В семь часов утра, откушав по тарелке еды, выехали в Кандагар. В горотделе задерживаться не стал. Просмотрел агентурные сообщения, дал Гаузу кое – какие указания – и в первый отдел…

Во дворе отдела незнакомый афганенок весело играл со щенком не намного больше его самого. Увидев меня, остановился в испуге.

– Бийя инджа, бача (подойди сюда, мальчик), – как можно спокойнее позвал я его.

Мальчонка подался вперед, но остановился. «Мама не разрешает разговаривать с незнакомыми дядями».

– Бийя, бийя на тарси (иди, иди не бойся)! – достаю из кармана пряник.

Подходит ближе. Какой же ребенок откажется от сладостей! Осторожно берет угощение. Поднимаю его на руки. Подаю конфеты. Берет уже смелее. Одну сует себе в рот остальные крепко зажимает в маленьких кулачках.

Не бойся, малыш! Не отберу. Прижимаю к себе маленький теплый комочек. В груди защемило. «Наверное, ровесник моему Сергуне. Годика четыре, не больше», – подумал я.

– Как зовут тебя?

– Джамик, – наслаждаясь конфетой, отвечает малыш, быстро освоившись у меня на руках.

– Отец-то кто?..

Тут чувствую на себе чей-то взгляд. Оборачиваюсь. В глубине двора за деревом стоит старик и пристально смотрит на меня. Взгляд скорее не злой – настороженный!

На всякий случай ставлю Джамика на землю. Прикладываю правую руку к груди и кивком приветствую старика. Тот отвечает мне поклоном.

Потрепав пацаненка по волосам, вхожу в здание отдела. Сотрудники отдела восторженными взглядами встретили мое появление. Оказывается, они из окон наблюдали за моим общением с Джамиком.

Поздоровавшись со всеми, я вошел в кабинет Мамнуна.

– Привет! Во дворе старика видел. Кто такой? – спрашиваю его.

– Наш новый нафар, а бача – его сын.

– Сын? То-то старик на меня как-то странно смотрел, когда я пацана на руки взял.

– Странно смотрел?! Дед, наверное, речи лишился. Шутка ли, представитель такой великой страны обратил внимание на его сына… Теперь он за тебя жизнь свою отдаст.

– Так уж и жизнь? – засомневался я.

– Не сомневайся. Вам этого не понять.

Я пожал плечами. Что тут сказать? Марксизм – ленинизм, интернационализм, оперативная психология – все это хорошо. А вот достаточно мальчишку взять на руки, и его отец уже предан тебе навеки! Национальные особенности. А их по книжкам не изучить, их самим прочувствовать нужно…

В дверь постучали. Вошел тот самый старик. Спросив у Мамнуна разрешение, он подошел ко мне и, что-то бормоча, с поклоном протянул пирожные. Не поняв из его речи ни слова, я поинтересовался у Мамнуна, чего хочет Бади (так звали старика).

– Он благодарит тебя за нежное отношение к его сыну. Просит принять эти сладости.

– Да ты что, Мамнун? Эти пирожные половину его месячной зарплаты стоят. Ташаккоре (спасибо), бобо [73] , – поблагодарил я старика, дав понять, что угощенье не приму.

– Не отказывайся, бери, а то станешь его кровным врагом, – замечает Мамнун.

– Только что говорил – жизнь отдаст, теперь – кровный враг.

Тот, улыбаясь:

– Национальные особенности.

Чтобы принять пирожные, я протянул руки, но старик попытался их поцеловать.

Я резко встал. Это уже слишком.

– Мамнун, объясни ему, чтобы так не делал.

– Не могу. Здесь я бессилен.

При последующих встречах со стариком, прежде чем он успевал своими губами приложиться к моим рукам, я его обнимал и приветствовал как равного, традиционным «джурасти! хубасти!»

– Что-то он неважно выглядит, – говорю Мамнуну.

– Второй день желудком мается.

После некоторых уточняющих вопросов я поставил диагноз заболевания – гастрит. О гастрите я знал практически все. Много хлопот он мне доставлял.

Взяв из кейса таблетки викалина [74] , которые всегда были при мне, я подал их старику.

– Переведи, чтобы по одной таблетке три раза в день принимал, – попросил я Мамнуна. – И вот еще, – подаю таблетки аскорбиновой кислоты. – Их можно и мальцу дать, но не больше трех штук в день (я же не аптечный склад).

Поблагодарив меня, старик вышел из кабинета.

Покончив с «медицинскими» делами, перешли к рабочим вопросам…