Агата

…Я лежала на тонком вязаном одеяле среди свежескошенной травы и, прищурившись на солнце, поглаживала Кролика. Кошка в ответ на мои ласки довольно жмурила глаза и громко мурлыкала. Недалеко от меня во дворе нашего домика расположилась Хеска, она варила очередное зелье и тихо нараспев что-то приговаривала.

Вересень окончательно вступил в свои права. Лёгкий, немного прохладный ветерок проносился по влажным после дождя полям и лесам. Природа щедро делилась своим теплом, а в душе у меня царил мир и покой, вот оно, счастье.

— Можно мне присоединиться к тебе?

Неохотно повернув голову, я тут же широко улыбнулась:

— Конечно, мам, ты же знаешь…

Она кивает и присаживается рядом со мной. От меня не укрывается ее пристальный, словно изучающий взгляд, я отвечаю тем же. Мы с ней действительно очень похожи, только волосы у Марии намного светлее моих, и взгляд синих глаз колючий, цепкий… Какое-то неприятное чувство змейкой скользнуло в грудь, но я его подавила. Хотелось просто побыть с ней рядом.

— Мама… Как давно ты не приходила в мои сны, а я получила твое письмо.

— Я знаю, Агата, — она скупо улыбнулась и тут же стала намного красивее себя прежней, — пришлось писать его очень быстро, а сказать нужно было многое…

— Но ты могла просто прийти, так же, как и сейчас, я ведь звала тебя, искала… Мы можем поговорить сейчас.

— Нет. У меня больше не осталось времени на разговоры, кое-что очень важное происходит в мире, и нам обеим придется в этом поучаствовать. Пути назад нет, поэтому соберись и будь сильной, девочка.

Мама поднялась, давая понять: сказала всё, что хотела. В моей душе снова стала разрастаться обида и непонимание.

— Ну и уходи! — отворачиваясь от нее, я чувствовала, как предательские слёзы копятся в уголках глаз. — Ты только и можешь, что бросать. А мне хорошо здесь! Хеска разрешит вернуться домой, и плевать я хотела на всё остальное.

— Ты должна уходить, Агата. Не мы решаем, куда и когда нам идти, наши пути были прописаны заранее, задолго до твоего и моего рождения. И еще, хочу, чтобы ты знала, я пыталась это изменить, но иного не дано. — В траву передо мной падает что-то блестящее и я, еще не сообразив, что делаю, протягиваю руку и поднимаю находку. В ладони лежит маленький желтый камешек в черном обрамлении с ушком для веревки на конце. Кулон памяти. Не в силах оторвать от него взгляда, я спросила:

— Зачем он мне?

— Не тебе, ты только временный носитель. У этого артефакта есть хозяин, и они оба стремительно двигаются навстречу друг другу. Только слишком многие заинтересованы в том, чтобы кулон памяти никогда не открыл своей тайны.

— Но причем здесь я?

— Такова наша судьба, Агата, камень выбрал для достижения своей единственной цели меня, а затем нашел мою дочь. Может быть потому, что именно нам он совершенно не интересен? Кто знает… Передай Хаиму, я жду его в горах Дагхмрода, и времени у меня осталось слишком мало. Искать нужно мастера Хельма, только пусть обязательно поспешит…

Позади меня послышались тихие удаляющиеся шаги. Не раздумывая, я встала и побежала следом за мамой.

— Тебе нельзя со мной, — проговаривая это, Мария даже не оглянулась, а шаги ее стали ускоряться. — Возвращайся назад и срочно разберись со своим оборотнем, а затем уезжай к отцу, он слишком давно ждет нас. Скорее всего, пришлют Дароса, не бойся его.

— Кто такой Дарос? И причем здесь оборотни?! — я бежала вслед за мамой, очень стараясь не отставать, но ноги едва передвигались: каждый шаг давался с огромным трудом. Последние мои слова эхом разнеслись повсюду. В душе стал зарождаться страх.

Попытавшись двинуться назад, я вдруг почувствовала, как мои ноги вязнут в земле с какими-то невнятными чавкающими звуками, будто это и не поле уже, а болото. В какой-то момент я четко поняла, что мамы давно здесь нет, и я осталась одна. По щекам тоненькой струйкой побежали слезы отчаяния. Остановившись, я прислушалась к звукам леса, надеясь, что они подскажут, куда мне идти дальше. И дождалась…

Сбоку от меня раздались тихие шорохи, словно кто-то не торопясь ступает на сухую листву и неумолимо приближается. Резко обернувшись, я застыла от ужаса. Это был волк. Огромный черный зверь с открытой пастью, из которой торчали острые окровавленные клыки. Невольно в голове проскользнула мысль, что кровь — это хорошо: возможно, он уже сытый и на меня не польстится.

Волчара, увидев меня, остановился и, слегка склонив голову на бок, разглядывал меня прищуренными ярко-желтыми глазами. И так знакомо это выглядело, так привычно…

— Рииид?! — нараспев, с ноткой истерики, произнесла я, сама испугавшись звука своего голоса. Иногда мой мозг еще обдумывает, что нужно сказать или сделать, а язык уже срабатывает… И не всегда это на пользу делу.

Волк дернулся, весь подобрался и сильно напряг здоровенное тело. Кажется, он на меня прыгать собрался! В этот момент я понимала, вот-вот случится непоправимое, однако страха совершенно не ощущала. Вспомнив последние уроки бабули (она объясняла, как можно погрузить сознание в прошлое, чтобы вспомнить что-то важное, но позабытое), я ухмыльнулась. Сейчас один большой волк как никогда нуждался в напоминании о событии, сыгравшем огромную роль и в его, и в моей жизни.

Аккуратно присев на землю рядом со зверем, пытливо заглянула в его родные глаза. Он всё еще был напряжен, но скалиться перестал. Усилием воли я заставила себя сосредоточиться, а не пялиться на измазанную кровью морду. В голове уже формировалась картинка того, что мне хотелось показать…

В следующий миг лес вокруг нас словно поплыл, тело волка стало терять свои очертания, и вот мы уже во дворе моего дома в Огриве…

Маленькая девочка с развевающимися на ветру каштановыми волосами в синем, явно большом на нее платье, сидит на корточках и усердно рыхлит землю железной лопаткой. Сзади к ней подкрадывается паренек лет пятнадцати и хватает аккуратно сложенный кусок ткани, лежащий у ее ног:

— Хм, что это у нас здесь? Золото? Серебро? Или другие семейные реликвии? — полуоборотень довольно улыбается, и его желтые глаза искрятся на солнце. — Пожалуй, я заберу это себе, чтобы ты больше не волновалась за свои сокровища!

— Отдай немедленно, — девочка на удивление быстро подпрыгивает в его сторону и замахивается на обидчика. Ой. Похоже, она и сама забыла, что в руках у нее по-прежнему находится железная лопатка.

По виску желтоглазого медленно, но необратимо, стекает струйка крови, он ошалело моргает.

Девочка охает и бросается к нему, задирая подол своего платья, дабы вытереть его лицо:

— Прости меня, пожалуйста. Я ведь совсем не хотела тебя ранить!

— Это и не рана вовсе, а так мелкая царапина! — парнишка медленно отступает от решительно настроенной помочь девчонки, поскальзывается на мокрой земле и, взмахивая всеми конечностями, тяжело падает на пятую точку.

— Ну что же ты делаешь? Так совсем калекой станешь! Такой красивый и такой неловкий, сейчас я всё сделаю сама, замри! — в поле зрения снова мелькает синий подол. Раздается громкий плевок, и к лицу полуобортня тянется уже мокрая ткань.

— Отойди от меня! — парнишка кричит, срываясь на визг, и начинает отступление, прокладывая себе путь спиной вперед. Его правая рука попадает в крапиву, и он с шипением подскакивает на ноги. Девочка плотно сжимает губки и качает головой, но наступление прекращает.

— Меня Агатой зовут. А это, — она поднимает с земли уже позабытый им кусок ткани и разворачивает его, — это зернышко какого-то растения. Я пока не знаю, какого именно, мне дала его бабуля, чтобы я не забывала о доме. Вот посажу его здесь, и узнаем, что именно вырастет.

Девочка смотрит на парнишку и, счастливо улыбаясь, показывает ему небольшое красное зернышко на открытой ладошке. Он быстро встает и неловко отряхивает свою одежду:

— Понятно всё. Мне уже пора. У меня там это… брат один дома остался.

— А имя?

— Какое имя?

— Твое имя. Ты его не назвал, мы же теперь всё время видеться будем, соседи всё-таки.

Парень с сожалением оглядывается на свой забор, стирает всё еще струящуюся по виску и щеке кровь и грустно вздыхает:

— Ридъяр.

— Рид, значит. Очень приятно, а ты можешь меня Гатькой называть, так меня все родные называют. Заходи к нам попозже с братишкой, я вас угощу пирогами. Или, если хочешь, сама к вам загляну? Эй, куда ты?

Парень уже перепрыгивал через забор и опрометью мчался домой предупредить мать и брата о новых соседях, на ходу поправляя волосы так, чтобы не видно было пореза на виске.

Девочка еще немного постояла, глядя в след новому знакомому, и принялась за посадку неизвестного растения. Она счастливо улыбалась, вспоминая забравшегося к ним в сад юношу. Похоже, что с будущим мужем всё решилось само собой…

…Проснулась я выспавшейся и довольной. Видимо, снилось что-то хорошее. Прикрыв глаза, стала вспоминать, что же видела, и улыбка медленно сползла с моего лица.

— Рид! — хриплый полукрик-полустон сорвался с моих губ и эхом разнесся по маленькой светлой комнатке. Рванув вперед, я не сразу поняла, что не так, а потом мой лоб встретился с твердым полом.

…На звук падающего тела сбежалась куча народу. Я барахталась связанная на полу и ругалась похлеще нашего Потапа. Наконец, один из прибывших (красавчик дроу, между прочим) догадался поднять меня и аккуратно водрузил назад, на кровать. Нехорошая тишина с их стороны затягивалась, и я решила поторопить события:

— Зачем вы меня связали? — разглядывая знакомые лица, я старательно растирала связанными руками ушибленную голову. Ратик отвел взгляд в сторону, и заново разглядывал и без того знакомую комнату. Хаим, напротив, смотрел прямо мне в лицо, да с таким выражением, будто у меня там третий глаз вот-вот открыться должен. — Ау, народ! Развяжите меня, пожалуйста, руки-то не казённые, больно!

— Понимаешь, какое дело, — сатир сделал маленький шажок в моем направлении и снова замер. — Ты вчера упала немного, а потом… Эм… А что ты вообще помнишь?

— Я помню, что ты меня оберегать обещался! И в обиду никому не давать! — для пущей верности начала всхлипывать и прибавила в голосе жалостливые нотки. — Стоило один разочек в обморок упасть, так всё, со счетов списали, верёвками всю обвязали, а дальше-то что? Камень на шею и в ближайшую речку? Так, да?!

— Ну что ты мелешь?! — Хаим, скривив недовольную физиономию, приблизился ко мне вплотную. — Это ведь всё ради твоего же блага. Ладно бы простой обморок — для девиц твоего возраста это простительно, даже нормально, но ты же им не ограничилась! Скажи ей, Параур?

Из толпы прибывших вышел тот самый красавчик, который меня с пола поднимал и, пока он рот не открыл, я его лучшим в этой компании считала.

— Дело в том, что вы впали в состояние, близкое, я бы сказал граничащее со смертью, шесми. Оно характеризуется резким ослаблением реакции на внешние раздражения, полным отсутствием рефлексов с нарушением глубины и частоты дыхания, а также нарушением температурной регуляции.

Хм, никогда я себя дурой не считала, и уж тем более другим таковой казаться не собиралась. Сделав серьезное лицо, закивала и вынесла свой вердикт:

— Ну, всё хорошо, что хорошо кончается. Частота дыхания теперь в норме, рефлексы тоже на месте… Только не нужно обращаться ко мне, как к драконше, я не из их числа. Зовите меня просто Агата, хорошо? Так зачем меня связали, если я и так того собиралась?

— Потому и связали, думали, ты — того… Помнишь, как Митрофана-покойника связывали? Потому как обычай такой, чтобы он, в неестественной позе окоченев, народ не пугал. А его всё равно перекорёжило всего, еле в гроб пихнули!

В повисшей тишине на Ратика уставились восемь шокированных пар глаз. Первым отмер Параур и молча отвесил парню весьма звонкий подзатыльник. Следом очнулся Хаим:

— Вот что ты мелешь?! Говорил же, нужно рот ему заклеить, сил моих на этого оглоеда больше нет! — сатир принялся споро развязывать веревки на моих руках и ногах, объясняя: — Не слушай его, Гатька. Дело всё в том, что ты, так и не выходя из обморока своего странного, метаться жутко начала. А следом за тобой и Рид разбушевался. Выл в камере, на стены бросался. Мы тебя связали, вчетвером еле сдержать смогли, а потом так же внезапно стихли вы оба. Ты, вроде как, уснула спокойно, а мы все к Ридъяру кинулись, проверять…

— Как он?

— Жив, здоров и вполне разумен, — Параур снова оказался в зоне моей видимости и, очаровательно улыбнувшись, посмотрел мне в глаза. — Только почему-то нам кажется, что вы этому немало поспособствовали, шесми. Не хотите ли прояснить ситуацию?

— Нет, я хочу увидеть его.

— Это вполне ожидаемо, но он сейчас спит. Парень перекинулся только под утро. Процедура оборота весьма болезненна для малышей, а уж если впервые оборачивается взрослый, то боль практически невыносима. Таких случаев на моей памяти было совсем немного, и процент выживаемости весьма невелик.

— Я хочу его видеть!

— Увидите, как только он немного отдохнет, — в дверях "моей" комнаты, позади всех, показался сам хозяин дома, Змееуст. — А сейчас, когда наша милая дама, наконец, пришла в себя, мы хотели бы подробно выслушать рассказ о том, как вы провели день до своего совершеннолетия. Желательно не упускать ни малейшей детали. Пройдемте в большую гостиную, Агата, мы вас уже заждались.

Я хотела снова возразить, но Хаим аккуратно сжал мою затекшую ладошку и легко покачал головой:

— Идём, Гатька, скоро тебе предстоит познакомиться кое с кем, но до этого необходимо заполнить много пробелов. Ратмир под воздействием магии Параура сообщил отцу много интересного: о письме от твоей матери, о клятве данной погибшему Азарту, и о вашем кровном единении тоже… Времени очень мало, а прояснить нужно многое. Понимаешь?

— А что со временем, куда торопимся-то?

— На рассвете ты отправляешься на остров Назир, к своей родне по отцу. Твой дядя скоро будет здесь.

Больше со мной пояснительных бесед не вели.

Спустя почти три часа допроса надо мной сжалились и отпустили отдохнуть. До комнаты, в которой я очнулась утром, меня сопровождали Параур и Вулф. Голова гудела, глаза слипались и есть хотелось неимоверно. На прикроватной тумбочке стоял стакан холодного молока, два куска хлеба со злаками и отвратительного вида каша. Сморщившись при виде такой заботы, откусила кусок хлеба и медленно его прожевала. В душе клокотала обида и злость, огонь ярости разгорался все сильнее, а эти двое так и стояли у входа. Не сдержавшись, с размаху скинула "завтрак аристократа" на пол и упала на кровать. Прикрыв глаза, напомнила своим сопровождающим:

— Позовите ко мне Ридъяра и Ратмира, вы обещали…

— Позовем, вот отдохнете и встретитесь.

Прежде чем я открыла глаза, хлопнула входная дверь. Сбежали. Меня затрясло от бессильного гнева…

Змееуст с товарищами не один час выспрашивали все подробности из моей жизни, даже всякую мелочевку заставляли вспоминать, весь день до совершеннолетия по минутам расписали. Потом переключились на мое общение с Ридом и Ратиком: кто нас познакомил, какие у нас отношения, какие цели я преследую, приходя к ним в дом… Хаим тоже был там, сидел рядом со мной, но в разговор не вмешивался. В конце концов, на вопросе: «Каким промыслом вы собираетесь в дальнейшем зарабатывать себе на жизнь?», я окончательно взбесилась, подскочила со своего стула и швырнула им в Змееуста. Это помогло, до мужчин дошло, что "девчонка, кажись, устала" и меня отконвоировали для отдыха.

В жизни мне часто приходилось туго, иногда было прямо-таки страшно, но никогда вот так… когда руки опускаются. Всегда я знала: есть те, кому я дорога, что меня ждут и прикрывают тылы, чтобы ни случилось. Тем и жила. А сейчас я стояла у зарешеченного окна и силилась понять, почему я в доме полном моих друзей и при этом мне так одиноко. Где их носит, когда они по-настоящему нужны? Да я им этого НИКОГДА…

— Эй, Гатька, псст…

Я моргнула и оглянулась на дверь. Никого.

— Да не там, здесь я, напротив окна, на дерево-то глянь.

Подбежав к окну вплотную, я прижалась лицом к решетке и запричитала:

— Ратик! Родненький ты мой! Пришел!

— Тихо ты, разоралась. Шепотом давай говори, ни то меня быстро снимут отсюда и, как Рида, в камере закроют.

— Ой, мамочки…

— Вот именно, что МАМОЧКИ. Зришь в корень, малая. Маман твоя удружила нам всем, заррраза. У меня уже всё тело затекло! Я сегодня, что та белка, с дерева на дерево только и перебираюсь. У тебя там погрызть, кстати, ничего не найдется?

— Нет, — я виновато оглянулась на пол, где живописно возлежали каша, молоко и хлебушек… — Ты лучше расскажи мне, причем здесь Мария?

— Не знаю я. Там, на окне гостиной, маг-защита прочная стоит, слышно очень плохо. Но когда кричать все начали, то без конца ее имя упоминалось. Тут любой дурак вывод сделает. Потом тебя туда отвели, и снова-здорово, привет дерево! Устал по веткам карабкаться — просто ужас, но делать нечего, пришлось. Еле выдержал. А ты — молодец, долго моего батю терпела, я сам столько с ним за разговором никогда не выдерживаю.

— Ратик, что же теперь будет? Куда нас теперь? За мной дядька какой-то едет, на остров их драконий забирать меня собрался. А Хаим только помалкивает, вроде как так и должно быть. — Я закрыла руками лицо, и, не выдержав, дала волю слезам.

— Ну, не реви только, Гатька. Где наша не пропадала? — парень задорно усмехнулся и подмигнул мне. — Сколько всего было, и ничего — живы, здоровы и даже жирок местами появляться начал.

— Где это? У меня жирка нет! Это всё тебе кажется, платье такое просто, неудачное…

— Ну вот, другое дело, теперь узнаю подругу дней своих суровых! Такой ты мне гораздо больше нравишься.

— Зареванной и сердитой?

— Неунывающей, ехидной и уверенной в себе. — Ратмир широко улыбнулся мне, и я невольно засмеялась в ответ.

На улице послышался шум, похоже кого-то встречали, но из моего окна невозможно было хоть что-то увидеть.

— Что там, Ратик? — просунув нос в решетки, я отчаянно пыталась скосить глаза в сторону так, чтобы разглядеть происходящее у входа.

— Не что, а кто, — друг закусил угол нижней губы и слегка его пожевал — верный знак того, что он сильно нервничает. — Батя Ридъяра приехал. И еще какой-то мужик с ним, высокий, в сером костюме и с чемоданчиком. Походу, родственник твой пожаловал. Ну, вот что, тянуть больше нельзя, Рида по-любому в Гронидар заберут, у него обороты спонтанные еще месяц — два продолжаться могут, там ему безопаснее, за ним присмотр нужен. А тебя я этим вашим ящерам не отдам. Сейчас они зайдут в дом, я кое-куда сгоняю и вернусь за тобой. Не дрейфь, Гатька, кто не рискует, тот золотые в копилочку не откладывает!