Наиболее подходящим объектом для первой боевой операции с «зажигалками» «Артур» считал газету «Памперо». Это издание было аргентинским отпрыском геббельсовской «Фелькишер Беобахтер». Финансировало газету германское посольство. Редактору ежемесячно вручалось, — конспиративно, конечно, — по 40 тысяч марок. «Артур» знал, что главным распорядителем средств на нацистскую пропаганду в стране был атташе по печати Сандстеде, «на бюджете» которого находилось не менее десятка других изданий прогерманской ориентации, включая «Дойче Ла Плата Цайтунг», «Кларинаду», «Нуево Орден».
Третий рейх наступал на всех фронтах, ежедневно направлял эскадрильи бомбардировщиков в небо Великобритании, вышел танковыми клиньями к окраинам Москвы и был как никогда близок к установлению «нового тысячелетнего порядка» в Европе. В газете «Памперо» публиковались победные реляции с Восточного фронта. Редактор газеты Энрике Осес передал германскому послу фон Терманну оригинал рисунка, напечатанного на первой полосе «Памперо»: германские летчики в кабине «штукас» пикируют на Кремль, чтобы сбросить смертоносный груз. Летчики улыбаются: для них это развлекательная прогулка. Рисунок, помещенный в рамку из каобового дерева, долгое время висел в рабочем кабинете посла.
Григулевич старался покупать «Памперо» в киосках, расположенных подальше от своего дома, чтобы не прослыть «пронацистом». Газета пользовалась успехом среди обывателей: хлесткие разоблачительные статьи, неизменная апелляция к национальному духу аргентинцев, постоянный поиск врага в стране, высокомерный «арийский» тон «передовиц», — все это отличалось от умеренного стиля аргентинских периодических изданий. Газета восхваляла рейх, осыпала комплиментами «боевой дух и волевые качества» аргентинской армии, вела многоплановую пропагандистскую кампанию против американского империализма, британской империи, еврейско-плутократического капитала и, конечно, «колосса на глиняных ногах» — Советского Союза.
«Спекулируют на свойственной люмпену расовой ненависти и жажде агрессии, — думал Григулевич, — воспитывают будущих штурмовиков-гаучо». Чтобы купить очередной номер «Памперо», ему приходилось стоять в очереди среди ярых поклонников Гитлера и с заинтересованным видом выслушивать их восхищенные комментарии о победоносном продвижении вермахта на Востоке. Оставалось стискивать зубы и терпеть.
Вот подборка типичных заголовков из «Памперо»:
«Полный провал русских в Крыму»; «Финская авиация разгромила советские колонны на Ладоге»; «Немцы вошли в Тулу»; «Паника в Куйбышеве, где прячутся советские правители»; «Рузвельт — главный поджигатель войны в Латинской Америке»; «Независимая политика Чили вызывает недовольство Вашингтона»; «Москва в осаде бронетанковых частей вермахта»; «Пора положить конец пиратскому хозяйничанью британской империи на Мальвинских островах»; «Губернатор провинции Энтре-Риос — создал рай для коммунистов».
А вот несколько объявлений:
«Не пропустите премьеру документального фильма “Восточная кампания”, отснятого немецкими военными операторами в России. В кинотеатре “Сан Мартин”, улица Эсмеральда, 255. Вход детям воспрещен из-за жестокости некоторых эпизодов фильма».
«В книжном магазине “Гете” вы сможете приобрести разнообразную литературу, в которой рассказывается правда о нашем фюрере и грандиозных победах рейха».
Временами газета апеллировала к общественному мнению. Так, в конце 1941 года редакция сообщила следующее:
«Против нас плетется заговор. Агенты-провокаторы создают атмосферу нетерпимости вокруг нашей деятельности, обвиняя газету в подготовке условий для захвата Южной Америки и Патагонии германской армией и мифической “пятой колонной”. Особенное рвение проявляют депутаты Рауль Дамонте Таборда, Луис Сомми, Сильвано Сантандер и, особенно, Энрике Юргес, который бежал из Германии за совершенные им уголовные преступления». Первые трое входили в парламентскую комиссию по расследованию антиаргентинской деятельности, Юргес был немецким иммигрантом, непременным участником кампаний по разоблачению нацистской деятельности в Южной Америке. Разумеется, газета «Памперо» категорически опровергала обвинения в собственной подрывной деятельности, используя, в частности, лапидарную фразу Гитлера: «Латинская Америка находится от нас столь же далеко, как Луна».
Врагов у «Памперо» было много, и полиция охраняла редакцию с не меньшим рвением, чем подземные хранилища национального банка, которые ломились от золотых слитков (нейтралитет, как и следовало ожидать, приносил свои плоды). Отлаженная система пропусков в газете, тщательная проверка посетителей, ночная охрана в помещениях газеты — все указывало на то, что в «Памперо» опасались и ждали покушения. Сотрудники газеты были подобраны из нацистских активистов, поэтому расчет на поиск «слабого звена» в редакции перспектив не имел.
«Артур», не без сожаления, отложил исполнение диверсии в «Памперо» до более благоприятных времен…
Первую боевую операцию провели в самом центре Буэнос-Айреса, на оживленной улице Коррьентес. Объектом стал пропагандистский центр нацистов и находящийся при нем книжный магазин «Гете», через который по всей стране распространялись издания НСДАП. Иосиф сам провел рекогносцировку в магазине, определяя наилучший вариант закладки зажигательного устройства.
Исполнителя подобрали идеального со всех точек зрения: секретаря-машинистку из бюро переводов Эльзу Броне. Ее отец был профсоюзным работником, выходцем из Восточной Пруссии, в прошлом он не раз вступал в рукопашные схватки с подручными гауляйтера Эриха Коха. Был у Эльзы жених — тоже немец, который сражался в интербригаде. На нескольких конспиративных встречах в парке Палермо «Артур» рассказал Эльзе о технике обращения с «зажигалкой», дал необходимые инструкции о месте закладки снаряда. Провел он и беседу «идеологического плана», чтобы укрепить боевой дух девушки.
Во время операции Эльза проявила удивительное хладнокровие: вошла в магазин в час пик, походила вдоль столов и стеллажей, купила несколько брошюр с трудами арийского теоретика Розенберга, потом проскользнула на склад и запрятала свою сумку между пачек с книгами. Снаряд выплеснул огонь поздно ночью: склад, магазин и часть помещений пропагандистского центра пылали около получаса, пока не прибыли пожарные автомашины. «Причины возгорания выясняются», — написала газета «Ла Насьон». Пожаров в Буэнос-Айресе было много, они вспыхивали ежедневно по разным причинам, в разных местах.
По мнению «Артура», Эльза оправдала доверие. Теперь можно было предпринять шаги по ее внедрению в организацию нацистов. Однако события стали развиваться настолько нестандартным образом, что «Артур», анализируя их, восклицал: «Хичкок! Ну просто Хичкок!»
* * *
Следуя указаниям «Артура», Эльза обратилась в немецкое консульство за получением метрики. Там ею заинтересовались: как это, мол, она не состоит в немецких организациях, почему не приходила раньше, бывала ли в рейхе, читала ли «Майн Кампф»? Затем Эльза посетила немецкий клуб верховой езды на ул. Эчеверрия, 955 и записалась в него. На следующий день в ее переводческое бюро нанес визит безукоризненно одетый мужчина лет сорока с седеющими волосами и холеным лицом. Он представился как фон Радовиц, личный секретарь немецкого посла. Пояснил, что его заинтриговал факт прежнего неучастия фрейлейн Броне в жизни немецкой общины. Сказал, что патриотический долг немки обязывает ее вступить в Трудовой фронт. Эльза ответила в соответствии с легендой: «У меня слабое здоровье, политика меня прежде не интересовала. Но сейчас, когда рейх напрягает свои силы в борьбе с большевизмом» и т. д. и т. п…
Радовиц понимающе улыбнулся, обещал прийти еще. Действительно, он пришел вновь и опять заговорил о патриотическом долге: «Рейх ведет героическою борьбу, у него множество врагов, о которых надо знать как можно больше». Радовиц сказал, что для Германии особую ценность представляет любая политическая и военная информация об Аргентине, Эльзу поразила такая прямолинейность, и она рассказала об этом «Артуру». Тот успокоил ее, разъяснив, что германские послы нередко создают свои собственные разведывательные организации, чтобы обладать дополнительными источниками информации. Иногда организации создаются на личной основе, иногда — через посредников. Не исключено, что Радовиц является таким посредником. Он-то и представил Эльзе некоего господина Ландера, танцовщика из кабаре «Табарис». «Ландер — образец трудолюбия и самопожертвования, — сказал Радовиц. — Он неустанно, изо дня в день общается с посетителями кабаре, получая от них полезные для родины сведения. Он будет вашим контактом. Через него вы будете получать мои задания».
Однако через неделю фон Радовиц позвонил Эльзе по телефону и сообщил, что уезжает из Аргентины и что она должна срочно встретиться с доктором Эрихом фон Мейненом. На встрече в посольстве Мейнен сказал, что отныне Эльза будет работать под его началом. Он был необычайно откровенен для первой встречи, признал, в частности, что национал-социалисты в Аргентине могут со временем оказаться в сложной ситуации. Именно поэтому посольство предпринимает меры по созданию нелегального аппарата. Вскоре Мейнен уведомил по телефону Эльзу, что хотел бы представить ей еще одного ответственного сотрудника посольства. Мейнен отвез Эльзу в один из частных домов во Флориде, пригороде Буэнос-Айреса. Встретил Эльзу мрачный тип, «типичный наци», по ее словам. Мейнен в его присутствии заметно посуровел, сказал, что настал час «испытания кровью», и ушел. Без каких-либо преамбул «Фанатик» вытащил кинжал, которыми пользуются штурмовики, и стал требовать от девушки, чтобы она рассказала правду о себе и своем отце-коммунисте. В грубой вызывающей форме он назвал, вернее, выкрикнул несколько английских имен и потребовал признаться в том, что она знакома с этими людьми и выполняет их предательские задания.
Допрос продолжался полтора часа. «Живой отсюда не выйдешь!» — кричал «Типичный наци». Распалившись, он схватил девушку за отворот блузки и рванул так, что пуговицы полетели в разные стороны, оголив грудь. Потом он взмахнул кинжалом и полоснул ее по коже. Эльза закричала изо всех сил, но в доме, судя по всему, никого не было.
Ни звука в ответ. Раздраженный упорством девушки, мрачный тип схватил ее за руку и сделал еще несколько надрезов. Казалось, что Эльза действительно была обречена на мученическую смерть.
И вдруг все разом прекратилось. Тип расслабился, отошел в сторону, спрятал кинжал и неожиданно вежливым тоном попросил прощения. Он сказал, что был обязан провести ее проверку: именно в этом заключается его работа на рейх. Эльза пригрозила, что сообщит Мейнену обо всех пережитых издевательствах. «Наци» снисходительно засмеялся и заявил, что это он руководит Мейненом, а не наоборот. И тут Эльза догадалась:
«Так, значит, именно вы шеф гестапо, если командуете советником посольства?»
Человек захохотал и не без гордости заявил:
«Да, так оно и есть».
В этот же вечер Мейнен подтвердил, что подобное испытание обязательно для всех сотрудников и что теперь Эльза может рассчитывать на полное доверие. Он посоветовал ей отдохнуть несколько дней в отеле «Палатинадо», который находится в дельте Тигре, на берегу протока Капитан. Там Эльза познакомилась с известными нацистами Карлосом Сандстеде, Вудке и Шварце.
«Артур» часто повторял, что жизнь всегда богаче любой человеческой фантазии. Однако выслушав отчеты Эльзы, он решил прервать контакт с нею, подозревая, что у той — неполадки с психикой. Да, она подложила зажигательный снаряд в книжный магазин. Но это единственное, что говорит в ее пользу. В рассказах Эльзы о встречах с «главными нацистами» в Аргентине было много неточностей. Создавалось впечатление, что она стремится поразить своими достижениями по проникновению в руководящие круги нацистов. А ее постоянные просьбы о деньгах? После пожара в книжном магазине Эльза потребовала вознаграждение и назвала сумму, заметно превышающую платежеспособность резидентуры. Позже выяснилось, что подобные советы давал Эльзе ее жених. Через Армандо Кантони еще раз проверили его и выяснили, что мнимый «интербригадовец» — «авантюрист и темный элемент».
Эльза рассказала ему о заданиях «Артура», и, судя по всему, «жених» посоветовал ей хорошо заработать на нацистах. Правда разбавлялась выдумками, выдумки — правдой. Волевых качеств Эльзе хватало. Ради возлюбленного она была готова на все. Вспоминая об этом случае, Григулевич говорил: «Эльза даже представить себе не могла, насколько мы были стеснены в средствах в тот период. На текущие расходы приходилось занимать у компартии и сочувствующих ей богатых людей. Эльза и ее жених просчитались: слишком тощий кошелек был у резидентуры…»
* * *
«Артур» пользовался любыми возможностями для добывания информации о деятельности нацистов в Аргентине. Для нанесения точных ударов по врагу надо было досконально изучить его объекты, кадровый состав и modus operandi в стране. С помощью «Отто» «Артур» получил список установленных нацистских агентов из секретной картотеки аргентинской полиции.
Люди «Артура» настойчиво выявляли места конспиративных встреч нацистских элементов. Для этого была создана своя «служба наружного наблюдения» из испанцев под руководством «Чато». Подробная информация стекалась к «Артуру» об украинских националистических группах, сочувствующих «освободительной миссии Гитлера» на Востоке, об итальянских и хорватских фашистах, испанских фалангистах. Не меньше внимания уделял «Артур» «белой» русской колонии в Буэнос-Айресе.
Широко раскинутые сети «Артура» порой «вылавливали» персонажей, разбираться с которыми иногда просто не хватало времени. Так, через актрису «Лилиан» была получена информация на американца Дональда Ламберта. Судя по всему, он был агентом Гувера. Зная о левых взглядах своей хорошенькой знакомой, он пытался очаровать ее, используя свои мнимые «советские симпатии». Ламберт хорошо знал русский язык, бывал в Москве и Ленинграде, с восхищением отзывался о достижениях Советской России. Он несколько раз водил «Лилиан» в кинотеатр «Мундиаль» на советские фильмы. Больше всего его интересовали не прелести «Лилиан», а ее контакты среди коммунистических деятелей Аргентины и Коминтерна.
Благодаря «Лилиан» Иосиф узнал о том, что конкретно интересовало Ламберта в КПА: ее руководители. Американцы пытались отслеживать перемещения членов ЦК КПА — Викторио Кодовильи, Родольфо Гиольди, Херонимо Альвареса — по стране. Последнего «люди Гувера» разыскивали по всей Аргентине, считая, что с ним можно будет договориться о «совместной работе». По словам Ламберта, в посольстве США воспринимали партию как влиятельную политическую силу, которую можно было использовать для дестабилизации «пронацистского режима».
Американец хорошо знал, что нелегальные ячейки КПА имелись практически во всех населенных пунктах страны. Он был осведомлен и о том, что при ЦК КПА действовала специальная группа по борьбе с провокациями и преследованиями со стороны полиции, то есть контрразведка, которая следила за тем, как члены партии соблюдают правила конспирации. Ламберта интересовало содержание инструкций и циркуляров по технике безопасности, условная терминология для ведения секретной переписки.
Чтобы не отпугнуть «Лилиан» излишним любопытством, Ламберт вначале расспрашивал ее о внешне безобидных вещах, внушая, что пытается составить для себя «словарь конспиративной партийной лексики». При каждом удобном случае он просил ее уточнить у «друзей из партии» значение десятков условных слов — «куэва», «консигна», «компаньера» и других. И она во время очередных свиданий «простодушно» разъясняла: «куэва» — пещера, употребляется для обозначения «Сексьон эспесиаль» в Буэнос-Айресе; «консигна» — актуальный политический лозунг. Эти лозунги предварительно обсуждаются в ЦК партии. Сейчас самым популярным лозунгом у коммунистов является — «Объединенный фронт демократов против наци-фашистов»…
О «любопытствующем» американце Иосиф рассказал Реалю, а «Лилиан» посоветовал расстаться с неискренним поклонником.
* * *
После удачной операции в пропагандистско-информационном центре «Гете» «Артур» принял решение о переносе «боевых акций» в порт Буэнос-Айреса. Именно там Д-группа могла развернуться в полную силу. Кто же входил в нее?
Люди в группу подбирались «Бланко», «Бесерро» и «Маго» из портовых рабочих. После их проверки на конкретных поручениях «Артур» выносил свое суждение о пригодности или непригодности кандидатов. Одним из первых в «бригаду» пришел «Флориндо», старший рабочий по обслуживанию причальных кранов. Для администрации порта он был авторитетным человеком — как-никак ответработник профсоюза грузчиков. При необходимости, «Флориндо» мог беспрепятственно проходить на любые суда, находящиеся под погрузкой. Он рекомендовал в Д-группу своего приятеля «Бонито», который хорошо пел и играл на гитаре и был незаменим для отвлечения стражников.
«Бесерро» вовлек в «бригаду» украинца «Грегорио», маляра в доках; его двоюродного брата «Гришу», матроса портовой баржи; «Якова», складского рабочего и грузчика «Матиса», испанца по национальности. «Матис» ненавидел Франко из-за того, что почти все члены его семьи в Испании пострадали в результате репрессий, развязанных каудильо против защитников республики. «У меня свои счеты с Франко, — часто говорил «Матис». — Личная война. И у меня есть шанс победить…»
Связь с исполнителями в порту обеспечивали «Бесерро» и «Пабло».
На «Пабло» был возложен поиск помещений для хранения «зажигалок». Город он знал прекрасно, потому что раньше работал почтальоном. Среди его связей были в основном люди скромных профессий: смотрители кладбищ, старьевщики, консьержи, сторожа и охранники. Они обладали доступом в многочисленные кладовки, подвалы, сараи, а также более солидные постройки — гаражи, склепы и садовые павильоны. Полиция редко проявляла интерес к подобным местам, и это было на руку диверсантам-антифашистам. За два с лишним года «Пабло» подобрал не менее двух десятков безопасных «складов». Каждый из них служил какой-нибудь одной цели: скажем, в бывшем винном подвале испытывались новые «разработки», в домике для садовых принадлежностей отставного генерала размещалась запасная мастерская по сборке «зажигалок», а в склепе забытого политика XIX века на кладбище Чакаритос они складировались. Разумеется, помещения периодически менялись, чтобы не привлекать внимания полицейской агентуры.
* * *
Каждая операция в порту тщательно отрабатывалась, чтобы избежать досадных осечек. Боевая зарядка «зажигательных снарядов» проводилась в «лаборатории». За день до операции их перевозили на «склад». За несколько часов до закладки «доставщик» извлекал «снаряд» и совершал рискованное путешествие по городу к месту его передачи «исполнителю». Чаще всего для этого пользовались трамваем или автобусом, реже таксомотором, на котором работал «Чато».
«При транспортировке держи снаряд в вертикальном положении, — инструктировал доставщика «Маго». — Если ошибешься, сгоришь как спичка».
Говорить было легко, но попробуй в трамвае, забитом пассажирами, сохранить вертикальность не только «зажигалки», но и свою собственную.
Передача снаряда осуществлялась на явочной квартире близ порта.
Иногда «доставщик» вез две или три «зажигалки», если требовалось подстраховаться. Не все снаряды были стопроцентно надежными, учитывая кустарные условия их изготовления. Нервные нагрузки, которые испытывали участники «диверсионной цепочки» в день «Д», были огромными. Больше всего «гипертонии» приходилось на долю «Артура», который болел за исход очередной операции по закладке, зная о том, что любая случайность может сорвать идеально просчитанную хронограмму действий. Поэтому для него стало железным правилом: после очередной операции — проведение встречи с «Бланко» и разбор, шаг за шагом, ее хода, критических ситуаций, нестыковок в действиях людей, особенно на последнем, самом ответственном этапе — при закладке заряда в трюм с грузом.
Первое время «зажигалки» проносили в порт в сумках с едой. Снаряды были запрятаны в пакеты из-под чая «йерба-мате». Килограммовые упаковки не привлекали внимание портовой стражи. Без «йербы», густо заваренной кипятком в специальных сосудах, трудно представить обеденный перерыв аргентинского рабочего. Этот тонизирующий «чаек» неторопливо потягивается через трубочку-бомбилью, и процедура его поглощения, по мнению некоторых этнографов и социологов, является, наряду с танго, объединяющим фактором единой «Лаплатской культуры», в орбиту которой ученые включают аргентинцев, уругвайцев и отчасти парагвайцев…
Поэтому член Д-группы, белорус, украинец или испанец, несущий пакет с парагвайским чаем, воспринимался охраной с покровительственной снисходительностью. Старается походить на нас. Еще не совсем, но почти аргентинец…
Несколько месяцев Д-команда действовала без видимых осложнений. «Зажигалки» запрятывались среди грузов, очередное судно выходило в море и через несколько дней пути в его трюмах неожиданно вспыхивал пожар. Команды были подготовлены для всех чрезвычайных ситуаций военного времени, в том числе для борьбы с огнем. Чаще всего с ним удавалось справиться, но ценой потери значительной части грузов. Судя по отчетам «Артура», поджоги привели к полной гибели не более двух-трех судов. Пожары на судах с грузами для стран «оси» возникали с пугающей регулярностью. После каждой успешной диверсии портовая стража ужесточала меры безопасности. Обязательным был личный досмотр рабочих и служащих, проверка содержимого сумок, свертков и ящиков с инструментами.
Эти меры вынуждали «конструкторов» «Артура» взяться за «оптимизацию» размеров и внешней формы термитных снарядов. Первые образцы конструировались в форме небольших «фляжек». Однако на судах, переживших пожары, обнаружили несколько полуобгорелых «емкостей», по которым можно было судить о внешнем виде термитного снаряда. Это облегчало его выявление при личных обысках. Пришлось срочно искать иные конструктивные решения «зажигалки». Так появился «плоский» заряд, внешне напоминавший грелку уменьшенных размеров. Его привязывали к внутренней стороне бедра бинтом, что позволяло с успехом проходить самые пристрастные досмотры. Чуть позже новаторский поиск «Антонио» привел к созданию «зажигалки» в форме изогнутого «батона». Такой латунный «батон» подвешивался на груди и заматывался шарфом.
* * *
Закладкой «зажигалок» занимался в основном «Гриша», который работал матросом на самоходной барже «Люсия». С нее перегружали селитру на суда, стоявшие на рейде. Поскольку механизированных причалов не хватало, в порту было несколько таких барж. Обычно перегрузка шла два-три дня, и потому хозяева груза нанимали на ночь сторожей. Если груз шел в Испанию или Португалию, в числе первых на дежурство просился «Гриша». На всю процедуру закладки у него обычно уходило не больше 10—15 минут: распороть шов мешка с селитрой, выбрать и выбросить часть минерала, заложить «зажигалку», заделать шов крупными стежками суровой нити.
Казалось, что все было предусмотрено, отработано до мельчайшего движения. И все-таки никто не застрахован от чрезвычайных ситуаций. Однажды «зажигательный снаряд» из-за какого-то технического дефекта воспламенился не где-нибудь, а на борту «Люсии». Пламя стало лизать мешки с селитрой и угрожало перекинуться на соседнюю самоходную баржу. «Люсию» спешно отбуксировали на середину акватории порта, пригнали пожарные катера с мощными водяными пушками, но запоздали: портовый труженик ушел на дно вместе с грузом. Через несколько дней были организованы подъемные работы, и силами военной контрразведки и морской полиции проведено расследование причин пожара. В одном из мешков обнаружили искореженные куски металла и следы зажигательной смеси: яркие ржавые пятна на уцелевших фрагментах мешка. Вывод был очевиден: совершена диверсия. Все прежние случаи «самовозгорания» селитры были автоматически отнесены на счет неведомых диверсантов. «Гришу» допрашивали в течение нескольких дней, ведь это он дежурил ночью на «Лусии».
Агенты применяли тактику «контрастного» допроса. Один из них — жесткий, грубый, угрожающе размахивающий кулаками перед лицом. Второй — мягкий, тактичный, вкрадчивый, предлагающий закурить сигарету. На стол перед «Гришей» бросили латунную оболочку «зажигалки»:
«Мы тебя отпустим только в одном случае, если скажешь, от кого ты ее получил. В противном случае, будешь гнить в подвалах Вилья-Девото!» — кричал «плохой» следователь, стоя за спиной «Гриши», который инстинктивно втягивал голову в плечи, ожидая удара.
«Не надо тянуть время, — улыбался «хороший», — мы знаем твоих друзей, они сидят неподалеку отсюда. Смотри, ты можешь опоздать. Кто-то из твоих дружков расколется раньше. И тогда тебе обеспечены льды Патагонии лет на десять».
Но «Гриша» стоял на своем:
«Ничего не знаю».
Полиция предприняла беспрецедентные меры для розыска «саботажников». В превентивных целях отстранили от работы всех «неблагонадежных лиц», главным образом из левых партий. По месту жительства проверили «образ жизни и мысли» многих докеров и рабочих из мастерских. В спешном порядке в подозрительные коллективы были «устроены на работу» агенты из рабочей среды. Но все оказалось бесполезным. В итоге, чтобы спасти честь мундира, следователи выдвинули в качестве окончательной версию о том, что «зажигалки» закладывались в мешки с селитрой не в Буэнос-Айресе, а в чилийских портах. Это, мол, дело рук английской и американской разведок.
Через допросы следователей прошли практически все члены Д-группы. «Временно лечь на дно» — такой приказ был отдан «Артуром». В своих квартирах участники группы уничтожили материалы, которые могли бы свидетельствовать об их симпатиях к Советскому Союзу, коммунистической идеологии и даже об интересе к деятельности оппозиционных партий буржуазного толка. При посещении «фабрики зажигалок» старательно проверялись, чтобы сбить со следа наружное наблюдение. При сборке и упаковке «снарядов» стали пользоваться медицинскими перчатками, чтобы не оставлять на их корпусах отпечатков пальцев. Но проколы, тем не менее, случались. Так, «Бонито» получил строгий разгон от «Бесерро» за вырезанную из столичной газеты «Република» статью, в которой сообщалось о гибели португальского парохода «Лусеро» на траверзе бразильского города Ресифе. Причиной гибели судна было названо «самовозгорание льна» на борту. И это позабавило «Бонито», потому что он сам устанавливал «зажигалку». Другой случай был опаснее по возможным последствиям: «Чато» попал в сложный переплет, когда вез на своем таксомоторе химические реактивы в мастерскую. Неожиданно они вспыхнули в багажнике, и вдоль улицы потянулся черный зловонный шлейф дыма. Днем! При большом стечении народа! К счастью, хладнокровие не покинуло «Чато». Он подогнал машину к обочине, бросился в магазин, схватил два сифона газированной воды и, как заправский пожарный, загасил огонь.
В дополнение ко всему, «Артур» получил сведения о том, что в Буэнос-Айресе появились испанцы Перес и Барсело, — которые усиленно разыскивали… Хосе Окампо! «Артур» знал, что в своем партизанском прошлом они совершали успешные вылазки в тылы франкистских войск, взрывали мосты и железнодорожные пути, брали в плен вражеских офицеров. «Отважные парни» — так он говорил когда-то о них.
И все-таки Иосиф подавил в себе желание встретиться с ними и предложить работу в организации, хотя сам не так давно подыскивал «мужественных ветеранов из 14-го корпуса». Теперь Иосиф понимал, что формула — «воевал в Испании — значит, надежен», — не была безошибочной. История с предательством Нестора Санчеса в Мексике стала для него хорошим уроком. Поэтому, чтобы подстраховаться, «Артур» с помощью «Чато» организовал наблюдение за испанцами. За несколько дней слежки было установлено, что один из «смелых парней» — Перес — регулярно встречается с дипломатом из посольства Франко, а Барсело усиленно посещал ресторанчики близ порта, пытался завязать дружбу с докерами.
Эти сведения игнорировать было нельзя, и «Артур» на время уехал в Монтевидео, чтобы не искушать судьбу. В середине 1942 года он вернулся в Буэнос-Айрес и на следующий же день столкнулся с Пересом и Барсело на улице Сан-та-Фе. Иосиф понимал, что это была не такая уж случайная встреча, но не подал и виду: радостные эмоции, «сколько лет, сколько зим», объятия, похлопывания по спине.
«Скучаем по настоящему делу, — сказал Перес с подкупающей улыбкой. — Готовы к любому риску. Ты знаешь, мы не подведем».
Иосиф постарался убедить их, что после отъезда из Испании он не имеет отношения к «специальной работе». Но по реакции собеседников понял: испанцы ему не поверили.
Вскоре Перес вновь «случайно» встретился с Иосифом и стал убеждать его в том, что «не заслуживает подозрений», что его «боевое прошлое говорит само за себя» и что его «оскорбляет недоверие». Уклончивость «Артура» вывела испанца из себя. В адрес «Артура» неожиданно раздались прямые угрозы: «Ты еще пожалеешь, что оттолкнул меня. Думаешь, я не знаю, кто помогал советской checa убрать Нина? Берегись, Окампо, я обид не прощаю. У меня разговор короткий, ты знаешь!» Возможно, это была всего лишь угроза. Перес был несколько раз контужен, психика его явно нуждалась в лечении. Самым тревожным было то, что Перес упомянул историю с Андресом Нином. Вот что грозило настоящей бедой. Если эта информация попадет в полицию, цепкие ищейки смогут раскрыть правду об «Окампо». Большой город Буэнос-Айрес, но укрыться в нем от преследователей, знающих тебя в лицо, способных «просчитать» твои возможные маршруты и контакты, почти невозможно.
Иосиф рассказал об этой встрече Мануэлю Деликадо.
«Да, мы давно наблюдаем за этими парнями, — сказал он. — Они пытаются проникнуть в нашу группу, занимающуюся переброской людей в Испанию и Францию. Оставь решение этой проблемы для нас. Мы их пугнем, как следует».
Вскоре в полицейской хронике столичных газет появились сообщения о том, что испанский иммигрант Перес подвергся нападению у выхода из портового бара. Он получил огнестрельное ранение в грудь. На Барсело тоже было совершено покушение: к нему пристали «пьяные матросы» и нанесли ему несколько ударов кинжалом в филейную часть тела. На языке республиканцев это, видимо, и называлось «пугнуть, как следует».
Залечив раны, Перес и Барсело поспешили перебраться в Монтевидео, опасаясь за свою жизнь…
* * *
Вот таким тревожным образом «аукнулась» для Григулевича история с исчезновением Андреса Нина, о которой под грузом новых забот и обязанностей «Артур» почти не вспоминал. И это понято: дела давно минувших дней, погребенные песком и пеплом времени. Оказалось, что всегда есть кто-то, кто не забывает.