большом храме в исторический момент: ему вот-вот предстояло узнать первого белого тулку. В свободных странах с хорошей кармой живет много таких осознанных перерожденцев. Можно сказать, что, если человек видит свое тело как инструмент, позволяющий приносить другим пользу, он уже находится на этом уровне. Несомненно, тулку есть и среди моих учеников: они развиваются очень быстро. Тибетцы, однако, признают их редко и только в том случае, если те получают полное традиционнее образование. Раньше учителя, подобные Кармапе, благодаря ясному видению сути давали воплощенцам важные и особенные задания. Однако первому белому мальчику-тулку пришлось пройти через всю тибетскую учебную мельницу. Мы познакомились с его родителями во времена хиппи, и позже подробности его обнаружения были засвидетельствованы друзьями в Америке.

Ступа Сваямбху

Нам эту историю рассказали в следующем виде. В 1974 году, когда Кармапа был в США, одно миролюбивое маленькое племя пригласило его в юго-западные штаты. К сожалению, это были хопи, не просыхающие от алкоголя. В некоторых из их предсказаний было написано, что, когда дела пойдут совсем плохо, появятся их братья в красных одеждах. Индейцы подумали, что речь шла о тибетцах. К тому моменту, когда прибыл Кармапа со свитой, там уже много месяцев стояла засуха, и хопи спросили его: «Может ли такой святой человек, как ты, вызвать для нас дождь?» Кармапа ответил: «Я буду держать это в уме». Он дал индейцам посвящение в стоящую красную форму Любящих Глаз и сильное благословение. Во время этой церемонии на горизонте собрались тучи, и, как только Кармапа захлопнул дверцу автомобиля и тибетцы отъехали, на землю упали первые капли дождя.

На следующий день в Нью-Мексико на главных страницах местных газет можно было прочитать: «Кармапа вызвал дождь в стране хопи». Позже одна из этих газет попала в руки Хетти и Ангуса, находившихся в Катманду, и они написали Кармапе в Сикким письмо с вопросом. Они с маленьким сыном жили к северу от Нью-Йорка. Через несколько лет после рождения сына молодые родители внезапно почувствовали сильное стремление поехать в Непал. Как только они прибыли в храм Кармапы на Сваямбху, их сын, к удивлению родителей, попытался взобраться на ступеньки монастыря, повторяя: «Мой монастырь, мой монастырь!» Сначала они предположили, что он выучил это, общаясь с маленькими монахами. Но те не говорили по-английски. Ответ Кармапы на их письмо все прояснил: «Ваш ребенок – воплощение прежнего учителя. Оставайтесь там, где вы находитесь, я скоро приеду».

На следующий день в Нью-Мексико на главных страницах местных газет можно было прочитать: «Кармапа вызвал дождь в стране хопи».

Итак, отправив «Лендровер» в мастерскую, я поспешил к Кармапе. На столе лежали две карты. Одна из них была старая и пожелтевшая. В ней содержалось сообщение Кармапы о времени и месте рождения ребенка. Рядом лежала карта Массачусетса. Реки, горы и остальные особенности ландшафта совпадали. Бывало, что Кармапа показывал свою карту, и его люди спрашивали, не пора ли начать поиски ребенка. После ухода из Тибета он часто находил перерожденцев в Бутане и других местах в Гималаях. Но Кармапа сказал: «Этот придет сюда сам». Теперь он сидел там, голубоглазый, c волосами цвета соломы, похожий на маленького солдата. Он был излучением речевого центра великого Сангдже Ньенпы Ринпоче, который в своем первом воплощении был учителем Восьмого Кармапы.

Юный Сангдже Ньенпа Ринпоче

В храме Сваямбху

Посвящения, состоявшиеся в новом храме Бодхгаи, были фантастическими. Кармапа дал «Сокровища мантр Кагью» – передачу, которую Марпа принес в Тибет в XI веке. Примерно 150 лет назад Лодрё Тхае, первое воплощение Джамгёна Конгтрула Ринпоче, составил из этих посвящений единое собрание. На церемонии пришли все: Ринпоче, тибетские монахи, многие друзья с Запада и часто влиятельные, но намеренно бедно одетые люди из племени невари. Даже прожив столетия под гнетом индуистских гуркхов, они все равно являются носителями культуры долины Катманду. Когда гуркхи завоевали эту страну, они запретили буддистам поддерживать монастыри и силой заняли большинство древних буддийских святынь. Сегодня эти места еще и охраняются солдатами, которые вытесняют неиндуистов, угрожая оружием.

Несколько близких друзей, которых мы знали по хипповым временам в Дании, предложили нам самое лучшее жилье, которое только можно было представить, – единственные в то время в Боднатхе квартиры под крышей, с террасой и видом на Ступу. В первый раз я решил сочетать гималайскую передышку с парой недель поста: здесь все равно не очень много привлекательного для вкусовых рецепторов. Мы стараемся не болеть от нездоровой еды – тогда и старая одежда подходит лучше. Кармапа создал необычайное силовое поле, и за три недели произошло много чудес. Он разогнал все негативные энергии, но некоторые из них явно перебрались в Копан – расположенный рядом монастырь Гелугпы. На посвящениях никто из Копана не присутствовал, но там кружило много слухов о нас, аморальных кагьюпинцах. В Копане в это время люди хотели переставить статую Будды из одного монастыря в другой. Вдруг статуя стала такой тяжелой, что ее невозможно было поднять. Они безуспешно пытались сдвинуть ее с места в течение трех дней, после чего пришли к Кармапе и попросили его о помощи. Статуя тут же снова стала легкой, и ее удалось перенести на новое место.

Кармапа создал необычайное силовое поле, и за три недели произошло много чудес.

К концу посвящений до нас донеслись плохие новости. Шведская монахиня без чувства юмора и ее не более веселый брат решили продать поместье в южной Швеции, которое мы все вместе подарили Кармапе. Лама Лодрё, будучи в Стокгольме, не мог воспрепятствовать этому. Монахиня находилась под влиянием Карла Биргерса, опыт общения с которым у нас уже был. Карл рассказал ей, что она окружена семью ангелами, поэтому должна продать Карма Линг и купить участок в опустевшей деревне, где он жил. Это был тяжелый удар по буддизму в Скандинавии. Неожиданно место, где все могли встречаться, исчезло. Я редко видел Кармапу таким недовольным, как в тот момент, когда пришла эта новость. Мы послали от его имени две телеграммы с просьбой подождать со сделкой, пока мы не приедем, но монахиня все продала.

Кармапа в окружении лам во время посвящения Кагью Нгагдзё

То, что было плохо для Скандинавии, оказалось полезным для более южных стран. Шведская ферма никогда не стала бы привлекательным предложением для массы буддистов из Центральной Европы. С двумя дорогими паромами и невозможными скандинавскими ограничениями скорости мы вряд ли смогли бы приглашать туда большие группы. Нужно было работать только там, где уже был устойчивый духовный интерес. Пришло время остальной Европы, а Копенгаген нам удалось перестроить на деньги от продажи фермы. 1 апреля 1976 года началась работа на широких европейских колеях.

Куну Лама Ринпоче (ок. 1895–1977)

Куну Лама Тензин Гьялцен был родом из Индии, он родился в Ладакхе. Всю свою жизнь он посвятил интенсивному изучению и медитации, многое усвоил, обучаясь самостоятельно. В 1916/1917 годах он отправился в Тибет. Учился у величайших лам разных линий, путешествовал по стране до самого крайнего востока и вернулся в Индию лишь в 1947 году.

Когда в 1959 году многим тибетцам пришлось бежать в Индию, Куну Лама предложил свои услуги в качестве учителя. Он преподавал и простым беженцам, и высоким ламам, в частности Далай-ламе. В круг его знаний входили санскрит, тибетская литература и грамматика, а также особое буддийское знание о Великом Совершенстве (Дзогчен, или Махаати) и Великой печати (Чагчен, или Махамудра). Этот независимый йогин, которого высоко ценили тибетцы в изгнании, обладал высоким постижением. Он жил в скромных условиях и скончался в 1977 году. Через два года в Дании появилось его перерождение.

Дригунг Кхандро Нени Ринпоче (1927–1979)

Дригунг Кхандро Шераб Тхубтен, также известная под именем Нени Ринпоче, родилась в 1927 году на севере Тибета. Много лет она провела в женском монастыре Дригунг Лонгсю и училась у важных мастеров линии Дригунг Кагью и Дригунг Ньингма. После бегства из Тибета в 1959 году она десять лет провела в отшельничестве в святом месте, связанном с активностью Гуру Ринпоче. После этого она продолжала обучение и практику вместе с Куну Ламой Ринпоче. Она слыла строгим, дисциплинированным мастером медитации и высоко уважаемым учителем. Ее ученики воспринимали ее как Дакиню. Дригунг Кхандро Нени Ринпоче умерла в 1979 году от последствий перенесенного туберкулеза.

Другчен Ринпоче

Первый Гьялванг Другчен Цангпа Гьяре Еше Дордже был излучением Наропы, он жил с 1161 по 1211 годы. Двенадцатый Гьялванг Другпа Джигме Пеме Вангчен родился в 1963 году и был узнан Далай-ламой. Он встречался с Шестнадцатым Гьялвой Кармапой, много учился у разных великих ученых и получил большое количество передач, включая Махамудру, в школах Ньингма и Другпа Кагью.

Его основная резиденция Тхубтен Чёлинг находится в Дарджилинге. Частью монастыря является школа для инвалидов, которую финансирует государство. Обширные познания и интеллект Другчена Ринпоче в значительной мере идут на пользу его преподавательской деятельности.

Ургьен Тулку Ринпоче (1920–1996)

Ургьен Тулку Ринпоче родился в восточном Тибете и был узнан Пятнадцатым Кармапой как высокое перерождение. Его выдающиеся способности передавать поучения и Ньингмы, и Кагью сделали его одним из самых знаменитых Лам в тибетском буддизме. Его имя стоит в одном ряду с именами таких Учителей, как Шестнадцатый Кармапа, Дуджом Ринпоче и Четырнадцатый Кюнзиг Шамар Ринпоче.

Внутри линии преемственности Ньингма Ургьен Тулку Ринпоче считается носителем полной передачи от трех величайших мастеров медитации XIX века: Терчена Чёгьюра Лингпы, Джамьянга Кьенце Вангпо и Джамгёна Конгтрула Лодрё Тхае. В Непале Ургьен Тулку Ринпоче построил шесть монастырей и ретритных центров. Сам он провел в отшельничестве более двадцати лет.

Члены его семьи являются держателями линии преемственности Баром Кагью – это подшкола внутри традиции Кагью. Все трое его сыновей считаются перерождениями высоких лам. Ургьен тулку умер в 1996 году в Непале.