Великобритания

В мае 1980 года Кармапа был один день проездом в Лондоне. Он улетал в Америку. Ему предстояло первое большое путешествие после операции по удалению раковой опухоли в желудке. Большинство ожидавших его людей прибыли из наших групп к востоку от Рейна, и всех глубоко тронуло его благословение. Когда мы ехали в машине по городу, я полушутливо сказал: «Если здесь Кармапа, то должна быть и радуга». И за следующим поворотом мы ее увидели! Широкая сияющая радуга перекинулась через улицу в самом сердце Лондона.

Было замечательно снова находиться так близко к Кармапе, и, как всегда в поле его силы, все становилось совершенным для тех, кто хранил свои связи. Мы поселились у Джо, большого и сильного американца, очень забавного. Он продавал дорогую старинную мебель и жил с семьей в великолепном особняке недалеко от Темзы, с огромным летним домом и собственным катером. Из всей группы только Джо серьезно относился к пожеланиям Кармапы. Он делал все возможное, чтобы расшевелить вялых англичан. Однако даже его последнее предложение купить под центр пустой полицейский участок ни у кого не вызвало энтузиазма.

Было замечательно снова находиться так близко к Кармапе, и, как всегда в поле его силы, все становилось совершенным для тех, кто хранил свои связи.

В том месяце из первого в Европе трехгодичного ритрита вышли монахини и монахи Калу Ринпоче. Я с любопытством старался рассмотреть в них признаки глубоких перемен, почувствовать силу благословения или что-то в этом роде. Ведь я знал их всех до уединения. Я обнаружил образцовую скромность, образованность и слаженность действий, но не увидел в них той сырой силы, которая разрушает эго людей. Мне не хватало «рычащих львов», способных защищать и пробуждать глубокое доверие.

На верхнем этаже дома Кармапа обсуждал с тибетцами свой следующий визит в Англию. Мы с Джо как раз закончили первый раунд «армрестлинга», когда к нам спустился Лама Чиме. В его глазах стояли слезы. «У Аконга Тулку Кармапа будет целый месяц, – пожаловался он, – а мне опять досталось всего несколько дней». Зная, что Лама Чиме всегда обещал защищать работу Кармапы и не основывать собственных центров, я из сочувствия предложил ему познакомиться с нашими центрами Кармапы в Европе.

Из-за этого, к сожалению, у наших друзей впоследствии начались трудности. Лама Чиме воспринял это приглашение как некое «божественное право» и быстро стал центром притяжения для всех недовольных, переживавших трудные времена. Еще одной проблемой стали его попытки ввести другие методы практики в существующих центрах и переманить друзей, стабильно работавших для Кармапы, под свое начало, в учебную группу. В первое время воздействие его высокого титула было очень сильным, и все это спровоцировало бесконечные разговоры (в которые мы с Ханной по наивности внесли свою лепту) о том, что все тибетское изначально свято. Но постепенно самостоятельные люди в наших центрах научились верить своим глазам – что, собственно, и является главной целью поучений Будды, – и перестали приглашать Ламу Чиме. И хотя никто не утверждал, что он плохой человек, совместная работа стала невозможна.

Все грелись в лучах Кармапы. Ради этого люди проехали бы любое расстояние. На берегу Темзы прошла церемония Черной короны, после которой Кармапа отправился вместе со всеми на лодочную прогулку, излучая на всех радостное тепло. На следующий день я сидел возле него в аэропорту, и мое тело немного сотрясалось – обычная реакция на его присутствие. Кармапа серьезно посмотрел мне в глаза, потом показал на меня и объявил всем остальным: «Он Махакала». Конечно! Так и есть! Моментально все встало на свои места. Мне вдруг стало ясно, какая сила работает через меня. Эта уверенность с тех пор всегда со мной, она наполняет меня каждый час, днем и ночью.

Кармапа серьезно посмотрел мне в глаза, потом показал на меня и объявил всем остальным: «Он Махакала».

США

Май еще не закончился, когда мы последовали за Кармапой в США. Моя любимая мама тоже поехала с нами. Кармапа жил в красивом доме в лесу под Вудстоком с Джамгёном Конгтрулом Ринпоче, Пёнлопом Ринпоче и энергичным генеральным секретарем Румтека. Мы с Ханной, конечно же, могли приходить к Кармапе всегда, когда хотели, но от остальных тибетцы оградили его такой плотной сетью охраны, от которой попахивало манией преследования. Каждый раз, когда мы приводили с собой друзей – пусть даже просто для короткого благословения, – поднимался переполох. Визит Кармапы на западное побережье был еще не подготовлен, и я подумал: «Лучше приносить пользу где-нибудь в другом месте, чем приводить в отчаяние этих людей». Когда мы сказали об этом Кармапе, он, к нашему удивлению, совсем не обрадовался. Он взял нас за руки и повел через дом в сад на крыше, обнесенный тонкой проволочной сеткой. Здесь нам никто не мог помешать. Он попросил пообещать, что мы приедем к нему в Колорадо. Это очень важно. Потом он подробно рассказал, что мы должны делать, – так было при каждой встрече, с 1969 года, когда мы стали его учениками. Несомненно, нам так хорошо все удается именно потому, что мы до мелочей следуем его указаниям.

Махакала

С моей мамой в США

Его прощальным подарком в тот день была встреча с его умом. Он еще раз сказал Ханне, чтобы она помогала Ринпоче и поддерживала меня, а потом – казалось, время остановилось – он посмотрел нам прямо в глаза. Спускаясь по ступеням, мы едва понимали, где находимся. Но одно было ясно: в нужный момент мы точно будем знать, что и как делать.

Кармапа – царь йогинов

После последней церемонии Короны, увидев Кармапу растворившимся в свете, мы поехали в Калифорнию на американском пожирателе бензина. Это такой специфический автомобиль, в который невозможно залить полный бак, пока работает двигатель: «Нэш Рэмблер» («Nash Rambler»). Он смахивал на аквариум и ездил примерно с такой же скоростью. В Пенсильвании мы снова испытали силу реликвий, которые я всегда ношу на шее в серебряной коробочке. Прямо перед машиной взлетала птица – либо она была слишком молода, либо приспособилась к местным скоростям. Я ее сбил. Когда я сдал назад, чтобы поднять ее с дороги, птица выглядела очень плохо. Шея была сломана, а на левой стороне остались только кости, без мышц и связок. Я приложил к голове птицы серебряную коробочку – гау, которую мне дал Кармапа, чтобы я благословлял других, и которая сегодня передает благословение Кармапы тысячам людей по всему миру. Как только я установил связь с Буддой Безграничного Света, тело птицы выпрямилось, а голова поднялась. Это движение противоречило всем законам природы, поскольку на теле не осталось ни мышечной ткани, ни связок, которые могли бы его выпрямить. Было абсолютно очевидно, что это внутренняя энергия стягивала центры птицы в один канал. Будь это работой мышц, ее голова наклонилась бы набок – туда, где мышцы еще оставались. Я положил ее среди травы, маленькую, прямую и застывшую, и пообещал себе никогда не лениться давать благословение. Сила Кармапы слишком драгоценна.

В Боулдере, штат Колорадо, в штаб-квартире Трунгпы Тулку была запланирована моя лекция. Но всю программу без объяснений отменили за пару часов до ее начала, когда мы уже добрались до Денвера. Вместо штаб-квартиры мы отправились на огромное ранчо вблизи Крестона. Его подарил Кармапе Морис Стронг, известный друг стран Третьего мира. Моя лекция была призвана помочь обитателям ранчо наладить отношения с местными жителями и показать им, что Учение Будды – это практическая жизненная мудрость, а не странная экзотика. К сожалению, эти поучения опоздали. Как выяснилось в начале девяностых годов, это ранчо очень скоро стало центром сектантства, которое не имело ничего общего с современным буддизмом. Мы добрались до Гранд-Каньона как раз на закате. Эта глубокая речная долина была, пожалуй, самым потрясающим зрелищем в нашей жизни. Формы скал, их возраст и чарующие краски древних пластов почвы производили еще более глубокое впечатление, чем вечно серые Гималаи.

Казалось, время остановилось

В Лос-Анджелесе центр, основанный Калу Ринпоче, поспешно покинул Лама Дордже, едва успев приехать. Попав в самую загрязненную часть города прямо из Сиккима с его горным воздухом, он испугался, что тотчас же умрет. Сейчас он возглавляет центр в Санта-Фе, в котором находится самая большая в Северной Америке ступа. Почти каждый год я приезжал туда читать лекции и всегда с радостью думал о том, что Ламу Дордже можно без колебаний рекомендовать как учителя с безупречной репутацией.

В Топанге, городе к северу от Лос-Анджелеса, семь дней не переставая лил дождь. Первые шесть дней все было в порядке, но потом случился оползень. Многие дома уцелели только наполовину, а водитель одного из автобусов «Грейхаунд» едва успел спастись, забравшись на дерево. Большой автобус унесло потоком, его так и не нашли.

Мы жили у киношников, в компании которых я годом раньше познакомился со сладкой жизнью города. В атмосфере жидких протеинов и большого количества белого порошка для носа (не для моего) – в те времена, до СПИДа, человеческие взаимоотношения были очень открытыми. В этот раз мы высвободили немного времени для посещения Диснейленда. Американцы – настоящие мастера развлечений. Больше всего меня поразили подвижные голограммы. Это неразделимость формы и пустоты – так нужно переживать Будд во время медитации.

Это неразделимость формы и пустоты – так нужно переживать Будд во время медитации.

В Сан-Луи Обиспо у моих родственников был участок земли, с которого некоторые переселенцы впервые увидели Тихий океан. Дадли и остальные дядюшки радостно вспоминали приезд моих родителей несколько лет назад. Они много спрашивали об оставшейся в Южной Ютландии и Шлезвиге родне и больше всего хотели услышать что-нибудь о некоем дядюшке Эдварде – это имя, однако, мне ничего не говорило. «Ну, ты должен его знать, – уверяли они, – он же был известным пиратом». Постепенно я понял: наши умудренные опытом родители столько рассказывали нам с Бьорном – неисправимым хулиганам – о наших благовоспитанных предках, что мы в конце концов решили, что нас подменили сразу после рождения. Теперь все сошлось: в нашем роду были не только ангелы.

В Сан-Франциско было много мероприятий с участием Кармапы, часто организованных престранными типами. Кармапа хотел, чтобы наша группа в Санта-Круз попыталась поработать вместе с учениками Трунгпы Тулку. У нас были люди, у них – деньги и дом; нам стоило познакомиться. Сотрудничество не получилось. Для них организация была самоцелью, чем-то абсолютно полезным. Мы же считаем ее, напротив, ограничивающим фактором. Она должна быть сведена к необходимому минимуму и служить тому, чтобы люди осваивали новые сферы роста и спонтанности.

Удовлетворенные подготовкой, проведенной на всем пути от севера до юга, мы сели в грейхаундовский автобус и отправились назад в Колорадо, куда только что приехал Кармапа. Мы должны были снова встретиться с ним в день летнего солнцестояния в июне.

В гостях у «Дхармадхату»

Штаб-квартира организации «Дхармадхату» в Боулдере словно вымерла. Нам лишь удалось выяснить, что все отправились на большое празднество куда-то в пригород. Нам удалось быстро поймать машину, и вскоре водитель доставил нас к полю, на котором происходили какие-то странные игрища. Повсюду были слуги в английской военной форме цвета хаки с шортами, а Трунгпа Тулку, в фуражке, бежевом кителе, черных сапогах для верховой езды и портупее, выглядел как генерал из какой-нибудь теплой страны. Кармапа, Джамгён Конгтрул Ринпоче и несколько монахов сладко спали в креслах на подиуме. Представление – нечто японское с протяжными гласными, внезапными драматическими жестами и странной мимикой – никто не смотрел. Гости болтали, по американскому обычаю собравшись маленькими группками. Мы встретили множество знакомых из разных частей света, но не почувствовали привычной открытости и преданности. Казалось, никто не понимал, кто такой Кармапа.

Когда мы вернулись в центр, Кармапа позвал нас к себе. Организаторы были не слишком этим довольны. На лестнице по стойке «смирно» стояло не менее дюжины охранников в костюмах.

Как только мы вошли, Кармапа сразу начал говорить. То, что он говорил, было очень важно. Он рассказал нам о своих «детях», держателях линии преемственности, которые повзрослели и вскоре должны были покинуть гнездо, чтобы продолжать его работу. Кармапа попросил нас пообещать, что мы будем защищать их и помогать им во всем. Слушая его, я впервые отчетливо почуял неладное и выпалил: «Но это не означает, что ты сам перестанешь этим заниматься!» Когда он затем советовал нам избегать некоторых людей, его левый глаз сильно слезился. Это началось еще утром, к Кармапе даже приезжал доктор.

Прервавшись, Кармапа на секунду вышел и вернулся. Было совершенно очевидно, что он не хотел, чтобы мы уходили. Когда все уже было сказано, мы спросили его, как обычно, когда нам снова его навестить. Он ответил: «Если сможете, приезжайте в Нью-Йорк, а если нет… – тут он посмотрел на нас таким взглядом, какого мы никогда раньше не видели, как будто знал, что мы сильно расстроимся, – тогда приезжайте в Румтек в следующем году в первый день одиннадцатого месяца». Кармапа прочитал мои мысли: мне уже рисовались картины следующего, третьего по счету, паломничества, и добавил: «Можете привезти с собой друзей». Ханна удостоверилась, что дата соответствует европейскому, а не тибетскому календарю. Я вскочил, вдруг почувствовав сильное беспокойство, и закричал: «Пообещай, что с тобой будет все в порядке!» Он ответил, глядя в окно слева от себя: «Обещаю, что все будет к лучшему». Когда мы уже наполовину спустились с лестницы, вовсю строя планы, Кармапа позвал нас обратно. «Для будущего было бы хорошо, если бы вы встретились с Трунгпой Тулку в моем присутствии», – сказал он. Поскольку прибытие Трунгпы ожидалось до шести часов, мы решили подождать. Но когда он не появился и к восьми, мы все-таки уехали. Иначе мы опоздали бы на автобус.

Замечательно было побыть наедине с Ханной. По дороге в Нью-Йорк мы составляли план работы за Атлантикой. В мегаполисе мы купили немного одежды для друзей – это в нашей линии преемственности уже стало традицией. Начал ее Кармапа. Смешнее всего было, когда он дарил Ханне тибетские юбки, всегда слишком короткие, а меня наряжал в кимоно для карате.

В Центральной и Восточной Европе все развивалось очень быстро. Мои ученики могут быть какими угодно, только не вялыми и не скучными, и потому за ними тянутся их друзья. Это стало возможным благодаря освобождающему пониманию, что ум по сути своей – бесстрашие, самовозникающая радость и деятельная любовь; оно рождает огромное доверие и обогащает жизнь. Там, где люди хорошо отзывались друг о друге и о своих учителях, количество слушателей на лекциях постоянно росло. Основа развития – это дружба. Если бы я стал перечислять имена всех замечательных женщин и мужчин, много работающих для блага всех, следующие главы этой книги напоминали бы телефонный справочник. Я просто советую познакомиться с этими людьми в наших центрах – они способны дать очень много, и я им полностью доверяю.

Мои ученики могут быть какими угодно, только не вялыми и не скучными, и потому за ними тянутся их друзья.

Прощание с Кармапой

Во время нашей следующей поездки в США, зимой 1981 года, мы расширяли заложенную основу. Я опять работал у Барри, читал лекции в центрах на западном побережье, давал интервью в радиопрограмме у Лекса и съездил к Синтии в Торонто – на этот раз только для выступления в телепередаче. Там, в телебашне, которая в то время была самым высоким строением в мире, произошло нечто уникальное. В этой устремленной в небо гигантской бетонной игле со стеклянно-хромированным наростом я обнаружил современную терму, «скрытое сокровище», несущее буддийское силовое поле. Мое сознание с растущим изумлением наблюдало за тем, как мои собственные пальцы вытаскивали бумажный сверток из щели между шкафом и стеклянной стеной вращающегося шара. Поскольку во время благословений я каждый день прикасаюсь к множеству людей, я очень слежу за чистотой. Здесь я мог просто наткнуться на промасленную обертку от «хот-дога» или чего-нибудь подобного, но мои руки продолжали там копаться. Наконец они нащупали пластмассовый кинжал с тремя лезвиями и круглой рукояткой. Это совершенно точно была пурба, орудие одного из древних Будд, с которым у меня сильная связь. Его имя – Алмазный Кинжал. Его благословение осталось со мной: когда я впервые записывал эту историю в марте 1989 года в Карма Гёне под Малагой, Ханна и Бьорн вдруг принесли мне медную пурбу. А когда в апреле 1991 года я работал над английской версией этой книги, мой друг Адриан спросил – в тот самый момент, когда я перечитывал эти строки, – кто такой Алмазный Кинжал. Кто после этого скажет, что Будды – это что-то абстрактное или нездешнее?

На следующей неделе Ханна вернулась в Европу, чтобы переводить для Шамарпы, а я познакомился с декадентским Нью-Йорком, с «лучшей» частью Ист-сайда. Там живут настоящие богачи, и у каждого есть личный психиатр. Затем последовала полная противоположность: в поездке на грейхаундовском автобусе по огромной Америке я впервые в жизни видел в западной стране столько обедневших людей. Здешним условиям было далеко до датских или шведских. Для того чтобы опуститься на дно, не нужно было прятаться от психолога или социального служащего. Не настали еще времена Рейгана, когда во имя свободы личности всем сумасшедшим сказали, что они здоровы, и выпустили их на улицы, чтобы сэкономить на содержании больниц. Но уже тогда на улицах было предостаточно бездомных, свихнувшихся от алкоголя или наркотиков. Многие из них вернулись с вьетнамской войны, большинство были темнокожими, и они жили на автовокзалах и вокруг них. Некоторая помощь со стороны им, без сомнения, не повредила бы. Судя по всему, многие мылись не чаще, чем раз в неделю.

Время в автобусных переездах на большие расстояния по прямым дорогам я использовал для рукописей и почты. Тогда это получалось намного быстрее, чем сейчас, когда и то и другое накапливается молниеносно. Хоть и неразборчиво написанные, мои послания из всех уголков мира много лет позволяли поддерживать связь с растущими группами друзей и содержали самые важные новости.

Сис, Кати и Томек

Сегодня все выглядит иначе. Практически каждый час будущего года распланирован, а мои великолепные помощники Кати и Томек, а также другие умные друзья при помощи своих компьютеров делают все за считаные секунды.

В Сан-Диего меня встречала Робин на белом «Кадиллаке» совершенно необычного вида. У нее появился богатый друг. Из Мексики приехала Йошико, и южная Калифорния, как обычно, превратилась в настоящее наслаждение. Образовалось много новых связей. Влияние Кармапы наиболее отчетливо ощущалось в Сан-Франциско. Многие видели его тяжело больным – это обычно смущает американцев, – но то, что он, не переставая, работал на благо других, глубоко тронуло людей и пробудило сильное доверие. Они увидели истинного Бодхисаттву.

Оглядываясь назад, я удивляюсь, что ни Ханну, ни меня не озаботило его физическое состояние. Вероятно, здесь совпали три условия: во-первых, мой ум викинга практически не замечает слабостей у людей, которых я уважаю. Во-вторых, мы связаны с ним на вневременном уровне истины и радости. На каждой церемонии Короны я видел Кармапу как море золотого света. В-третьих, он всегда показывает людям то, что помогает им больше всего. Когда ученики способны воспринимать его сияющую радость, Кармапа ее и демонстрирует. Если это невозможно, он использует любые средства, чтобы создать кармические связи. В следующих жизнях эти взаимоотношения развиваются, пока он не приведет учеников к прямому опыту вневременного ума. Если же люди открывались Кармапе на уровне сочувствия, поскольку сами знали, что такое боль и страдание, – он показывал свою болезнь. Даже когда приходил человек, увешанный полудюжиной фотоаппаратов, Кармапа находил подходящие методы. Он просто начинал играть с его камерами и фотографировал его самого, пока человек не расслаблялся хотя бы на секунду. Тогда Кармапа давал ему 100 000 вольт настоящего благословения, и тот уходил изменившимся.

…Пока человек не расслаблялся хотя бы на секунду

В Америке мне не давало покоя отсутствие роста. И перенасыщенность рынка духовных предложений была не единственной тому причиной. Свободолюбивым йогинам Кагью, нам не к лицу привлекать новых людей самовосхвалениями, заманивать обещаниями быстрых результатов и превращать их в винтики некой организации. Желая делать их независимыми, мы никого не связывали жесткими обязательствами. Это против нашего хорошего стиля. Американцы легко поддаются сектантским влияниям, и пользоваться этой слабостью было бы неприемлемо. Потому тибетцы других линий легко пристраивались к Кармапе и в его «кильватере» основывали свои собственные группы. Особенно поднаторел в этом один Ринпоче, который жил в Англии и в 1993 году прославился, издав бестселлер. Он дополнительно облегчал свою задачу тем, что выдавал себя за близкого родственника Кармапы. Этого оказалось достаточно, чтобы у жителей Запада, вечно мечтающих об идеальном мире, совсем отключилась способность различать. Они радостно подписывали любые бумаги, отзывались на предложения всяческих курсов других школ и забывали о подлинном источнике благословения.

Свободолюбивым йогинам Кагью, нам не к лицу привлекать новых людей самовосхвалениями, заманивать обещаниями быстрых результатов и превращать их в винтики некой организации.

Когда калифорнийцы выбирали более престижные школы, проблем не ощущалось. Но когда они теряли доверие или переставали медитировать – что было действительно печально, – приходилось разбираться, какую роль в этом играли мы сами. Не было сомнений в том, что многие тибетские ламы, которых отправили учить, мыслили чересчур иерархично и узко. Им недоставало доверия к западным людям, которые, собственно, оплачивали все их расходы. Из-за неуверенности в наших способностях ламы слишком редко принимали помощь и почти ничему не учились у нового для них мира. Они неуважительно относились к той зрелости, какую способна принести полноценная жизнь, и не старались делиться высшими идеалами. И хотя Кармапа часто говорил, что наполовину хороший учитель лучше, чем никакого, и что, обучая, учишься сам, если сохраняешь с ним связь, – тем не менее, от Калу Ринпоче мы получили «священную корову», которая до недавнего времени препятствовала признанию некоторых действительно хороших учителей. Калу Ринпоче настаивал на групповых трехгодичных ретритах с соблюдением полного безбрачия. А это крайне редко привлекает людей, в которых нуждается наша традиция: сильных и самостоятельных, способных вдохновлять своей радостью. Если бы трехгодичный ретрит преподносился как одна возможность из многих, все выглядело бы куда более живым. Тогда совместная работа учителей-мирян, имеющих жизненный опыт, и лам с традиционным монашеским образованием пошла бы на пользу всем.

Европа

Весной 1981-го в Европу в первый раз приехал Кюнзиг Шамарпа, главный держатель линии преемственности. Его изящный стиль открывал многим доступ к Великой печати, и Кармапа отправил его в Европу вместо себя. Сначала Шамарпа три недели учил в Шотландии, где заодно углубил знание английского языка. Остальную часть его поездки организовала Ханна. Шамарпа показал себя настолько честным и прямолинейным, что ей часто приходилось делать невозможное, чтобы защитить его от религиозных фанатиков. Безбоязненно высказывая все, что думает, он часто вынуждал людей пересматривать свои убеждения. Кюнзиг Шамарпа до сих пор не участвует ни в каких политических играх. Кармапа и Лопён Цечу Ринпоче на все сто процентов доверяли нам с Ханной, даже когда менее успешные ламы жаловались на нас. И Шамарпа, и Лопён Цечу поддерживали с нами близкую связь, с чем не всегда мирились некоторые другие тибетцы. Очень освежающе действуют поучения, в которых Шамарпа предостерегает жителей Запада от слепой веры в высоких сановников и их титулы. Сегодня его совет проверять каждого учителя и становиться самостоятельными остается краеугольным камнем нашей работы.

Кюнзиг Шамар Ринпоче

В Копенгагене людям в центре пришлось узнать много нового о политике и прессе. Одна брюзгливо-интеллектуальная газета опубликовала такое интервью, из-за которого десятки недовольных коммунистов и гомосексуалистов пытались прервать лекцию Кюнзига Шамарпы. Я слышал, что это стало для него незабываемым событием. В остальном его поездка по Европе в сопровождении Ханны прошла очень хорошо.

В 1981 году Кармапа писал нам чаще, чем когда-либо. Прочие новости с Востока звучали туманно. То мы слышали, что он совершенно болен, что только его желание помогать другим удерживает его ум в этом теле. Другие утверждали, что совсем недавно Кармапа несколько дней подряд давал благословение и выглядел ослепительно. Мы не очень беспокоились. Кармапа знал, что делает, да и уже полтора года назад он назвал месяц и день нашей следующей встречи. Каждый час приближал нас к ней. Нильс разослал по центрам приглашения к поездке, и 1 октября, снова собрав 108 друзей, мы вылетели.

Индия

Индия соответствовала своей репутации, и путешествие началось всеобщим поносом. Скальные пещеры в горах у озера Цо Пема не утратили своей силы, а камышовые острова снова двигались в нашу сторону. Мы с радостью посодействовали хорошим вибрациям места, отсоединив провода у громкоговорителей, которые с недавнего времени стали разносить индуистский шум над гладью некогда тихого озера. Я часто серьезно задаюсь вопросом: когда же буддисты Востока разовьют достаточно мужества, чтобы проделывать подобные вещи самостоятельно?

Группа пару дней отдохнула в «Tourist Camp» – самой лучшей гостинице Дели. Мы слышали, что Кармапа находится в больнице в Гонконге, хотя, покидая Румтек, он шутил и выглядел вполне сильным и здоровым.

Мы слышали, что Кармапа находится в больнице в Гонконге, хотя, покидая Румтек, он шутил и выглядел вполне сильным и здоровым.

После посещения Тадж-Махала при лунном свете – Нильс опять был нашим гидом – мы посмотрели Сарнатх, где Будда Шакьямуни учил «Четырем благородным истинам». Один профессор на пенсии, которого мы шутки ради наняли экскурсоводом, поведал нам неожиданные откровения: Будда родился и умер индуистом. В Сарнатх он заглянул с друзьями просто по пути, обходя паломником индуистские святыни.

Потом мы отправились в Раджгир, где Будда пробуждал у своих учеников мудрость и сочувствие, а оттуда – к развалинам Наланды, древнего буддийского университета. Поскольку охрана не хотела открывать ворота, 108 рослых северных европейцев стали первыми, кто за последнюю тысячу лет взял их штурмом.

Паломничество

Мы достигли Бодхгаи в полнолуние. Как и раньше, мы собирались практиковать «умирание в сознании» под древом Просветления Будды. Между тем вокруг ступы появился высокий забор – нам, впрочем, это нисколько не помешало. На пути к Просветлению, однако, тоже появилась бюрократия: когда мы уже практически находились в Чистых странах, непонятно откуда выскочил монах какой-то южной школы и потребовал показать бумагу, разрешающую нам здесь сидеть. Он был очень настойчив и привел еще несколько монахов. Поэтому закончили мы немного раньше, чем планировали.

На следующий день добрые жители Бодхгаи наблюдали необычную картину: мы копали воодоотводную канаву к новому монастырю Беру Кхьенце Ринпоче. Наши европейцы за четыре-пять часов проделали работу, на которую такому же количеству индийцев потребовалось бы несколько дней или недель – в зависимости от строгости надсмотрщиков. Их почти по-европейски тяжелые кирки с хорошими длинными черенками были настоящим удовольствием. Наши девушки быстро вжились в роль, которую играют дамы в теплых странах, и уносили лишнюю землю.

Бодхгая

Во время взмаха киркой

Вдруг прямо во время взмаха киркой у меня порвалась сандалия, что-то резко заболело в спине, а из шатра Кхьенце Ринпоче вышла плачущая Ханна. Она сказала, что Кармапа наверняка умрет. Это известие всех потрясло. Хотя наши ученики были молоды и небогаты, они тут же решили сброситься на наши с Ханной билеты в Гонконг. Но не успели мы решить, следует ли принять эти деньги, пришла следующая новость: Кармапу переправили на самолете в Америку.

Он был в какой-то больнице. Было ясно, что мы не должны лететь к нему. Ханна потом часто сожалела, что мы с ним тогда не повидались. Но я знаю точно: все произошло именно так, потому что Кармапа хотел, чтобы нас в тот момент не было рядом. Вид его болезни наверняка повредил бы нашей работе. Кармапа, которого я помню и впечатление от которого передаю, – это золотой Будда безграничной силы, заставляющий все происходить. Это открывает наших людей больше, чем образ умирающего святого.

Кармапа, которого я помню и впечатление от которого передаю, – это золотой Будда безграничной силы, заставляющий все происходить.

Золотистый Будда, полный бесконечной мощи

Нашей следующей целью были Восточные Гималаи. Мы по– ехали дальше в Дарджилинг и остановились в отеле «Бельвю». Как обычно, из Дели до сих пор не прислали визу в Сикким, хотя индийцы нам клятвенно пообещали сделать ее после того, как мы со всеми 108 друзьями засели у них в офисе. Они либо не хотели, либо не могли ее сделать. Но у нас было верное средство добиться своего: каждый прихватил с собой по бутылке виски из аэропорта. После того как мы в течение недели поддерживали в приподнятом настроении всех высокопоставленных чиновников, они сделали для нас то, на что не имели никакого права: выдали разрешение на въезд в Сикким.

Пока мы ждали, из Сиккима приехал Далай-лама. И хотя люди в восточных Гималаях не очень жалуют линию Гелуг, к нему пришли многие. Во время разговора он притронулся к моим четкам и сказал: «Эта мала меньше, чем та, которую я благословил тебе в аэропорту Копенгагена в 1973 году». Вот это осознанность! С тех пор он, должно быть, держал в руках тысячи четок. Очень впечатленный, я ответил: «Большая сейчас бережет мою маму». На следующий день Далай-лама встречался с нашей группой. На этот раз все надели свои лучшие наряды.

У Далай-ламы в Дарджилинге

Сикким

В Румтек мы приехали 1 ноября 1981 года, точно в тот день, который нам назначил Кармапа. Монахи пели пуджи в верхних маленьких комнатах храма. Там стояла статуя в человеческий рост, облаченная в одежды Кармапы. Ее руки были согнуты, а ладони вытянуты вперед на уровне сердца, перед реликвиями линии. На одной ладони был нарисован желтый, на другой зеленый круг – видимо, чтобы собирать и передавать энергию. Все вели себя как обычно – насколько это было вообще возможно. Все внимательно следили за тем, чтобы не сделать или не сказать что-нибудь, что могло бы быть истолковано как дурной знак. Но предзнаменования проявлялись в снах. Ханне приснился «телефонный звонок» от дакинь, ее сестер. Как будто, находясь очень далеко, они сказали, что Кармапа завершил работу этой жизни. Мне в ту же ночь во сне вручили все обладания властелина вселенной. Этот сон я подробно описал в книге об Основополагающих упражнениях тибетского буддизма, в главе о подношении мандалы.

Румтек – главная резиденция Шестнадцатого Кармапы

По пути к реке

На следующее утро – это было 5 ноября – мы принимали участие в церемонии Короны, которую проводил Гьялцаб Ринпоче. Внезапно к нему подошел молодой Пёнлоп Ринпоче и прошептал что-то на ухо. В ту же секунду атмосфера в комнате совершенно изменилась. Мы все знали, что произошло.

Вскоре после этого нестройная группа молодых монахов тщетно пыталась пронести по улице большую статую Кармапы на деревянной подставке. Наконец-то нашлась работа и для сильных европейцев. Подняв статую на плечи, мы прошагали одиннадцать километров от монастыря к реке. Это был самый прямой способ выразить Кармапе нашу любовь и благодарность.

Когда мы шли по мосту, какая-то энергия покинула статую. Потрескалась краска на лице, начали отламываться пальцы, и мне показалось, что ее можно было сбросить в реку прямо там. Теперь она была лишь пустой формой. Но тибетцы, которые нашли к этому времени грузовик, были другого мнения. Мы передали им статую. Позже мы слышали, что у них возникли проблемы и с индийцами, и с грузовиком, и им пришлось, проехав пару километров, все-таки опустить статую в реку.

Когда мы вернулись, монастырь словно проснулся, но совсем не так, как можно было ожидать в этом случае. Вместо причитаний и плача повсюду слышались пуджи – призывания, сопровождающиеся протяжными звуками музыкальных инструментов. Нужно было призвать Кармапу из вневременного состояния Ясного Света. Пробуждая поля силы, составляющие его природу радости, следовало пригласить его как можно быстрее переродиться для блага всех существ. Днем и ночью монахи пели пуджи, часто разделившись на группы – по четырем сторонам света и в центре.

9 ноября, в очень ясный день, мы увидели, как на военном аэродроме на другой стороне большой Сиккимской долины приземлился вертолет. Вскоре от него отъехала вереница машин, и примерно через час Кармапа прибыл в грузовике «Мерседес». Все четверо держателей линии сидели, прижавшись друг к другу, возле водителя на узком переднем сиденье грузовика, а в кузове ехал большой Эрик из Шварценберга и еще несколько сильных мужчин. Они поднимали гроб на платформу. Очевидно, мы с Ханной были единственными, кого Кармапа пригласил в Сикким ко дню своей смерти. Кроме нашей группы, в Румтеке больше не оказалось никого из европейцев. Поскольку мы были его первыми западными учениками, меня попросили помочь внести гроб в монастырь.

Джамгён Конгтрул во время пуджи

Очевидно, мы с Ханной были единственными, кого Кармапа пригласил в Сикким ко дню своей смерти.

Во внутреннем дворе нам пришлось ненадолго задержаться: пара сотен солдат-гуркхов – немного неуместно – протрубили в трубы и выпустили залп в воздух. После этого мы внесли Кармапу в главный храм и оставили там. Только теперь обрывки превратились в целостную картину. Основываясь на многих источниках, мы шаг за шагом восстановили последние дни его жизни. Они были достойны Будды.

Когда приблизилось время смерти, он притянул к себе шесть или семь серьезных болезней. Используя свою йогическую силу, он преобразовал их и таким образом свел к минимуму опасность для тех, кто находился в его силовом поле. Под Чикаго, вблизи крупнейших в мире скотобоен, он показал вневременный пример равностной любви. Он разрешил врачам испытывать на нем лекарства. Среди них было и снотворное в огромных дозах, которое не оказывало на него никакого воздействия. Он беспрерывно интересовался другими. Заботился о том, чтобы всем было хорошо, и ничего не говорил о себе.

Последний долг

Вечером 5 ноября, в день Освободительницы, доктора вошли к нему с плановым обходом. Обнаружив, что аппаратура отключилась сама по себе, они все подумали одно и то же: «Он решил над нами подшутить». В ту же секунду все опять заработало, но через пять минут остановилось окончательно. На следующее утро, когда медперсонал собирался перенести его тело, держатели линии спросили, все ли признаки смерти уже появились. Оказалось, что не все. Тело Кармапы было теплым, кожа оставалась эластичной, а сердечный центр излучал такой жар, который чувствовался даже на расстоянии. Так он провел в медитации в кровати четыре дня. Когда его привезли в Сикким, Кармапа все еще был теплым, без признаков посмертного окоченения. Я знаю это, потому что долго прижимался лбом к его ноге во время прощания.

Тело Кармапы усадили в маленьком зале наверху, в центре мандалы. Так все могли медитировать в его присутствии. Он был окружен масляными лампами, монахи не переставая читали пуджи, посетители сменяли друг друга. В следующие несколько недель не предвиделось ничего нового, а наши визы истекли. Поэтому мы с Ханной повезли группу в Непал. Там мы хотели получить благословение Лопёна Цечу, а Аянг Тулку был готов дать курс по «умиранию в сознании».

Для церемонии сожжения тела Кармапы, которая состоялась через полтора месяца, индийцы так расщедрились, что открыли границу с Сиккимом жителям Тайваня. Мы снова приехали в Румтек 17 декабря, в сопровождении нескольких тайваньских буддистов, которых провезли в Индию контрабандой. На сей раз белых лиц было много. Приехали сотни наших друзей, а также – к нашему удивлению – многие американцы с западного побережья, в основном, люди старшего поколения. Индийские военные предоставили гостям палатки с походными кроватями и одеялами. Каждое мгновение использовалось полностью. Ханна переводила для держателей линии. Было приятно рассказывать такому количеству людей о величии Кармапы, которое мы ощутили за эти годы. Он часто говорил, что его семнадцатое воплощение будет еще лучше, чем нынешнее, а мы всегда отвечали: «Достаточно, если он будет так же хорош, как ты».

Мандала Кармапы

Пять Ринпоче

Было приятно рассказывать такому количеству людей о величии Кармапы, которое мы ощутили за эти годы.

В одну из коротких пауз меня отвела в сторону Барбара Петти и спросила: «Ты видел бумагу, которую генеральный секретарь дает на подпись представителям некоторых центров?» Я не видел. Это была примечательная история, которая постепенно приобретала законченность. Когда мы были в Катманду, приехал Трунгпа Тулку с несколькими учениками. Первым делом они подарили генеральному секретарю, который не понимал английского, 10 000 долларов наличными и попросили подписать документ о том, что на время поисков следующего перерождения Кармапы штаб-квартирой Кагью становится Боулдер, а не Румтек. В довершение всего они вырезали откуда-то подписи четырех держателей линии и наклеили под своим письмом, чтобы придать ему официальный вид. Это выглядело серьезно. Хотя они и были пьяны, что потрясло многих в Румтеке, это не могло служить оправданием. Нужно было сохранить чистоту линии. Одним прыжком я взлетел по лестнице в кабинет генерального секретаря и потребовал показать мне бумагу. Досточтимый тибетский князек не привык к такому обращению. Он предусмотрительно развернул письмо и поднял на недосягаемое для меня расстояние, а затем мгновенно убрал в ящик стола. Но следы клея между подписями виднелись весьма отчетливо: откровенная подделка. «Если ты когда-нибудь это разошлешь, можешь забыть о Европе! – сказал я. – Мы следуем за Румтеком, а с Боулдером не хотим иметь ничего общего». Он был достаточно умен, чтобы не распространять бумагу, и, наверное, сам впоследствии понял, как его обманули. Барбара Петти, мать буддизма на западном побережье, сыграла в этот день важную роль: она действительно защитила нашу линию преемственности.

19 декабря большинство людей осталось на ночь исполнять пуджи. Тело Кармапы находилось теперь между мандалой и реликвиями в верхней комнате. Оно так и не начало разлагаться, пробыв 45 дней в теплом помещении, – просто сильно уменьшилось в размерах. Теперь Кармапа сидел в ящике высотой около 50 см напротив алтаря. В ящике имелось окошко, в которое можно было заглянуть, но никто не пользовался этой возможностью. Зная, что мне предстоит рассказывать об этих событиях, я внимательно посмотрел внутрь. Его лицо, прикрытое тонкой прозрачной занавеской, было серым и немного сморщенным. Тело, когда-то большое и сильное, сжалось до размеров маленького ребенка.

Во время кремации

Прозвучали «Ваджрные песни мастеров Кагью», прошла медитация на Восьмого Кармапу, и деревянный ящик вынесли на улицу. Его поставили в недавно выстроенную глиняную ступу на верхней террасе монастыря. Оттуда открывается роскошный вид между лесистой горой Защитников Румтека на юге и заснеженными вершинами по ту сторону Сиккимской долины, образующими границу с Тибетом.

Фактически, Кармапа подготовил свое тело к сохранению в качестве реликвии, как это обычно делают высокие ламы. Наш первый учитель Лопён Цечу предположил, что, если бы тело сохранили, позднее можно было бы избежать возникших внутри школы трудностей. Но Калу Ринпоче настоял на кремации, а юные держатели линии, не имея никакого опыта в этой области, согласились. Для этого нашли тибетского беженца, монаха, у которого не было связи с Шестнадцатым Кармапой. Только такой человек мог поджечь сандаловые поленья, сложенные под ступой. Когда над ней на несколько метров вмиг взвились языки пламени, у десяти тысяч человек из разных стран перехватило дыхание. Нам были хорошо видны заснеженные Гималайские хребты. Прямо напротив нас за костром стояли Лопён Цечу, Курт и остальные друзья.

В 1993 году в Базеле Лопён Цечу Ринпоче сообщил мне нечто важное об этих событиях. А чуть позже в Шварценберге он позвал к себе Томека, чтобы еще раз подтвердить свои слова. Этот рассказ нашего с Ханной первого учителя никогда раньше не публиковался. Поскольку он сильно отличается от того, что говорит по этому поводу Ситу Ринпоче, я дословно привожу все сказанное Лопёном Цечу и прошу обратить на это внимание. «Во время сожжения я стоял у северной стороны ступы. Справа от меня стоял Лама Намкай Дордже, а слева Лама Кхампа Друньё Нгёдруб. Никого из других Ринпоче или держателей линии поблизости не было. Вдруг из отверстия ступы к нам выкатился горящий шарик – это было сердце Кармапы. Оно остановилось возле меня и сразу перестало гореть. Стоявшие рядом хотели снова бросить его в огонь, но я сказал, что сердце нужно сохранить, если уж оно выкатилось к нам и само погасло. Я положил его на металлическую тарелку и поставил на ступу. Позже, закончив пуджи, пришли другие ламы и держатели линии преемственности, они стали ходить вокруг ступы. Они увидели сердце, и Ситупа заявил, что он должен его получить. Он унес сердце Кармапы в свою комнату. Все это произошло так и никак иначе».

Во время кремации мы вдруг увидели в небе огромную двойную радугу. Она окружала солнце на абсолютно чистом, безоблачном зимнем небе, что совсем не характерно для той местности. Одна девушка из Гамбурга сделала снимки, на которых позже многие могли различить сияющие очертания лица Кармапы в круге света.

Во время кремации мы вдруг увидели в небе огромную двойную радугу.

Радуга вокруг солнца

Прилетел огромный орел и стал кружить в ясном небе. Он сделал 12 больших кругов и улетел на юго-восток. Это выглядело величественно, героически и очень понравилось европейцам, но никак не вписывалось в представления тибетцев, у которых священной птицей считается гриф. В следующем выпуске румтекской газеты события описывались так: «Над местом сожжения все время кружил гриф, похожий на орла». В некоторых поучениях грифов называют Бодхисаттвами. Это, по крайней мере, психологически мудро – думать хорошо о тех, кто, по всей вероятности, когда-нибудь будет есть твое тело. Разумным католикам стоило бы выработать похожее отношение к червям.

Многие события того дня были запечатлены в фильме англичанина Марка Эллиота, который позже по поручению «Дхармадхату» вырезал кадры с лицами моих светловолосых учеников.

Ступа была запечатана. Через пару дней нам разрешили войти в комнату Ситупы, где, ко всеобщему удивлению, обнаружилось сердце Кармапы. Ситупа даже хотел взять его с собой в Западные Гималаи. Но генеральный секретарь не согласился на это и силой вернул сердце в монастырь. Его поместили в комнату с реликвиями Кармапы, где оно и сейчас, защищенное ступой, благословляет всех. Тогда можно было ощутить его энергополе, коснувшись макушкой середины полки, на которой оно находилось. Но и стоя в метре от него, чувствуешь то же самое. Его энергия невероятно сильна.

Кремационная ступа

Ханна нашла место для медитации и пропала на несколько часов. И мне, единственный раз в жизни, хотелось побыть одному. Но поскольку я являюсь «общественной собственностью», такой возможности у меня не нашлось. Как оглушенный, я брел мимо друзей, каждый из которых хотел меня о чем-то спросить. Я отвечал «да» и «нет», наверное, чаще всего невпопад. Наконец я остановился между какими-то грузовиками, где никого не было, и впервые в жизни у меня из глаз полились потоки воды. Больше всего меня потрясло то, что Кармапа вдруг стал таким маленьким. Тут я понял глубину нашего первого учителя, Лопёна Цечу: с тех самых пор, как он приехал в Румтек, его глаза были влажными от слез. Он действительно знал, кто такой Кармапа. Когда мы жили у Ринпоче в Непале весной 1970 года, Кармапа перед отъездом указал на него со словами: «Если я Будда, то он Ананда». Анандой звали любимого ученика Будды.

И мне, единственный раз в жизни, хотелось побыть одному.

В эти дни, когда всеми владели такие сильные чувства, наша линия совершила политическую ошибку, последствия которой преследовали нас долгие годы. На всеобщую встречу буддистов Кагью в качестве докладчиков перед богатой и влиятельной публикой были приглашены только учителя Карма Кагью. Эту формальную ошибку, конечно же, можно списать на скорбь о Кармапе, но по отношению к представителям других школ это было неблагородно. Каждый хвалил свой стиль работы, как наиболее перспективный. Калу Ринпоче, например, с энтузиазмом продвигал монашеские уединения. Моей основной заботой была медитация на Шестнадцатого Кармапу. Через нее благословение Кармапы может быть передано и сохранено повсюду. Я сказал, что эта медитация дает доступ к его вневременной сути, живо его телесное воплощение или нет. Наступило время много и самостоятельно работать, чтобы, когда он вернется, передать ему большую и более зрелую организацию. И все действительно растет там, где люди применяют эту медитацию и остаются верны своим связям. Что же касается групп, которые становились чопорными, сеяли слухи и сомнения или считали, что они умнее своих учителей, – то одни в последующие годы исчезли, а от других осталась только пустая оболочка. Их участниками чаще всего движет неприязнь, а не влечение. Из года в год растет мое сочувствие к тем учителям, которые собирают вокруг себя гордых учеников.

«Если я Будда, то он Ананда». Слева направо: король Непала, Кармапа и Лопён Цечу

Наступило время много и самостоятельно работать, чтобы, когда он вернется, передать ему большую и более зрелую организацию.

27 декабря 1981 года была открыта запечатанная после сожжения ступа. Она была полна реликвий. Сначала достали глаза и язык. Они содержат энергию тела и речи Кармапы, а сердце несет силу его ума. Все три органа не сгорели. Внутри ступы нашли также части костей со слогами мантр и маленькие шарики из серебра и золота. Но самым удивительным, наверное, было то, что хлопчатобумажное сиденье, на котором покоилось тело во время сожжения, оказалось практически не затронутым морем огня. На нем было изображено силовое поле Будды Высшей Радости. Немного обгорели только уголки. Посередине можно было отчетливо различить отпечаток детской ступни. В этом огне произошли очень необычные вещи. Кюнзиг Шамарпа в качестве прощального подарка дал нам немного пепла, в котором я нашел золотые шарики, белые жемчужины и кусочки кости. Когда позже, в Дании, я еще раз осмотрел пепел, он снова был наполнен похожими реликвиями. Буддийские силовые поля перемещались по земле вместе со мной, и благословение не пропадало.

После смерти Кармапы все словно оцепенели. Несколько месяцев работа продолжалась просто по инерции, и лишь постепенно глухая боль огромной утраты уступила место радостному чувству еще большей ответственности. Ведь теперь Кармапа стал для нас всеми его пожеланиями, которые нужно было исполнить, доверяя его благословению и собственной мудрости. Во время кремации в какой-то момент я ясно увидел перед собой карту мира. На ней множеством крошечных огоньков светились места сильных кармических связей, будущие центры нашей линии. Там мы продолжим работу Кармапы.

На Западе основной задачей было укрепление доверия. Наши друзья должны были знать, что они по-прежнему могут полностью рассчитывать на Кармапу. Уровни его истины, радости и защиты доступны, как всегда, а медитации приносят те же результаты, что и раньше.

Мы пригласили в Копенгаген Гьялцаба Ринпоче, самого молодого из держателей линии. Казалось, он страдал больше всех. Затем Джамгён Конгтрул Ринпоче тоже попросил Ханну составить ему план поездки. Они оба считали Копенгаген своей базой, с которой выезжали на север и на юг.

Ранней весной мы повезли Гьялцаба Ринпоче и двух сопровождавших его больших и неуклюжих лам по заснеженной Скандинавии. Потом Ханна переводила для него в Германии, а меня в это время сопровождали Габи и Тина.

В ту половину года, когда Ханна бывала занята, мои незаменимые спутницы делали очень важное дело. Когда у тебя так мало времени, жизненно необходимы друзья, с которыми можно делиться всем. А когда их «карма странствий» исчерпывается, эти одаренные женщины остаются в буддийских центрах и вдохновляют всех. Былая близость теряется лишь в очень редких случаях. В большинстве стран они становятся душой центров, и из верности связям вырастает настоящий, живой буддизм.

Когда у тебя так мало времени, жизненно необходимы друзья, с которыми можно делиться всем.

В университете польского города Гданьска делалась история. Благодарные за вкус свободы в разгар военного положения, две тысячи студентов и профессоров в огромном лекционном зале университета аплодировали не переставая. Моя лекция была первым публичным собранием после уничтожения «Солидарности». Томек, моя правая рука в поездках по всему миру, и его милая сестра Мэгги продемонстрировали истинное мужество. Перед лекцией к ним в дом наведалась тайная полиция и предупредила, что они ответят за все политические высказывания, которые я сделаю. В окружении водометов и особых отрядов полиции в полной боевой готовности, я получал настоящее наслаждение, выставляя напоказ слабости материализма и плановой экономики и восхваляя совершенство свободного ума. Решающий момент наступил, когда я сказал: «Вы должны радоваться, что ваша система не работает. Вам не нужно вкладывать в нее силы, и это позволяет вам обратиться к внутренним ценностям». Легко узнаваемые полицейские уже привстали со своих мест, но призадумались. Качая головами, они стали садиться снова. Ведь они были поляками, а я говорил правду.

В этом городе у нас были по-настоящему близкие связи с «Солидарностью», и мы регулярно поставляли информацию людям по обе стороны границы. Наша квартира находилась прямо напротив штаба «Солидарности», организованного рабочими верфи имени Ленина. Безоружные работяги в огромных черных пальто были готовы защищать здание собственными телами. В начале девяностых в Польше подтвердился главный опыт моей жизни: те друзья, которые во времена репрессий боролись за свободу, теперь стали локомотивами нашей работы. Если же люди жертвовали своими принципами и служили режиму ради личных привилегий, они оказались бесполезными. К счастью, впоследствии они покинули нас один за другим.

В начале девяностых в Польше подтвердился главный опыт моей жизни: те друзья, которые во времена репрессий боролись за свободу, теперь стали локомотивами нашей работы.

Германия

Вскоре Центральная Европа угодила в неприятную историю, связанную с тибетской политикой. Нам хотелось бы ее избежать, но было просто невозможно не принять одну из сторон. Я попытаюсь максимально ясно обрисовать их позиции. Причиной кризиса стала привычка некоторых лам, будучи гостями в чужих центрах, переманивать к себе спонсоров. Возможно, таковы правила игры в Тибете и там отлично умеют с этим справляться, но на Западе такое поведение очень вредит и вносит запутанность.

Именно это свойство продемонстрировал Аянг Тулку во время своего последнего визита в Европу в качестве гостя Кармапы. Это разочаровало многих. В Восточной Азии, находясь среди непостижимо богатых китайцев, он стал делать непозволительные вещи. Вместо того чтобы создать организацию на основе очень эффективных поучений об «умирании в сознании», что было бы для всех полезно, он без стеснения пытался переманить состоятельных покровителей Кармапы. Китайцы старой школы практически не медитируют, но у них очень сильна традиция меценатства. Эти хитрецы сообразили, что Будда – самый надежный банк. Практически все они бессовестно эксплуатируют своих рабочих, но хотят заработать себе хорошую карму щедрыми подношениями монастырям. Они пришли в ужас от того, что лама, посещающий центры по поручению Кармапы, так открыто работает против него.

Когда Аянг Тулку приехал в китайский центр в Лос-Анджелесе, поначалу его принимали с большим почтением. Вскоре, однако, его нагнали некоторые слухи с Филиппин, и тогда появился матрац на полу и обеды из пиццерии, а проворная обслуга испарилась. В Нью-Йорке произошло то же самое. Он попросил списки тех, кто жертвовал на проект монастыря в Вудстоке, но получил от ворот поворот. Аянг Тулку решил, что его финансовые планы сорвал не кто иной, как Кюнзиг Шамарпа, и по-настоящему рассердился. На самом же деле, как позже рассказал нам Шамар Ринпоче, внимание китайцев к аферам Аянга Тулку привлек действовавший незаметно Джамгён Конгтрул.

Летом 1982 года Шамар Ринпоче проводил большое мероприятие в замке под Бонном. Аянг Тулку назначил на то же время свой курс вблизи Кельна, но это событие привлекло очень мало участников. И вдруг он появился в замке во время посвящения Шамарпы. Он был недоволен оказанными ему при встрече скромными почестями и, когда мы пришли с дружеским вопросом о том, как проходило его путешествие, высказал все, что думал. Я опускаю все его цветистые выражения, но содержание было следующим: если не прекратятся завистливые попытки мешать его работе, он использует против нас свои связи, приобретенные за три года работы в правительстве Дхарамсалы, и устроит так, что Кармапа перестанет быть главой всех Кагью. Это было серьезное дело, и я ни при каких обстоятельствах не хотел нести за это ответственность. По мере того как мы все ближе знакомились с интригами старого Тибета, становилось ясно, что тучные пожилые джентльмены, составлявшие ядро тибетских структур власти, мало что интересного могли предложить людям Запада. Мы совершенно не хотели с этим связываться.

Итак, я побежал к Кюнзигу Шамарпе. Многим он кажется критичным, но на самом деле это не так. Описав ситуацию, я ожидал, что двое высоких лам найдут пути к взаимопониманию. Ведь до этого у нас в Кагью все было так хорошо.

Но тогда я еще не знал, что даже самые образованные тибетцы предпочитают скорее умалчивать о проблемах и пускать их на самотек, чем напрямую браться за решение. К тому же они чересчур деликатны, чтобы лезть в чужие дела или демонстрировать слабости других. В нашем случае – как я понял позже – оба Ринпоче, к сожалению, не вышли за рамки общепринятого обмена любезностями.

Однажды утром, когда мы сидели в офисе Кима и обсуждали следующий бассейн, который мне предстояло выкопать, хозяин офиса вернулся из Тибета. Он свозил маму в одну из тех дорогих туристических поездок, которые постепенно начал разрешать Китай. На их территории Тибет был тем местом, за посещение которого «белые дьяволы» готовы были платить уйму денег. Перед отлетом Кима я попросил его привезти мне из Тибета гау – такое, какие тибетцы используют в качестве переносного алтаря для путешествий. Я знал, что внутри гау для меня обязательно найдется знак. Ким никогда не забывал о друзьях – и мне не терпелось узнать, что хранится в серебряной коробочке размером с ладонь, украшенной огромным пурпурным кораллом. Она действительно содержала благословение и подтверждение моих ожиданий, которое заставило меня задрожать от восторга. Как первое непосредственное свидетельство моей связи с Тибетом, вместе с огромной таблеткой долголетия мне в руку упала статуэтка нашего Защитника по имени Черный Плащ. В Тибете его изображения встречаются редко. В то время как другие Защитники известны многим школам, Черный Плащ работает только на Кармапу, выражая его активность. Лишь сегодня, когда Учение Будды пришло на Запад и наша немногочисленная йогическая традиция распространилась по всему миру, эта форма Защитника получила наибольшую известность. Кармапа называл меня его именем, и я всегда чувствовал эту огромную силу. Я был вне себя от радости. Из всех бесчисленных Будд Тибета в гау оказался именно Черный Плащ. Эту статуэтку Ким купил в Лхасе у солдата из племени кхампов. Более ясного знака быть не могло. Позже в Виттене со статуи были сделаны оттиски для наших центров. А оригинал в настоящее время попеременно находится то в Шварценберге, то в Копенгагене.

Кюнзиг Шамар Ринпоче Мипам Чёкьи Лодрё (род. 1952)

Шамарпа – второй лама в иерархии Карма Кагью. Исторически его также называют «Кармапа в Красной короне», поскольку его линия перерождений очень близко связана с линией Гьялва Кармап.

Мипам Чёкьи Лодрё родился в Тибете в 1952 году. Когда ему исполнилось четыре года, его признали четырнадцатым перерождением Шамарпы. Вместе с Шестнадцатым Кармапой Шамар Ринпоче покинул Тибет в 1959 году и с тех пор сопровождал его вплоть до кончины Кармапы. До 1979 года Шамар Ринпоче получал от Кармапы общее образование и передачу, а после 1981 года продолжил начатые Кармапой многочисленные проекты. Так, совместно с Кармапой он основал, а затем возглавил Международный буддийский институт Кармапы в Дели (KIBI). Там получают буддийское образование как миряне, так и монахи. Кроме того, он дает поучения по буддизму Алмазного пути в многочисленных центрах во всем мире. В 1994 году Шамарпа узнал семнадцатое воплощение Кармапы – Тхае Дордже.

Беру Кхьенце Ринпоче (род. 1947)

В восьмилетнем возрасте Беру Кхьенце Ринпоче был узнан Шестнадцатым Кармапой как излучение ума известного ламы Джамьянга Кхьенце Вангпо (1820–1892), знаменитого мастера движения римэ. В тринадцать лет Ринпоче бежал из тибетского монастыря Нангчен в Индию, где продолжил всестороннее обучение у высоких учителей разных традиций. В числе прочих он учился у Калу Ринпоче, Шестнадцатого Кармапы, Куну Ринпоче, а также держателей линий Сакья и Ньингма – Сакья Тринзина и Дилго Кхьенце Ринпоче. Свое обучение он завершил четырехлетним отшельничеством.

Беру Кхьенце Ринпоче основал и восстановил много буддийских монастырей и учебных центров в Индии (в том числе и в Бодхгае, где он два раза принимал Семнадцатого Кармапу), Непале и Тибете. Большую часть времени он посвящает работе в Юго-Восточной Азии, Австралии и Новой Зеландии.

Беру Кхьенце – отец третьего перерождения Джамгёна Конгтрула Ринпоче.